[209]
Конечно, очень важен выбор темы. Как мы выяснили, даже один студент младших курсов или дипломник, работающий над индивидуальным проектом на каникулах, может внести значительный вклад в историческое знание, получив новые данные в ходе полевых исследований. Лучше всего (хотя и необязательно, а для некоторых предметов возможно по определению) сочетать интервью с исследованиями в архивах или изучением местных газет. Кроме того, важно выбрать предмет исследования, связанный с более широкими проблемами истории, а также четко определить и локализовать тему. Проект может провалиться, если потенциальные информанты слишком разбросаны по стране и их нелегко разыскать. Вот некоторые примеры тем, полоценных с точки зрения научного творчества и в то же время выполнимых: исследования сельских сообществ Восточной Англии; классо-
[210]
вые отношения и связи между соседями в трущобах Ноттингема и рыболовецких портах; мигранты — сборщики хмеля; система набора школьных учителей; эссекские предприятия по пошиву военного обмундирования; миграция молодых бенгальских женщин в Британию в 1970-х гг.; итальянская диаспора в Лондоне; домашняя экономика в семьях фермерских батраков; распространенность контроля за рождаемостью в различных социальных группах; участие квалифицированных рабочих Колчестера в Первой мировой войне или ход Всеобщей стачки 1926 г. в том же Колчестере[5]. Возможности выбора темы просто неограниченны, а преимущества совершенно очевидны: возможность самовыражения, атмосфера сотрудничества и, как результат, более глубокое понимание самой истории и, что важно, преодоление изоляции академического образования от окружающего мира.(…).
|
|
Первая из них связана с выбором темы. Во многих из вышеперечисленных случаев лучшей темой, казалось бы, должна быть та, что способна вызвать мгновенный интерес. Но у местного исторического общества критерии отбора могут быть более строгими или просто ограниченными из-за влияния традиционных представлений о «документальной истории». Но расширение проблематики социальной истории означает, что при некоторой изобретательности вполне можно найти тему, которая удовлетворит и тех и других. Так, Рафаэл Сэмюел аргументирует необходимость пересмотра подхода к истории местных сообществ.(…).
[213]
Успех проекта зависит также от уровня технической оснащенности. Как мы увидим далее, и интервьюирование, и архивное хранение материалов для достижения наилучших результатов требуют хорошего оборудования. Конечно, группе, занимающейся сбором жизнеописаний, для успешной работы нужны лишь бумага и карандаши. Но если нужно сделать запись для местного радио или создать архив, необходимо приобрести хорошее оборудование. Поэтому, прежде чем браться за проект, нужно знать наверняка, сможете ли вы купить или арендовать рабочее помещение, столы, стулья, каталожные шкафы, меньшей мере два кассетных или цифровых магнитофона и компьютер. Следует подумать и о видеокамере.
Далее, нужно решить, чьи воспоминания вы будете записывать. Конечно, это главное в любом проекте по устной истории, и основные принципы здесь общие. Во-первых, нет особого смысла записывать людей, чьи воспоминания сбивчивы или отрывочны, или тех, кто слишком ушел в себя и не желает ими делиться. Во-вторых, очень важен непосредственный личный опыт человека, а не официальный пост, который тот занимает. В эту ловушку особенно часто попадаются члены местных исторических обществ или сотрудники публичных библиотек, стремящиеся взять интервью прежде всего у местного начальства — мэра или членов местного совета, т.е. именно у тех, кто имеет больше всего оснований соблюдать осторожность, а значит, будет наименее откровенен. По справедливому замечанию Беатрисы Вебб, можно «фактически признать за аксиому»,
|
|
[214]
что ум подчиненного в любой организации куда богаче фактами, чем ум начальника. И не только потому, что подчиненный обычно проявляет меньшую, бдительность... Бригадир рабочих, управляющий или мелкий чиновник постоянно, теснейшим образом связан с повседневной деятельностью организации; он в большей мере осознает разнородность и меняющийся характер фактов и менее склонен «кормить» вас сухими обобщениями, где все живые детали превращаются в расплывчатую массу или раскладываются по стереотипным полочкам негибких, а возможно, и устаревших категорий[6].
