(Из стенограммы Международного Военного Трибунала от 5–6 и 8 апреля 1946 [757])
Сотый день
Пятница, 5 апреля 1946
Вечернее заседание
Председательствующий: Трибунал будет заседать завтра с 10 часов утра. В 12:30 будут рассмотрены дополнительные ходатайства о свидетелях и документах, и после этого с четверти до 1 он будет переведен в закрытый режим.
Руденко [758]: Подсудимый Кейтель, уточните, когда вы получили первый офицерский чин?
Кейтель: 18 августа 1902 г.
Руденко: Какое вы получили военное образование?
Кейтель: Я вступил в армию в качестве кандидата в офицеры и служил сначала в качестве простого солдата и, пройдя затем все последующие чины — ефрейтора, унтер-офицера — стал лейтенантом.
Руденко: Я спросил вас о вашем военном образовании.
Кейтель: Я был армейским офицером до 1909, затем около шести лет полковым адъютантом, во время первой мировой войны я был командиром батареи, а с весны 1915 г. находился на службе в генеральном штабе.
Руденко: Вы окончили военную или другую академию?
Кейтель: Я никогда не учился в военной академии. Два раза я в качестве полкового адъютанта принимал участие в командировках большого генерального штаба[759], летом 1914 г, был откомандирован в большой генеральный штаб и в начале войны 1914 возвратился в свой полк.
Руденко: Какую военную подготовку и военный чин имел Гитлер[760]?
Кейтель: Лишь немного лет назад я узнал от самого Гитлера, что он после окончания первой мировой войны якобы был лейтенантом в одном из баварских пехотных полков. Во время войны он был простым солдатом, затем он получил чин ефрейтора, очень может быть, что в последнее время он получил чин унтер-офицера.
|
|
Руденко: Не следует ли сделать вывод, что вы, обладая солидной военной подготовкой и большим опытом, вмели возможность оказывать существенное влияние на Гитлера при решении военно-стратегических и других вопросов, касающихся вооруженных сил?
Кейтель: Нет. Я заявлю в этом отношении, что Гитлер, в степени, которая практически непонятна для неспециалистов и профессиональных офицеров, изучал публикации генерального штаба, военную литературу, эссе по тактике, операциям и стратегии и так у него были знания в военных сферах, которые можно назвать поражающими. Могу я привести пример того как это подтверждалось иными офицерами Вермахта. Гитлер был настолько хорошо информирован относительно организации, вооружений, руководства и снаряжения всех армий, и что еще более замечательно, всех флотов мира, что невозможно было подтвердить какую-либо ошибку с его стороны; и я добавлю, также, что во время войны, пока я находился в его штаб-квартире и в его ближайшем окружении, Гитлер изучал по ночам все крупные труды генерального штаба — Мольтке[761], Шлиффена[762] и Клаузевица[763] и черпал для себя из них обширные знания. Поэтому, у нас складывалось впечатление: только гений способен на это.
Руденко: Вы не станете отрицать, что в силу своего опыта и военной подготовки вы являлись советником Гитлера в ряде важнейших вопросов?
Кейтель: Я относился к его ближайшему военному окружению и я слышал многое от него; но я вчера на вопрос моего защитника указывал на то, что даже в простых, ежедневных вопросах касающихся организации и снаряжения Вермахта, я могу открыто признать, что я был учеником, а не учителем.
|
|
Руденко: С какого времени, вы считаете, началось ваше сотрудничество с Гитлером?
Кейтель: Как раз в тот день, когда я был призван на эту должность, 4 февраля 1938 г.
Руденко: Итак, вы работали в контакте с Гитлером весь период, подготовки и осуществления агрессивной войны?
Кейтель: Да, мне кажется, что я уже дал все нужные разъяснения относительно того, как для меня, оказавшегося в этой ситуации, развивались события, уготовившие мне много неожиданностей.
Руденко: Кто, кроме вас, из руководящих военных работников ОКВ[764] и ОКХ[765] был приравнен к рангу министра Рейха?
