(Из стенограммы заседаний Международного Военного Трибунала от 22 июня, 24–25 июня 1946[3259])
Сто шестьдесят первый день
Суббота, 22 июня 1946
Утреннее заседание
Председательствующий [3260]: Вы предлагаете вызвать подсудимого?
Людингхаузен [3261]: Да.
(Подсудимый фон Нейрат занимает место свидетеля)
Председательствующий: Пожалуйста, вы назовёте своё имя?
Нейрат: Константин фон Нейрат.
Председательствующий: Вы повторите за мной эту клятву: «Я клянусь господом — всемогущим и всевидящим — что я говорю чистую правду — и не утаю и не добавлю ничего.
(Подсудимый повторяет клятву)
Председательствующий: Вы можете сесть.
Людингхаузен: Господин фон Нейрат, пожалуйста, приведете нам краткий отчет о прошлом вашей семьи, вашем домашнем воспитании и вашем обучении?
Нейрат: Я родился 2 февраля 1873. По отцовской линии я происхожу из старой семьи гражданских служащих. Мой дедушка, мой прапрадедушка, и мой прапрапрадедушка являлись министрами юстиции и иностранных дел в Вюртемберге. По материнской линии я происхожу из благородной швабской семьи, чьи предки в основном являлись офицерами в австрийской императорской армии.
До двенадцати лет я рос в деревне в чрезвычайной простоте, с особо подчёркнутым долгом правдивости, ответственности, патриотизма и христианского жизненного пути, вместе с христианской терпимостью остальных религий.
Людингхаузен: Позднее вы получили свой школьный аттестат и пошли в университет. Где и когда?
Нейрат: После выпуска из школы я изучал право в Тюбингене и Берлине и сдал там два государственных экзамена.
Людингхаузен: После своих экзаменов, какие официальные должности вы занимали до момента, когда вы были назначены министром иностранных дел Рейха?
Нейрат: В 1901 я поступил на службу иностранных дел Рейха. Прежде всего, я работал в центральном ведомстве в Берлине, и затем в 1903 я был назначен в генеральное консульство в Лондоне. Оттуда я вернулся в министерство иностранных дел в Берлине и работал там во всех управлениях этого ведомства. В 1914…
Председательствующий: Когда?
Нейрат: 1914.
Председательствующий: Вы имеете в виду, что находились в Лондоне 11 лет?
Нейрат: Да, почти. Затем я был направлен в Константинополь в качестве советника посольства. В конце 1916 я ушёл с дипломатической службы из-за несогласия с политикой рейхсканцлера фон Бетмана-Гольвега[3262]. Затем я стал главой кабинета короля Вюртемберга до революции в конце 1918[3263].
В феврале 1919 социал-демократический народный комиссар Эберт[3264], попросил меня вернуться на дипломатическую службу. Я сделал так, с оговоркой о том, что я сохраню свои собственные политические мнения, и тогда я стал посланником в Дании, где моей принципиальной задачей было сглаживание разногласий имевшихся с Данией по так называемому вопросу Шлезвига[3265].
В декабре 1921 я стал послом в Риме, у итальянского правительства где я оставался до 1930. Там я увидел фашистскую революцию[3266], с её кровавыми событиями и результатами. В начале у меня были резкие споры с Муссолини[3267], которые, однако, постепенно переросли в отношение доверия с его стороны ко мне.
Во время первой мировой войны я был капитаном в гренадерском полку, и в декабре 1914 я был награждён, за храбрость в бою, Железным крестом первого класса. Я был ранен, и затем вернулся на свой пост в Константинополе.
Людингхаузен: Каким было ваше отношение к церкви и религии?
Нейрат: Как я уже вам говорил, я воспитывался как христианин, во все времена я считал христианскую церковь и христианскую мораль основой государства. Поэтому я снова и снова пытался убедить Гитлера не позволять усиливаться антиклерикальному отношению определенных групп в партии. В случаях эксцессов совершенных партийными организациями и отдельными людьми против церкви и монастырей и тому подобного насколько я мог, я всегда вмешивался.
