Максвелл-Файф: Почему же вы оставались членом правительства, которое прибегало к убийству в качестве орудия политического воздействия?
Нейрат: Я здесь уже дважды говорил, что, к сожалению, при таких революциях всегда бывают перегибы.
Максвелл-Файф: Давайте сейчас перейдем к другой области вашей деятельности в 1934 году. Вы знали о террористических актах, имевших место в Австрии в мае и июне 1934 года, не так ли? Я хочу, чтобы вам было совершенно ясно, что я подразумеваю под террористическими актами. Я имею в виду взрывы на австрийских общественных предприятиях, железных дорогах и т. д. Я говорю о динамите, а не о чем-либо отвлеченном. Вы знали, что такие действия имели место в Австрии в мае и июне 1934 года, не так ли?
Нейрат: Да, я знал об этом и всегда выступал против этого, потому что я знал, что эти террористические акты — это я хочу еще раз подчеркнуть — в большинстве случаев проводились австрийскими нацистами.
Максвелл-Файф: Какую должность занимал фон Кепке в вашем министерстве 31 мая 1934?
Нейрат: Он был министериальдиректором.
Максвелл-Файф: Это весьма ответственная должность, не так ли?
Нейрат: Да.
Максвелл-Файф: Помните ли вы, что фон Кепке докладывал вам 31 мая 1934 г. о посещении им барона фон Вехтера[3429]?
Нейрат: Нет, я не припоминаю этого.
Максвелл-Файф: Барон фон Вехтер был одним из руководителей путча против Дольфуса, который имел место шесть недель спустя, то есть 25 июля. Разве вы не помните, что фон Кепке представил вам отчет, который вы затем передали Гитлеру.
Нейрат: Нет, я не припоминаю этого.
Максвелл-Файф: Хорошо, давайте освежим вашу память, если вы забыли. Посмотрите на документ Д-868, который я представляю в качестве доказательства под номером Великоритания-515. Посмотрите, пожалуйста, на этот документ и обратите особое внимание на подписи. И если вы внимательно посмотрите на верхнюю часть документа, то я думаю, что вы найдете в самом подлиннике ваши собственные инициалы. И на левой стороне есть пометка: «Рейхсканцлер проинформирован 6/6» Это 6-е июня. Там инициал «Л» Ламмерса[3430] — доктора Ламмерса. Затем выше есть пометка о том, что «От рейхсканцлера 6-го июня», также я думаю с инициалами Ламмерса. И на другой стороне вы увидите, что есть пометка, которая точно с инициалом «Ламмерс» «Хабихт[3431] прибывает сегодня…Л 6/6». И в тот же день этот меморандум был возвращен рейхсканцлером в министерство иностранных дел. Сейчас посмотрим, что за отчеты вы получали из Австрии и передавали Гитлеру. Если вы особенно не возражаете, то мы опустим параграф 1, где дается описание внешности барона фон Вехтера. Но далее говорится, что:
«Его заявления были, очевидно, даны в полном сознании громадной ответственности, лежащей на нем. Его оценка всего происходящего и тех лиц, о которых он упоминал, являлась ясной и определенной. Фон Вехтер также нарисовал мне картину положения в Австрии, которое по его описанию было даже более мрачным и более серьезным, чем это нам казалось до сих пор. Повстанческие тенденции национал-социалистов в Австрии неуклонно возрастают. Число террористических актов также растет. Независимо от того, кто действительно производит эти разрушения и совершает террористические акты в отдельных случаях, каждый такой акт вызывает новую волну повстанческих действий. Фон Вехтер неоднократно с сожалением подчеркивал, что в действиях не хватало единого руководства. СА делала все, что хотела, и все, что она считала необходимым. Политическое руководство в это время стало проводить такие мероприятия, которые в некоторых случаях приводили к противоположным результатам. Таким образом, крупный террористический акт, в результате которого были взорваны железнодорожные линии, ведущие в Вену, был, несомненно, совершен не марксистами, членами австрийской организации СА, против желания политического руководства, которое, как он считал, не принимало никакого участия ни в самом совершении этого акта, ни в приготовлении к нему. Такова картина, описанная в целом. Если говорить несколько подробнее, то следует указать, что в отдельных провинциях, округах царит еще большая неразбериха».
