Усилия по получению преимущественного обращения, конечно, делались в шовинистических партийных и националистических кругах. Но я всегда решительно им противостоял и предотвращал любую практическую реализацию таких усилий. Однако, в данной связи я хочу ещё раз отметить, что чешский народ не считал себя низшим по отношению к немецкому народу никоим образом.
Это просто был вопрос обращения с разными людьми, политически и культурно, согласно своим собственным характеристикам. Это также являлось причиной для поддержания так называемой автономии, которая не означала ничего кроме разделения двух национальностей в виду обеспечения для чехов своего собственного пути жизни; и очевидно, что данная автономия должна была сдерживаться в определенных рамках, диктуемых преобладающими потребностями Рейха в целом, в особенности во время войны.
Людингхаузен: Теперь я хочу разобраться с отдельными пунктами предъявленными в чешском обвинительном заключении или скорее находящиеся в чешском докладе, который является основой для данного обвинения. В данном докладе утверждается, что свобода прессы подавлялась. Это правильно и какую роль господин фон Грегори играл в обращении с прессой?
Нейрат: Господин фон Грегори являлся пресс-атташе германской легации в Праге и был подчинён министерству пропаганды. Затем он пришёл, в качестве начальника моего управления прессы, в мою администрацию и контролировал чешскую прессу согласно директивам министерства пропаганды в Берлине. Чешская пресса, конечно, не являлась свободной — не более чем немецкая пресса. Контроль за оборотом и остальные меры, в особенности цензура были такими же.
Людингхаузен: Чешский доклад далее предъявляет обвинение в том, что местные чешские административные ведомства во многих случаях распускались, и затем реорганизовывалось и ключевые позиции занимались чиновниками и городскими советниками, которые являлись немецкими или чешскими коллаборантами. Это верно?
Нейрат: Эти сообщества со значительным немецким меньшинством, в частности в Моравии. То, что они также должны были иметь представительство в местной администрации казалось мне естественной вещью. Прага, например, имела чешского мэра и немецкого помощника мэра. Этому вряд ли можно было возражать. В отношении попыток немцев в различных городах и округах принимать участие в местной администрации в степени которая не казалась оправданной в силу численности, я вмешивался и отвергал их. В муниципальных администрациях чисто чешских округов, таких как Западная Богемия, в основном вообще не было немецких представителей. Но с другой стороны, существовали немецкоговорящие анклавы, такие как регион Иглау, где немцы доминировали в количестве и конечно, таким образом, также существовало влияние.
Людингхаузен: Чешский доклад обвиняет вас в наличии — таким образом и через назначение высших земельных советников — германизации чешского управления, и данный доклад основывается на обвинениях по заявлению, которое вы предположительно сделали бывшему ладпрезиденту Богемии, Бинерту, в котором вы сказали: «Всё это успокоиться за 2 года».
Нейрат: Я не вспоминаю такого заявления. И не могу представить такое. Тут мы касались сотрудничества чехов — чехов с германской администрацией. Оберландрат не назначался мною, но это ведомство было создано как контролирующая служба правительства Рейха по распоряжению от 1 сентября 1939 в связи с созданием германских администраций и полиции безопасности. Когда оберландраты появлялись передо мной, чтобы доложить, я говорил им снова и снова о том, чтобы они не только сами не выполняли административную работу, но чтобы они только надзирали. Чешский метод управления часто превосходил германский, я им это говорил.
Людингхаузен: Относительно этого я хочу сослаться на документ номер Нейрат-149 в своей документальной книге, организационное распоряжение об администрации и германской полиции безопасности, датированное 1 сентября 1939. В параграфах 5 и 6 предназначение и обязанности данных оберландратов описывались более подробно. Цитирование из данного документа является излишним.
Чешское обвинительное заключение далее содержит заявление господина Бинера в отношении того, что по проблеме сотрудничества с чешской администрацией вы заметили ему нечто вроде «Это должно строго исполняться; в конце концов, это война». В то же самое время Бинер заявил в своём допросе, что задача данной меры, то есть сотрудничество чешской и немецкой администрации, гарантировало Германии мирное окружение во время войны.
Будьте любезны прокомментировать это.
