Процессу развития капитализма в России были свойственны как закономерности капиталистического пути, присущие западноевропейским странам, так и свои особенности.
К закономерностям развития капитализма в России относились:
1. рост всех отраслей экономики, индустриализация страны и техническая модернизация ее производства;
2. превращение промышленного капитализма в монополистический капитализм на рубеже ХIХ–ХХ вв. – по степени монополизации Россия не отставала от развитых европейских стран и США;
3. периоды подъемов и спадов в экономике, вплоть до финансовых и хозяйственных кризисов.
Особенности развития капитализма в России были обусловлены более поздним ее вступлением в стадию капитализма по сравнению с западными странами и сохранением после реформы 1861 г. остатков крепостнических порядков в экономике и социально-политической сфере:
В экономической сфере:
1. многоукладность экономики: частнокапиталистический уклад (фабрики и заводы, помещичьи и кулацкие хозяйства); полунатуральный (крестьянский) уклад; мелкотоварный (кустарно-ремесленное производство) и др.;
2. диспропорция в развитии различных регионов страны, отраслей промышленности, промышленности и сельского хозяйства;
3. высокие темпы развития промышленности, высокая концентрация производства, капитала и рабочей силы;
4. широкое внедрение иностранного капитала.
В социально-политической сфере:
1. сохранение самодержавия и сословного строя, отсутствие конституции;
2. активное вмешательство государства в экономику, образование государственно-монополистического капитализма (ГМК);
3. высокая степень эксплуатации рабочих и крестьян, отсюда острота «крестьянского» и «рабочего» вопросов;
4. слабая психологическая (ментальная) подготовленность основной массы населения (крестьянства) к капиталистическим отношениям, преобладание в их сознании уравнительных, общинных настроений. В основе протеста крестьян было отрицание западного капитализма, несущего социальную дифференциацию.
Эти особенности накладывали определенный отпечаток на социально-экономические процессы, обуславливали их сложность и противоречивость. Форсированное экономическое развитие, высокая цена модернизации, всей тяжестью ложившаяся на плечи трудящихся, приводили к обострению социальных противоречий и становились почвой для антикапиталистических настроений и восприятия революционных и социалистических идей. Общественные и социальные противоречия способствовали возникновению первой русской революции, особенно обострились в годы Первой мировой войны и привели к Февральской буржуазно-демократической революции 1917 г.
Защитная роль государства приводит современных историков к выводу об особом русском пути модернизации – «государственном индустриализме», который, по их мнению, стал альтернативой капиталистической индустриализации.
Литература.
1. Ананьич Б.В. Предпринимательство в дореволюционной России. Этноконфессиональная структура и региональное развитие ХIХ–начало ХХ вв. М., 2010.
2. Грегори П. Экономический рост Российской империи (конец XIX – начало XX веков). М.,2003.
3. Зырянов П.Н. Крестьянская община Европейской России (1907–1914). М.,1998.
4. Кирьянов Ю.Н. Жизненный уровень рабочих России (конец ХIХ–начало ХХ вв.). М.,1979.
5. Ленин В.И. Развитие капитализма в России // Полн. собр. соч. – Т.3.
6. Миронов Б.Н. Социальная история периода империи: Генезис личности, демократической семьи и правового государства. В 2-х т. СПб., 2003.
7. Рындзюнский П.Г. Утверждение капитализма в России. 1850–1880. М., 1978.
8. Федоров В.А. История России 1861–1917 гг. М., 2001.
9. Семенникова Л.И. Россия в мировом сообществе цивилизаций. Брянск,1996.
Лекция 22–23. Общественная мысль и общественное движение в России
(вторая половина 1850-х–1880-е гг.).
План.
1. Накануне отмены крепостного права (вторая половина 1850-х гг.).
2. После отмены крепостного права (1860-е гг.).
3. 1870–1880-е гг.
1. Накануне отмены крепостного права (вторая половина 1850-х гг.)
