С минуту она стояла и смотрела в раздумье на дом. Вдруг из лесу выбежал ливрейный лакей и забарабанил в дверь. (Что это лакей, она решила по ливрее; если же судить по его внешности, это был просто лещ.) Ему открыл другой ливрейный лакей с круглой физиономией и выпученными глазами, очень похожий на лягушонка. Алиса заметила, что у обоих на голове пудреные парики с длинными локонами. Ей захотелось узнать, что здесь происходит, — она спряталась за дерево и стала слушать. Лакей-Лещ вынул из-под мышки огромное письмо (величиной с него самого, не меньше) и передал его Лягушонку. 
— Герцогине, — произнес он с необычайной важностью. — От Королевы. Приглашение на крокет. Лягушонок принял письмо и так же важно повторил его слова, лишь слегка изменив их порядок: — От Королевы. Герцогине. Приглашение на крокет. Затем они поклонились друг другу так низко, что кудри их смешались. Алису такой смех разобрал, что ей пришлось убежать подальше в лес, чтобы они не услышали; когда она вернулась и выглянула из-за дерева, Лакея-Леща уже не было, а Лягушонок сидел возле двери на земле, бессмысленно уставившись в небо. Алиса робко подошла к двери и постучала. — Не к чему стучать, — сказал Лакей. — По двум причинам не к чему. Во-первых, я с той же стороны двери, что и ты. А во-вторых, они там так шумят, что никто тебя все равно не услышит. И правда, в доме стоял страшный шум — кто-то визжал, кто-то чихал, а временами слышался оглушительный звон, будто там били посуду. — Скажите, пожалуйста, — спросила Алиса, — как мне попасть в дом? — Ты бы еще могла стучать, — продолжал Лягушонок, не отвечая на вопрос, — если б между нами была дверь. Например, если б ты была там, ты бы постучала, и я бы тогда тебя выпустил. Все это время он, не отрываясь, смотрел в небо. Это показалось Алисе чрезвычайно невежливым. — Возможно, он в этом не виноват, — подумала она. — Просто у него глаза почти что на макушке. Но на вопросы, конечно, он мог бы и отвечать. — Как мне попасть в дом? — повторила она громко. — Буду здесь сидеть, — сказал Лягушонок, — хоть до завтра… В эту минуту дверь распахнулась, и в голову Лягушонка полетело огромное блюдо. Но Лягушонок и глазом не моргнул. Блюдо пролетело мимо, слегка задев его по носу, и разбилось о дерево у него за спиной. — …или до послезавтра, — продолжал он, как ни в чем не бывало. — Как мне попасть в дом? — повторила Алиса громче. — А стоит ли туда попадать? — сказал Лягушонок. — Вот в чем вопрос. Может быть, так оно и было, но Алисе это совсем не понравилось. — Как они любят спорить, эти зверюшки! — подумала она. — С ума сведут своими разговорами! Лягушонок, видно, решил, что сейчас самое время повторить свои замечания с небольшими вариациями. — Так и буду здесь сидеть, — сказал он, — день за днем, месяц за месяцем… — Что же мне делать? — спросила Алиса. — Что хочешь, — ответил Лягушонок и засвистал. — Нечего с ним разговаривать, — с досадой подумала Алиса. — Он такой глупый! Она толкнула дверь и вошла. В просторной кухне дым стоял столбом; посредине на колченогом табурете сидела Герцогиня {a} и качала младенца; кухарка у печи склонилась над огромным котлом, до краев наполненным супом. 
