Рагинский: Я читаю последний абзац, где сказано:
«Пятое главное управление подчинено внешнеполитическому отделу министерства экономики Рейха. Он (этот самый отдел) обеспечивает взаимодействие между министерством и заграничными организациями НСДАП».
Следовательно, речь идет не о личной инициативе фон Ягвица, как вы хотели заверить Трибунал, этот отдел являлся отделом вашего министерства. Вы нашли это место?
Функ: Да. Господин фон Ягвиц руководил этим центром связи для сотрудничества с заграничной организацией, во многих случаях это было вполне естественно. Я не знаю, что в этом можно увидеть преступного или необычного.
Рагинский: Мы вернёмся к вопросу позже. Господин Председательствующий, я хочу перейти к другой части. Подходит ли объявить сейчас короткий перерыв? Я задам еще несколько вопросов.
Председательствующий: Очень хорошо; объявляется перерыв.
(Объявлен перерыв)
Рагинский: Вы вчера говорили, что были уполномоченным по хозяйству также неполноценным. По вашим словам, настоящим уполномоченным был Шахт, а вы были второстепенным уполномоченным. Вы помните свою статью под названием «Хозяйственная и финансовая мобилизация»? Вы помните, что вы писали тогда?
Функ: Нет.
Рагинский: Ну, не будем тратить времени, я вам напомню. Я представляю Трибуналу как доказательство под номером СССР-452 статью Функа, опубликованную в центральном ежемесячнике НСДАП и «Германского трудового фронта[1602]«за 1939 год под названием «Der Schulungsbrief[1603]«. Вы писали тогда:
«Назначенный фюрером генеральным уполномоченным по хозяйству, я считаю своей обязанностью позаботиться о том, чтобы во время военных действий обеспечить также жизненную и боевую силу народа с хозяйственной точки зрения».
|
|
Вы нашли это место?
Функ: Да, нашел.
Рагинский: Далее, вы писали:
«Использование хозяйства для больших политических целей фюрера требует не только твердого и единого руководства всеми хозяйственными и политическими мероприятиями, но в прежде всего тесной согласованности с соответствующими задачами партии, правительства и вооруженных сил. Индустрия, продовольствие, сельское хозяйство, лесоводство и лесной промысел, внешняя торговля, транспорт, использование рабочей силы, установление зарплаты и цен, финансы и кредит — все это должно быть мобилизовано на то, чтобы весь хозяйственный потенциал поставить на службу обороны Рейха. Для проведения этой задачи мне как генеральному уполномоченному по хозяйству подчиняются соответственно высшие представители власти Рейха».
Вы подтверждаете, что так именно вы писали в 1939 году?
Функ: Да.
Рагинский: Вам неясен вопрос?
Председатель: Он сказал — да.
Функ: Нет, нет, мне совершенно ясно. Я сказал, что я это подтверждаю.
Рагинский: Вы знаете об издании в июне 1941 года так называемой «зеленой папки[1604]«Геринга? Она оглашалась здесь, в суде. Это так называемые директивы по руководству экономикой, а вернее директивы по
разграблению оккупированных территорий СССР. Какое участие вы. лично принимали в разработке этих директив?
Функ: Я не знаю сейчас, — принимал я участие в этом или нет.
Рагинский: Вы не помните? Как же это могло быть, чтобы такие документы составлялись без вас — министра экономики, президента Рейхсбанка и генерального уполномоченного по вопросам экономики?
|
|
Функ: Во-первых, тогда я уже не был генеральным уполномоченным по вопросам экономики. Уполномоченным по вопросам военной экономики я вообще никогда не был. Все полномочия и права уполномоченного по вопросам экономики вскоре после начала войны перешли к уполномоченному по четырехлетнему плану. Это здесь было уже неоднократно подтверждено и подчеркнуто. Что касается моего личного участия в руководстве экономикой в оккупированных областях, то оно было самым минимальным. Я даже не помню сейчас об этом, так как всем управлением экономикой в оккупированных восточных областях занимался экономический штаб «Ост» и уполномоченный по четырехлетнему плану в полном сотрудничестве с министерством Розенберга, то есть министерством по делам оккупированных восточных областей. Сам помню лишь о том, что министерство экономики поручало отдельным коммерсантам из Гамбурга и Кельна развивать в оккупированных восточных областях частное хозяйство.
