Дёниц: Нет, в случае с инцидентом с «Laconia» я вообще никогда не думал о приказе или дискуссии с фюрером 14 мая, и не мог, потому что это был совершенно иной предмет. Это совершенно иной вопрос, здесь это чисто вопрос спасения. Тут вообще нет связи между этими двумя.
Максвелл-Файф: Мы посмотрим на это. Переверните на страницу 36 британской документальной книги, или страницы с 71 по 75 в немецкой документальной книге.
Итак, вы говорили нам, что вас в основном касалась безопасность своих собственных лодок и вашего личного состава.
Дёниц: Да.
Максвелл-Файф: Зачем вы вставили в приказ, «элементарным требованиям войны для уничтожения кораблей и экипажей противоречит спасение»? Каким был смысл вставлять эти слова, кроме как для вас означающий для вас вдохновение людей уничтожать вражеские корабли и экипажи?
Дёниц: Я вчера это очень подробно объяснял. Я проповедовал в ходе всех этих лет: вы не должны спасать, когда ваша безопасность в опасности. В случае с «Laconia» я сам в своей тревоге и беспокойстве сообщал это по радио войскам много раз. Помимо этого, я снова и снова обнаруживал, что командиры субмарин слишком легко воспринимали опасность с воздуха. Я также демонстрировал, как это объяснялось психологически. Я вчера описывал превосходящий рост воздушных сил, и соответственно ни при каких обстоятельствах не хотел давать свои людям повода для этого, если была опасность с воздуха, или поскольку вам угрожали с воздуха, и т. д., вы не должны спасать, или же спасение будет противоречить элементарным требованиям войны; потому что я не хотел оставлять своим командирам обсуждение есть ли опасность с воздуха или нет. После всего моего опыта понесенных потерь и в виду какой-либо присутствующей воздушной силы, которая как показала история, становилась сильнее и сильнее, я дал четкий приказ командирам основанный на этом опыте: «Вы не можете так продолжать, или пока мы спасаем врага, нас атакует и убивает противник». Следовательно, эта причина должна была вступить в силу. Я не желал давать командирам, другой возможности осмыслить или обсудить. Я уже говорил вам вчера, что я мог добавить, «Если теперь, в виду опасности с воздуха, нас убивает тот же самый враг во время его спасения, тогда спасение противоречит элементарным требованиям войны». Я не хотел так делать, потому что я не хотел каких-либо обсуждений. У всех нас было впечатление, что этот рефрен, «Не спасайте, если есть опасность с воздуха», был избитым, потому что он вместе с тем означал, что командиры вместе с тем потеряли свою свободу действий, и могли проскользнуть в эту вещь.
Максвелл-Файф: Но если бы вы просто сказали, «Вам запрещается спасать», и если бы вы хотели привести причину, «Вам запрещается спасать, потому что в виду воздушного прикрытия союзников этот вопрос слишком опасен для вашей собственной безопасности и безопасности лодки в целом», это должно было быть совершенно ясным. Почему вы так это не представили?
Дёниц: Нет, это то, чего я не мог сделать. Я сказал так лишь потому, что у некого командира на неком морском театре военных действий могла возникнуть идея, что опасности с воздуха нет, а в следующий момент появится самолет и он будет разбит. Я уже говорил всё, это отвечая на ваше предположение.
Максвелл-Файф: Итак, во время когда вы отдавали приказ у вас было два опытных штабных офицера, — капитаны Годт[1727] и Хесслер[1728], не так ли?
Дёниц: Да, это верно.
Максвелл-Файф: И капитан Годт и капитан Хесслер решительно советовали вам не отдавать такого приказа, не так ли?
Дёниц: Насколько я помню, они сказала нечто вроде, «Куча субмарин» — я это здесь говорил — «куча подводных лодок, то есть, более чем 90 процентов подводных лодок уже сражаются с конвоями, а значит, для них такой вопрос не обсуждается.
