Председательствующий: Доктор фон Людингхаузен, нам не требуются все эти аргументы. Мы лишь желали понять. Я указал на то, что вы делали это почти всё утро, и мы пока не дошли до 1933.
Нейрат: Господин Председательствующий, я постараюсь быть кратким в переходе от данного периода времени, выхода из Лиги Наций и Конференции по разоружению.
Переговоры, как я сказал, тянулись весь год, до лета 1933. Осенью снова было заседание Конференции по разоружению, на котором тот же предмет более или менее дебатировался снова. Что же, результат конференции заключался в том, что от разоружения определенно отказались западные державы и это являлось причиной, почему мы затем, прежде всего, вышли из Конференции по разоружению, поскольку мы считали, что полезная работа более невозможна. Следом за этим, мы также вышли из Лиги Наций, поскольку мы свидетельствовали её неудачу в наиболее широких различных сферах.
И таким образом, совершенно коротко, это привело нас к точке, которая заставила нас выйти из Лиги Наций. Причины, которые заставили нас тогда так сделать, я открыто обсудил в речи, которую возможно представит мой защитник.
Людингхаузен: Господин фон Нейрат, какую дату вы имели в виду?
Нейрат: Октябрь 1933–16 октября, речь к зарубежной прессе. В данной речи я сказал, что выход из Конференции по разоружению и Лиги Наций никоим образом не означает того, что Германия отказалась принимать участие в любых переговорах или дискуссиях, в особенности с западными державами.
Людингхаузен: Господин Председательствующий, данная речь это выдержка на странице 59 моей документальной книги. Поскольку она по сути то же самое о чём только, что заявил господин фон Нейрат, за исключением больших подробностей, я готов опустить чтение самой выдержки, как я намеревался сделать.
|
|
В данной связи я должен обратить внимание на документы, которые я представил за весь период времени, который мы пропускаем, для того, чтобы по крайней мере предоставить картину того как вещи постепенно нарастали к середине октября. В данной связи я хочу сослаться на документ Нейрат-56, речь господина фон Нейрата к зарубежной прессе; затем обращение Гитлера к немецкому народу, номер Нейрат-58; на только, что процитированный номер Нейрат-59; германский меморандум по вопросу вооружения и равных прав от 18 декабря 1933, документ Нейрат-61; номер Нейрат-62 интервью с господином фон Нейратом берлинского представителя «The New York Times[3309]«от 29 декабря 1933; германский ответ на французский меморандум от 1 января 1934, номер Нейрат-64 в моей документальной книге 3; германский меморандум от 13 марта 1934, номер Нейрат-67; речь председателя Конференции по разоружению, сэра Невила Гендерсона[3310] от 10 апреля 1934, номер Нейрат-68; и наконец, памятный меморандум правительства Рейха на британский меморандум по разоружению от 16 апреля, номер Нейрат-69.
Меня только, что проинформировали о том, что я привёл ошибочное первое имя. Это был Артур Гендерсон[3311].
(Обращаясь к подсудимому)
В середине апреля 1933 случилась самая важная вещь. Вы прокомментируете это; так как данная декларация, эта нота, вызвала полный volte-face[3312], изменение в европейской политике.
Нейрат: Это была французская нота, которая была адресована британскому правительству в качестве ответа на британский запрос и германский меморандум от 13 марта 1934, который касался продолжения переговоров. Подробности содержались в той речи к берлинской прессе, которая только, что цитировалась. Однако, с этой французской нотой, усилия по урегулированию в вопросе разоружения снова провалились из-за «нет» французского правительства.
|
|
Людингхаузен: Я хочу сослаться на различные документы, которые я представил в своей документальной книге 3; номер Нейрат-66, выдержка из речи бельгийского премьера, графа Броквиля[3313], от марта 1934; выдержка из дневника посла Додда, номер Нейрат-63; затем номер Нейрат-70, выдержка из ноты французского правительства, которая уже упоминалась, британскому правительству от 17 апреля 1934; речь министра иностранных дел фон Нейрата, подсудимого, к представителям берлинской прессы, в которой он прокомментировал французскую ноту, номер Нейрат-74 в моей документальной книге; наконец, выдержка из речи американского делегата на Конференции по разоружению, Нормана Дэвиса[3314], от 29 мая 1934. В этой внезапной перемене в европейской политике, к которой я уже обратился…
Председательствующий: Вы присвоили этому номер?
