(Из стенограммы заседаний Международного Военного Трибунала от 3–4 и 6 мая 1946 [1494])
Сто двадцатый день
Пятница, 3 мая 1946
Вечернее заседание
Заутер [1495]: Господин Председательствующий, с вашего разрешения, первым я вызываю самого подсудимого доктора Функа для дачи показаний.
(Подсудимый Функ занимает место свидетеля)
Председательствующий [1496]: Пожалуйста, вы назовёте своё полное имя?
Функ: Вальтер Эмануел Функ.
Председательствующий: Повторите за мной клятву: «Я клянусь господом — всемогущим и всевидящим — что я говорю чистую правду — и не утаю и не добавлю ничего».
(Подсудимый повторяет клятву на немецком)
Председательствующий: Вы можете сесть.
Заутер: Господин Председательствующий, могу я начать с одного замечания: подсудимый Функ уже многие годы больной человек, и до тюрьмы он некоторое время был в госпитале, в котором предполагалась операция, которую, однако, не провели из-за условий времени. Учитывая данный факт, и потому что подсудимый крайне заинтересован в завершении своего допроса насколько возможно быстрее, я поставлю подсудимому только те вопросы, которые абсолютно необходимы, чтобы представить вам ясную картину о его личности и действиях.
(Обращаясь к подсудимому)
Свидетель, когда вы родились?
Функ: 18 августа 1890.
Заутер: Значит вам сейчас 56?
Функ: Да.
Заутер: Сначала, я хочу представить вам наиболее важные характеристики вашей жизни, и упрощая вопрос вы можете отвечать только «да» или «нет».
Вам 56 лет. Вы родились в Восточной Пруссии?
Функ: Да.
Заутер: Вы происходите из торговой семьи Кёнигсберга?
Функ: Да.
|
|
Заутер: Затем вы обучались в университете Берлина, праву и политической науке, литературе и музыке. Вы также происходите из семьи, которая дала ряд художников.
Функ: Да.
Заутер: В течение мировой войны вы сначала были в пехоте, и в 1916 из-за заболевания мочевого пузыря, вы стали непригодны к службе?
Функ: Да.
Заутер: Затем вы стали редактором нескольких крупных газет, и вы рассказывали мне, что долгое время не могли решить становиться музыкантом или журналистом. Затем вы в последующем решили, и думаю в 1922, вы стали главным редактором «Berliner Borsenzeitung»[1497]. Всё это правильно?
Функ: Да.
Заутер: Итак, вероятно вы расскажете нам, какими были политические тенденции этой газеты, в которой вы работали около десяти лет в качестве главного редактора?
Функ: Тенденцией газеты было нечто между центром и правыми. Газета не была связана с какой-либо партией. Ею владела старая берлинская издательская семья.
Заутер: Каким было отношение газеты к еврейскому вопросу до вашего прихода в редакцию и в течение времени, когда вы были главным редактором?
Функ: Абсолютно нейтральным. Она никоим образом не затрагивала еврейский вопрос.
Заутер: Из письменных показаний доктора Шахта, я вижу, что тогда-то есть, в ходе двадцатых — вы вращались в кругах, которые также часто посещались евреями, и где часто обсуждались экономические и политические вопросы, такие как курс золота, и т. д. Это верно?
Функ: Я не знаю чего-либо об этом.
Заутер: Доктор Шахт утверждал это в этих письменных показаниях от 7 июля 1945 (документ номер 3936-ПС).
|
|
Функ: У меня было много дел с евреями. Это было в характере моей профессии. Каждый день на бирже я был рядом с 4000 евреев.
Заутер: Затем в 1931 вы ушли в отставку с главного редактора?
Функ: Да.
Заутер: По какой причине?
Функ: Я был убежден, что Национал-социалистическая партия придет к власти в правительстве, и я чувствовал себя призванным заставить услышать свои собственные взгляды в партии.
Заутер: Доктор Функ, вы хотите объяснить немного подробнее, какого рода мнения были у вас, в особенности касательно схваток между партиями, между классами того времени?