Под вопросом было: должны мы вообще использовать такой общий приказ, и заставит ли дальнейшее развитие в то время принимать новые приказы, а именно, «Оставаться на поверхности настолько коротко насколько возможно», делая такой приказ излишним? Однако, поскольку я был ответственным за предупреждение любой возможной опасности субмарине, я отдал этот приказ и мой штаб, что касалось этой меры, со мной полностью согласился.
Максвелл-Файф: Вы не говорили, когда вас допрашивали 22 октября и по другим поводам: «Годт и Хесслер говорили мне, «Не отправляйте это радиосообщение — поймите, однажды может возникнуть ошибочное представление о нём; может быть ошибочная интерпретация». Разве вы так не говорили?
Дёниц: Да, я это говорил, и, правда, в том, что такое замечание могло быть сделано. Но он не интерпретировался ошибочно подводными лодками; никто не думал об этом, иначе мы бы не отдали приказ. Но мы думали об эффектах на внешний мир.
Максвелл-Файф: И не был ли тот эффект который вы хотели произвести: что у вас был приказ, который можно утверждать, был просто запретом спасения, и поощрением командиров субмарин, которые чувствовали его как способ убивать выжившие экипажи?
Дёниц: Нет, это абсолютно неправильно, и это также подтверждается представленными документами.
Помимо дела Мёле, никто недопонимал этого приказа и когда мы готовили приказ мы были об этом осведомлены. Это стало ясно из переговоров, которые шли с командирами подводных лодок, и это становиться ясно из поисковых запросов, когда я запросил, думали ли они об этом. Приказ вообще этого не демонстрировал, ни давал причины привести к этому. Факт в том, что все спасения стоили нам. Вопросом было «спасать или не спасать» и ничего более. Это ключ к делу «Laconia»
Максвелл-Файф: Вы сказали, что «мы отдали приказ». Вы помните, что говорили на допросе 6 октября: «Я полностью и лично ответственен за него, потому что капитаны Годт и Хесслер оба прямо заявили, что они считают телеграмму двусмысленной или возможной для ошибочной интерпретации».
Вы помните, что так говорили, «Я полностью и лично ответственный» потому что оба офицера вашего штаба указали на то, что он был двусмысленным? Вы так говорили?
Дёниц: Я так не думаю. Я не думаю, что мог так сказать. Я не уверен, но я скажу следующее:
Во время допроса мне было сказано, что капитаны Годт и Хесслер подготовили этот приказ, и в ответ я сказал, «Это не соответствует действительности, я ответственный за приказ». Более того, основным пунктом дискуссии было — можно ли отдавать такой приказ. То, что это должно было прийти в голову капитану Годту или Хесслеру, что такой приказ может быть неправильно понят нами — подводными лодками — совершенно ошибочно. Я также решительно это заявлял во время допроса. Я ясно заявлял, что это рассмотрение и дискуссия о вопросе принимать ли приказ или ничего не делать вообще касалась этих двух господ. Это совершенно ясно; и это также содержится в допросе.
Максвелл-Файф: Вы разъяснили это по первому поводу. Я понял, что вы не порочите своего нижестоящего офицера, который возражал против этого, и вы сами принимаете ответственность по этому поводу. Это правда, эти нижестоящие офицеры оба решительно заявили, что они считают телеграмму двусмысленной и возможной к неправильной интерпретации; это правильно, не так ли, что они так сказали?
Дёниц: Я не видел дискуссии после её завершения, и я её не подписывал. Я могу сказать вам совершенно четко — и это ясно из другой дискуссии — что я сказал, что я сам несу полную ответственность. Для меня это было существенным. Единственная причина почему вопрос в целом возник, потому что офицер дознаватель говорил мне, что эти офицеры готовили приказ, и затем насколько я помню, была идея, что ни в коем случае офицеры не несут ответственность за мой приказ. Таково было положение вещей.
Максвелл-Файф: Что же, в любом случае, вы изменили сказанное вами несколько минут назад, о том, что и капитан Годт и капитан Хесслер выступали против этого приказа, не так ли?