Людингхаузен: Господин Председательствующий, последнему?
Председательствующий: Да.
Людингхаузен: Номер Нейрат-76.
Председательствующий: Да; продолжайте.
Нейрат: Я думаю, что прежде чем ответить на данный вопрос, вероятно, я могу прокомментировать нечто ещё. Обвинение показывало мне речь Гитлера от 23 сентября 1939 к командующим армии, в которой он говорит о политических и организационных мерах которые предшествовали войне.
|
|
Председательствующий: Вы сказали 23 сентября?
Нейрат: 23 сентября 1939. Обвинение видит в упоминании выхода из Лиги Наций и Конференции по разоружению признак агрессивных намерений которые уже существовали тогда, и упрекает меня в этом.
Как я уже постоянно подчёркивал, до 1937 не было никакого разговора ни в какое время о каких-либо агрессивных намерениях или подготовке агрессивной войны. Речь, упомянутая обвинением была произнесена Гитлером 6 лет спустя после этих событий и 18 месяцев спустя после моей отставки с министра иностранных дел. Ясно, что для такого человека как Гитлер эти события в такой момент, после победоносного завершения польской войны, казались совершенно другим, чем они являлись. Однако, эти события, нельзя судить последствиями, то есть, до даты речи, но к ним следует относиться с точки зрения преобладавшей тогда, когда они происходили.
И сейчас ответ на ваш вопрос: по моему мнению причины находились, прежде всего, более или менее в факте, что предшествующие дипломатические переговоры показывали, что Англия и Италия больше не стоят, безусловно, за Францией и более не стремятся поддерживать строгий антагонизм Франции к вопросу равных прав Германии. Такую же точку зрения заняли нейтральные государства — Дания, Испания, Норвегия, Швеция и Швейцария — в ноте адресованной Конференции по разоружению 14 апреля 1934. Поэтому в то же самое время Франция видимо опасаясь изоляции и таким образом попадания в опасность неспособности поддерживать свой отказ к переходу к какой-либо форме разоружения. Мне кажется, я сам подробно прокомментировал данной отношение со стороны Франции, с немецкой точки зрения, в своей вышеупомянутой речи к германской прессе от 27 апреля 1934.
Людингхаузен: Какими были дальнейшие последствия этой французской ноты от 17 апреля, что касалось отношения французской внешней политики?
Нейрат: Уже спустя несколько дней после данной ноты французский министр иностранных дел, господин Луи Барту[3315], предпринял поездку на Восток, в Варшаву и Прагу. Как стало видимым вскоре, целью поездки в Польшу и Чехословакию была подготовка почвы для восстановления дипломатических отношений между этими странами и остальными странами так называемой «Малой Антанты[3316]«и Советским Союзом и таким образом проложить путь для включения России в качестве участника в европейской политике.
Усилия Барту были успешными. Польша также как и Чехословакия и Румыния восстановили дипломатические отношения с Россией. При второй поездке Барту смог получить согласие всех этих государств Малой Антанты на Восточный пакт[3317] предложенный Францией и Россией.
Людингхаузен: Переговоры, предпринятые в то же время о Восточном пакте не являлись инструментом направленном против Германии?
Нейрат: Да. Я уже упоминал это. Разработку и представление Восточного пакта мы бы приняли, что касалось основных принципов, но это сошло на нет, потому что мы предположительно должны были предпринимать обязательства, которые не смогли бы сдержать, а именно обязательства предоставить помощь во всех случаях конфликта, который мог возникнуть среди восточных наций. Мы не были в состоянии сделать этого и таким образом Восточный пакт сошёл на нет.
Людингхаузен: Могу я в связи со сделанными заявлениями, сослаться на три документа в моей документальной книге 3; номер Нейрат-72, официальное коммюнике от 24 апреля 1934 о варшавских дискуссиях французского министра иностранных дел; номер Нейрат-73, официальное коммюнике о пражских дискуссиях французского министра иностранных дел от 27 апреля 1934; и выдержка из речи французского министра иностранных дел от 30 мая 1934, номер Нейрат-77.
Какой была ваша дальнейшая политика после достаточно резкого прекращения переговоров вызванных французской нотой?
Нейрат: Мы, прежде всего, пытались всеми средствами в переговорах с отдельными державами достичь постоянного и реального мира на основании практического признания наших равных прав и общего взаимопонимания всех народов. Я дал германским миссиям за рубежом задачу вести переговоры в таком отношении с соответствующими правительствами.