Кейтель: Ранг министра Рейха имели три главнокомандующих родами войск вооруженных сил, причем главнокомандующий воздушным флотом рейхсмаршал Геринг был, кроме того, министром авиации Рейха, точно так же и я, как я уже показал вчера, приравнивался по рангу к министру Рейха, но я не имел полномочий министра и не назывался министром.
Руденко: Кто кроме вас, из числа военных сотрудников в ОКХ и ОКВ, подписывал распоряжения совместно с Гитлером и остальными министрами Рейха?
Кейтель: В министерском секторе правительства Рейха, был способ подписей фюрера и рейхсканцлера и непосредственно заинтерсованных министров, и наконец начальника рейхсканцелярии. Это не годилось для военного сектора, согласно традициям германской армии и Вермахта подписи давались принципиальными экспертами, которые работали над вопросом, начальником штаба, или кем-либо отдававшим или, по крайней мере, готовившим приказ, добавляя инициалы на черновике.
|
|
Руденко: Вчера вы сказали, что вы подписывали такие распоряжения совместно с другими министрами Рейха.
Кейтель: Да, вчера я упоминал отдельные распоряжения и также приводил причины, почему я подписывал их, и что делая это я не являлся министром Рейха и не получал функций полномочного министра.
Руденко: Какой орган, начиная с февраля 1938 года, выполнял функции военного министерства?
Кейтель: До последних дней января или первых дней февраля тогдашний военный министр Рейха фон Бломберг[766]. После 4 февраля, как известно, не существовало больше ни военного министерства, ни военного министра.
Руденко: Я поэтому вас и спрашиваю, какой орган заменял и выполнял функции военного министерства, зная, что этого министерства не было?
Кейтель: Я вместе с управлением вооруженных сил, тогдашним штабом военного министерства, во главе которого я стоял, вел дела дальше, распределив их, как я указал, то есть, передав все высшие полномочия главнокомандующим родами войск вооруженных сил. Но это был не мой приказ, а приказ Гитлера.
Руденко: Из представленной вам и суду схемы видно, что ОКВ являлось центральным объединяющим и высшим военным звеном в Рейхе, непосредственно подчиненным Гитлеру. Правильно сделать такой вывод?
Кейтель: Да. Это был штаб, военный штаб Гитлера.
Руденко: Кто непосредственно в ОКВ руководил разработкой военно — стратегических планов? Я имею в виду планы нападения на Австрию, Чехословакию, Польшу, Бельгию, Голландию, Францию, Норвегию, Югославию и Советский Союз.
Кейтель: Мне кажется, что вчера я очень подробно заявил, сказав, что все оперативные, стратегические планы разрабатывались по поручению Гитлера главнокомандующими родов войск вооруженных сил, например, в сухопутных войсках — ОКХ и генеральным штабом сухопутных сил. После чего об этих планах докладывалось Гитлеру, и затем принимались соответствующие решения.
Руденко: Я хочу вас спросить в связи с Югославией о следующем. Признаете ли вы, что изданная за вашей подписью директива о предварительном разделении Югославии является документом большого политического и международного значения, которым предусматривалось фактическое уничтожение Югославии как государства?
Кейтель: Я не сделал ничего, помимо оформления письменного распоряжения Гитлера, и препроводил его в инстанции, которых это интересовало и касалось. Я не мог оказать ни личного, ни политического влияния на решение этого вопроса.
Руденко: За вашей подписью?
Кейтель: По поводу подписей, которые я давал, я вчера сделал обширное объяснение, о том, как они появлялись и в чем их значение.
Руденко: Да, мы говорили об этом, мы слышали об этом, и я далее задам вам еще вопросы об этом. Я хочу теперь с большей ясностью уточнить ваше место в вопросе Югославии. Согласны ли вы, что при прямом участии ОКВ организовывались провокационные акции для создания повода к германской агрессии и для оправдания этой агрессии в глазах общественного мнения?
Кейтель: Этим утром, в ответе на вопросы защитников остальных подсудимых, я четко отвечал, что я не принимал участия в подготовке каких-либо инцидентов, и военные инстанции по желанию Гитлера никогда не принимали участия в обсуждении, подготовке, разработке или проведении такого рода инцидентов. Под инцидентом подразумевается провокация.
