Нельте: Вы слышали, о том, что над этими заключенными проводились медицинские эксперименты и, что это делалось по соглашению с высшими инстанциями. Я спрашиваю вас, знали ли вы об этом, лично или от верховного командования Вермахта.
Кейтель: Нет, я никогда ничего не слышал о медицинских экспериментах над заключенными, которые здесь подробно описаны, ни официально, ни иначе. Ничего.
Нельте: Я перехожу к группе вопросов относящихся к утверждению обвинения о том, что вы намеревались убить генералов Вейгана[734] и генерала Жиро[735], или, по крайней мере, участвовать в этом. Вам известно, что свидетель Лахузен, 30 ноября 1945 заявил о том, что адмирал Канарис испытывал ваше давление в период, ноября—декабря 1940 для того, чтобы избавиться от начальника французского генерального штаба генерала Вейгана.
Лахузен добавил о том, что Канарис после разговора с вами рассказывал своим начальникам отделов. Вы обсуждали дело генерала Вейгана с Канарисом?
Кейтель: Это вероятно правильно, тогда были доклады о том, что генерал Вейган отправился в северную Африку, посещая войска, и инспектируя колониальные войска. Я считаю вполне естественным, что я сказал Канарису, который являлся начальником контрразведки, что возможно уточнить цель путешествия генерала Вейгана, места в которых он останавливался в Северной Африке, и придавалось ли какое-либо существенное значение этому визиту, относительно применения колониальных войск в деле или введения остальных мер касающихся их в Северной Африке. Он уверен, получил инструкции попытаться получить информацию через своё разведывательное ведомство, что имело место.
Нельте: Я полагаю, также, чтобы проследить за ним?
|
|
Кейтель: Да.
Нельте: Могло управление контрразведки отправлять членов своего штаба в Северную Африку?
Кейтель: Мне кажется, что определенные каналы информации существовали в испанском Марокко; и я знаю о том, что Канарис поддерживал разведывательные каналы с Марокко через Испанию.
Нельте: Мой вопрос означал, возможен ли был официальный визит в Северную Африку по соглашению с Францией.
Кейтель: Конечно, это было возможно. После перемирия, существовала комиссии по разоружению в Северной Африке, как и во Франции. Мы имели несколько управлений армии в связи с проверкой вооружений североафриканских войск.
Нельте: В чем была выгода, или какой-либо смысл, в желании болезни генерала Вейгана? Он был объявлен противником проводимой Германии политики? Какой была причина?
Кейтель: У нас не имелось причины думать о том, что генерал Вейган может быть, можно сказать, неподходящим. В свете связи с маршалом Петэном, который начал с конца сентября и начала октября того года, хорошо известную политику сотрудничества, которая достигла пика зимой 1940—41, абсурдно было даже думать устранять начальника штаба маршала. Действие такого рода не согласовывалось с общей политикой, следующей ситуации в Северной Африке. Мы выпустили большое число офицеров регулярной французской колониальной армии из лагерей французских военнопленных зимой 1940—1941 для службы в колониальных силах. Среди них были генералы: я помню генерала в особенности Жюнэ[736], который, как мы знали тогда, являлся многие годы начальником генерального штаба в Северной Африке. По моему предложению он был передан в распоряжение маршала Гитлером, очевидно с целью использования его на колониальной службе. Не было малейшего мотива желать болезни генерала Вейгана или думать о чем-либо таком.
|
|
Нельте: Верно, что даже проходили конференции с французским генеральным штабом и Лавалем[737] о сотрудничестве в операциях в Африке и усилении Западной Африки?
Кейтель: Да. Среди документов французской делегации по перемирию будет большое число документов по вопросам всякого рода поручениям в связи с Северной Африкой и еще в особенности с Центральной и Западной Африкой, сами факты того, что в ходе зимы 1940—41 имели место восстания во Французской центральной Африке против французского правительства желавшего предпринять меры. Мне кажется, что весной 1941 в Париже проходило совещание, с французским генеральным штабом занявшее несколько дней, с целью подготовить меры в которых германский Вермахт у которого уже имелись войска, размещенные в Триполи на итальянской территории участвовали бы.
Нельте: Видимого мотива не было?
Кейтель: Нет.
Нельте: Однако, кое-что можно сказать, о разговоре с Канарисом, который привел к недопониманию. Вы можете предположить, что-либо, что могло вызвать недопонимание?