Рагинский: Мы уже слышали, каким «развитием» они занимались. Вы грабеж называете развитием.
Вы помните свое выступление в Праге 17 декабря 1941 г. на заседании южно-европейского экономического общества или вам следует напомнить о нем?
Функ: Не нужно.
Рагинский: Не нужно?
Функ: Во время предварительного расследования я обратил внимание генерала Александрова на эту речь и сказал ему тогда, что это было неправильным газетным сообщением, которое спустя короткое время было исправлено, опровергнуто мною.
|
|
Рагинский: Подсудимый Функ, вы несколько предупреждаете события. Вы не знаете еще, о чем я вас хочу спросить. Вы послушайте, а потом будете отвечать. Вы делали заявление Суду, что ни в каких совещаниях у Гитлера, на которых обсуждались политические и экономческие цели нападения на Советский Союз, вы не принимали участия и что об установках, высказываниях и планах Гитлера о территориальном разделе Советского Союза вы не знаете, но ведь вы сами в своем выступлении говорили, что «Восток является будущей колонией Германии», колониальной областью Германии. Вы говорили о том, что Восток является будущей колониальной областью Германии?
Функ: Нет. Во время предварительного расследования я уже оспаривал этот факт. Когда мне был предъявлен этот документ, то я сказал, что я говорил о старых германских колонизаторских областях, и это может, я надеюсь, подтвердить генерал Александров[1605]. Он тогда допрашивал меня.
Рагинский: Я не собираюсь вызывать генерала Александрова в качестве свидетеля. Я вас спрашиваю, вы это говорили?
Функ: Нет.
Рагинский: Вы сказали, что вам не нужно напоминать, а именно это написано в вашем выступлении, я вам дословно приведу эту цитату, «Широкие, неоткрытые еще для Европы сырьевые
области в восточном европейском пространстве станут
многообещающей колониальной страной Европы».
А в декабре 1941 года о какой Европе и о каких старых германских областях шла тогда речь? Я вас спрашиваю?
Функ: Я уже оказал, что я не говорил о колониальных областях, я говорил о старых германских колониальных пространствах.
Рагинский: Да, но мы здесь не говорили о колониальных территориях; мы говорили о новых территориях, которые вы желали захватить.
Функ: Территория уже была завоёвана. Нам не нужно было её завоевывать. Она была завоёвана немецкими войсками.
Рагинский: Нет. Не было известно, что они были завоёваны, поскольку вы уже отступали с них.
Рагинский: Вы говорили, что являлись президентом компании «Континенталь Ойль». Эта компания была организована для эксплуатации нефтяных богатств на оккупированных территориях, в особенности грозненской и бакинской нефти. Ответьте мне: да или нет?
Функ: Компания действовала не только в оккупированных областях, она занималась разработкой нефтяных запасов на территории всей Европы. Она брала своё начало в румынских нефтяных интересах и везде где немецкие войска оккупировали территории были нефтехранилища, чтобы компания, которая была частью Четырёхлетнего плана, была дана задача различными экономическими ведомствами, позднее промышленностью вооружений, по производству нефти на этих территориях и восстановления разрушенных нефтеносных районов. У компании была огромная восстановительная программа. Лично я был председателем наблюдательного совета и в основном занимался только с финансированием этой компании.
Рагинский: Вы не ответили на мой вопрос. Я вас спрашивал, грозненская и бакинская нефть — эти источники являлись объектом эксплуатации этой компании'? Нефтяные источники Кавказа были включены в основной капитал «Континенталь Ойль»?
Функ: Нет.
Рагинский: Нет? Мне достаточно вашего ответа.
Функ: Это не правильно. Мы не завоевали Кавказ и поэтому Континентальная нефтяная компания не могла действовать на Кавказе.
Рагинский: Правильно. Но Розенберг уже тогда сделал доклад о завоевании и эксплуатации Кавказа. Вы помните, здесь, на Суде, оглашалась стенограмма совещания у Геринга от 6 августа 1942 г. с рейхскомиссарами оккупированных областей? Вы помните об этом совещании?
Функ: Да.
Рагинский: Вы принимали участие в этом совещании?
Функ: Я этого не знаю. Что вы хотите сказать, что на этом совещании говорилось о нефтяных запасах Кавказа? Я этого не знаю.
Рагинский: Я вас спрашиваю: вы принимали участие в этом совещании?