Дёниц: Согласно моим воспоминаниям, поначалу оба выступили против. Теперь я услышал, что оба не выступали против него, но что вероятно я или кто-то ещё мог выступить против него. Я точно не знаю. Я вспоминаю, что сначала оба выступили против принятия такого приказа во время, когда 90 процентов наших субмарин уже были задействованы в сражениях с конвоями и когда им в любом случае было абсолютно невозможно осуществлять какое-либо спасение, погрузившись, поскольку мы были под водой; и я сказал «Нет; точно будут случаи, когда случиться такая вещь и когда командир предстанет перед неловким положением и в этом случае я хочу освободить его от такого решения». Это было причиной и значением дискуссии, ничего более.
Максвелл-Файф: Мы продолжим. Это первая часть приказа. Теперь возьмем параграф 2, «Приказы по доставке капитанов и главных инженеров сохраняются» Итак, подсудимый, вы прекрасно знали, что по приказу искать капитана или главного инженера, подводная лодка шла вокруг спасательных шлюпок или обломков и спрашивала, «Где капитан?». И вам очень хорошо известно, что обычной практикой британского торгового флота являлась попытка спрятать капитана и предотвратить его обнаружение. Это не практично, что вы должны были плавать вокруг спасательных шлюпок и спрашивать капитана, если вы хотели его получить? Это не так?
Дёниц: Нет, точно нет. Я вчера совершенно четко заявлял, что, первое, риск принятия на борт одного человека был гораздо меньше, что касалось времени, и не ограничивал аварийное погружение лодки, в то время как спасательные мероприятия жестко ограничивали способность к аварийному погружению. Во-вторых, это была военная задача поставленная штабом морских операций для которой, как всегда в случае войны, принимается некий риск; и, в-третьих, что существенно то, что этот параграф казался всем нам несущественным, результаты были слабыми. Этот приказ, если вы хотите выстроить его так и вырвать его из контекста, опровергает ваше утверждение, что я хотел уничтожать этих людей; потому что я хотел взять пленных, и если бы я намеревался сначала кого-нибудь убить, тогда я точно не взял бы его как пленного.
Максвелл-Файф: Я представил вам, что вторая часть приказа в том, что вы забирали капитанов и главных инженеров, чтобы узнать от них что-нибудь.
Посмотрите на третий параграф: «Спасать экипажи кораблей, только если их положение важно для подводной лодки» то есть важно для получения сведений о позиции союзных кораблей или мерах предпринимаемых союзниками против субмарин. Это пункт напротив два и три, не так ли? Вы брали пленных, если они были полезны для вас?
Дёниц: Я думаю это предпринималось для одобрения попыток получить насколько возможно больше информации, и поскольку я не мог взять на подводную лодку весь экипаж в качестве пленных, я ограничил себя наиболее важными лицами. Поэтому я изымал этих людей из дальнейшего использования, в то время как остальные могли быть снова задействованы. Конечно, в виду ограниченного пространства на подводной лодке, я не брал бесполезных людей, а важных.
Максвелл-Файф: Я не хочу занимать этим много времени, но я хочу, чтобы вы сказали мне это: я понял ваше объяснение слову «снова» в журнале боевых действий, что вашей телеграммой вы уделяли внимание определенным командирам субмарин во время инцидента с «Laconia», таково ваше объяснение?
Дёниц: Нет, оно не ссылалось на командиров подводных лодок; и я думаю, что слово «снова», как говорит мой штаб, ссылалось на те четыре радиосообщения, которые мы прочли как обозначенные в течение последних нескольких дней и которые приобщались вчера Трибуналу.
Максвелл-Файф: Я недавно поставил вам вопрос, и вы сказали, что «снова» ссылается на сообщения, отправленные вами во время инцидента с «Laconia» Я думаю, вы согласны с этим, не так ли? Не бойтесь соглашаться со мной. Когда это было?
