Флекснер: Господин Председательствующий, это документ 1063-ПС, и это экземпляр США-219. Я воспроизвёл его на странице 51 английского текста моей документальной книг. Это документ, на который сейчас сослался свидетель.
Насколько далеко зашли ваши усилия в получении рабочих для промышленности вооружений из концентрационных лагерей?
Шпеер: Я хотел сделать короткое заявление относительно данного документа.
Знай, я об этом письме, я никогда бы не имел достаточно доверия к Гиммлеру ожидая, что он бы правильно исполнял свой приказ, как проинструктировал Гитлер.
Так как данное письмо чётко показывает, что данную акцию следовало хранить в секрете от других ведомств. Этими другими ведомствами могли быть только ведомство генерального уполномоченного по размещению рабочей силе или моё ведомство.
Наконец, я хочу сказать в данной связи, что моим долгом как министра являлось использовать как можно больше рабочих доступных для производства вооружений или любого другого производства. Поэтому я считал подходящим, чтобы рабочие из концентрационных лагерей, тоже работали в военном производстве или промышленности вооружений.
Однако основное обвинение обвинения, в том, что я сознательно повышал число концентрационных лагерей или вызвал их увеличение, никоим образом неправильное. Напротив я хотел прямо противоположного, смотря на это с точки зрения моего производства.
Флекснер: Могу я сослаться в данной связи на ответы свидетеля Шмельтера по номерам 9 и 35 в опроснике, который был представлен ему, и ответ свидетеля Шибера на номер 20.
Господин Шпеер, документ номер Р-124, экземпляр США-179, который был приобщён обвинением, содержит несколько ваших замечаний сделанных во время заседаний центральной плановой комиссии.
|
|
Господин Председательствующий, могу я обратить ваше внимание на страницу 53 английского текста моей документальной книги.
Господин Шпеер, что вы имели в виду своим замечанием относительно «лентяев» на заседании 30 октября 1942?
Шпеер: Я сделал замечание как воспроизведено в стенографическом протоколе. Однако, тут, у меня была возможность прочесть все стенографические записи центральной плановой комиссии и я обнаружил, что за данным замечанием не последовало ничего и никаких мер не потребовалось.
Флекснер: Господин Председательствующий на той же самой странице документальной книге, есть заявление с заседания от 22 апреля 1943.
Господин Шпеер, что вы скажете в связи с этим замечанием относительно русских военнопленных?
Шпеер: Это можно очень кратко разъяснить. Это подтверждение того факта, что концепцию «вооружений» следовало понимать так как я её объяснил, потому что два сектора из которых исходило 90000 русских трудоустроенных в вооружениях, согласно данному документу, являлись железными, стальными и металлургическими производствами с 29000; и производством двигателей, котлов, автомобилей и аппаратуры всех видов с 63000.
Флекснер: Господин Шпеер, обвинение также упоминало замечание, сделанное вами 25 мая 1944. Его также можно найти на странице 53 английского текста документальной книги. Там вы говорили на совещании с Кейтелем и Цейтцлером[3195], что в соответствии с инструкциями Гитлера группы вспомогательных добровольцев должны были быть распущены, и что вы повлияли на перевод русских из тыловых районов армий.
|
|
Шпеер: Тут, снова, я прочёл стенографические рукописи. Это можно объяснить кратко. «Hiwi[3196]«упомянутые в документе являлись так называемыми вспомогательными добровольцами, которые присоединялись к войскам сражавшимся в России. По прошествии месяцев, их стало много, и во время отступления они следовали рядом, так как с ними бы вероятно обращались как с предателями в своей стране. Однако эти добровольцы, не были, как я желал этого, переданы в промышленность, поскольку совещание, которое я запланировал, не состоялось.
Флекснер: Пожалуйста, сделайте короткое заявление относительно меморандума Заукеля, 556-ПС, который был представлен обвинением, о телефонном разговоре от 4 января 1943, который ссылался на размещение рабочей силы.
Шпеер: После данного телефонного звонка во Франции следовало предпринять увеличение числа рабочих доступных для размещения. Протокол о совещании фюрера, который я недавно нашёл, а именно, том заседании 3 и 5 января 1943, показывает, что тогда Гитлера заявил о мнении, ссылающемся на трудоустройство французских людей во Франции в местной промышленности и экономике.
Флекснер: Господин Председательствующий, я представлю данный документ позднее, потому что до сих пор у меня не было возможности…
Председательствующий: Доктор Флекснер, вы можете рассказать Трибуналу сколько вы собираетесь продолжать?