Руденко: Какое участие принимало ОКВ в обеспечении вооружения «фрайкора[767]«в Судетах?
Кейтель: Генерал, какой фрайкор? Я не знаю, какой фрайкор вы упоминаете?
Руденко: Фрайкор Судетов?
Кейтель: Я не осведомлен о том, что какая-либо военная инстанция, если можно так выразиться, поставляла или направляла туда тайным образом оружие. Я об этом не знаю.
Руденко: Кто и почему издал приказ об оккупации Моравской Остравы и Витковиц германскими военными частями 14 марта 1939, после полудня, когда президент Гаха[768] еще находился в пути в Берлин с целью переговоров с Гитлером?
Кейтель: Под конец фюрер решил издать этот приказ. Были сделаны приготовления с тем, чтобы внезапно, до планировавшегося ранее вступления в Чехословакию, занять этот район, где находился известный крупный современный сталелитейный завод, расположенный в Моравской Остраве, я не могу сейчас вспомнить, как он называется. Гитлер мне сказал, что причина такого решения заключается в том, чтобы воспрепятствовать тому, чтобы поляки внезапно напали с севера и чтобы, кроме того, на всякий случай завладеть наиболее модернизированным прокатным заводом. Это он привел в качестве причины, то есть, оккупации действительно имевшей место в поздние часы 14 марта.
Руденко: Но в это же время президент Гаха ехал в Берлин, чтобы вести переговоры с Гитлером?
Кейтель: Да, это правильно.
Руденко: Это вероломство!
Кейтель: Мне не кажется, что я должен давать свою оценку этих событий. Правильно то, что эта оккупация состоялась в указанный вечер. Причем я уже указал, что президент Гаха узнал об этом лишь тогда, когда он приехал в Берлин.
Теперь я вспомнил название. Это был металлургический завод в Витковице.
Руденко: Я имею к вам несколько вопросов в связи с агрессией против Советского Союза. Вы вчера давали уже Трибуналу по этому поводу показания. Вы изложили свою позицию по поводу нападения на Советский Союз. Но вы заявили Трибуналу, что распоряжение о подготовке варианта «Барбаросса[769]«последовало в начале декабря 1940 года?
Кейтель: Да.
Руденко: Вы точно это припоминаете и утверждаете?
Кейтель: Я не знаю, как точнее сказать, я не вспоминаю о каком-то определенном приказе главного командования вооруженных сил, которое издало бы соответствующие распоряжения о плане, названном просто «Барбаросса». Правда, в сентябре было издано указание, в котором говорилось о транспорте и железных дорогах и тому подобных вещах. Подписал ли я такое указание — я сейчас не помню. Тогда действительно было издано такое подготовительное указание, которое ставило своей целью улучшение средств сообщения между Западом и Востоком.
Руденко: В сентябре?
Кейтель: Это могло быть в сентябре или октябре, но я не могу установить точную дату.
Руденко: Я хочу знать точную дату.
Кейтель: Более точную информацию вы, вероятно, можете получить от генерала Йодля, который знает это лучше.
Руденко: Конечно, мы спросим его об этом во время его допроса. Я хочу, чтобы вы кратко вспомнили, впервые вы узнали о замыслах Гитлера о нападении на Советский Союз летом 1940 года?
Кейтель: Нет. Записанный в дневнике Йодля разговор относится к лету 1940 года. Вы, очевидно, имеете сейчас в виду тот разговор, который записан в дневнике Йодля, но я не присутствовал на этой, очевидно, очень краткой и беглой беседе. Размышления, которые у меня были в то время, подтверждают то обстоятельство, что я не слышал этого разговора, потому что я в то время постоянно находился в разъездах, летал на самолете и не присутствовал на совещаниях, где обсуждалось военное положение.
Руденко: А когда у вас происходила беседа с Риббентропом?
Кейтель: Это было, очевидно, в последние дни августа или в начале сентября. Точной даты я, однако, сообщить не могу. Я восстанавливаю этот период в моей памяти, исходя из того, что приблизительно 10 августа я вновь прибыл в Берхтесгаден и в последующее время составил тот меморандум, о котором я говорил.
