Нейрат: Да. Я постоянно оказывал влияние на Франка, и Гиммлера и Гейдриха в Берлине, до конца.
Людингхаузен: И насколько успешными были ваши усилия?
Нейрат: Сотни этих людей, которых арестовали — чьи имена я узнал от чехов с большими сложностями, так как германская полиция отказалась дать мне имена — были освобождены с течением времени.
Людингхаузен: 28 октября 1939 в Праге прошли публичные демонстрации впервые по случаю дня независимости Чехии. По этому случаю, некоторые из демонстрантов и некоторые полицейские были убиты или ранены; так как полиция принимала строгие меры к демонстрантам.
Относительно данных полицейских мер до, во время или после данной демонстрации, вы имели о них сведения и вы их поддерживали?
Нейрат: Тогда я не находился в Праге, и только 29 октября Франк проинформировал меня по телефону о беспорядках. Подробности я не знал до возвращения 30 или 31 октября. Я говорил Франку, что посредством его личного вмешательства на улицах и из-за использования СС он усилил волнения вместо передачи восстановления порядка чешской полиции.
Людингхаузен: Франк отправил доклад относительно этих случаев беспорядков в Берлин, который он упоминал, когда его допрашивала чешская делегация 5 мая 1945.
Я представил выдержку из протокола данного допроса, которая находится в моей документальной книге 5 под номером 152. Я хочу процитировать несколько предложений из данного доклада.
«Это было впервые, когда население публично продемонстрировало и чтобы эти лозунги» — те что упоминались ранее — «слышались в открытую. Данный вопрос следовало воспринимать серьезно, и я лично доложил в Берлин обо всех инцидентах. Я хочу сказать, что я был очевидцем этих демонстраций и что у меня сложилось впечатление о том, что они имели опасный характер. В докладе, который я направил в Берлин я в особенности заявлял, что это были первые демонстрации, и что, поэтому, им следует придать особое значение, поскольку они происходят в открытую на улице. Я попросил директив, которые я незамедлительно получил из штаб-квартиры фюрера. Эти директивы были направлены из Берлина напрямую в полицию безопасности, и я узнал об их содержании. Вся программа осуществлялась напрямую полицией».
У вас были сведения о данном докладе Франка и о мерах которые в нём упоминались, до его отправления или после?
Нейрат: До Нюрнберга данный доклад был мне полностью неизвестен; но Франк всегда докладывал напрямую в Берлин. Помимо этого, у меня никогда не было мнения о том, что данную демонстрацию, которая осуществлялась по большей частью молодыми людьми, следовало рассматривать особенно важной или требующей особых полицейских мер.
Людингхаузен: 15 ноября на похоронах одного из студентов убитых 28 октября были новые демонстрации в Праге, в ходе которых множество студентов были застрелены, остальные арестованы, и университеты были закрыты. Что вам известно об этих инцидентах?
Нейрат: Когда тот студент, Оплетал[3380], который был ранен в потасовке, умер от ранений, полиция, с целью предотвратить новые демонстрации, запретила участие студентов в похоронах, которые проходили 15 ноября. Несмотря на это, собрались толпы, и когда полиция попыталась разогнать их, последовали новые демонстрации и стрельба. Когда об этом Франком было доложено Гитлеру, Гитлер был сильно раздражён и вызвал меня, Франка и военного уполномоченного, генерала Фридерици[3381], на совещание проводимое им в Берлине. Гитлер также попросил чешского посланника, Хвальковского, бывшего министра иностранных дел, присутствовать на данном совещании. Гитлер был в ярости. Я пытался успокоить его, но несмотря на это он выдвинул серьёзные обвинения против чешского посланника и дал ему инструкции сообщить чешскому правительству о том, что если такие события повторятся он предпримет наиболее суровые меры против людей которые нарушают мир и кроме того, что он распустит всё чешское правительство. Язык использованный Гитлером был совершенно неконтролируемым и совещание было чрезвычайно беспокойным для нас кто слушал. Потом чешский посланник ушёл, мы остались с Гитлером на несколько минут. Он спросил меня насколько я останусь в Берлине, и я сказал ему от 1 до 2 дней. Затем нас попросили на ужин, но дальнейшей дискуссии об этих инцидентах не было. Гитлер попросил государственного секретаря Франка вернуться позже. Гитлер ни сказал ни слова о расстреле руководителей демонстрации или вывозе студентов в концентрационные лагеря; как и не упоминал закрытия университетов.