Далее он говорит о том, что главным очагом беспорядков является Каринтия, где в этом отношении дела обстоят хуже всего. И далее:
«фон Вехтер считает необходимым навести полный порядок в самые кратчайшие сроки, а именно — объединить под единым руководством всех действующих в интересах национал-социализма в самой Австрии и вне ее. Личные вопросы не должны играть здесь никакой роли. Решающее слово в этой связи будет иметь, конечно, только сам фюрер. Он же, Вехтер, полностью согласен с Хабихтом по всем этим вопросам. Насколько он знает, Хабихту уже удалось иметь сегодня короткую беседу с канцлером».
Остановимся ненадолго на этом факте. Примерно в то время Хабихт был назначен пресс-атташе при германском посольстве в Вене. Это назначение Хабихта на пост пресс-атташе должно было исходить от вас или было произведено с вашего одобрения, не так ли? Это входило в ведение вашего министерства?
Нейрат: В данный момент я не знаю этого точно, но я припоминаю, что Габихт был ландсляйтером в Мюнхене, и не знаю ничего о том, был ли он вообще назначен в Вену в качестве пресс-атташе.
Максвелл-Файф: Вы можете поверить мне, что он действительно поехал в Вену в качестве пресс-атташе в мае 1934 года, а сейчас я хочу вас спросить лишь о том, по вашему ли приказу или с вашего согласия он был назначен на пост, который дал ему дипломатический иммунитет в разгар его заговорщической деятельности?
Нейрат: Если Хабихт и был в Вене, так без моего ведома и без моего утверждения. Очевидно, он был назначен туда министерством пропаганды, которому подчинялись работники прессы.
Максвелл-Файф: Вы, подсудимый, конечно, согласитесь со мной в том, что это не весьма приятный документ. Разрешите напомнить вам о том, что этот документ поступил к вам от вашего министериальдиректора и был передан фюреру, а затем этот документ был возвращен Ламмерсом с примечанием: «Хабихт зайдет сегодня».
Нейрат: К фюреру?
Максвелл-Файф: Да.
Нейрат: Господин обвинитель, я обращаю ваше внимание на то, что здесь все время речь ведется об австрийских нацистах. К австрийским нацистам я не имел никакого отношения.
Максвелл-Файф: Я хочу указать вам лишь на то, что этот документ, документ министерства иностранных дел, был переслан рейхсканцлеру, а возвращен он был 6 июня со следующим примечанием Ламмерса: «Хабихт зайдет сегодня». Вы должны были знать о Хабихте 6 июня. Об этом упоминается в данном отчете.
Нейрат: Об этом там не говорится. Я получил от Ламмерса записку, показывающую, что Хабихт был у рейхсканцлера. Я послал этот отчет моего министериальдиректора рейхсканцлеру для того, чтобы он убедился в том, каково положение в Австрии. Вот какова была причина.
Максвелл-Файф: Вы помните, что несколько дней назад фон Папен давал свои показания, и когда я спросил его о том, кто были эти видные деятели Рейха, которые оказали влияние на путч в Австрии в июне 1934 года, то он после долгого раздумья смог припомнить только одногиз них, который оказывал влияние на путч[3432], а именно Хабихта?
Нейрат: Да.
Максвелл-Файф: Хорошо, я заявляю вам о том и хочу, чтобы вы подтвердили это, что вы прекрасно знали, что 6 июня 1934 г. Хабихт, этот видный деятель Рейха, согласно показаниям фон Папена, организовал путч в Австрии. Вы это подтверждаете?
Нейрат: Но как вы приходите к такому выводу? Хабихт вообще никогда не был у меня, а был у рейхсканцлера.
Максвелл-Файф: Вы видели этот отчет вашего министериальдиректора, я только что зачитал высказывания фон Вехтера.
Нейрат: Но там ни слова не сказано о господине Хабихте.
Максвелл-Файф: Да, я только что зачитал вам это. Разрешите напомнить вам;
«Решающее слово в этой связи будет иметь, конечно, только сам фюрер, Он же, Вехтер, полностью согласен с Габихтом по всем этим вопросам»,
Другими словами, в сообщениях, которые Вехтер передавал министерству иностранных дел, он высказывал не только собственное мнение, но и мнение Хабихта.
Нейрат: Да, там сказано об этом. Так вот, обо всех этих террористических актах и беспорядках, которые здесь описываются, я довел до сведения рейхсканцлера.