Руденко: Итак, вы утверждаете, что впервые о замыслах Гитлера напасть на Советский Союз вы узнали из беседы с Риббентропом?
Кейтель: Нет, дело в том, что после того, как я 14 дней отсутствовал в Берхтесгадене, находясь частично в отпуску, частично при исполнении служебных обязанностей в Берлине, я возвратился в главную ставку и затем в один из следующих за моим прибытием дней, приблизительно в середине августа, я услышал впервые об этих планах Гитлера. После этого мной был составлен меморандум.
Руденко: Таким образом, правильно я вам ставлю вопрос, что вы летом 1940 года узнали о замыслах Гитлера?
Кейтель: Да. Август это еще лето.
Руденко: Я хотел бы напомнить вам показания свидетеля Паулюса[770], которые он дал здесь, перед Трибуналом, 11 февраля сего года. Паулюс как вы припоминаете, сообщил Трибуналу, что при поступлении на службу в ОКХ 3 сентября 1940. он среди прочих планировок застал там еще незаконченный предварительный оперативный план нападения на Советский Союз, известный под названием «Барбаросса». Вы припоминаете это свидетельство Паулюса?
Кейтель: Я помню лишь то, что он сказал, что там имелся план проведения маневров, что, когда он был переведен на должность в ОКХ в генеральный штаб, он обнаружил там соответствующий документ. Этот документ мне неизвестен и не мог быть известным, так как документы и материалы генерального штаба никогда не находились в моем распоряжении, и я никогда не видел их.
Руденко: Стало быть, я хочу установить одно обстоятельство: вы отрицаете, что в сентябре 1940 года в ОКХ уже велись разработки в связи с вариантом «Барбаросса»?
Кейтель: Если имеется свидетельство генерал-фельдмаршала Паулюса, то я не могу сказать, что оно неправильно, потому что я не могу знать, было ли это так в действительности. Я не могу этого ни оспаривать, ни утверждать.
Руденко: Вы заявили Трибуналу, что вы были противником войны с Советским Союзом?
Кейтель: Да.
Руденко: Вы заявили, что вы специально входили с предложением к Гитлеру, чтобы он изменил свои замыслы в отношении Советского Союза?
Кейтель: Да, не только изменить этот план, но вообще отказаться от этого плана и не вести войны против Советского Союза. В этом заключался смысл моего меморандума.
Руденко: Сейчас я хочу вас спросить об известном вам, очевидно, совещании, которое произошло через три недели после нападения Германии на Советский Союз, о совещании 16 июля 1941. Вы припоминаете это совещание, которое было посвящено вопросу о задачах войны против Советского Союза?
Кейтель: Нет, я сейчас не помню.
Руденко: Я не намерен вам сейчас предъявлять этот документ. Если вспоминаете, я его предъявлял подсудимому Герингу, когда речь шла о расчленении Советского Союза, вспоминаете?
Кейтель: Да, этот документ я знаю. Я уже здесь, во время моего допроса охарактеризовал этот документ как запись рейхсляйтера Бормана.
Руденко: Правильно.
Кейтель: Я тогда также показал, что меня пригласили участвовать лишь во второй половине этого совещания, я не присутствовал на первой половине совещания. Я также показал, что этот документ не является протоколом, а свободной продиктованной записью рейхсляйтера Бормана.
Руденко: Но вы припоминаете, что уже тогда — 16 июля ставился вопрос о присоединении к Германии Крыма, Прибалтики, волжских районов, Украины, Белоруссии и других территорий.
Кейтель: Нет, мне кажется, что об этом говорилось на первой половине совещания. Я помню о той части совещания, когда обсуждался вопрос о кадрах, об определенных лицах, которые должны были быть назначены. Это я припоминаю. Эту запись я увидел только здесь, раньше я не знал о ней, на первой половине этого совещания я не присутствовал.
Руденко: Тогда позвольте спросить вас иначе. Какие конечные цели ставил Гитлер и его окружение в войне против Советского Союза?