Когда, ближе к вечеру, я спросил о лётчике своего самолёта с целью дать ему инструкции, в аэропорте мне было сказано, что он улетел в Прагу на моём самолёте вместе с Франком. На следующий день я вернулся в Прагу на поезде и только тогда я узнал, что Гитлер распорядился закрыть все чешские университеты на 3 года, арестовать почти 1200 студентов и направить их в концентрационные лагеря, также как расстрелять зачинщиков демонстрации. В то же время мне была представлена прокламация, подписанная моим именем, в которой данные приказы о которых объявлялось должны были быть опубликованы в прессе и вывешены публчино. Я немедленно вызвал Франка и обвинил его в неслыханных вещах которые происходил без моего ведома. Он сослался на особый приказ Гитлера. Я даже не видел этой прокламации. Моё имя было незаконно придано ему Франком. Даже в качестве моего заместителя, он не был вправе делать так; но позднее, через сотрудника моего ведомства, я узнал, что Франк часто использовал моё имя таким образом. Если бы я заранее имел какие-либо сведения об этих распоряжениях Гитлера — и конечно, он имел возможность позвонить мне в Берлин — я бы естественно возразил этим распоряжениям и тогда бы попросил отставки.
Немедленно я попытался освободить этих студентов. Я попытался у Гитлера лично и пытался у Гиммлера, и постепенно большинство из них было освобождено. Мне кажется всего более чем 800, последние из их числа были освобождены летом 1941.
Вскоре после данного инцидента, когда я снова находился в Берлине, насколько я помню, я кратко пожаловался Гитлеру о его поведении ко мне. Он избежал ответа, но он пообещал мне, что студенты будет освобождены очень скоро и что чешские университеты откроются через 1 год. Ни одно из данных обещаний не было выполнено.
Людингхаузен: Я хочу зачитать вам ответ легационного советника фон Холлебена, который тогда участвовал в правительстве Протектората, на вопрос 21 его допроса от 21 мая 1946. Данный допрос можно найти под номером 158 в моей документальной книги 5. Ответ господина фон Холлебена гласит следующее:
«Студенческие мятежи в октябре или ноябре 1939 являлись поворотной точкой в истории Протектората. Я не могу дать вам хронологическое воспроизведение событий по памяти. Однако, я могу заявить следующее: манифестаций, которые проводились 28 октября 1939, по случаю двадцатой годовщины конституции чехословацкого государства, в Праге и Брно, в основном академической молодёжью, следовало ожидать. Поэтому господин фон Нейрат ранее 28 октября 1939 отдал приказы спокойно и насколько возможно их игнорировать и вмешиваться только, когда они примут характер серьезной опасности общественному миру и безопасности. Из-за невыполнения данного приказа произошла большая часть, если не вся катастрофа. Непосредственно после совещания с Гитлером, Франк вернулся в Прагу. Ведомство протектора Рейха, который всё ещё оставался в Берлине, имело лишь сведения о мерах, предпринятых против студентов 15 и 16 ноября на следующее утро, отчасти от множественных обращений, которые члены семей арестованных студентов подавали ведомству господина фон Нейрата. По моему мнению господин фон Нейрат не узнал об этих санкциях до того как они случились. Я лично не докладывал ему о данном вопросе, и не могу сказать вам кто доложил фон Нейрату о данном предмете. Моё твёрдое убеждение в том, что спорная прокламация, адресованная чешскому народу, была издана без сведения господина фон Нейрата используя его имя. Я отчётливо помню, что из-за этого он имел жаркие споры с Франком. Тогда он остался в должности, потому что верил, что оставшись, он сможет предотвратить большую катастрофу. Он считал закрытие университетов неоправданным вмешательством в жизнь чешского народа. Он пытался всеми средствами имеющимися в своём распоряжении впоследствии освободить чешских университетских преподавателей и студентов которых забрали в германские концентрационные лагеря, и до такого освобождения, чтобы их содержали в отдельных секторах».
В данной связи я хочу также представить Трибуналу письменные показания которые я получил несколько дней назад от секретаря господина фон Нейрата, госпожи Ирен Фридрих. Они датированы 6 июня 1946, и из этого мы можем видеть, совершенно чётко, что ко времени этого объявления господин фон Нейрат ещё не вернулся из Берлина, и поэтому господину фон Нейрату было совершенно невозможно, узнать о данной прокламации.
