Кальтенбруннер: Я не закончил свое объяснение. Я заявил, что подпись «Кальтенбруннер» на приказах о превентивном заключении могла появиться только из того факта, что начальник управления, Мюллер, подписывался именем начальника главного управления безопасности Рейха, на этих приказах о превентивном заключении, как он делал во времена Гейдриха, когда было разрешено так делать, и что в дополнение он инструктировал свои отделы, например, отдел превентивного заключения. Согласно совершенной очевидности он продолжал так делать в мое время, потому что иначе бы эти приказы мне не представили. Но он никогда не информировал меня о них и он никогда не имел полномочий от меня. Напротив, это не обсуждалось, и с другой стороны, являлось излишним, потому что он был непосредственно подчинен Гиммлеру и он имел полномочия от Гиммлера, а значит, он также просто мог подписываться «Гиммлер» или «по приказу Гиммлера» или «за Гиммлера». Я признаю, что это остается фактом, о котором Трибунал не поверит мне, но вместе с тем так было и Гиммлер, никогда не давал мне повода выяснить мое отношение в этом предмете, поскольку он сказал мне о том, что я не осуществляю такие исполнительные задачи.
Кауфман: Это значит, вы пытаетесь сказать, что использование вашей подписи было фактически незаконным?
Кальтенбруннер: Мюллер не имел от меня полномочий использовать её.
Кауфман: Вам было известно, что превентивное заключение было возможно, что оно допустимо, и что оно осуществлялось очень часто?
Кальтенбруннер: Как я заявил, я обсуждал концепцию «превентивного заключения» с Гиммлером уже в 1942. Я думаю даже ранее этого, уже по двум поводам, в подробностях я имел переписку об этой концепции с ним и с Тираком[842]; Я считал превентивное заключение, как им руководили в Германском Рейхе как будущую необходимость в интересах государства, или скорее меру оправданную войной, лишь в небольшом количестве случаев. Помимо этого, я сам объявлял себя против и протестовал против применения этой концепции о каком-либо превентивном заключении по принципиальному вопросу, и часто использовал в качестве обоснования причин правовые исторические аргументы. По нескольким поводам я докладывал об этом предмете Гиммлеру и также Гитлеру. Я на встречах с общественными обвинителями — я думаю это было в 1944 — публично озвучивал свои взгляды против этого, поскольку у меня всегда было мнение о том, что свобода человека должна считаться наиболее высокой привилегией и что только решение суда, твердо основанное на конституции, должно позволять ограничивать эту свободу или уменьшать её.
Кауфман: Сейчас я обсужу с вами причины, приводимые в таких приказах о превентивном заключении. Помимо прочих, приводились следующие такие причины: действия враждебные Рейху; распространение вредоносных слухов; оскорбление; отказ от работы; религиозная пропаганда. Пожалуйста, выразите свои взгляды на причины этих приказов о превентивном заключении. Они одобрялись?
Кальтенбруннер: Нет. Я считал эти поводы для превентивного заключения ошибочными. Я думаю мне лучше подробно объяснить. Моё отношение основывалось на факте, что все нарушения, которые перечислены здесь, также должны были рассматриваться в ходе правовых процедур в государственных судах. По этой причине я считал превентивное заключение как таковое ошибочным, и более того если приказы упоминали подобные причины.
Кауфман: Значит, если я правильно вас понял, я могу подытожить ваше отношение как следующее: вы хотите сказать, что не знали о приказах по превентивному заключению, что у вас не было полномочий отдавать их, и что вы не подписывали их, но поскольку эти приказы о превентивном заключении принимались внутри управления IV, вы сами должны были знать о них. Такой итог верен или нет?
Кальтенбруннер: Верен.