Ход и результаты Крымской войны, выявившие военно-техническую и экономическую отсталость России, стали причиной роста оппозиционных настроений в русском обществе. Желание перемен еще более усилилось, когда после смерти своего отца (18 февраля 1855 г.) на престол взошел Александр II. С ним связывались большие ожидания. Передовое общественное мнение второй половины 1850-х гг. окрашивалась в два основных идеологических цвета: либеральный и радикально-социалистический. Крепостническая реакция, если говорить о настроениях основной массы русского дворянства, была, конечно, сильна, но она не имела ярких вождей, да, к тому же, проявиться ей публично, в прессе было уже трудно в условиях, когда правительство, пусть не без колебаний, становилось на либерально-реформистский путь.
Либералы. Идейно-теоретическим центром русского либерализма во второй половине 1850-х гг. выступало западничество, ставшее к этому времени, как мы уже знаем, чисто либеральным. В годы Крымской войны широкое хождение получила оппозиционная рукописная публицистика либералов. С 1856 г. они печатались уже в новом герценовском издании – сборниках «Голоса из России». В том же 1856 г. у них появился свой журнал «Русский вестник» под редакцией М.Н. Каткова, который не давал тогда еще повода сомневаться в своей либеральной репутации. В результате раскола между сотрудниками «Русского вестника» возник еще один либеральный орган – журнал «Атеней», выходивший в 1858–1859 гг. Именно на страницах этих изданий шло обсуждение программы реформ, осуществление которых русские либералы считали необходимым. Эта программа включала в себя требование отмены крепостного права с наделением крестьян с землей за выкуп, свободы промышленной деятельности, ограничения полицейско-бюрократического произвола, преобразования суда, развития местного самоуправления, ликвидации цензуры.
Внутри либерального лагеря шли споры о пределах бюрократической централизации, целесообразности сохранения общины после отмены крепостного права. Но все его теоретики и публицисты были едины в своем неприятии социализма и революции. Такое же единство они демонстрировали тогда, когда речь заходила об отношении к институту самодержавия. Всем им была ясна преждевременность постановки вопроса о его ограничении. Характерная для «Русского вестника» англомания не должна вводить в заблуждение. В ней не было никаких признаков конституционализма. Речь шла пока об усвоении опыта развития местного самоуправления в Англии, ставшего там надежной опорой парламентаризма.
Социальной базой русского либерализма по-прежнему оставалось дворянство. Он находил опору не только в столицах, но и в провинции, о чем свидетельствует формирование либеральных «меньшинств» в губернских дворянских комитетах по крестьянскому делу.
Славянофилы. Заметное место в общественном движении кануна отмены крепостного права заняли славянофилы. В их рядах в это время произошла смена поколений. Основная тяжесть теоретической и полемической работы легла на плечи Ю.Ф. Самарина, И.С. Аксакова, А.И.Кошелева. Славянофилам удалось, наконец, наладить издание собственных журналов – «Русская беседа» (1856–1860) и «Сельское благоустройство» (1858–1859). Одновременное вхождение славянофилов и западников в журналистику имело своим следствием новую вспышку полемики между двумя направлениями. Но вопросы, обсуждавшиеся в ее ходе (происхождение крестьянской общины, народность науки), оказались уже не столь значимыми для общества, как выдвигавшаяся на первый план проблема отмены крепостного права. Литературная «война» прекратилась концу 1857 г.
Что же смогли предложить славянофилы обществу и власти в тот момент, когда все уже понимали, что Россия не минует перемен? Разумеется, идеологи и публицисты «русского» направления не могли отказаться от попыток начать популяризацию своего учения с целью перевоспитания общества на началах православия и народности. Но если бы они удовольствовались только этим, их ждало бы полнейшее фиаско, потому что оба эти понятия символизировали собой в середине 1850-х гг. эпоху николаевского застоя. «Молодые» славянофилы прекрасно понимали это и к тому же искренно желали обновления. По их убеждению, это обновление могло состояться только на путях создания надежного внутреннего рынка, который требовал развития национальной промышленности и разветвленной сети железных дорог. Ключом к решению этих проблем была отмена крепостного права. Славянофилы выступали последовательными ее сторонниками и опережали правительство в понимании того, что крестьяне могут быть отпущены на свободу только с землей. Отметим, что Ю.Ф. Самарин и примыкавший к славянофилам В.А. Черкасский, будучи членами-экспертами Редакционных комиссий, сыграли значительную роль в подготовке правительственного проекта отмены крепостного права.