— В этом супе слишком много перцу! — подумала Алиса. Она расчихалась и никак не могла остановиться. Во всяком случае в воздухе перцу было слишком много. Даже Герцогиня время от времени чихала, а младенец чихал и визжал без передышки. Только кухарка не чихала, да еще — огромный кот, что сидел у печи и улыбался до ушей. — Скажите, пожалуйста, почему ваш кот так улыбается? — спросила Алиса робко. Она не знала, хорошо ли ей заговорить первой, но не могла удержаться. — Потому, — сказала Герцогиня. — Это чеширский кот — вот почему! {b} Ах ты поросенок! Последние слова она произнесла с такой яростью, что Алиса прямо подпрыгнула. Но она тут же поняла, что это относится не к ней, а к младенцу, и с решимостью продолжала: — Я и не знала, что чеширские коты всегда улыбаются. По правде говоря, я вообще не знала, что коты умеют улыбаться. — Умеют, — отвечала Герцогиня. — И почти все улыбаются. — Я ни одного такого кота не видала, — учтиво заметила Алиса, очень довольная, что беседа идет так хорошо. — Ты многого не видала, — отрезала Герцогиня. — Это уж точно! Алисе совсем не понравился ее тон, и она подумала, что лучше бы перевести разговор на что-нибудь другое. Пока она размышляла, о чем бы ей еще поговорить, кухарка сняла котел с печи и, не тратя попусту слов, принялась швырять все, что попадало ей под руку, в Герцогиню и младенца: совок, кочерга, щипцы для угля полетели им в головы; за ними последовали чашки, тарелки и блюдца. Но Герцогиня и бровью не повела, хоть кое-что в нее и попало; а младенец и раньше так заливался, что невозможно было понять, больно ему или нет. — Осторожней, прошу вас, — закричала Алиса, подскочив от страха. — Ой, прямо в нос! Бедный носик! (В эту минуту прямо мимо младенца пролетело огромное блюдо и чуть не отхватило ему нос.) — Если бы кое-кто не совался в чужие дела, — хрипло проворчала Герцогиня, — земля бы вертелась быстрее! — Ничего хорошего из этого бы не вышло, — сказала Алиса, радуясь случаю показать свои знания. — Только представьте себе, что бы сталось с днем и ночью. Ведь земля совершает оборот за двадцать четыре часа… — Оборот? — повторила Герцогиня задумчиво. И, повернувшись к кухарке, прибавила: — Возьми-ка ее в оборот! Для начала оттяпай ей голову! Алиса с тревогой взглянула на кухарку, но та не обратила на этот намек никакого внимания и продолжала мешать свой суп. — Кажется, за двадцать четыре, — продолжала задумчиво Алиса, — а может, за двенадцать? — Оставь меня в покое, — сказала Герцогиня. — С числами я никогда не ладила! Она запела колыбельную и принялась качать младенца, яростно встряхивая его в конце каждого куплета. Лупите своего сынка
За то, что он чихает.
Он дразнит вас наверняка,
Нарочно раздражает! {c}
Припев
(Его подхватили младенец и кухарка)
Гав! Гав! Гав!
Герцогиня запела второй куплет. Она подбрасывала младенца к потолку и ловила его, а тот так визжал, что Алиса едва разбирала слова. Сынка любая лупит мать
За то, что он чихает.
Он мог бы перец обожать,
Да только не желает!
Припев
Гав! Гав! Гав!
— Держи! — крикнула вдруг Герцогиня и швырнула Алисе младенца. — Можешь покачать его немного, если это тебе так нравится. А мне надо пойти и переодеться к крокету у Королевы. С этими словами она выбежала из кухни. Кухарка швырнула ей вдогонку кастрюлю, но промахнулась. Алиса чуть-чуть не выронила младенца из рук. Вид у него был какой-то странный, а руки и ноги торчали в разные стороны, как у морской звезды. Бедняжка пыхтел, словно паровоз, и весь изгибался, так что Алиса с трудом удерживала его. Наконец, она поняла, как надо с ним обращаться: взяла его одной рукой за правое ухо, а другой — за левую ногу, скрутила в узел и держала, не выпуская ни на минуту. Так ей удалось вынести его из дома. — Если я не возьму малыша с собой, — подумала Алиса, — они через денек-другой его прикончат. Оставить его здесь — просто преступление! Последние слова она произнесла вслух, и младенец тихонько хрюкнул в знак согласия (чихать он уже перестал). — Не хрюкай, — сказала Алиса. — Выражай свои мысли как-нибудь по-другому! Младенец снова хрюкнул. Алиса с тревогой взглянула ему в лицо. Оно показалось ей очень подозрительным: нос такой вздернутый, что походил скорее на пятачок, а глаза для младенца слишком маленькие. В целом вид его Алисе совсем не понравился. — Может, он просто всхлипнул, — подумала она и посмотрела ему в глаза, нет ли там слез. Слез не было и в помине. — Вот что, мой милый, — сказала Алиса серьезно, — если ты собираешься превратиться в поросенка, я с тобой больше знаться не стану. Так что смотри! Бедняжка снова всхлипнул (или всхрюкнул — трудно сказать!), и они продолжали свой путь в молчании. 
