Господин фон Нейрат, тогда вы полностью соглашались с Гинденбургом в абсолютном отрицании любого использования силы для цели достижения данной задачи, пересмотра Версальского договора; и вы рассматривали достижение данной цели возможным и являлись чётким противником любого враждебного развития, которое вы считали величайшей возможной неудачей, не только для Германии но и для всего мира?
Нейрат: Да. Германия и весь мир всё ещё находились в эпицентре серьезного экономического кризиса, который был вызван регулированием Версальского договора. Следовательно, любое новое развитие враждебности, могло привести только к огромной катастрофе.
Людингхаузен: 2 июня 1932, через несколько дней после вашего прихода на новую должность министра иностранных дел, началась встреча так называемый Конференции по репарациям в Лозанне[3294], участвовали и вы, и новый рейхсканцлер фон Папен. Вы коротко расскажите нам о том, какой была задача конференции?
Нейрат: Репарации, наложенные Версальским договором, которые никогда не были чётко установлены, теперь формально являлись полностью урегулированными, то есть, была определена окончательная сумма. Эта цель была выполнена.
Людингхаузен: В то же самое время, не было встречи Конференции по разоружению в Женеве[3295]?
Нейрат: Да, почти в то же самое время также проходили эти переговоры.
Людингхаузен: Господин Председательствующий, в данной связи, для цели общего понимания, я хочу указать на учреждение Конференции по разоружению вернувшись к резолюции принятой Лигой Наций 25 сентября 1928, в которой подчёркивалась близкая связь между международной безопасностью, то есть, мира среди всех европейских государств, и ограничение вооружений. В данной связи, я хочу сослаться на текст резолюции принятой Лигой Наций, который номер Нейрат-33 в моей документальной книге. Это на странице 90 документальной книги 2.
|
|
(Обращаясь к подсудимому)
Вы можете привести нам краткий отчёт о ходе этих переговоров по разоружению?
Нейрат: Что же, естественно очень сложно привести короткий отчёт. Конференция по разоружению была создана Лигой наций для цели достижения разоружения всех наций, которое предусматривалось в статье 8 как эквивалентное германскому разоружению которое уже проводилось с 1927. Однако, переговоры во время Конференции по разоружению были приостановлены, спустя недолгое время, несмотря на возражения немецких представителей. Предшествующие переговоры и этот перерыв дали понять, даже тогда, что те государства, которые не разоружились, не готовились проводить своё собственное разоружение в соответствии со стандартами и методами применимыми к предыдущему разоружению Германии. Данный факт сделал невозможным для Германии принять резолюцию, которая тогда была предложена Конференцией по разоружению, и поэтому немецкий представитель получил инструкции объявить, что Германия не участвует в работе Конференции по разоружению до тех пор, пока равное право Германии на участие в результатах этой конференции не признаётся.
Председательствующий: Доктор фон Людингхаузен, мы прервёмся?
Людингхаузен: Да, господин Председательствующий.
(Объявлен перерыв)
Людингхаузен: Господин Председательствующий, относительно только, что поставленного вопроса я хочу сослаться на несколько документов и прошу вас принять о них официальное уведомление. Я представил или представлял в своей документальной книге 2, выдержки из германского меморандума от 29 августа 1932, в документе номер Нейрат-40; выдержка из беседы с фон Нейратом представителя телеграфного бюро Вольфа[3296], официального бюро Германского Рейха, в документе номер Нейрат-41 документальной книги 2; выдержки из заявления господин фон Нейрата представителям германской прессы 30 сентября 1932 в документе номер Нейрат-45 документальной книги 2; выдержку из письма подсудимого председателю Конференции по разоружению, номер Нейрат-43 из документальной книги 2; и наконец, я хочу сослаться на речь немецкого представителя на Конференции по разоружению в Женеве, которая номер Нейрат-39 в моей документальной книге, которая показывает развитие взглядов и отношения подсудимого, и соответственно германской политики, к переговорам по разоружению, которые возобновились на Конференции по разоружению 16-го.
|
|
Господин фон Нейрат, в вышепредставленных документах вы подчёркиваете, что вопрос разоружения следовало решать исключительно мирными средствами, и что не следовало использовать насилие какого-либо рода. Тенденция, выраженная здесь, действительно соответствовала вашему убеждению, и она представляла руководящий принцип, и именно исключительно руководящий принцип вашей политики?