Как мы уже знаем, славянофилы были защитниками общины, видя в ней средство, с помощью которого можно предотвратить пролетаризацию крестьянства. Но выяснилось, что славянофильская любовь к общине имеет вполне определенные границы. Рядом с ней, считали они, должна существовать собственность личная как «элемент преуспевания, как способ удовлетворения сильных, богатых, предприимчивых личностей», как важнейшее условие развития «промышленности, земледелия, торговли». Таким образом, благословлялось развитие капитализма, а община выступала всего лишь как средство его «обезболивания». Первоначальная антикапиталистической утопия оставалась в прошлом. Разумеется, никто из славянофильских публицистов не отказывался от риторики на темы «православности» и «народности», но, в сущности, это была всего лишь «национальная» аранжировка буржуазного порядка, который в недалеком будущем должен прийти в Россию.
Признав за капитализмом права гражданства в России, славянофилы оказались в одном ряду с либералами. Они становились к ним еще ближе, когда говорили о необходимости избавиться от взяточничества, реформировать суд, дать свободу слову, убрать бюрократическую опеку над народной жизнью.
Пик политической оппозиционности славянофильства приходится на середину 1850-х гг. Буквально накануне воцарения Александра II Кошелев требовал созыва «выборных от всей земли русской», видя в Земской думе главное условия выхода страны из кризиса. Правда, в этом представительстве не должно было быть ничего конституционного. О Земском соборе как инструменте восстановления союза между государством и «землей» (народом») в то же самое время мечтал К. Аксаков, но находил пока преждевременным переводить эту идею в практическую плоскость.
А.И. Герцен. Став в 1847 г. политическим эмигрантом, Герцен основал в Лондоне «Вольную русскую типографию»(1853). Два года спустя он начал издание альманаха «Полярная звезда» (1855–1862,1869), за ним последовали сборники «Голоса из России» (1856–1860) и, наконец, с июля 1857 г. начался выпуск газеты «Колокол» (1857–1867). С девятого номера она стала выходить два раза в месяц.
Вот как определялись Герценом и Огареым цели вольной печати в первом номере «Колокола»: «следить шаг за шагом за действиями правительства, разбирать беспощадно, что дурно, открывать России ее раны – которых она не замечает, и указывать на те, которые она сознает, возбуждать правительство и народ к исканию средств излечить их и не отрекаться от права свободно высказывать свои теоретические убеждения». Эпиграфом-девизом к газете стали слова «vivos voco!» («зову живых!»). «Колокол» задумывался его издателями как орган широкого антикрепостнического фронта. У газеты была широкая корреспондентская сеть в России. «Колокол» читал император, органы жандармского сыска находили его даже в деревне, у крестьян.
Будучи социалистом, Герцен в то же самое время не терял чувства политического реализма. Он прекрасно понимал, что перед Россией открывается возможность сделать всего лишь «первый необходимый, неотлагаемый шаг». А потому им формулировалась только программа-минимум, вокруг которой можно было собрать широкую коалицию всех прогрессивных сил без обозначения их «партийных» различий. Она включала в себя всего три требования: «освобождение слова от цензуры», «освобождение крестьян от помещиков», «освобождение податного сословия от побоев». Обращает на себя внимание то, что Герцен отказывается от уточнения условий крестьянского освобождения. Кроме того, он намеревался обойтись в «Колоколе» без обсуждения вопросов религии и социализма.
Отзывы Герцена о «петербургском деспотизме» в первой половине 1850-х гг. были просто уничтожающими, но он отвергал николаевский режим лишь как одну из конкретных форм проявления идеи самодержавия. Неограниченная монархия рассматривалось им как институт, лишенный «традиций и принципов», могущий служить различным целям. Герцен верил в то, что «русское императорство» сможет «совершенно» изменить свой характер, превратившись в «демократическое и социальное самовластие». Поэтому смерть Николая I имела для него «величайшее значение».
Вера Герцена в осуществимость глубоких социальных преобразований «сверху» еще более окрепла во второй половине 1850-х гг. В «Колоколе» был провозглашен принцип «мы идем с тем, кто освобождает и пока освобождает». О «другой дороге», революционной, на случай, если «государственный рыдван решительно начнет пятиться», Герцен отказывался говорить всерьез. Отвечая на адресованное ему пожелание «звать Русь к топору», Герцен писал в 1860: «К метлам надобно кричать, а не к топорам!».