Я хочу попросить Трибунал обратиться…
Председательствующий: Какой номер у письменных показаний?
Людингхаузен: Господин Председательствующий, номер 159. Я хочу далее сослаться на документ чешского обвинения: приложение 5 дополнительного номера 1, меморандум господина фон Нейрата датированный 26 марта 1940, который был представлен. Он касается дискуссии с президентом Гаха относительно арестованных студентов и также показывает, что господин фон Нейрат пытался, и добился освобождения этих студентов.
Председательствующий: Вы приведете нам их номер? Вы сказали документальная книга 5.
Людингхаузен: Нет, он приложен к чешскому докладу, СССР-60, и он не в моей документальной книге. Я лишь сослался на него.
Помимо этих двух акций, о которых Гитлер распорядился лично, во время вашей службы проходили иные аресты в достаточно большом масштабе?
Нейрат: Нет, но единичные случаи арестов продолжались, и я постоянно снова вмешивался для проведения расследования и вероятно отменял по предложению чешского правительства и частных лиц.
Людингхаузен: Теперь я хочу зачитать несколько предложений из документа чешского обвинения, СССР-60, находящийся на странице 59 английского текста. Я цитирую:
«Непосредственно после оккупации, представители спортивной ассоциации «Сокол[3382]«, которая имела 1 миллион членов, вступили в движение освобождения страны; это включало подпольное движение дома и движение за рубежом. Идея «Сокола» объединяла военнослужащих армии за рубежом и придавала силу и энтузиазм даже в тяжелейшие времена. Гестапо было осведомлено о данной опасности и поэтому преследовало его с наивысшей жестокостью. В начале, его меры были умеренными, но когда оно осознало твердое стремление «соколов» оно начало использовать силу. Первые аресты прошли в день оккупации Чехословакии и далее большое число арестов 1 сентября 1939. Затем последовали обширные аресты отдельных лиц и организаций».
Пожалуйста прокомментируйте это.
Нейрат: «Сокол» был наиболее опасной организацией враждебной государству и Протекторату. Степень её деятельности можно в особенности увидеть из предложений чешского обвинительного заключения которое только, что зачитали. Принималось как должное, что махинации такого рода нельзя было терпеть, в особенности в войне и сам доклад характеризует первые полицейские мер как «ещё умеренные». Я убеждён в том, что ни в какой другой стране с такими интригами обращаются по другому. В таких случаях несомненной государственной измены или саботажа, я не мог вмешиваться за ответственных людей, и более того, чешское правительство вполне это понимало.
Людингхаузен: Далее чешский доклад упоминает расстрелы при военном положении. Такие расстрелы происходили во время вашей службы?
Нейрат: Нет, помимо случая девяти студентов, который я уже упоминал я не знал ни о каких расстрелах при военном положении во время службы.
Людингхаузен: Франк, помимо своей разрушительной деятельности в качестве высшего руководителя СС и полиции, качестве государственного секретаря пытался использовать своё влияние в политике и управлении Протекторатом и вы работали близко с ним в данном отношении?
Нейрат: Франк представлял односторонние, радикальные немецкие интересы. Это был старый судетский немец, ненавидящий чехов. Я непрерывно пресекал такие тенденции, но как мой представитель, он на практике, принимал участие в общей политике и управлении.
Людингхаузен: Каким было ваше личное отношение к Франку?
Нейрат: С самого начала оно было плохим из-за того факта, что он был настолько радикальным и помимо этого, я достаточно скоро осознал, что очень часто он не говорил мне правду.
Людингхаузен: Каким было ваше личное и официальное отношение к президенту Гахе и чешскому правительству?
Нейрат: В целом хорошим. Чешское правительство тогда убедилось в факте, что мои намерения по справедливому и честному обращению с чешским населением были совершенно искренними, и что я делал всё в своей власти для реализации своих намерений. С другой стороны, я полностью понимал и осознавал во всех отношениях усилия чешского правительства по представлению интересов народа. О своих личных отношениях с президентом Гахой, я могу сказать, что они были очень хорошими. Я всегда пытался упростить сложную задачу господина Гахи насколько я мог, так как я знал, что он тоже из-за своего принятия поста президента и из-за пребывания в должности делал огромную личную жертву. Он и члены правительства всегда приглашались по всем поводам, которые не имели чисто немецкого характера, и должны были обращаться с достоинством и в соответствии со своим рангом.