Флекснер: Господин Председательствующий, я надеюсь, что я закончу до 5 часов вечера.
|
|
Председательствующий: Вы не упустили из виду, то, что я уже говорил вам, об относимости аргументов и доказательств до настоящего времени?
Флекснер: Господин Председательствующий, я не буду.
Председательствующий: Мы прервёмся.
(Объявлен перерыв до 14 часов)
Вечернее заседание
Флекснер: Господин Шпеер, этим утром мы остановились на обсуждении телефонного сообщения Заукелю 4 января 1943 относительно вопроса о размещении рабочей силы. Как вы уже заявляли, протокол совещания фюрера 3 и 5 января, который я позднее представлю Трибуналу, связан с ним. Пожалуйста вы сделаете краткое заявление о предмете того обсуждения?
Шпеер: Данный протокол заявляет, что следовало предпринять подъем экономики во Франции на высокий уровень. Он содержит суровые предписания от Гитлера относительно способов и средств, которые он предлагал применять в конце. Он заявляет, что акты саботажа следует наказывать наиболее строгими средствами и что «гуманистическая безмозглость» не к месту.
Данный протокол также показывает, что тогда я просил Гитлера передать управление производственными вопросами во Франции мне, шаге, который действительно произошёл несколькими месяцами спустя.
Я упоминаю это только для цели разъяснения, в то время как я всё ещё могу дать показания в качестве свидетеля, что я не осуществлял гитлеровскую политику отказа от «гуманистической безмозглости» во Франции.
Моё внимание обратили на один случай, в котором 10 заложников должны были расстрелять в качестве репрессалии[3197] за акты промышленного саботажа совершенные в округе Мёрт и Мозель. Тогда я справился, предотвратив исполнение приговора. Рёхлинг[3198], который тогда был ответственным за производство железа на оккупированных западных территориях, мой свидетель по данному случаю. Это единственный случай в котором мне известно, что заложников должны были расстрелять из-за саботирования производства.
Я также могу подтвердить, что, посредством решения Гитлера датированного сентябрём 1943, я являлся ответственным за предоставление дополнительного продовольствия в дополнение к существующему пайку для фабричных рабочих трудоустроенных во Франции. В письме, которое я направил генеральному уполномоченному по размещению рабочей силы в декабре 1943, я строго предупреждал о необходимости не только выплачивать заработную плату рабочим на оккупированных западных территориях, но также сделать доступным для них соответствующее количество потребительских товаров — линия политики, которая, несомненно, не соответствовала разграблению западных регионов, на что так сильно упирает французское обвинение.
Все три документа находятся в моём распоряжении, и они могут быть представлены. Я упоминаю эти факты лишь для того, чтобы показать, что ни одобрял, ни следовал самой жёсткой политике изложенной Гитлером для применения во Франции в протоколах от 3 и 5 января.
Флекснер: Теперь я перехожу к другому положению. Господин Шпеер, что вы производили во Франции; то есть, на основании вашей программы?
Шпеер: Мы уже обсуждали это достаточно долго. Никаких предметов вооружений не производилось, только дефицитные комплектующие и потребительские товары.
Флекснер: Очень хорошо. Я просто хотел это выяснить.
Обвинение представило вам протокол совещания фюрера — Р-124 — датированный мартом 1944 и содержащий заявление о том, что вы обсуждали с Гитлером предложение рейхсмаршала о доставке военнопленных во Францию.
Что вы об этом скажете?
Шпеер: Данный протокол датирован 3 марта 1944. С января по май 1944 я был серьезно болен и обсуждение проходило без меня. Член моего штата ответственный за это обсуждение — который пользовался доверием Гитлера в необычайно высокой степени. В любом случае, предложение не осуществлялось.
Флекснер: Господин Шпеер, вы присутствовали на заседании от 30 мая на котором обсуждался вопрос о том как создать ведомство генерального уполномоченного по размещению рабочей силы. Вы коротко прокомментируете данное положение?