Алиса уже начала подумывать о том, что с ним делать, когда она вернется домой, как вдруг он опять захрюкал, да так громко, что она перепугалась. Она вгляделась ему в лицо и ясно увидела: это был самый настоящий поросенок! Глупо было бы нести его дальше. Алиса пустила его на землю и очень обрадовалась, увидев, как весело он затрусил прочь. — Если бы он немного подрос, — подумала она, — из него бы вышел весьма неприятный ребенок. A как поросенок он очень мил! И она принялась вспоминать других детей, из которых вышли бы отличные поросята. — Знать бы только, как их превращать, — подумала она и вздрогнула. В нескольких шагах от нее на ветке сидел Чеширский Кот. Завидев Алису, Кот только улыбнулся. Вид у него был добродушный, но когти длинные, а зубов так много, что Алиса сразу поняла, что с ним шутки плохи. 
— Котик! Чешик! — робко начала Алиса. Она не знала, понравится ли ему это имя, но он только шире улыбнулся в ответ. — Ничего, — подумала Алиса, — кажется, доволен. Вслух же она спросила: — Скажите, пожалуйста, куда мне отсюда идти? — А куда ты хочешь попасть? — ответил Кот. — Мне все равно… — сказала Алиса. — Тогда все равно, куда и идти, — заметил Кот. — …только бы попасть куда-нибудь, — пояснила Алиса. — Куда-нибудь ты обязательно попадешь, — сказал Кот. — Нужно только достаточно долго идти {d}. С этим нельзя было не согласиться. Алиса решила переменить тему. — А что здесь за люди живут? — спросила она. — Вон там, — сказал Кот и махнул правой лапой, — живет Болванщик. А там, — и он махнул левой, — Мартовский заяц. Все равно, к кому ты пойдешь. Оба не в своем уме {e}. — На что мне безумцы? — сказала Алиса. — Ничего не поделаешь, — возразил Кот. — Все мы здесь не в своем уме — и ты, и я {f}. — Откуда вы знаете, что я не в своем уме? — спросила Алиса. — Конечно, не в своем, — ответил Кот. — Иначе как бы ты здесь оказалась? Довод этот, показался Алисе совсем не убедительным, но она не стала спорить, а только спросила: — А откуда вы знаете, что вы не в своем уме? — Начнем с того, что пес в своем уме. Согласна? — Допустим, — согласилась Алиса. — Дальше, — сказал Кот. — Пес ворчит, когда сердится, а когда доволен, виляет хвостом. Ну, а я ворчу, когда я доволен, и виляю хвостом, когда сержусь. Следовательно, я не в своем уме. — По-моему, вы не ворчите, а мурлыкаете, — возразила Алиса. — Во всяком случае, я это так называю. 
— Называй как хочешь, — ответил Кот. — Суть от этого не меняется. Ты играешь сегодня в крокет у Королевы? — Мне бы очень хотелось, — сказала Алиса, — но меня еще не пригласили. — Тогда до вечера, — сказал Кот и исчез. Алиса не очень этому удивилась — она уже начала привыкать ко всяким странностям. Она стояла и смотрела на ветку, где только что сидел Кот, как вдруг он снова возник на том же месте. — Кстати, что сталось с ребенком? — сказал Кот. — Совсем забыл тебя спросить. — Он превратился в поросенка, — отвечала Алиса, и глазом не моргнув. — Я так и думал, — сказал Кот и снова исчез. Алиса подождала немного, не появится ли он опять, но он не появлялся, и она пошла туда, где, по его словам, жил Мартовский Заяц. — Шляпных дел мастеров я уже видела, — говорила она про себя. — Мартовский Заяц, по-моему, куда интереснее. К тому же сейчас май — возможно, он уже немножко пришел в себя. Тут она подняла глаза и снова увидела Кота. — Как ты сказала: в поросенка или в гусенка? — спросил Кот. — Я сказала: в поросенка, — ответила Алиса. — А вы можете исчезать и появляться не так внезапно? А то у меня голова идет кругом. — Хорошо, — сказал Кот и исчез — на этот раз очень медленно. Первым исчез кончик его хвоста, а последней — улыбка; она долго парила в воздухе, когда все остальное уже пропало. — Д-да! — подумала Алиса. — Видала я котов без улыбок, но улыбка без кота! {g} Такого я в жизни еще не встречала. Пройдя немного дальше, она увидела домик Мартовского Зайца. Ошибиться было невозможно — на крыше из заячьего меха торчали две трубы, удивительно похожие на заячьи уши. Дом был такой большой, что Алиса решила сначала съесть немного гриба, который она держала в левой руке. Подождав, пока не вырастет до двух футов, она неуверенно двинулась к дому. — А вдруг он все-таки буйный? — думала она. — Пошла бы я лучше к Болванщику! Глава VII
Безумное чаепитие
Около дома под деревом стоял накрытый стол, а за столом пили чай Мартовский Заяц и Болванщик {a}; между ними крепко спала Мышь-Соня {b}. Болванщик и Заяц облокотились на нее, словно на подушку, и разговаривали через ее голову: — Бедная Соня, — подумала Алиса. — Как ей, наверно, неудобно! Впрочем, она спит — значит, ей все равно. Стол был большой, но чаевники сидели с одного края, на уголке. Завидев Алису, они закричали: — Занято! Занято! Мест нет! — Места сколько угодно! — возмутилась Алиса и уселась в большое кресло во главе стола. 