Кейтель: Оно может быть только таким, согласно очень подробным деталям, описанным Лахузеном в своих показаниях, я сказал при последующей встрече: «Что с Вейганом?». Это была фраза, использованная Лахузеном; и он мог составить вывод, что вероятно, в этом смысле слова, как он его представил, он говорил «в этом смысле слова», и когда его спросили, что это значило, он сказал: «Убить его». Это вытекает только из этого, может вытекать только из этого. Я должен сказать, что Канарис часто бывал со мной наедине. Часто он вместе собирал своих начальников отделов. Когда мы обсуждали сами вопросы, я думаю, он был совершенно откровенным со мной. Если он недопонимал меня, об этом определенно были обсуждения, но он никогда не говорил чего-либо такого.
|
|
Нельте: Ясно то, что если бы у вас была идея устранить Вейгана, это расценивалось бы как акт высокой политической значимости?
Кейтель: Да, конечно. Для сотрудничества фюрера Адольфа Гитлера и маршала Петэна акт такого рода имел бы величайшие политическое значение.
Нельте: Тогда вы верили, что если бы это случилось, это означало разрыв с политикой начатой Гитлером?
Кейтель: Определенно можно ожидать такого.
Нельте: Только в силу большой важности личности генерала Вейгана?
Кейтель: Да.
Нельте: Вы можете дать какие-либо иные объяснения, или подтверждение того, что замыслы приписываемые вам, слава богу никогда не находили воплощения на практике?
Кейтель: Хотя это было уже позднее даты, когда генерала Вейгана забрали в Германию, после оккупации ранее не оккупированной зоны Южной Франции, я лично сказал фюреру для того, чтобы он отдал приказы только в общем, о его содержании в своем доме, без неподходящей охраны — как почетный арест, а не как содержание обычного военнопленного. Конечно, это было в 1942.
Нельте: Поэтому, вы окончательно и непрерывно отрицаете под присягой, что вы давали какие-либо приказы или выражались каким-либо образом способным привести ваших слушателей к выводу о том, что вы намеревались или желали устранить генерала Вейгана?
Кейтель: Да. Я могу выразиться утвердительно.
Нельте: Свидетель Лахузен также говорил о Жиро и описал случай похожий на Вейгана. Ни в коем случае он был не в состоянии сказать, что получал от вас такой приказ, но он доложил о том, что Канарис говорил ему и иллюстрировал в своих показаниях средства последующих запросов. Я прошу вас сказать нам, что вы знаете о случае с Жиро, который тогда произвел сенсацию, и сказать какую сторону вы занимали в обсуждениях относительно Жиро.
Кейтель: Успешный побег Жиро из крепости Кёнигштайн около Дрездена 19 апреля 1942 произвел сенсацию; и я был сурово отчитан за охрану генеральского лагеря, военной крепости. Побег был успешен, несмотря на все попытки поймать генерала, действия полиции и военных, на его пути во Францию. Канарис имел от меня инструкции зорко следить за всеми местами, в которых он мог пересечь границу с Францией или Эльзас—Лотарингией для того, чтобы мы могли поймать его. Полиция также была привлечена к этой работе; через 8 или 10 дней после побега стало известно, что он безопасно вернулся во Францию. Если я принимал какие-либо приказы во время этих поисков я вероятно использовал слова сказанные на предварительных допросах, а именно: «мы должны вернуть генерала, живым или мертвым». Я вероятно сказал нечто такое. Он сбежал и находился во Франции.
Вторая фаза: усилия, делавшиеся посольством Абеца[738] и министром иностранных дел Риббентропом заставить генерала вернуться на место по своей воле, оказались неудачными и невозможными, так как генерал объявил себя вольным отправиться в оккупированную зону, чтобы обсудить это. У меня было мнение, что генералу могли возможно сделать на этот счет соответствующие увещевания от маршала Петэна лично желавшего освобождения французских генералов из заключения. Встреча с генералом Жиро проходила на оккупированной территории, в штабе германского армейского корпуса, где обсуждался вопрос его возращения. Военный командующий информировал меня по телефону о присутствии генерала на оккупированной территории, в отеле, где жили немецкие офицеры.
Командующий генерал предложил, что если генерал не вернется добровольно очень просто будет схватить его, если ему дадут такие полномочия. Я сразу отверг это категорически считая, это нарушением обещания. Генералу были даны обещания надлежащего содержания и возвращения в сохранности.