Шпеер: Я хочу сказать, что я хотел передать занятие со всеми проблемами относительно размещения рабочей силы связанными с моей задачей производства военных вооружений. Моей основной заботой при размещении рабочей силы, начавшейся с моего прихода на должность, являлись гауляйтеры, которые проводили политику партикуляризма гау. Неполитические ведомства министерства труда не могли действовать против гауляйтеров, и в результате рабочая сила в Германии была заморожена. Я предложил Гитлеру, чтобы он назначил на данный пост гауляйтера, которого я знал,— человека по имени Ханке[3199]. Геринг, кстати, уже подтверждал это. Гитлер согласился. Два дня спустя, Борман внёс предложение о том, чтобы был выбран Заукель. Я хорошо не знал Заукеля, но был совершенно готов принять выбор. Совершенно возможно, что Заукель, ничего не знал о вопросе, и он полагал — так как он был вправе на это — что он был выбран по моему предложению.
Ведомство генерального уполномоченного по размещению рабочей силы — было создано следующим образом:
Ламмерс заявлял, что он не принимал особых распоряжений по образованию размещения рабочей силы, так как это было сомнительной процедурой с административной точки зрения, и по этой причине весь вопрос рабочей силы должен был быть передан в руки уполномоченного. Сначала они предполагались в распоряжении фюрера. Геринг протестовал на основании того, что это являлось его задачей в рамках Четырёхлетнего плана. Поэтому компромисс, был, достигнут, в соответствии с которым Заукель был бы генеральным уполномоченным в рамках Четырёхлетнего плана, хотя он был назначен Гитлером.
Это было уникальное учреждение в Четырёхлетнем плане. Соответственно Заукель прямо подчинялся Гитлеру; и он всегда так смотрел на это.
Флекснер: Вы слышали, что Заукель давая показания 30 мая, сказал, что Геринг участвовал в заседаниях центральной плановой комиссии. Это правда?
Шпеер: Нет, никоим образом неправильно. Я бы не имел от него никакой пользы, так как, в конце концов, мы проводили практическую работу.
Флекснер: Обвинение представило заявление Заукеля датированное 8 октября 1945, согласно которому договорённости о функциях его делегатов на оккупированных территориях предположительно были сделаны вами. Это правда?
Шпеер: Нет. В 1941 я ещё не имел никакого отношения к вооружению; и даже позднее, во время периода деятельности Заукеля, я не назначал этих делегатов и не поощрял их деятельность. Этим вопросом руководил Заукель; это была его юрисдикция.
Флекснер: Французское обвинение цитировало из протокола предварительного допроса Заукеля от 27 сентября 1945. Согласно протоколу вы отдали специальный приказ по перевозке поездов с зарубежными рабочими.
Шпеер: Мне кажется было бы практично разобраться в тоже самое время со всеми заявлениями Заукеля относительно меня; это сэкономит время.
Флекснер: Пожалуйста, начинайте.
Шпеер: Договорённости о транспортных поездах делались Заукелем и его штатом. Возможно, что воздушные налёты или внезапное изменение производственной программы делали необходимым для моего ведомства просить перенаправлять транспортные поезда; но ответственность за это всегда оставалась за генеральным уполномоченным по размещению рабочей силы.
Заукель также свидетельствовал здесь, что после Сталинграда, Геббельс и я начали «усилия тотальной войны». Но в такой форме это неправильно. Сталинград был в январе 1943, а Геббельс начал свои «усилия тотальной войны» в августе 1944. После Сталинграда в Германии должна была быть реализована огромная программа реорганизации с целью освободить немецкую рабочую силу. Я сам был одним из тех, кто этого требовал. Был сформирован Комитет трёх, Ламмерс, Кейтель и Борман; но столкнувшись с нехваткой технический знаний он не смог осуществить свою задачу.
Далее моё управление размещения рабочей силы упоминалось Заукелем в своих показаниях. Оно работало так: каждая крупная фабрика и каждый работодатель рабочей силы имел отдел по размещению рабочей силы, который естественно подчинялся мне. Ни один из данных отделов, однако, ни в малейшей степени не посягал на задачи Заукеля. Их сфера деятельности не была очень большой, как можно видеть из факта, что каждый из одного из 50 или 60 отделов находился в моём ведомстве. Если бы я придавал им самую большую значимость, они были бы одним из моих шести или восьми управлений.
Заукель далее упоминал обсуждения штабляйтеров, которые проходили в его ведомстве. Представитель моего управления размещения рабочей силы для армии и флота и по строительству присутствовал на этих совещаниях. На этих заседаниях, на них присутствовали около 15 человек, которые нуждались в рабочей силе, вопрос приоритетов разрешался на основании информации Заукеля о состоянии экономики в целом. Это были функции, ошибочно приписываемые тут центральной плановой комиссии.