В-третьих, следует постоянно помнить о необходимости социальной сбалансированности собираемых свидетельств. Например, в устно-исторических проектах всегда существует тенденция записывать больше рассказов мужчин, чем женщин. Отчасти это происходит потому, что женщины ведут себя менее уверенно и реже бывают убеждены, что их личные воспоминания могут кого-то заинтересовать. К тому же мужчин гораздо чаще рекомендуют в качестве информантов. И даже при осознании этой проблемы ее не так-то легко решить. Например, если предметом исследования является местная промышленность, то разыскать бывших работников-мужчин совсем не трудно — возможно, бывшие сослуживцы до сих пор встречаются в пабе или клубе. Но их жен или женщин-работниц, игравших не менее важную роль в деятельности предприятий, найти будет гораздо труднее — соседи, как правило, ничего не знают об их профессии, а их круг общения, скорее всего, связан с домом, а не с работой. И точно также в работе над проектами, посвященными жизни одной общины, проявляется сильная тенденция сосредоточиться на ее «социальном центре» — «респектабельных» рабочих и низшем среднем классе, — игнорируя как «верхи», так и «низы». Например, директора завода, ушедшего на покой и переехавшего на курорт Челтнем, найти непросто. Да и с беднейшими, «неотесанными» представителями сообщества, которые тем не менее являются важнейшим его элементом, неизменно возникают те же трудности. Их не предлагают в качестве информантов, потому что более «респектабельные» старики либо совершенно не одобряют их мнений, либо попросту считают их слишком жалкими или глупыми, чтобы их воспоминания могли иметь какую-либо ценность. Тем не менее часто именно от этих людей, выражающих альтернативную точку зрения, из их красочных рассказов, переданных ярким народным языком, можно получить самый ценный материал для записей. И именно сопоставление жизненного опыта людей из разных слоев общества может дать наиболее достоверную, наводящую на размышления картину местной истории.
|
|
[215]
Таким образом, одной из основных задач является подбор достаточно широкого круга информантов. Группа добровольцев, откликнувшихся на объявление, обращение по местному радио или в местной газете — все это отлично позволяет начать работу по некоторым проектам, но вряд ли она будет достаточно репрезентативной. Есть много других способов поиска нужных людей: через личные контакты; через клубы или семинары для стариков; через профсоюзы или политические партии; через объявления в местной газете, в витрине магазина или по радио; через социальных работников или врачей; через церкви или организации по уходу за пожилыми людьми; даже благодаря случайным встречам в магазине, пивной или парке. Если вы обращаетесь к кому-нибудь, имея рекомендацию от одного из его знакомых, это неизменно облегчает дело. Конечно, вам придется столкнуться с обескураживающими отказами, но если у вас есть четкое представление о том, кто именно вам нужен, то эта часть проекта зависит прежде всего от вашей настойчивости. И настойчивость эта будет вознаграждена.
И последнее, что делать по завершении проекта? Ваши магнитофонные записи и их распечатки вместе с фотографиями, документами и всеми остальными добытыми вами материалами должны быть переданы на хранение для всеобщего пользования, и лучшим местом для этого является библиотека вашего города или окружной архив. Уже сейчас вы можете использовать собранный материал, включая кассеты с записью отрывков из интервью, при создании «образовательных подборок» для местных школ, организации небольших передвижных выставок, опять же сочетая звукозаписи с фотоматериалами и текстом; или устроить показ слайдов с прослушиванием записей для пожилых людей, чтобы стимулировать их собственные воспоминания о прошлом местного сообщества. Возможно, вам удастся найти театральную труппу, которая поможет сделать из некоторых ваших материалов постановку. Вы могли бы и публиковать что-то в печати, в виде газетной статьи или брошюры, или — наподобие серии «История острова» на лондонском острове Дога — составлять календари из старых фотографий. Можно также создать специальный сайт в Интернете — тогда отрывки из ваших текстов и записей интервью станут доступны для всемирной аудитории.