Кейтель: Я считал, основываясь на тех заявлениях, которые мне сделал Гитлер, что более глубокие причины этой войны заключались в том, что он был убежден, что в течение ближайших лет между великой славянской коммунистической империей и великогерманским Рейхом национал-социализма, так или иначе вспыхнет война и если столкновение между этими двумя народами неизбежно, то гораздо лучше, чтобы оно произошло сейчас, а не позже. Вот, как я могу приблизительно все это сформулировать. Но я не помню, по крайней мере, сейчас, эти вопросы, из этого документа о расчленении некоторых районов. Вероятно, они были плодом фантазии.
Руденко: И вы утверждаете под присягой, что вам было неизвестно о гитлеровских планах захватить территории Советского Союза и колонизировать их?
Кейтель: Нет, в такой форме это не говорилось. Я, конечно, сознавал, что предполагалось сделать прибалтийские провинции зависимыми от Германии, установить между Украиной и Германией тесные экономические отношения в области снабжения продуктами питания, но мне не были известны конкретные объекты, которые должны были быть завоеваны, и если эти вопросы когда-нибудь и затрагивались, то я к ним не относился серьезно.
Руденко: Известно ли вам было, что на этом совещании 16 июля Гитлер заявил о необходимости стереть с лица земли Ленинград?
Кейтель: Я не уверен, что в ходе этого совещания — я снова прочитал здесь этот документ. Того, что содержится в документе я не могу вспомнить. Но документ был у меня в руках; я читал его в присутствии американского обвинителя; и если это изложено в нем, тогда вопрос в том слышал ли я об этом тогда, когда я был вызван на совещание.
Руденко: Я не намерен сейчас вручать вам документ, потому что он уже представлялся несколько раз. Но в протоколе, цитированном мною подсудимому Герингу, который сам читал его, сказано: «На Ленинградскую область претендуют финны. Фюрер хочет сравнять Ленинград с землей, с тем, чтобы затем отдать его финнам»
Кейтель: Я могу лишь сказать, что необходимо установить, с какого момента я присутствовал на совещании. Я не слышал, чего-либо сказанного до этого момента, и я могу только попросить, чтобы мне дали документ или если можно зачитали протокол моего предварительного допроса. О том, что я говорил тогда дознавателю.
Руденко: Хорошо. Мы немедленно дадим вам протокол совещания 16 июля. Пока требуется найти отрывок, я задам вам несколько вопросов, и за это время отрывок найдется.
Относительно уничтожения Ленинграда, вы знали о нем из других документов?
Кейтель: Меня спрашивала об этом русская делегация и генерал, который присутствовал в зале суда. Он обращал мое внимание на этот документ.
Руденко: Верно, это было во время предварительного следствия.
Кейтель: Я действительно знаю документ, изданный военно-морскими силами. Мне также известен 2-й документ, который содержал краткую директиву, мне кажется, по поручению Йодля, относительно Ленинграда. Меня уже допрашивали по этим двум документам. Я могу по этому поводу лишь констатировать, что ни действия германской авиации, ни обстрел осадной артиллерией не произвели тех разрушений, какие имели место позже в других местах. До этого дело не дошло, этого в действительности не было. Насколько мне известно, систематического обстрела Ленинграда не было. Поэтому можно констатировать лишь то, что я сказал тогда под присягой представителям советской делегации.
Руденко: Вы утверждаете, что Ленинград никогда не обстреливался?
Кейтель: Конечно, артиллерия действовала в районе Ленинграда. Но обстрел не ставил своей целью разрушение города, до этого дело не дошло. Генерал, это происходило, при наступлении на Ленинград.
Руденко: Взгляните на документ, и я затем задам вам несколько дополнительных вопросов. (Документ передается подсудимому)
Кейтель: Это очень просто. Я вошел именно после того, как было сделано замечание. Я тогда сказал американскому дознавателю, что когда я вошел в комнату, я лишь услышал про дискуссию, о назначении гауляйтера Лозе[771]. Я не слышал предшествующих замечаний.
Руденко: Вы ознакомились с тем протоколом доклада на совещании 16 июля, касающимся Ленинграда?
Кейтель: Да, там где я вошел.
Руденко: Вы видите свое появление на совещании. Вы прибыли на совещание, когда не нём непосредственно завершилось обсуждение Ленинграда?