В дополнение утверждалось, что я поощрял перевозку зарубежных рабочих в Германию в апреле 1942 и что я был ответственным за факт, что зарубежных рабочих вообще доставляли в Германию. Однако, это неправда. Я не нуждался в использовании какого-либо влияния на Заукеля для её получения. В любом случае, это очевидно из документа в моём владении — протокола совещания фюрера от 3 мая 1942 — о том, что введение обязательного труда в западном регионе одобрялось фюрером по предложению Заукеля.
Я далее могу процитировать речь, которую я произносил 18 апреля 1942, показывающую, что в тот период у меня всё ещё было мнение, что немецкая строительная промышленность, которая задействовала приблизительно 1,8 миллион рабочих должна была прекратить забирать необходимую рабочую силу у производства вооружений. Данная речь, которую я произнёс своему штату, в которой я объяснял свои принципы и также обсуждал вопрос рабочей силы, не содержит никакого упоминания о планировании призыва зарубежной рабочей силы. Если бы я являлся активным инициатором данных планов, я бы точно упомянул предмет в данной речи.
Наконец, в связи с показаниями Заукеля, я должен поправить организационный план представленный здесь. Неправильно то, что отдельные сектора перечислены и классифицированы у отдельных министерств. В действительности, данные сектора работодателей должны классифицироваться в различных экономических ведомствах, независимых от министерств. Они лишь контактировали с моим министерством и министерством авиации.
Также неправильно заявлять, что строительное производство было представлено министерством экономики. Оно находилось под моей юрисдикцией. С 1943, химические и горные производства, которые подчинялись министерству экономики, находились в моей юрисдикции. По моим сведениям, эти отрасли были представлены уполномоченными в Четырёхлетнем плане даже до сентября 1943 и заявляли о своих требованиях непосредственно Заукелю независимо от министра экономики.
Данный план также неправильный в заявлении, что требования этих рабочих от отдельных работодателей шли напрямую к Гитлеру. Гитлеру было бы невозможно разрешать споры между 15 работодателями. Как я уже говорил, последние присутствовали на совещаниях штабляйтеров на которых председательствовал Заукель.
Флекснер: Господин Шпеер, что вы сделали со своими документами в конце войны?
Шпеер: Я чувствовал обязанность сохранить свои документы для того, чтобы можно было предпринять необходимые переходные меры во время восстановления. Я отказался позволить даже разбирать эти документы. Они были полностью переданы союзническим властям здесь в Нюрнберге, где у меня была часть архива. Я передал их, когда всё ещё находился на свободе во фленсбургской зоне. Таким образом, обвинение, обладает всеми моими документами в количестве нескольких тысяч, также как и публичными речами, речами к гауляйтерам и другими речами, касавшимися вооружения и промышленности; почти 4000 решений фюрера, 5000 страниц стенографических протоколов центральной плановой комиссии, меморандумы, и тому подобное. Я упоминаю это только потому, что эти документы в итоге показывают в какой степени моя задача была технической и в какой экономической.
Флекснер: В своих документах, насколько вы помните, вы когда-либо делали заявления относительно идеологии, антисемитизма, и т.д.?
Шпеер: Нет; я никогда не делал никаких заявлений такого рода ни в речах ни в меморандумах. Я полагаю иначе обвинение было бы в состоянии представить нечто вроде такого.
Флекснер: Господин Шпеер, вы также фигурировали как министр вооружений в списке членов нового правительства составленном людьми ответственными за путч 20 июля. Вы участвовали в покушении 20 июля?
Шпеер: Я не участвовал и не был информирован о нём заранее. Тогда я был против убийства Гитлера.
Флекснер: Господин Председательствующий, данное положение упоминается в опросниках свидетеля Кепмфа в пункте 9 и свидетеля Шталь в пункте 1.
(Обращаясь к подсудимому)
Какой была причина того, что вы, как единственный министр национал-социалистического режима, оказались в списке оппозиции?
Шпеер: В тот период я работал в сотрудничестве с экспертами армии и генерального штаба и командующим войсками внутренней обороны. Но оба штаба являлись ядром покушения 20 июля. У меня были в особенности близкие отношения с генерал-полковником Фроммом, начальником войск внутренней обороны, и также с генерал-полковником Цейтцлером, начальником генерального штаба армии. После 20 июля Фромм был повешен, а Цейтцлер уволен из армии. Близкий контакт возник на основании такого сотрудничества, и эти круги признавали мои технические достижения. Я полагал, что поэтому они хотели оставить меня.