Кауфман: Теперь мы переходим к другому обвинению вменяемому вам. Обвинение заявляет, что вы умышленно содействовали или пособничали в преступлениях совершенных, в качестве начальника полиции безопасности и СД, когда так называемые айнзацгруппы[843] убивали гражданских лиц и плохо обращались. Я собираюсь процитировать несколько предложений из показаний данных здесь в суде свидетелем Олендорфом 3 января 1946. Показания Олендорфа инкриминируют вас. Я желаю, чтобы вы прокомментировали их. Олендорф сказал, упоминая айнзацгруппы:
«После своего прихода на службу, Кальтенбруннеру приходилось заниматься этими вопросами и соответственно знать подоплеку айнзацгрупп, которые находились в его власти».
Он продолжил, говоря о ценностях, забиравшихся у казненных лиц о том, что они отправлялись в министерство финансов Рейха или в главное управление безопасности Рейха, и он, наконец, заявил о том, что офицерский состав этих айнзацгрупп формировался из руководящего состава государственной полиции и лишь в небольшом проценте из СД. Что вы скажете в ответ на вопрос, знали вы или нет о существовании и значении этих айнзацгрупп?
Кальтенбруннер: Как описал их Олендорф я не представлял себе существование этих айнзацкомманд. Позже я слышал об их существовании, но многими месяцами позже. Относительно этого положения я хочу сказать следующее: из показаний Олендорфа и из распоряжений Гитлера и Гиммлера обсуждавшихся здесь, Трибуналу известно, что отдавались приказы об убийствах людей. Эти айнзацкомманды не реорганизовывались во времена моей должности. Эти айнзацгруппы действовавшие тогда были также распущены или переданы под иное командование до того, как я получил должность. Я не знаю, заявлял ли свидетель Олендорф о том, когда он вернулся из своей айнзацкомманды.
Кауфман: 1942.
Кальтенбруннер: До того как я получил должность. Айнзацкомманды должны были быть ответственны перед высшими руководителями СС и полиции на оккупированных территориях, или, что еще более вероятно, подответственны начальникам антипартизанских подразделений. Я не могу точно ответить на ваш вопрос, поскольку вследствие годового заключения, я не имел возможности перепроверить организационную схему.
Я думаю, вы также спросили меня, знал ли я о том, что ценности, которые изымались у казненных лиц, отправлялись в мое ведомство или в министерство финансов Рейха. Я ничего не знаю о таких поставках, но я знаю, что Гиммлер отдавал всем приказ — не только полиции безопасности, но также остальным организациям на оккупированных территориях, будь-то муниципальная полиция, или антипартизанские подразделения или тем подразделениям вооруженных сил под его командованием — говорящие, что вся такая собственность должна была передаваться министерству финансов.
Кауфман: Эти приказы являлись результатом приказа Гитлера или приказа главного управления безопасности Рейха?
Кальтенбруннер: Это мог быть только приказ Гитлера.
Кауфман: Вы уже сказали, что по прошествии времени слышали о существовании и значении этих айнзацгрупп. Вы можете сказать точно, какого числа вы узнали?
Кальтенбруннер: Я полагаю, что это было, когда меня впервые принимал Гитлер, или может быть это было на следующий день, когда я докладывал Гиммлеру, в ноябре 1943.
Кауфман:1943?
Кальтенбруннер: Да.
Кауфман: Если вы тогда знали об айнзацгруппах и их значении, тогда возникает вопрос, каким было ваше отношение к ним, в случае их осуждения, что вы делали, чтобы их отменить? У вас была возможность так сделать или нет?