Все эти программные и тактические установки позволили Герцену поддерживать если не союзнические, то взаимно толерантные отношения с либералами-западниками и славянофилами вплоть до 1861 г. В его лице обрела искреннего защитника литература либерального обличительства. Он не нашел общего языка только с руководителями более левого по своему направлению «Современника».
Н.Г.Чернышевский. Идейным центром разночинской социалистической демократии, активно формировавшейся на рубеже 1850–1860-х гг., стал петербургский журнал «Современник». Его политическое лицо определяли разночинцы Н.Г. Чернышевский (1828–1889) и Н.А. Добролюбов (1836–1861).
Социализм Чернышевского несколько отличался от герценовского. Чернышевский не склонен был настаивать на исключительности общинного владения землей в России. Эта форма была «общей человеческой принадлежностью известного периода в жизни каждого народа». Более того, он видел в общинном устройстве архаический остаток, который свидетельствовал о «медленности и вялости исторического развития». И, наконец, Чернышевский вступал в прямую полемику с Герценом, считавшим, что современная Европа не способна к социалистическому обновлению. «Западная Европа, – писал Чернышевский, – идет к осуществлению этого (общинного, коллективистского. – В.К.) принципа совершенно независимо от нас… помощи нашей не нужно ей; и то, что существует у нас по обычаю, неудовлетворительно для ее более развитых потребностей, более усовершенствованной техники». Реализация социалистического идеала в России, считал он, потребует «довольно долгого переходного состояния».
Социалисту и потенциальному революционеру Чернышевскому нельзя отказать в трезвости и реализме, которые он продемонстрировал и в оценке положения в России накануне 1861 г., и в выстраивании собственной тактической линии. Прекрасно понимая, что судьба крестьянства будет решаться в реформе, а не в революции, Чернышевский подталкивал правительство и дворянство к такому решению крестьянского вопроса, которое могло максимально удовлетворить интересы крестьянства. Он выступает за освобождение крестьян с надельной землей при минимальном размере выкупа, за участие «всей нации» в выкупных платежах, за сохранение общины. Когда же к самому концу 1850-х гг. ему стало ясно, что разница планов либералов-прогрессистов и помещичьей партии «не колоссальная, а ничтожная», он начинает исподволь готовить читателей «Современника» к революционному исходу, понимая, каким тяжелым может быть этот путь. Принцип «чем хуже, тем лучше» ложится в основу тактической линии «Современника».
Чернышевский не отказывался поначалу от контактов с либералами. В статье «О новых условиях сельского быта» (апрель 1858 г.) он воспроизвел с некоторыми изъятиями «Записку об освобождении крестьян России» К.Д. Кавелина. Буквально через месяц последовала публикации его статьи «Русский человек на rendez-vous» в либеральном журнале «Атеней». Но разрыв с либералами был неизбежен, и он наступил в начале 1859 г. в связи с вызывающим антилиберальным демаршем Добролюбова в статье «Литературные мелочи прошлого года» (1859, № 1, 4). Неожиданно за либералов вступился Герцен. В демократическом лагере, таким образом, возникла конфликтная ситуация, погасить которую попытался Чернышевский. В конце июня 1859 г. он приехал в Лондон для переговоров с Герценом. Личная встреча не сняла противоречий между «Современником» и «Колоколом», не стала прологом к установлению союзнических отношений. Чернышевский вернулся из Лондона с явно негативным мнением о своем лондонском собеседнике. Он увидел в Герцене «Кавелина (читай: либерала – В.К.) в квадрате».
2. После отмены крепостного права (1860-е гг.).
Рубеж 1850–1860-х гг. в истории России советская историография характеризовала обычно как период первой революционной ситуации. Такая оценка впервые прозвучала в ряде работ В.И. Ленина. Сегодня можно по-разному относиться к этому определению, но в любом случае следует признать, что в общественно-политической жизни России начала 1860-х гг. имели место такие явлений, которые в сумме своей представляли серьезную опасность для существующего социально-политического строя. Что же представляли собой эти новые факторы?