Людингхаузен: Господин Председательствующий, в данной связи я хочу процитировать из письменных показаний данных провинциальным епископом Вюрмом[3268] в Штутгарте. Это письменные показания номер Нейрат-1 в моей документальной книге 1. Я цитирую:
«Я познакомился с господином фон Нейратом во время борьбы с церковью. Я думал, что я смогу обратиться к нему как к земляку и выходцу из семьи, которая была дружественна к протестантской церкви. Его отец являлся членом протестантского провинциального синода. Я не разочаровался в этом доверии. Он часто принимал меня и часто организовывал мои совещания с остальными членами кабинета Рейха. В частности он содействовал мне осенью 1934 вместе с министром внутренних дел доктором Фриком и министром юстиции Рейха доктором Гюртнером[3269], когда я был исключён со своей должности и интернирован в своей квартире из-за незаконного вмешательства со стороны епископа Рейха Людвига Мюллера[3270] как результата моего сопротивления доминированию церкви германских христиан. Он добился моего освобождения из заключения и моего восстановления в положении епископа. Он также организовал дискуссию в рейхсканцелярии, результатом которой была отмена незаконного законодательства со стороны епископа Рейха. Также во время последующих периодов церковной борьбы я всегда находил дружеский приём и полное понимание с его стороны в заботах церкви».
Я также хочу сослаться на письменные показания, которые появляются под номером Нейрат-2 в моей документальной книге. Это письменные показания от старого и близкого друга подсудимого, адвоката и нотариуса Манфреда Циммермана из Берлина. Я хочу процитировать лишь короткий отрывок из письменных показаний.
Председательствующий: Я не думаю, что необходимо всё это зачитывать. Конечно, Трибунал их учтёт.
Людингхаузен: Очень хорошо, но я придал этому значение, потому что второй документ исходит от человека, который близко знал подсудимого 40 лет. По этой причине, я был заинтересован, в цитировании, помимо заявления епископа Вюрма, заявления человека который знал его ежедневную жизнь. Однако, господин Председательствующий, если вам кажется, что мне не требуется это читать, тогда я лишь сошлюсь на них.
Председательствующий: Вам не требуется читать это всё, но вы можете обратить наше внимание на наиболее материальные отрывки.
Людингхаузен: Господин Председательствующий, отрывок который я собирался процитировать на странице 5 данных письменных показаний, под параграфом 5. Он начинается «Константин фон Нейрат в соответствии со своей семьей, воспитанием и развитием, человек твёрдого характера во всех отношениях…»
Тогда я могу это опустить.
Я хочу представить заявление от пастора Роллера и мэра Энцвейхингена. Это община, в которой жил фон Нейрат. Это номер Нейрат-24 в моей документальной книге 1.
Господин фон Нейрат, в данной связи, каким было ваше отношение к еврейской проблеме?
Нейрат: Я никогда не был антисемитом. Мои христианские и гуманитарные убеждения предотвращали это. Однако к подавлению чрезмерного еврейского влияния во всех сферах общественной и культурной жизни, как оно развилось после первой мировой войны в Германии, я относился как к желательному. Но я противостоял всем насильственным мерам против евреев также как и пропаганде против евреев; я считал всю расовую политику Национал-социалистической партии ошибочной, и по этой причине боролся против неё.
После вступления в силу еврейских законов[3271]. Я противостоял их исполнению и сохранял неарийских сотрудников министерства иностранных дел настолько долго насколько возможно. До тех пор пока партия не добилась решения относительно назначения гражданских служащих я ограничивал себя защитой отдельных лиц. Я позволил нескольким из них эмигрировать.
Так называемый расовый закон был подготовлен расовым фанатиком в партии и был направлен в Нюрнберг несмотря на мой категорический протест.
Людингхаузен: В данной связи, я хочу сослаться и зачитать короткое предложение из письменных показаний бывшего посла Курта Пруфера[3272]. Это документ номер Нейрат-4 в моей документальной книге. Посол Пруфер являлся министериальдиректором в министерстве иностранных дел, когда фон Нейрат был министром иностранных дел. Я хочу кратко процитировать относительно его отношения к чиновникам иной веры.
Председательствующий: Вы приведёте нам страницу?
Людингхаузен: Это страница 9 немецкого.
Председательствующий: Да, и наша страница 21?
Людингхаузен: Да.
«Нейрат во многих случаях вмешивался от имени сотрудников министерства иностранных дел, которым из-за своей расы, своей религии или своего бывшего членства в иных партиях, возражали национал-социалисты. Таким образом, до смерти Гинденбурга[3273], и до тех пор, пока Нейрат имел единоличную власть по всем вопросам, относящимся к гражданским служащим, ряд чиновников еврейской или смешанной крови оставались на своих должностях. Фактически, были даже повышения таких чиновников».