Нейрат: Да. Во время всего периода, когда я был министром иностранных дел Рейха никакие средства не использовались, которые не являлись международно принятыми и допустимыми.
|
|
Людингхаузен: 16-го переговоры на Конференции по разоружению начались вновь. Каким был результат встречи на Конференции по разоружению?
Нейрат: Англия, наконец, предложила — сначала Конференция по разоружению завершилась ничем; но позднее был результат так называемой декларации пяти держав в декабре 1932, который предлагался Англией. Данная декларация признавала требование равных прав Германии и устранения тех положений Версальского договора, которые были дискриминационными против Германии.
После данной декларации, которая была сделана державами войны и позднее самой Конференцией по разоружению или Советом Лиги Наций, равные права Германии признавались на всё время. Поэтому Германия могла воспользоваться свои правом на отмену части V Версальского договора ссылаясь на обязательства по общему перевооружению предпринимаемому подписавшими державами. Эта декларация пяти держав предусматривала необходимым условием для Германии принятие участия в обсуждениях Конференции по разоружению ещё раз.
Людингхаузен: Господин Председательствующий, я хочу сослаться на текст декларации пяти держав от 11 декабря 1932. Это номер Нейрат-47а в моей документальной книге 2. Я хочу сослаться на статью подсудимого в «Heimatdienst[3297]«о признании равных прав для Германии. Текст это номер Нейрат-48 моей документальной книге 2. Это было до захвата власти.
(Обращаясь к подсудимому)
Итак, в январе 1933 Гитлер был назначен рейхсканцлером; и таким образом произошёл так называемый захват власти НСДАП[3298]. Вы в какой-либо форме участвовали вообще в данном захвате власти и назначении Гитлера рейхсканцлером?
Нейрат: Нет, я не принимал участия ни на какой стадии переговоров относительно назначения Гитлера рейхсканцлером. Ни кто, даже президент Рейха, и точно не лидер партии, не спрашивали моего мнения. У меня не было близких отношений ни с кем из партийных лидеров, в особенности не с лидерами Национал-социалистической партии. Относительно этого Геринг и Папен свидетельствовали абсолютно верно.
Людингхаузен: Какие чувства были у вас по вопросу назначения Гитлера рейхсканцлером, другими словами, по вопросу захвата партией власти?
Нейрат: У меня были серьезные сомнения, но как я сказал в начале, в виду партийной ситуации и невозможности формирования правительства вопреки национал-социалистам я не видел другой возможности кроме как начала гражданской войны, в исходе которой не было бы сомнений в виду превосходящего числа последователей Гитлера.
Людингхаузен: В виду вашего отношения как вы только, что его выразили, по какой причине вы остались министром иностранных дел во вновь сформированном правительстве Гитлера?
Нейрат: Срочное желание Гинденбурга.
Людингхаузен: Я хочу в данной связи сослаться на письменные показания баронессы Риттер, номер Нейрат-3 в своей документальной книге 1, которая уже упоминалась, и с разрешения суда я хочу зачитать короткий отрывок из них:
«Когда в 1933 было сформировано новое правительство, с Гитлером в качестве рейхсканцлера, Гинденбург потребовал от Гитлера условия о том, что Нейрат останется в качестве министра иностранных дел. Соответственно Гинденбург попросил Нейрата остаться, и Нейрат выполнил пожелание Гинденбурга в соответствии со своим предыдущем обещанием. Я знаю, что с течением времени Нейрат часто имел серьезные сомнения, но у него было мнение, что его патриотическим долгом было оставаться.
«В данной связи я в особенности вспоминаю подходящее сравнение большого камня, который при положении прямо в середине реки может уменьшить силу ревущего течения, и берег останется не тронутым. Он часто заявлял: «Когда немцы часто интересуются, почему я сотрудничаю с этим правительством, они всегда думают только о преобладающих недостатках, не замечая какую катастрофу я способен предотвратить. Они забывают, какая сила требуется, чтобы преодолеть в одиночку стену «мирмидонян[3299]…»
Этим баронесса фон Риттер имеет в виду близкий круг, окружавший Гитлера — пробиться сквозь него к Гитлеру.
(Обращаясь к подсудимому)
Вам известно, по какой причине Гинденбург хотел, чтобы вы остались, то есть, вошли в кабинет Гитлера в качестве министра иностранных дел?
Нейрат: Для обеспечения продолжения мирной внешней политики и предотвращения принятием Гитлером яростных шагов, которые были возможны в виду его импульсивного характера; одним словом, в качестве тормоза.
