Белая Пешка (Алиса) начинает и становится Королевой в одиннадцать ходов 4 глава

Игроки били все сразу, не дожидаясь своей очереди, и все время ссорились и дрались из-за ежей; в скором времени Королева пришла в бешенство, топала ногами и то и дело кричала: — Отрубить ей голову! Голову ему долой! Алиса забеспокоилась; правда, у нее с Королевой пока еще не было ни из-за чего спора, но он мог возникнуть в любую минуту. — Что со мной тогда будет? — думала Алиса. — Здесь так любят рубить головы. Странно, что кто-то еще вообще уцелел! Она огляделась и принялась думать о том, как бы незаметно улизнуть, как вдруг над головой у нее появилось что-то непонятное. Сначала Алиса никак не могла понять, что же это такое, но через минуту сообразила, что в воздухе одиноко парит улыбка. — Это Чеширский Кот, — сказала она про себя. — Вот хорошо! Будет с кем поговорить, по крайней мере! — Ну как дела? — спросил Кот, как только рот его обозначился в воздухе. Алиса подождала, пока не появятся глаза, и кивнула. — Отвечать сейчас все равно бесполезно, — подумала она. — Подожду, пока появятся уши — или хотя бы одно! Через минуту показалась уже вся голова; Алиса поставила фламинго на землю и начала свой рассказ, радуясь, что у нее есть собеседник. Кот, очевидно, решил, что головы вполне достаточно, и дальше возникать не стал. — По-моему, они играют совсем не так, — говорила Алиса. — Справедливости никакой, и все так кричат, что собственного голоса не слышно. Правил нет, а если есть, то никто их не соблюдает. Вы себе не представляете, как трудно играть, когда все живое. Например, воротца, через которые мне надо сейчас проходить, пошли гулять на ту сторону площадки! Я бы отогнала сейчас ежа Королевы — да только он убежал, едва завидел моего! — А как тебе нравится Королева? — спросил Кот тихо. — Совсем не нравится, — отвечала Алиса. — Она так… В эту минуту она заметила, что Королева стоит у нее за спиной и подслушивает. — …так хорошо играет, — быстро сказала Алиса, — что хоть сразу сдавайся. Королева улыбнулась и отошла. — С кем это ты разговариваешь? — спросил Король, подходя к Алисе и с любопытством глядя на парящую голову. — Это мой друг, Чеширский Кот, — отвечала Алиса. — Разрешите представить… — Он мне совсем не нравится, — заметил Король. — Впрочем, пусть поцелует мне руку, если хочет. — Особого желания не имею, — сказал Кот. — Не смей говорить дерзости, — пробормотал Король. — И не смотри так на меня. И он спрятался у Алисы за спиной. — Котам на королей смотреть не возбраняется ^{c}, — сказала Алиса. — Я это где-то читала, не помню только — где. — Нет, его надо убрать, — сказал Король решительно. Увидев проходившую мимо Королеву, он крикнул: — Душенька, вели убрать этого кота! У Королевы на все был один ответ. — Отрубить ему голову! — крикнула она, не глядя. — Я сам приведу палача! — сказал радостно Король и убежал. Алиса услыхала, как Королева что-то громко кричит вдалеке, и пошла посмотреть, что там происходит. Она уже слышала, как Королева приказала отрубить головы трем игрокам за то, что они пропустили свою очередь. В целом происходящее очень не понравилось Алисе: вокруг царила такая путаница, что она никак не могла понять, кому играть. И она побрела обратно, высматривая в рытвинах своего ежа. Она его тут же увидала — он дрался с другим ежом. Вот бы и ударить по ним, но Алисин фламинго забрел на другой конец сада; Алиса увидела, как он безуспешно пытается взлететь на дерево. Когда Алиса, наконец, поймала его и принесла обратно, ежи уже перестали драться и разбежались. — Ну и пусть, — подумала Алиса. — Все равно воротца тоже ушли. Она сунула фламинго под мышку, чтобы он снова не убежал, и вернулась к Коту; ей хотелось еще с ним поговорить. Подойдя к тому месту, где в воздухе парила его голова, она с удивлением увидела, что вокруг образовалась большая толпа. Палач, Король и Королева шумно спорили; каждый кричал свое, не слушая другого, а остальные молчали и только смущенно переминались с ноги на ногу.