С 1861 г. по лето 1863 г. Россия пережила несколько волн невиданного по масштабам крестьянского протеста против законоположений 19 февраля. Правительство вынуждено было реагировать расстрелами, введениям в деревни воинских команд. Но вопреки опасениям и ожиданиям, что в 1863 г. в связи с введением в действие уставных грамот крестьянское движение примет поистине революционный размах, оно пошло на спад.
Осенью 1861 г. начались студенческие волнения, ставшие ответом на реакционные меры правительства против университетской молодежи. Движение началось в Петербурге, перекинулось в Москву и Казань. Дело не обошлось без военно-полицейских репрессий и арестов. Петербургский и Казанский университеты были временно закрыты.
Необычайно широкий размах приобрела прокламационная деятельность. Прокламации имели своим адресатом различные слои населения: интеллигенцию, «простой народ», солдат, крестьян. Эти документы отличались разной степенью социальной и политической радикальности. Пожалуй, самая высокая, ультрарадикальная нота была взята прокламацией «Молодая Россия». Она была написана студентом Московского университета Петром Заичневским с помощью членов кружка, в которой он входил. В мае 1862 г. ее начали распространять сначала в Петербурге, затем в Москве и других городах. Прокламация призывала к кровавой и неумолимой революции, расправе с домом Романовых и «императорской» партией, куда зачислялись чиновники, купцы, «все, у кого есть собственность родовая или благоприобретенная». Провозглашался лозунг «социальной и демократической республики Русской» в виде федерации областей. Программные требования носили социалистический характер. Совершить переворот авторы этого документа рассчитывали силами крестьянства, возглавляемого образованной молодежью. Ставка делалась также на старообрядцев и офицеров. Все появившиеся к этому времени революционные программы и прокламации отвергались по причине их неполноты или умеренности.
Распространение «Молодой России» совпало с небывалыми пожарами в Петербурге в мае 1862 г. В общественном мнении оба эти события оказались тесно связанными между собой. Возникла стойкая версия о революционерах-поджигателях. Подлинная причина пожаров так и осталась невыясненной, но у в руках у правительства оказался серьезный повод для того, чтобы начать наступление на оппозиционное и революционное движение. Были приостановлены «Современник» и «Русское слово», запрещена деятельность воскресных школ, начались аресты. В июле были арестованы Н.Г. Чернышевский и Д.И. Писарев.
Революционное подполье в России начинало приобретать отчетливые организационные формы. Уже осенью 1861 г. братья Н.А. и А.А. Серно-Соловьевичи, А.А. Слепцов и Н.Н. Обручев приступили к созданию общества, получившее название «Земля и воля» (подсказано Н.П. Огаревым). Вряд ли можно считать руководителем «Земли и воли» Н.Г.Чернышевского, как это нередко делается. Что же касается редакции «Колокола», то А.И. Герцен, Н.П. Огарев и находившийся в Лондоне М.А. Бакунин поддержали инициаторов сплочения революционных сил в России. Кроме достаточно больших групп землевольцев, существовавших в Петербурге и Москве, комитеты и отделения этой организации появились в 1862 г. в Казани, Нижнем Новгороде, Саратове, Астрахани и ряде других городов.
Начальным программным документом общества можно считать статью-прокламацию Н.П. Огарева «Что нужно народу?», напечатанную в «Колоколе» в 1861 г. Отвечая на вопрос, поставленный в ее названии, Огарев называл: «землю, волю, образование». Для того чтобы он все это получил на самом деле, надо было: оставить помещичьим крестьянам ту землю, которой они владеют, и сохранить общину; обложить их такою же податью, какую платят государственные крестьяне; не «обижать» помещиков, установив им разумное вознаграждение; «убавить расход на войско», сократив его наполовину; сократить собственные расходы царского правительства; «избавить народ от чиновников», дав ему возможность управляться через своих выборных; собрать выборных от губерний в столицу, чтобы они решили вопрос о замене подушной подати на подать с земли, установили справедливость в отбывании рекрутской и других повинностей.
Кто должен был выполнить эту программу? Огарев начисто отвергал какие-либо надежды на царя: он «не друг, а первый враг народа». Настоящих «друзей» народу надо было искать среди солдат, которые стрелять по нему не будут, офицеров, которые учат солдат, что «стрелять по народу грех смертный», честных и народолюбивых помещиков и купцов. Итак, надлежало «молча сбираться с силами», чтобы «можно было умно, твердо, спокойно, дружно и сильно отстоять против царя и вельмож землю мирскую, волю народную и правду человеческую».