Максвелл-Файф: Обратите внимание на то, что написано в этом отчете в конце страницы:
«Но так как тем временем ничего не последовало и с другой стороны, меры австрийской администрации с каждым днём становились все более и более жестокими, то вновь выступили радикальные элементы с заявлением о том, что канцлер издал свой приказ, исходя только из тактических соображений, в то время как внутренне он одобрял любое мужественное действие со стороны оппозиции, и что он своей истинной политической целью считал лишь ослабление ненавистной системы Дольфуса[3433], но таким путем, чтобы другие страны, по возможности, не смогли говорить о каком-либо постороннем вмешательстве. Сейчас они руководствуются в своей работе этим принципом».
Послушайте следующую выдержку, его совет вам — наиболее близкое к истине предупреждение об опасности, которым когда-либо располагал любой министр иностранных дел:
«В ходе обсуждений приходится постоянно сталкиваться с этой идеей, которая тайно распространяется. В ближайшее время должны быть сделаны соответствующие изменения и установлено единое руководство... иначе, — как фон Вехтер заканчивает свое выразительное описание, — каждый день может произойти такая катастрофа, которая приведет к самым худшим последствиям с точки зрения внешней политики не только для Австрии, но прежде всего и для Германии».
Затем разговор прерывается, фон Вехтеру вручают телефонограмму, в которой говорится, что для него будет лучше, если он не возвратится в Вену, в противном случае он будет арестован по приезде, а через шесть недель он начал путч, и канцлер Дольфус бы застрелен. Вы помните об этом? Разве в начале июня 1934 года не знали о том, что существовала очень серьезная угроза восстания и больших бедствий для Австрии?
Нейрат: Совершенно очевидно. По этой причине я и послал отчет канцлеру. Я не мог вмешиваться в дела Австрии.
Максвелл-Файф: Может быть, вы ответите на тот вопрос, на который не смог ответить подсудимый фон Папен. Кто, по вашему мнению, были эти другие видные деятели Германского Рейха, которые стояли за путч, направленный против правительства Дольфуса в Австрии? Вы заявляете,
что вы не принадлежали к числу этих деятелей. Кто же, по вашему мнению, были эти личности, о которых упомянул фон Папен как о лицах, стоящих за путч, направленный против Дольфуса?
Нейрат: Я вообще никого не знаю. Я знал только Хабихта как личность, против которой я все время протестовал перед Гитлером, так как он занимался натравливанием. Какого-либо другого немца из Германии я не знал. Все остальные — это австрийские национал-социалисты, которые здесь очень часто упоминаются, но которых я не знал.
Максвелл-Файф: Я о них не говорю. Я говорю о тех видных деятелях Германского Рейха, о которых говорил подсудимый фон Папен, а сейчас я пытаюсь выяснить, кто были эти деятели. И вы продолжаете утверждать, что единственное лицо, которое вы помните, это пресс-атташе Хабихт? Это все, что вы можете оказать Трибуналу в выяснение этого вопроса?
Нейрат: Я уже сказал, я никого не знаю.
Максвелл-Файф: Придерживаетесь ли вы того мнения, что ваш сотрудник министерства Рит ничего не знал об этом, несмотря на то, что сказал Мессершмит по этому поводу? Вы думаете, что Рит ничего не знал об этом путче?
Нейрат: Я не знаю, насколько был осведомлен Рит, но вы знаете, что я тотчас же отозвал его, когда он вмешался в это дело. Вообще я всегда запрещал послам и посланникам вмешиваться в такие дела.
Максвелл-Файф: Вы все-таки не сомневаетесь в том, что Рит знал о готовившемся путче?
Нейрат: Нет, я очень сомневаюсь в том, что он точно знал о нем. Я не думаю этого, потому что он не был таким человеком.
Максвелл-Файф: Во всяком случае, вы знали о том, что 25 июля австрийские нацисты провели этот путч и убили Дольфуса?
Нейрат: Но это же не было тайной.
Максвелл-Файф: Нет, я это знаю. Многие из этих событий не были тайной. Меня интересует ваша осведомленность, а именно — когда вы об этом узнали?
Нейрат: После этого, да.
Максвелл-Файф: Но разве после этого вы не колебались, следует ли вам дальше оставаться в правительстве, которое распространяло свою политику убийства из своей страны за границу через посредство своих агентов в Австрии?
Нейрат: Если бы я был ответственен за каждого отдельного убийцу, за каждого отдельного немецкого убийцу, действовавшего за границей, то у меня, вероятно, было бы слишком много дела.
Максвелл-Файф: Вы знали, и я вам напомню сейчас о том, что австрийская нацистская партия была в тесном контакте с Гитлером и все время действовала согласно приказам Гитлера, когда Гитлер стоял во главе вашего правительства? Вы это отлично знали, не так ли?