Нейрат: Возможно, что я говорил Бинеру нечто подобное в таких чертах. Однако, я не могу вспомнить дату. Но само собой разумелелось, что в сфере управления, как и в любой другой сфере в Протекторате, нужды войны являлись основной заботой. Ограничения автономии в чешской национальной администрации следует рассматривать с такой точки зрения. Моим постоянным стремлением было сохранять страну спокойной в интересах Рейха, и интерес в этом, вряд ли можно мне предъявлять. Помимо этого я хочу заметить, что введение ограничений по автономии уже прямо содержалось в распоряжении о создании Протектората.
Людингхаузен: В данной связи я хочу сослаться на приказ содержащийся в нашей документальной книге под номером Нейрат-144, документальная книга 5. Приказ был принят фюрером и рейхсканцлером о Протекторате Богемия и Моравия и датирован 16 марта 1939. В статье 11 даже устанавливалось, что Рейх мог включать административные ведомства Протектората в свою администрацию. Далее чешский доклад ссылается на заявление сделанное бывшим министром Гавелкой относительно преследования членов Чешского легиона[3384] первой мировой войны постольку поскольку они занимали общественные посты. Что вы можете рассказать нам о данном вопросе легионеров?
Нейрат: Чешский легион был сформирован в России во время первой мировой войны. Он состоял отчасти из добровольцев, отчасти из остатков чешских полков, которые относились к австро-венгерской армии и стали военнопленными в России. Эти чешские легионеры пользовались определенным исключительным положением в Чешской республике. Отчасти они были наполнены сильным шовинистическими негодованием к Рейху, которое шло со времени националистической борьбы. Эта, так называемая ментальность легионеров, являлась модным лозунгом в Богемии; и во времена политического неспокойствия она могла обозначать некую политическую опасность. Кстати, преимущественное положение легионеров в Протекторате широко атаковалось самими чехами. Поэтому в частности Франком прилагались усилия, чтобы устранить легионеров с общественной службы. Но это имело место в крайних случаях и лишь постольку поскольку эти легионеры вступили в чешский легион добровольно, то есть, это не относилось к тем, кто являлся военнослужащими австро-венгерской армии. С самого начала я пытался создать такую дискриминацию, которая приблизительно соответствует ситуации — или соответствует разграничению — которое сегодня сделано в Германии между добровольными членами СС и Ваффен-СС.
Людингхаузен: Далее чешское обвинительное заключение вменяет вам поддержку чешской фашистской организации Влайка[3385]. Оно основывает обвинения на меморандуме, который вы сами написали относительно дискуссии которая была у вас с Гахой, президентом Чехословакии 26 марта 1940. Согласно данному меморандуму вы говорили Гахе о том, что личные и моральные качества руководителей Влайки были вам известны; в любом случае, вы подтвердили факт, что данное движение, данная организация, являлась единственной имеющей положительное отношение к Рейху и сотрудничеству с Рейхом. Что насчёт этого?
Нейрат: Движение Влайка являлось таким же как коллаборационисты во Франции. Данное движение работало над достижением германо-чешского сотрудничества и фактически, до создания Протектората. Но лидеры движения, по моему мнению, являлись достаточно сомнительными личностями, как я показал в словах Гахе процитированных выше. Данные лидеры среди прочего угрожали и клеветали на президента Гаху и членов чешского правительства. Государственный секретарь Франк знал, что этих людей с былых времён и хотел поддерживать их учитывая их бывшее сотрудничество с ним. Однако, я отказался так делать, также как отказывал в различных ходатайствах данных людей посещавших меня.
С другой стороны, возможно, что Франк поддерживал их из фонда который Гитлер передал в его распоряжение без моего уведомления и о котором Франк не должен был говорить мне.
Людингхаузен: Какое отношение, вы заняли к роспуску партий — политических партий — и профессиональных союзов?
Нейрат: Это было похоже на контроль за прессой, необходимость вытекали из системы, из политической системы Рейха. В любом случае, из-за шага предпринятого президентом Гахой и несмотря на меры принятые Германией, ни одна страна не пострадала меньше чем Протекторат. Чешский народ единственный в центральной и восточной Европе, который сохранил своё национальное, культурное и экономическое существование почти в полной мере.
Людингхаузен: Теперь я хочу перейти к положению предъявленному обвинением, которое касается предполагаемого культурного подавления. Что вы можете рассказать нам об обращении с чешскими образовательными делами?