Третья фаза: попытка или желание захватить генерала как-либо в военное заключение вытекала из того факта, что Канарис сказал мне о том, что семья генерала жила на территории оккупированной немецкими войсками; и вероятно было, что генерал попытается увидеть свою семью, даже если прошло немного времени после инцидента. Он предложил мне сделать приготовления для поимки генерала, если был он совершил визит на оккупированную территорию. Канарис сказал, что он сам инициирует такие приготовления через отдел контрразведки в Париже и через свои остальные отделы. Тогда ничего не случилось, и было совершенно естественно для меня спросить по нескольким поводам, не важно Канариса или Лахузена с ним: «Что там с делом Жиро?». Слова, использованные господином Лахузеном были: «Это очень сложно; но мы сделаем все возможное». Таким был его ответ. Канарис не ответил. Это показалось мне значимым только сейчас; но тогда так не произошло.
Третья фаза: на поздней стадии — я продолжу?
Нельте: Четвертая фаза.
Кейтель: Четвертая фаза. Она началась с Гитлера сказавшего мне: «Это бессмыслица. У нас нет результатов. Контрразведка не способна разобраться с этим вопросом. Я передам его Гиммлеру и контрразведке лучше держаться от этого подальше, они никогда не достанут генерала». Тогда адмирал Канарис сказал, что он учитывал необходимые меры безопасности принятые французской секретной государственной полицией в случае с генералом Жиро при отправке в оккупированную зону; и мог быть бой, так как генерал вдохновленный солдат, человек с высоты в 60 метров спустивший себя на веревке со скалы — так он сбежал из Кёнигштайна.
Пятая фаза: Согласно объяснениям Лахузена в Берлине, Канарис желал передать вопрос секретной государственной полиции, о чем Лахузен сказал, как о результате представлений от начальников отделов, потому что я снова поднимал вопросы и он хотел избежать этой печальной миссии. Канарис прибыл ко мне и спросил может он передать дело в главное управление безопасности Рейха или полиции. Я сказал да, потому что фюрер уже периодически говорил мне о том, что он хотел передать его Гиммлеру.
Следующую фаза: я хотел предупредить Канариса позднее, когда Гиммлер прибыл ко мне и подтвердил, что он получил приказы от Гитлера взять Жиро и его семью и, чтобы я остановил Канариса от действий в этом случае. Он сказал о том, что Канарис работал параллельно. Я немедленно согласился.
Теперь мы переходим к фазе, которую долго описывал Лахузен. Я спрашивал о «Густаве» и похожих вопросах. Я хотел приказать Канарису немедленно прекратить свои действия по вопросу, так как Гитлер подтвердил свой приказ. Что случилось в Париже согласно подробным докладам Лахузена, это были извинения, и т. д., чтобы о вопросе думалось загадочно, то есть, Густав это сокращение от «Ж» в Жиро, все это скорее забавно. Я вызвал Канариса ко мне, когда он находился в Париже, а не в Берлине. Он ничего не делал, прямо с самого начала. Он, таким образом оказался в очень неудобном положении относительно вранья мне. Когда он прибыл я лишь сказал: «Вы ничего не делали с этим вопросом; ясно».
Затем последовала следующая фаза: генерал сбежал без затруднений в Северную Африку на самолете, о чем было внезапно доложено — если я правильно помню — перед вторжением в Северную Африку англо-американских войск. Так и закончилось дело. Никаких действий контрразведки не предпринималось, о которых поручал я, или полиция; я никогда не использовал слов устранить генерала. Никогда!
Последняя стадия всего дела может звучать, как сказка, но вместе с тем это правда. Генерал отправил самолет из Северной Африки в Южную Францию около Лиона в феврале или марте 1944, с посыльным, который доложил контрразведке и спрашивал о возвращении генерала во Францию и о том, что случиться при приземлении во Франции. Вопрос был передан мне. Генерал-полковник Йодль это мой свидетель, того, что это случилось в действительности. Начальник контрразведывательного управления вовлеченный в вопрос находился со мной. Ответ был: «Обращение именно такое как с генералом Вейганом, который уже находится в Германии. Без сомнений фюрер согласится».
Ничего в действительности не случилось, и я больше не слышал об этом. Но такие вещи происходили на самом деле.
Нельте: Для полноты нашей информации, я могу спросить вас о нескольких вопросах упоминавшихся французским обвинением, что позднее, в последней фазе, семья генерала Жиро страдала от несправедливостей или утрат серьезного рода. Когда вы искали Жиро вы причиняли проблемы его семье, которая жила в оккупированной Франции? Вы отдавали какие-либо неподобающие директивы, в отношении семьи?
