Нейрат: Я не могу сказать, был ли я единственным человеком. Во всяком случае, я был убежден в этом на основании того, что я знал о международных отношениях.
Максвелл-Файф: Таким образом, каково бы ни было положение переводчика Пауля Шмидта, он по крайней мере, знал, какое положение вы занимали в то время. Разве он был неправ, говоря в последней фразе о том, что занимаемое вами положение в тот период было таково, что Гитлер прислушивался к вашему мнению скорее, чем к мнению всех других пронацистских дипломатических кругов из министерства иностранных дел, потому что вы были человеком, который одобрял его. Разве не таково положение вещей?
Нейрат: Я его вовсе не одобрял. Правда, я ему изложил свое мнение об общей ситуации. То, что я был тогда прав, впоследствии подтвердилось.
Максвелл-Файф: Я хочу рассмотреть еще один вопрос; правда, он относится к 1936 году, но, поскольку мы уже затронули вопрос об Австрии, рассмотрим сейчас и этот вопрос.
Вы сказали раз или два, что вы очень серьезно возражали против того, что договор между Австрией и Германией, заключенный 11 июля, называли маскировкой или ширмой. Вы очень серьезно возражали против такой точки зрения. Ведь это правильно?
Нейрат: Да.
Максвелл-Файф: Известно ли вам, что Гитлер дал инструкции гауляйтерам австрийской национал-социалистской партии продолжать борьбу в то же самое время, когда подписывался этот договор?
Нейрат: Нет, это мне неизвестно.
Максвелл-Файф: Разрешите вам напомнить. Я не хочу, делать то, что выглядит нечестным.
(Обращаясь к подсудимому)
Отчет Райнера[3442], которого Трибунал имел возможность допросить. Прошу посмотреть на конец первого абзаца. Он гласит:
|
|
«На соглашение от 11 июля 1936[3443] сильное влияние оказала деятельность этих двух лиц (то есть подсудимого Зейсс-Инкварта и полковника Гляйсе-Хорстенау[3444]). Папен упомянул фюреру о Глясе-Хорстенау как о человеке, которому можно доверять.
Теперь следующий параграф:
«Тогда Фюрер желал увидеть руководство партии…»
Председательствующий: Сэр Дэвид.
Максвелл-Файф: Ваша честь, извиняюсь.
Председательствующий: Вы сказали 97 документальной книги 12?
Максвелл-Файф: Да, ваша честь. Да, ваша честь да; это третий параграф и начинается «Тогда…
Председательствующий: О, да я вижу.
Максвелл-Файф: С позволения вашей светлости:
«В это время фюрер хотел увидеться с руководителями партии в Австрии для того, чтобы сообщить им свое мнение относительно того, что должны делать австрийские национал-социалисты»
Председательствующий: Боюсь, это было «другое время» на которое мы посмотрели. Вы дать нам другое указание?
Максвелл-Файф: Ваша честь, это середина.
Председательствующий: Это 98 в нашей.
Максвелл-Файф: Ваша честь, я извиняюсь. Должно быть, отличается нумерация. Я прошу прощения у вашей светлости.
(Продолжая) «В это время фюрер хотел увидеться с руководителями партии в Австрии для того, чтобы сообщить им свое мнение относительно того, что должны делать австрийские национал-социалисты» В то же самое время Хинтерлейтер[3445] был арестован, а Райнер стал его преемником…
Обратите внимание, это — тот самый человек, который дает эти показания.
|
|
«…преемником и руководителем австрийской партии. 16 июля 1936 г. Райнер и Глобочник[3446] посетили фюрера в Оберзальцберге, где им было весьма ясно объяснено положение вещей, а также были сообщены желания фюрера. 17 июля 1936 г. все гауляйтеры, находившиеся на нелегальном положении, встретились вблизи Зальцбурга, где они получили полнейший отчет от Райнера относительно заявления фюрера и его политические инструкции о ведении борьбы. На этом же самом совещании гауляйтеры получили также организационные инструкции от Глобочника и Хидлера».
Разве Гитлер не говорил своему министру иностранных дел, который наблюдал за заключением этого договора, что он собирался дать гауляйтерам, находившимся на нелегальном положении, инструкции о дальнейшем ведении борьбы? Разве он не говорил вам об этом?