Еще одна возможность использования устно-исторических материалов связана с подготовкой программ для местного радио. Самая простая и часто самая эффективная их форма — коллаж из отрывков с минимальными пояснениями комментатора. Но есть и более сложные варианты, особенно если ваши записи сделаны в оцифрованном виде и вы сами можете монтировать их на компьютере. Сейчас на
[216]
компьютерном рынке существует множество наборов специальных программ для персональных компьютеров, некоторые из них можно бесплатно получить по Интернету. С их помощью вы можете, например, сделать запись для использования на радио или в образовательных целях, сопроводив материалы полевых исследований, включая ваши вопросы, естественным звуковым фоном и даже возникающей и исчезающей музыкой и, наконец, добавив к этому ваши собственные рассуждения о смысле записанного на пленке. Все это может значительно разнообразить звуковую палитру записи и в то же время позволяет понять основные решения, связанные с монтажом материала, одновременно представляя и его содержание, и вашу интерпретацию.
Столь же амбициозной целью является и создание документального видеофильма. При удачном исполнении эта форма позволяет представить устную историю в особенно привлекательном виде. Один интервьюер с помощью ручной видеокамеры может снять все интервью, но результат, скорее всего, окажется противоречивым. В качестве конечного продукта документальный видеофильм должен соответствовать высоким техническим стандартам — видеоряд должен быть не хуже звукового, а это подразумевает крупные планы, смену угла съемки интервьюируемого и использование других видеоматериалов, чтобы скрыть разрывы там, где делаются склейки. Все это объясняет, почему обычно лучше бывает сначала сделать звукозапись, выбрать лучшие, на ваш взгляд, фрагменты для видеосъемки и только потом снимать с применением необходимых технических ухищрений.
Довольно часто, как, например, в случае с изданием календаря или с музейной экспозицией, только заголовок может выдать происхождение материалов- то, что они сделаны на основе записи устных рассказов. Поэтому многие музеи использовали проекты по устной истории для восстановления, исправления и интерпретации «макетных» экспозиций — начиная с жилища чернокожего арендатора, представленного в вашингтонском Смитсоновском музее, или сталелитейных печей Шнейдера, от которых во французском заводском поселке Ле-Крёзо ночью было светло как днем, и кончая хирургическим кабинетом даремского дантиста в 1920-х гг. в Бимише. Но непосредственное использование устных свидетельств в экспозиции, как было сделано при показе кухни семьи рыбака в Ланкастерском морском музее, почему-то остается редким явлением, хотя эффективность его достаточно высока. Так, посетитель музея в шахте по добыче сланцев Глоддфа-Ганол в городе Блайнай-Фестиниог на севере Уэльса, перед тем как спуститься в огромные пещеры, прорезанные в толще горы, может услышать и увидеть самих шахтеров в записи и на слайдах. В других му-
[217]
зеях посетителям предоставляют аудиокассеты для прослушивания в ходе осмотра всего материала. Отрывки записей особенно эффективны, если они очень короткие, меньше минуты. Батрак может рассказать о том, как он пашет землю, а ткач — объяснить работу прялки. В Имперском военном музее, осматривая экспонаты из окопов, можно услышать звуки маршировки и орудийных залпов, а войдя в помещение вербовочного пункта, — рассказ старого солдата о том, что он чувствовал, когда записывался в армию.
С помощью мультимедийных компьютерных экранов музеи также могут сделать материалы по устной истории доступными всем посетителям; вероятно, такая форма их демонстрации будет получать все большее распространение. В будущем мультимедийные технологии создадут новые возможности для исследования, хранения и публикации материалов. В принципе, можно будет систематизировать цифровую запись материалов таким образом, чтобы одновременно читать распечатку и слушать звучание того же отрывка на пленке, отражающее манеру речи интервьюируемого. Это будет настоящий прорыв. Но пока емкость диска ограниченна и для записи звука, и тем более для изображения, так что устно-исторические материалы в мультимедийном показе сегодня представлены в гораздо более скромной форме компакт-дисков с отрывками или программами для музейных экспозиций, демонстрируемыми на экранах. Желательно, чтобы мультимедийные музейные программы легко воспринимались, были динамичными и привлекательно оформленными. Они должны быть ориентированы на зрительский интерес.(…).