— Выпей вина, — бодро предложил Мартовский Заяц. Алиса посмотрела на стол, но не увидела ни бутылки, ни рюмок. — Я что-то его не вижу, — сказала она. — Еще бы! Его здесь и нет! — отвечал Мартовский Заяц. — Зачем же вы мне его предлагаете? — рассердилась Алиса. — Это не очень-то вежливо. — А зачем ты уселась без приглашения? — ответил Мартовский Заяц. — Это тоже невежливо! — Я не знала, что это стол только для вас, — сказала Алиса. — Приборов здесь гораздо больше. — Что-то ты слишком обросла! — заговорил вдруг Болванщик. До сих пор он молчал и только с любопытством разглядывал Алису. — Не мешало бы постричься. — Научитесь не переходить на личности, — отвечала Алиса не без строгости. — Это очень грубо. Болванщик широко открыл глаза, но не нашелся, что ответить. — Чем ворон похож на конторку? {c} — спросил он, наконец. — Так-то лучше, — подумала Алиса. — Загадки — это гораздо веселее… — По-моему, это я могу отгадать, — сказала она вслух. — Ты хочешь сказать, что думаешь, будто знаешь ответ на эту загадку? — спросил Мартовский Заяц. — Совершенно верно, — согласилась Алиса. — Так бы и сказала, — заметил Мартовский Заяц. — Нужно всегда говорить то, что думаешь. — Я так и делаю, — поспешила объяснить Алиса. — По крайней мере… По крайней мере я всегда думаю то, что говорю… а это одно и то же… — Совсем не одно и то же, — возразил Болванщик. — Так ты еще чего доброго скажешь, будто «Я вижу то, что ем» и «Я ем то, что вижу», — одно и то же! — Так ты еще скажешь, будто «Что имею, то люблю» и «Что люблю, то имею», — одно и то же! — подхватил Мартовский Заяц. — Так ты еще скажешь, — проговорила, не открывая глаз, Соня, — будто «Я дышу, пока сплю» и «Я сплю, пока дышу», — одно и то же! — Для тебя-то это, во всяком случае, одно и то же! — сказал Болванщик, и на этом разговор оборвался. С минуту все сидели молча. Алиса пыталась вспомнить то немногое, что она знала про воронов и конторки. Первым заговорил Болванщик. — Какое сегодня число? — спросил он, поворачиваясь к Алисе и вынимая из кармана часы. Он с тревогой поглядел на них, потряс и приложил к уху. Алиса подумала и ответила: — Четвертое. {d} — Отстают на два дня, — вздохнул Болванщик. — Я же говорил: нельзя их смазывать сливочным маслом! — прибавил он сердито, поворачиваясь к Мартовскому Зайцу. — Масло было самое свежее, — робко возразил Заяц. — Да, но туда, верно, попали крошки, — проворчал Болванщик. — Не надо было мазать хлебным ножом. Мартовский Заяц взял часы и уныло посмотрел на них, потом окунул их в чашку с чаем и снова посмотрел. — Уверяю тебя, масло было самое свежее, — повторил он. Видно, больше ничего не мог придумать. Алиса с любопытством выглядывала из-за его плеча. — Какие смешные часы! — заметила она. — Они показывают число, а не час! {e} — А что тут такого? — пробормотал Болванщик. — Разве твои часы показывают год? — Конечно, нет, — отвечала с готовностью Алиса. — Ведь год тянется очень долго! — Ну и у меня то же самое! — сказал Болванщик. 