Нейрат: Нет, об этом он мне не сообщал, но я помню — кажется это был тот же доктор Райнер который появлялся здесь в качестве свидетеля — который заявил, что Гитлер вызвал его и остальных гауляйтеров и сказал им, что в будущем они должны строго соблюдать соглашения 1936. Кстати, предмет который вы упоминали вообще не упоминался в документах представлявшихся мне.
Максвелл-Файф: Нет, этого не упоминалось. То, что упоминали это политические инструкции по осуществлению борьбы и организационные инструкции для Глобочника. В любом случае, вы ничего не знали об этом?
Нейрат: Нет.
Максвелл-Файф: Что же, достаточно сложно для вас судить о том был ли договор искренним, если вам не знакомы инструкции данные нелегальной партии в Австрия Гитлером, не так ли?
|
|
Нейрат: Да, естественно.
Максвелл-Файф: Я хочу обратить ваше внимание на заявление Мессершмита[3447], сделанное им в конце 1935 года. Вы помните это заявление? В нем говорится следующее:
«…Европа не сможет избавиться от мифа о том, что фон Нейрат, Папен и Макензен[3448] являются дипломатами старой школы, а не опасными людьми. На самом деле, они являются лишь послушным орудием режима, и именно потому, что внешний мир смотрит на них как на безвредных людей, они могут работать более эффективно. Они могут сеять раздор просто потому, что они распространяют миф о том, что они не поддерживают режим».
Можете ли вы указать нам на какую-либо инструкцию Гитлера, которая была издана до того времени, когда Мессершмит сделал это заявление, то есть до 10 октября 1935 г., и которую вы не выполнили?
Нейрат: Я не совсем понял. Единственная инструкция…
Максвелл-Файф: Ваша честь, я извиняюсь; я неправильно изложил ссылку. Это документальная книга 12, страница 107. Такая ссылка.
(Обращаясь к подсудимому)
Поймите, господин Мессершмит здесь говорит, что вы и подсудимый фон Папен и фон Макензен являлись послушными инструментами режима. Скажите Трибуналу, какое поручение, данное вам Гитлером до 10 октября 1935, вы отказались выполнить. Какое было самое серьезное поручение, от которого вы отказались?
Нейрат: Не одно, а несколько. Я свидетельствовал о том, что много раз я возражал Гитлеру, и я выразился тут о предположениях господина Мессершмита — о важности письменных показаний господина Мессершмита.
Максвелл-Файф: Подсудимый, я представляю это таким образом: что вы скажете Трибуналу до 10 октября 1935, было наиболее серьезной вещью о которой Гитлер приказал вам и вы отказались их осуществлять. Что было самым серьезным — наибольшей значимости?
Нейрат: Что же сгоряча я не могу ответить на данный вопрос. Как я могу знать по какому наиболее серьезному вопросу я возражал? Я возражал всем вещам такого рода.
Максвелл-Файф: Если вы не можете вспомнить о том, что было наиболее серьезным, я больше вас этим не затрудняю, но я хочу…
Нейрат: Что же, представьте их мне, но не берите предположения с потолка, не давая мне шанса их опровергнуть.
Максвелл-Файф: Я прошу вас рассказать, но я перехожу к тому, что представил американский дипломат. Я хочу спросить вас относительно отчета Буллита[3449], с которым, как мне кажется, вы согласны. Ваша честь это Л-150, и это страница 72 документальной книги 12.
Ваша честь, я надеюсь тут нет разницы в нумерации — у меня 72.
Председательствующий: Да; это 74.
Максвелл-Файф: Да, это 74. Ваша честь я извиняюсь.
(Обращаясь к подсудимому)
Итак, это второй параграф. Заявив, что он беседовал с вами, он пишет дальше:
«Фон Нейрат сказал, что политика германского правительства заключалась в том, чтобы не предпринимать активных мер в области внешней политики до тех пор, пока не примирятся с присоединением Рейнской области». Далее он объясняет, что этим он хотел сказать, что до тех пор, пока не будут построены укрепления на бельгийской и французской границах, германское правительство будет делать все возможное для того, чтобы, наоборот, предотвратить, а не поощрять всякий бунт нацистов в Австрии, и будет вести умеренную политику в отношении Чехословакии. Как только наши укрепления будут построены и страны Центральной Европы поймут, что Франция не может вступить на территорию Германии, когда она этого захочет, все эти страны будут иначе проводить свою внешнюю политику, и создастся новая группировка сил».
Вы согласны с тем, что вы говорили это?