Интервью (47.69 Kb)
[223]
Чтобы хорошо провести интервью, необходимо обладать определенными навыками. Существует много различных стилей интервьюирования, от дружеского и неформального, разговорного, до официально-сдержанного способа подачи вопросов, и хороший интервьюер со временем вырабатывает собственный вариант, дающий наилучший результат и более соответствующий его индивидуальному стилю. Существует несколько важнейших качеств, которыми должен обладать умелый интервьюер: интерес и уважение к людям как к личностям, гибкость реакции, способность проявить понимание и сочувствие к точке зрения другого человека и, конечно, готовность тихо сидеть и слушать. Люди, которые сами говорят без умолку или не могут удержаться от соблазна поспорить с собеседником, навязать ему собственные идеи, получат информацию либо бесполезную, либо просто ложную. Но большинство людей можно научить хорошо проводить интервью.
Первая стадия — это подготовка, сбор предварительной информации на основе изучения литературы или другим путем. Важность этой стадии бывает неодинакова. Некоторые виды работ лучше всего начать с исследовательского интервью, очерчивающего общее поле деятельности, подталкивающего к каким-то идеям и дающего какую-то информацию. Таким путем можно определить проблему и нащупать некоторые возможности ее решения. Интервью для сбора общих сведений в начале проекта по местной истории, как и «пилотное интервью»[1] для крупномасштабного социологического опроса, может оказаться очень
[224]
полезным на предварительной стадии. И конечно, вообще не имеет смысла проводить какое-либо интервью, если информант не является более сведущим человеком в данной области, чем сам интервьюер. Цель интервьюера - узнать нечто новое, и зачастую именно благодаря этому ему удается «разговорить собеседника». Например, как выяснил Рой Хэй в ходе своих исследований, проведенных среди кораблестроителей Клайдсайда, довольно часто «собственная неосведомленность может обернуться на пользу проекту. Было много случаев, когда Старые рабочие выслушивали мои наивные вопросы с веселым терпением, а потом говорили мне: «Ну-ну, парень, все было совсем не так», — и затем следовало яркое описание реальной ситуации»[2].
И все же, в принципе, чем больше исследователь знает, тем больше шансов получить важную историческую информацию в ходе интервью. Так, если общая канва принятия какого-то политического решения или ход забастовки известны вам из газет, можно точно установить, каково было участие самого информанта в данных событиях, понять, где речь идет о его или ее непосредственных впечатлениях и наблюдениях, а где они получены из «вторых рук», выявить случаи, когда сходные события, произошедшие в разное время, сливаются в их памяти, например дважды проведенные в 1910 г. всеобщие выборы или забастовки 1922 и 1926 гг. Весьма полную предварительную информацию можно получить и из ранее проведенных интервью по той же теме, например об истреблении евреев нацистами во время Второй мировой войны или о местном партизанском движении в Италии, если цель вашей работы с данным очевидцем состоит в подтверждении и дополнении конкретных деталей при восстановлении — буквально по часам — всех событий одного дня в 1944 г., когда погибла вся его семья.
Подобным же образом можно собрать детальные сведения и для «биографического» интервью, если речь идет об известном общественном деятеле, писателе или обладателе обширного личного архива. Хотя часть материала, например произведения, вышедшего из-под пера вашего персонажа, можно изучить и до интервью, уже в результате первых бесед могут появиться новые сведения, что в дальнейшем приведет к переписке, обнаружению еще каких-то документов — и, наконец, к новым интервью, уже на другом уровне постановки вопросов. Конечно, не все выдающиеся информанты готовы подвергнуться такому многоступенчатому процессу исследования. Так, Томас Ривз находит, что интервьюирование американских интеллигентов-либералов требует особенно долгой и тщательной подготовки. Они часто бывают слишком заняты, чтобы дать большое интервью, поэтому вопросы должны быть «очень конкретными и содержательными». Мало того, если интервьюер
[225]
колеблется или действует вслепую, это может быстро привести к разрыву контактов между участниками беседы. Представители либеральной интеллигенции, судя по всему, особенно стремятся выяснить, на что вы годитесь как специалисты по устной истории, проверяя ваши собственные знания по обсуждаемому вопросу. У меня часто возникало ощущение, особенно в начале своих интервью, что это они меня интервьюируют... Такого рода «допросы» — уловка в статусной игре самолюбий[3].(…).