Кальтенбруннер: Я уже сказал, что айнзацкомманды никогда не передавались в мое распоряжение или под мои приказы. Существование и предыдущая деятельность таких айнзацкомманд стали известны мне в конце осени 1943 и я понимал, что я должен сопротивляться этому незаконному использованию людей главного управления безопасности Рейха. Я думаю 13 сентября 1943, я увидел Гитлера по поводу визита Муссолини[844], которого только, что освободили. Однако, моя попытка поговорить с ним на эту тему, не удалась, из-за этого государственного визита. Впоследствии, в ноябре, после того, как Гиммлер неоднократно его откладывал, я снова собрался в штаб-квартиру, чтобы официально доложить о своей деятельности на тот момент. И по этому поводу я разговаривал с фюрером о фактах по айнзацкоммандам, которые стали известными мне; и не только об этом, но также я имел первую возможность донести до него всю еврейскую проблему, и об отданных, им и Гиммлером приказах против евреев, которые также стали мне тогда известны. Однако, я хочу сделать подробное заявление по этому предмету, если вы собираетесь разобрать со мной проблему в подробностях.
Кауфман: Я теперь представляю…
Кальтенбруннер: Я должен лишь добавить, что айнзацкомманды больше не попадали в поле зрения, того чем занимался я, потому что весь личный состав был передан антипартизанской борьбе или даже высшему руководителю СС и полиции, мне кажется, именно в тот же день, когда я получил должность в Берлине. Я уверен отчетливо, что фон Бах-Зелевски[845] был назначен руководителем антипартизанской борьбе 30 января 1943. Это также может быть причиной того факта, что я не видел каких-либо докладов от самих айнзацкомманд.
Кауфман: Теперь я перехожу к другому документу Л-51, экземпляр США-521. Это чрезвычайно инкриминирующий вас документ, по которому я хочу получить ваш комментарий.
Зюттер[846] это адъютант командира лагеря Маутхаузен[847]. Он докладывал относительно…
Кальтенбруннер: Это фотокопия того же документа?
Кауфман: Да, того же.
Он докладывал относительно приказа о казне, ссылавшегося на 12 или 15 американских парашютистов, которые были захвачены в 1945. Посмотрите, пожалуйста, на документ и заявите Трибуналу, отдавали ли вы такой приказ, и имели ли полномочия отдавать такой приказ?
Кальтенбруннер: Да. Только вчера вы обсуждали со мной этот же документ. Поэтому, он мне известен. Я объявляю, что этот инцидент и этот приказ никогда не становились известны мне до тех пор, пока документы не были представлены мне здесь или до их представления дознавателем.
Кауфман: Вам известен Цирайс[848]?
Кальтенбруннер: Как я уже однажды сказал, я никогда не имел полномочий подписывать за своей подписью и инициативой, так называемые исполнительные приказы, то есть смертные приговоры. Помимо Гитлера никто во всем Рейхе не имел такой власти кроме Гиммлера и министра юстиции Рейха.
Кауфман: Относительно этого положения, я желаю отметить, что обвинение также представило исполнительные приказы, которые содержат подпись Мюллера. Вы хотите сказать, что-либо об этом?
Кальтенбруннер: Если исполнительный приказ содержал подпись Мюллера, Мюллер должен был подписывать, руководствуясь приказом Гиммлера или руководствуясь приговором вынесенным судом.
Кауфман: Это предполагает, что если Мюллер имел полномочие подписывать исполнительные приказы, тогда вы сами имели такое же полномочие в более высокой степени? Правильно?
Кальтенбруннер: Нет, не так, потому что Гиммлер никогда не передавал мне такой власти; по уже установленной системе команд — государственная полиция находилась в подчинении Гиммлера после смерти Гейдриха, даже после моего вступления в должность — в чем заключалось противоречие.
Кауфман: Инцидент, упомянутый в этом документе в особенности так важен, поскольку вовлечены зарубежные парашютисты, что само собой предполагает то, что о нём было известно высшему начальству в Берлине, что значит также главному управления безопасности Рейха. Вы узнали о нем позже?
Кальтенбруннер: Я хочу сделать следующее заявление: инцидент точно не стал мне известен.
Председательствующий: Вы закончили с Л-51?
Кауфман: Нет, я еще разбираюсь с документом Л-51, но я уже почти закончил.