Нейрат: Да, конечно. Вчера или позавчера я подробно свидетельствовал о том, что это означает. Более того, нет никакой разницы.
Максвелл-Файф: Я хочу спросить, согласны ли вы с моим пониманием этого высказывания. Вы хотели сказать, что как только ваши фортификации на западной границе будут приведены в должный порядок, вы постараетесь добиться аншлюса[3450] Австрии и получить от Чехословакии обратно Судетскую область. Разве не это означают ваши слова?
Нейрат: Я хотел сказать и сказал, что эти страны, в частности Чехословакия и Франция, изменят свою политику по отношению к Германии, так как они уже не могут больше так легко пройти через ее; границы.
Максвелл-Файф: Подсудимый, вы заметили, что я вам представил? Я думаю это довольно ясно — что тогда, когда вы поставили западные державы перед ремилитаризацией Германии и Рейнланда — то есть в 1935 и 1936 — затем вы дали гарантии Австрии, что сделал Гитлер в мае 1935, и вы заключили этот договор в 1936. Как только вы сделали свои первые шаги, вы повернули против Австрии и Чехословакии в 1938. Я предполагаю, вы понимаете, что вы говорили истинную правду и проповедовали с точностью Кассандры[3451]. Вот что я предполагаю — что вы знали о том, какими являлись эти намерения.
Нейрат: Какими?
Максвелл-Файф: Вы скажете, не так ли?
Нейрат: Вообще нет, вообще нет, вообще нет! Это предположение с вашей стороны не имеющее абсолютно никакого подтверждения.
Максвелл-Файф: Мы далее не спорим про это, потому что мы переходим к ещё одному положению, прежде чем перейдём в 1937.
Вы говорили Трибуналу, не раз, что вы не поддерживали нацистское отношение к христианским церквям, подавление церкви. Я правильно вас понял, не так ли?
Нейрат: Да, именно так.
Максвелл-Файф: Итак, и вы говорите, что вы сопротивлялись и активно вмешивались против репрессий к церкви. Посмотрите на документ 3758-ПС.
Ваша честь, он станет экземпляром Великобритания-516. Ваша честь, ваша светлость найдёт его в документальной книге 12а, страница 81.
(Обращаясь к подсудимому)
Эта запись, которая должна быть честна уже в 1936 в дневнике министра юстиции Рейха:
«Министр иностранных дел Рейха передал, с личной запиской для конфиденциального сведения, письмо от государственного секретаря, кардинала Пачелли[3452]«— то есть нынешнего папы — «германскому послу в Ватикане, в котором он призывает к помилованию главного викария Зельмайера. Он, министр иностранных дел Рейха, заметил на это, что после тяжких нападок на германскую юстицию со стороны святого престола в ноте от 29 января, по его мнению не имеется причины демонстрировать Ватикану какое-либо почтение к Ватикану. Однако, он рекомендовал, по причинам внешней политики не позволять нашим хорошим личным отношениям охладиться».
Итак, подсудимый, вы расскажите мне что-нибудь о том, что показывало малейший личный интерес в судьбе отца Зельмайера, или вы заботились лишь в демонстрации твёрдого фронта Ватикану и не утрате своих хороших отношений с кардиналом Пачелли?
Людингхаузен [3453]: Господин Председательствующий, документ только, что был представлен мне; у меня вообще не было возможности просмотреть документ и проинформировать себя о нём. Также, я не знаю о том, чтобы во время данного суда говорилось о дневнике министра юстиции Рейха. Поэтому, я не в состоянии судить о том, как министр юстиции Рейха вообще мог сделать такую запись.
Поскольку данная запись видимо, вырвана из контекста, мне невозможно сформировать какого-либо рода мнение о картине значимости данной записи в целом, и естественно ещё это менее возможно для подсудимого.
Поэтому я протестую против допустимости данного вопроса и против приобщения документа.
Максвелл-Файф: Это совершенно подходящий захваченный документ. Это копия из оригинального дневника министра юстиции Рейха и поэтому допустима против подсудимого.
Председательствующий: Доктор фон Людингхаузен, вы можете увидеть оригинал.
Максвелл-Файф: Ваша честь, действительно, мне только, что сказали мои американские коллеги, что данный дневник использовался ранее, что отрывки представились в деле против подсудимого фон Шираха.
Нейрат: Господин Председательствующий, у меня нет возражения…
Людингхаузен: Я не могу понять ни слова, господин Председательствующий. Я извиняюсь, я не могу понять. Теперь я слышу.