Кейтель: Нет. Я имел лишь приказ следить за домом семьи с целью получать информацию о планировавшихся визитах. Но никаких шагов, какого-либо рода не предпринималось против семьи. Для меня это было бы глупо в этом случае.
Нельте: Глупо для вас?
Кейтель: Да.
Нельте: Чтобы понять вопрос: вы знали, что-либо о происходившем позднее?
Кейтель: Нет, ничего.
Нельте: Что же, генерал Жиро все еще жив и я хочу спросить вас, в заключение под присягой: вы можете подтвердить, что вы не отдавали, когда-либо, приказ или директиву, которые можно интерпретировать как подразумевающие убийство генерала Жиро?
Кейтель: Нет. Я никогда не отдавал такого приказа, вместе с тем фраза: «Мы должны поймать его живым или мертвым» может считаться громкой в этом отношении. Я никогда не отдавал приказов о том, чтобы генерал был убит или устранен, или что-нибудь в таком роде. Никогда.
Нельте: Я завершаю свой прямой допрос подсудимого Кейтеля. Могу я попросить вас приобщить в качестве доказательства письменные показания, последнее, номер 6 в документальной книге номер 2. Я хочу приобщить эти письменные показания в качестве доказательства. Они на странице 51 и следующей и документ К…
Председательствующий: Вы не приобщали их вчера как К—12?
Нельте: Сегодня я приобщаю Кейтель-13…
Председательствующий: Эти письменные показания, которые вы хотите приобщить, где они и от какой даты?
Нельте: На странице 51 и следующей, и они датированы 9 марта 1946.
Председательствующий: Да, я вижу.
Нельте: Эти письменные показания удостоверены также генерал-полковником Йодлем. Я прошу разрешения спросить его об этих письменных показаниях или показать их ему, когда он будет вызван для дачи показаний.
Председательствующий: Хорошо.
Додд: С позволения Трибунала, мы изучили вопрос так называемого допроса генерала фон Фалькенхорста упомянутого вчера доктором Нельте. Постольку поскольку как мы смогли, определить, эта бумага никогда не представлялась как доказательство, каким-либо членом обвинения. На ней ссылался господин Дюбостом[739] — я имею в виду, он не упоминался им, но был включен в его обзор. Я не упоминал его, и я не представлял его в качестве доказательства. Так он оказался в руках доктора Нельте, но не в доказательствах.
Председательствующий: Доктор Нельте хочет представить его в качестве доказательства?
Нельте: Я прошу приобщить его как документ Кейтель-14.
Председательствующий: У него есть номер ПС или другой номер?
Нельте: Нет, господин Председательствующий, у него нет другого номера.
Председательствующий: Спасибо. Итак, кто-нибудь из остальных защитников хочет задать вопросы?
Штамер [740]: Господин подсудимый, так как вы поправили ваше предыдущее заявление, отвечая на вопрос, поставленный вашим защитником с заявлением о том, что рейхсмаршал Геринг не присутствовал на совещании, на котором Гитлер давал приказы по летчикам, сбежавшим из лагеря Саган удерживаемых полицией и поскольку далее вы сказали, что в Берлине не проходило совещание с рейхсмаршалом Герингом, у меня есть только следующие вопросы по этому предмету: несколькими неделями спустя после побега, вы получили письмо от генерал-квартирмейстера генерального штаба Люфтваффе сообщавшее вам, что Люфтваффе хотело передать свои тюремные лагери ОКВ?
Кейтель: Да, я получил это письмо и в последовавшем разговоре с Гитлером я отклонил это предложение.
Штамер: У меня больше нет вопросов.
Зейдль [741]: В начале войны, подсудимый доктор Франк являлся лейтенантом в 9—ом пехотном полку; это верно?
Кейтель: Да.
Зейдль: В 1942 вы помните получение письма от доктора Франка, который тогда являлся генерал-губернатором, говорившее о том, что он хотел перейти в Вермахт?
Назначением этого письма было, конечно, чтобы он покинул свою должность генерал — губернатора таким способом. Это верно?
Кейтель: Да, я получал такое письмо и передал его фюреру, который просто махнул рукой и сказал: «Не обсуждается». Я проинформировал Франка об этом решении, через связного, который был с ним тогда временно.
Зейдль: У меня все.