Людингхаузен: Гинденбург сделал действительным условием назначения Гитлера рейхсканцлером то, чтобы вы оставались в качестве министра иностранных дел, то есть вошли в кабинет Гитлера?
Нейрат: Да, он так мне позднее говорил.
Людингхаузен: В данной связи, я хочу сослаться на письменные показания посла Курта Пруфера, номер Нейрат-4 в своей документальной книге, и я хочу зачитать короткую выдержку из них: «Поскольку Гинденбург был консерватором, его основное политическое отношение…»
Председательствующий: На какой это странице?
Людингхаузен: Страница 27, экземпляр номер 4.
«Поскольку Гинденбург был консерватором, его политическое отношение, вероятно, было почти таким же как у барона Нейрата. Ни у кого не было сомнения, кто хотя бы немного был осведомлен об условиях, в которых сам Гинденбург, вручил власть Гитлеру, что он сделал это неохотно и только под тяжёлым давлением внутриполитического развития. Если в таких обстоятельствах он настаивал и действительно сделал условием, чтобы барон Нейрат, его бывший внешнеполитический советник, остался в должности, это несомненно было из-за того факта, что он хотел гарантировать себе по крайней мере одну опору во внешней политике, то есть, для мира, в разгар бурления новых сил, которые определенно казались зловещими и не удовлетворяли его лично».
Вы говорили с Гинденбургом об этом, и вы рассказывали ему о своём нежелании, своих сомнениях, по присоединению к кабинету Гитлера?
Нейрат: Да, я не оставлял ему сомнений в этом.
Людингхаузен: Каким был ответ Гинденбурга?
Нейрат: Он сказал мне, чтобы я сделал свою жертву, потому что у него уже не будет ни одного спокойного часа; что Гитлер ещё вообще не имеет опыта в вопросах внешней политики.
Людингхаузен: Это было только тогда и по этой причине вы решили присоединиться к кабинету Гитлера?
Нейрат: Да. Британский обвинитель, сэр Дэвид, на заседании 1 марта этого года, заявил, что присоединившись к кабинету Гитлера, я продал свою честь и репутацию. Я воздержусь от дальнейшего комментирования этого наиболее серьезного оскорбления.
Людингхаузен: Господин Председательствующий, я хочу в данной связи процитировать предложение из «Дневника посла Додда[3300] 1933–37» который номер Нейрат-13 в моей документальной книге. Я хочу процитировать запись под 6 апреля 1934, на странице 100; то есть странице 55 немецкого текста, которая гласит следующее. Это замечание Додда, которое ссылается на господина фон Нейрата:
«Мне жаль этих трезвомыслящих немцев, которым известны мировые дела и которые должны работать для своей страны и полагаться на невежество и автократию Гитлера и его последователей».
В этих беседах с Гинденбургом вы обещали ему, что вы останетесь в кабинете настолько долго насколько возможно для вашего направления внешнеполитического курса в мирном направлении и избегания воинственных развитий, даже некоторое время после смерти Гинденбурга?
Нейрат: Да. Он постоянно выражал мне это желание.
Людингхаузен: Без сомнения, это была причина, почему вы оставались в должности после смерти Гинденбурга?
Нейрат: Да. Но также, потому что между тем я обнаружил, что Гитлер из-за своего вспыльчивого темперамента, часто позволял себе осуществление яростных шагов, таким образом, угрожая миру. Однако, по многим поводам я также приобрёл опыт о том, что в таких случаях он слушал мои возражения.
Людингхаузен: Обвинение, как вы осведомлены, в особенности обвинило вас во вхождении и пребывании в кабинете Гитлера в качестве министра иностранных дел, прежде всего, оставаясь в кабинете после смерти Гинденбурга.
Нейрат: Как оно может упрекать меня за это, совершенно необъяснимо для меня. Я никогда не принадлежал к партии; я никогда не присягал партийным программам, и я также никогда никак не присягал также и лидерам партии. Я служил в императорском правительстве, меня попросило вернуться на дипломатическую службу социалистическое правительство Эберта, и я был назначен им посланником и послом. Я служил при демократических, либеральных и консервативных правительствах. Не отождествляя себя с их разными программами и часто в оппозиции к партийному правительству того времени. Я преследовал только интересы моего отечества в сотрудничестве с иными державами.