[226]
Изучение широкомасштабных социальных изменений, связанных с опросом целого ряда разных категорий информантов, также требует тщательнейшего продумывания формулировок вопросов перед интервью. Ясно, что для любого интервью очень важно задать правильные вопросы. Тем не менее проблема эта вызывает бурю эмоций среди специалистов по устной истории. Здесь существуют две крайности — разграфленный «вопросник», заполняемый галочками, жесткая логическая структура которого настолько сковывает память, что «респондент» (выбор термина говорит сам за себя) способен только на односложные или очень краткие ответы; и его противоположность — уже не столько «интервью», сколько «свободный разговор», в котором «индивид», «сказитель», «очевидец» или «рассказчик» «приглашается поговорить» о предмете, представляющем взаимный интерес. Важной темой для дискуссии является и вопрос о том, кто контролирует процесс интервью, особенно среди специалистов по устной истории и этнографов — феминисток. Разделяя мнение о том, что их исследования должны быть не только о женщинах, но и для женщин, некоторые из них дошли до полного отказа от каких-либо иерархических принципов в процессе исследования и настаивали на том, чтобы объекты их изучения становились партнерами и соавторами. В таком случае форма и тематика интервью либо не определяются вообще, либо вырабатываются в результате совместного обсуждения[4].
Достоинства и недостатки каждой из «двух школ интервьюирования» удачно подытожил Рой Хэй:
Во-первых, существует «объективно-компаративный» подход, обычно основанный на вопросниках или по меньшей мере на очень структурированном интервью, в котором интервьюер контролирует ситуацию и задает набор одних и тех же вопросов всем респондентам. Здесь целью является получение материала, не только связанного с отдельным респондентом, но и используемого для сравнительного анализа... Гибкие, внимательные интервьюеры, готовые в случае необходимости отойти от сценария, могут в результате получить очень полезный материал, но такой подход может иметь и разрушительные последствия. Он слишком легко приводит к «подавлению» многообещающих направлений исследования или, что еще хуже, вынуждает людей следовать по заранее определенному интервьюерами пути, оставляя большие и важные массивы информации вообще без внимания.
Другая крайность — свободно протекающий диалог между интервьюером и респондентом, без заранее установленной схемы, когда интервьюер просто следует за ходом беседы, в какую бы сторону она ни развивалась. Такой метод иногда открывает что-то совершенно неожиданное и приводит к формирова-
[227]
нию новых анкетных вопросов, но может легко выродиться и в простой набор анекдотов и сплетен. Его результатом станут километры бесполезной пленки и непреодолимые проблемы отбора и расшифровки.
На самом деле, если интервью проведены умело, контраст между двумя школами не выгладит столь драматичным. Во-первых, любые общие принципы неизменно сглаживаются под воздействием личностей самих участников интервью. Одни интервьюеры от природы более разговорчивы, чем другие, и поэтому способны разговорить респондента (хотя такое случается довольно редко; обычно, столкнувшись с болтливым интервьюером, респондент замыкается в себе). Респонденты тоже бывают разные — от очень разговорчивых, которым достаточно задать несколько вопросов, а затем лишь немного направлять ход разговора или время от времени задавать очень конкретный, уточняющий вопрос, до сравнительно лаконичных. Но и их воспоминания при соответствующем подбадривании, уточнении более общих, неопределенных формулировок вопросов или наводящих подсказках, оказываются гораздо богаче, чем можно было ожидать.
