Флекснер: Трибунал найдёт отрывки из этого меморандума на странице 69 английского текста документальной книги.
Пожалуйста вы продолжите?
Шпеер: Я процитирую немного из этого меморандума; на странице 69, господин Председательствующий:
«Вражеские воздушные силы сконцентрировались на наших транспортных сооружениях. Экономика перевозок соответственно значительносократилась…Окончательный крах немецкой экономики безусловно следует ожидать в 4 или 8 недель…После краха, война не сможет продолжаться в военном смысле…В первую очередь наш долг помочь нации в сложные времена, которых следует ожидать. В этой связи мы должны с прискорбием, и независимо от своей судьбы, задать себе вопрос о том, что следует сделать даже для отдаленного будущего. Если противник пожелает уничтожить нацию и основу её существования, тогда пусть он делает такую работу сам. Мы должны сделать всё для поддержания, даже и в наиболее примитивной манере, основы существования нации до последнего»
Затем следуют несколько моих требований, и я подытожу их кратко. Я цитирую:
«Следует застраховаться в том, что если боевые действия войдут на территорию Рейха, ни у кого не будет права уничтожать промышленные предприятия, угольные шахты, электростанции, и остальные возможности снабжения, также как и транспортные возможности, и внутренние водные пути, и т.д. Подрыв мостов в той степени, в которой запланирован, означает, что транспортные возможности будут уничтожены сильнее чем смогли достичь воздушные атаки последних лет. Их уничтожение означает ликвидацию любых дальнейших возможностей существования немецкой нации».
Затем я кратко процитирую вывод меморандума:
|
|
«У нас нет права на этом этапе войны, осуществлять разрушения со своей стороны, которые могут воздействовать на жизнь народа. Если противники пожелают уничтожить эту нацию, которая сражалась с уникальной храбростью, тогда исторический позор ляжет исключительно на них. У нас есть обязательство оставить нации все возможности, которые в более отдалённом будущем гарантируют ей новое восстановление.
Это было выражено достаточно ясно, для того, чтобы Гитлер знал об этом в любом случае, потому что не требовалось вникать в экономику, чтобы осознавать результаты такого уничтожения для будущего нации.
В связи с вручением меморандума Гитлер знал о его содержанием, поскольку я обсуждал его с некоторыми из его сотрудников. Поэтому его заявления являются типичными из-за его отношения к вопросу в целом.
Я не предъявлял жёстких обвинений, которые я сделал здесь говоря, что он хотел втянуть Германию в бездну вместе с собой, если бы я не имел подтверждений его заявлениям в этом отношении в письме от 29 марта 1945.
Председательствующий: Вы имеете в виду май или март?
Шпеер: Господин Председательствующий, март 1945.
Флекснер: Господин Председательствующий, вы найдете данный документ на странице 75 английского текста документальной книги и это страница 72 французского текста. Я приобщаю его как экземпляр номер 24. Это письмо Шпеера Гитлеру датированное 29 марта 1945.
Пожалуйста, вы продолжите?
Председательствующий: Не вы зачитываете это письмо?
Флекснер: Подсудимый пожелал сам его прочесть.
|
|
Вы прочтёте его?
Шпеер: Я цитирую:
«Когда 18 марта я передал вам своё письмо, у меня было твёрдое убеждение о том, что выводы, которые я сделал из нынешней ситуации по поддержанию нашей национальной силы нашли ваше безусловное одобрение, потому что вы сами сразу определились в том, что это являлось задачей правительства сохранить нацию от героического конца, если война проиграна.
«Однако, вечером вы сделали мне заявления, смысл которых, если только я правильно вас понял, о следующем: если война проиграна, нация тоже исчезает. Эта судьба неизбежна. Нет необходимости учитывать базу, в которой нуждается народ для наиболее примитивного существования. Напротив, было бы лучше уничтожить такие вещи самим, потому что эта нация подтвердила себя слабейшей, а будущее принадлежит исключительно сильнейшей восточной нации. Кроме того те кто останутся после битвы будут худшими, так как лучшие убиты».
Я продолжаю цитировать:
«После таких слов я был глубоко потрясён, и когда на следующий день я прочёл приказ об уничтожении и вскоре после строжайшего приказа об эвакуации, я увидел первые шаги по реализации таких намерений…»
Флекснер: Господин Председательствующий, могу я в данной связи приобщить как документ Шпеера приказ об уничтожении Гитлера датированный 19 марта 1945, который Трибунал найдёт на странице 73 французского и странице 76 английского текста документальной книги.