С целью повторного начала переговоров, Гитлер решил принять приглашение Муссолини на дружескую беседу в Венеции. Целью данной встречи, как позднее говорил Муссолини была попытка развеять облака, которые сгущались на политическом горизонте Европы.
Несколькими днями спустя после своего возвращения из Венеции Гитлер произнёс важную речь, в которой подтвердил желание Германией мира.
Людингхаузен: Господин Председательствующий, я хочу в данной связи сослаться на документ номер Нейрат-80 в документальной книге 3, который выдержка из речи Гитлера в Гере 17 июня 1934 — только часть конечно интересующая с внешнеполитической точки зрения.
Господин Председательствующий, вы хотите прерваться?
Председательствующий: Доктор фон Людингхаузен, Трибунал надеется, что в понедельник, когда вы продолжите, вы сможете разобраться менее подробно с данной политической историей, которая конечно, хорошо известна каждому, кто тогда жил, и в частности Трибуналу, который все это подробно заслушивал ранее.
Людингхаузен: Господин Председательствующий, я постараюсь так сделать.
(Трибунал отложен до 10 часов 24 июня)
Сто шестьдесят второй день
Понедельник, 24 июня 1946
Утреннее заседание
(Подсудимый фон Нейрат вернулся на место свидетеля)
Людингхаузен: Господин фон Нейрат, мне сказали, и я также услышал это по радио, что видимо, возникла ошибка, возможно из-за плохого перевода, относительно вашей деятельности с 1903 по 1914. Вероятно, вы можете повторить это, так как мне кажется, что суд также неправильно понял ваше заявление.
Нейрат: Вероятно, это касается моего пребывания в Лондоне. С 1903 по 1907 я находился в Лондоне, и после этого я находился в министерстве иностранных дел в Берлине.
Людингхаузен: Тогда мы продолжаем представление вашей политики в качестве министра иностранных дел. Я хочу задать вам следующие вопросы:
Фактически в том, что во время вашей службы в качестве министра иностранных дел, весной 1935 началось общее перевооружение, была возобновлена всеобщая воинская обязанность, и были созданы Люфтваффе, обвинение видит подтверждение вашей вины в предполагаемом заговоре против мира. Вы прокомментируете это?
Нейрат: Первое, я хочу подчеркнуть, что не было вопроса о военных планах Германии в тот год и в последующие годы. Я также совершенно убеждён в том, что тогда ни Гитлер ни его окружение не имели каких-либо агрессивных планов или даже рассматривали какие-либо агрессивные планы, так как это было бы невозможно без моих сведений об этом.
Перевооружение как таковое не несёт угрозы миру пока не решено об использовании новых вооружений для целей иных чем оборона. Никакого такого решения и никакой такой подготовки тогда не было. Такие же обвинения о подготовке к агрессивной войне можно выдвинуть против всех соседних государств Германии, которые перевооружались точно…
Председательствующий: Минуточку. Доктор фон Людингхаузен, это спор, а не доказательства.
Людингхаузен: Господин Председательствующий, я должен услышать о том какими эти вещи казались ему. Решения по действиям могут быть оправданы, если я объясню…
Председательствующий, мы не готовы заслушивать спор в составе доказательств. Для него доказательство это сказать, что тогда не готовилось планов по наступательным акциям, но это спор говорить о том, что перевооружение не обязательно включает наступательную акцию. Мы не желаем заслушивать спор на данной стадии.
Людингхаузен: Да.
Тогда, пожалуйста, ответьте на вопрос ещё раз, не существовало ли планов по использованию вооружений созданных при перевооружении для каких-либо агрессивных задач или иной насильственной акции?
Нейрат: Это то, что сказал. Мне не кажется, что нужно это повторять.
Людингхаузен: Какими были причины, каковы факты, которые заставили Германию видеть ситуацию в особенности рискованной?