Функ: Немецкая нация тогда страдала от бедствий, как духовных, так и материальных. Люди разрывались в партийной и классовой борьбе. Правительство, или скорее правительства, не имели авторитета. Парламентарная система себя исчерпала, и я сам, за 10 или 12 лет до этого, публично протестовал и боролся против бремени версальских репараций, потому что я был убежден, что эти репарации были главной причиной экономического банкротства Германии. Я сам всю свою жизнь боролся за частное предпринимательство, потому что был убежден, что идея частного предпринимательства неразрывно связана с идеей эффективности и ценности отдельного человека. В особенности в то время я боролся за свободную инициативу производителя, свободную конкуренцию, для того, чтобы положить конец безумной классовой борьбе, и за создание социального сообщества на основе индустриального сообщества.
Все это было идеями, на которые я находил ответ в своих разговорах, в особенности с Грегором Штрассером[1498].
|
|
Заутер: Кем был Грегор Штрассер, вы кратко расскажите Трибуналу?
Функ: Грегор Штрассер тогда, был руководителем организационного управления Национал-социалистической партии и в целом рассматривался как второй человек после Адольфа Гитлера[1499]. У меня…
Председательствующий: Время прерваться.
(Трибунал отложен до 10 часов 4 мая 1946)
Сто двадцать первый день
Суббота, 4 мая 1946
Утреннее заседание
(Подсудимый вернулся на место свидетеля)
Заутер: Господин Председательствующий, могу я продолжить допрос подсудимого Функа?
Доктор Функ, вчера вы дали нам краткий отчет, о вашей жизни сказав нам, что вам 56 лет, что вы женаты 25 лет, что вы 10 лет были редактором «Berliner Borsenzeitung»; и в заключение вы нам вчера сказали, какими были ваши убеждения относительно будущего развития Германии.
Вероятно, вы снова можете рассказать нам кое-что о вашей точке зрения, поскольку вы вчера были прерваны и поскольку вчерашним вечером, ваше здоровье была в таком плохом состоянии, что вы едва могли вспомнить, что вы говорили суду. Что же, какими были ваши взгляды на немецкие экономические планы во время, когда вы вступили в партию? Вероятно, вы снова можете пройти это.
Функ: В то время Германия была в эпицентре очень сложного экономического кризиса. Этот кризис был вызван в основном репарациями, способом, которым эти репарации должны были выплачиваться, и неспособностью правительств у власти решить экономические проблемы. Наиболее разрушительной особенностью репарационной политики было то, что кредиты в немецких марках в огромных суммах выводились в иностранные государства не получая взамен какого-либо эквивалента. В результате тут были огромный излишек и избыточное давление на рейхсмарку из-за рубежа. Они вели к инфляции в Германии и страны со стабильными валютами скупали Германию. Немецкая промышленность наращивала тяжкие кредиты и соответственно временно переходила под иностранный контроль; немецкое сельское хозяйство стало закредитовано. Средние классы, являвшиеся основными представителями немецкой культуры, были обездолены. Каждая третья семья в Германии была безработной, и само правительство ни имело, ни власти, ни отваги решать эти экономические проблемы. И эти проблемы не могли быть решены только экономическими мерами. Первостепенной необходимостью было наличие правительства имеющего полный авторитет и ответственность; и затем развития единой политической воли в народе.
Национал-социалисты тогда получили 40 процентов мест в Рейхстаге; людской поток в эту партию возрос до миллионов, в особенности молодых людей, которыми двигал идеализм. Впечатляющая личность фюрера воздействовала как гигантский магнит. Экономическая программа партии сама была расплывчатой; и, по моему мнению, она была подготовлена в основном для пропагандистских целей. О ней были оживленные споры в партийных кругах, с которыми я вступил в контакт в 1931.
Поэтому в то время, я решил оставить свою позицию в качестве редактора газеты с крупным оборотом в средних классах и начал своё собственное редакторство службы экономических и политических новостей, которые шли к большинству секторов экономики, к ведущим партийным кругам также как и экономически заинтересованным частям Германской национальной партии[1500], Народной партии[1501], и даже демократам.
Заутер: Доктор Функ, вы ранее примерно говорили, что согласно мнению выраженному в 1931, только правительство с полным авторитетом и единой политической волей, могло вывести Германию из кризиса того времени, который был, конечно просто частью мирового кризиса. Вы в то время, когда-либо отражали, что принцип фюрерства, который позже развился в высокой степени — мог ли принцип фюрерства гармонизироваться с вашими идеями экономической политики? Или, поставив его отрицательно, вы тогда противостояли серьезным ошибкам как результату этого принципа фюрерства?
Что вы об этом скажете?
Функ: Что о принципе правительства, что же, то есть, принципе фюрерства, никто не мог сказать априори был ли он хорош или плох. Это зависело от существовавших обстоятельств и, прежде всего, о тех, кто правил. Демократически—парламентарный принцип не был успешен в Германии. Германия не имела парламентарной или демократической традиции, которая имелась у других стран. Условия, наконец, были такими, что когда правительство принимало решения, несколько голосов экономической партии были решающими; и они были наиболее весомыми. Поэтому, иной принцип должен был стать доминирующим; и в авторитарном правительстве, если те кто несли авторитет и ответственность хороши, тогда правительство также хорошее. Принцип фюрерства, по моему мнению, означал, что лучшие люди и лучший человек должны править и что власть тогда бы осуществлялась сверху вниз и ответственность снизу вверх. И в разговорах с Гитлером и другими ведущими личностями в партии в 1931, и как я сказал, от веры и энтузиазма, который немецкий народ привносил в это политическое движение, я сформировал мнение, что эта партия придёт к власти и что это единственное спасение могущее придти. Я сам, хотел воплотить свои экономические идеи на практике в этой партии.
Заутер: Доктор Функ, вы только что говорили о личности Гитлера. Посредством кого вы встретили Гитлера? — то есть, кто те лица в партии, которые впервые склонили вас к партии?
Функ: Как я вчера сказал в основном Грегор Штрассер, который подготовил мою первую встречу с Гитлером. Немногим позже, в Берлине, я встретил Германа Геринга. Помимо них у меня имелось совсем немного знакомых в партии игравших для меня роль.
Заутер: Когда вы встретили Гитлера, какое впечатление он на вас произвёл? Я хочу сказать заранее, вы были тогда — 1931, я думаю — взрослым мужчиной старше сорока. Какое впечатление вы получили от личности и целей Гитлера тогда, и т. д.?
Функ: Мой первый разговор с Адольфом Гитлером был очень сдержанным. Это не было удивительным, так как я пришёл из мира, который был совершенно странным для него. У меня непосредственно возникло впечатление об исключительной личности. Он на лету схватывал все проблемы и знал, как представить их наиболее выразительно, с огромной быстротой и ярко выраженной жестикуляцией. У него была привычка погружаться в проблемы, в длинных монологах, так сказать, таким способом поднимая проблемы на новый уровень. Тогда я объяснял ему свои экономические идеи и рассказывал ему в особенности, что я придерживался идеи частной собственности, которая для меня была фундаментальным принципом моей экономической политики и которая была неотделима от концепции различных способностей человека. Он сам, сердечно со мной соглашался и сказал, что его экономическая теория также основывалась на отборе, то есть, принципе индивидуальной производительности и созидательной личности; и он был очень рад, что я хотел работать в таких линиях в партии и создавать контакты и поддерживать его в экономической сфере — что я действительно делал. Однако, в то же, время, мои отношения с фюрером тогда не стали ближе, потому что он сам сказал: «В настоящем, я не могу, посвятить себя экономической политике; и взгляды, выражаемые моими экономическими теоретиками, такими как господин, Готфрид Федер[1502], не мои собственные».
Сектор экономической политики, который тогда существовал, был под руководством доктора Вагнера.
Заутер: Сектор экономической политики чего? Партийного директората Рейха?