Я также представляю Трибуналу исполнительный приказ для транспортной и системы связи, который вы найдёте на странице 78 английского текста и странице 75 французского текста. Они станут экземпляром номер Шпеер-26.
|
|
Затем я приобщаю приказ по уничтожению и эвакуации Бормана, датированный 23 марта 1945, который содержится на странице 102 моей документальной книги. Последний документ содержит экземпляр номер Шпеер-27.
Господин Шпеер, поскольку это приказы с техническими выражениями, пожалуйста, вы подытожите коротко содержание Трибуналу?
Председательствующий: Вы сказали, что один был на странице 102 второго тома. В моей копии это документ генерала Гудериана от 15 декабря 1944.
Флекснер: Господин Председательствующий, я прощу прощения, я ошибся. Это не страница 102, это страницы 93 и 94. Я прошу прощения. Я только сегодня получил документ.
Господин Шпеер, вы кратко раскроете приказы?
Шпеер: Я могу подытожить очень коротко. Они давали гауляйтерам приказ осуществлять уничтожение всех промышленных предприятий, всех важных электрических возможностей, производства воды, производства газа, и тому подобное, и также уничтожать все продовольственные склады и склады обмундирования. Моя юрисдикция особо исключалась из данного приказа, и все мои приказы по поддержанию промышленности отменялись.
Военным властям давался приказ о том, чтобы все мосты уничтожались, и дополнительно все железнодорожные сооружения, почтовые системы, системы связи на немецких железных дорогах, также водные пути, все корабли, все грузовые вагоны и все локомотивы. Целью было, как заявляло одно из распоряжений создать транспортную пустыню.
Распоряжение Бормана было направлено на доставку населения в центр Рейха, как с Запада так и с Востока, включая зарубежных рабочих и военнопленных. Эти миллионы людей должны были отправляться в путь на ногах. Никакой подготовки к их существованию не делалось, и не могло быть сделано в виду ситуации.
Осуществление этих приказов привело бы к невообразимой голодной катастрофе. Дополнительно к этому 19 марта 1945 был строгий приказ от Гитлера всем группам армий и всем гауляйтерам, о том, что битву следует продолжать не беря в расчет собственное население.
С осуществлением этих приказов, следовало соблюдать гитлеровское воззвание, а именно, о том, что не требовалось «…брать в расчёт основу которая необходима для наиболее примитивного сущестования. Напротив, было бы лучше уничтожать эти вещи самим…». Учитывая дисциплину, которая вступала в силу в Германии в связи с каждым приказом, независимо от его содержания, ожидалось, что эти приказы будут осуществляться. Эти приказы также применялись к тем территориям, которые включались в великогерманский Рейх.
Во время поездок в наиболее угрожаемые территории, и посредством дискуссий с моими сотрудниками, я достаточно часто пытался остановить исполнение этих приказов. Я приказал, чтобы взрывчатка, которая всё ещё находилась в Руре была бы выброшена в шахты, и чтобы запасы взрывчатки, которые находились на строительных площадках следовало спрятать.
Мы распространяли автоматы на наиболее важные заводы для того, чтобы они могли бороться против уничтожения. Все это, я знаю, звучит как-то преувеличенным; но ситуация того времени была такой, что если бы гауляйтер попытался добраться до угольных шахт Рура и там находился бы единственный доступный пулемёт, тогда в них бы стреляли.
Я попытался убедить местных армейских командиров о бессмысленном характере задачи подрыва мостов, которую поручили им, и далее разговаривая с местными властями, я добился остановки большинства эвакуации, которая была приказана. В данной связи государственный секретарь партийной канцелярии, Клоппер, заслужил доверие в том, что он поддерживал эвакуационные приказы, которые должны были направляться гауляйтерам.
Когда я вернулся из поездки, я сразу же был вызван к Гитлеру. Это было 29 марта 1945. Я намеренно открыто сопротивлялся его приказам, и обсуждал поражение в войне со многими из его гауляйтеров, так что моё неподчинение стало известно ему. Доступны свидетели того периода, которым известно, что это то, чего я хотел добиться.
Я не хотел предавать его из-за спины. Я хотел представить ему альтернативу. В начале совещания он заявил, что у него были доклады от Бормана в отношении того, что я считал войну проигранной и что я открыто, выступал против его запрета. Он потребовал, чтобы я сделал заявление в том отношении, что я не считаю войну проигранной, и я ответил: «Война проиграна». Он дал мне 24 часа на раздумье, и это были те 24 часа, за которые я написал письмо, из которого цитировалась выдержка и которое было представлено Трибуналу в полном объёме.