Председательствующий: Что же, сами вы не обратили его внимание к самому инциденту, который упоминается в конце документа, где сказано: «Относительно американской военной миссии высаженной в тылу немецкого фронта на словацкой или венгерской территории в январе 1945? Оно продолжается, говоря, что — я думаю это сказал адъютант лагеря: «Теперь Кальтенбруннер одобрил казнь. Письмо являлось секретным и имело подпись «подписано Кальтенбруннер».
Я думаю, вы должны предъявить это ему.
Кауфман: Да, безусловно. Ему известен документ, и мне кажется он знает все до единого слова в документе, но я предъявлю ему его снова.
(Обращаясь к подсудимому)
В нём сказано:
«Я оцениваю число захваченных лиц в 12 или 15. Они также носили форму, которая была американской или канадской, коричнево—зеленый цвет, рубашка и берет. От восьми до 10 дней после их прибытия, был получен исполнительный приказ посредством радио или телетайпа. Штандартенфюрер Цирайс — то есть комендант лагеря — зашел в мой кабинет и сказал: «Теперь Кальтенбруннер одобрил казнь. Это письмо было секретным и имело подпись «подписано Кальтенбруннер».
«Эти мужчины были расстреляны на месте, и их ценности были переданы обершарфюреру Нидермайеру[849].
Вы можете очень кратко пройтись по нему?
Кальтенбруннер: Даже не обсуждается, чтобы этот инцидент доводился до моего сведения, или чтобы он проходил с моим участием. Это не только явное преступление против законов войны, но в частности, действие, которое привело или должно было привести к наиболее серьезным внешнеполитическим последствиям.
Определенно, даже не обсуждается, чтобы в таком инциденте, Мюллер или даже я сам, как начальник Мюллера, мог предпринять такое действие; но в таком случае должны были быть обсуждения прошедшие ранее между самим Гиммлером и фюрером.
Более того, следует предположить то, что совершенно точно кто- либо — может быть компетентный отдел международного права — сначала проконсультировался по вопросу, и что такое действие, конечно, осуществлялось по указанию фюрера или Гиммлера. В любом случае, это должен был быть приказ от одной из этих личностей. Однако, даже этого мне неизвестно.
Поэтому, если, этот человек Зюттер ссылается на приказ, содержащий мою подпись, тогда это мог быть только приказ, который, как я описал ранее, содержащий мою ложную подпись, поскольку я никогда не имел полномочия отдавать исполнительные приказы. Поэтому, подпись должна была быть «Гиммлер» или «по приказу Гиммлера, Мюллер».
Кауфман: Значит вы придаёте этой подписи также незаконность?
Кальтенбруннер: Нет, мне кажется, что она вообще не содержит здесь моей подписи, но, что Цирайс должен был сказать «Гиммлер». Он не мог предполагать, что Мюллер, таким образом, подписывает свои или мои документы.
Кауфман: Теперь мы переходим к другому предмету. Я сейчас обращаюсь к документу 1063 (б)-ПС, экземпляр США-492, в котором письмо от главного управления безопасности Рейха, датированное 26 июля 1943. На нем ваша подпись, «подписано доктор Кальтенбруннер» и письмо адресовано всем высшим руководителям СС и полиции. Оно ссылается на создание исправительно-трудовых лагерей.
Посмотрите, пожалуйста, на письмо? Обвинение вменяет вам создание исправительно-трудовых лагерей. Пожалуйста, объясните, каким в действительности было ваше отношение, и заявите, исходило ли письмо от вас.
Кальтенбруннер: Относительно этого положения я сделаю следующее заявление: я заключаю из факта, что письмо содержит мое имя в машинописи, что этот приказ мне ранее не показывали: иначе я бы подписал его от руки.
Кауфман: Вам известно о приказе Гиммлера?
Кальтенбруннер: Насколько я помню, я узнал о нём после.
Кауфман: Что такое исправительно-трудовой лагерь? Он идентичен концентрационному лагерю?