Дикс [742]: Ваша честь, уже 3 минуты первого и я не займу много времени, но это может занять время после 1 часа, а значит нам лучше прерваться. Затем после перерыва я поставлю вопрос.
Председательствующий: Хорошо, мы прервемся до 2 часов.
(Объявлен перерыв до 14 часов)
Вечернее заседание
Дикс: С позволения Трибунала, данный свидетель компетентный эксперт, который может дать Трибуналу конкретные цифры о расходах Рейха на вооружение. Однако, свидетель определенно не в состоянии вспомнить все эти цифры сразу же. Поэтому профессор Краус[743], мой коллега, в моё отсутствие, любезно отметил эти цифры и проверил их совместно со свидетелем. Письменное изложение было тогда подписано свидетелем, с целью избежать недопонимания. С целью помочь ему вспомнить эти цифры, я теперь прошу вашего разрешения представить свидетелю это изложение, которое он подписал. У меня есть переводы этого изложения на трех языках и теперь я представляю его Трибуналу в восьми копиях. У меня также есть четыре копии для четырех делегаций обвинения, и немецкие копии для защитников подсудимых Кейтеля, Йодля, Рёдера, Дёница и ОКВ.
Могу я попросить одну секунду, чтобы свидетель прочитал их.
(Обращаясь к подсудимому)
Свидетель, посмотрите, пожалуйста, только на первый столбец, который озаглавлен «Общие расходы». Второй и третий столбцы, показывают, какие из сумм были обеспечены Рейхсбанком с одной стороны, и которые были повышены из других источников, с другой стороны. Эти цифры я хочу подтвердить во время допроса Шахта им самим, потому что они являются результатом расчетов Шахта и следовательно свидетель может, дать о них информацию. Могу я спросить вас относительно этих военных расходов Рейха, начиная с 1935 налогового года, налоговый год длится с 1 апреля по 31 марта: цифры заявленные здесь таковы: 5000 миллионов в 1935, 7000 миллионов в 1936, 9000 миллионов в 1937, 11 000 миллионов в 1938, и 20500 миллионов в 1939. Эти цифры верны?
Кейтель: По моему убеждению, эти цифры верны. Могу я добавить, что в начале своей работы я также имел возможность поговорить с министром финансов Рейха об этих цифрах и согласовать наши мнения.
Дикс: Итак, вопрос в силе вооружений Рейха к 1 апреля 1938. Верно, говорить, что тогда существовали: 24 пехотных дивизии, 1 танковая дивизия, не было моторизованных дивизий, 1 горная дивизия, 1 кавалерийская дивизия, и что дополнительно формировались 10 пехотных дивизий и 1 танковая дивизия? Я хочу добавить, что 3 резервных дивизий не были подготовлены к 1 апреля 1938; и только от 7 до 8 находились в процессе формирования и ожидались к 1 октября 1938.
Кейтель: Я считаю, эти цифры верными и поэтому подтверждаю их в этих письменных показаниях.
Дикс: Так что продолжим с изложением. Я хочу поставить свидетелю еще два вопроса, которые не обсуждались с ним, так что я не знаю, помнит ли он цифры в этом вопросе.
Я считаю вероятным, что Трибунал заинтересован в пропорции силы между Рейхом, с одной стороны, и Чехословакией, с другой стороны, во время выступления Гитлера в Чехословакию; то есть отношение между силой (а) касающейся мощи вооружения и (б) касающейся гражданского населения.
Кейтель: Я не помню точных цифр об этом. На предварительном допросе меня спрашивали об этом и мне кажется будет верным если я скажу, что осенью 1938, действующие военные подразделения, то есть дивизии…
Дикс: Я имею в виду время, когда Гитлер вступил в Чехословакию, весной 1939.
Кейтель: Это был также год мобилизации, то есть, что касается цифр, было больше дивизий, чем имела в своем распоряжении Чехословакия. Осенью 1938 число подразделений, то есть дивизий, было вероятно равным. Весной 1939, когда мы выступили, сила, которая была использована, была меньше чем предполагалось осенью 1938. Точные цифры, если они важны для Трибунала скорее можно получить у генерала Йодля.
Дикс: Что касается числа дивизий, которые Чехословакия имела в своем распоряжении в марте 1939, можете вы сказать нам, что-нибудь об этом?
Кейтель: Нет, я точно не знаю.
Дикс: Тогда я позднее спрошу об этом генерала Йодля.