После этого периода осмысления, я намеревался вручить ему это письмо как свой ответ. Но он отказался его принять. Соответственно, я заявил ему, что он может полагаться на меня в будущем, и таким образом я снова смог добиться от него передачи мне ещё раз осуществления работы по уничтожению.
Флекснер: В данной связи, могу я представить приказ Гитлера датированный 30 марта 1945, который Трибунал найдет на страницах 83 английского и 79 французского текста в документальной книге. Это будет экземпляр номер 28.
Тогда что вы делали в силу этого нового приказа, который вы получили?
Шпеер: Я готовил текст и это давало мне возможность расстроить планы об уничтожению о которых было приказано. Я отдал приказ по возобновлению всех моих старых приказов для охраны промышленности. В данной связи, я не представил этот новый свой приказ на одобрение Гитлера, хотя он прямо предусмотрел это в своём приказе.
Вопреки обещанию которое я дал ему, а именно, о том, что я стою за него безоговорочно, я отбыл уже на следующий день для встречи с Зейсс-Инквартом, который об этом тут свидетельствовал, и двумя другими гауляйтерами рассказав им также, что война проиграна и обсудить с ними последствия.
По этому поводу я нашёл у Зейсс-Инкварта полное понимание. Оба моих распоряжения по предотвращению уничтожения и мои дискуссии противоречили тому, что обещал Гитлеру 29 марта. Я считал это своим естественным долгом.
Флекснер: Я приобщаю в качестве экземпляра номер Шпеер-29 инструкции принятые Шпеером 30 марта по осуществлению приказа, который также уже упоминался. Во французских и немецких текстах документальной книги он появляется на странице 81 и в английской документальной книге на странице 85.
Шпеер: Несмотря на это, приказы по уничтожению мостов всё ещё были в силе; и повсюду в Германии, Австрии и Польше и повсюду вы можете видеть результаты сегодня. Я предпринял множество поездок на фронт и много совещаний с командующими войск фронтовой линии. Вероятно это могло в той или иной форме уменьшить это. Наконец, я добился убеждения, командующего войсками связи, 3 апреля 1945, о запрете хотя бы уничтожения сигнальных, почтовых, железнодорожных и беспроводных сооружений посредством нового приказа.
Наконец, 5 апреля я отдал шесть приказов ОКВ от имени генерала Винтера, который был свидетелем в этом зале суда. Эти приказы должны были гарантировать сохранение важных железнодорожных путей. Приказы всё ещё существуют. Я отдал приказы через свои командные каналы и каналы железнодорожных дорог Рейха; и учитывая огромный беспорядок в приказах того времени, такие приказы, которые я не бы уполномочен принимать, по крайней мере имели запутывающий эффект.
Флекснер: Господин Шпеер, ряд попыток с вашей стороны по сокращению войны известны прессе. Пожалуйста, вы можете описать суду ситуацию, на которую намекала пресса.
Шпеер: Я не хочу тратить слишком много времени на вещи, которые не имели успеха. Я непрерывно пытался исключить Гиммлера и остальных из правительства и вынудить их отвечать за содеянное. В осуществлении этого и остальных планов, восемь офицеров с фронта присоединились ко мне, все они имели высокие награды. Государственный секретарь министерства пропаганды, предоставил мне возможность 9 апреля кратко выступить по всей германской радио системе. Все приготовления были сделаны, но в последний момент Геббельс услышал об этом и потребовал, чтобы Гитлер одобрил текст моей речи. Я представил ему сильно изменённый текст. Но он запретил даже этот измененный текст.
21 апреля 1945 мне было возможно впервые записать речь на вещательной станции в Гамбурге. Это была передача по инструкциям для последней стадии. Однако, записывающие сотрудники, потребовали, чтобы эту речь передали только после смерти Гитлера, которая освободит их от клятвы верности ему.
Далее, я находился в контакте с начальником штаба группы армий на Востоке, группы армий Висла. Мы оба согласились в том, что борьбы в Берлине не должно быть, и что вопреки их приказам, армиям следует обходить Берлин. Начиная с этого, приказ осуществлялся; но позднее несколько лиц особо уполномоченных Гитлером были отправлены вне Берлина и добились направления некоторых дивизий в Берлин. Однако, изначальное намерение, что целые армии следовало привести в Берлин не осуществилось. Начальником штаба, с которым у меня были эти совещания был генерал Кинцлер.