У меня не было причины не делать так при Гитлере и Национал-социалистической партии. Можно выдвигать оппозиционное мнение любого направления только изнутри в качестве члена правительства. Свобода слова и использование прессы были запрещены в Германии, или, по крайней мере затруднены. Личной свободе угрожали. Более того, нет большого различия в остальных странах; я имею в виду участие в правительствах различных партий, и я могу привести пример Рейно[3301] или лорда Ванситарта[3302], которого я хорошо знаю и который был в английском министерстве иностранных дел как влиятельный государственный секретарь при консервативных также как и лейбористских правительствах.
Людингхаузен: Но, после 30 июня 1934[3303] и кровавых событий того времени, почему вы всё ещё оставались в правительстве? Почему вы не ушли тогда в отставку? Вы знали, что обвинение упрекает остальных подсудимых в пребывании в правительстве в таких обстоятельствах.
Нейрат: Помимо факта, что из описания, которое тогда Гитлер дал событиям путча Рёма[3304] я заключил, что это был серьезный мятёж, я знаю много революций по своему собственному опыту, например русскую революцию и как я уже говорил фашистскую революцию в Риме, и я видел, что в таких революциях невинные люди также страдали. В дополнение я полностью адаптировал себя к отношению Гинденбурга; даже если бы я хотел уйти в отставку он никогда бы не позволил мне так сделать.
В качестве иллюстрации того, что я не имел сведений о серьезности этого мятежа и правде описания Гитлера о нём, я хочу коротко упомянуть, что в тот день 30 июня, брат императора Японии находился в Берлине и я пригласил его на ужин. Генерал-полковник фон Фрич[3305] также присутствовал на данном ужине и ряд других высших офицеров и сотрудников министерства иностранных дел. Принц не появился на ужине; то есть, он прибыл на час позже. Когда я спросил о причине я узнал, что мой дом также был окружён СА и принц предотвратил их вход в мой дом. Несколькими днями спустя генерал-полковник фон Фрич, после описания событий с военной стороны, спросил меня, знаю ли я том, что я находился в списке Рёма. Таким образом, мне кажется данный мятеж был не совсем безобидным как описывалось здесь, свидетелем Гизевиусом.
Людингхаузен: Прежде чем вы решили войти в кабинет Гитлера вы говорили с самим Гитлером о принципах и линии внешней политики, которой вы намеревались следовать?
Нейрат: Да, подробно. Я объяснил ему, что только путём переговоров и политикой соответствующей международной ситуации мы можем достичь своих целей. Это требовало терпения. Гитлер тогда казалось, понял меня, и у меня также было такое же впечатление, а последующие годы. Я убежден, что тогда он полностью одобрял продолжение такой политики и честно имел это в виду. Он постоянно подчёркивал, что он знал какова война и не хотел другой.
Людингхаузен: Я хочу ещё раз сослаться на письменные показания посла Пруфера, номер Нейрат-4 в своей документальной книге 1, и с разрешения суда я хочу процитировать следующее:
«Политикой Нейрата являлось международное взаимопонимание и мир…» — это страница 29 — «Данная политика не согласовывалась с фактом, что господин фон Нейрат также стремился к пересмотру жёстких положений Версальского договора. Однако, он хотел достичь этого исключительно переговорами и никоим образом силой.
Затем на той же странице…
Председательствующий: Вы это уже не читали?
Людингхаузен: Да. Теперь я хочу зачитать следующий отрывок:
«Я уверен, что барон фон Нейрат, также как и остальные кадровые сотрудники министерства иностранных дел, не имели конкретных сведений о каких-либо возможных планах, о насилии со стороны Гитлера. Напротив, во время первых лет после смены правительства в целом придавалось доверие часто повторявшейся декларации о мирных намерениях национал-социалистических руководителей. У меня даже мнение, что сами последние, во время первых лет, не хотели войны. Скорее была вера и надежда в высших кругах партии, к которой Нейрат вообще не принадлежал, что было бы возможно продолжать выигрывать лавровые венки не войной, а впоследствии успешно практиковавшейся тактики блефа и внезапности. Этого не было пока позднее из веры в свою удачу и свою собственную непогрешимость и неуязвимость возникла мегаломания, которая приняла мистические пропорции, вызвавшие неограниченное низкопоклонство, приведшие Гитлера и его ближайшее окружение к включению войны в свои инструменты политической власти. Мы, сотрудники иностранной службы, с бароном фон Нейратом, нашим начальником, становились, осведомлены о таком развитии постепенно и как посторонние. До начала 1936 только несколько сотрудников были приняты в партию, которая, со своей стороны, относилась к штату министерства иностранных дел, включая недавно принятых членов, с подозрением и недоверием».