Кейтель: Да. Я вошел в комнату, когда они говорили о качествах гауляйтера Лозе, подходил ли он для административной должности. Это были первые слова, которые я услышал. Когда я вошел, шло обсуждение этого вопроса.
Руденко: Здесь четко заявляется: «Стереть город Ленинград с лица земли»
Кейтель: Да, я прочитал это.
Руденко: Тоже сказано в распоряжении?
Кейтель: Да; но со мной он прямо не связан. Вы имеете в виду приказ флота, приказ, связанный с флотом?
Руденко: Вам известно, что было два указа, один принятый флотским командованием и другой от ОКВ, подписанный Йодлем? Вы это знали, не так ли?
Кейтель: Да, я видел здесь оба распоряжения. Они были представлены русской делегацией.
Руденко: И вам известно, что в приказе за подписью подсудимого Йодля говорится также о разрушении города Москвы?
Кейтель: Сейчас я этого точно не знаю, так как тогда, как я сам видел, речь шла только о Ленинграде. Если это имеется в протоколе, то я не хочу оспаривать.
Руденко: Я вас спрашиваю: приказы по линии ОКВ издаются для того, чтобы их исполняли?
Кейтель: Во-первых, директива или указание, изданное морскими силами, не является приказом, исходящим от ОКВ, и его происхождение мне неизвестно, а короткий приказ Йодля, исходящий от ОКВ, был составлен, когда я отсутствовал, как я уже говорил. Если бы я в тот момент находился там, то я, вероятно, подписал бы его, но меня тогда не было и я не знаю предпосылок и обсуждений, обусловивших это указание.
Руденко: Вы не ответили на мой вопрос. Я спрашиваю: приказы издаются для того, чтобы их исполняли?
Кейтель: То, о чем мы сейчас говорим, указание, а не приказ. Приказ может быть издан только руководящей на данном участке инстанцией сухопутных сил. Это была директива, где излагалась цель и намерение.
Руденко: А указания, исходящие из ОКВ, подлежат исполнению?
Кейтель: Конечно, они должны выполняться.
Руденко: Что касается вашего заявления по поводу того, что никто не обстреливал Ленинград, то оно не нуждается в опровержении, ибо разрушения Ленинграда — общеизвестный факт.
Кейтель: Я разрешу себе заметить, что я не издавал этого приказа, Поэтому я и не знаю этого.
Руденко: Вам известно, что до начала войны с Советским Союзом подсудимым Герингом была издана так называемая «Зеленая папка», содержащая директивы по руководству экономикой подлежащих оккупации районов СССР?
Кейтель: Да, это мне известно.
Руденко: Вы подтверждаете, что своим распоряжением от 16 июня 1941 г. вы дали указание всем германским вооруженным силам о неуклонном выполнении этих директив?
Кейтель: Да, имеется указание, которое доводит до сведения всех войсковых частей, какие организации используются для осуществления важных задач и какого рода ответственность при этом существует. Далее говорилось, что все военные инстанции сухопутных сил должны действовать в полном соответствии с указанием. Я препроводил это указание всем соответствующим инстанциям, не издал его, а препроводил другим инстанциям.
Руденко: Это было ваше указание или вы только исполняли указание фюрера?
Кейтель: Я лишь передавал данные мне фюрером поручения. Я вообще не мог отдавать приказов рейхсмаршалу Герингу в этом направлении.
Руденко: Вы дали приказ не рейхсмаршалу Герингу, а приказ вооруженным силам?
Кейтель: Я ему и не мог давать приказов, я мог лишь повеление фюрера довести до сведения главнокомандующего сухопутными силами, который в свою очередь должен был сообщить о нем дальше своим войскам.
Руденко: Вы не расходились с этим желанием фюрера?
Кейтель: Я не возражал, поскольку здесь речь шла о задачах ОКВ.
Руденко: Вы подтверждаете, что в этом распоряжении вами была поставлена задача немедленной и полной эксплуатации оккупированных областей Советского Союза в интересах военной экономики Германии?
Кейтель: Такого рода приказ, где говорилось о целях и задачах, которые должны были осуществляться экономической организацией «Ольденбург[772]«, я не издавал. Я передал лишь основное содержание «Зеленой папки» ОКХ, чтобы потом были даны дальнейшие распоряжения.