Нейрат: Тогда Германия не могла не почувствовать, что она окружалась своими сильно вооруженными соседями. Россия и Франция заключили пакт о взаимопомощи[3318], который мог называться только военным альянсом. Незамедлительно последовал похожий договор между Россией и Чехословакией[3319]. Согласно своим заявлениям Россия усилила свою армию мирного времени более чем в половину. Насколько сильной она была нельзя было удостовериться. Во Франции, под руководством Петэна[3320], предпринимались усилия по значительному усилению армии. Уже в 1934 Чехословакия ввела 2-летнюю военную службу. 1 марта 1935 Франция приняла новый закон об обороне, который также повышал срок военной службы. Всё развитие, которое произошло за несколько месяцев, можно было рассматривать как непосредственную угрозу. Германия больше не могла быть беззащитным и безучастным зрителем. В виду данных фактов решение, которое Гитлер принял о введении обязательной военной службы и постепенным ростом армии до 36 дивизий не являлось актом, который серьезно угрожал соседним странам объединенным альянсами.
Людингхаузен: Господин Председательствующий, в данной связи я хочу попросить вашего судебного уведомления о следующих документах в моей документальной книге:
Номер 87, документ о вхождении Советского Союза в Лигу наций 18 сентября 1934, в документальной книге 3. Номер 89, также в документальной книге 3, это заявление докладчика в комитете армии французской Палаты[3321], 23 ноября 1931, об Антанте с Россией. Номер 91, в документальной книге 3, это русско-французский протокол к переговорам о Восточном пакте 5 декабря 1934.
Дебенес [3322]: Господин Председательствующий, я хочу сказать, что документ 89 ещё не приобщался. Поэтому, невозможно было исследовать данный документ и сказать является или нет документ относящимся к делу.
Председательствующий: Когда вы получите книгу вы вправе возражать документу, если потребуется. Доктор фон Людингхаузен лишь рассказал нам о документах, которыми он намерен поддержать уже представленные доказательства, вот и всё. Он приобщит данные доказательства, как только вы получите книгу и сможете изучить документ, имея возможность заявить возражение о его допустимости.
Дебенес: Господин Председательствующий, именно в этом дело. Я желал оставить за собой право сделать это.
Председательствующий: Да, мы с вами согласны.
Людингхаузен: Затем следует документ 92, в документальной книге 3, призыв к армии президента чехословацкой республики 28 декабря 1934.
В документальной книге 3, номер 96 это декларация французского правительства от 15 марта 1935.
В документальной книге 3, номер 79 это доклад чешского посланника в Париже, Осуского[3323], 15 июня 1934.
Документ 101 это франко-русский пакт о взаимопомощи от 2 мая 1935.
Документ 94 это выдержка из речи французского президента к французской Палате от 5 февраля 1935.
Я прошу вас принять уведомление об этих документах.
(Обращаясь к подсудимому)
Решение Германии перевооружаться означало, что она прекращала всё дальнейшее сотрудничество в международных усилиях по ограничению общего перевооружения?
Нейрат: Нет, никоим образом. На английский запрос о том готова ли Германия продолжать участвовать в переговорах по общему разоружению таким же образом и в такой же степени как излагалось в так называемом лондонском коммюнике в феврале 1935 был дан немедленный утвердительный ответ. 18 марта — то есть, 2 дня спустя после введения военной службы — посольство в Лондоне было проинструктировано возобновить переговоры и в частности предложить соглашение по ограничению силы флота.
В мае 1935 Гитлер произнёс речь в Рейхстаге, в которой он изложил конкретный план Германии для мира. Он подчёркивал в частности германскую волю к миру, и снова он объявил себя готовым к сотрудничеству в любой системе международных соглашений для поддержания мира, даже коллективных соглашений. Он также объявил о готовности вернуться в Лигу Наций. Но делая так он хотел подтвердить, что Германия, несмотря на заключение военных альянсов, которые она чувствовала угрозой, и своё собственное перевооружение, продолжала желать мира.
Людингхаузен: Я желаю попросить Трибунал принять юридическое уведомление о следующих документах в моей документальной книге 3:
Номер 95, ответ правительства Рейха от 15 февраля 1935, на так называемое лондонское коммюнике.
Номер 97 выдержка из обращения правительства Рейха от 16 марта 1935, по восстановлению в Германии военной службы.
Номер 98 это коммюнике от 26 марта 1935 о беседах британского министра иностранных дел, сэра Джона Саймона[3324], и лорда хранителя печати, господина Идена[3325], с правительством Рейха.
Номер 102 это коммюнике от 15 мая 1935 о речи министра иностранных дел Лаваля[3326] в Москве.
Номер 104, речь Гитлера от 21 мая 1935 о русско-французском пакте.