Нейрат: Чешские университеты и остальные учреждения высшего образования как заявлялось ранее, были закрыты по приказу Гитлера в ноябре 1939. Снова и снова, по просьбе президента Гахи и правительства Протектората, я обращался напрямую к Гитлеру об открытии данных учреждений. Но из-за доминирующего положения господина Гиммлера, я не имел успеха. Последствием закрытия университетов, конечно, было большое количество молодых людей, которые иначе бы стали студентами университетов, теперь искали ручную работу. Закрытие учреждений высшего образования также имело последствия для уровня средней школы. Она уже была тяжко обременена после отделения Судетов осенью 1938, так как вся чешская интеллигенция из данного региона вернулась в чехоговорящие районы или тем, что позднее было Протекторатом. Отсюда молодые люди из средних школ вряд ли могли трудоустроиться. Это была почти такая же самая ситуация которая сейчас преобладает в Германии. Относительно закрытия чешских начальных школ и остальных запланированных усилий по запрету чешской молодёжи своей культурной свободы и возможностей своего обучения, мне ничего не известно.
Людингхаузен: Вы сами одобряли закрытие чешских учреждений высшей школы приказанное Гитлером?
Председательствующий: Доктор фон Людингхаузен, он сказал, что пытался вмешаться и отменить приказ Гитлера.
Людингхаузен: Если этого достаточно для Трибунала, тогда нет необходимости отвечать далее на вопрос.
Председательствующий: Вы не думаете, что этого достаточно?
Людингхаузен: Да, я лишь хотел снова выразить это в ясном виде; однако, если Трибунал удовлетворён разъяснением данной проблемы, я полностью удовлетворён.
Председательствующий: Если вы скажете это дважды лучше не будет.
Людингхаузен: Да, если вы — но, достаточно.
(Обращаясь к подсудимому)
Вам что-либо известно о предполагаемом плане, упомянутом в чешском докладе, о превращении чешского народа в массу рабочих и лишении его интеллектуальной элиты?
Нейрат: Нет. Только безумец мог сделать такое заявление.
Людингхаузен: Чешское обвинительное заключение или доклад, утверждает, что посредством своих служб, то есть, вашего согласия и поддержки, уничтожение и разграбление чешских научных учреждений имело место. На странице 58 немецкого текста, странице 55 английского данного доклада, СССР-60, говорится:
«Немцы заняли все университеты и научные учреждения. Они немедленно забрали ценные аппараты, инструменты, научные сооружения в занятых учреждениях. Научные библиотеки систематически разграблялись и методично. Архивы академического сената высшего университетского органа, были разгромлены и сожжены; и картотеки были уничтожены и выброшены в окна».
Нейрат: В данной связи, я могу лишь сказать, что я никогда не слышал ни о каком разграблении и уничтожении такого рода как описывались в Праге или позднее. Чешская высшая школа, или учреждения высшего образования, закрылись вместе с университетами в 1939 по приказу Гитлера. Строения и сооружения Чешского университета Праги, насколько мне известно частично находились в распоряжении германского университета, который был закрыт ранее при чехах, поскольку после закрытия чешской высшей школы, он больше не мог использоваться для научных целей чехов.
Людингхаузен: Вам вообще, что-либо известно…
Председательствующий: Я не понял ответ. Как я его понял, отчасти был передан германским университетам ранее закрытым чехами».
Нейрат: В Праге. В Праге находился старейший германский университет; он был закрыт чехами после последней войны, и после создания Протектората был открыт заново; и, насколько мне известно, некоторое оборудование и здания использовались для германского университета.
Председательствующий: Продолжайте.
Людингхаузен: Вам что-либо известно ещё о вывозе научного оборудования, коллекций, предметов искусства, и тому подобного?
Нейрат: Единственный случай о котором у меня имелись какие-либо сведения касался вывоза исторически ценных гобеленов из дворца Мальтице в Праге. Они были вывезены сотрудником министерства иностранных дел в Берлин, предположительно по приказу начальника протокола; это было сделано за одну ночь, тайно, и без уведомления меня или моих сотрудников. Как только я узнал об этом я связался с министерством иностранных дел, и немедленно попросил возвращения. Было ли осуществлено возвращение мне неизвестно; это было только в 1941, и тем временем я покинул Прагу.
Людингхаузен: Могу я тут…
Нейрат: Я ничего не знаю об остальных инцидентах. Помимо этого, я особо запретил вывоз предметов искусства из Протектората в Рейх.