Алиса растерялась. В словах Болванщика как будто не было смысла, хоть каждое слово в отдельности и было понятно. — Я не совсем вас понимаю, — сказала она учтиво. — Соня опять спит, — заметил Болванщик и плеснул ей на нос горячего чаю. Соня с досадой помотала головой и, не открывая глаз, проговорила: — Конечно, конечно, я как раз собиралась сказать то же самое. — Отгадала загадку? — спросил Болванщик, снова поворачиваясь к Алисе. — Нет, — ответила Алиса. — Сдаюсь. Какой же ответ? — Понятия не имею, — сказал Болванщик. — И я тоже, — подхватил Мартовский Заяц. Алиса вздохнула. — Если вам нечего делать, — сказала она с досадой, — придумали бы что-нибудь получше загадок без ответа. А так только попусту теряете время! — Если бы ты знала Время так же хорошо, как я, — сказал Болванщик, — ты бы этого не сказала [16]. Его не потеряешь! Не на такого напали! — Не понимаю, — сказала Алиса. — Еще бы! — презрительно встряхнул головой Болванщик. — Ты с ним небось никогда и не разговаривала! — Может, и не разговаривала, — осторожно отвечала Алиса. — Зато не раз думала о том, как бы убить время! — А-а! тогда все понятно, — сказал Болванщик. — Убить Время! Разве такое ему может понравиться! Если б ты с ним не ссорилась, могла бы просить у него все, что хочешь. Допустим, сейчас девять часов утра — пора идти на занятия. А ты шепнула ему словечко и — р-раз! — стрелки побежали вперед! Половина второго — обед! (— Вот бы хорошо! — тихонько вздохнул Мартовский Заяц.) — Конечно, это было бы прекрасно, — задумчиво сказала Алиса, — но ведь я не успею проголодаться [17]. — Сначала, возможно, и нет, — ответил Болванщик. — Но ведь ты можешь сколько хочешь держать стрелки на половине второго. — Вы так и поступили, да? — спросила Алиса [18]. Болванщик мрачно покачал головой. — Нет, — ответил он. — Мы с ним поссорились в марте — как раз перед тем, как этот вот (он показал ложечкой на Мартовского Зайца) спятил. Королева давала большой концерт, и я должен был петь «Филина». Знаешь ты эту песню? Ты мигаешь, филин мой! {f}
Я не знаю, что с тобой!
— Что-то такое я слышала, — сказала Алиса. — А дальше вот как, — продолжал Болванщик. — Высоко же ты над нами.
Как поднос под небесами!
Тут Соня встрепенулась и запела во сне: «Ты мигаешь, мигаешь, мигаешь…» Она никак не могла остановиться. Пришлось Зайцу и Болванщику ущипнуть ее с двух сторон, чтобы она замолчала. — Только я кончил первый куплет, как кто-то сказал: «Конечно, лучше б он помолчал, но надо же как-то убить время»! Королева как закричит: «Убить Время! Он хочет убить Время! Рубите ему голову!» — Какая жестокость! — воскликнула Алиса. — С тех пор, — продолжал грустно Болванщик, — Время для меня палец о палец не ударит! И на часах все шесть… Тут Алису осенило. — Поэтому здесь и накрыто к чаю? {g} — спросила она. — Да, — отвечал Болванщик со вздохом. — Здесь всегда пора пить чай. Мы не успеваем даже посуду вымыть! — И просто пересаживаетесь, да? — догадалась Алиса. — Совершенно верно, — сказал Болванщик. — Выпьем чашку и пересядем к следующей. — А когда дойдете до конца, тогда что? — рискнула спросить Алиса. — А что если мы переменим тему? — спросил Мартовский Заяц и широко зевнул. — Надоели мне эти разговоры. Я предлагаю: пусть барышня расскажет нам сказку. — Боюсь, что я ничего не знаю, — испугалась Алиса. — Тогда пусть рассказывает Соня, — закричали Болванщик и Заяц. — Соня, проснись! Соня медленно открыла глаза. — Я и не думала спать, — прошептала она хрипло. — Я слышала все, что вы говорили. — Рассказывай сказку! — потребовал Мартовский Заяц. — Да, пожалуйста, расскажите, — подхватила Алиса. — И поторапливайся, — прибавил Болванщик. — А то опять заснешь! — Жили-были три