«Лишь после смерти Гинденбурга, когда министры Рейха также как и остальные начальники ведомств, распоряжением фюрера были лишены окончательного решения по всем вопросам, относящимся к гражданским служащим, и эти полномочия были переданы заместителю фюрера, радикализм партии проник также и в этот сектор, и потом, в особенности после отставки Нейрата он принял возраставшие грубые формы.
Председательствующий: Ответом на что это было?
Людингхаузен: Это были письменные показания бывшего посла доктора Курта Пруфера.
Председательствующий: Да, это я знаю. Я хотел узнать какой это ответ.
Людингхаузен: Я понял, номер 4. Это письменные показания, это не опросник в данном смысле.
Председательствующий: В любом случае в нашей копии проставлены параграфы.
Людингхаузен: Номер 18; это ответ на вопрос 18.
Могу я также обратить ваше внимание на письменные показания баронессы Риттер из Мюнхена. Баронесса Риттер отдаленный родственник подсудимого. Она вдова бывшего баварского посла у святого престола. Она знала Нейрата многие годы и хорошо знакома с его образом мысли.
Это номер Нейрат-3 в моей документальной книге 1 и я хочу процитировать со страницы 3, лишь один короткий отрывок:
«Он имел такое же терпимое отношение к христианским верованиям как и к еврейском вопросу. Поэтому он по принципиальной причине отвергал расовую политику Гитлера[3274]. На практике он также добился предотвращения любого устранения евреев из своей юрисдикции до 1937 года.
«Более того, он помогал всем лицам, которые находились близко к нему профессионально или лично, и на которых воздействовало законодательство относительно евреев, поскольку он был способен на это, с целью защитить их от финансовой и остальных недостатков».
Господин фон Нейрат, каким было ваше отношение к антиеврейским тенденциям и мерам Гитлера?
Нейрат: В них я видел антисемитизм, который был не совсем редким в немецком народе, но не должен был иметь практического эффекта. Я протестовал Гитлеру против всех эксцессов, о которых я знал, и не просто по внешнеполитическим причинам. Я просил его, в частности, обуздать Геббельса[3275] и Гиммлера[3276].
Людингхаузен: В связи с данным предметом я хочу включить вопрос. Что вам известно о деятельности и эксцессах совершённых Гестапо[3277], СА[3278] и СС[3279]?
В данной связи я хочу представить вам показания свидетеля Гизевиуса[3280], которые некоторые время назад здесь допрашивался. Он сказал:
«Помимо этого, я представлял одному из ближайших соратников министра иностранных дел» — это были вы — «послу фон Бюлову-Шванте[3281], начальнику протокола, настолько много материала насколько возможно, и согласно информации, которую Бюлов-Шванте предоставил мне, он непрерывно представлял материал».
Данный материал предположительно относился к эксцессам в частности конечно против иностранцев.
Нейрат: Заявление свидетеля Гизевиуса о том, что мой начальник протокола в целом должен был информировать меня о деятельности Гестапо это полностью ошибочный вывод. Официально, посредством жалоб послов и посланников, я слышал о потасовках и также арестах полицией и СА, но я ничего не знал об общих учреждениях Гестапо и его деятельности.
В каждом случае, который становился известным мне, я требовал прежде всего, чтобы министр внутренних дел, глава полиции и Гестапо предоставляли мне объяснение и наказывали виновных лиц.
Людингхаузен: Что вы знали или что вы узнали о концентрационных лагерях? Когда вы вообще впервые услышали об этих учреждениях, и когда и откуда вы услышали об условиях, которые преобладали в этих лагерях?
Нейрат: Учреждение так называемых концентрационных лагерей было известно мне с Бурской войны[3282]. О существовании таких лагерей в Германии мне стало известно в 1934 или 1935, когда два сотрудника моего ведомства, среди них начальник протокола, упомянутый Гизевиусом, были внезапно арестованы. Когда я выяснил их местонахождение, я обнаружил, что они были вывезены в так называемый концентрационный лагерь. Я отправился к Гиммлеру и Гейдриху[3283] и заявил им протест, который перерос в очень жаркий спор. Я сразу же пожаловался Гитлеру, и эти два сотрудника были освобождены. Тогда я спросил их о том, как с ними обращались, помимо ограничения свободы, обращение не было плохим.
Концентрационным лагерем в который их забрали был лагерь Ораниенбург[3284]. Позднее я узнал о существовании лагеря Дахау[3285] и в 1939 я также услышал о Бухенвальде[3286], потому что чешских студентов которых арестовал Гиммлер забрали туда.