Функ: Я этого сейчас уже не знаю, может быть, и принимал.
Рагинский: Вы не помните? В таком случае вам покажут этот документ. Он был представлен Трибуналу, он оглашался здесь. Это документ — СССР-170.
Как установлено, на этом совещании намечались наиболее эффективные меры экономического разграбления оккупированных территорий
СССР, Польши, Чехословакию, Югославии и других стран. На этом совещании подсудимый Геринг обращался к вам с репликой. Теперь вы вспомнили?
Функ: Да, я вспомнил, что был на этом совещании. Слова же Геринга, обращенные ко мне, относятся к следующему: после того как русские области были уже заняты, мы посылали коммерсантов, которые привозили туда интересующие население товары. Здесь как раз сказано: «Туда должны быть посланы коммерсанты. Вначале их следует послать в Венецию, чтобы они закупили там товары, которые должны быть ими затем распределены в оккупированных русских областях». Вот что мне тогда сказал Геринг.
Рагинский: Я не об этом сейчас вас спрашиваю, подсудимый Функ. Вы были на этом совещании или не были? Можете вы ответить на этот вопрос?
Функ: Конечно, если Геринг там говорил что-то мне, то я присутствовал на этом совещании 6 августа 1942 г.
Рагинский: Отвечая на вопросы господина Додда о пополнении золотого запаса Рейхсбанка, вы, подсудимый Функ, говорили, что золотые запасы Рейхсбанка пополняли только золотом Бельгийского банка. А разве вы не знали, что из национального Чехословацкого банка было украдено 23 тысячи килограммов золота и перевезено в рейхсбанк?
Функ: О том, что было украдено, — мне не известно.
Рагинский: А что вам известно?
Функ: Я вчера здесь совершенно ясно говорил, что золотые запасы, переместились главным образом через принятие золота Бельгийского и Чехословацкого национального банков. О чешском национальном банке я вчера говорил особо.
Рагинский: Да, но я вас сейчас спрашиваю не о Бельгийском, а о Чехословацком банке.
Функ: Да, да. Я вчера уже упоминал о нем. Я говорил о нем.
Председатель: Да, он только что сказал, он говорил о Чехословакии и о золотых запасах Чехословакии.
Рагинский: Господин Председательствующий, вчера он о Чехословакии не сказал, и я этот вопрос сегодня ему поставил. Но если он отвечает утвердительно, то я больше его по этому поводу спрашивать не намерен.
Я перейду к следующему вопросу — о Югославии. 14 апреля 1941 г., то есть до полной оккупации Югославии, главнокомандующий германскими сухопутными войсками издал сообщение для оккупированных югославских территорий. Это документ СССР-146/1078, он уже был представлен Трибуналу. Девятым пунктом этого сообщения определяется принудительный курс югославской валюты — за одну немецкую марку — 20 югославских динар и в принудительном порядке наряду с югославскими динарами вводятся кредитные билеты германской кредитной кассы «Reichskreditkassenscheine». Эти валютные операции позволили немецким захватчикам по дешевой цене вывозить из Югославии товары, а также разные ценности. Такие операции проводились во всех оккупированных областях. Я вас спрашиваю, вы признаете, что такие операции являлись одним из способов экономического разграбления оккупированных территорий?
Функ: Нет
Рагинский: Очень хорошо.
Функ: Важно то, в каком соотношении устанавливаются курсы. В отдельных случаях, в частности, это относится к Франции, я протестовал против занижения курса валюты в оккупированных областях.
Рагинский: Подсудимый Функ, о Франции вы уже говорили, и я бы не хотел отнимать лишнее время у Трибунала. Вам следует отвечать на мои вопросы.
Функ: Одну минуточку. Я не знаю сейчас, каково было тогда соотношение между динарами и марками. Вообще не я устанавливал курсы. Это исходило от министра финансов и вооруженных сил. Что касается моего участия, то я всегда настаивал на том, чтобы курс валюты не удалялся слишком далеко от курса, который имелся в тот момент и который основывался на покупательной силе денег. Сейчас я уже не знаю, каков был в то время курс динар. Что касается кредитных билетов германской кредитной кассы («Reichskreditkassenscheine»), то они должны, конечно, были прийти вместе с германскими войсками,потому что иначе нам бы пришлось вводить особые реквизиционные ваучеры, что было бы еще хуже и вредней для населения и всей страны чем работа с признанным средством платежа.