Людингхаузен: Какой была манера работы вашего ведомства в Праге? Вы являлись совершенно независимым в своей работе или вы в своей должности были связаны директивами Рейха?
Нейрат: Мой ответ в данном отношении достаточно утомительный. Фундамент политики и управление ведомствами определялся в Берлине постольку поскольку они применялись к Протекторату, то есть, самим Гитлером или министерским ведомством. Моей сферой надзора было исполнение и применение данных принципов так как они применялись в Протекторате, всегда учитывая особые обстоятельства которые вытекали из этической, моральной и экономической структуры страны. Очевидно, прежде всего в войне, с Протекторатом, который был расположен в центре Рейха, нельзя было обращаться как с независимой единицей, а как с включенным в общую схему. Как я уже заявлял, различные органы моей власти создавались центральными ведомствами в Берлине. Поэтому, чиновники данных органов, сначала имели практические связи со своими ответственными министрами, хотя они позднее были подчинены мне. Отдельные главы подразделений получали свои директивы относительно отдельных проблем напрямую от своих ведомственных министров в Берлине. Затем данные директивы представлялись заместителю государственного секретаря фон Бургсдорфу, который являлся главой администрации, если они являлись фундаментальными вопросами, также мне. Осуществление данных мер в Протекторате таким образом обсуждалось и впоследствии урегулировалось с чешским посланником. Таким образом вводились распоряжения и основные директивы, которые подписывались мной или моим заместителем. Часто они касались введения правовых и административных мер, которые уже существовали в Рейхе. Помимо этого, серия директив применялась принятых напрямую компетентными министерствами Рейха к Протекторату. Министр внутренних дел Рейха обозначил так называемое центральное ведомство по принятию данных директив Рейха.
Людингхаузен: Господин Председательствующий, в данной связи я хочу сослаться на следующие документы, находящиеся в моей документальной книге 5: документ номер 145, распоряжение фюрера и рейхсканцлера касавшееся протектората Богемия и Моравия, дополнительное распоряжение от 22 марта 1939; номер 146, выдержки из основных правил применимых к Протекторату, относительно коммерческих переводов в Протекторате, датированные 28 марта 1939; номер 147, директива об управлении уголовным правосудием в Протекторате, датированная 14 апреля 1939; номер 148, директива, касающаяся статутного права в Протекторате, датированная 7 июня 1939; и я хочу сослаться на документ, который уже приобщался, номер 149, правила относительно структуры администрации и германской полиции безопасности. В данной связи я хочу заметить, что все данные директивы были подписаны не протектором Рейха, а скорее компетентным ведомственным министром, и иногда также рейхсмаршалом Герингом в качестве председателя совета обороны Рейха. Правовая основа для полномочий протектора это распоряжение фюрера и рейхсканцлера в отношении Протектората Богемия и Моравия датированное 16 марта 1939, подписанное Гитлером, Фриком…
Председательствующий: Вы спросите подсудимого как данные распоряжения касались рейхсфюрера и подсудимого Геринга.
Людингхаузен: Нет, господин Председательствующий, я хотел показать, что он не имел никакого отношения к этим вопросам, но что он был обязан исполнять их. Согласно распоряжению, которое предоставило ему должность его обязанностью являлось надзирать за данными мерами, которые принимались службами Рейха. Это то, чем я хотел подтвердить, то, что все эти директивы не исходили от него, но скорее от рейхсфюрера.
Председательствующий: Подсудимый, это верно?
Нейрат: Да. Я хочу заметить, что я в основном занимался надзором за данными вопросами надлежащим образом опубликованными в Протекторате и тогда имел свои службы для надзора за их исполнением.
Людингхаузен: Насколько автономия Протектората реализовывалась в своих решениях?
Нейрат: Степень автономии не являлось чётко определенной. В основном Протекторат являлся автономным, и он управлялся чешскими властями и чешскими чиновниками. Но по ходу времени значительные ограничения возлагались на такое автономное положение, как предусматривалось только что зачитанным распоряжением. Введение данных ограничений считалось практичным правительством Рейха и вытекало, частично, из общих тенденций по централизации в Берлине, но это также требовалось в крупной степени общеполитическим развитием в виду войны и так называемой тотальностью военных усилий. Я постоянно возражал таким ограничениям постольку поскольку, по моему мнению, они не соответствовали жизненным нуждам Протектората и его народа.