Людингхаузен: В данной связи, я хочу представить выдержку из допроса бывшего государственного секретаря Франка датированного 10 июня 1945. Это номер Нейрат-154 моей документальной книги номер 5, и я хочу попросить Трибунал принять уведомление о данном заявлении.
(Обращаясь к подсудимому)
Что случилось с предметами искусства и мебелью, которые являлись чешской государственной собственностью в Чернинском дворце[3386], в Праге, который вы использовали как свою официальную резиденцию?
Нейрат: Данный дом был бывшей официальной резиденцией чешского министра иностранных дел, и частично ценная мебель принадлежала чешскому государству. Поскольку не было никакой инвентаризации какого-либо рода об этих вещах, до осени 1939, я вызвал чешского директора администрации замка и чешского историка искусства, профессора Штрецки; и я провёл очень точную инвентаризацию. Одна копия данной инвентаризации оставалась в моём ведомстве а другая была сдана администрации замка. После того как я оставил Прагу осенью 1941, был составлен протокол через моего бывшего смотрителя и вновь в присутствии представителя администрации замка, профессора Штрецки, о том, что вещи которые упоминались в инвентаризации действительно существовали.
Председательствующий: Я не думаю, что нам нужны подробности инвентаризации, но есть одна вещь я которой я хочу спросить. Перевод дошедший до меня сказал о том, что инвентаризация была проведена осенью 1938. Это правильно?
Нейрат: 1939. Я лишь хотел упомянуть, что естественно я не брал никаких вещей.
Людингхаузен: Другое положение, предъявленное чешским обвинительным заключением касается конфискации так называемых домом Масарика[3387] в различных городах и уничтожения памятников Масарику и памятников воздвигнутых другим личностям знаменитым в чешской истории. Что вам известно об этом?
Нейрат: Пока я находился в должности, некоторые из этих домов Масарика были закрыты полицией из-за того, что они являлись центрами агитации против Германии. Уничтожение или снятие Масарика или других чешских национальных памятников я особо запретил. Помимо этого, я прямо разрешил возложение венков на могиле Масарика в Ланьи, которое запретил Франк, и это действительно имело место в большом масштабе.
Людингхаузен: Далее утверждается, что чешская литература подавлялась и ограничивалась в большой степени.
Нейрат: Печатание и распространение чешской антинемецкой литературы было конечно запрещено, также как дальнейшее распространение английских и французских работ было запрещено по всему Рейху во время войны. Помимо этого, со всем этим материалом обращались в соответствии с прямыми приказами министерства пропаганды. Однако, пока я находился в там, ещё было много чешских книжных магазинов и книгоиздательские концерны которые публиковали книги чешских авторов в больших количествах и распространяли их. Выбор чешских книг любого типа в книжных магазинах был значительно больше, чем выбор немецких книг.
Людингхаузен: Вы можете что-либо сказать о подавлении чешской культурной жизни, театров, фильмов и тому подобное, на которые ссылается обвинение?
Нейрат: Вообще не было вопроса ограничения культурной автономии чехов, помимо проблемы университетов. В Праге большое число крупных театров любого описания были всё время открыты, в особенности чешская опера и несколько театров. С другой стороны существовал только один немецкий театр с ежедневными представлениями. Было постоянное производство многих чешских пьес и опер, и то же самое относилось к музыке. Известный чешский филармонический оркестр Праги играл преимущественно чешскую музыку и было абсолютно независимым в своей программе.
Председательствующий: Доктор Людингхаузен, нам не требуются подробности. Подсудимый сказал, что театры и кинотеатры разрешались и что был только один немецкий театр. Нам не требуются дальнейшие подробности об этом.
Людингхаузен: Господин Председательствующий, очень хорошо. Я спросил о данных предметах лишь потому, что с ним достаточно обширно разбирались в обвинительном заключении.
(Обращаясь к подсудимому)
А что насчёт производства фильмов, господин фон Нейрат?
Нейрат: То же самое относилось к производству фильмов. Оно было в особенности активным.
Людингхаузен: Итак, я хочу перейти к предполагаемому подавлению религиозной свободы, в котором вы обвинены в чешском обвинительном заключении. Чешское обвинительное заключение говорит о волне преследования, которая накрыла церкви и которая началась непосредственно, когда германские войска вступили в страну. Что насчёт этого?
