Даниил Иванович Хармс
Хармс – это, прежде всего, «поэт и драматург, внимание
которого сосредоточено не на статической фигуре, но на столкновении ряда предметов, на их взаимоотношениях» [36]. Наиболее метко эту личность могли бы охарактеризовать слова «игрок», «чудак», «пророк». Своё чудачество Хармс проявлял даже в выборе псевдонимов, коих было не меньше двадцати: Хормс, Чармс, Хаармс, Шардам, Хармс-Дандан и т.д. Поэт считал, что если не менять имя, то это приведёт к несчастью. Первое напечатанное произведение писателя увидело свет в 1922 году уже под псевдонимом Хармс. С психологической точки зрения псевдоним является амбивалентным. О его значении существует несколько версий. В переводе с французского языка это значит «обаяние», а с английского — «желание причинять окружающим вред». Неординарность, нелогичность, причудливость — вот то, что было присуще творчеству Хармса и, несомненно, подкупало любого читателя. В 1926 году Д.Хармс и А.Введенский входили в группу "чинарей". «По объяснению друга обэриутов, литературоведа Я.Друскина, "чинари" – это некий "небесный чин", противопоставленный чинам официозным. "Чинари" писали в авангардистском духе, присущий им нигилизм имел юмористический характер. Они были противниками официоза и литературной приглаженности. Решив расширить свой состав, "чинари" образовали литературную группу, которую первоначально хотели назвать "Академия левых классиков". Окончательное название ОБЭРИУ появилось в конце 1927 года и являлось аббревиатурой слов "Объединение реального искусства". Буква «У» была добавлена в нарушение обычной логики аббревиатур — как элемент игры, вместо принятого для литературных движений «-изма» [21]. Поскольку расцвет поэзии Д.Хармса приходится именно на тот период, когда он являлся членом ОБЭРИУ(1928-1931), то наиболее ярко его мировоззрение может отобразить философия данной организации. В основе деятельности объединения лежало раскрытие понятия «действительность» с точки зрения, отличной от общепринятой, а также добавление словам новых значений с сохранением основного. Сюрреалистами-обэриутами культивировалась поэтика абсурда. Они представляли мир вне всяческих рамок и контроля, вне правил моральных и эстетических. Обэриуты игнорировали привычные устои и использовали в качестве «инструмента» ассоциации, обыгрывая их на все возможные и невозможные лады. Манифест ОБЭРИУ разъясняет ведущие концепции деятельности и методы воплощения своих идей: «ОБЭРИУ не скользит по темам и верхушкам творчества, – оно ищет органически нового мироощущения и подхода к вещам. ОБЭРИУ вгрызается в сердцевину слова, драматического действия и кинокадра» [36]. По мнению обэриутов, для того, чтобы познать истинную картину мира, необходимо выключить в себе рациональную сферу, не ориентироваться на понятие времени. «И если не различать понятия смысл и значение (…), то главной функцией времени будет смыслообразующая функция. Именно из этого исходили обэриуты в своём методе бессмыслицы, когда приостанавливали действия временного синтеза, попадая при этом в сферу бессмыслицы» [41, с.78]. Так, А. Введенский, двигаясь к методу бессмыслицы, подвергал сомнению привычные для человека способы познания и предпринимал попытку переосмысления рациональности как таковой: «Я посягнул на понятия, на исходные обобщения, что до меня никто не делал. Этим я провёл как бы поэтическую критику разума – более основательную, чем та, отвлечённая. Я усумнился, что, например, дом, дача и башня связываются и объединяются понятием здания. Может быть, плечо надо связывать с четыре. Я делал это на практике, в поэзии, и тем доказывал. И я убедился в ложности прежних связей, но не могу сказать какие должны быть новые. Я даже не знаю, должна ли быть одна система связей или их много. И у меня основное ощущение бессвязности мира и раздробленности времени.
А так как это противоречит разуму, то значит, разум не понимает мира» [41, с.78]. Это высказывание подтверждает мысль о том, что обэриуты через приостановление временного единства попадают в сферу бессмыслицы, в которой предметы уже не связываются с понятиями. «Таким образом, выключая в себе рациональную сферу и останавливая действие временного синтеза отдельных впечатлений, можно достичь вечности, так как мир рассыпается на множество мгновений, каждое из которых представляет собой вечность, «начнётся мерцание. Мышь начнёт мерцать. Оглянись: мир мерцает (как мышь)» [41, с.80].
Как справедливо отмечает В. А. Подорога, всё, что происходит, происходит лишь с нами, языковыми существами. Мир же, выходящий из собственного прежнего образа, отпадающий от языка, не погружается в хаос. Открывается новая близость с миром, теперь язык не препятствует миру напрямую захватывать нас. И это обессмысливает желание смысла [33,с.187]. Хармс описал такое отождествление человеческого Я с мировой субстанцией в своём произведении «Мыр»:
Тогда я понял, что, покуда было куда смотреть,– вокруг меня был мир. А теперь его нет. Есть только я.