Людингхаузен: Господин Председательствующий, в данной связи я хочу сослаться на статью 3 приказа, который уже цитировался, распоряжение принятое фюрером и рейхсканцлером касавшееся Протектората Богемии и Моравии; номер 144 моей документальной книги 5. Он гласит:
«1). Протекторат Богемия и Моравия является автономным и самоуправляемым.
«2). Его суверенные права как Протектората осуществляются на основе политических, военных и экономических интересов Рейха.
«3) Данные суверенные права реализуются собственными организациями, собственными властями и собственными чиновниками».
Что насчёт ведомств вооруженных сил в Протекторате? Вы были связаны с ними?
Нейрат: Нет, они были подчинены особому уполномоченному вооруженных сил, который уведомлял меня о военных вопросах.
Людингхаузен: Итак, я хочу перейти к особым пунктам упоминавшимся в чешском докладе СССР-60, в которых вы обвиняетесь.
В какой степени вы являлись компетентным за управление уголовным правосудием в Протекторате? В частности, вы утверждали смертные приговоры против чехов?
Нейрат: Уголовное правосудие германских судов находилось в юрисдикции министерства юстиции в Берлине. Чешские суды вообще не находились в моей юрисдикции.
Я занимался только с решениями в случаях обращений о помиловании по вердиктам германских судов в Протекторате, которые представлялись мне председателем провинциального апелляционного суда.
Это, в особых случаях, также могло применяться к чехам. Однако, они не за не касались политических преступлений. Политические процедуры против чехов, насколько помню, проводились народным судом в Берлине, постольку поскольку они касались государственной измены. Насколько мне известно, в данных процедурах против чехов такие же основные принципы применялись как против немцев.
Людингхаузен: Вы имели право давать помилование, когда народный суд выносил приговоры чехам?
Нейрат: Нет я не имел возможности повлиять и не имел права помилования.
Людингхаузен: В ваше время вы что-либо знали о деятельности особых судов в Протекторате?
Нейрат: Нет, я не могу вспомнить, чтобы специальные суды действовали в моё время там. По моему мнению, это может применяться к германским судам по обвинениям за особые правонарушения, например, нарушения правил о радио; такие суды были созданы в Рейхе в начале войны. Однако, эти суды не находились под моей юрисдикцией, но непосредственно подчинялись министру юстиции Рейха. Он назначал судей, давая им директивы, и судьи докладывали напрямую ему. У меня не было возможности каким-либо образом использовать влияние.
Людингхаузен: Относительно деятельности данных судов, я хочу процитировать одно предложение из чешского доклада, СССР-60. Это можно найти на странице 106 немецкого текста и странице 92 английского текста. Он касается приказов и распоряжений, применимых к особым судам. Я цитирую:
«Большое число данных приказов и распоряжений нарушало принципы, которые все цивилизованные страны считают неименными»
Доклад верен?
Нейрат: Да, в данном случае я полностью согласен с докладом чешского обвинения. Но я представляю, что в последующем развитии данный принцип значительно размывался даже среди цивилизованных народов.
Людингхаузен: Теперь я хочу узнать кое-что о предполагаемых планах по германизации районов Протектората населённых чехами. Вы ранее говорили, что когда вы приняли должность, вы ничего не знали о таких планах. Кто позднее раскрыл вам схему данных планов?
Нейрат: Данные планы отчасти исходили от судетско-немецких кругов, но в основном они проводились организациями Гиммлера и также предложениями со стороны гауляйтера Верхнего Дуная.
Людингхаузен: Относительно проблемы по предполагаемым усилиям по германизации, я хочу зачитать вам доклад ОКВ[3383] датированный 15 октября 1940 генерального уполномоченного вооруженных сил в Протекторате генерала Фридерици. Это документ который представлялся обвинением под документальным номером 862-ПС, экземпляр номер США-313; и он касается заявлений об основной политике преследуемой в Протекторате, которые государственный секретарь Франк сделал в официальной дискуссии с вашим ведомством. В данном документе Франк упоминает меморандум, в котором, после внимательного изучения, протектор Рейха определил своё отношение к различным планам множественных ведомств. Он упоминает три возможности решения вопроса возможной германизации на чешской территории. Вероятно, вам известен данный документ и мне не кажется, что не мне не требуется зачитывать его. Что вам известно об этом меморандуме? Вы сами с ним соглашались? Расскажите нам об этом.