Флекснер: Эти попытки всё ещё приносили какую-либо пользу в начале апреля и позднее?
Шпеер: Да. Мы ожидали, что война продлиться дольше, так как Черчилль, тоже, пророчествовал, что конец войны будет в конце июля 1945.
Флекснер: Вы описывали здесь, как много вы сохранили промышленных предприятий и остальных экономических учреждений. Вы также действовали от имени зарубежных рабочих?
Шпеер: Моей ответственностью являлся промышленный сектор. Я чувствовал своим долгом, поэтому, в первую очередь передать свой сектор неповрежденным. Пока было несколько моих попыток в пользу зарубежных рабочих в Германии. В первую очередь, эти зарубежные рабочие и военнопленные, посредством шагов, которые я предпринимал для обеспечения продовольственного положения, очевидно получали блага от моей работы во время этой последней фазы.
Во-вторых, во время местных дискуссий о предотвращении подрывов, вопреки приказ об эвакуации, которые были получены от партии, я сделал возможным, чтобы зарубежные рабочие и военнопленные оставались на своём месте. Такие дискуссии проходили 18 марта в округе Саара и 28 марта в округе Рура. В начале марта я внёс предложение о том, чтобы 500000 иностранцев было репатриировано из Рейха на территории, которые мы ещё удерживали; то есть, голландцев в Голландию, чехов в Чехословакию. Однако, рейхсбан, отказался нести ответственность за эти транспорты, поскольку транспортная система уже была настолько повреждена, что осуществление данного плана было невозможно. Наконец, и в попытке речи по германской вещательной системы от 9 апреля и попытке гамбургской речи, я указывал на обязанности, которые мы имели перед иностранцами, военнопленными, и заключенными из концентрационных лагерей в этой последней стадии.
Флекснер: Господин Председательствующий, могу я обратить ваше внимание на страницу 88 английского текста в данной связи; это страница 84 французского, и я приобщаю его как экземпляр номер Шпеер-30.
Господин Шпеер, вы описывали нам насколько во время последней стадии вы противостояли Гитлеру и его политике. Почему вы не ушли в отставку?
Шпеер: У меня был шанс уйти по трём поводам; однажды в апреле 1944, когда мои полномочия постоянно сужались; второй раз в сентябре 1944, когда Борман и Геббельс были в пользу моей отставки; и третий раз 29 марта 1945, когда сам Гитлер требовал, чтобы я ушёл в постоянный отпуск, который означал отставку. Я отверг все эти возможности, потому что начиная с июля 1944, я думал, что мой долг оставаться на посту.
Флекснер: В этом зале суда были показания о том, что в последней стадии войны, то есть, с января 1945, была оправдана точка зрения о том, что нацию следовало избавить от лишних жертв. У вас было такое же мнение?
Шпеер: Нет. Было сказано, что военная защита против Востока была бы необходимой для защиты беженцев. В действительности, до середины апреля 1945, основная часть наших последних резервов бронетехники и боеприпасов использовалась для борьбы на Западе. Поэтому тактический принцип, отличался от того, который был бы, если бы борьба осуществлялась с целями о которых заявлялось здесь. Уничтожение мостов на Западе и приказы по уничтожению против жизненной базы нации показывают противоположное. Жертвы, которые несли обе стороны после января 1945 были бессмысленными. Смерти того периода будут обвинением человека ответственного за продолжение войны, Адольфа Гитлера. То же самое, правда для разрушенных городов, которые на последнем этапе утратили огромные культурные ценности и неисчислимые жилища пострадали от уничтожений. Многие сложности, от которых сегодня страдает немецкая нация вызваны безжалостным уничтожением мостов, транспортных сооружений, грузовиков, локомотивов и кораблей. Немецкий народ оставался верным Адольфу Гитлеру до конца. Он же его предал. Он попытался забрать его с собой в бездну. Только после 1 мая 1945 Дёниц попытался действовать обоснованно, но было слишком поздно.
Флекснер: У меня последний вопрос.
Для вас было, возможно было согласовать свои действия на последней стадии войны с вашей присягой и вашей концепцией верности Адольфу Гитлеру?