Председательствующий: Когда вы делаете возражение, следите за тем, чтобы аппарат работал.
Я сказал о том, что вы можете посмотреть на оригинальный документ. И мне сейчас сказали, что оригинал документа использовался ранее, и что поэтому ничего не мешает использовать данный документ в перекрёстном допросе. Это захваченный документ, и вы можете видеть оригинал.
Людингхаузен: Господин Председательствующий, я этого не знал.
Максвелл-Файф: То, что я вам представил подсудимый, это то, что министр юстиции не волновался за отдельного священника, о котором пожаловались; это просто касалось ваших отношений с Ватиканом и кардиналом Пачелли, которым он тогда являлся. Это типично для ваших вмешательств? Это типично для ваших вмешательств за священников с которыми плохо обращались?
Нейрат: Я естественно не могу больше вспомнить данный случай, но то как это представлено в записи было совершенно оправданным. Согласно записи, я сказал, что у нас нет причины показывать какоё-либо особое почтение после того как государственный секретарь, кардинал или папа атаковали германскую юстицию, но о том, что как министр иностранных дел я считал важным не беспокоить наши отношения с Пачелли. Я не могу понять какие выводы вы хотите из этого сделать.
Максвелл-Файф: Что же, Что же, я не хочу пересекать поле моих советских коллег, но вы знаете, что чешский доклад обвиняет вас, с полной беспристрастностью в том, что касалось сект, ваше правительство плохо обращалось с католиками, протестантами, чешской национальной церковью и даже греческой церковью в Чехословакии. Вам известно о том, что все эти церкви страдали во время вашего протекторства — вы согласны в том, что все эти церкви пострадали при вашем протекторстве.
Нейрат: Нет, вообще нет.
Максвелл-Файф: Хорошо. Я не хочу вдаваться в подробности, но я предположу вам, что ваша забота о различных религиозных конфессиях не заходила слишком далеко.
Нейрат: Это вновь утверждение с вашей стороны которое вы не можете подтвердить.
Максвелл-Файф: Что же, я хочу представить вам одну вещь. Вы помните, что говорили Трибуналу этим утром о превосходных отношениях которые были у вас с архиепископом Праги?
Нейрат: Я сказал, что у меня были хорошие отношения с архиепископом.
Максвелл-Файф: Я хочу, чтобы вы взглянули не эту копию.
Ваша честь, это копия, но генерал Эчер[3454] гарантировал мне, что он сможет получить оригинал из дел чешского правительства. Я получил его лишь полчаса назад. Генерал Эчер, который здесь от Чехословакии, сказал, что он может получить оригинал.
Ваша честь, это документ Д-920, и он будет экземпляром Великобритания-517:
«Ваше превосходительство, глубокоуважаемый господин протектор Рейха:
«Ваше последнее письмо доставило мне столь много печали, потому что я не смог из него почерпнуть, что даже ваше превосходительство готово поверить мне — что я потерял сознание и должен был вызвать профессора университета доктора Журасика, который оставался у моей кровати час — он снова прибыл сегодня, вместе со специалистом по внутренним болезням…»
И затем он привёл имя.
«Ваше превосходительство может быть уверено в том, что я всегда делаю все, что могу, чтобы услужить вам. Но пожалуйста, пощадите меня, и не требуйте того, чтобы я действовал вопреки законам церкви.
«Ваш, и т.д., кардинал Карл Кашпар[3455], архиепископ».
Вы это помните?
Нейрат: Я не могу сказать к чему это относится. У меня нет идеи; в нём нет ничего, и я не могу сказать вам к чему оно относится.
Максвелл-Файф: Вы не можете вспомнить тот повод, по которому архиепископ написал вам и сказал вам в отношении того, что он заболел, что он страдал и умолял вас не просить его делать нечто против законов церкви? Это не осталось в вашей памяти, не так ли?
Нейрат: Нет.
Максвелл-Файф: Хорошо, мы оставим это. А теперь, я хочу, чтобы вы мне сказали, перед тем как перейдём к событиям 1937. Вы помните, что вы вчера разбирались с вашей речью — я думаю, она была к Академии германского права[3456]. Вы помните речь в августе 1937? Я могу привести вам ссылку. Вы хотите посмотреть на неё?
Нейрат: Мне требуется только ссылка на то где я говорил.