Дёниц: Вчера мне объяснили, что было четыре радиосообщения, и я полагал, что лицо подытожило все события, и что вероятно таким был его способ представления. Он был главным старшиной и мне неизвестно, что он имел в виду под словом «снова».
Максвелл-Файф: Итак, вы говорите, что никогда не слышали о разговорах Гитлера и Осимы, которые я недавно представлял?
Дёниц: Нет.
Максвелл-Файф: Поэтому, можно предположить, а можно нет, что лейтенант Хейциг, который давал показания также не слышал о разговоре; вы не думаете, что он не мог об этом слышать?
Дёниц: Я полагаю это не обсуждается.
Максвелл-Файф: Вы заметили, что Хейциг сказал в своих показаниях, что во время лекции он услышал от вас тот же аргумент, что Гитлер привёл в своих разговорах с Осимой?
Дёниц: Прежде всего, я хочу заявить, что Хейциг здесь на этом свидетельском месте говорил нечто отличное от того, что он говорил во время своего допроса. Во время перекрестного допроса он признал здесь, что я не говорил чего-либо о борьбе против лиц потерпевших кораблекрушение; во-вторых, всё остальное сказанное им настолько расплывчато, что я не придаю большой ценности его достоверности; в-третьих, он заявил совершенно четко, что я не говорил это на лекции, а во время обсуждения, которое само на имело значения; и в-четвертых, вполне может быть, что обсуждался предмет строительной программы Америки и укомплектования новых кораблей. Возможно, что это было во время обсуждения.
Максвелл-Файф: Вы теперь говорите, что вы согласны с тем, что никогда не поднимали обсуждение американской судостроительной программы и сложности в поиске экипажей? Вы в этом согласны с Хейцигом?
Дёниц: Немецкая пресса была полна этого. Каждый читал и знал о судостроительной программе. Приводились фотографии…
Максвелл-Файф: Но предложенный вам аргумент о том, что вам известно, что эта строительная программа была бы бесполезна, если вы сможете уничтожить или запугать достаточно экипажей торгового флота. Это положение разговора Гитлера, и Хейциг сказал, что вы это говорили. Вы это говорили?
Дёниц: Я всегда придерживался взгляда, что потери экипажей сделают укомплектование сложным, и это заявлялось в моём журнале боевых действий рядом с похожими идеями, и вероятно я говорил что-то такого рода своим гардемаринам.
Максвелл-Файф: Вы посмотрите на страницу 37 документальной книги обвинения, страницу 76 немецкого перевода? Это приказ, датированный 7 октября 1943 (документ номер Д-663, экземпляр номер Великобритания-200). Я лишь хочу, чтобы вы посмотрели на последнее предложение: «В виду желаемого уничтожения экипажей кораблей, их затопление имеет огромную ценность».
Дёниц: Я читаю.
Максвелл-Файф: ««В виду желаемого уничтожения экипажей кораблей, их затопление имеет огромную ценность», и на это постоянно давилось, необходимостью в корабельных экипажах.
Дёниц: Да, конечно, но в ходе сражения. Это совершенно ясно, что эти спасательные корабли были мощно вооружены. Они имели самолет и могли потопить также как и остальные корабли конвоя. Если бы там был экипаж парохода на буксире, естественно нашим желанием было потопить их, поскольку мы были вправе топить такие экипажи. Более того они использовались как ловушки для подводных лодок возле пароходов.
Максвелл-Файф: О вопросе правоты или ошибочности потопления спасательных судов, уничтожения экипажей кораблей, я хочу задать вам ещё один или два вопроса о Мёле[1729]. Он командовал флотилией подводных лодок с 1942 до конца войны. Почти три года; и он нам говорил, у него был ряд наград за безупречную службу. Вы говорили Трибуналу, что Мёле проводил планёрки с командирами субмарин на совершенно ошибочной основе три года без вашего или вашего штаба сведения? Вы видели каждого командира подводной лодки после возвращения.