Нейрат: Систематическое преследование церквей совершенно не обсуждается. Население было совершенно свободным, что касалось церковных служб, и я точно не потерпел бы никаких ограничений в таких чертах. Бывший заместитель государственного секретаря фон Бургсдорф уже свидетель по данному положению. Это может быть правдой в отдельных случаев паломничеств или неких религиозных процессий запрещённых полицией, хотя лично я чётко этого не запомнил. Но это имело место лишь потому, что некие паломничества, включающие тысячи людей, оказывались политическими демонстрациями на которых произносились антинемецкие речи. В любом случае, это действительно случалось несколько раз и доходило до моего сведения. Это правда, что ряд священников были арестованы в связи с акцией в начале войны, которую мы уже упоминали. Но они не проходили потому, что люди являлись священниками, а потому что они являлись активными политическими оппонентами или людьми которые являлись политическими подозреваемыми. В случаях такого характера я прилагал особые усилия для освобождения этих людей.
Мои личные связи с архиепископом Праги являлись абсолютно корректными и дружескими. Он и архиепископ Ольмуца в особенности благодарили меня за моё вмешательство от имени церкви, что я отчетливо помню. Я предотвращал любые меры против церковных служб евреев. Все синагоги были открыты до времени моего отбытия осенью 1941.
Людингхаузен: В связи с последним положением, я хочу задать ещё один вопрос о положении евреев Протекторате. Что вы можете нам рассказать об этом?
Нейрат: Правовое положение евреев согласовывалось с положением евреев в Рейхе, согласно инструкциям из Берлина. Директивы относительно этого были получены мной уже в апреле 1939. Посредством всякого рода запросов направляемых в Берлин, я пытался и добился не вступления законов в силу до июня 1939, что дало евреям возможность подготовиться к неминуемому введению данных законов.
Так называемы Нюрнбергские законы были введены в Протекторате, также, тогда. Соответственно евреи были устранены из общественной жизни и с ведущих позиций в экономической жизни. Однако аресты в крупном масштабе не имели места. Также не было эксцессов против евреев, за исключением нескольких единичных случаев. Лагерь Терезинштадт[3388] не воздвигался до тех пор пока я находился в должности и я предотвращал строительство концентрационных лагерей в Протекторате также.
Людингхаузен: Чешский доклад обвиняет вас лично в осуществлении антиеврейских мер.Он утверждает, что прежде всего, вы поручили чешскому правительству, то есть, автономному правительству, осуществление антиеврейских законов и что, когда министр-президент Элиас[3389] отказался так делать, вы лично предприняли такие шаги.
Нейрат: Как я только, что сказал, введение антиеврейских законов возникло по приказу Гитлера, то есть, через компетентные власти в Берлине. Представление…
Председательствующий: Доктор фон Людингхаузен, почему вы хотите всё это снова проходить? Подсудимый дал нам показания о том, что он добился отсрочки законов до июня 1939 и что затем были введены Нюрнбергские законы. Он привел, довёл до нас различные обращения которые как он говорит делал; и затем вы читаете ему чешский доклад и пытаетесь, чтобы он снова это проходил, как мне это кажется. Сейчас без четверти 11.
Людингхаузен: Хорошо, тогда я считаю, что на первый вопрос ответ достаточный и мы также разберёмся с вопросом конфискаций.
(Обращаясь к подсудимому)
Чешский доклад далее обвиняет вас в роспуске организаций ИМКА[3390] и ИКВА[3391], и конфискации имущества в пользу германских организаций.
Нейрат: Я должен признать, что я вообще не вспоминаю этих конфискаций. Если роспуск и конфискации имели место до моего отбытия, должно быть это была только полицейская мера.
Людингхаузен: Далее чешский доклад упоминает уничтожение чешской экономической жизни и систематические разграбление чешских запасов сырья и обвиняет вас в данном отношении. Какими являются факты относительно этого?
Нейрат: С создания Протектората, чешская экономика почти автоматически была включена в германскую экономику. Экспортная торговля, на которую в значительной степени работали чешские производства, остановилась на время войны, то есть, не торговала с Рейхом.
Чешская тяжёлая промышленность, в особенности производства Шкода[3392] и производства вооружений, как непосредственно военные производства, были забраны для пополнения германского производства вооружения делегатом Четырёхлетнего плана[3393].