Нейрат: Но он же был главой НСДАП[3434], руководителем этой партии, и то, что они с ним сотрудничали, — это вполне естественно.
Максвелл-Файф: Да. Итак, есть ещё одно положение…
Нейрат: Да. Я хочу рассказать вам кое-что ещё: я постоянно протестовал Гитлеру, вместе с господином фон Папеном, о том факте, что этот господин Хабихт делал такие вещи.
Максвелл-Файф: Мы принимаем это сейчас. Я лишь хотел отметить один факт. Он соответствует вашим воспоминаниям: я изучил все доклады подсудимого фон Папена; и помимо этого три личных доклада, два касавшихся фон Чиршки и один о нападке от Гитлера, у которого нет политического значения, у нас есть 28 докладов. Девятнадцать из этих докладов отмечены как копии для министерства иностранных дел. Вашим воспоминаниям соответствует, что три четверти докладов господина фон Папена поступили к вам?
Нейрат: Так поздно, я этого не скажу.
Максвелл-Файф: Господин фон Нейрат, вы совершенно правы. Вам неизвестно, сколько поступило к вам, но вы говорите, что видели значительное количество докладов господина фон Папена. Я думаю было 19; Я уверен вы можете принять, что они помечены — 19 помечены «направлено министерству иностранных дел».
Нейрат: Мне кажется, да; но вопрос в том, сколько было представлено мне, так как я не получал каждый отдельный доклад от каждого посла или посланника за рубежом. Иначе бы я утонул в бумагах.
Максвелл-Файф: Я полностью согласен; но то, о чём я вас спросил, вы получали их от господина фон Папена, который предполагался как находящийся в достаточно особом положении для решения сложной проблемы? Вы получили значительное количество от господина фон Папена Гитлер направленных вам.
Нейрат: Я могу вам сказать, лишь то, что я получал некоторые доклады но точно не все. Сегодня я не могу вас сказать большего.
Максвелл-Файф: Ваша честь, вероятно, было бы удобно прерваться?
Председательствующий: Мы прервёмся.
(Объявлен перерыв до 14 часов)
Вечернее заседание
Максвелл-Файф: Подсудимый, я хочу выяснить некоторые факты, относящиеся к 1935 году. 10 марта Германия заявила о создании воздушного флота, а 16 марта вы, по-моему, в числе других подписали закон об обязательной воинской повинности. Вы уже говорили об этом, и я не хочу снова возвращаться к этому вопросу. Я лишь хочу спросить вас относительно, секретного закона об обороне Рейха от 21 мая 1935. Посмотрите; на замечания генерала Томаса[3435], касающиеся этого вопроса.
Ваша честь это на странице 52 документальной книги 12. Это почти, что страница 71 немецкой документальной книги.
Председательствующий: Номера 12а или б?
Максвелл-Файф: Ваша честь, номер 12. Это оригинал; ваша честь, страница 52.
Максвелл-Файф: Он пишет:
«Общая централизация верховной власти в Рейхе, которая была декретом установлена на случай войны, повлияла на развитие и организацию военной экономики в такой степени, что необходимо обсудить этот вопрос подробно. Основа для организации централизованной верховной власти в Рейхе на случай войны была заложена еще до 1933 года в большом числе декретов и резолюций совещаний, но она радикальным образом была изменена, когда национал-социалисты пришли к власти, и в особенности после смерти президента Гинденбурга. Новые положения были сформулированы в законе об обороне Рейха от 21 мая 1935. Он должен был быть объявлен только: в случае войны, но был введен в действие уже во время проведения подготовки к войне. Поскольку этот закон определял обязанности вооруженных сил и других властей Рейха на случай войны, он также являлся основным распоряжением, на основе которого должна была развиваться деятельность организаций, ведающих военной экономикой».
Помните ли вы, что в тот же день подсудимый Шахт был назначен уполномоченным по вопросам военной экономики?
Вы понимали в то время, подсудимый, что этот закон являлся основой для развития деятельности организации, ведавшей военной экономикой?
Нейрат: Да, но только на тот случай, если начнется война, то есть на случай мобилизации.
Максвелл-Файф: Видите ли, я пытаюсь вам пояснить то, что этот закон был введен в действие для проведения подготовки к войне. Разве вы не понимали тогда, что это был большой шаг вперед в деле военной подготовки?
Нейрат: Ни в коей мере. Это вовсе не было большим шагом вперед. Это была лишь констатация необходимости, которая могла возникнуть в случае войны. Как и в любой другой стране, необходимо было гарантировать сотрудничество всех учреждений на случай нападения. Как
раз в данном законе это и устанавливается.