Рагинский: Значит, вы хотите сказать, что вы были не при чем, а все дело в министре финансов? Скажите, вам известны показания вашего заместителя Ландфрида, которые представил ваш защитник? Вы помните, что Ландфрид говорил и утверждал совсем другое. Он говорил, что ваше мнение было окончательным и решающим при определении валютных курсов в оккупированных странах. Вы не согласны с этим показанием?
Рагинский: Значит, вы хотите сказать, что вы были не при чем, а все дело в министре финансов? Скажите, вам известны показания вашего заместителя Ландфрида, которые представил ваш защитник? Вы помните, что Ландфрид говорил и утверждал совсем другое. Он говорил, что ваше мнение было окончательным и решающим при определении валютных курсов в оккупированных странах. Вы не согласны с этим показанием?
Рагинский: Следовательно, принудительный курс в оккупированных странах вводился с вашего ведома и по вашему указанию?
Функ: Нет, меня спрашивали, каково мое мнение.
Рагинский: Ваше мнение?
Функ: Я должен был просто дать мое согласие, то есть директор Рейхсбанка должен был дать свое согласие. Моим мнением интересовались.
Рагинский: Я удовлетворен вашим ответом.
Я перехожу к следующему вопросу. 29 мая 1941 г. германский главнокомандующий в Сербии издал распоряжение, которое было уже представлено Трибуналу как документ СССР-135/180. Этим распоряжением был ликвидирован национальный банк Югославии, и все имущество югославского банка было разделено между Германией и ее сателлитами. Вместо югославского национального банка был создан фиктивный так называемый сербский банк, руководителей которого назначал германский генеральный уполномоченный по экономике Сербии. Скажите, вам известно, кто был этот уполномоченный по экономике в Сербии?
Функ: По-видимому, это был генеральный консул Ганс Нейгаузен[1606], представитель делегата по четырехлетнему плану.
Рагинский: Нейгаузен являлся сотрудником министерства экономики? Функ.: Нет.
Рагинский: Никогда в министерстве экономики не работал?
Функ: Нет, никогда Нейгаузен не работал в министерстве экономики.
Рагинский: Он был сотрудником Геринга?
Функ: Да. Он был сотрудником Геринга. Это правильно.
Рагинский: Вы признаете, что такая специфическая валютно-экономичеокая операция, в результате которой югославское государство и его граждане были ограблены на несколько миллиардов динаров, не могла быть проведена без вашего участия и подведомственных вам учреждений?
Функ: Я не знаю точно тех положений, согласно которым были ликвидированы эти банки и основан новый сербский национальный банк. Но само собой разумеется, что Рейхсбанк в таких трансакциях принимал участие.
Рагинский: Таким образом, наряду с открытым грабежом, выразившимся в конфискациях, реквизициях и т. п., которые немецкие захватчики проводили в оккупированных странах Восточной Европы, они использовали до предела все экономические силы этих стран и путем различных валютно-экономических мероприятий, таких, как обесценивание валюты, захват банков, искусственное снижение цен и зарплаты, продолжали экономическое разграбление оккупированных территорий. Вы признаете, что именно такова была политика Германии в оккупированных странах Восточной Европы?
Функ: Нет.
Рагинский: Не признаете?
Функ: Никоим образом.
Рагинский: Я передаю Трибуналу документ под номером СССР-453, Ю-119 — это новый документ, который представляет собой заметки о совещании у комиссара по установлению цен Рейха от 22–23 апреля 1943 г. На этом совещании участвовали референты по вопросам цен всех оккупированных областей. Я зачитаю несколько выдержек из этого документа. На второй странице указано, что
«На 1 октября 1942 в Германии работало пять с половиной миллионов иностранных рабочих, из них полтора миллиона военнопленных и четыре миллиона из гражданского населения, в том числе, — как говорится в этом документе, — 1 200 000 с Востока, 1 миллион из бывших польских областей, 200 000 из Чехословакии, 65 000 хорватов, 50 000 сербов и т. д.».
Далее в этом документе говорится:
«Уравнение цен должно быть произведено за счет страны-поставщицы, то есть сальдо клиринга, которые в большинстве случаев активны для оккупированных областей».