Эти минимальные требования революционной демократии были к началу лета 1862 г. откорректированы тем же Огаревым. Он высказался за передачу всей помещичьей земли «в земство» и установление управления «от земства». Последнее предполагало, чтобы «царь был земский, с земством согласный, или земством избранный». Лозунг бессословного, наделенного учредительными функциями Земского собора был поставлен в центр агитации. Отказ правительства в созыве собора стал бы сигналом к повсеместному восстанию.
Осенью 1862 г. в Петербурге состоялись переговоры между представителем польского Центрального национального комитета З. Падлевским и руководителями «Земли воли». Обсуждался вопрос о возможности помощи польскому восстанию со стороны русских революционеров. Землевольцы, ссылаясь на свою неподготовленность к совместному выступлению, просили поляков отсрочить начало восстания. Они надеялись на возможность подъема крестьянской борьбы весной–летом 1863 г. Переговорщики со стороны «Земли и воли» могли обещать с уверенностью участие в восстании лишь членов Комитета русских офицеров в Польше, который уже вошел в состав организации.
Подавление польского восстания, несбывшиеся надежды на революционный взрыв внутри России не могли не сказаться на дееспособности «Земли воли». Она прекратила свое существование к концу 1863–началу 1864 г.
Существовал еще один внутриполитический фактор, осложнявший положение власти в начале 1860-х гг. Им был дворянский конституционализм. В этом движении нашло свое отражение недовольство значительной части дворянства только что объявленной реформой. Попытка обревизовать ее с помощью политического представительства выглядела вполне логичной. В январе 1862 г. в Москве во время губернских дворянских выборов был принят адрес Александру II с ходатайством о созыве «общего» или «государственного» дворянского собрания для «исправления» Положений 19 февраля. В январе 1865 г. конституционная вылазка московских дворян повторилась. Они еще раз попросили царя довершить государственное здание созывом выборных от «земли русской» и допустить избрание с этой целью лучших представителей «верного дворянства».
Однако дворянский конституционализм мог быть не только сословным, олигархическим. Уникальным примером либерально-буржуазного конституционализма являются требования тверского дворянства. Они были сформулированы в конце 1861–начале 1862 г. Тверское губернское дворянское собрание высказалось за ликвидацию обязательных отношений между помещиками и крестьянами и переход к выкупу наделов при содействии всего государства, за преобразование финансовой системы, учреждение независимого гласного суда, за уничтожение сословных привилегий дворянства и слияние сословий. Все это могло быть осуществлено не правительством, а «самим народом» через «собрание выборных от всего народа без различия сословий». Требование созыва такого собрания содержалось в адресе Александру II.
Серьезным испытанием для правительства и общества стало восстание в Польше, начавшееся в ночь с 22 на 23 января 1863 г. Руководил восстанием Центральный национальный комитет (ЦНК), который возглавили Я. Домбровский, З. Сераковский, З. Падлевский, В. Врублевский. Они представляли левое, демократическое крыло освободительного движения, т.н. партию «красных». На правом его фланге находилась аристократическая партия «белых». Манифест ЦНК от 23 января провозглашал наделение крестьян землей, находящейся в их пользовании, отмену феодальных повинностей, свободу и равноправие для всех граждан страны. Независимая Польша виделась вождям восстания в границах, существовавших в 1772 г., т.е. до ее первого раздела. Это означало, что в ее состав должны были войти Литва, Белоруссия и правобережная Украина. «Красные» и «белые сходились в этом требовании, хотя и боролись между собою за первенство в руководстве движением.
В марте-апреле восстанием были охвачены почти вся Литва и Западная Белоруссия. Движение не обошло и Правобережную Украину. Восстание не получило массовой крестьянской поддержки. В то же время группа офицеров русской армии перешла на сторону повстанцев. Имела место попытка русских и польских демократов организовать весной 1863 г. выступление в Поволжье и на Урале (т.н. «Казанский заговор»).