Шпеер: Существует верность, которую должен хранить каждый; и это верность своему собственному народу. Этот долг стоит в первую очередь. Если я нахожусь в ведущем положении и если я вижу, что против интересов нации действуют таким образом, тогда и я должен действовать. То, что Гитлер нарушил верность нации было ясно каждому интеллигентному члену его окружения, как позднейшее в январе или феврале 1945. Народ однажды поручил Гитлеру его миссию; у него не было права проигрывать в карты судьбу народа как свою собственную. Поэтому я выполнял свой долг как немца. Я не добился успеха во всём, но сегодня я рад, что моя работа сослужила службу рабочим в Германии и оккупированных странах.
Флекснер: Господин Председательствующий, теперь я достиг завершения своего допроса подсудимого Шпеера.
Вероятно, я могу обратить внимание Трибунала на факт, что по данной теме сделаны заявления, которые касаются предмета вечернего заседания: Керлем, в своём опроснике под 10 и 12; Роландом под 4 и 5, и 8; Шибера, под 25; Гудериана, с 1 по 3, 7 и 9, и по пункту 6; Шталь, названный Шпеером, в пунктах 1 и 2 своих показаний; и Кепмф, под номерами 10 своих показаний.
Всё ещё отсутствует опросник свидетеля Мальзахера и опросник — который наиболее важен для защиты — свидетеля фон Позера, поскольку он был посредником между генеральным штабом армии и министерством Шпеера; он будет вручён при получении. Далее, ещё отсутствует опросник генерала Буле, который был начальником штаба армии, и полковника Баумбаха[3205], который являлся командиром бомбардировочной эскадрильи. Остальные документы я представлю Трибуналу в конце последнего подсудимого Шпеера.
Председательствующий: Кто-либо из защитников других подсудимых хочет задать какие-либо вопросы?
Серватиус [3206]: Свидетель, во время переговоров, которые Заукель имел в 1943 и 1944 с Лавалем в Париже, там присутствовали представители, которые прибыли из вашего ведомства и они поддерживали требования Заукеля?
Шпеер: Во время этих конференций представители моего ведомства временами присутствовали. Они присутствовали для цели защиты заблокированных фабрик и также следили за тем, чтобы не было посягательств на производственные интересы, которые я планировал защитить.
Серватиус: Следовательно, эти представители не действовали в поддержку требований Заукеля, но вопреки им?
Шпеер: Задачей этих представителей не было действовать за или против требования Заукеля, потому что Заукель заявлял свои требования в таким чётким образом, что подчиненный сотрудник не находился в состоянии говорить либо за либо против таких требований каким-либо образом. Это была задача, которую я должен был осуществлять сам.
Серватиус: Значит, эти представители не выполняли какой-либо задачи?
Шпеер: Мои представители, являлись представителями вооружений, из тяжёлых вооружений и военной промышленности на оккупированных территориях, и как таковые имели свои особые задачи.
Серватиус: Свидетель, вы в 1943, действовали независимо и без консультаций с Заукелем, переводя 50000 французских рабочих организации Тодта в округ Рура?
Шпеер: Да, это правда. После нападения на дамбу Моне и дамбу Эдер в апреле и мае 1943, я поехал туда и в тот период я приказал, чтобы особая группа из организации Тодта занялась восстановление этих станций. Я сделал это, потому что я также хотел машин и технического персонала на месте. Эта особая группа сразу же не спрашивая меня была доставлена вместе с французскими рабочими. Это имело огромные последствия для нас на Западе, потому что рабочие на строительных площадках Атлантического вала, которые до того времени чувствовали себя в безопасности от Заукеля…
Серватиус: Свидетель, мы не заинтересованы в заслушивании того, что там делалось. Я заинтересован лишь в факте, что эти 50000 рабочих ОТ были получены без согласия Заукеля и вами самим независимо; и это вы подтвердили, не так ли?
Шпеер: Да, это правда.
Севратиус: Заукель являлся ответственным за установление рабочих часов на этих заводах. Вам известно, что 10-ти часовой рабочий день позднее был приказан Геббельсом в своём качестве уполномоченного по тотальной войне, применимом как к немцам так и зарубежным рабочим?
Шпеер: Возможно это так. Я непосредственно этого не вспоминаю, но я полагаю, что так.
Серватиус: Тогда вы заявляли, что Женевская конвенция была неприменима к советским военнопленным и итальянским гражданским интернированным?
Шпеер: Да.
Серватиус: Вам известно, что Женевская конвенция, хотя и не признавалась для советских военнопленных, несмотря на это де факто, что были приказы в данном отношении?
Шпеер: Я не могу привести вам какой-либо информации об этом, потому что это было лишь подробностью и с ней занимались мои управления непосредственно. Я хочу подтвердить вам это.