Дёниц: Я сожалею, что корветтен-капитан Мёле, является одним из тех, кто говорил о своих сомнениях в этом приказе, как он здесь заявлял, не доложенном правильно. Я не знал, что у него есть сомнения. У него имелась любая возможность развеять эти сомнения и мне неизвестно, и никто из моего штаба не мог подумать, что у него были такие мысли.
Максвелл-Файф: Итак, у меня здесь есть письмо, письмо от вдовы одного из ваших командиров субмарин. Я не мог получить командира и это письмо от его вдовы. Я хочу, чтобы вы сказали, что вы думаете об отрывке в нём.
Она говорит — во втором параграфе — «Капитан Мёле сказал, что он не находил командира подводной лодки, который возражал приказу стрелять по беспомощным морякам, которые были в беде».
Кранцбюлер: Я возражаю использованию этого письма. Я думаю, такого рода письмо не может быть использовано как экземпляр. Это не присяга, и типичный пример письма, которое господин Джексон[1730] постоянно охарактеризовал.
Максвелл-Файф: Единственное положение в нём: человек не вернулся. Его вдова предоставила информацию о том, как он понимал свои приказы перед выходом. Я должен приобщить его как имеющее доказательственную ценность. Я думаю это согласно статье 19. Я не использовал бы его, если бы у меня было малейшее сомнение перед Трибуналом.
Дёниц: Оно также полно неправильных заявлений. Оно говорит здесь, что он, Прин[1731], умер в концентрационном лагере, что неправда.
Председательствующий: Минуточку.
Дёниц: Это неправда.
Кранцбюлер: Господин Председательствующий, я только сейчас закончил читать всё письмо.
Председательствующий: Что же, Трибунал сейчас рассмотрит вопрос.
Кранцбюлер: Могу я сначала заявить один аргумент в этой связи?
Председательствующий: Что же, мы услышали аргумент, и мы рассмотрели вопрос.
Трибунал думает, что оно нежелательно и что этот документ не должен быть использован.
Максвелл-Файф: Как ваша светлость пожелает.
(Обращаясь к подсудимому)
Теперь я хочу быстро разобраться с отрывком в вашей собственной документальной книги, которую доктор Кранцбюлер представил вам вчера. Это том 2, страница 92, экземпляр 42. Прежде чем я задам вопрос об этом, есть один пункт, в котором я хочу, чтобы вы мне помогли. В своём допросе от 22 октября вы сказали, что около двух месяцев спустя после того приказа от 17 сентября вы отдали подводным лодкам приказы быть надводными. Это правильно? Вы отдавали приказы, запрещающие подводным лодкам всплывать, правильно?
Дёниц: Насколько это возможно для субмарины вообще так не делать. Мы всё время, днём и ночью, вносили изменения, и от степени угрозы и погодных условий зависело давали ли мы приказы подводным лодкам идти в надводном положении и перезаряжаться.
Максвелл-Файф: Они вообще не были на поверхности после атак, не были на поверхности до или после атак; таков эффект вашего приказа?
Дёниц: Конечно, субмарины, например, ночью, должны быть на поверхности для атаки, но основная вещь избегать любого риска в походе.
Максвелл-Файф: Затем двумя месяцами спустя был приказ, чтобы они были на поверхности как можно меньше, и вы говорите мне, что это был ваш приказ?
Дёниц: Постольку поскольку они всеми средствами пытались избегать опасности с воздуха.
Максвелл-Файф: Вы отдавали приказы о надводном положении?
Дёниц: Как я уже сказал, я отдавал достаточно много приказов, согласно погоде, согласно тому в какой части моря они были, и было ли это днём или ночью. Приказы различались согласно этим факторам, потому что опасность зависела от этих элементов и соответственно менялась. Также вносились изменения; если у нас был плохой опыт, если мы понимали, что ночью было опаснее, чем днём, тогда мы всплывали днём. У нас сложилось впечатление, что в конце было лучше на поверхности днём, потому что тогда можно было, по крайней мере, заранее определиться с направлением атаки с воздуха, и соответственно мы изменяли.