Кальтенбруннер: Нет, исправительно-трудовые лагеря явялись лагерями, в которые помещались мужчины если они были немцами, если они уклонялись от трудовой повинности несмотря на неоднократные напоминания, или зарубежные рабочие, которые оставляли рабочие места без разрешения и арестовывались, или рабочие пойманные во время облав в поездах, на железнодорожных станциях, и дорогах, и у которых не было постоянного трудового договора. Содержание в таком исправительно-трудовом лагере занимало период от 14 до 60 дней.
Кауфман: В письме говорится, что эти исправительно-трудовые лагеря, что касалось управления и приказов, находились у государственной полиции, и в дальнейшем, под командованием полиции безопасности и СД. Вы знали об этом?
Кальтенбруннер: Так называемые нарушения трудовых контрактов в Рейхе и уклонение немецкого гражданина от службы трудовой повинности[850] это нарушения, с которыми также разбирались суды. Закон имел установления в этом отношении, но из-за того, что множество рабочих работали во всём Рейхе — не только немцев, которых насчитывалось от 15 до 20 миллионов, но также 8 миллионов иностранных рабочих — невозможно было начинать сотни тысяч процессов в суде, в сотнях тысячах дел, за отказ работать или расторжение контракта, или оставление места работы, и т. д. Нелишним будет сказать, что в дальнейшем полицейские отделы не имели достаточных такого рода тюремных условий для краткосрочных приговоров в таких случаях. По этой причине такие исправительно-трудовые лагеря было созданы при штаб-квартирах государственной полиции и криминальной полиции.
Кауфман: Вы, принципиально, одобряли создание таких исправительно-трудовых лагерей?
Кальтенбруннер: Да, в принципе я одобрял их, хотя я сам не участвовал в принятии приказа. Однако, я позже понимал и считал их подходящими в свете сокращения рабочей силы и условий преобладавших в Рейхе.
Кауфман: Вы имели сведения относительно содержания этих заключенных: на какой период они помещались в лагеря, каким был их продуктовый паек, и как их трудоустраивали?
Кальтенбруннер: Как я сказал, эти исправительно-трудовые лагеря были созданы для применения содержания на период не превышающий 56 дней. Мне кажется даже это, было возможно только после того, как человек, ранее приговаривался за 3 подобных нарушения. Обычно, содержание в исправительно-трудовых лагерях…
Председательствующий: Вопрос был, знали ли вы об условиях в лагерях? Вы на него совсем не ответили.
Кауфман: Пожалуйста, ответьте на мой вопрос?
Кальтенбруннер: Я думаю, вы спросили меня…
Кауфман: Я спросил вас знали ли вы что-либо относительно содержания, продовольствия, и трудоустройства заключенных исправительно-трудовых лагерей?
Кальтенбруннер: Я знал только, что исправительно-трудовые лагеря имели задачу осуществлять работы для общественных нужд, то есть, общественного строительства, такого как дорожное, железнодорожное обслуживание, и в особенности, ремонт повреждений после воздушных налетов. Заключенных исправительно-трудовых лагерей видело все население, когда те работали…
Председательствующий: Он так и не ответил на вопрос.
Кауфман: Я поставил вам три точных вопроса. Я хочу точных ответов на эти вопросы. Вам известно, что нибудь о содержании, продуктовых пайках, и трудоустройстве? Вы знали о них, «да» или «нет»?
Кальтенбруннер: Я рассказывал относительно трудоустройства…
Кауфман: Вы знали?
Кальтенбруннер: Да знал. Об остальных двух факторах я не знал из личных наблюдений.
Кауфман: Офицеры управления IV, когда-либо докладывали вам о них?
Кальтенбруннер: Не офицеры Amt IV; но эта проблема, конечно, непрерывно обсуждалась в рамках внутриполитической разведывательной службы, а именно, об использовании такой рабочей силы для неотложных работ.