Председательствующий: Вероятно, вы в действительности хотите представить этот документ в качестве доказательства, когда подсудимый Шахт даст показания. Вы намерены это сделать?
Дикс: Я представлю его в качестве доказательства, и он будет включен в мою документальную книгу. Сейчас это не нужно, потому что я снова вернусь к нему, когда будет допрашиваться Шахт и вы найдете его в документальной книге. Однако, я хочу предложить, чтобы копия, которую я передал свидетелю была внесена в протокол, потому что мои вопросы относятся к документу. По этой причине может быть полезным внести эту копию в протокол.
Председательствующий: Если вы хотите приобщить его к протоколу лучше присвоить ему номер. Лучше чтобы он имел Ш—1, не так ли?
Дикс: Да. Ваша честь, могу я предложить Шахт-1?
Председательствующий: Да.
Штамер [744]: Свидетель, 9 января 1944, между фюрером и Заукелем проходило совещание о предоставлении рабочей силы. Вы присутствовал на совещании?
Кейтель: Да.
Штамер: Заукель по этому поводу заявил о том, что он не выполнит в требуемой мере, запросы о предоставлении рабочей силы?
Кейтель: Да, он обсуждал это и также приводил причины.
Штамер: Какие причины он приводил?
Кейтель: Он указывал на то, что огромные сложности возникают на территориях, которые намечались для отбора и вербовки рабочей силы; сильная активность повстанцев и партизан в этих районах, сильные препятствия в получении существенных полицейских сил в этих районах для охраны, и похожие причины. Я не помню подробностей.
Кранцбюлер [745]: Фельдмаршал, вы являлись руководителем германской делегации, которая подписала капитуляцию завершившую войну в Европе?
Кейтель: Да.
Кранцбюлер: Когда и где это произошло?
Кейтель: В Берлине 8 мая, то есть в ночь с 8 на 9 мая 1945.
Кранцбюлер: Вы попросили полномочий, которые позволяли вам вести переговоры о капитуляции?
Кейтель: Да. Я взял полномочия с собой в Берлин. Они были подписаны гросс—адмиралом Дёницем в качестве главы государства и главнокомандующего Вермахтом и заявляли в нескольких словах о том, что он уполномочил и приказал мне вести переговоры и подписать капитуляцию.
Кранцбюлер: Эти полномочия проверялись и признавались союзниками?
Кейтель: В течение вечера 8 мая меня попросили предоставить полномочия. Очевидно, они были проверены и несколькими часами спустя они были возвращены мне высокопоставленным офицером Красной Армии, который сказал, чтобы я показал их при подписании.
Кранцбюлер: Вы показали их снова?
Кейтель: Моя доверенность была у меня в руках в ходе акта капитуляции и передана им после завершения протокола.
Яррейс [746]: Свидетель, во время своих показаний вы объяснили организацию верховного командования Вермахта. Эта организация была создана распоряжением фюрера и рейхсканцлера от 4 февраля 1938. В данном распоряжении, ОКВ было обозначено, как военный штаб верховного главнокомандующего вооруженных сил. И в этом аспекте вы являлись начальником штаба. Итак, обвинение периодически называет Йодля вашим начальником штаба. Это верно?
Кейтель: Нет, генерал Йодль никогда не являлся моим начальником штаба, он был начальником оперативного штаба вооруженных сил и как я уже заявлял одним из начальников управлений высшего командования вооруженных сил, хотя и первым среди равных.
Яррейс: Так сказать, начальником нескольких смежных и взаимодействующих учреждений.
Кейтель: Да, у меня никогда не было начальника штаба.
Яррейс: Здесь было упоминание о дискуссии между Гитлером и Шушнигом в Оберзальцберге 12 февраля 1938. Вы помните это? Запись в дневнике Йодля отсылает к этому разговору представленному Трибуналу. Йодль был на этом совещании?
Кейтель: Нет, его не было на совещании и его сведения о совещании возникли после того, как я описал их ранее и которые я довел до него и Канариса после новостей распространившихся об определенных военных приготовлениях за время дней последовавших за совещанием с Шушнигом; и поэтому возникшее у генерала Йодля впечатление являлось результатом моего описания ему.
Яррейс: Во время подготовки проводимой из-за остроты германо—чехословацкого вопроса, то есть судетского вопроса, план подставного инцидента играл большую роль. Вы отдавали приказ отделу II контрразведки Канариса, подготовить такой инцидент в Чехословакии или на границе?