Флекснер: Значит, политические причины не играли какой-либо части в данной связи?
Шпеер: Безусловно, не прямо. Конечно, обо мне был известен факт, что долгое время я говорил себе категорически и на публике относительно нарушений, которые имели место в ближайшем окружении Гитлера. Как я обнаружил позднее, я разделял мнения людей 20 июля по многим принципиальным положениям.
Флекснер: Какими были ваши отношения с Гитлером относительно вашей работы?
Шпеер: Мой ближайший контакт с ним, в моём качестве как архитектора, вероятно, был в период с 1937 по сентябрь 1939; после этого, отношения больше не были столь близкими из-за обстоятельств войны. После моего назначения преемником Тодта снова установились близкие, но гораздо более официальные рабочие отношения. Из-за тяжёлых требований, возложенных на меня работой вооружений, у меня было очень мало возможностей ездить в штаб-квартиры. Я посещал штаб-квартиры фюрера раз в 2 или 3 недели. Моё 4-х месячное заболевание весной 1944 раскрыло многих людей заинтересованных в ослаблении моего положения и после 20 июля факт, что я был включен в министерство, несомненно, шокировал Гитлера — факт, который Борман и Геббельс использовали для начала открытой борьбы против меня. Подробности показаны в письме которое я направил Гитлеру 20 декабря 1944 и которое было представлено как документ.
Флекснер: Вы могли вести с Гитлером политические обсуждения?
Шпеер: Нет, он относился ко мне как к чисто техническому министру. Попытки обсудить политические или личные проблемы всегда проваливались из-за факта, что он был неприступен. С 1944, он настолько противился общим дискуссиям и дискуссиям о военной обстановке, что я излагал свои идеи в форме меморандумов и вручал их ему. Гитлер знал, как ограничить любого человека своей специальностью. Поэтому он сам являлся координирующим фактором. Это было далеко за пределами его силы и его знаний. Унифицированному политическому руководству недоставало выводов, также как и экспертному военному ведомству для принятия решений.
Флекснер: Тогда, как технический министр, вы желаете ограничить свою ответственность, своей сферой работы?
Шпеер: Нет; тут я хочу сказать кое-что фундаментальной значимости. Эта война принесла немецкому народу невообразимую катастрофу, и непосредственно начала всемирную катастрофу. Поэтому мой неоспоримый долг признать свою часть ответственности за эту катастрофу немецкого народа. Это ещё больше моя обязанность, ещё больше моя ответственность, поскольку глава правительства избежал ответственности перед немецким народом и перед миром. Поэтому я, являясь важным членом руководства Рейха, несу общую ответственность, начиная с 1942. Я приведу свои аргументы в связи с этим в своих заключительных замечаниях.
Флекснер: Вы признаёте ответственность за дела, охватывающие обширную сферу своих задач?
Шпеер: Конечно, насколько возможно согласно применявшимся общим принципам постольку, поскольку действия осуществлялись в соответствии с моими директивами.
Флекснер: В данной связи вы желаете сослаться на распоряжения фюрера?
Шпеер: Нет. Постольку поскольку Гитлер отдавал мне приказы, и я осуществлял их, я признаю за них ответственность. Конечно, я не осуществлял все приказы, которые он отдавал мне.
Флекснер: Господин Председательствующий, теперь я перехожу к второй части доказательств по делу подсудимого. Это представление не означает, освобождение подсудимого от обвинений, предъявленных Шпееру обвинением, которые применимы к его действительной сфере деятельности.
Данная часть сама касается скорее обвинений предъявленных подсудимому как члену так называемого общего заговора. Эта вторая часть относительно короткая и я полагаю, что смогу завершить всё представление доказательств за час.
В данном вопросе мы коснёмся деятельности Шпеера в предотвращении разрушительных намерений Гитлера в Германии и оккупированных странах и мер, которые он предпринимал и попыток сделанных им, чтобы сократить войну, как он думал уже проигранную войну.
Я полагаю, что Высокий Трибунал согласиться с моим представлением.
Господин Шпеер, до какого времени вы посвящали все свои усилия для получения сильнейшего вооружения и таким образом продолжения войны?
Шпеер: До середины января 1945.
Флекснер: Война не была проиграна до этого?
Шпеер: С военной точки зрения и с того, что касалось общей обстановки, она точна была проиграна раньше. Однако, сложно, считать войну проигранной и делать окончательные выводы относительно одного лица, если сталкиваешься с безоговорочной капитуляцией.