Номер 105, нота правительства Рейха от 25 мая 1935 державам подписантам Локарнского договора[3327].
(Обращаясь к подсудимому)
Немецкие усилия и желание к переговорам имели какой-либо успех?
Нейрат: Да; они привели к заключению первого и единственного соглашения по ограничению вооружений, которое действительно вступило в силу на основании немецких предложений подписанием англо-германского морского соглашения[3328] в июне 1935. Конечно, я бы предпочёл, если бы были успешными переговоры, со всеми странами касавшиеся предложений по ограничению вооружения. Несмотря на это, соглашение только между двумя государствами было тепло принято нами как первый шаг в данном направлении. Мы, по крайней мере, знали, что Англия воздержится от решения Лиги Наций заявляющего, что Германия нарушила Версальский договор перевооружением. Германский шаг, таким образом, признавался как оправданный.
Людингхаузен: В данной связи я хочу попросить суд принять юридическое уведомление о двух документах из моей документальной книге 3:
Документ номер 106 это заявление первого лорда адмиралтейства сэра Болтона Эйреса-Монселла[3329], по британскому радио 19 июня 1935.
Второй это документ номер 119, выдержка из заявления парламентского секретаря адмиралтейства, господина Шекспира[3330], в Палате общин[3331] по случаю ратификации Лондоном Морского соглашения от 20 июля 1936[3332].
(Обращаясь к подсудимому)
Германская активность в направлении разоружения ограничилась Англо-германским морским соглашением?
Нейрат: Нет; наше стремление к сотрудничеству в позитивном ключе по ограничению вооружений, которое заявлялось нами по многим поводам, также нашло выражение в переговорах по разоружению в воздухе. С самого начала, уже 1933, Гитлер обозначил важность такого положения для поддержания мира. Германия была готова на принятие любого ограничения и даже полной отмены воздушного вооружения, если бы это делалось на взаимной основе. Но только Англия отреагировала на такие предложения. Сложным было убедить Францию участвовать в переговорах. Они сделала это только спустя 3 месяца посредством усилий Англии. Но Франция сформулировала условия, которые делали практически невозможным успех данных переговоров.
Помимо общего соглашения охватывающего все европейские государства, были разрешены особые двухсторонние соглашения. Дополнительно, продолжение переговоров по воздушным вооружениям касавшихся Восточного пакта должны были быть зависимы от переговоров касавшихся Восточного пакта. Германия не могла участвовать в этом Восточном пакте, поскольку она не могла бы принять военные обязательства, последствия которых нельзя было предвидеть.
Имея это и начало Итало-аббисинской войны[3333], которая привела к открытым разногласиям среди западных держав, переговоры остановились.
Людингхаузен: Годом спустя, в марте 1936, Рейнланд был реоккупирован германскими войсками. Обвинение видит в этом нарушение Локарнского договора и дальнейшее подтверждение вашей ответственности в предполагаемом заговоре против мира. Пожалуйста, вы прокомментируете это?
Нейрат: Данное утверждение совершенная неправда. Не существовало решения или плана по ведения агрессивной войны, как и годом ранее. Возрождение полного суверенитета во всех частях Рейха имели не военное, а лишь политическое значение.
Оккупация Рейнланда осуществлялась лишь одной дивизией и сам этот факт показывает, что она имела чисто символический характер. Было ясно, что великий и растущий народ не потерпит вечного резкого ограничения своего суверенитета наложенного Версальским договором. Это было просто динамическое развитие, которому руководители германской внешней политики не могли возражать.
Людингхаузен: Реоккупация Рейнланда имела место согласно плану, который был разработан заранее или являлась спонтанным решением?
Нейрат: Это было одно из внезапных решений Гитлера, которое было осуществлено за несколько дней.
Людингхаузен: Какие события привели к немедленному решению?
Нейрат: 16 января 1936, французский министр иностранных дел господин Лаваль, объявил, что после своего возвращения из Женевы он представит русско-французский пакт французской Палате для ратификации. Факт того, что Гитлер, в интервью с господином де Жуневелем[3334], корреспондентом уважаемой французской газеты «Paris Midi[3335]«, указал на опасности данного пакта, снова протягивая руку в попытке достичь достойного и постоянного взаимопонимания между двумя народами, оказался бесполезным. Я ранее в подробностях обсудил данное интервью с Гитлером и я у меня сложилось определенное впечатление о том, чтобы он был абсолютно серьезён в своём желании по постоянному примирению двух народов. Но данная попытка также была напрасной. Сильная оппозиция пакту от больших групп французского народа, под руководством «Union Nationale des Combattants[3336]«и самого парламента не смогли предотвратить ратификацию пакта французским правительством. Голосование прошло 27 февраля 1936 во французской Палате.