Руденко: Вы признаете, что директивы, содержащиеся в «Зеленой папке» Геринга были направлены на разграбление материальных ценностей Советского Союза и имущества его граждан?
Кейтель: Нет, по моему мнению, об уничтожении в «Зеленой папке» ничего не говорилось. Вместо уничтожения следует сказать использование лишних продуктов, главным образом в области питания, а сырье должно было использоваться для военной экономики Германии, а не уничтожаться.
Руденко: Пожалуйста, повторите сказанное.
Кейтель: Я сказал, что в «Зеленой папке» были принципы использования существующих и будущих резервов, которые считались полезными, но никогда об их уничтожении. Дело было не в том, чтобы позволить советскому населению голодать. Я видел происходящее на месте и могу со знанием об этом говорить.
Руденко: Это вы не считаете грабежом?
Кейтель: Слова: военные трофеи, использование запасов, обнаруженных во время военных действий, грабеж и тому подобное являются понятиями, которые, как мне кажется, это вопрос дефиниции для каждого в отдельности.
Руденко: Хорошо, не будем спорить. Я имею к вам последний вопрос в связи с нападением на Советский Союз. Согласны ли вы с тем, что способы ведения германской армией войны на Востоке самым резким образом расходились с элементарным представлением о воинской чести армии и с понятием военной необходимости и целесообразности?
Кейтель: Нет, я не могу признать этого в такой форме. Я скорее скажу, что фактически это ожесточение — я ранее использовал такой термин — эта ожесточенность войны против Советского Союза и происходящее на Востоке, не относится к действиям германской армии, но к обстоятельствам о которых я заявлял в письменных показаниях представленных Трибуналу моим защитником. Я далее попрошу русского обвинителя зачитать их, чтобы можно было выразить мое мнение о них.
Руденко: Хорошо. Завершая вопрос агрессии и переходя к вопросу жестокостей, я задам вам следующий вопрос, и я доверяю вам предоставление информации Трибуналу о вашей должности ближайшего советника в ведении войны.
Мой вопрос следующий: Какие задачи ставились германским верховным главнокомандованием перед германскими вооруженными силами в случае успешного для Германии окончания войны против Советского Союза?
Кейтель: Я не знаю, что вы имеете в виду. Какие требования были поставлены военному руководству в случае успешной войны? Могли бы вы по-иному его сформулировать? Я не понял его?
Руденко: Я думаю дальнейшее ведение войны после успешного завершения Восточной кампании.
Кейтель: Затем могло произойти то, что произошло позднее, то есть, высадка британских и американских сил во Франции, в Дании, или Германии, и т.д. Различные возможности могли произойти которых не предугадать.
Руденко: Я не спрашиваю, в общем. Вы очевидно, знакомы с документом «Руководство морской войной», который был уже запроектирован 8 августа 1941 г. по вопросу задач дальнейшего ведения войны после окончания восточной кампании. Речь идет о разработке планов вторжения в Иран, Сирию, Египет. Вы знаете этот документ?
Кейтель: Он не представлялся мне. Он сейчас удивителен, и я его не помню.
Руденко: Вы не знаете этого документа.
Этот документ, ваша честь, номер С-57; он был представлен Трибуналу как экземпляр номер СССР-336. Я сейчас покажу его вам. Пожалуйста, передайте этот документ подсудимому.
(Документ передан подсудимому)
Кейтель: Этот документ я вижу в первый раз, здесь на процессе. Он начинается предложением: «У штаба военно-морских сил имеется проект директивы относительно дальнейших планов после окончания восточной кампании». Этого указания или этого приказа военно—морских сил я никогда не видел и не мог его видеть. Этот проект директивы должен был, очевидно, исходить из ОКВ, в штабе оперативного руководства имелись офицеры армии, флота и авиации. Очень может быть, что здесь в форме проектов директивы изложены мысли, которые в свое время были доведены до сведения офицеров оперативного штаба. Я сейчас не помню такой директивы оперативного штаба. Может быть, Йодль даст сведения об этом.