Кауфман: Вы никогда не видел причин вмешиваться?
Кальтенбруннер: У меня не было повода вмешиваться в связи с ненадлежащим использованием этих лагерей, поскольку не было известно о случаях насилия в лагерях.
Кауфман: Теперь я перехожу к другому документу, документу номер 2452-ПС, экземпляр номер США-489. Это заявление, письменные показания Линдова[851]. Он заявляет, что по приказу Гиммлера до начала 1943, советско-русские политические комиссары и еврейские солдаты забирались из лагерей военнопленных, для расстрела. В дальнейшем, он заявляет, что Мюллер, начальник управления IV, подписывал исполнительные приказы. Если Трибунал желает, я процитирую несколько предложений из этого документа.
(Подсудимому) Каково ваше заявление по этому документу?
Кальтенбруннер: Этот приказ Гиммлера не был мне известен, и могу я отметить, что он применялся с 1941 по 1943, что означает, в целом, период, когда меня не было в Берлине.
Кауфман: Теперь я зачитаю отдельный инкриминирующий отрывок — параграф 4. Пожалуйста, сделайте заявление по вопросу относится ли этот доклад об этих фактах ко времени после 1943 или до 1943, или что-нибудь, что вы можете сказать о дате.
Кальтенбруннер: Я знаю отрывок.
Кауфман:
«В лагерях военнопленных на Восточном фронте, существовали небольшие айнзацкомманды, которые возглавлялись младшими чинами секретной государственной полиции. Эти команды были приданы коменданту лагеря и имели задачу отбирать тех военнопленных, которых должны были казнить согласно отданным приказам, и сообщать их имена в ведомство Гестапо»
Кальтенбруннер: Об этом…
Кауфман: Подождите. Из параграфа 2, я цитирую последний параграф: «Этих военнопленных, прежде всего, для вида освобождали и затем отправляли в концентрационный лагерь для казни». Итак, я спрашиваю вас, что вам известно об этих фактах?
Кальтенбруннер: Я не знал об этих фактах. Более того, невозможно чтобы я мог о них узнать, о приказах, отданных в 1941 и которые, как сказал свидетель, фактически осуществлялись до середины 1943; было невозможным чтобы, у меня было время, чтобы остановить исполнение этих приказов, во время последних дней, …
Кауфман: Но в действительности, нельзя отрицать, что в главном управлении безопасности Рейха, находился отдел IV А 1, то есть, подразделение Гестапо, и что этот отдел функционировал с 1941 до середины 1943, и что он осуществлял такие приказы. Очевидно, можно полагать, что вы также, должны были быть проинформированы о такой чрезвычайно тяжелой ситуации, которая была бесчеловечной и запрещенной международным правом, не так ли?
Кальтенбруннер: Я не был об этом проинформирован.
Кауфман: Теперь я перехожу к вопросу концентрационных лагерей и ответственности подсудимого в этой сфере.
Председательствующий: Мы сейчас прервемся.
(Объявлен перерыв до 14 часов)
Вечернее заседание
Додд [852]: Доктор Кауфман рассказал мне о том, что он имел возможность прочитать два перекрестных допроса, которые мы желаем приобщить — перекрестные допросы докторов Мильднера[853] и Хоттля[854]. Я сказал доктору Кауфману о том, что будет лучше, с целью не беспокоить подсудимого Кальтенбруннера, если их зачитать до завершения его допроса.
Председательствующий: Вы согласны, что лучше будет, чтобы перекрестный допрос был зачитан сейчас для того, чтобы подсудимый мог разобраться с какими-либо положениями, с которыми пожелает?
Кауфман: Да, это устраивает.