Функ: Сектор экономической политики партийного директората Рейха возглавлялся неким доктором Вагнером. Меня не приглашали на политические беседы. Близкую связь с фюрером — или тесную связь с фюрером — я действительно имел только в 1933 году и в первой половине 1934, когда, в качестве начальника управления прессы правительства Рейха, я регулярно ему докладывал. Тогда однажды даже случилось, что он внезапно прервал пресс-конференцию, выйдя со мной в музыкальную комнату, и заставил меня играть для него на пианино.
Затем наши отношения снова стали немного прохладнее, и когда я стал министром экономики фюрер держал меня более и более на дистанции — имелись ли у него особые причины для этого, как свидетельствовал здесь Ламмерс[1503], я не знаю. В течение моей должности в качестве министра, фюрер вызывал меня для консультаций вероятно четыре раза — пять больше всего. Но он действительно не нуждался во мне, потому что его экономические директивы давались рейхсмаршалу, ответственному главе экономических вопросов, и позже, с 1942, Шпееру, поскольку вооружение доминировало во всей экономике; и, как я сказал, у меня были тесные связи с ним только в 1933 и в первой половине 1934 до смерти президента Рейха фон Гинденбурга[1504].
Заутер: Доктор Функ, у вас еще много впереди. Мы хотим сейчас вернуться в 1931 и 1932, время, когда вы вступали в партию. Когда это было?
Функ: Летом 1931.
Заутер: Летом 1931. Вы уже рассказывали суду, что по приведенным причинам вы не возражали принципу фюрерства.
Функ: Нет, напротив, принцип фюрерства был абсолютной необходимостью.
Заутер: Напротив, вы рассматривали принцип фюрерства необходимым для периода чрезвычайности, который тогда существовал. Итак, меня интересует знать: другие точки зрения, конечно, также были представлены в партийной программе, которые в дальнейшем работали неблагоприятно, и в ходе данного суда, широко применяются против подсудимых. Я укажу на один пример, например, лозунг Lebensraum [1505]; в течение этого суда вы слышали его снова и снова. Подсудимый доктор Шахт, также разбирался с этой проблемой. Вероятно, вы можете кратко привести свою позицию об этой проблеме и по этому вопросу?
Функ: Проблема выживания это не лозунг; и проблема выживания тогда действительно была проблемой немецкого народа. Под проблемой выживания…
Заутер: Вы имеете в виду Lebensraum?
Функ: … или Lebensraum — я тогда не подразумевал покорение зарубежных государств; мысль о войне была такой же странной для меня, как и вероятно для большинства остальных немцев. Под Lebensraum я понимал открытие миру жизненных интересов Германии, то есть, участия немецкого народа в доходном использовании мировых товаров в которых был избыток.
Делалось бы это колониями или концессиями или международными торговыми соглашениями, я себя не затруднял.
Экспансия Германии в мировую экономику до первой мировой войны была решающим фактором, который заставил меня стать экономическим журналистом. Участие Германии в румынской нефтяной промышленности, концессия Багдадской железной дороги, рост немецкого влияния в Южной Америке, в Китае, в целом на Дальнем Востоке — всё это меня сильно вдохновляло. Тогда я уже познакомился с такими людьми как Франц Гюнтер из «Discount Bank[1506]«, Артуром фон Гвиннером[1507] из «Deutsche Bank[1508]«, Карлом Гельфрейхом[1509], крупным гамбургским импортером Витхофтом, и многими другими немецкими экономическими первопроходцами, и приступил к своей профессии с полным энтузиазмом молодого журналиста.
Таким образом, Lebensraum был для меня тогда выполнением этих экономических надежд, то есть, немецкого участия во всемирных товарах и отменой ограничений, которые сжимали нас со всех сторон. Было полной чушью, что Германия со своей стороны должна была платить репарации и долги, в то время как нации кредиторы со своей стороны отказывались принимать платежи в единственно возможном виде, то есть, платежи товарами и продукцией.
Этот период отмечен в мире началом огромной волны протекционистских пошлин. Я вспоминаю американскую экономическую политику того времени; я вспоминаю Оттавские соглашения[1510], и эта ошибочная экономическая политика привела к всемирному экономическому кризису в 1929 и 1930 также тяжко ударившему по Германии.
Заутер: Доктор Функ, вы закончили? (Подсудимый утвердительно кивает)
Доктор Функ, обвинение в своём судебном обзоре утверждало, что вы участвовали в формулировании нацисткой программы. Что вы можете об этом сказать?
Функ: Я не знаю, что обвинение понимает под нацисткой программой.
Заутер: Я думаю — партийную программу.
Функ: Это совершенно невозможно. Партийная программа, насколько я знаю, была сформулирована в 1921. В то время я ничего не знал о национал-социализме или Адольфе Гитлера.
Заутер: Свидетель, обвинение далее обвиняло вас в разработке, так называемой программы восстановления, программы экономического восстановления в 1932, программы реабилитации немецкой экономической жизни. Верно, что вы создали эту программу экономического восстановления?
Функ: В 1932 я скомпилировал для речи Грегора Штрассера некоторые пункты экономической программы, которые сам Штрассер отметил как придуманные мной. Он направил их в различные партийные организации в качестве инструкции и вопроса пропаганды.
Программа экономического восстановления, которая по словам обвинения стала экономической библией для партийных функционеров, она, я думаю, никакая не революционная или даже сенсационная; и она могла, я думаю, быть принята и воспринята любым демократическим правительством. Я думаю на это указывалось в книге из которой обвинение брало различные куски информации.
Заутер: Свидетель, вероятно, она напечатана, в книге доктора Пауля Ойстраха[1511], которая непрерывно цитируется. Эта книга содержит вашу биографию под названием «Вальтер Функ, жизнь для экономики» и использовалась обвинением как документ 3505-ПС, экземпляр США-653.
Доктор Функ, у меня передо мной есть текст программы.
Функ: Пожалуйста, прочитайте её.
Заутер: Вся программа занимает половину страницы и в основном ничего в действительности не излагается, что можно рассматривать как характеристику национал-социалистических направлений или мыслей?
Функ: Что же, тогда я еще не был национал-социалистом или, по крайней мере, был достаточно молодым членом партии.
Заутер: Эта программа экономического восстановления должна быть действительно зачитана с целью убедить самих себя о том насколько мало она содержит о характеристике национал-социалистических требований. Эта программа, про которую Функ говорит, что она могла быть принята почти любым либеральным или демократическим правительством или иной буржуазной партией. Программа называлась «Прямое создание занятости путём новых государственных и частных инвестиций». Это первое требование. Затем продуктивное предоставление кредита Рейхсбанком без инфляции, скорейшее воссоздание здоровой валюты и здоровой финансовой и кредитной экономики для развития производства.
Общее снижение процентных ставок с вниманием к отдельным условиям экономики. Создание ведомства внешней торговли и центрального ведомства зарубежного обмена. Реорганизация экономических отношений с зарубежными государствами, предоставление преференций жизненно необходимому для внутреннего рынка, при особом внимании к экспортной торговле абсолютно необходимой для Германии. Возрождение здоровых публичных финансов, включая публичное страхование. Отмена несостоятельных методов для сбалансированности бюджета. Государственная поддержка сельского хозяйства. Реорганизация системы имущественной и земельной собственности согласно с принципами продуктивности и здоровья нации. Расширение баз немецкого сырья, создание новых национальных производств и отраслей, организация фабрик на основе технических нововведений. Всё это включалось в так называемую программу экономического восстановления.
Функ: Эта программа была, как говорило обвинение, официальной партийной догмой по экономическим вопросам. Я был бы рад, если бы партия признавала эти принципы. В последние годы у меня были огромные сложности со всеми этими партийными учреждениями в связи с моим основным отношением к экономической политике. Я всегда считался, даже в партийных кругах, либералом и посторонним…
Заутер: Либералом?
Функ: Да. Я боролся со всеми коллективистскими тенденциями; и, по этой причине, я постоянно вступал в конфликт с Трудовым фронтом[1512]. Меня поддерживал, особенно в моих взглядах относительно частной собственности рейхсмаршал Геринг. Даже в течение войны, он частично денационализировал концерн «Герман Геринг»[1513]. Я был противником национализации экономики, потому что национализированная экономика всегда даёт только средние результаты. Национализированная экономика означает стерильную экономику. Экономику, которая без стремления к конкуренции и отдельному соперничеству будет оставаться вялой, и достигать средних результатов. Фюрер ранее, всегда с энтузиазмом соглашался с этими моими принципами. И для меня было огромным разочарованием, когда, наконец, в последние годы, фюрер так остро выступил против буржуазного мира, что практически означало, что рухнуло дело всей моей жизни.
Председательствующий: Доктор Заутер, Трибунал думает, что он может перейти к чему-нибудь более важному, чем его взгляды на государственную экономику и частное предпринимательство.
Заутер: Да, господин Председательствующий.
(Обращаясь к подсудимому)
Доктор Функ, вы точно знаете, что бралась в расчет большая проблема безработицы в то время, когда Гитлер захватил власть. Какие планы у вас были по ликвидации безработицы, поскольку вы знали, что это обещание…
Председательствующий: Доктор Заутер, мы слышали почти от всех подсудимых об условиях в Германии того времени. И здесь нет обвинений против подсудимых из-за немецкой экономики между 1933 и 1939.
Заутер: Господин Председательствующий, я хотел спросить подсудимого доктора Функа лишь о том, как он думал устранить безработицу; из показаний других подсудимых, я понял, что они планировали устранить её иными средствами, такими как перевооружение, и так далее. Насколько я знаю, этого не было в его деле; и я думаю, что в суждении о подсудимом Функе, вопрос как он предлагал обращаться с устранением безработицы, было ли это перевооружение или какие-либо иные средства, определенной важности. Господин Председательствующий, я не думаю, что это займет много времени. Подсудимый Функ, я уверен будет очень краток.
Вероятно, он может…
Председательствующий: Я думаю, он может ответить на это одним предложением.
Заутер: Господин Функ, будьте коротки насколько возможно.
Функ: Если я отвечу на него одним предложением, я лишь могу сказать, что тогда я предвидел ликвидацию безработицы очень точным планом, но в любом случае без перевооружения, без вооружения…
Заутер: Вместо них?
Функ: Методами, которые я объяснял. Но в любом случае, вооружение никогда не обсуждалось…
Заутер: Но — вы, вероятно, можете рассказать нам в нескольких словах?
Функ: Прежде всего, возможности для работы так сказать предоставлялись повсюду. Императивом было создать крупномасштабную дорожную строительную программу в Германии; это было необходимо для оживления двигателя промышленности, в особенности автомобильной промышленности, которая, конечно, должна была необходима сохраняться. Была необходима обширная программа строительства жилья; требовались сотни тысяч домов…
Заутер: Короче…
Функ: Сельскому хозяйству не доставало механизации и моторизации.
Однако, я должен привести здесь, только две цифры, два соотношения, которые проливают свет на всю ситуацию. До войны две трети общего производства Германии шли на частное потребление и только одна треть на общественные нужды. Поэтому до такого положения, промышленность вооружений не играла решающей роли.
Заутер: Доктор Функ, теперь мы переходим к другой главе.
Вы помните, что обвинение утверждает в своём судебном обзоре, что доказательства в отношении вас в основном косвенные. Поэтому, я полагаю, что оно основывалось на ваших должностях нежели чем на ваших действиях. По этой причине мне интересно знать, какие партийные должности вы занимали в течение последующего периода.
Функ: Лишь однажды, в 1932 году…
Заутер: То есть в партии — не должности в правительстве.
Функ: Я понимаю. Только в 1932, и затем только на несколько месяцев, я получал партийные задачи, потому что Грегор Штрассер хотел создать для меня должность, по частной экономике. Однако, эта должность, была сокращена, спустя несколько месяцев после его ухода из партии и со своих должностей. Затем в декабре 1932 меня проинструктировали принять ответственность за комитет по экономической политике.
Заутер: В декабре 1932?
Функ: Да. И в феврале 1933, то есть, спустя 2 месяца, я снова сдал эту должность. Оба назначения были неважными и за короткое время, что они существовали, никогда не действовали. Все господа на скамье бывшие тогда на ведущих должностях в партии могут это подтвердить. Я никогда не имел какой-либо иной партийной должности; так что после 1933 я не получал дальнейших назначений как от партии так и партийных учреждений.
Заутер: Тогда, это так называемое управление частной экономики, если я вас правильно понимаю, существовало всего несколько месяцев в 1932 году, но фактически не действовало. И в декабре 1932, вы были главой другого ведомства, как он назывался комитета по экономической политике. Затем месяцем позже, в январе 1933…
Функ: Феврале 1933,
Заутер: Феврале 1933, вскоре после захвата власти, вы отдали эту так называемую должность. Верно?
Функ: Да.
Заутер: Итак, о ваших связях с партией. Вы были членом, какой-либо партийной организации — СА[1514], СС[1515] или какой-либо иной части партии?
Функ: Я никогда не принадлежал к какой-нибудь партийной организации, ни к СА ни к СС, ни к какой-либо иной организации; и как я уже сказал, я не принадлежал к руководящему составу.
Заутер: Вы не принадлежали к руководящему составу?
Функ: Нет.
Заутер: Доктор Функ вам известно, что партийные функционеры, то есть, ветераны партии, и так далее, ежегодно встречались в ноябре в Мюнхене. Вы сами видели фильм, показывающий эту встречу на годовщине.
Вас приглашали на эти собрания 8 и 9 ноября?
Функ: Я не знаю, получал ли я приглашения; это возможно. Но я никогда не был на таких собраниях, эти встречи особо намечались для старых членов партии и ветеранов партии, в память о марше на Feldherrnhalle[1516]. Я никогда не участвовал в этих собраниях, так как я избегал присутствия на крупных собраниях. В течение всего этого времени я только однажды присутствовал на партийном съезде, просто посещая одно или два мероприятия. Массовые собрания всегда создавали для меня психологический дискомфорт.
Заутер: Свидетель, вы получили золотой партийный значок, после того как стали министром экономики?
Функ: Нет; я получил его, когда я всё еще был начальником управления прессы в правительстве Рейха.
Заутер: Вы не получали его в качестве министра?
Функ: Нет.
Заутер: Как долго вы были национал-социалистическим депутатом в Рейхстаге?
Функ: Всего несколько месяцев.
Заутер: С какого по какой?
Функ: С июля 1932 по февраль 1933. Я не получал другого места, потому что председатель партии, председатель парламентской группы доктор Фрик, проинформировал меня, что, по директиве фюрера, только старые члены партии получат мандаты; и я получил в скорое время государственную должность.
Заутер: Свидетель, в отношении законов, которые имеют особую важность для этого суда, такие как указ о чрезвычайных полномочиях, который практически уничтожал Рейхстаг; закон запрещающий политические партии; или закон единства партии и государства — в отношении всех этих законов, которые были подготовкой для последующего развития, вы всё еще были членом Рейхстага в то время или уже перестали быть?
Функ: Я больше не был депутатом Рейхстага. Но даже так, я считал эти законы необходимыми.
Заутер: Это другой вопрос. Но вы больше не были депутатом Рейхстага.
Функ: Нет; я также не был и членом кабинета.
Заутер: Доктор Функ, мы постоянно видели и слышали письменные показания американского генерального консула, Мессершмита[1517], датированные 28 августа 1945, документ номер 1760-ПС. Они говорят в отрывке касающемся вас:
«Он, был редактором одного из ведущих финансовых журналов в Берлине до прихода нацистов и имел очень мало открытой нацисткой симпатии, когда они пришли».
Он продолжает говорить:
«…позднее он стал ярым нацистом и одним из их наиболее эффективных инструментов в силу его несомненных качеств в разнообразных сферах».
Вот то, что американский генеральный консул, Мессершмит говорит о вас. Я хочу напомнить вам другой отрывок из книги доктора Ойстраха, которая уже упоминалась и которая называется «Вальтер Функ, жизнь для экономики». То есть 3505-ПС, которая уже использовалась и приобщалась на этих слушаниях.