Серватиус: Я позднее представлю Трибуналу документ который подтверждает это.
Вам известно, что итальянские гражданские интернированные, то есть, тем кто прибыл из итальянских вооруженных сил, был предоставлен статус свободных рабочих и следовательно они не попадали под конвенцию?
Шпеер: Да, это, правда, и это было сделано по просьбе Заукеля.
Серватиус: Управляющие фабриками являлись ответственными за осуществление приказов Заукеля на фабриках. Это правильно?
Шпеер: Постольку поскольку они осуществлялись, да.
Серватиус: И вы сказали, что если бы, из-за особых событий, таких как воздушные атаки, не возможно было осуществлять их, верховные власти в Рейхе их бы не исполняли?
Шпеер: Да.
Серватиус: Какие власти в Рейхе вы имеете в виду?
Шпеер: Генерального уполномоченного по размещению рабочей силе.
Серватиус: Это был бы Заукель?
Шпеер: Да. И Германский трудовой фронт, который был ответственным за проживание и рабочие условия.
Серватиус: Какую организацию имел Заукель в своём распоряжении для остановки таких нарушений? Тогда это являлось вопросом практического взаимодействия?
Шпеер: Нет. Я думаю, вы меня неправильно поняли. «Катастрофическая чрезвычайность» включала условия вызванные форс-мажором. Никто не мог исправить их, даже при наилучшей воле в мире, потому что каждый день были новые воздушные атаки. Но невозможно, как свидетельствовал Заукель, оставлять на управляющем фабрики ответственность за факт, что условия не могли быть облегчены. Я хотел указать на то, что в такой чрезвычайности все руководители должны были собираться вместе и решить выносимы ли условия или нет. В этой связи это было особой обязанностью Заукеля, как чиновника, который делал доклады и отдавал приказы, собирать такие встречи.
Серватиус: Тогда кому он предположительно делал такие рекомендации?
Шпеер: Фюреру.
Серватиус: Свидетель, вы объяснили свою собственную административную организацию и вы сказали, что вы являлись оппонентом бюрократического управления. Вы ввели самоуправления на фабриках; и с профессиональной стороны, вы сформировали «кольца» и над ними комитеты которые руководились вами.
Шпеер: Да.
Серватиус: И это было закрытое управление, в которое не могли вмешиваться внешние власти?
Шпеер: Да, я бы не позволил этого.
Серватиус: Значит, вы действительно являлись представителем этих фирм с высшими властями.
Шпеер: Только в том, что касалось технических задач, как я заявлял здесь.
Серватиус: Вы ограничивали себя техническими задачами?
Шпеер: Что же, иначе я был бы ответственным за условия питания, или условия здравоохранения, или вопросах которые полиции; но такое ожидание было бы слишком. В таком случае следовало дать мне другой пост.
Серватиус: Свидетель, вы ранее не ссылались на факт, что в частности, что касалось продовольствия, вы принимали инструкции, которые были на пользу рабочим; и таким образом вы не подтверждаете мой взгляд на то, что вы несли ответственность за данный сектор?
Шпеер: Нет не так. Мне кажется, что я предпринимал действия на последней стадии в рамках общей ответственности, но не отдельную ответственность за данный сектор.
Серватиус: Затем, свидетель, вы говорили об ответственности гауляйтеров как рейхскомиссаров обороны относительно промышленности вооружений. Вы можете описать более подробно сферу данной ответственности, потому что я этого не понял.
Шпеер: С 1942, ответственность была передана гауляйтерам как рейхскомиссарам обороны во всёвозрастающей степени. Это в основном было усилием Бормана…
Серватиус: Какие задачи они имели?
Шпеер: Минуточку…который желал централизации всех сил государства и партии в гауляйтерах. Такое состояние централизации было почти полностью достигнуто после 1943, за единственным исключением, которое существовало в моих ведомствах вооружений, так называемых инспекций вооружений. Они, поскольку они ранее попали в ОКВ, являлись военными учреждениями, которые были заполнены офицерами; и для меня было возможно оставаться вне юрисдикции гауляйтеров. Но гауляйтер являлся центральной властью в гау, и он принимал право отдавать приказы там где он их не имел. Ситуация с нами была, как вам известно, что не было настолько важно на кого возлагались полномочия; это было вопросом у кого есть право отдать приказы. В данном случае большинство гауляйтеров получили все права, посредством чего они являлись ответственной и центральной властью.