сестрички, — быстро начала Соня. — Звали их Элси, Лэси и Тилли {h}, а жили они на дне колодца… — А что они ели? — спросила Алиса. Ее всегда интересовало, что люди едят и пьют. — Кисель, — отвечала, немного подумав, Соня. — Все время один кисель? Это невозможно, — мягко возразила Алиса. — Они бы тогда заболели. — Они и заболели, — сказала Соня. — И очень серьезно. Алиса пыталась понять, как это можно всю жизнь есть один кисель, но это было так странно и удивительно, что она только спросила: — А почему они жили на дне колодца? — Выпей еще чаю, — сказал Мартовский Заяц, наклоняясь к Алисе. — Еще? — переспросила Алиса с обидой. — Я пока ничего не пила. — Больше чаю она не желает, — произнес Мартовский Заяц в пространство. — Ты, верно, хочешь сказать, что меньше чаю она не желает: гораздо легче выпить больше, а не меньше, чем ничего, — сказал Болванщик. — Вашего мнения никто не спрашивал, — сказала Алиса. — А теперь кто переходит на личности? — спросил Болванщик с торжеством. Алиса не знала, что на это ответить. Она налила себе чаю и намазала хлеб маслом, а потом повернулась к Соне и повторила свой вопрос: — Так почему же они жили на дне колодца? Соня опять задумалась и, наконец, сказала: — Потому что в колодце был кисель. — Таких колодцев не бывает, — возмущенно закричала Алиса. Но Болванщик и Мартовский Заяц на нее зашикали, а Соня угрюмо пробормотала: — Если ты не умеешь себя вести, досказывай сама! — Простите, — покорно сказала Алиса. — Пожалуйста, продолжайте, я больше не буду перебивать. Может, где-нибудь и есть один такой колодец. — Тоже сказала — «один»! — фыркнула Соня. Впрочем, она согласилась продолжать рассказ. — И надо вам сказать, что эти три сестрички жили припиваючи… — Припеваючи? — переспросила Алиса. — А что они пели? — Не пели, а пили, — ответила Соня. — Кисель, конечно. — Мне нужна чистая чашка, — перебил ее Болванщик. — Давайте подвинемся. И он пересел на соседний стул. Соня села на его место, Мартовский Заяц — на место Сони, а Алиса, скрепя сердце, — на место Зайца. Выиграл при этом один Болванщик; Алиса, напротив, сильно проиграла, потому что Мартовский Заяц только что опрокинул себе в тарелку молочник. Алисе не хотелось опять обижать Соню, и она осторожно спросила: — Я не понимаю… Как же они там жили? — Чего там не понимать, — сказал Болванщик. — Живут же рыбы в воде. А эти сестрички жили в киселе! Поняла, глупышка? — Но почему? — спросила Алиса Соню, сделав вид, что не слышала последнего замечания Болванщика. — Потому что они были кисельные барышни. Этот ответ так смутил бедную Алису, что она замолчала. — Так они и жили, — продолжала Соня сонным голосом, зевая и протирая глаза, — как рыбы в киселе. А еще они рисовали… всякую всячину… все, что начинается на M [19]. — Почему на M? — спросила Алиса. — А почему бы и нет? — спросил Мартовский Заяц. Алиса промолчала. — Мне бы тоже хотелось порисовать, — сказала она, наконец. — У колодца. — Порисовать и уколоться? — переспросил Заяц. Соня меж тем закрыла глаза и задремала. Но тут Болванщик ее ущипнул, она взвизгнула и проснулась. — …начинается на M, — продолжала она. — Они рисовали мышеловки, месяц, математику, множество… Ты когда-нибудь видела, как рисуют множество? — Множество чего? — спросила Алиса. — Ничего, — отвечала Соня. — Просто множество! — Не знаю, — начала Алиса, — может… — А не знаешь — молчи, — оборвал ее Болванщик. Такой грубости Алиса стерпеть не могла: она молча встала и пошла прочь. Соня тут же заснула, а Заяц и Болванщик не обратили на Алисин уход никакого внимания, хоть она и обернулась раза два, надеясь, что они одумаются и позовут ее обратно. Оглянувшись в последний раз, она увидела, что они засовывают Соню в чайник. 