Нейрат: Меморандум ссылается на предложения, которые только что упоминались со стороны различных партийных ведомств по возможному переселению чехов. Я возражал данному плану с самого начала как совершенно абсурдному и непригодному к исполнению. Франк, который согласился со мной в данном положении, поэтому по моему указанию подготовил данный меморандум, который вы только, что упоминали, в котором радикальные меры СС и партии отвергались и в которых так называемая постепенная ассимиляция рассматривалась единственно возможным решением проблемы. Таким образом я хотел отложить вопрос и сорвать планы СС. Поскольку данные планы по расселению заранее уже были представлены Гиммлером фюреру, я попросил достаточно строгую директиву от последнего с целью их отменить. Однако, по тактическим причинам я должен был внести некого рода предложение: отсюда, эта политика ассимиляции, потому что такое предложение вопроса на практике являлось задержкой. С целью предотвратить контрмеры СС и Гиммлера, я доложил фюреру лично по предмету и попросил его принять строгую директиву, что он сделал. Таким образом вопрос был похоронен и не возникал снова. Предложение находится в меморандуме в таком отношении, что «…германизация будет осуществляться ряд лет ведомством протектора Рейха…» в частности означающие, что СС больше не вмешиваются в данный вопрос. Протектор Рейха в одиночку являлся бы компетентным органом, и протектор Рейха ничего не делал. Более того, заявление генерала Фридерици, которые равно возражал радикальной фантазии в том отношении, что «…что касается вооруженных сил важны последствий не имеется, поскольку он всегда придерживается своей концепции…» показывающее тоже самое. Если после доклада Франк, сказал, что: «С элементами, которые работают против запланированной германизации должны обращаться жёстко и должны устраняться…» это были просто его слова и тип языка, который он использовал в речах такого рода. Действительно, как я сказал далее ничего не делалось для ассимиляции народа.
Людингхаузен: Господин Председательствующий, теперь я прошу вашего разрешения процитировать несколько предложений из письменных показаний, которые мы упоминали, которые были сделаны баронессой Риттер. Номер 3 в моей документальной книге 1. Они находятся на странице 18. Там говорится:
«Относительно планов по германизации, то есть, постепенной ассимиляции, чехов, Нейрат в письме заявлял следующее:
«Совершенно помимо чувствительной точки зрения, народ, который просто должен быть расселен вызывает жалость в душе. Однако, мне кажется я обнаружил способ предотвратить катастрофу. Время выиграно — всё выиграно, и постоянное откладывание вещи это то, что нужно делать!»
Господин Председательствующий, если допустимо мне внести предложение, я прошу, чтобы мы сейчас остановились, поскольку проблема германизации завершена.
Председательствующий: Как долго вы собираетесь продолжать? Вы уже заняли полтора дня.
Людингхаузен: Господин Председательствующий, обвинительное заключение содержит не очень существенный и не очень конкретный чешский доклад, а значит я должен упомянуть каждый отдельный пункт содержащийся в нём. У меня есть приблизительно ещё 20 вопросов.
Председательствующий: Как долго это займёт?
Людингхаузен: Один час.
Председательствующий: Что же, Трибунал ожидает от вас завершения за час.
Людингхаузен: Господин Председательствующий, я надеюсь.
Председательствующий: Трибунал отложен.
(Трибунал отложен до 10 часов 25 июня 1946)
Сто шестьдесят третий день
Вторник, 25 июня 1946
Утреннее заседание
(Подсудимый фон Нейрат вернулся на место свидетеля)
Председательствующий: Да, доктор Людингхаузен.
Людингхаузен: Господин фон Нейрат, прошлым вечером мы остановились на различных пунктах предъявленных обвинением. Сейчас я хочу продолжить и поставить вам следующий вопрос.
Обвинение обвинило вас в факте того, что в Протекторате немцы имели преимущественное положение в сравнении с чехами и в том, что вы были ответственным за это. Пожалуйста, вы это прокомментируете?
Нейрат: Положение немцев в Протекторате не являлось преимущественным положением, которое имело какие-либо реальные льготы и преимущества в сравнении с чехами, но положение было совершенно иным. Немцы стали гражданами Рейха и поэтому, имели права граждан Рейха, такие как право голосовать на выборах в Рейхстаг. Чехи не имели права голоса, что понятно из существовавших различий — разнице между немецким народом и чешским народом. Ни в какое время не существовало никаких действительных преимуществ связанных с положением немцев в Протекторате.