На 14-й странице указывается, что в оккупированных областях
«главный интерес заключается не в пользе для населения, а в использовании экономических сил страны».
На странице 16-й имеется такая запись:
«Относительно оккупированных стран восточных областей: цены там гораздо ниже, чем немецкие цены, этим уже достигнуты большие выгоды в пользу кассы рейха».
На странице 19-й даны сведения о клиринговом долге Германии в сумме 9,3 миллиарда марок, причем клиринговое сальдо составляет для Чехословакии минус два миллиона, по Сербии — минус 219 миллионов, по Хорватии — минус 85 миллионов, Словакии — минус 301 миллион. И, наконец, на странице 22-й документа говорится:
«Цены в оккупированных восточных областях удерживаются на таком низком уровне, на каком это возможно. Уже сейчас достигаются выгоды, но они употребляются на покрытие долгов Рейха, и высота заработной платы, вообще говоря, представляет одну треть немецкой».
Вы признаете, что такой планомерный грабеж, проводившийся немецкими захватчиками в гигантских размерах, не мог быть осуществлен без вашего активного участия как министра экономики, президента Рейхсбанка и генерального уполномоченного по вопросам экономики?
Функ: Я опять вынужден подчеркнуть, что во время войны я не был уполномоченным по вопросам экономики. Но относительно этого документа я хотел бы сказать следующее. Здесь речь идет о доставленных в Германию рабочих из-за границы и оккупированных стран. Я сам подчеркивал, и это было доказано показаниями, что я в принципе был против доставки из оккупированных областей рабочих рук в большом объеме в Германию, так как это наносило ущерб экономическому порядку этих областей. О насильственной доставке я уже не говорю. Против этого, я, само собой разумеется, также выступал. Если здесь какой-то референт, которого я не знаю, сказал, что внешнеполитические соображения в отношении оккупированных областей не имеют значения, так как самое главное для нас — это использование экономических возможностей в этих областях, а не соблюдение интересов населения, то я должен возражать против этого, поскольку это не является моей точкой зрения. Это, очевидно, личное мнение того референта, которого, еще раз повторяю, я не знаю. Совершенно понятно, что если в оккупированной области не существует должного экономического порядка, то ни о каком производстве в этой области речи не может быть. Если цены там не установлены так, что люди могут существовать и социальная жизнь может держаться в порядке, то ни о какой продукции этих областей не может быть речи.
Что касается клиринговых долгов, то я уже вчера объяснил, что клиринговая система была обычной торговой системой для Германии и что я всегда признавал клиринговые долги настоящими долгами, которые после войны должны были быть оплачены валютой в соответствии с ее покупательной силой. Я в этом не усматриваю никакого разграбления.
Что касается всего остального, то я могу сказать, что экономика оккупированных областей не входила в мою компетенцию, что у меня не было полномочий издавать указания. Мое участие заключалось в том, что я в отдельные учреждения посылал чиновников, как и все другие инстанции, и что между этими учреждениями и инстанциями в самой Германии существовало сотрудничество. За руководство экономикой в оккупированных областях я на себя ответственность не беру. Здесь рейхсмаршал совершенно ясно заявил, что вся ответственность за решение экономических вопросов падает на него.
Рагинский: Я понимаю, сотрудничать — вы сотрудничали, а отвечать — вы не хотите. А вы помните свои показания, которые вы дали 22 октября 1945 г. во время вашего допроса? Когда речь шла о насильственной мобилизации иностранных рабочих, вас спросили, знали ли вы об этом и возражали ли против этого? Не правда ли? Вы ответили:
«Нет, почему именно я должен был возражать».
Функ: Нет, это неправильно. Я протестовал против насильственной мобилизации рабочих, против того, что такое громадное количество людей должно было покинуть свои области, так как экономика в данных оккупированных областях замирала вследствие этого.
Рагинский: У меня последний вопрос. Вы помните статью, опубликованную в газете «Das Reich[1607]«от 18 августа 1939 г. в связи с вашим пятидесятилетием? Эта статья называется «Вальтер Функ — пионер национал-социалистского мышления». Я ее представляю как документ под № СССР-450 и зачитаю несколько отрывков из этой статьи.