Максвелл-Файф: Вы помните её, я лишь хотел сэкономить время. Вы не помните? Я представлю вам ее, если хотите. Это речь от 29-го августа 1937, и я сейчас дам вам ссылку. О чём я хотел вас спросить — вы говорил:
«Единство расовой и национальной воли в нацизме с беспрецедентной самоотдачей сделало возможным внешнюю политику, посредством, которого цепи Версальского договора[3457] были разбиты».
Что вы имели в виду под «единством расовой воли» предоставленной нацизмом?
Нейрат: Под этим я подразумевал, что все немцы были едины больше чем раньше. В настоящую дату я уже не могу сказать вам, что это означало. Но вместе с тем я просто установил факт.
Максвелл-Файф: Я понял. Теперь скажите мне. Это было в августе 1937. Вы говорили Трибунала в том отношении, что слова Гитлера 5-го ноября 1937, повлияли на вас, и ваш защитник представил заявление баронессы фон Риттер. После данных слов…
Нейрат: В ноябре?
Максвелл-Файф: Да, в ноябре 1937.
Нейрат: Именно так.
Максвелл-Файф: Итак, после этих слов имевших эффект, с кем вы обсуждали их среди людей которые присутствовали в беседе Хоссбаха[3458]?
Нейрат: Данная речь произносилась вообще не в Берхтесгадене. Это ошибка; это было в Берлине, это обращение.
Максвелл-Файф: Я не сказал Берхтесгаден; я сказал на совещании Хоссбаха. Мы называем это совещание Хоссбаха потому, что он вёл протокол.
Нейрат: Я уже говорил вам вчера с кем я говорил, генералом фон Фричем[3459] и с Беком[3460], который тогда являлся начальником генерального штаба; и также я свидетельствовал, что мы согласовали, что тогда объединнено возразим Гитлеру и тенденции открывшейся данной речи.
Максвелл-Файф: Вы говорили о ней с Гитлером?
Нейрат: Да. Я вчера подробно свидетельствовал, что у меня не было шанса поговорить с Гитлером до 14 или 15 января, потому что он покинул Берлин и я не мог увидеть его. Это была там самая причина, почему я попросил тогда отставку.
Максвелл-Файф: Вы говорили об этом с Герингом или Рёдером?
Нейрат: Нет.
Максвелл-Файф: Я хочу, чтобы вы оказали мне в нескольких словах относительно тайного совета, в который вы были назначены после того, как покинули министерство иностранных дел.
Я попрошу, подсудимый, посмотреть только на первые две фразы о заседании 5-го ноября?
Ваша честь, это страница 81 в английской документальной книге 12 и странице 93 немецкой документальной книги.
«Фюрер вначале заявил, что вопрос, который будет разбираться на сегодняшнем совещании, является настолько важным, что детальное его обсуждение, безусловно, потребовало бы в другом государстве обсуждения на совещании кабинета в полном составе. Однако он, фюрер, решил не обсуждать этот вопрос в широком кругу кабинета Рейха именно потому, что он является столь важным».
Затем, если вы посмотрите на список присутствовавших, вы увидите, что там был фюрер, военный министр, три главнокомандующих, а также министр иностранных дел.
Подсудимый, предположим, что в феврале или марте 1938 года Гитлер захотел бы обсудить вопрос об Австрии на совещании кабинета в таком же узком кругу лиц. Давайте посмотрим, кто бы занял места тех, кто присутствовал на этом совещании. Вместо Бломберга и фон Фрича присутствовали бы подсудимый Кейтель как начальник ОКВ и фон Браухич[3461] как командующий сухопутными силами, не так ли?
Нейрат: Да, я полагаю, что так.
Максвелл-Файф: В действительности Геринг и Рёдер сохраняли свои посты. Подсудимый фон Риббентроп занял ваш пост, а вы являлись председателем тайного совета. Ламмерс был секретарем кабинета, а Геббельс[3462] занял более важный пост — министра пропаганды.
Ваша светлость, найдёт это на странице 8 документальной книги 12; и это страница 7 немецкой документальной книги.
Я хочу, чтобы вы посмотрели сейчас, кто были люди, которые образовали секретный правительственный совет.
(Обращаясь к подсудимому)
Вы видите, кто сюда входят: подсудимый Риббентроп, подсудимый Геринг, заместитель фюрера подсудимый Гесс, доктор Геббельс, начальник рейхсканцелярии Ламмерс, фон Браухич, Рёдер и Кейтель. Вы говорите, насколько я вас понял, что этот тайный совет фактически не существовал и в действительности вообще не собирался. Это правильно?