— Больше я туда ни за что не пойду! — твердила про себя Алиса, пробираясь по лесу. — В жизни не видала такого глупого чаепития! Тут она заметила в одном дереве дверцу. — Как странно! — подумала Алиса. — Впрочем, сегодня все странно. Войду-ка я в эту дверцу. Так она и сделала. И снова она оказалась в длинном зале возле стеклянного столика. — Ну теперь-то я буду умнее, — сказала она про себя, взяла ключик и прежде всего отперла дверцу, ведущую в сад. А потом вынула кусочки гриба, которые лежали у нее в кармане, и ела, пока не стала с фут ростом. Тогда она пробралась по узкому коридорчику и наконец — очутилась в чудесном саду среди ярких цветов и прохладных фонтанов. Глава VIII
Королевский крокет
У входа в сад рос большой розовый куст — розы на нем были белые, но возле стояли три садовника и усердно красили их в красный цвет. Алиса удивилась и подошла поближе, чтобы узнать, что там происходит. Подходя, она услышала, как один из садовников сказал другому: — Поосторожней, Пятерка! Опять ты меня забрызгал! — Я не виноват, — отвечал Пятерка хмуро. — Это Семерка толкнул меня под локоть! 
Семерка посмотрел на него и сказал: — Правильно, Пятерка! Всегда сваливай на другого! — Ты бы лучше помалкивал, — сказал Пятерка. — Вчера я своими ушами слышал, как Королева сказала, что тебе давно пора отрубить голову! — За что? — спросил первый садовник. — Тебя, Двойка, это не касается! — отрезал Семерка. — Нет, касается, — возразил Пятерка. — И я ему скажу, за что. За то, что он принес кухарке луковки тюльпанов вместо лука! Семерка швырнул кисть. — Ну, знаете, такой несправедливости… — начал он, но тут взгляд его упал на Алису, и он умолк. Двое других оглянулись, и все трое склонились в низком поклоне. — Скажите, пожалуйста, — робко спросила Алиса, — зачем вы красите эти розы? Пятерка с Семеркой ничего не сказали, но посмотрели на Двойку; тот оглянулся и тихо сказал: — Понимаете, барышня, нужно было посадить красные розы, а мы, дураки, посадили белые. Если Королева узнает, нам, знаете ли, отрубят головы. Так что, барышня, понимаете, мы тут стараемся, пока она не пришла… В эту минуту Пятерка (он все это время вглядывался в сад) крикнул: — Королева! Садовники пали ниц. Послышались шаги. Алиса обернулась — ей не терпелось увидеть Королеву. Впереди выступали десять солдат с пиками в руках; они были очень похожи на садовников — такие же плоские и четырехугольные, с руками и ногами по углам. За ними шагали десять придворных; их одежды были расшиты крестами, а шли они по двое, как солдаты. За придворными бежали королевские дети, на одеждах которых красовались вышитые червонным золотом сердечки; их было тоже десять; милые крошки держались за руки и весело подпрыгивали на ходу. За ними шествовали гости, все больше Короли и Королевы. Был там и Белый Кролик; он что-то быстро и нервно говорил и всем улыбался. Он прошел мимо Алисы и не заметил ее. За гостями шел Червонный Валет, на алой подушке он нес корону. А замыкали это великолепное шествие ЧЕРВОННЫЕ КОРОЛЬ И КОРОЛЕВА. Алиса заколебалась: может, и ей надо пасть ниц при виде столь блистательного шествия? Однако никаких правил на этот счет она не помнила. — И вообще, к чему устраивать шествия, если все будут падать ниц? Никто тогда ничего не увидит… И она осталась стоять. Когда шествие поравнялось с Алисой, все остановились и уставились на нее, а Королева сурово спросила: — Это еще кто? Она обращалась к Валету, но тот лишь улыбнулся и поклонился в ответ. — Глупец! — бросила Королева, раздраженно мотнув головой. Потом она обернулась к Алисе и спросила: — Как тебя зовут, дитя? — Меня зовут Алисой, с позволения Вашего Величества, — ответила Алиса учтиво. Про себя же она добавила: — Да это всего-навсего колода карт! Чего же мне их бояться? — А это кто такие? — спросила Королева, — указывая на повалившихся вокруг куста садовников. Они лежали лицом вниз, а так как рубашки у всех в колоде были одинаковые, она не могла разобрать, садовники это, или придворные, или, может, собственные ее дети. — Откуда мне знать, — ответила Алиса, удивляясь своей смелости. — Меня это не касается. Королева побагровела от ярости и, сверкнув, словно дикий зверь, на нее глазами, завопила во весь голос {a}: — Отрубить ей голову! Отрубить… 