В начале я в особенности пытался избежать распродажи Протектората, которая была бы тяжёлой для населения. Как эффективные средства для данной цели было поддержание таможенных границ которые существовали между Чехословакией и Германией. После жарких конфликтов с берлинскими экономическими ведомствами, я добился сохранения данного таможенного барьера до октября 1940, на год с половиной, хотя он был отменен уже 16 марта 1939.
Мне кажется, я также обвинен в ответственности за вывоз сырья и похожем. В данной связи я хочу сказать, что ведомство делегата Четырёхлетнего плана являлось единственной властью, которое могло предпринимать такие меры.
Людингхаузен: В данной связи я хочу сослаться на распоряжение которое уже приобщалось, распоряжение, датированное 16 марта 1939, номер Нейрат-144 моей документальной книги номер 5. В данном распоряжении я хочу обратить особое внимание на статьи 9 и 10.
(Обращаясь к подсудимому)
Далее вы обвиняетесь в том факте, что обменный курс чешской кроны был установлен как 10 к 1, и таким образом покупке чехословацких товаров благоприятствовалось. Вы ответственны за установление данного курса?
Нейрат: Нет. В распоряжение от 16 марта 1939 относительно создания Протектората — распоряжение в подготовке которого я не принимал участия — уже установило, что обменный курс будет определён правительством Рейха. Насколько мне известно, такой же курс был установлен после включения Судетов в Рейх как и позднее. Официальный курс должен был быть определён, конечно, и это было сделано посредством распоряжения принятого властями в Берлине.
Людингхаузен: В связи с распоряжением датированным 16 марта 1939, которое только, что упоминалось и которое находится под номером Нейрат 144 в моей документальной книге номер 5, я хочу обратить ваше внимание на в особенности на статью 10, которая устанавливала: «Соотношение двух валют, чехословацкой и немецкой друг к другу будет установлено правительством Рейха».
(Обращаясь к подсудимому)
Далее чешский доклад обвиняет вас в том факте, что железные дороги предположительно вывозились и забирались в Германию. Вам, что-либо известно о данном вопросе?
Нейрат: Я ничего не знаю о данном вопросе, и я думаю это точно ошибка. Мне известно лишь то, что в 1940 году были переговоры между железными дорогами Германского Рейха и чешскими государственными железными дорогами, относительно займа вагонов и двигателей без вознаграждения. Но положение в данном деле было таким, что данный подвижный состав мог быть пощажён в Протекторате. Помимо этого, железные дороги в Протекторате, не находились под моим надзором; но они напрямую подчинялись министерству транспорта в Берлине.
Людингхаузен: Я хочу сослаться на статью 8 распоряжения которое я только, что упоминал, распоряжение которое находится под номером Нейрат-144 моей документальной книге 5.
(Обращаясь к подсудимому)
Далее утверждается, что рейхскомиссар в национальном банке Праги прекратил все выплаты за рубеж и конфисковал все вклады в золоте и зарубежных валютах Национального банка.
Вы имели какое-либо отношение к этому вопросу?
Нейрат: Я вообще не имел никакого отношения к данным вопросам. Рейхскомиссар Национального банка Праги был назначен напрямую Рейхсбанком в Берлине, или даже министерством финансов; и он получал от них приказы.
Людингхаузен: Далее чешский доклад заявляет, что вы виноваты или являетесь соучастником, в предположительной конфискации чешских банков и промышленных предприятий германской экономикой.
Нейрат: Германские банки, и также степень германских производств имели реальные интересы в установлении твёрдого основания в экономической жизни Протектората. Однако, это было нечто, что применялось задолго до создания Протектората. Поэтому не было странным, что крупные германские банки, в частности, использовали возможности приобретения чешских запасов и вкладов; и таким образом контролировали капитал в двух банках совместно со своими промышленными вкладами переводившимися в немецкие руки, таким образом который был экономически верным.
Мне кажется упоминался «Union Bank» в чешском докладе, банк который были принят «Deutsche Bank[3394]«; и мне известно в данном случае, достаточно случайно, что инициатива не исходила от немецкой стороны, но скорее от самого чешского «Union Bank». Но ни я ни свои агентства не пытался ускорять данное развитие никоим образом. Помимо этого все предприятия имели чешских генеральных директоров и лишь в нескольких случаях приходили немецкие чиновники. Большая часть всех промышленных производств оставалась чисто чешской как и ранее.