Нейрат: Да.
Максвелл-Файф: Почему тогда вы как председатель секретного правительственного совета имели специальные фонды на получение дипломатической информации?
Нейрат. Я не получал никаких фондов. Я хочу знать…
Максвелл-Файф: О, неужели?
Нейрат: Нет.
Максвелл-Файф: Тогда я попрошу вас посмотреть на документ ПС-3945. Это письмо от 28 августа 1939 г. от Ламмерса вам лично.
«В соответствии с вашим требованием я передал советнику Кёппену сумму в 10000 рейхсмарок, которая предоставлена в ваше распоряжение для специальных расходов на получение дипломатической и политической информации».
«Я прилагаю проект отчета, демонстрирующий как были использованы деньги, с просьбой направить мне проект после исполнения, как позднейшее в конце финансового года».
И если вы перевернёте на следующую страницу, 131, вы увидите, что в конце марта, что было ближе к концу финансового года, вы подписали расписку, которая гласила:
«Я получил 10000 рейхсмарок из рейхсканцелярии для специальных расходов на получение дипломатической информации».
Скажите нам теперь, почему вам выдавались специальные суммы на получение дипломатической информации?
Нейрат: Да, это я вам могу сказать. Это выражение я употребил по просьбе Ламмерса, руководившего казначейством рейхсканцелярии, для того, чтобы получить деньги на содержание моего бюро, а именно для оплаты машинистки и секретаря. Я не помню, как называлось это учреждение, перед которым я должен был отчитаться. Да, это было министерство финансов. У меня не было особого бюджета. Ламмерс потребовал, чтобы я употребил это выражение. Это можно видеть из расписки.
Максвелл-Файф: Я сошлюсь еще на другие письма. Но я хочу только знать, почему было необходимо, чтобы расходы на машинистку и секретаря не подвергались проверке?
Ваша честь это страницы 134 и 135.
Нейрат: Я уже сказал, что…
Максвелл-Файф: На странице 143 вы найдете ваше письмо, адресованное Ламмерсу. Вы пишете: «Для моего бюро нужны специальные дотации на расходы, которые, как мне кажется, не следует подвергать контролю».
Почему вы считали, что не следует контролировать расходы на секретаря и машинистку?
Нейрат: Я в настоящий момент не могу этого сказать. Но я не расходовал никаких средств на получение дипломатической информации. Это лишь расходы на бюро, которые здесь изложены. И для этого в конце письма которое вы мне представили есть…
Максвелл-Файф: А теперь…
Нейрат: Пожалуйста, позвольте мне закончить моё заявление.
Максвелл-Файф: Разумеется.
Нейрат: Здесь есть доклад мне, от меня — от этого секретаря, в котором говорится — нет, это не то письмо, о котором я подумал.
Максвелл-Файф: Что же, а теперь, если вы закончили, я ожидал того, что вы скажете, что это были канцелярские расходы. Я прошу вас посмотреть на документ ПС-3958.
Ваша честь, это будет экземпляр Великобритания-519.
(Обращаясь к подсудимому)
Я представлю то, что показывает, что ваши канцелярские расходы производились из обычного бюджета. Это письмо от 8 апреля 1942 г., адресованное вам.
Председательствующий: Оно в этой книге?
Максвелл-Файф: Да, ваша честь; я извиняюсь. Это 140. Я прощу прощения у вашей светлости.
(Обращаясь к подсудимому)
В этом письме, адресованном вам, говорится:
«Министр финансов Рейха дал свое согласие на то, чтобы ваши запросы на бюджет на 1942 год были предусмотрены в плане № 1. Поэтому я не возражаю против того, чтобы ваши необходимые запросы были удовлетворены даже до того, как будет утвержден этот план, в пределах следующих сумм:
«На личные административные расходы до 28 500 марок, на официальные административные расходы до 25 500 марок, итого 54 000 рейхсмарок».
Суммы на личные расходы и расходы по содержанию аппарата вы получили в тот же самый период, когда вы получили эти дополнительные суммы. Таким образом, если эта сумма в 10000 марок, которую вы получали время от времени, не предназначалась на содержание аппарата, то я хочу, чтобы вы оказали Трибуналу, для чего же в действительности она предназначалась?
Нейрат: Да, я был бы очень благодарен, если бы мне также говорили об этом, так как я больше я не знаю.