Завидев Алису, все трое бросились к ней, чтобы она разрешила их спор. Они громко повторяли свои доводы, но, так как говорили все разом, она никак не могла понять, в чем дело. Палач говорил, что нельзя отрубить голову, если, кроме головы, ничего больше нет; он такого никогда не делал и делать не собирается; стар он для этого, вот что! Король говорил, что раз есть голова, то ее можно отрубить. И нечего нести вздор! А Королева говорила, что, если сию же минуту они не перестанут болтать и не примутся за дело, она велит отрубить головы всем подряд! (Эти-то слова и повергли общество в уныние.) Алиса не нашла ничего лучшего, как сказать: — Кот принадлежит Герцогине. Лучше бы посоветоваться с ней. — Она в тюрьме, — сказала Королева и повернулась к палачу. — Веди ее сюда! Палач со всех ног бросился исполнять приказ. Как только он убежал, голова Кота начала медленно таять в воздухе, так что к тому времени, когда палач привел Герцогиню, головы уже не было видно. Король и палач заметались по крокетной площадке, а гости вернулись к игре. Глава IX
Повесть черепахи Квази

— Ах, милая, ты и представить себе не можешь, как я рада тебя видеть, — нежно сказала Герцогиня, взяла Алису под руку и повела в сторону. Алиса приятно удивилась, увидев Герцогиню в столь отличном расположении духа, и подумала, что это, должно быть, от перца она была такой вспыльчивой. — Когда я буду Герцогиней, — сказала она про себя (без особой, правда, надежды), — у меня в кухне совсем не будет перца. Суп и без него вкусный! От перца, верно, и начинают всем перечить… Алиса очень обрадовалась, что открыла новое правило. — От уксуса — куксятся, — продолжала она задумчиво, — от горчицы — огорчаются, от лука — лукавят, от вина — винятся, а от сдобы — добреют. Как жалко, что никто об этом не знает… Все было бы так просто. Ели бы сдобу — и добрели! Она совсем забыла о Герцогине и вздрогнула, когда та сказала ей прямо в ухо: — Ты о чем-то задумалась, милочка, и не говоришь ни слова. А мораль отсюда такова… Нет, что-то не соображу! Ничего, потом вспомню… — А, может, здесь и нет никакой морали, — заметила Алиса. — Как это нет! — возразила Герцогиня. — Во всем есть своя мораль, нужно только уметь ее найти! И с этими словами она прижалась к Алисе. Алисе это совсем не понравилось: во-первых, Герцогиня была такая безобразная, а, во-вторых, подбородок ее приходился как раз на уровне Алисиного плеча, и подбородок этот был очень острый. Но делать было нечего — не могла же Алиса попросить Герцогиню отодвинуться! — Игра, кажется, пошла веселее, — заметила она, чтобы как-то поддержать разговор. — Я совершенно с тобой согласна, — сказала Герцогиня. — А мораль отсюда такова: «Любовь, любовь, ты движешь миром…» ^[20] — А мне казалось, кто-то говорил, будто самое главное — не соваться в чужие дела, — шепнула Алиса. — Так это одно и то же, — промолвила Герцогиня, вонзая подбородок в Алисино плечо. — А мораль отсюда такова: думай о смысле, а слова придут сами! — Как она любит всюду находить мораль, — подумала Алиса. — Ты, конечно, удивляешься, — сказала Герцогиня, — почему я не обниму тебя за талию. Сказать по правде, я не совсем уверена в твоем фламинго. Или все же рискнуть?

— Он может и укусить, — сказала благоразумная Алиса, которой совсем не хотелось, чтоб Герцогиня ее обнимала. — Совершенно верно, — согласилась Герцогиня. — Фламинго кусаются не хуже горчицы. А мораль отсюда такова: это птицы одного полета! — Только горчица совсем не птица, — заметила Алиса. — Ты, как всегда, совершенно права, — сказала Герцогиня. — Какая ясность мысли! — Кажется, горчица — минерал, — продолжала Алиса задумчиво. — Конечно, минерал, — подтвердила Герцогиня. Она готова была соглашаться со всем, что скажет Алиса. — Минерал огромной взрывчатой силы. Из нее делают мины и закладывают при подкопах… А мораль отсюда такова: хорошая мина при плохой игре — самое главное! — Вспомнила, — сказала вдруг Алиса, пропустившая мимо ушей последние слова Герцогини. — Горчица это овощ. Правда, на овощ она не похожа — и все-таки это овощ! — Я совершенно с тобой согласна, — сказала Герцогиня. — А мораль отсюда такова: всякому овощу свое время. Или, хочешь, я это сформулирую попроще: никогда не думай, что ты иная, чем могла бы быть иначе, чем будучи иной в тех случаях, когда иначе нельзя не быть. — Мне кажется, я бы лучше поняла, — учтиво проговорила Алиса, — если б я могла это записать. А так я не очень разобралась. — Это все чепуха по сравнению с тем, что я могла бы сказать, если бы захотела, — ответила польщенная Герцогиня. — Пожалуйста, не беспокойтесь, — сказала Алиса. — Ну что ты, разве это беспокойство, — возразила Герцогиня. — Дарю тебе все, что успела сказать. — Пустяковый подарок, — подумала про себя Алиса. — Хорошо, что на дни рождения таких не дарят! Однако вслух она этого сказать не рискнула. — Опять о чем-то думаешь? — спросила Герцогиня и снова вонзила свой подбородок в Алисино плечо. — А почему бы мне и не думать? — отвечала Алиса. Ей было как-то не по себе. — А почему бы свинье не летать? — сказала Герцогиня. — А мораль… Тут, к великому удивлению Алисы, Герцогиня умолкла и задрожала. Алиса подняла глаза и увидала, что перед ними, скрестив на груди руки и грозно нахмурившись, стоит Королева. — Прекрасная погода, ваше величество, — слабо прошептала Герцогиня. — Я тебя честно предупреждаю, — закричала Королева и топнула ногой. — Либо мы лишимся твоего общества, либо ты лишишься головы. Решай сейчас же — нет, в два раза быстрее! Герцогиня решила и тотчас исчезла. — Вернемся к нашей игре, — сказала Алисе Королева. Алиса так была напугана, что, не говоря ни слова, побрела за ней следом к площадке. Гости между тем воспользовались отсутствием Королевы и отдыхали в тени; однако, увидев, что Королева возвращается, они поспешили к своим местам. А Королева, подойдя, просто объявила, что минута промедления будет стоить им всем жизни. Пока шла игра, Королева беспрестанно ссорилась с игроками и кричала: — Отрубить ему голову! Голову ей с плеч! Солдаты вставали с земли и брали несчастных под стражу. Воротцев в результате становилось все меньше и меньше. Не прошло и получаса, как их и вовсе не осталось, а все игроки с трепетом ждали казни. Наконец, Королева бросила игру и, переводя дыхание, спросила Алису: — А видела ты Черепаху Квази ^[21]? — Нет, — сказала Алиса. — Я даже не знаю, кто это такой. — Как же, — сказала Королева. — Это то, из чего делают квази-черепаший суп ^{a}. — Никогда не видала и не слыхала, — сказала Алиса. — Тогда пошли, — сказала Королева. — Он сам тебе все расскажет. И они пошли. Уходя, Алиса услышала, как Король тихо сказал, обращаясь к гостям: — Мы всех вас прощаем. — Вот хорошо! — обрадовалась Алиса. (Она очень горевала, думая о назначенных казнях). Вскоре они увидели Грифона, крепко спящего на солнцепеке ^{b}. (Если ты не знаешь, как выглядит Грифон, посмотри на картинку).

— Вставай, бездельник, — сказала Королева, — отведи эту барышню к Черепахе Квази. Пусть расскажет ей свою историю. А мне надо возвращаться: я там приказала кое-кого казнить, надо присмотреть, чтобы все было как следует. И она ушла, оставив Алису с Грифоном. Алисе он не внушил особого доверия, но, подумав, что с ним, верно, все же спокойнее, чем с Королевой, она осталась. — Смех — да и только! — пробормотал он не то про себя, не то обращаясь к Алисе. — Смех? — переспросила Алиса растерянно. — Ну да, — ответил Грифон. — Все это выдумки. Казнить! Скажет тоже! У них такого отродясь не было. Ладно, пошли! — Все здесь только и говорят, что «пошли»! — подумала Алиса, покорно плетясь за Грифоном. — Никогда в жизни еще мною так не помыкали! Пройдя совсем немного, они увидели вдалеке Черепаху Квази; он лежал на скалистом уступе и вздыхал с такой тоской, словно сердце у него разрывалось. Алиса от души пожалела его. — Почему он так грустит? — спросила она Грифона. И он ответил ей почти теми же словами: — Все это выдумки. Грустит! Скажешь тоже! Не о чем ему грустить. Ладно, пошли! И они подошли к Черепахе Квази. Тот взглянул на них большими, полными слез глазами, но ничего не сказал. — Эта барышня, — начал Грифон, — хочет послушать твою историю. Вынь да положь ей эту историю! Вот оно что! — Что ж, я расскажу, — проговорил Квази глухим голосом. — Садитесь и не открывайте рта, пока я не кончу. Грифон и Алиса уселись. Наступило молчание. — Не знаю, как это он собирается кончить, если никак не может начать, — подумала про себя Алиса. Но делать было нечего — она терпеливо ждала. — Однажды, — произнес, наконец, Черепаха Квази с глубоким вздохом, — я был настоящей Черепахой. И снова воцарилось молчание. Только Грифон изредка откашливался, да неумолчно всхлипывал Квази. Алиса совсем уже собралась подняться и сказать: «Благодарю вас, сэр, за очень увлекательный рассказ». Но потом решила еще подождать.

Наконец, Черепаха Квази немного успокоился и, тяжело вздыхая, заговорил. — Когда мы были маленькие, мы ходили в школу на дне моря. Учителем у нас был старик-Черепаха. Мы звали его Спрутиком. — Зачем же вы звали его Спрутиком, — спросила Алиса, — если на самом деле он был Черепахой? — Мы его звали Спрутиком, потому что он всегда ходил с прутиком, — ответил сердито Черепаха Квази. — Ты не очень-то догадлива! — Стыдилась бы о таких простых вещах спрашивать, — подхватил Грифон. Оба они замолчали и уставились на бедную Алису. Она готова была провалиться сквозь землю. Наконец, Грифон повернулся к Черепахе Квази и сказал: — Давай, старина, поторапливайся! Нельзя же весь день здесь сидеть… И Квази продолжал. — Да, ходили мы в школу, а школа наша была на дне морском, хоть ты, может, этому и не поверишь… — Почему же? — возразила Алиса. — Я ни слова не сказала. — Нет, сказала, — настаивал Квази. — Не возражай! — прикрикнул Грифон. Но Алиса и не думала возражать. — Образование мы получили самое хорошее, — продолжал Черепаха Квази. — И немудрено — ведь мы ходили в школу каждый день… — Я тоже ходила в школу каждый день, — сказала Алиса. — Ничего особенного в этом нет. — А дополнительно тебя чему-нибудь учили? — спросил Квази с тревогой. — Да, — ответила Алиса. — Музыке и французскому. — А стирке? — быстро сказал Черепаха Квази. — Нет, конечно, — с негодованием отвечала Алиса. — Ну, значит, школа у тебя была неважная, — произнес с облегчением Квази. — А у нас в школе к счету всегда приписывали: «Плата за французский, музыку и стирку дополнительно» ^{c}. — Зачем вам стирка? — спросила Алиса. — Ведь вы жили на дне морском. — Все равно я не мог заниматься стиркой, — вздохнул Черепаха Квази. — Мне она была не по карману. Я изучал только обязательные предметы. — Какие? — спросила Алиса. — Сначала мы, как полагается, Чихали и Пищали, — отвечал Черепаха Квази. — А потом принялись за четыре действия Арифметики: Скольжение, Причитание, Умиление и Изнеможение ^{d}. — Я о «Причитании» никогда не слыхала, — рискнула заметить Алиса. — Никогда не слыхала о «Причитании»! — воскликнул Грифон, воздевая лапы к небу. — Что такое «читать», надеюсь, ты знаешь? — Да, — отвечала Алиса неуверенно, — смотреть, что написано в книжке и… читать. — Ну да, — сказал Грифон, — и если ты при этом не знаешь, что такое «причитать», значит, ты совсем дурочка. У Алисы пропала всякая охота выяснять, что такое «Причитание», она повернулась к Черепахе Квази и спросила: — А что еще вы учили? — Были у нас еще Рифы — Древней Греции и Древнего Рима, Грязнописание и Мать-и-мачеха. И еще Мимические опыты; мимиком у нас был старый угорь, он приходил раз в неделю. Он же учил нас Триконометрии, Физиономии… — Физиономии? — переспросила Алиса. — Я тебе этого показать не смогу, — отвечал Черепаха Квази. — Стар я уже для этого. А Грифон ею не занимался. — Времени у меня не было, — подтвердил Грифон. — Зато я получил классическое образование. — Как это? — спросила Алиса. — А вот как, — отвечал Грифон. — Мы с моим учителем, крабом-старичком, уходили на улицу и целый день играли в классики. Какой был учитель! — Настоящий классик! — со вздохом сказал Квази. — Но я к нему не попал… Говорят, он учил Латуни, Драматике и Мексике… — Это уж точно, — согласился Грифон. И оба повесили головы и вздохнули. — А долго у вас шли занятия? — спросила Алиса, торопясь перевести разговор. — Это зависело от нас, — отвечал Черепаха Квази. — Как все займем, так и кончим. — Займете? — удивилась Алиса. — Занятия почему так называются? — пояснил Грифон. — Потому что на занятиях мы у нашего учителя ум занимаем… А как все займем и ничего ему не оставим, тут же и кончим. В таких случаях говорят: «Ему ума не занимать»… Поняла? Это было настолько ново для Алисы, что она невольно задумалась. — А что же тогда с учителем происходит? — спросила она немного спустя. — Может, хватит про уроки, — вмешался решительно Грифон. — Расскажи-ка ей про наши игры… Глава X
Морская кадриль ^{a}

Черепаха Квази глубоко вздохнул и вытер глаза. Он взглянул на Алису — видно, хотел что-то сказать, но его душили рыдания. — Ну, прямо словно кость у него в горле застряла, — сказал Грифон, подождав немного. И принялся трясти Квази и бить его по спине. Наконец, Черепаха Квази обрел голос и, обливаясь слезами, заговорил: — Ты, верно, не живала подолгу на дне морском… — Не жила, — сказала Алиса. — И, должно быть, никогда не видала живого омара… — Зато я его пробова… — начала Алиса, но спохватилась и покачала головой. — Нет, не видала. — Значит, ты не имеешь понятия, как приятно танцевать морскую кадриль с омарами. — Нет, не имею, — вздохнула Алиса. — А что это за танец? — Прежде всего, — начал Грифон, — все выстраиваются в ряд на морском берегу… — В два ряда! — закричал Черепаха Квази. — Тюлени, лососи, морские черепахи и все остальные. И как только очистишь берег от медуз… — А это не так-то просто, — вставил Грифон. — Делаешь сначала два шага вперед… — продолжал Черепаха Квази. — Взяв за ручку омара! — закричал Грифон. — Конечно, — подтвердил Черепаха Квази. — Делаешь два прохода вперед, кидаешься на партнеров… — Меняешь омаров — и возвращаешься назад тем же порядком, — закончил Грифон. — А потом, — продолжал Черепаха Квази, — швыряешь… — Омаров! — крикнул Грифон, подпрыгивая в воздух. — Подальше в море… — Плывешь за ними! — радостно завопил Грифон. — Кувыркаешься разок в море! — воскликнул Черепаха Квази и прошелся колесом по песку. — Снова меняешь омаров! — вопил во весь голос Грифон. — И возвращаешься на берег! Вот и вся первая фигура, — сказал Квази внезапно упавшим голосом. И два друга, только что, как безумные, прыгавшие по песку, загрустили, сели и с тоской взглянули на Алису. — Это, должно быть, очень красивый танец, — робко заметила Алиса. — Хочешь посмотреть? — спросил Черепаха Квази. — Очень, — сказала Алиса. — Вставай, — приказал Грифону Квази. — Покажем ей первую фигуру. Ничего, что тут нет омаров… Мы и без них обойдемся. Кто будет петь? — Пой ты, — сказал Грифон. — Я не помню слов. И они важно заплясали вокруг Алисы, размахивая в такт головами и не замечая, что то и дело наступают ей на ноги. Черепаха Квази затянул грустную песню. Говорит треска улитке: «Побыстрей, дружок, иди! ^{b}
Мне на хвост дельфин наступит — он плетется позади.
Видишь, крабы, черепахи мчатся к морю мимо нас.
Нынче бал у нас на взморье, ты пойдешь ли с нами в пляс?
Хочешь, можешь, можешь, хочешь ты пуститься с нами в пляс?

Ты не знаешь, как приятно, как занятно быть треской.
Если нас забросят в море и умчит нас вал морской!»
«Ох! — улитка пропищала. — Далеко забросят нас!
Не хочу я, не могу я, не хочу я с вами в пляс.
Не могу я, не хочу я, не могу пуститься в пляс!»