Руденко: Но вы видели, что этот документ планирует захват Гибралтара при активном участии Испании, он планирует нападение на Сирию, Палестину в направлении на Египет и т. д. Вы говорите, что об этом документе вы не имеете представления?
Кейтель: Я охотно дам объяснение по этому поводу, а именно: захват Гибралтара, который является входом в Средиземное море, был запланирован на предыдущую зиму 1939/40 года, но этот план не был реализован. Мне кажется, что и в том не было ничего нового. Но остальное, о чем упоминалось в проекте, было лишь выражением идей, которые возникали в связи с той обстановкой, которая создалась в ходе операции севернее Кавказа. Я отнюдь не собираюсь утверждать, что это были идеи, которые не занимали умы. Но я просто этого не помню, я не читал всех документов и бумажек, которые исходили из оперативного штаба в виде проектов.
Руденко: Если такие документы, как вопрос о захвате стран, считаются бумажками, тогда что же у вас считается важными документами?
Кейтель: Я могу сказать лишь следующее, что является вполне искренним и соответствует действительности. Во время войны составляются некоторые планы, обдумываются различные возможности, которые не реализуются в суровой действительности, да и подчас не могут быть реализованы и поэтому уже, потом с исторической точки зрения нельзя рассматривать эти бумажки как выражение воли всего оперативного и стратегического военного командования.
Руденко: Согласен, что с исторической точки зрения этот документ сейчас значения не имеет. Но в плане германского генерального штаба, который полагал, что он победит Советский Союз, этот документ тогда приобретал другое значение.
Перехожу к вопросам зверств и вашего отношения к этим преступлениям. Ваш защитник Нельте[773] предъявил вам основные документы обвинения по вопросам злодеяний. Поэтому я не намерен их предъявлять и подробно останавливаться на них. Я лишь спрошу об основных документах, которые были представлены во время допроса вашим защитником.
Прежде всего, я обращаюсь к документу: «Распоряжение о применении военной подсудности в районе «Барбаросса» и об особых мероприятиях войск». Вы помните этот документ? Он был составлен 13 мая 1941. Это больше чем за месяц до начала войны с Советским Союзом. Вы помните, в этом документе, составленном до начала войны, указывалось, что заподозренные элементы должны быть немедленно доставлены к офицеру и последний решает вопрос, должны ли они быть расстреляны. Вы помните это положение? Вы подписывали этот документ?
Кейтель: Да. Я никогда не оспаривал этого. Но я давал необходимые пояснения о том, как появился документ и кто его создал.
Председательствующий: Какой у документа номер?
Руденко: Документ С-50, датированный 13 мая 1941.
Председательствующий: Хорошо.
Руденко (Подсудимому): Также вы объявили, что вы уже исследовали вопрос с вашим защитником, я вместе с тем обязан поставить вам вопрос в немного отличной форме: Вы заявляете сейчас, что право офицера расстреливать людей без суда и следствия недопустимо?
Кейтель: В германской армии уже издавна как для своих солдат, так и для солдат противника имелись военно-полевые суды, состоявшие всегда из одного офицера и одного-двух солдат, которые втроем выступали в качестве судей. Это мы называем военно-полевым судом. В этом суде должен всегда присутствовать в качестве старшего офицер. Но так как вопрос принципиален я повторю заявление, которое сделал вчера…
Руденко: Подождите! Пожалуйста, ответьте на этот вопрос. Но этим документом устранялось судебное разбирательство дел в отношении заподозренных лиц и право расстрела предоставлялось офицеру германской армии? Правильно это?
Кейтель: Да. В случае, если были заподозрены германские солдаты, это было так и это допускалось. Имеется военный суд, который состоит из судейских чиновников и имеется военно-полевой суд, который состоит из солдат. Последние имеют право в результате слушания дела в военно-полевом суде выносить приговор в отношении любого солдата германской армии и приводить его в исполнение.
Председательствующий: Вы не отвечаете на вопрос. Вопрос был задан: какое право дает этот документ, а не каковы вообще приказы в германской армии.
Руденко: Вы можете ответить мне на этот вопрос? Этот документ устранял судебное разбирательство и предоставлял право расстреливать заподозренных, как здесь говорится, офицеру германской армии?