К лету 1863 г. возникла реальная опасность войны между Россией и коалицией европейских держав (Англия, Франция, Австрия), предпринявших дипломатический демарш в поддержку восставшей Польши. Обострение внешнеполитической ситуации способствовало консолидация русского общества на почве антипольских настроений и надежд на реванш за поражение в Крымской войне.
Царизм взял решительный курс на подавление восстания. В мае 1863 г. генерал-губернатором в Литву был назначен М.Н. Муравьев («Вешатель»), получивший диктаторские полномочия. К осени 1863 г. военное превосходство усмирителей в Царстве Польском и Литве стало подавляющим. Весной 1864 г. были разбиты последние отряды повстанцев.
У русских революционеров было немало сомнений относительно шансов восставших на победу, но они безоговорочно выступили в защиту и поддержку движения. «Земля и Воля» откликнулась несколькими воззваниями, в которых подчеркивалась неразрывная связь русской и польской свободы. «Колокол» встал на сторону поляков. Это не значит, что Герцен не видел издержек движения, включая территориальные притязания его руководителей. Но в тот момент, когда поляки вели неравную борьбу с империей, он считал безнравственной и неуместной какую-либо критику их позиции. Безоговорочная солидарность с восставшей Польшей не могла не обернуться для Герцена потерей влияния в России. Помощь восстанию со стороны русской революционной эмиграции носила не только литературно-агитационный характер. При активном участии Н.П. Огарева и М.А. Бакунина была снаряжена морская экспедиция для переброски добровольцев и оружия в Польшу, но она не увенчалась успехом.
Либералы. Главные теоретики русского либерализма Кавелин и Чичерин чрезвычайно высоко оценили Положение 19 февраля 1861 г. Не могли вызвать отторжения у них земская и судебная реформы. Дворянский конституционализм встретил в Кавелине и Чичерине принципиальных противников. Появление в России политического представительства с неизбежным перевесом в нем дворянства, полагал Кавелин, не способствовало бы закреплению результатов крестьянской реформы и стабилизации положения в стране. Конституция, превратившись в орудие дворянской реакции, могла привести к взрыву крестьянского недовольства. Чичеринская критика конституционализма применительно к России приобрела еще более резкий характер. Нация, более всего нуждавшаяся, по его убеждению, в восстановлении внутреннего единства, была бы окончательно расколота учреждением политического представительства. Только Катков двинулся навстречу дворянско-олигархическому конституционализму.
Реформистская оппозиционность, составлявшая стержень позиции либералов накануне 1861 г., уступила теперь место серьезной озабоченности возможностью революционных потрясений. Поэтому борьба с революционерами и социалистами, поддержка власти вышла в их деятельности на первое место. «Современник» и «Колокол» были теперь их главными противниками. Борьбу с «нигилистами» на страницах «Русского вестника» Катков начал сразу же после объявления крестьянской реформы. Факт поддержки русской демократией восстания в Польше был незамедлительно использован им как бесспорно доказательство антинациональных, предательских устремлений революционеров. Чичерин создает теорию «охранительного либерализма», пытаясь освободить русское общество от «избытка оппозиционных излияний» и помирить его с правительством.
Катков, Кавелин и Чичерин дружно ратовали за скорейшее усмирение польского «мятежа». Особую роль в разжигании великодержавных, националистических страстей сыграли передовые статьи Каткова в газете «Московские ведомостей» (он был ее редактором начиная с 1863 г.).
Славянофилы. До 1861 г. славянофилы расходились между собой в представлениях о «технологии» проведения крестьянской реформы, но после того, как она стала реальностью, кружок быстро консолидировался в оценках того, что на его глазах стало меняться в деревне, и оптимистически смотрел на ход крестьянского дела. Печатным органом славянофильства стала газета «День» (1861–1865), которую издавал и редактировал И.С. Аксаков.
На страницах своей газеты Аксаков корректировал историко-социологическую концепцию своего старшего брата Константина, дополняя понятия «земля» и «государство» категорией «общество». Именно общество, где совершается сознательная умственная деятельность народа, призвано было оберегать народ от бюрократической государственности и обеспечивать его развитие по законам «внутренней правды». Общество нуждалось в свободе, но вместе с тем не должно было терять своей аполитичности. Единственным его орудием являлось свободное слово. Это теоретическое построение придавало позиции Аксакова черты некоторой оппозиционности. Она была присуща и взглядам А.И.Кошелева, который, борясь с «самодержавием бюрократии» и желая полного единения царя с народом, требовал в 1862 г. созыва Земской думы. Но этот орган не должен был посягать на полноту самодержавной власти.
Далеко не всё устраивало славянофилов в судебной и земской реформах. Главная их претензия состояла в том, что новым институтам не хватало «русской органической примеси». Но и протестовать против этих нововведений они не могли, понимая, что России без них не обойтись.
С первых номеров «День» начал борьбу с революционно-демократическим движением. Неизбежным стал разрыв славянофилов с Герценом. Польское восстание сделало славянофилов безусловными союзниками самодержавия. Их идеология послужила теоретическим оправданием угнетательной политики по отношению к Польше.
Н.Г. Чернышевский. Реформа 1861 г. показала, что скепсис Чернышевского в отношении отмены крепостного права «сверху», характерный для его взглядов конца 1850-х гг., был вполне оправдан. Теперь он с полным основанием мог говорить о неудаче реформы, в которой потребности народа оказались на самом последнем месте. К первой ее годовщине он написал статью «Письма без адреса» (адресат ее хорошо прочитывается – это был Александр II), но она не была пропущена цензурой. Здесь была названа причина провала крестьянского «освобождения». Александр, отмечал Чернышевский, отменил крепостное право «силою старого порядка», т.е. бюрократическим способом и в интересах дворянства. В результате все закончилось «штопкой», тогда как нужно было шить «новое платье».
Всплеск крестьянского недовольства полученной «свободой» не поселял в Чернышевском революционного оптимизма. Освобождение «снизу» было бы, по его мнению, «ужасающей развязкой». Народ «невежествен, исполнен грубых предрассудков и слепой ненависти ко всем отказавшимся от его диких привычек», а потому его попытка «приняться за устройство своих дел» обернется уничтожением «всей нашей цивилизации». Миф о Чернышевском начала 1860-х гг. как о главном идеологе крестьянской революции не выдерживает критики. Его сторонники обычно указывают на якобы принадлежащую ему прокламацию «Барским крестьянам от их доброжелателей поклон», где называется один путь к воле – тщательно готовиться к «делу» и ждать сигнала к действию. Но авторство Чернышевского до сих пор остается предметом дискуссии. Из содержания романа Чернышевского «Что делать?», опубликованного в «Современнике» в 1863 г., когда его автор уже сидел в Петропавловской крепости, также не следует, что социалист (и даже коммунист) Чернышевский верил в победу крестьянской социалистической революции в России уже в 1865 г.
А.И. Герцен. Эйфория, вызванная объявлением крестьянской реформы, быстро сменилась у Герцена трезвой оценкой ее содержания. В «Колоколе» были произнесены слова: «Старое крепостное право заменено новым. … Народ царем обманут!». Редакция «Колокола» стала союзником «Земли и воли». В обстановке нарастания крестьянского протеста против условий реформы, активизации революционного движения перед «Колоколом» вставали новые тактические задачи. Герцен и Огарев поддержали идею Н. Серно-Соловьевича о создании «тайных обществ» по областям. Однако целесообразность создания общероссийского подполья признавалась в «Колоколе» не с точки зрения «борьбы непрерывной, беспощадной, до последнего издыхания враждебной силы», как писал об этом Серно-Соловьевич, а в основном в связи с возможностью конституции или локального, петербургского переворота. Издатели «Колокола» еще не теряют надежды на мирный или минимально насильственный исход событий. Они ждут нового подъема крестьянского движения весной–летом 1863 г., однако не придают ему решающего значения. Крестьянское восстание рассматривается ими как крайнее средство. «Областные общества», по мнению Огарева, оправдают себя и в том смысле, что «они легче станут народными и потому спасут от дикого кровопролития».
Критикуя в 1862 г. слабые стороны программы и тактических установок «Молодой России», Герцен пытался убедить радикально настроенную молодежь в том, что в России еще не исчерпаны возможности мирного развития. Надежда на «счастливые» особенности развития России, сильно поколебленная после 1862 г., еще не угасла. Пока «власть царская», у которой есть возможность выбора «между кормилом народной дер<