«Начиная с 1931 года, Вальтер Функ как личный советник по экономическим вопросам и уполномоченный фюрера по экономике, неутомимо сочетавший работу в партии и хозяйстве, сделался человеком, прокладывающим путь для новой позиции немецких предпринимателей. Если при перевороте 1933 года более чем десять лет господствовавшие в немецкой официальной жизни противоречия между политикой и хозяйством, особенно противоречия между политикой и предпринимателями, постепенно стирались, если существовавшая преданность общему делу стала составной частью всех работ, то это является заслугой Функа, который проводил широкую разъяснительную работу в своих выступлениях и трудах, начиная с 1929 года».
И последний, заключительный абзац той статьи.
«Вальтер Функ остался себе верен потому, что он был, есть и будет националсоциалистом, борцом, посвящающим все свои работы победе идеалов фюрера».
Каковы так называемые идеалы вашего фюрера — знает теперь весь мир. Вы признаете правильность оценки вашей личности и деятельности, которая дана в этой статье?
Функ: В целом — да.
Рагинский: У меня нет больше вопросов.
(Доктор Дикс[1608] подходит к трибуне)
Председательствующий: Что вы хотите сказать доктор Дикс?
Дикс: У меня есть только один вопрос к свидетелю, который вытекает из перекрестного допроса господина Додда. Я не мог его задать раньше, поскольку спрошу только о том о чём говорил господин Додд.
Председательствующий: Да, продолжайте.
Дикс: Свидетель, господин Додд представил вам протокол вашего допроса, согласно которому Шахт, после ухода из Рейхсбанка, всё еще имел там кабинет. Вы слышали здесь показания Шахта. Он четко свидетельствовал, что у него не было кабинета в Рейхсбанке, но что правительство Рейха пользовалось кабинетом в его квартире и вносило аренду, и что правительство Рейха оплачивало секретаря, которого он забрал из Рейхсбанка, но которому теперь платило правительство Рейха, а не Рейхсбанк. Такими были показания Шахта. Из вашего ответа господину Додду не совсем ясно есть ли у вас какие-либо сомнения в правильности показаний Шахта. Мне нужно ваше мнение.
Функ: Я не знаю чего-либо о квартире доктора Шахта. Мне тогда было сказано, что он всё еще часто приходил в Рейхсбанк и что за ним сохранялся кабинет. Если эта информация не была правильной, это не моя вина. Я не сомневаюсь в сказанном доктором Шахтом. Ему лучше знать о договоренностях по поводу его квартиры.
Председательствующий: Доктор Заутер, вы желаете провести перекрестный допрос?
Заутер: Господин Председательствующий, мы находим, что завершающему допросу подсудимого Функа было сложнее следовать, чем остальным делам, потому что перевод вызвал серьезные сложности. Я откровенно признаю, что я смог понять только часть сказанного. Подсудимый, вероятно, мог столкнуться с такими же проблемами и поэтому господин Председательствующий я оставлю за собой право, после получения стенографического протокола внести одну или две поправки, если из расшифровки это станет видно. Он также был более сложным для нас, господин Председательствующий, потому что в ходе перекрестного допроса подсудимому доктору Функу было представлено большое количество пространных документов. Мы постепенно привыкли к таким неожиданностям. Более того, подсудимому Функу предложили давать ответы на вопросы, касающиеся документов, которых он не подписывал, которые не имели никакого отношения к его действиям, которые он…
Председательствующий: Доктор Заутер Трибунал вообще не увидел признаков того, что подсудимый Функ не может понять каждый вопрос поставленный ему. И я думаю, что поэтому нет причины для какого-либо вашего протеста от вашего имени и вы должны поставить какие-либо вопросы на повторном допросе — скажем так, вопросы которые вытекают из перекрестного допроса.
Заутер: Господин Председательствующий, в своих наушниках, по крайней мере на этой стороне, мы не смогли понять ряд вопросов. Относилось ли это именно к этим наушникам или ко всей системе я не знаю.
Председательствующий: Что же, если бы подсудимый Функ не понял каких-либо вопросов поставленных ему, он мог так сказать. Он так не говорил. Он отвечал на все вопросы, с логичной точки зрения, совершенно точно. Вы можете если хотите спросить его, о том понял ли он вопросы.
Заутер: Итак, господин Функ, обвинение помимо прочего представило вам участие в эксплуатации, разграблении Франции. В этой связи верно, что товары, товары широкого потребления которые поступали из Франции, во многих случая были произведены из сырья поступавшего из Германии?