Максвелл-Файф: Такова ваша точка зрения? Правильно ли будет сказать, что в то время, до мая 1935 года, министерство иностранных дел Германии все еще было укомплектовано дипломатами старой школы и поэтому еще не было наводнено людьми из бюро Риббентропа[3436]? Так ли это?
Нейрат: Да, это так.
Максвелл-Файф: Вы получали какое-либо предупреждение от вашего собственного персонала относительно событий в Австрии или о вооружении, о введении воинской повинности и создании воздушного флота?
Нейрат: Как вы можете судить о этом, что я был информирован относительно событий в Австрии на основании отчета, который был предъявлен ранее. Что касается вооружения, то решение о нем было принято кабинетом. Я, конечно, знал об этом.
Максвелл-Файф: Да, но — я извиняюсь, возможно, я не придал правильного акцента слову. Когда я сказал предупреждение, я имел в виду официальное предупреждение от ваших сотрудников об этих событиях, создающих к Германии отношение как к кровожадной и воинственной. Вы получали какие-либо предупреждения от своих сотрудников?
Нейрат: Разумеется, нет, так как не в этом дело, и если какие-либо утверждения и делались за рубежом, они точно не являлись правдой.
Максвелл-Файф: Посмотрите на документ ПС-3308. Это письменное показание, -данное под присягой переводчиком Паулем Шмидтом.
Ваша честь это страница 68 документальной книги 12а, и страница 65 или 66 немецкой версии Параграф 4.
(Обращаясь к подсудимому)
Итак, позвольте мне зачитать вам параграфы 4 и 5, вот что говорит Пауль Шмидт[3437]:
«4. Попытка провести путч в Австрии и убийство Дольфуса 25 июля 1934 г. серьезно обеспокоили сотрудников министерства иностранных дел, потому что эти события дискредитировали Германию в глазах всего мира. Было общеизвестно, что путч проводился партией, и практически эта попытка провести путч так непосредственно следовала за кровавой чисткой в Германии, что приходилось думать об однотипности нацистских методов как внутри страны, так и вне ее». Подсудимый, я попрошу вас сказать, правильно ли говорит Шмидт о том, что попытки совершить путч и убийство Дольфуса серьезно обеспокоили сотрудников министерства иностранных дел? Данная обеспокоенность о попытке путча вскоре была осложнена осознанием того факта, что эти эпизоды привели к франко-советскому консультативному пакту от 4 декабря 1934, оборонительном соглашении, которое расценивалось как предупреждение нацистам».
Подсудимый, я попрошу вас сказать, правильно ли говорит Шмидт о том, что попытки совершить путч и убийство Дольфуса серьезно обеспокоили сотрудников министерства иностранных дел?
Нейрат: Это обеспокоило не только сотрудников моего министерства, но и меня самого.
Максвелл-Файф: И взяв последнее предложение:
«Данная обеспокоенность» — то есть волнения из-за путча — «о попытке путча вскоре была осложнена осознанием того факта, что эти эпизоды» — кровавая чистка и путч — «привели к франко-советскому консультативному пакту от 4 декабря 1934, оборонительном соглашении, которое расценивалось как предупреждение…»
Максвелл-Файф: Правильно ли, что беспокойство среди ваших сотрудников усилилось в результате признания того обстоятельства, что кровавая чистка и путч обеспокоили Францию и Советский Союз в отношении позиции, занимаемой Германией?
Нейрат: Нет, это частное мнение переводчика Шмидта.
Максвелл-Файф: Нет, подсудимый, это не о вас. То, что говорил переводчик Шмидт являлось мнением вашего опытного штата министерства иностранных дел и это я представляю вам. Он не прав говоря, что ваш опытный штат был обеспокоен этими событиями в отношении консультативного пакта?
Нейрат: Никак нет.
Максвелл-Файф: Что, же в любом случае…
Нейрат: Я могу лишь повторить, две вещи не связаны друг с другом.
Максвелл-Файф: В последнем заявлении он верен в том, что соглашение расценивалось как предупреждение нацистам?
Нейрат: Это я не могу сказать; я не знаю.
Максвелл-Файф: Что же, теперь, посмотрите на следующий параграф.