Председательствующий: Доктор фон Людингхаузен, всё это не спор? Вы читаете слишком долго.
Людингхаузен: Господин Председательствующий, я уже закончил.
(Обращаясь к подсудимому)
Вы сами видели в партийной программе национал-социалистов какое-либо намерение или желание порвать с другими державами?
Нейрат: Нет. Вопреки предположениям обвинения, которым не прибавляет точности повторение, я не имел возможности обнаружить какое-либо намерение по обращению к вооруженной враждебности в случае неудачи в достижении этих целей и из различных заявлений Гитлера я знал тогда, что он сам, то есть, начиная со своей работы в правительстве, не имел таких намерений. Он хотел настолько близкого насколько возможно взаимопонимания с Англией, и стабильных мирных отношений с Францией, которые устранят древнюю враждебность двух народов. Последнее, он говорил мне, было особой причиной для его публичного заявления после саарского плебисцита о том, что он раз и навсегда отказывался от каких-либо попыток вернуть Эльзас.
Людингхаузен: Обвинение в частности вменяет, что из следующих предложений партийной программы вы должны были знать о том, что нацисты преследуют агрессивные внешнеполитические цели и что они таким образом нацелены на войну с самого начала. Я читаю:
«Мы требуем объединения всех немцев в великую Германию на основе права наций на самоопределение. Мы требуем равноправия для немецкого народа наравне с другими нациями и отмены Версальского и Сен-Жерменского[3306] договоров.
Пожалуйста, вы прокомментируете это?
Нейрат: Даже сегодня я не могу обнаружить какого-либо агрессивного духа в данных предложениях, которые были только что процитированы. Право на самоопределение это основное условие современного государства, признаваемое международным правом. По крайней мере, теоретически, это была основа Версальского договора и на той же основе проводились плебисциты в пограничных районах. Следовательно союз всех немцев на основании данного признанного принципа, являлся абсолютно допустимым политическим постулатом, что касалось международного права и внешней политики.
Устранение дискриминационных условий Версальского договора изменением условий договора было существенной целью германской внешней политики, также как всех буржуазных и социал-демократических правительств которые предшествовали национал-социалистам. Я не могу понять, как можно заключить о каком-либо агрессивном намерении, если народы стремятся освободить себя от тягот договора, который чувствовался несправедливым, предусматривая, что это будет сделано мирными средствами.
И я хочу добавить, что такой была внешняя политика, которую я представлял до момента в конце 1937, когда я осознал, что Гитлер также рассматривал войну средством своей политики. Прежде, как я говорил ранее, никогда не было такого упоминания.
Людингхаузен: Каким был эффект от захвата Гитлером власти в Германии для зарубежных стран?
Нейрат: Ощутимое напряжение и недоверие новому правительству являлось непосредственным результатом. Антагонизм был безошибочным. Это было мне особенно ясно на всемирной экономической конференции 1933 в Лондоне[3307], где у меня была возможность побеседовать со многими старыми друзьями и членами остальных делегаций и проинформировать себя о чётком изменении настроения. Практическим эффектом такого ощущения было большое переживание за все переговоры, включая заседание Конференции по разоружению, которая только, что возобновилась.
Людингхаузен: Господин Председательствующий, я хочу сослаться в данной связи на письмо, у которого номер Нейрат-11 в моей документальной книге. Это доклад господина фон Нейрата президенту Рейха фон Гинденбургу с лондонской конференции. Оно датировано 19 июня 1933. Я процитирую очень короткий отрывок: «К сожалению, я заявляю, что впечатления полученные здесь наиболее тревожные».
Председательствующий: Какая страница?
Людингхаузен: Страница 47.
Председательствующий: Да, продолжайте.
Людингхаузен:
«В виду докладов от начальников наши зарубежных миссий я был готов ко многим плохим манифестациям, многим мрачным событиям, и взволнованным мнениям со стороны зарубежных стран. Вместе с тем, несмотря на все мои опасения, у меня были надежды на то, что многое из этого вероятно будет переходным, что многое урегулируется. Однако, мои опасения оказались более оправданными чем мои надежды. Я с трудом снова узнал Лондон. Я обнаружил там настрой, сначала в английском мире и затем в международных кругах, который показывал регресс в политическом и психологическом отношении к Германии которое нельзя не принимать достаточно серьезно».