А потом я понял, что я и есть мир.
Но мир – это не я.
Хотя в то же время я мир.
А мир не я.
А я мир.
А мир не я.
А я мир.
А мир не я.
А я мир.
И больше я ничего не думал [58,с.75]
В стихотворении Д.Хармс делает попытки познать мир, хочет слиться с ним воедино и отмечает, что, «если мы перестанем делить мир количественно, а непосредственно осознаем его качественную однородность, тогда мы попадём в «препятствие» между «тем» и «этим», мы попадём в Мыр» [41, с.81]. Параллельно становлению творческой индивидуальности Хармса формировалось и его мировосприятие. Интерес Д.Хармса к мировоззренческим проблемам показали и те записи, которые с 1927 года поэт начал заносить в дневники и записные книжки. В самом начале 30-х годов Даниил Иванович записал в дневнике: «Ищи то, что выше того, что ты можешь найти» [19]. Запись свидетельствует о стремлении автора к «вертикальному» развитию, к постоянному росту. А после второго ареста в 1937 году Хармс записал там же свое эстетическое кредо: «Меня интересует только "чушь", только то, что не имеет никакого практического смысла. Меня интересует только жизнь в своем нелепом проявлении. Геройство, пафос, удаль, мораль, гигиеничность, нравственность, умиление и азарт – ненавистные для меня слова. Но я вполне понимаю и уважаю: восторг и восхищение, вдохновение и отчаяние, страсть и сдержанность, распутство и целомудрие, печаль и горе, радость и смех»[19]. Даниил Хармс верил в абсурд, чудо и в абсолютную гармонию мира, а его девизом была фраза: Жизнь – игра. Эксперимент неизменно сопровождал Д.Хармса. «Тип литературы, с которым экспериментирует Хармс, можно назвать «идеальным», - пишет в своей работе филолог современности М.Ямпольский. – И, как всякий «идеальный» мир, - это мир внетемпоральный» [66,с.14]. Писатель пытался создать целостную систему идейных и художественных установок, которые должны были стать фундаментом для нового мироощущения и новой поэтики. При этом опирался он не столько на реалии современности, как на распад исторического времени, внетемпоральность, то есть действия в произведениях Д.Хармса существуют вне времени. В 1941 году на долю Даниила Хармса выпал последний удар. 23 августа он был арестован в третий раз и до самой своей кончины пробыл за решёткой в Новосибирске, но вскоре после ареста Хармс был признан невменяемым и переведен на принудительное лечение в психиатрическую больницу при тюрьме, где 2 февраля 1942 года умер, скорее всего, от голода. Во время блокады Ленинграда его слабеющая, голодающая жена М.В.Малич нашла их старую квартиру, почти полностью разбомбленную, и, взяв уцелевшие рукописи мужа, передала их другу писателя Я. Друскину, который сумел сберечь их, а после и дополнить оставшимися у сестры Хармса работами. Михаил Ямпольский пишет: «То, что Хармс не работает в режиме классической интертекстуальности, то, что память в его текстах ослаблена до предела, именно и ставит его творчество на грань традиционных филологических представлений о литературе, и делает его исключительно интересной фигурой для сегодняшнего исследователя» [67, с.11] Действительно, в наше время продолжателей у Д.Хармса уже не меньше, чем читателей, а литераторы и лингвисты, учитывая огромный пласт мировой культуры, стоящий за Д.Хармсом, начинают принимать во внимание при изучении творчества Д.Хармса не только художественную, но и методологическую ценность его произведений.
1.3. Выводы Игра появилась до возникновения цивилизации и формировалась на протяжении веков, постепенно утверждаясь в тех или иных сферах разных наук. Понятие языковой игры впервые было введено Людвигом Витгенштейном в 1953 году для описания языка как системы условных правил, в которых принимает участие говорящий. Ведущей целью является акцентирование внимания читателя на определённых моментах текста с помощью языковой шутки, юмора, смеха. К приёму языковой игры обращаются поэты и писатели разных времён, среди них – члены ОБЭРИУ. Новаторство их методов в том, что обэриуты не ориентируются на понятие времени. Таким образом, в своих произведениях поэты переносятся в сферу бессмысленности. Один из обэриутов, Даниил Хармс, игрок по натуре, экспериментирует со словами для того, чтобы показать своё отношение к действительности. Намеренные отклонения от норм и правил языка, которые предполагает языковая игра, характеризуют в целом стиль письма Д.Хармса.
ГЛАВА 2