Степень концентрационных лагерей, о которой стало известно здесь, и в особенности обращение с заключенными и существование лагерей уничтожения, являются вещами, о которых я знал впервые в Нюрнберге.
Людингхаузен: Кем и когда вы были назначены министром иностранных дел Рейха, и как случилось это назначение?
Нейрат: Я был назначен министром иностранных дел 2 июня 1932 президентом Рейха фон Гинденбургом. Уже в 1929, после смерти Штреземана[3287], Гинденбург хотел назначить меня министром. Тогда, я отказался, из-за партийных условий, существовавших в Рейхстаге в те дни я не видел возможности для стабильной внешней политики. Я не являлся членом ни одной из 30 или стольких партий, а значит, я не смог бы найти в те дни какого-либо рода поддержку в Рейхстаге.
Однако, Гинденбург добился от меня обещания того, что я отвечу на его призыв если отечество окажется в чрезвычайности.
Людингхаузен: В данной связи могу я процитировать телеграмму, которой министерство иностранных дел проинформировало господина фон Нейрата о факте, того, что президент Рейха тогда пожелал, чтобы он принял ведущую должность в правительстве. Это копия телеграммы, которая была передана ему по телефону, номер 6 в моей документальной книги:
«Послу лично, для личной расшифровки.
«Берлин, 31 мая 1932».
Она была адресована в Лондон.
«Президент Рейха просит вас, в виду вашего предыдущего обещания, принять министерство иностранных дел в формирующемся президентском кабинете, который будет сформирован из правоориентированных личностей свободных от партийных обязательств и опирающееся не столько на Рейхстаг, сколько на авторитет президента Рейха. Президент Рейха адресует вам срочную просьбу о том, чтобы вы не отказали в своих услугах отечеству в этот трудный час. Если вы не можете дать утвердительный ответ немедленно, я прошу вас сразу же вернуться».
Оно подписано Бюловым, который тогда являлся государственным секретарём министерства иностранных дел
Я также обращаю ваше внимание на копию письма от начальника управления политических вопросов министерства иностранных дел о назначении Нейрата на пост министра иностранных дел, письма, которое тогда было написано его другу, послу Рюмелину. Автор данного письма, министериальдиректор доктор Кёпке, подтвердит верность данного письма, в своём допросе данному Трибуналу, то есть, факт того, что эта копия оригинала, адресованная послу Рюмелину.
Поэтому, мне кажется, что в данный момент мне не требуется читать документ. Документ это номер Нейрат-8 в моей документальной книге.
(Обращаясь к подсудимому)
Вы с лёгким сердцем решили ответить на зов фон Гинденбурга и приняли этот сложный пост, вдвойне сложный в те дни?
Нейрат: Нет, вообще нет. Тогда я нисколько не стремился принять пост министра иностранных дел. Мне нравился мой пост посла в Лондоне, пользующийся хорошими отношениями с правительством и королевской семьей, и поэтому я надеялся, что я мог продолжать службу обеим странам, Великобритании и Германии. Я просто не мог проигнорировать просьбу Гинденбурга, но даже тогда я не решался, до тех пор пока не провёл с ним личную дискуссию в которой я заявил о своих целях и идеях относительно немецкой внешней политики и в которой я удостоверился в его поддержке меня в мирном развитии и средствах достижения равенства Германии, усиления её положения в совете наций и восстановления суверенитета над национальной территорией Германии.
Людингхаузен: Могу я в данной связи сослаться на письменные показания бывшего посла Пруфера, которые я уже цитировал и которые номер Нейрат-4 в моей документальной книге. Я хочу процитировать из данного документа, параграф 7, который ссылается на назначение подсудимого Гинденбургом. В немецком тексте это страница 27.
«В кругах высших сотрудников министерства иностранных дел хорошо известным был факт, что когда Гинденбург назначил Гитлера рейхсканцлером он добавил практическое условие о том, чтобы Нейрат остался в должности министра иностранных дел. Барон Нейрат никоим образом не держался за должность, полученную в 1932. Напротив, уже в 1929, когда Гинденбург попросил его принять пост министра, он отклонил это на основании того, что, не будучи членом партии и таким образом не имея партийной поддержки, он не мог считать себя подходящим для принятия министерства в государстве, руководимом в соответствии с парламентским принципом. Того чтобы Нейрат отбросил свои сомнения и вошёл в кабинет в качестве министра иностранных дел не было до 1932, когда президент Рейха фон Гинденбург, которого он особо уважал, сформировал свой первый, так называемый президентский кабинет».