Максвелл-Файф: Но факт в том, что вскоре после этого приказа воздушное прикрытие союзников стало таким мощным — я цитирую ваши собственные слова; вы сказали, «двумя месяцами спустя субмарины не были в состоянии находиться на поверхности». То есть, как я это понял, всплытие стало очень сложным из-за тяжёлых воздушных атак союзников, это правильно?
Дёниц: Да, они не давали шанса всплыть в определенных водах, не будучи атакованными. Таково положение. Однако субмарины были в готовности, в состоянии полной готовности — и в этом большая разница, так как спасательные работы срывают готовность; тяжелые потери случались на пике готовности.
Максвелл-Файф: Итак, я хочу, чтобы вы посмотрели на страницу 93. Это страница после той, на которую я сослался в томе II вашей документальной книги; вы видите параграф 1?
Дёниц: Да.
Максвелл-Файф:
«Процент торговых судов вне конвоев в 1941 насчитывал 40 процентов; за весь 1942 едва 30 процентов; в последний квартал 1942 57 процентов; в январе 1943, около 65 процентов; в феврале около 70 процентов; и в марте 80 процентов».
Вашим худшим периодом были первые три квартала 1942, разве не так? Так видно из ваших данных.
Дёниц: Какой «худший период»? Что вы имеете в виду? Я не понимаю.
Максвелл-Файф: Что же, он на странице 93, параграф 1.
Дёниц: Да, но, что вы имеете в виду под «худшим периодом»?
Максвелл-Файф: Что же, процент потопленных торговых судов в конвоях в 1941 насчитывал 40 процентов.
Дёниц: Вы имеете в виду торговые суда?
Максвелл-Файф: Да, я читаю ваш собственный журнал боевых действий, или даже журнал боевых действий военно-морского штаба. «За весь 1942 едва 30 процентов…»
Дёниц: Из конвоев?
Максвелл-Файф: Да, конвоев. Значит худшим периодом были первые три квартала 1942?
Дёниц: Нет. В 1942, как я уже сказал в своём описании общей обстановки, большое число субмарин просто были вне портов, они были у Нью-Йорка, Тринидада, и т.д., а значит, они здесь не упоминались. В этом списке только потопления, осуществленные теми стаями, которые атаковали конвои в Северной Атлантике.
Максвелл-Файф: Но это не правильно, что эти данные означают, что вашим худшим периодом были три первых квартала 1942? Должно быть, там было около 30 процентов.
Дёниц: Нет, моим наиболее успешным периодом был 1942 год.
Максвелл-Файф: Что же, как вы назовёте наиболее успешным период если за весь 1942 год процент потопленных торговых судов в конвоях только 30 процентов, в то время как в январе и феврале и марте, он вырос до 65, 70 и 80 процентов?
Дёниц: Совершенно верно, это так. Из торговых судов, потопленных в 1942, 30 процентов были потоплены в Атлантике, но общая цифра была гораздо больше, чем например в 1943, когда было потоплено 65 и 70 процентов; и это лишь потому, что со времени 1943 мы больше не могли быть рядом с таким портом как Нью-Йорк. Это показывают проценты и потопления только в атлантических конвоях.
Максвелл-Файф: Поймите, то что я вам представил, это то, что в 1942, когда ваш процент из конвоев был низким, когда на вас оказывалось давление, о котором мы ранее проходили с вами, была каждая причина для вас отдать однозначный приказ, который окажет эффект на убеждение командиров субмарин уничтожать экипажи судов. В 1943 ваши подводные лодки не всплывали, ваша пропорция с конвоями выросла, и не было никакой причины ужесточать ваш приказ. Это то, что я вам предлагаю подсудимый.
Дёниц: Я считаю это совершенно ошибочным.
Максвелл-Файф: Теперь я лишь хочу…
Дёниц: Дело было так. Как я уже говорил, с лета 1942 и далее мы поняли, что опасность с воздуха внезапно возросла. Эта опасность с воздуха заставила себя почувствовать во всех водах, также в тех водах, где субмарины не сражались с конвоями или не сражались рядом с портами.