— Чепуха! — сказала Алиса очень громко и решительно. Королева умолкла. А Король положил ей руку на плечо и робко произнес: — Одумайся, дружок! Она ведь совсем ребенок! Королева сердито отвернулась от него и приказала Валету: — Переверни их! Валет осторожно перевернул садовников носком сапога. — Встать! — крикнула Королева громким пронзительным голосом. Садовники вскочили и принялись кланяться Королеве, Королю, королевским детям и всем остальным. — Сию же минуту перестаньте! — завопила Королева. — У меня от ваших поклонов голова закружилась! И, взглянув на куст роз, она прибавила: — А что это вы тут делали? — С позволения Вашего Величества, — смиренно начал Двойка, опускаясь на одно колено, — мы хотели… — Все ясно! — произнесла Королева, которая тем временем внимательно разглядывала розы. — Отрубить им головы! И шествие двинулось дальше. Только три солдата задержались, чтобы привести приговор в исполнение. Несчастные садовники бросились к Алисе за помощью. — Не бойтесь, — сказала Алиса. — Я вас в обиду не дам. И она сунула их в цветочный горшок, который стоял поблизости. Солдаты походили вокруг, поискали и зашагали прочь. — Ну что, отрубили им головы? — крикнула Королева. — Пропали их головы, Ваше Величество, — гаркнули солдаты. — Отлично! — завопила Королева. — Сыграем в крокет? Солдаты молча взглянули на Алису: видно, Королева обращалась к ней. — Сыграем! — крикнула Алиса. — Пошли! — взревела Королева. И Алиса вошла в толпу гостей, с недоумением спрашивая себя, что же будет дальше. — Какая… какая прекрасная сегодня погода, не правда ли? — робко произнес кто-то. Она подняла глаза и увидела, что рядом идет Белый Кролик и беспокойно на нее поглядывает. — Да, погода чудесная, — согласилась Алиса. — А где же Герцогиня? — Ш-ш-ш, — зашипел Кролик, тревожно оглядываясь. Он поднялся на цыпочки и шепнул ей прямо в ухо: — Ее приговорили к казни. — За что? — спросила Алиса. — Ты, кажется, сказала: «Как жаль»? — спросил Кролик. — И не думала, — отвечала Алиса. — Совсем мне ее не жаль! Я сказала: «За что?». — Она надавала Королеве пощечин, — проговорил Кролик. Алиса радостно фыркнула. — Тише! — испугался Кролик. — Вдруг Королева услышит! Понимаешь, Герцогиня опоздала, а Королева говорит… — Все по местам! — закричала Королева громовым голосом. И все побежали, натыкаясь друг на друга, падая и вскакивая. Однако через минуту все уже стояли на своих местах. Игра началась. Алиса подумала, что в жизни не видала такой странной площадки для игры в крокет {b}: сплошные рытвины и борозды. Шарами служили ежи, молотками — фламинго, а воротцами — солдаты. Они делали мостик — да так и стояли, пока шла игра. Поначалу Алиса никак не могла справиться со своим фламинго: только сунет его вниз головой под мышку, отведет ему ноги назад, нацелится и соберется ударить им по ежу, как он изогнет шею и поглядит ей прямо в глаза, да так удивленно, что она начинает смеяться; а когда ей удастся снова опустить его вниз головой, глядь! — ежа уже нет, он развернулся и тихонько трусит себе прочь. К тому же все ежи у нее попадали в рытвины, а солдаты-воротца разгибались и уходили на другой конец площадки. Словом, Алиса скоро решила, что это очень трудная игра. 