Итак, зимой 1933–34 дальнейшее переговоры проводились в основном комитете Конференции по разоружению. Вы можете кратко описать ход этих переговоров? Это важно в виду последующих событий.
Нейрат: Французский план 14 ноября 1932 являлся тогда основой переговоров. Данный план, достаточно неожиданно, предусматривал трансформацию профессиональных армий в армии с коротким периодом службы, по мнению, представляемому тогда французским представителем, только армии с коротким периодом службы могли считаться оборонительными армиями, в то время как постоянные армии включающие профессиональных солдат имели бы наступательный характер.
Данная точка зрения со стороны Франции была совершенно новой и не только прямо противоречила предыдущей точке зрения Франции, но также отличалась от положений изложенных в Версальском договоре для разоружения Германии. Это означало для Германии — на которую очевидно была направлено — устранение постоянной армии в 100000 человек. В дополнение, этим новым планом Франция сама показывала не желание разоружаться. Заявление французского представителя Поль-Бонкура[3308], на заседании от 8 февраля 1933 подтвердило это.
Франция также придерживалась такой же точки зрения на последующих дискуссиях о так называемой рабочей программе представленной Англией 30 января 1933 посредством которой Англия хотела ускорить переговоры на конференции. Данная попытка ускорить переговоры, которая нацеливалась на урегулирование и разделение тенденций различных держав потерпела неудачу из-за упрямого отношения Франции. Изменение программы тогда делалось в попытке преодолеть эти трудности, соответственно обсуждался вопрос силы армий.
Людингхаузен: В данной связи я хочу приобщить, и прошу суд принять юридическое уведомление о документе номер 49 в моей документальной книге 2. Он содержит выдержки из английской рабочей программы от 30 января 1933, и также из моих документов номер 46 и 47, которые также в документальной книге 2. Они содержат выдержки из французского плана по унификации системы армий континентальной Европы. Наконец, номер 47 моей документальной книги 2 содержит выдержки из речи господина фон Нейрата на заседании Ассамблеи Лиги Наций 7 декабря 1932, которые описывают переговоры до того времени.
Каким было отношение Конференции по разоружению к вопросу обращения с разоружением как таковым, то есть, снижению силы армии?
Нейрат: Чтобы обсудить это я должен в большой степени обратиться к нотам, потому что невозможно удержать в одной голове все эти подробности, ходатайства и формулировки. Предмет настолько уходит в подробности, что я могу сделать это только посредством нот.
Председательствующий: Доктор фон Людингхаузен, мы всё утро занимаемся этим, и мы в действительности не дошли до 1933. Трибунал думает, что это ушло в слишком большие подробности. Как я уже указывал, большая доля этого это демонстрация несправедливости Версальского договора, что не относится к делу.
Людингхаузен: Господин Председательствующий, если я могу сказать следующее, я не желаю показывать несправедливость Версальского договора; но я должен…
Председательствующий: Что же, доктор фон Людингхаузен, вы поняли? Как я сказал, мы думаем, что вы слишком сильно ушли в подробности.
Людингхаузен: Очень хорошо.
Господин фон Нейрат, что случилось с целью добиться нового начала переговоров? 16 марта британский премьер-министр представил новый план…
Председательствующий: У нас нет никакого отношения к программе разоружения.
Людингхаузен: Господин Председательствующий, я вместе с тем должен показать, какими являлись вся предыстория и настрой, с целью объяснить более точно мотивы нашего выхода из Лиги Наций, в котором нас упрекают; так как выход Германии последовал осенью 1933…
Председательствующий: Здесь нет ничего против фон Нейрата во влиянии на выход Германии из Лиги наций, не так ли?
Людингхаузен: Да, есть. Я могу объяснить выход из Лиги наций только на основании предшествующих событий. Я не могу сказать в трёх словах об этом и о причине; скорее я должен объяснить насколько постепенно возникала определенная атмосфера, и какими были обстоятельства которые не оставляли иного выбора для германского правительства кроме выхода из Конференции по разоружению и Лиги наций, так как эти факторы и политические решения и действия всегда являются последствиями происходившего ранее. В развитии этих политических условий мы именно затронули период развития растянувшегося на несколько лет, не со спонтанным событием или спонтанным решением. В случае военного приказа, уверен, я не могу сказать, что данный приказ возник из-за приказов противоположной стороны; скорее я должен описать…