В этой книге автор говорит, что назначения, даваемые вам партией, даже если они охватывали период в несколько месяцев, могли считаться особо важными.
Что вы скажите нам об этих двух цитатах?
Функ: Я уже заявлял, что я признавал себя партийцем и принял свою партийную работу с энтузиазмом. Я никогда не принадлежал к пропагандистской организации, как утверждается господином Мессершмитом. Я вообще не могу вспомнить, чтобы я даже когда-нибудь знал господина Мессершмита; и не помню, чтобы я обсуждал с ним Австрию, что он также утверждает.
Заутер: Ни аншлюс Австрии к Германии?
Функ: Я не помню этого, хотя конечно я рассматривал союз Германии и Австрии необходимым; но я не вспоминаю его обсуждения с господином Мессершмитом.
Что касается книги доктора Пауля Ойстраха, я сожалею, что обвинение использовало эту книгу в качестве источника информации. Возникли ошибки, которых можно было бы избежать и которые я не опровергну здесь и сейчас. Ойстрах был человеком, который был совершенно вне партии.
Заутер: Кем он был?
Функ: Он владел немецкой газетой в Чили, и несколько лет был политическим редактором «Berliner Borsenzeitung»
Заутер: Политическим редактором?
Функ: Прежде всего, он естественно хотел обеспечить рынок для своей книги; и по этой причине он преувеличивал важность моего положения в партии. Он мог думать, что таким образом делал для меня пользу. В любом случае, так как вещи в ней описаны, они не заявлены правильно.
Заутер: Свидетель, в документе номер 3563-ПС, приобщенном обвинением, есть заявление в отношении того, что вы доктор Функ, описывались в нескольких публикациях как советник Гитлера по экономической политике; и в другом отрывке о вас говорилось как об экономическом уполномоченном Гитлера. Это была партийная должность, или что именно означал такой термин? На какие функции он предположительно указывает?
Функ: Это не была ни партийная должность, ни партийный титул. Пресса часто так меня называла насчет моей деятельности от имени партии в 1932, и это очевидно приняли газетные писатели. Но она не была ни должностью, ни титулом. По настоящему бессмысленно считать мои занятия того времени такими важными; если бы они действительно имели значение, я должен был бы оставаться на таких должностях, когда партия пришла к власти.
Министр продовольствия и сельского хозяйства, также был рейхсляйтером; государственный секретарь Рейнгардт[1518], министерства финансов, был главой департамента финансовой политики в партийном директорате Рейха, и т. д. Но никогда не было «рейхсляйтера по экономике». Когда партия пришла к власти я покинул Рейхстаг и все партийные организации.
Заутер: Доктор Функ, партийный экономический совет Рейха — я повторю термин; партийный экономический совет Рейха — упоминался здесь однажды или дважды в ходе этого суда. Что вам известно о вашем участии в этой партийной организации и об обязанностях и основе этой партийной организации?
Функ: Мне пришлось долго подумать, прежде чем я вообще смог вспомнить эту группу, в особенности ни Гесс, Розенберг, ни Франк не помнили чего-либо такого рода. Но я смутно помню, что Готтфрид Федер имел круг людей, кого он использовал для консультаций и которому дал скорее помпезное название «партийный экономический совет Рейха». После захвата власти эта группа перестала существовать. Я никогда не присутствовал на каких-либо заседаниях, и был очень сильно удивлен узнав из обвинительного заключения, что я предположительно был заместителем председателя этой группы. Эта группа не имела никакой важности.
Заутер: Вы упомянули Готтфрида Федера.
Функ: Он был ответственным за экономическую программу и цели партии с её создания до прихода к власти.
Заутер: Значит, он был экономическим теоретиком в партии с её основания до прихода к власти?
Функ: Да. Доктор Вагнер и Кеплер[1519] позднее его затмили. Кеплеру публично был дан титул экономического советника фюрера.
Заутер: Доктор Функ, если я вас правильно понимаю, лица, которых вы прямо сейчас упомянули те, кого вы считаете экономическими советниками Гитлера?
Функ: Нет, это неправильно.