«За объявлением в марте о создании германских воздушных сил и введении призыва последовало заключение пакта о взаимопомощи[3438] между Францией и Советским Союзом. Кадровый персонал министерства иностранных дел отнёсся к этому как к очень серьезному предупреждению о потенциальных последствиях германской внешней политике, но нацистские лидеры лишь ужесточили своё отношение к западным державам, заявив, что их не запугать. Тогда кадровые сотрудники по крайней мере выражали свою озабоченность министру иностранных дел, Нейрату. Я не знаю выражал или нет Нейрат такие выражения озабоченности Гитлеру»
Итак, просто рассмотрим это. Вы — согласны, что кадровый персонал министерства иностранных дел относился к франко-советскому пакту как дальнейшему очень жесткому, очень серьезному предупреждению о потенциальных последствиях германской внешней политики?
Нейрат: Я не знаю имени тех из штата о ком господин Шмидт сделал эти заявления. Но я, в любом случае, ничего не слышал от своего штата о выражении таких мнений.
Максвелл-Файф: Что же, здесь господин Шмидт говорил: «Кадровые сотрудники, по крайней мере, выражали свою озабоченность министру иностранных дел, Нейрату». То есть вам.
Нейрат: Да.
Максвелл-Файф: Утверждаете ли вы, что Шмидт, который, в конце концов, был вашим штатным сотрудником, хотя он в течение долгого времени и был
переводчиком, пишет неправильно, когда заявляет, что ваши сотрудники высказывали свои опасения вам?
Нейрат: Да, утверждаю самым решительным образом. Откуда Шмидт, будучи совсем незначительным чиновником, мог знать о том, что говорят мне высшие чиновники министерства? Кроме того, как может Шмидт судить об этом? И я также хочу добавить, что Шмидт говорил здесь, суду, что данные письменные показания, или чтобы то ни было, были представлены ему после серьезной болезни и что лично он не знал абсолютно ничего о содержании. Это…
Максвелл-Файф: Вы можете быть уверены, Трибунал поправит меня, если я ошибаюсь, в том, что я представил данные параграфы господину Шмидту и он согласился с ними давая показания Трибуналу.
Мы прочитаем шестой абзац, я хочу спросить вас о последней его части.
«Ремилитаризации германскими вооруженными силами Рейнской области предшествовала дипломатическая подготовка нацистов, проведенная в феврале. Германское коммюнике от 21 февраля 1936 подтвердила, что франко-советский пакт о взаимопомощи не был совместим с Локарнскими договорами[3439] и уставом Лиги. Гитлер в одной из своих бесед утверждал, что не существует действительных оснований для конфликта между Германией и Францией. Если сравнить эти высказывания с некоторыми высказываниями в «Mein Kampf[3440]«, которые были направлены против Франции, обстоятельства были таковы, что можно было предположить, что готовилась почва для оправдания каких-то действий в будущем. Я не знаю, когда именно было принято решение о вступления войск в Рейнскую область. Я лично знал об этом и обсуждал этот вопрос примерно за две или три недели до этих событий. Высказывались серьезные опасения, в особенности в военных кругах, относительно риска, связанного с проведением этого мероприятия. Подобные же опасения испытывали многие сотрудники министерства иностранных дел. В министерстве иностранных дел было, однако, известно, что Нейрат в тех правительственных кругах, с которыми консультировался Гитлер, был единственными человеком, который был уверен в том, что Рейнская область может быть ремилитаризована без вооруженного противодействия со стороны Великобритании и Франции. Позиция Нейрата в течение всего этого времени была такова, что она должна была вызвать у Гитлера больше доверия к нему (Нейрату), чем ко всем остальным дипломатам старой школы, которыми Гитлер обычно пренебрегал».
Итак, если этот мелкий чиновник, о котором вы только что говорили, знал о вступлении войск в Рейнскую область и обсуждал этот вопрос за две или три недели до того, как оно произошло, то когда именно до вступления вы обсуждали этот вопрос?
Нейрат: Шмидт оказался, очевидно, ясновидцем, так как я сам не знал об этом за две или три недели. Я узнал об этом лишь за неделю до того, как Гитлер вынес решение. И если здесь написано, что в министерстве иностранных дел было общеизвестно, что единственным советником Гитлера в правительственных кругах был я и что я был уверен в том, что Рейнская зона[3441] может быть занята войсками без вооруженного сопротивления со стороны Британии или Франции, — так ведь я, в конце концов, был прав.
Максвелл-Файф: Вы были правы... Но действительно ли вы были единственным человеком в правительственных кругах, который считал, что можно было оккупировать Рейнскую область без вмешательства Великобритании и Франции? Это правильно?