Амен [855]: С позволения Трибунала, первые письменные показания, это письменные показания доктора Рудольфа Мильднера:
«Я нижеподписавшийся, доктор Рудольф Мильднер, дал следующие письменные показания в ответ на перекрестный допрос представителей главного обвинителя от Соединенных Штатов, относительно моих письменных показаний от 29 марта 1946, данных в ответ на вопросы доктора Кауфмана для представления Международному Военному Трибуналу:
«Вопрос номер 1: Подтвердите или поправьте следующие биографические данные:
«Ответ: в декабре 1939 я стал начальником отдела Гестапо в Хемнице; в марте 1941 я стал начальником отдела Гестапо в Катовице; в сентябре 1943 я стал командиром Зипо[856] и СД в Копенгагене; в январе 1944 я стал инспектором Зипо и СД в Касселе; с 15 марта 1944 я стал заместителем начальника отделов IV A и IV B в РСХА; в декабре 1944 я стал командиром Зипо в Вене; в декабре 1944 я стал заместителем инспектора Зипо в Вене.
«Все эти назначения после января 1943 производились Кальтенбруннером в качестве начальника полиции безопасности и СД.
«Вопрос номер 2: Это не правда, что пока вы являлись руководителем Гестапо в Катовице вы часто посылали заключенных в Аушвиц для заключения или казни; что вы имели контакты с политическим отделом в Аушвице[857] во время, когда вы были начальником Гестапо в Катовице относительно заключенных отправленных из округа Катовице; что вы посещали Аушвиц по нескольким поводам; что «военно-полевой суд СС» Гестапо часто собирался в Аушвице и вы иногда присутствовали на судах над заключенными; что в 1942 и снова в 1943; руководствуясь приказами группенфюрера Мюллера, начальника Гестапо, комендант Аушвица показывал вам установки по уничтожению; что вы были знакомы с установками по уничтожению в Аушвице поскольку вы отправляли евреев со своей территории в Аушвиц для казни?
«Ответ: Да, эти утверждения фактическая правда.
«Вопрос номер 3: В отношении вашего ответа номер 5 в своих письменных показаниях от 29 марта 1946, все приказы об арестах, применении наказаний, и отдельных казнях в концентрационных лагерях поступали от РСХА? Существовал регулярный канал от Гиммлера через Кальтенбруннера к Мюллеру, до коменданта концентрационного лагеря? ФВХА[858] надзирало за всеми концентрационными лагерями в управлении, использовании рабочей силы, и поддержании порядка?
«Ответ: Ответ «да» на все три вопроса.
«Вопрос номер 3-а: Правда то, что между обергруппенфюрером СС Кальтенбруннером и обергруппенфюрером Полем, начальником ФВХА и начальником концентрационных лагерей проходили совещания? Доктор Кальтенбруннер знакомился с условиями в концентрационных лагерях?
«Ответ: Да, и в силу этих совещаний по поводу обсуждений с двумя начальниками управлений — группенфюрером Мюллером IV, и группенфюрером Нёбе, РСХА, начальником Зипо и СД — обергруппенфюрером СС доктор Кальтенбруннер должен был знакомиться с условиями в концентрационных лагерях.
«Я знал от начальника управления IV, группенфюрера СС Мюллера о том, что регулярные совещания проходили между РСХА и отделом Д ФВХА.
«Вопрос номер 4: Это не факт, что в июле или августе 1944 командирам и инспекторам Зипо и СД был отдан приказ Гиммлером через Кальтенбруннера, в качестве начальника Зипо и СД, в отношении военнослужащих всех англо-американских групп коммандос[859] которые должны были передаваться вооруженными силами Зипо; что Зипо допрашивало этих людей, а затем после допроса расстреливало; что об убийствах было известно вооруженным силам по коммюнике заявлявшим, что группа коммандос была уничтожена в бою; и что этому распоряжению присваивалась высшая секретность, и он уничтожался немедленно после прочтения?
Ответ: Да.
«Вопрос номер 5: В отношении вашего ответа на вопрос номер 7 ваших письменных показаний от 29 марта 1946, это не так что: