- Как там, у философов – жизнь это круг? Вот и представим весь жизненный процесс вещи или человека от замысла до полного исчезновения в виде круга. - Я открыл чистую страницу альбома и выполнил рисунок. - Конечно, это условно, - выводя окружность, пояснял я. - Далее, для наглядности разделим его на четыре равные части - четверти. Эти четыре четверти не что иное, как основные жизненные циклы или этапы, как у человека, так и у вещи.
Так вот первую четверть этого круга условно назовем – «концептуальным» или «романтическим».
Вторую четверть круга - «эскизно-моделируемым», а точнее «контентным». Это и в случае с вещью, и с появлением малыша с последующим его развитием до самостоятельности и взросления.
В результате - половина окружности – период проектированиявещи и создания окончательной модели или становление полноценного члена общества.
Третьячетверть или этап – это эксплуатация или функционированиевещи в культуре до ее полной утилизации или ненужности. С другой стороны полнокровная жизнедеятельность человека, вплоть до пенсионного периода.
Завершающую четвертую четверть с той же условностью назовем «эвристической».Это наиболее любопытный этап. Но о нем чуть позже. А пока….
- Подождите Павел Иванович, - не выдержал Игорек, - дайте переварить. Довольно необычное это Ваше сравнение.
- Да-а, Наука многое себе позволяет, – вставил реплику и Дмитрий Николаевич.
- Пожалуйста, пожалуйста. – Я не возражал. – Если появились вопросы?..
- Нет, вроде так все понятно. А деление, ну на эти четыре четверти это общепринятая….
- Да нет. Я же сказал что это просто моя версия, схема, демонстрирующая дизайн процесс как я его вижу. Не более.
- Ну что ж тогда давайте дальше Павел Иванович. – Великодушно «разрешил» Игорек и поудобнее устроился прямо на полу.
- Послушайте, вам действительно интересно?
- Да ну что Вы, Павел Иванович, - проговорила долго молчавшая Наталья Ивановна, - все внятно и доступно, хотя, честно говоря, довольно таки нестандартное сопоставление.
- Ну, тогда поехали дальше. – Я тоже несколько поменял позу в глубоком кресле, чтобы было удобно и говорить и дорисовывать схему. – Теперь разберем каждый из этих этапов по отдельности. Первую четверть или концептуальный этап, как мы его условно назвали, разделим на три части, пусть пока равных по значению. – Я взял карандаш и разделил первую четверть круга на три узеньких сегмента двумя линиями. – Вот этот первый кусочек «пирога» - я обвел его эллипсом, – с той же мерой условности назовем – романтической влюбленностью в проблему.
- Как, как?
- Это самый удивительный и чувственный, самый романтический и самый главный период нашей жизни. – Я специально оставил без внимания очередной вопрос Игорька, и, кажется, он это понял. – Давайте вспомним это завораживающее, божественное, иначе не скажешь, чувство ожидания любви. Особенно впервые. Еще нет самого объекта, еще не сформировались оценочные критерии, еще все далеко и иллюзорно, а сердце распирает от какого-то непонятного восторга, нечаянной радости, вожделения и умиления. Это ожидание настоящего «Чуда!». Неведомая сила поднимает тебя, и ты паришь…, короче говоря, все мы это пережили.
- И, слава Богу.
- Разумеется, всему свое время. Но нечто подобное ты чувствуешь и в другое, более позднее время. У многих оно бывает даже сильнее первого чувства. Но суть в том, что оно – это время или этап в нашей жизни существует и он всегда безумно сладок, поскольку дарит надежду на возможное счастье. В общем, это время романтической влюбленности. Что здесь ценного? Я перехожу к прагматике. А ценность его в том, что оно несет в себе творческое начало. То есть, в этом чувстве нет пресловутого заказа, корысти, интересов, в нем нет цели. Процесс происходит природно, спонтанно, чисто, возвышенно, то есть - независимо. И главная ценность именно в независимости. Все помыслы, мечты, ожидания идут от сердца, а, стало быть, от… Неба.
Я замолчал, ожидая обязательных, как мне казалось, вопросов, реплик, пожимание плечами. Однако все трое молчали, опустив головы. Выждав с полминуты, я приготовился продолжить, но все тот же Игорек слегка удивил:
- А вы Павел Иванович, если не секрет, сколько раз… влюблялись? Простите, если…, – паренек слегка покраснел. Я понял, что вопрос относится не столько ко мне, сколько к нему самому. Да и алкоголь делает свое дело.
- Игорь! – сорвалась Наталья Ивановна.
- Ты обижаешь меня, молодой человек! – проговорил я обиженным тоном.
- Извините…!
- Да ладно, - я едва сдерживался, чтобы не улыбнуться. – А по поводу влюбленности я отвечу и весьма охотно. Так вот влюбляюсь я милый Игорь часто, даже очень часто. Бывает что в день по нескольку раз.
- Как это?! – парень опешил, но явно был доволен моим ответом.
- А вот так…, - встречаю красивую женщину и тут же влюбляюсь. Влюбляюсь в ее фигуру, если она того стоит, в глаза, если они удивительные, в голос, если от его тембра мурашки по телу…. Я наслаждаюсь собственной растерянностью и робостью, я молодею, я хочу так жить, переживать и… мечтать!.. – я мельком взглянул на Наталью Ивановну. Та смотрела куда-то в сторону, и казалось, не слышит о чем идет речь. – Вот так смотришь на красивое, и, на душе… маленький праздник.
- Но как же?!.. Это же… - Игорек стал подбирать нужные слова.
- Погоди, я речь веду о влюбленности, о прекрасном, а не о возжелании жены ближнего….
- Послушайте, мы, кажется, отвлеклись, – достаточно строго проговорила Наталья Ивановна.
Тут же наступила тишина, которая немного затянулась.
- Так вот! – спохватился я, - с проектированием вещи, происходит нечто подобное. Получив техническое задание, или решаешь проблему по собственной инициативе, ты впадаешь, а это должно происходить именно так, в то самое романтическое состояние, как и в нашем первом случае. А именно в состояние ожидания «чуда». Чуда, которое должно произойти потом, чуть позже. Но ожидание его – волшебно! Именно в этот момент идеализируется ожидаемое, зарождается идеал еще не созданной вещи. Нет ни ее формы, ни материала, нет ничего, а идеал уже существует в твоих… чувствах. Это как любовь. И это зародившееся - независимо, бескорыстно и пока бесценно, поскольку бесцельно.
Я сделал паузу.
- То есть, - подал голос Дмитрий Николаевич, - ты влюбляешься в то, чего пока нет, но быть должно? В некую иллюзию, которая выглядит идеально и совершенно? Но зачем это?
- На самом деле мы и влюбляемся именно в иллюзию, в ощущение некоего идеального состояния. Это приходит и все. Такова, я повторюсь матушка Природа.
- Все равно как-то не очень понятно Павел Иванович, - Игорек растерянно оглядел своих коллег.
Ну, хорошо. Вот, к примеру, туристский поход. Вспомните, если ходили. – Я обвел взглядом журналистов. На их лицах действительно была некоторая растерянность. – Вы еще только готовитесь к предстоящему походу, изучаете карту, схему маршрута, его условные обозначения…. А ваше воображение в этот момент рисует идеальный путь по намеченному маршруту. Вы с удовольствием, смело, и решительно «переправляетесь» через реки и болота, бесстрашно «взлетаете» на перевалы, окидываете взглядом открывшиеся красоты. И все это происходит дома. Вы удобно сидите за столом, сыты и сильны, нет ни комаров, ни ветра с дождем. Это все там – за окном. Вы даже начинаете фантазировать, как вернетесь, как будете взахлеб рассказывать о своем подвиге, и в эти мгновения вы… влюблены и в поход и в маршрут, по которому еще только предстоит идти. Влюблены в то, что еще не случилось, но это пока не важно. Важно то, что с вами происходит в те самые мгновения, когда вы только лишь или всего лишь разглядываете карту. Потом, уже на самом маршруте будет иначе, но это потом.
Так и в проектировании. Важно влюбиться в то, о чем вы еще только мечтаете. Влюбиться в ощущение, в предвидение идеального и с этим возвышенным чувством к нему идти поэтапно. Как говорил академик Павлов – «в науке главное – последовательность».
Я снова остановился. Наступила тишина, которая затянулась почти на минуту.
- А знаете, - вдруг проговорила Наталья Ивановна, высоко подняв брови. Она смотрела перед собой, - со мной такое было. Именно так как говорит Павел Иванович.
- И у меня, было, - неожиданно сообщил Игорек и виновато улыбнулся.
- Тогда давайте перейдем к следующему сегменту, - меня немного взбодрили признания журналистов. Дмитрий Николаевич промолчал, хотя в глазах его стояло детство.
- Второй, после романтической влюбленности сегмент – осмысление или философская концепция. Осмысление тех первоначальных восторженностей в ожидаемое «чудо». Смотрите, все еще ничего нет, кроме страстного желание сделать нечто, удивительное, идеальное и вечное…. А вопрос «зачем?» уже тут как тут. И вы начинаете размышлять, отстаивать свои чувства, свою…. любовь и веру в чудо. Для этого вы приступаете к сравнению, анализу, оценке и прогнозу, пытаетесь предугадать, комбинировать, оперировать более конкретными категориями. А это ничто иное, как… наука. В результате вы пытаетесь упорядочить свои чувства. Начинает проявляться некая последовательность в мыслях. С этой последовательностью начинают проступать конкретные «детали» ожидаемого, формируются основания философской концепции – «надо не надо или быть или не быть». И вы принимаете решение.
- Какое решение? – Игорек сглотнул слюну.
- Именно то, что ты подумал, - я от души улыбнулся юноше.
- То есть?!
- Поиск партнера в первом случае, и выбор метода предпроектного анализа во втором. Помните, я говорил, что женщина выбирает партнера или мужа по сформировавшемуся у нее образу ее будущих детей. То есть она как бы сквозь него «видит» то, кого еще только предстоит родить. Здесь и физические данные и характерные, и генетические и культурные. Разумеется, далеко не последнюю роль играет интуиция, женская, материнская.
- Чет не понял, а где здесь мужчина?!
- Роль мужчины здесь крайне важная, но вторичная, как я понял, – неожиданно подключился Дмитрий Николаевич.
- Он в соавторах! - блеснув глазами, улыбнулась и Наталья Ивановна.
- Не возражаю, - ответил я, разводя руками. – Вполне приличная участь.
Все завозились, открыто улыбаясь.
- То есть Вы хотите сказать девушке «видится» к примеру, кудрявый, светлоголовый малыш, как..., ну или это каждому свое. Хочется, чтобы он вырос в высокого стройного и умного и не повторял ваших ошибок…. Чтобы вы всю жизнь им гордились. И так далее и тому подобное….
- Примерно….
- Это и есть формирование философской концепция будущего «изделия»?
- А ты хочешь предложить что-то иное? – вопросом на вопрос ответил я.
-Да нет…, я так…, чтобы проще, чтобы лучше разобраться…. И дальше, - продолжил свои рассуждения Игорек, - если «виденное» не совпадает с ее ожидаемым идеалом, она продолжает искать.
- Многие находят.
- Нашли, и что дальше?
- А дальше продолжается осмысление, виртуальная корректировка ожидаемого «чуда». Сомнения, подозрения, убеждения и снова сомнения. Мнения подруг, родных, знакомых. Голос сердца, разума, сознания. Окончательное взвешивание всех «за» и «против». Это все еще к вопросу «зачем». Но вот выбор сделан – веселая свадьба – и долгожданное ожидание.
А теперь что же происходит с будущей вещью. А то же самое. Вы роетесь в «фонде собственного опыта», листаете память, ближайшие и далекие аналоги, прототипы. Изучаете материал, читаете все, что относится к вашей теме, а точнее к проблеме. Формируете систему. После чего, и это чрезвычайно важное, создаете творческую атмосферу для озарения. Да, вы как художник ждете озарения. Как поэт ожидает Музы. И если атмосфера готова – озарение не замедлит - явиться. А куда ей деться, если атмосфера пронизана любовью и… вашим талантом.
Я сделал паузу, ожидая новых вопросов. Однако журналисты молчали, погрузившись в себя, видимо роясь в своем собственном опыте.
- Хорошо, хорошо, и что же дальше? - через некоторое время проговорила Наталья Ивановна, оторвавшись от своих воспоминаний.
- А дальше третий сегмент первой четверти нашего круга – формообразующая концепция. Вот это интереснейшая часть, где завершаются гипотезы. Где завершается…. сладость воображения, трепет ожидания, иллюзия идеала…. Но завершается не само по себе, а в напряженнейшей работе. Доформировываются, а точнее довносятся, если так можно сказать качественные компоненты будущей вещи или будущего человечка. То есть мы продолжаем определять, отбирать и наделять наше ожидаемое «создание» необходимыми и достаточными, наиболее ценными на наш профессиональный взгляд или в силу семейных морально-нравственных устоев качествами. Мы окончательно систематизируем их, структурируем до тех пор, пока не возникнет убеждение, что вроде бы все сделано как надо, все подготовлено. Иными словами мы «запрограммировали» наше будущее изделие, «вложили» в него вплоть до «видения» нами далекой перспективы и развития общества и индустрии и рынка.
Мои слушатели растерянно улыбнулись, не поднимая глаз. Один тупо смотрел в пол, другой себе под ноги, дама разглядывала пальцы рук.
- Слушайте, - на сколько смог игриво и беззаботно обратился я к журналистам, после некоторого молчания, - может, мы тему поменяем?
- То есть, как поменяем?! - тут же прореагировал Дмитрий Николаевич. – Нет уж, батенька, будьте добры изложите свою концепцию до конца. Честно говоря, я только-только начал вкатываться в вашу теорию, а Вы - тему поменять.
- Я того же мнения, Павел Иванович, – вскинула голову Наталья Ивановна.
- А я вот не знаю…. – осторожно проговорил Игорек. – Вроде бы все не так и сложно, но чем дальше Вы говорите, Павел Иванович, тем все как-то путанее становится. Мне кажется, я не готов воспринимать Вашу науку. Для меня это темный лес. Много психологии, метафор, аллегорий, короче говоря, мало понятно. Думаю это не для меня.
Пока Игорь говорил, Наталья Ивановна и Дмитрий Николаевич покачивали головами, как бы соглашаясь со своим молодым коллегой. Но когда он закончил они чуть не в один голос попросили продолжить.
- Ну что ж тогда поехали дальше, - я улыбнулся и продолжил. – Итак, первая четверть круга, которую мы условно назвали – «концептуальной», «романтической» или «виртуальной влюбленностью» завершена. Мы пережили с вами и вопрос «что», помните, и «зачем», и даже «как» в его виртуальном и гипотетическом значении. Переходим ко второй четверти нашей окружности к «эскизному» или «контентному», то есть содержательному этапу.
- Вы хотите сказать что ребенок, наконец-то родился…. это в первом случае, и во втором - появилась вещь? То есть… – вышел ежик из тумана…, – с едва заметной иронией снова включился Игорек.
- Да, появился ребенок, и появились первые робкие, в чем-то похожие на новорожденного эскизы. Наконец-то мы вытащили из головы образы и зафиксировали их общепринятыми выразительными средствами.
Понятны чувства и родителей ребенка и автора эскизов. С этого времени начинается работа, трудоемкая бессонная, изнуряющая, мучительная как в одном, так и в другом случае. Растет и развивается ребенок, множатся и крепнут эскизные решения будущей вещи. Давайте я снова разделю вторую четверть круга на три сегмента, как и в первом случае. – Я склонился над блокнотом и провел два радиуса во второй четверти. – Первый сегмент все с той же условностью мы назовем «семейным», а точнее «индивидуальным». То есть это та часть времени, когда младенец неразрывен с матерью, растет и развивается в узком семейном кругу. Как и появление первых эскизов – процесс сугубо индивидуальный и интимный.
Но вот настает время, когда ребенку необходим социальный опыт, и он отправляется в ясли или детский сад, школу, спортивную секцию. А эскизы требуют критики, междисциплинарного подключения в их доводке, обогащении, привязке к реалиям, поскольку вещь готовится стать товаром. А стало быть, обрастает необходимыми для будущих потребителей качествами, фиксируемыми на эскизе. Здесь в полную силу проявляется профессионализм непосредственно проектировщика. Чем заканчивается этот период? – я задал вопрос и сам же ответил, – готовности к моделированию. Молодой человек приобрел все необходимые навыки и готов к самостоятельной жизни. А вещь, завершив свой виртуальный этап готова перевоплотиться, попробовать зажить в объеме, материале, своем масштабе, попробовать себя в деле. То есть, готова к моделированию.
И снова глубокая и трудоемкая работа. Приобретение знаний, профессиональных навыков, ответственности, самоопределение и многого, многого другого, о чем вы знаете или догадываетесь. С вещью происходит тоже самое. Она готовится к рынку со всеми вытекающими последствиями. Это процесс действительно долгий, трудоемкий, а в изложении малоинтересный и скучный. – Я сделал небольшую паузу, давая, таким образом, либо возразить журналистам, либо согласиться. Мои новые знакомые молчали. Тогда я решил подвести промежуточные итоги.
- Итак, - почти жизнерадостно проговорил я, - половина пути позади. Все что касалось непосредственно процесса проектирования, вроде бы пройдено. И действительно, среди учебных заведений, где готовят дизайнеров, довольно устойчиво практикуется методология связанная лишь с этой частью проектного процесса, - я провел карандашом по половине окружности. - Мало того на многих кафедрах индустриального дизайна считают, что и этого объема многовато и работают только на эскизном этапе, - я снова выделил карандашом узенький сегмент в начале второй четверти круга. Основная часть преподавателей не хотят утруждать и себя и студентов концептуальной частью, моделированием, и уж тем более знаниями в области маркетинга, менеджмента и высоких технологий, о чем говорится в конце второй четверти, - я снова обвел карандашом часть круга. - Хотя, если быть до конца честным, то, как говорится – был бы спрос, будет и предложение. На сегодня «игра в дизайн» то есть натаскивание студентов на исполнительское мастерство виртуальных проектов по решению якобы «очевидной» той или иной проблемы с легкостью проходит в системе образования. Ну, а раз «на верху» проходит – что зря суетиться. Хотя может я и не прав.
- Ой, ой это интересно! - оживилась Наталья Ивановна. Она привстала в кресле, перекрутила себя пуховым платком и уставилась на меня горящим взором.
- Это действительно интересная тема, - я с трудом оторвался от очаровывающего магнетизма молодой женщины. – Но логичнее было бы завершить…, - я прочертил в воздухе окружность, - а уж потом если желание не пропадет….
- Договорились! – коротко ответила дама и почему-то смутилась.
- Что там такое?! – Наталья Ивановна свела брови и посмотрела на входную дверь. Мы тоже повернули головы. Из коридора доносились какие-то странные звуки. Там кто-то бегал, громко стуча каблуками, хлопал дверью, толи ругался, толи возмущался….
– Игорек, будь добр, посмотри, что там?
- Думаю, что это результат просочившейся информации об аварии в аэропорту, - высказал я свои предположения, когда недовольный Игорь скрылся за дверью. Повисла напряженная тишина. Каждый осмысливал ситуацию.
- А что, если и на железнодорожном вокзале произойдет нечто в этом роде?! - не выдержала Наталья Ивановна.
- Не исключено, - опередил меня Дмитрий Николаевич.
- Как Вы думаете, Павел Иванович? – повернулась ко мне дама.
- Думаю, все будет нормально. Колеса железные, рельсы тоже. Что может произойти? - попробовал я отшутиться.
- И все-таки? – в голосе молодой женщины была тревога.
- Слушайте, - с порога начал Игорек, - там такое творится! – Он буквально влетел в номер с выпученными глазами. – Создаются какие-то списки. Телефоны властей не отвечают. Я сбегал в ресторан, там почти никого нет….
- Самое время поужинать, - прервал я начинающего журналиста, чтобы он не наговорил лишнего.
- Нет, ну паника, настоящая паника в гостинице. Все куда-то бегут, кричат. Кому-то грозятся.
- Ну что, - я поднялся с кресла, - поужинаем, а потом и договорим. А? Принимается?
- Да, да, да! Конечно! – первой поднялась Наталья Ивановна. За ней встал и фотокорреспондент.
- Нет, ну ситуация-то накаляется! - продолжал Игорек с пылающими глазами, – а вдруг нам завтра билетов не хватит?! На… поезд? Или еще что?!
- Хватит, хватит, - проговорил я как можно спокойнее и похлопал паренька по плечу. – Утро вечера….
- Надо бы затовариться, Наталья Ивановна? – осторожно предложил Дмитрий Николаевич.
- Надо так надо, - бесстрастно ответила начальница, выходя в коридор.
В ресторане действительно было непривычно мало народу. А точнее группа крепко подвыпивших ученых говорили на повышенных тонах и время от времени громко хохотали, словно их совершенно не волновала ни авария, ни погода. Их было человек десять-пятнадцать. Сдвинув столики, они, уселись основательно, не считаясь ни со временем, ни с деньгами. Столы буквально ломились от всевозможных яств.
- А этих что не касается?! - не выдержал Игорек. - Пир во время чумы?
- Каждому свое….
Не сговариваясь, мы прошли и уселись за свой столик.
- Ну вот, мы почти одни, - проговорила Наталья Ивановна, садясь на свое место и кося хмурый взгляд в сторону веселящейся компании.
- А может это и не ученые вовсе, а какие-нибудь чиновники от нефти и газа, - подал реплику Игорек.
- Может быть, может быть, - равнодушно промолвил Дмитрий Николаевич и потянулся за меню.
Я снова заказал сто пятьдесят грамм водки, мороженого муксуна и стерляжью уху.
- Вы не изменяете своему вкусу Павел Иванович?
- Рекомендую, - ответил я охотно, - нужно есть то, что принято есть там, где ты находишься. Мы на севере, на Ямале. Оленина, муксун и стерлядь самая популярная еда.
- Ну что ж последуем вашему примеру.
Однако необычайный шум от веселой компании портил и аппетит, и настроение, не говоря о всеобщей беде с аэропортом.
- Наталья Ивановна, - фотокорреспондент налил хрустальную стопку и подвинул к начальнице.
- Нет, так же невозможно! – немного манерно и чуточку капризно проговорила Наталья Ивановна, отодвигая от себя до краев наполненную стопку, - Дмитрий Николаевич решил нас споить. Мы второй день только и делаем, что пьем.
- Да какой там пить, - Игорь вступился за старшего приятеля, - вон, где пьют, - он кивнул головой в сторону веселой компании. – Вы что не чувствуете какой здесь адский холод. Без алкоголя мы засохнем.
- Да кстати, - Павел Иванович, - осторожно проговорила Наталья Ивановна, - а действительно аборигены много пьют? Я слышала, что они попросту спиваются. – Женщина была смущена своим неожиданным и неловким вопросом, хотя ответ она знала или как минимум предполагала. Я ее понимал, поэтому и ответил, насколько мог честно.
- Дело в том, - начал я столь же осторожно как прозвучал и сам вопрос, - что у всех коренных северных этносов и у нас и в Скандинавии и в Америке, я имею ввиду Аляску и Канаду нет иммунитета к алкоголю. У них никогда не было браговарения в отличие от жителей более южных широт. Так вот для северян самое страшное, что при отсутствии этого самого иммунитета человек, однажды вкусивший водки или вина становится хроническим алкоголиком. Это как наркотик. Мы споили наш Север, и теперь локти кусаем, потому что вылечить их уже невозможно. И вообще мы подарили им три «чудные» заразы, от которых они постепенно мутируют и медленно вымирают. Это, как я сказал алкоголь, венерические болезни и простудные. Но это другая тема, не менее актуальная и сложная. Почти каждая моя поездка на север к оленеводам или охотникам очень часто сопровождалась порой просто дикими случаями, связанными с пьянством.
- Ой, Павел Иванович расскажите! Ну, хоть один случай, - Игорек аж привстал, чтобы лучше меня видеть.
- Вообще-то это интересно…. – Неожиданно поддержал молодого коллегу фотокорреспондент.
– У всех троих глаза блестели от чувства причастности к такому греху, как алкоголь.
- Ну что ж, если вы настаиваете, – я вопросительно посмотрел на Наталью Ивановну. Та молча кивнула.
- Хорошо. – Я выдержал паузу, собираясь с мыслями, вспоминая давнее событие, свидетелем и участником которого я стал. Тема была весьма деликата, как я считал, и если передо мной сидели бы не журналисты, то я бы не решился. Но, как мне казалось людям пишущим надо знать правду, правду, в том числе и о бедах северян. И, выпив вторые пятьдесят, начал:
- Однажды в конце марта я оказался в поселке Саранпауль, Березовского района. Это несколько южнее Салехарда, а точнее Северо-западный район Ханты-мансийского округа. Я по собственной инициативе хотел отснять фотоматериал по обустройству зимнего кочевья оленеводов из четырех семей, проживающих в одном чуме. Не помню, был ли это эксперимент или подобная практика давно применялась, но мне было крайне интересно увидеть собственными глазами, а, главное, сделать замеры такого чума.
Переговорив с директором совхоза, я отправился в одну из бригад, которая дислоцировалась у подножья горы Неройка, что переводится как «старик-камень». Добираться до места предполагалось по зимнику на автомобиле «Урал».
Машину с огромным деревянным кузовом начали загружать еще с вечера. Выехать планировали часов в пять утра. Однако и в пять и в шесть часов продолжалась загрузка, главным образом это были продукты питания. Из склада на санях подвозили коробки с макаронами, мукой, сахаром, консервами ну и так далее, а у самой машины все перекладывали в мешки и лишь тогда поднимали «на борт». Неожиданным для меня было то, что последние мешка три или четыре были с водкой. С характерным бутылочным перезвоном эти мешки поднимали особенно аккуратно и нежно. Пятый, заключительный мешок был с сушеной рыбой.
Я надеялся, что поеду в кабине вместе с совхозным зоотехником - хорошенькой девушкой лет тридцати. Однако когда машину загрузили, и началась посадка, в кабину, вместе с зоотехником забрался сам директор, а мне пришлось карабкаться в кузов, который был загружен до отказа. Вместе со мной на гору мешков влезли три вогула; один лет тридцати и двое несколько старше. Тот, что был моложе, представлял собой нечто странное и невообразимое. Он был горбат. Невысокого роста с широченными плечами, из которых лохматым бугорком выглядывала голова, у которой напрочь отсутствовала шея. Голова казалось маленькой и случайной еще и потому, что она была почти полностью покрыта жесткими точно вымазанными черной смолой волосами. Волосы с головы плавно перетекали на плечи. Глаз не было, вернее, я их не видел, мешал карнизообразный лоб, под которым они по всей вероятности и прятались. Руки были длинными и неспокойными, они все время что-то делали. Ладони с добрую сковородку то и дело гладили либо колени, либо мешки. Короткие пальцы, будто сами по себе сжимались и разжимались. Когда они сжимались, возникал кулак невероятных размеров. Я подумал, что если случайно встретить этакое чудовище в тайге, то непременно примешь его за «снежного человека» - Йети.
Все трое были в малицах, поверх которых были надеты черные суконные сорочки. Я же был одет весьма легкомысленно для «верховой езды», поскольку собирался ехать в кабине. На мне был теплый свитер и стеганая куртка. Ребята-вогулы, заметив это, освободили для меня место у переднего борта сразу за кабиной. Когда же я туда уселся, они заложили меня «макаронами» и «крупами» так, что из-за мешков торчала лишь голова.
Наконец, мотор взревел и мы тронулись. Морозный снег под огромными колесами скрипел, визжал, хрустел, отражаясь эхом от длинных деревянных домов-бараков. Мне было довольно удобно и тепло, настроение было отличное и от погоды и от предстоящей встречи с оленеводами - манси и зырянами, которые удивительным образом уживаются в одном чуме.
- Подождите, а зыряне они кто? – осторожно спросил Игорек и почему-то покосился на Наталью Ивановну.
- Зыряне или, правильнее сказать саряне, а еще точнее санэры, что с ненецкого переводится как пограничные люди, то есть живущие на границе с Уралом. Кстати, поселок Саранпауль так и переводится - зырянский поселок. Нынешнее название этого народа – коми.
Так вот, - продолжил я, поскольку уху еще не принесли, а вопросов больше не последовало, - едва мы выехали за поселок, как парень - «снежный человек», что сидел, справа по борту, то есть слева от меня потянулся к мешку с водкой. Развязав его, он вытащил бутылку, которая тут же утонула в его ладони. Из кулака торчала лишь небольшая часть горлышка. Сковырнув крупными, как клавиши у пианино зубами пробку, он вставил ее себе в рот. Хотя со стороны, кто не понял, что у него в руках бутылка казалось, что он просто дышит в кулак, как это делается при морозах. Через несколько секунд за борт полетела уже пустая посудина и бесшумно скрылась в сугробе. Его приятели проделали то же самое, только обычно, то есть, как это делают пьющие люди в движении на ухабистой дороге, короткими глотками, то и дело, выпуская изо рта горлышко, захлебываясь и обливая себя. А между тем «Йети» уже рвал мощными зубами сухую рыбину и, толи мне показалось, толи на самом деле рычал. За первой бутылкой с легкостью ушла вторая, потом третья. Заваленный мешками я наблюдал сначала с интересом, а потом страхом. Все трое сидели верхом на мешках и почти безостановочно накачивали себя алкоголем. Машину трясло, раскачивало, она, то проваливалась, то взлетала - зимник есть зимник. Вогулы сидели пока уверенно.
В то время как двое заканчивали с первой бутылкой, парень допил четвертую. Такого я не только не видел, но даже и не слышал. Лично мне, при моем не самом маленьком росте и весе хватило бы стакана, ну даже пусть двух и все, я был бы в полном ауте. А здесь четыре, причем не стакана, а бутылки, два литра водки и признаков опьянения не было видно.