Каким тогда было ваше суждение о внутренней ситуации?
Нейрат: Развитие партийных отношений в 1932 дошло до того, что у меня было мнение, что есть только две возможности: либо должно быть некое участие Национал-социалистической партии, ряды который сильно выросли, в правительстве; или же если следовало это отвергнуть, то будет гражданская война.
Подробности относительно формирования правительства в 1933 и прихода Гитлера к власти полностью описывались подсудимым фон Папеном.
Людингхаузен: Каким было ваше суждение, и ваше отношение к Гитлеру, к национал-социализму в целом и национал-социалистическим идеям и в частности, к партии?
Нейрат: Я не знал Гитлера лично. Я презирал методы партии во время борьбы за государственную власть; её идеи подробно мне не были известны. Некоторые из них, в частности, в социалистической сфере, казались мне хорошими; другие я считал революционным феноменом, который бы постепенно сходил на нет, таким образом, как я наблюдал в германской революции в 1918, и позднее также во время фашистской революции в Италии. Однако, в целом, я им не симпатизировал; в любом случае, в те дни я считал, что решающая роль Гитлера и Национал-социалистической партии в немецкой политике, или единоличное лидерство Гитлера в немецкой политике, являлись ошибочными и не были в интересах Германии, в особенности не в интересах германской внешней политики.
Людингхаузен: Могу я в данной связи процитировать другой отрывок из вышеупомянутых письменных показаний посла Пруфера, номер Нейрат-4 в своей документальной книге на странице 28. Он интересен постольку поскольку Пруфер являлся сотрудником в министерстве подсудимого:
«Барон фон Нейрат не являлся национал-социалистом. По причине своего происхождения и традиции он решительно возражал национал-социалистической доктрине, постольку поскольку она содержала радикальные и жестокие принципы. Это отвращение, которые он не пытался скрывать, было в частности направлено на эксцессы партийных органов против евреев и лиц частично еврейского происхождения; помимо этого оно было направлено против общего вмешательства Национал-социалистической партии во все жизненно важные выражения немецкого народа и государства; другими словами, против требований тоталитаризма, фюрер-принципа, короче против диктатуры. За годы с 1936 по 1938, когда в своём качестве главы бюджетного и кадрового управления я видел его очень часто, барон фон Нейрат говорил мне, и остальным в моём присутствии, в безошибочных терминах о том, насколько возросла экстремистская тенденция в германской внутренней и внешней политике наполнявшая его беспокойством и отвращением».
Господин Председательствующий, могу я также попросить Трибунал принять юридическое уведомление об опроснике графа Шверина фон Крозига, бывшего министра финансов Рейха, который номер Нейрат-25 в моёй документальной книге.
Итак, продолжая с вашими внешнеполитическими идеями, мыслями и принципами, каким было ваше отношение к Версальскому договору[3288] и Лиге Наций[3289]?
Нейрат: Эти бессмысленные и невозможные условия Версальского договора, которыми экономическая система всего мира была приведена в состояние беспорядка, это корни национал-социализма и причины второй мировой войны. Соединение этого договора и Лиги Наций и превращение Лиги Наций в некоторой мере в охранника положений этого договора, её изначальные задачи, а именно, создание взаимопонимания среди наций и сохранение мира, стали иллюзорными. Уверен, статут позволял возможность пересмотра. Но Ассамблея Лиги Наций не использовала эту возможность. После выхода Соединенных Штатов из участия, России, и позднее также Японии, находившихся вне так называемой Лиги Наций, она составляла в большинстве только собрание сторон заинтересованных в поддержании статуса кво, который был создан именно Версальским договором. Вместо устранения трений, которые снова и снова возникали со временем, целью данного собрания вообще не являлось изменить существовавшее положение дел. То, что великая и честолюбивая нация, дискриминированная так как это было в Версальском договоре, не могла более находится в таком положении длительное время было чем-то, что мог осознавать любой дальновидный государственный деятель. И не только в Германии, вновь и вновь указывалось на, что это должно привести к печальному концу; но в Женеве, на игровой площадке красноречивых и тщетных политиков, это пролетало сквозь уши.
Людингхаузен: Неоспоримый исторический факт в том, что германская внешняя политика при всех правительствах предшествующих Гитлеру была направлена на изменение Версальского договора, посредством исключительно мирных средств. Данная политика также являлась политикой Гинденбурга или же Гинденбург, вероятно, был расположен к выбору иного решения, решению насилием и войной?