Максвелл-Файф: Итак, я лишь хочу вашей помощи по другому пункту. Доктор Кранцбюлер вчера вам представил, что капитан-лейтенант Экк[1732] сказал, что если бы он вернулся, он не ожидал от вас каких-либо возражений или злости к нему за расстрел экипажа «Peleus [1733]«. Вы сказали, что вам известно, что Экк держал этот ваш приказ в столе, когда он расстреливал экипаж «Peleus»?
Дёниц: Да, но я также знал, что этот приказ не имел ни малейшего эффекта на его решение, но что, как выразился сам Экк, его решением было расстрелять обломки; и он имел совершенно иную цель, а именно, убрать обломки, потому что он опасался за свою лодку, которую размажут на куски как и остальные лодки в те будни. Он четко заявил, что в его уме вообще не было связи между приказом, ссылающимся на «Laconia», который был у него на борту случайно, и его решением.
Максвелл-Файф: Итак, вам известны два других случая перед Трибуналом, «Noreen Mary[1734]«и «Antonico[1735]«, которые на страницах 47 и 52 документальной книги обвинения, где свидетели приводят различные доказательства об осуществлении атаки на них подводной лодкой, когда в одном случае по обломкам, а в другом случае по спасательной шлюпке. Вы посмотрите про «Noreen Mary» на странице 47 документальной книги? Заявление выжившего на страницах с 49 по 50. Он касается этого пункта; он говорит в четвёртом параграфе — страница 85 немецкой книги…
Дёниц: У меня есть английская документальная книга.
Максвелл-Файф: Они на странице 50 английского; у меня есть английский документ:
«Я плавал вокруг пока мне не попался сломанный нос нашей спасательной шлюпки, который был, перевёрнут, и взобрался на его верх. Даже теперь субмарина не погружалась, а осмысленно плыла в моём направлении и с расстояния около 60 или 70 ярдов начала стрелять прямо в меня короткими очередями из пулемёта. Так как их намерение было совершенно очевидно я упал в воду и оставался в ней до тех пор, пока субмарина не перестала стрелять и погрузилась, после чего я забрался на днище лодки».
Заявление бразильского господина вы найдете на странице 52. У вас оно есть?
Дёниц: Да, есть.
Максвелл-Файф: Пятнадцатая строчка снизу, он говорит, «…противник безжалостно обстреливал беззащитных моряков в спасательной шлюпке номер 2…»
Предположительно — конечно предполагается — что господин Макалистер и сеньор Оливейру Сильва говорят правду, вы скажете, что эти офицеры подводных лодок действовали сами по себе?
Дёниц: Возможно, что эти люди могли вообразить эти происшествия. Однако, я хочу указать на то, что в ночном бою — возьмем сначала пример «Antonico» — который длился 20 минут, можно было легко вообразить, что стрельба направленная по кораблю там попала по спасательной шлюпке. В любом случае, если кто-либо делает доклад о ночном бое, длившемся 20 минут, тогда это субъективный доклад, и каждый, кто знает, как эти доклады варьируются, знает, как просто моряку совершить ошибку. Если, во время ночного боя, подводная лодка хотела уничтожить этих людей, тогда она не оставалась бы там 20 минут, в особенности, поскольку лицо заявляет, что он не видел субмарины в темноте. Это точно всё очень расплывчатые заявления.
Случай с «Noreen Mary» достаточно похож. Большое число заявлений делалось в этом направлении, которые точно не правдивы; например, что субмарина несла свастику. Ни единая субмарина не выходила в море раскрашенной таким образом. Если некто в неких обломках или в спасательной шлюпке и там поблизости выстрелы, тогда ему очень просто почувствовать, что в него стреляют. Это было той самой причиной, о достаточном количестве случаев с англо-американской стороны упоминавшимися нами; не потому что мы хотели выдвинуть обвинение, а потому что мы хотели продемонстрировать насколько скептически следовало относиться к таким отдельным докладам.