«Ах, что такое далеко? — ответила треска. —
Где далеко от Англии, там Франция близка.
За много миль от берегов есть берега опять.
Не робей, моя улитка, и пойдем со мной плясать.
Хочешь, можешь, можешь, хочешь ты со мной пойти плясать?
Можешь, хочешь, хочешь, можешь ты пойти со мной плясать?»

— Большое спасибо, — сказала Алиса, радуясь, что танец, наконец, кончился. — Очень интересно было посмотреть. А песня про треску мне очень понравилась! Такая забавная… — Кстати, о треске, — начал Черепаха Квази. — Ты, конечно, ее видала? — Да — сказала Алиса. — Она иногда бывала у нас на обед. Она испуганно замолчала, но Черепаха Квази не смутился. — Не знаю, что ты хочешь этим сказать, — заметил Черепаха Квази, — но раз вы так часто встречались, ты, конечно, знаешь, как она выглядит… — Да, кажется, знаю, — сказала задумчиво Алиса. — Хвост во рту ^{c}, и вся в сухарях. — Насчет сухарей ты ошибаешься, — возразил Черепаха Квази, — сухари все равно смылись бы в море… Ну а хвост у нее, правда, во рту. Дело в том, что… Тут Черепаха Квази широко зевнул и закрыл глаза. — Объясни ей про хвост, — сказал он Грифону. — Дело в том, — сказал Грифон, — что она очень любит танцевать с омарами. Вот они и швыряют ее в море. Вот она и летит далеко-далеко. Вот хвост у нее и застревает во рту — да так крепко, что не вытащишь. Все. — Спасибо, — сказала Алиса. — Это очень интересно. Я ничего этого о треске не знала. — Если хочешь, — сказал Грифон, — я тебе много еще могу про треску рассказать! Знаешь, почему ее называют треской? — Я никогда об этом не думала, — ответила Алиса. — Почему? — Треску много, — сказал значительно Грифон. Алиса растерялась. — Много треску? — переспросила она с недоумением. — Ну да, — подтвердил Грифон. — Рыба она так себе, толку от нее мало, а треску много. Алиса молчала и только смотрела на Грифона широко раскрытыми глазами. — Очень любит поговорить, — продолжал Грифон. — Как начнет трещать, хоть вон беги. И друзей себе таких же подобрала. Ходит к ней один старичок Судачок. С утра до ночи судачат! А еще Щука забегает — так она всех щучит. Бывает и Сом — этот во всем сомневается … А как соберутся все вместе, такой подымут шум, что голова кругом идет… Белугу знаешь? Алиса кивнула. — Так это они ее довели. Никак, бедная, прийти в себя не может. Все ревет и ревет… — Поэтому и говорят: «Ревет, как белуга»? — робко спросила Алиса. — Ну да, — сказал Грифон. — Поэтому. Тут Черепаха Квази открыл глаза. — Ну, хватит об этом, — проговорил он. — Расскажи теперь ты про свои приключения. — Я с удовольствием расскажу все, что случилось со мной сегодня с утра, — сказала неуверенно Алиса. — А про вчера я рассказывать не буду, потому что тогда я была совсем другая. — Объяснись, — сказал Черепаха Квази. — Нет, сначала приключения, — нетерпеливо перебил его Грифон. — Объяснять очень долго. И Алиса начала рассказывать все, что с нею случилось с той минуты, как она увидела Белого Кролика. Сначала ей было немножко не по себе: Грифон и Черепаха Квази придвинулись к ней так близко и так широко раскрыли глаза и рты; но потом она осмелела. Грифон и Черепаха Квази молчали, пока она не дошла до встречи с Синей Гусеницей и попытки прочитать ей «Папу Вильяма». Тут Черепаха Квази глубоко вздохнул и сказал: — Очень странно! — Страннее некуда! — подхватил Грифон. — Все слова не те, — задумчиво произнес Черепаха Квази. — Хорошо бы она нам что-нибудь почитала. Вели ей начать. И он посмотрел на Грифона, словно тот имел над Алисой власть. — Встань и читай «Это голос лентяя », — приказал Алисе Грифон. — Как все здесь любят распоряжаться, — подумала Алиса. — Только и делают, что заставляют читать. Можно подумать, что я в школе. Все же она послушно встала и начала читать. Но мысли ее были так заняты омарами и морскою кадрилью, что она и сама не знала, что говорит. Слова получились действительно очень странные. Это голос Омара ^{d}. Вы слышите крик?
— Вы меня разварили! Ах, где мой парик?
И поправивши носом жилетку и бант,
Он идет на носочках, как лондонский франт.

Если отмель пустынна и тихо кругом,
Он кричит, что акулы ему нипочем,
Но лишь только вдали заприметит акул,
Он забьется в песок и кричит караул!

— Совсем непохоже на то, что читал я ребенком в школе, — заметил Грифон. — Я никогда этих стихов не слышал, — сказал Квази. — Но, по правде говоря, — это ужасный вздор! Алиса ничего не сказала; она села на песок и закрыла лицо руками; ей уж в не верилось, что все еще может снова стать, как прежде. — Она ничего объяснить не может, — торопливо сказал Грифон. И, повернувшись к Алисе, прибавил: — Читай дальше. — А почему он идет на носочках? — спросил Квази. — Объясни мне хоть это. — Это такая позиция в танцах, — сказала Алиса. Но она и сама ничего не понимала; ей не хотелось больше об этом говорить. — Читай же дальше, — торопил ее Грифон. — «Шел я садом однажды…» Алиса не посмела ослушаться, хотя и была уверена, что все опять получится не так, и дрожащим голосом продолжала: Шел я садом однажды и вдруг увидал,
Как делили коврижку Сова и Шакал.
И коврижку Шакал проглотил целиком,
А Сове только блюдечко дал с ободком.

Он звучал все тише и тише и, наконец, совсем смолк.
Глава XI
Кто украл крендели?

Червонные Король и Королева сидели на троне, а вокруг толпились остальные карты и множество всяких птиц и зверюшек. Перед троном стоял между двумя солдатами Валет в цепях. Возле Короля вертелся Белый Кролик — в одной руке он держал трубу, а в другой — длинный пергаментный свиток. Посередине стоял стол, а на столе — большое блюдо с кренделями. Вид у них был такой аппетитный, что у Алисы прямо слюнки потекли. — Скорее бы кончили судить, — подумала она, — и подали угощение. Особых надежд на это, однако, не было, и она начала смотреть по сторонам, чтобы как-то скоротать время. Раньше Алиса никогда не бывала в суде, хотя и читала о нем в книжках. Ей было очень приятно, что все почти здесь ей знакомо. — Вон судья, — сказала она про себя. — Раз в парике, значит судья. Судьей, кстати, был сам Король, а так как корону ему пришлось надеть на парик (посмотри на фронтиспис, если хочешь узнать, как он это сделал), он чувствовал себя не слишком уверенно. К тому же это было не очень красиво. — Это места для присяжных, — подумала Алиса. — А эти двенадцать существ (ей пришлось употребить это слово, потому что там были и зверюшки, и птицы), видно, и есть присяжные. Последнее слово она повторила про себя раза два или три — она очень гордилась тем, что знает такое трудное слово; немного найдется девочек ее возраста, думала Алиса (и в этом она была права), понимающих, что оно значит. Впрочем, назвать их «присяжными заседателями» также было бы верно. Присяжные меж тем что-то быстро строчили на грифельных досках. — Что это они пишут? — шепотом спросила Алиса у Грифона. — Ведь суд еще не начался… — Они записывают свои имена, — прошептал Грифон в ответ. — Боятся, как бы их не забыть до конца суда. — Вот глупые! — громко произнесла Алиса негодующим тоном, но в ту же минуту Белый Кролик закричал: — Не шуметь в зале суда! А Король надел очки и с тревогой посмотрел в зал: видно, хотел узнать, кто шумит. Алиса замолчала. Со своего места она видела — так ясно, как будто стояла у них за плечами, — что присяжные тут же стали писать: «Вот глупые!». Она даже заметила, что кто-то из них не знал, как пишется «глупые», и вынужден был справиться у соседа. — Воображаю, что они там понапишут до конца суда! — подумала Алиса. У одного из присяжных грифель все время скрипел. Этого, конечно, Алиса не могла вынести: она подошла и стала у него за спиной; улучив удобный момент, она ловко выхватила грифель. Все это она проделала так быстро, что бедный присяжный (это был крошка Билль) не понял, что произошло; поискав грифель, он решил писать пальцем. Толку от этого было мало, так как палец не оставлял никакого следа на грифельной доске. — Глашатай, читай обвинение! — сказал Король. Белый Кролик трижды протрубил в трубу, развернул пергаментный свиток и прочитал: Дама Червей напекла кренделей
В летний погожий денек.
Валет Червей был всех умней
И семь кренделей уволок ^{a}.