Флекснер: Из производственной ситуации, на которую вы имели обширный взгляд не возникало соображений, вынуждавших вас относиться к ней как проигранной задолго до этого?
Шпеер: С точки зрения вооружений не до осени 1944, так как я был успешен до того времени, несмотря на бомбовые атаки, поддерживая постоянный рост производства. Если я могу выразить это цифрами, они были настолько большими в тот год. В 1944 я смог полностью снарядить 130 пехотных дивизий и 40 танковых дивизий. Это включало новое снаряжение для 2 миллионов людей. Данная цифра была бы на 30 процентов выше не будь бомбовых атак. Мы достигли пика производства за всю войну в августе 1944 по боеприпасам; в сентябре 1944 по авиации; и в декабре 1944 по артиллерии и новым подводным лодкам. Новые вооружения должны были быть использованы в несколько последующих месяцев, возможно в феврале или марте 1945. Я могу упомянуть только реактивные самолеты, о которых уже объявляли в прессе, новые подводные лодки, новые противовоздушные устройства, и т.д. Однако, здесь также бомбовые атаки застопорили массовое производство этих новых вооружений — которые на последней фазе войны могли изменить ситуацию — так, что они больше не могли использоваться против противника в большом количестве. Однако, все эти попытки оказались бесплодными, с 12 мая 1944 наши топливные заводы стали целями концентрированных воздушных атак.
Это было катастрофой. 90 процентов топлива было потеряно нами с того времени. Успех этих атак означал проигрыш в войне, что касалось производства; так как наши новые танки и реактивные самолёты не использовались без топлива.
Флекснер: Вы говорили Гитлеру о воздействии на производство бомбовых атак?
Шпеер: Да, я говорил ему об этом очень подробно, как устно, так и письменно. Между июнем и декабрём 1944 я направил ему 12 меморандумов, все с катастрофическими новостями.
Флекснер: Господин Председательствующий, в данной связи я хочу представить Трибуналу документ, меморандум Шпеера от 30 июня 1944. Он воспроизведён на странице 56 английской документальной книги и будет экземпляром номер 14. Я хочу процитировать из него. Шпеер пишет Гитлеру:
«Но в сентябре настоящего года количества, требуемые для покрытия наиболее неотложных нужд Вермахта более не смогут обеспечиваться, что означает то, что с этого времени дефицит не сможет восполняться, что приведёт к трагическим последствиям».
Шпеер информировал Гитлера в другом меморандуме, датированном 30 августа 1944 о ситуации в химической промышленности и топливной промышленности. Это страница 62 английского текста, экземпляр номер 15. Я цитирую лишь одно предложение:
«…таким образом, это нехватка важных категорий этих материалов необходимых для ведения современной войны».
Господин Шпеер, как получилось, что вы и остальные сотрудники Гитлера, несмотря на осознание ситуации, всё ещё пытались сделать всё возможное для продолжения войны?
Шпеер: В данной фазе войны Гитлер всех нас обманывал. С лета 1944 он распространял через посла Гевеля из министерства иностранных дел, чёткие заявление в отношении того, что начались переговоры с зарубежными державами. Генерал-полковник Йодль подтвердил мне это здесь в суде. Таким образом, например, факт того, что японский посол нанёс Гитлеру несколько визитов интерпретировался как означающий, что через Японию мы ведём переговоры с Москвой; или ещё, посланник Нойбахер который был здесь в качестве свидетеля, докладывал о начале переговорах на Балканах с Соединенными Штатами; или ещё, бывший советский посол в Берлине предположительно находился в Стокгольме для цели начала переговоров.
Таким образом, он растил надежды, на что как и Япония, мы начнём переговоры в безнадёжной ситуации, для того, чтобы спасти народ от худших последствий. Однако, делая это, было необходимо насколько возможно рассеивать сопротивление. Он обманывал всех нас, внушая военным руководителям ложные надежды на успех дипломатических шагов и обещая политическим руководителям новые победы посредством использования новых войск и новых вооружений и систематически распространяя слухи для воодушевления народа верой в чудо-оружие — все для цели сдержать сопротивление. Я могу подтвердить, что во время этого периода я делал постоянные ссылки на мои речи и мои письма, которые я писал Гитлеру и Геббельсу, о том насколько нечестной и катастрофической я считал политику обмана народа обещаниями чудо-оружия.