Нейрат: Нет, ни в коем случае; даже если бы Германия имела бы военные средства для данной задачи. Он говорил мне снова и снова, что новой войны следовало избегать любой ценой.
Людингхаузен: Господин Председательствующий, могу я обратить ваше внимание, и попросить вас принять юридическое уведомление, об отрывке из речи произнесённой 25 сентября 1928 графом Бернсторфом[3290], который являлся представителем Германии в Лиге наций. Это номер Нейрат-34 моей документальной книге 2. Однако, перевод пока не доступен. Он будет представлен, я надеюсь в понедельник. Я также сошлюсь на него, и я прошу принять юридическое уведомление об отрывке из речи бывшего рейхсканцлера Брюнинга[3291] в Киле 19 мая 1931, у которой номер Нейрат-36 в моей документальной книге 2. Также выдержка из речи произнесено бывшим министром иностранных дел Рейха Куртиусом[3292], преемником и другом рейхсканцлера Штреземана, который умер незадолго до Ассамблеи Лиги Наций.
Максвелл-Файф [3293]: Ваша честь, я должен сказать господину фон Людингхаузену, что у меня есть том II. Я не знаю, есть ли у Трибунала английский перевод.
Председательствующий: Нет, я не думаю, что есть. Сэр Дэвид, обвинение согласно с относимостью к делу, допустимостью данных документов?
Максвелл-Файф: Ваша честь, мы не собираемся заявлять возражения на короткие ссылки приведенные до сих пор. Ваша честь вы заметили, что я уже заявлял о позиции обвинения относительно Версальского договора, но до тех пор пока они находится в разумных пределах как предмет введения, я не заявляю какого-либо формального возражения.
Председательствующий: Господин фон Людингхаузен, Трибунал исключил доказательства из различных документов, которые предположительно показывают несправедливость Версальского договора; так как обвинение заняло такое отношение, которое заняло, Трибунал отнесётся к ним просто как к историческим документам. Единственный вопрос в том пытались ли подсудимые отменить Версальский договор силой. Мы не занимаемся справедливостью или несправедливостью.
Людингхаузен: Нет, господин Председательствующий, я приобщаю документ не с целью критиковать Версальский договор. Я просто хотел установить факт о том, что также предыдущие правительства, преследовали мирными средствами такие же цели, которые мой клиент позднее преследовал как министр иностранных дел Рейха, а значит поэтому под его руководством, вообще не было изменений в характере и целях германской внешней политике относительно западных держав. Это являлось причиной, а не критика как таковая.
Председательствующий: Я знаю, доктор фон Людингхаузен, но все доказательства, которые подсудимый приводил последние несколько минут являлись критикой несправедливости Версальского договора.
Людингхаузен: Да, это было его общее введение, но я лишь попытался подтвердить преемственность политики.
(Обращаясь к подсудимому)
Какими были ваши собственные взгляды относительно преемственности внешней политики Рейха касательно вопроса, с которым мы только, что разбирались?
Нейрат: Моим взглядом было то, что решение различных политических проблем можно было достигнуть только мирными средствами и шаг за шагом. Следовательно, полное равенство Германии во всех сферах, также и в военной сфере, и также возрождение суверенитета над всей территорией Рейха и устранение любой дискриминации являлись необходимыми условиями. Но достижение этого являлось первичной задачей германской внешней политики.
Людингхаузен: Господи Председательствующий, в данной связи, я ещё раз хочу, чтобы вы обратились к письменным показаниям посла Пруфера, которые номер Нейрат-4 в моей документальной книге, и я хочу, с разрешения Трибунала, процитировать из них, с целью поддержать заявления только, что сделанные подсудимым, часть параграфа 12:
«Политикой Нейрата являлось международное взаимопонимание и мир. Данная политика не согласовывалась с фактом, что господин фон Нейрат также стремился к пересмотру жёстких положений Версальского договора. Однако, он хотел достичь этого исключительно переговорами и никоим образом силой. Все его старания и директивы, которые я как его сотрудник когда-либо видел или слышал шли в данном направлении. Факт того, что барон фон Нейрат считал себя защитником мира вероятно лучше проиллюстрирует заявление, сделанное им при уходе из министерства иностранных дел. Тогда он заявил небольшой группе своих коллег о том, что войны больше не избежать. Он предположительно имел в виду, что теперь внешняя политика переходит из его рук к безответственным лицам».