Людингхаузен: Я хочу попросить суд принять уведомление о следующих документах из моей документальной книги 4: первый это номер 108, интервью Гитлера корреспонденту «Paris Midi», господину де Жуневелю, 21 февраля 1936. Второй это номер 107, выдержка из речи депутата Монтаньи во французской палате 13 февраля 1936.
7 марта 1936, как ответ на ратификацию данного договора, германские войска промаршировали в демилитаризованную Рейнскую зону[3337]. Какие соображения заставили германское правительство предпринять такой серьезный шаг? В виду враждебного отношения французов, не существовало опасности, что тогда западные державы не были бы удовлетворены бумажными протестами и резолюциями Лиги Наций, но выступят с оружием против данного одностороннего…
Председательствующий: Доктор фон Людингхаузен, это вопрос или заявление?
Людингхаузен: Это вопрос. Я хочу узнать об отношении правительства. Если вы можете прокомментировать это, я должен выслушать объяснение основания для решения, предпринятого тогда самим подсудимым, так как когда в своей заключительной речи…
Председательствующий: Вы заявили о ряде фактов. Не вам заявлять о фактах. Ваша обязанность спрашивать свидетеля.
Людингхаузен: Я не хочу заявлять о фактах. Я хотел узнать от свидетеля, какие соображения привели к решению.
(Обращаясь к подсудимому)
Пожалуйста, вы опишите нам, какие факторы тогда учитывались вами?
Нейрат: В своих предыдущих ответах я уже заявлял, почему мы видели во франко-русском пакте и в отношении Франции в целом наиболее серьёзную угрозу. Такое аккумулирование мощи во французских руках посредством различных пактов о взаимопомощи могло быть направлено только против Германии. Не было другой страны в мире на которую оно могло быть направлено. В случае враждебности — возможности, которая в виду общей ситуации, могло осознать любое ответственное правительство — западная граница Германии была, полностью открыта имея демилитаризованный Рейнланд. Это было не только дискриминационным положением Версальского договора, но также таким, которое наиболее угрожало безопасности Германии. Однако, оно стало устаревшим после решения пяти держав в Женеве от 11 декабря 1932.
Председательствующий: Доктор фон Людингхаузен, Трибунал думает, что всё это спор. Если есть какие-либо факты о том, что германское правительство делало тогда после французского и русского пактов и до вступления в Рейнланд, свидетель может привести эти факты, но это просто спор и Трибунал также осведомлён об этом споре. Это не требует их повторения и определенно не следует повторяться в показаниях.
Людингхаузен: Господин Председательствующий, я просто хотел избежать того, чтобы когда в своей заключительной речи я сошлюсь на данное положение, могло возникнуть возражение о таком моём мнении. Я хочу показать…
Председательствующий: Доктор фон Людингхаузен, это совершенно ошибочная концепция. Сейчас мы заслушиваем показания. Когда мы услышим вас, мы будем слушать аргументы, и мы будем готовы услышать от вас любые аргументы.
Людингхаузен: Да, но я хочу избежать того, чтобы говорилось, что это мои аргументы. Эти аргументы идут от подсудимого.
Председательствующий: Я указал вам на то, что функцией защитника является оспаривание и функцией Трибунала является выслушивание аргументов. Это не функция Трибунала слушать аргументы в ходе показаний.
Людингхаузен: Очень хорошо.
Нейрат: Вероятно, я могу сделать одно короткое заявление. По ходу зимы 1936, мы узнали от своей военной разведывательной службы о том, что у французского генерального штаба уже имеется план по вторжению в Германию. Данное вторжение должно было проходить через Рейнланд и вдоль так называемой главной речной линии к Чехословакии с целью присоединения к русскому союзнику.
Людингхаузен: На основании сказанного Председательствующим, я опущу показания или даже ваши соображения и оставлю за собой право поднять это в своей заключительной речи. Я хочу задать лишь один вопрос. Решение о реоккупации Рейнланда включало какие-либо агрессивные намерения в тот момент или позднее?