Во-вторых, ни один специалист по устной истории, даже если он пользуется типовым перечнем вопросов, не желает получить пародию на классический опрос по сбору «объективных» данных, проводя интервью в сухом, негибком анкетном стиле и превращаясь в робота с «непроницаемым лицом». Как пишет Пьер Бурдье в заключении к книге «Нищета мира» (1993), бесчисленные работы по методологии проведения опроса хотя и полезны, поскольку указывают на неожиданные последствия, к которым могут привести действия интервьера, но при этом
почти всегда упускают главное, в основном из-за приверженности старой методологической процедуре, часто порождаемой желанием имитировать внешние признаки академической строгости традиционных научных дисциплин. Во всяком случае, мне не кажется, что они отдают должное тому, что всегда признавалось и делалось теми исследователями, которые относятся с наибольшим уважением к своим объектам и внимательны к тончайшим «стратегическим» элементам, привносимым под воздействием социальных факторов в повседневную жизнь.
Поэтому в собственных исследованиях Бурдье стремился выработать Позицию активного и методического слушания, одинаково удаленного и от чистого laissez-faire[5] интервью без определенной схемы, и от директивности анкетного исследования, в ходе которого «рефлекторная рефлек-
[228]
сивность, основанная на социологическом «чутье» или «наблюдательности», дает возможность выявлять и контролировать «на месте», т.е. по ходу проведения интервью, воздействие социальной структуры, в рамках которой оно происходит»[6]. Это вполне соответствует типичным приемам специалистов по устной истории. Те из них, кто пользуется заранее составленным перечнем вопросов, делают это не для того, чтобы придать своей работе научную строгость, но прежде всего потому, что некоторые разновидности исследований особенно нуждаются в предварительном планировании интервью — например, если речь идет о любом проекте, где интервью проводятся целой командой, или при найме интервьюеров, или когда материал предназначен для сравнительного анализа.
В-третьих, свободная форма интервью тоже может дать неверный результат. Так, Алессандро Портелли хотя и отдает предпочтение свободной форме интервью, которое называет «насыщенным диалогом» или «углубленным обменом мнениями», одновременно выступает против «мифа о невмешательстве», который толкает к другой крайности — отказу от диалога с собеседником во избежание искажений. Нужны огромное умение и правильный подбор информантов, чтобы, подобно Джорджу Юарту Эвансу, получать потрясающий материал в результате, казалось бы, свободно текущего диалога, оставаясь при этом «расслабленным и неторопливым» и оставляя информанту «массу пространства для маневра...». «Пусть интервью развивается само собой. Я никогда не пытаюсь над ним "господствовать". Самое худшее, что можно сделать, — это "управлять" интервью; и я стараюсь задавать как можно меньше вопросов... Все, что требуется, — это много времени, много пленки и мало вопросов»[7]. Но те немногие вопросы, что задаются, основаны на многолетнем опыте в сочетании с заранее выработанном четким пониманием, о чем именно может рассказать данный информант.(…).
[229]
Существует несколько основных принципов формулировки вопросов, которые приложимы к любому интервью. Вопросы всегда должны быть как можно более простыми, прямыми, на понятном языке. Никогда не задавайте сложных вопросов с «двойным дном» - обычно в таких случаях вы не дождетесь ответа на их половину, к тому же не ясно, на какую именно. Избегайте формулировок, предполагающих неоднозначный ответ: например, лучше спросить: «Как часто вы посещали церковь?», чем «Вы часто ходили в церковь?». Конечно, время от времени возможны какие-то заминки в вопросе, но это не важно и даже может вызвать к вам некоторую симпатию информанта, однако постоянно смущенный, извиняющийся тон просто сбивает с толку, особенно это нежелательно при деликатных личных вопросах, поскольку выдает только вашу собственную неловкость. Гораздо лучше задать заранее подготовленный осторожный или непрямой вопрос, произнеся его уверенным тоном. Это покажет – вы знаете, чего хотите, и непринужденная атмосфера, скорее всего, сохранится.
Но если вам нужно установить конкретные факты, получить описание чего-либо или комментарии, и то формулировки должны быть иными. В этом случае требуются вопросы в неопределенной форме, например: «Расскажите мне о…», «Что вы думаете, чувствуете по этому поводу?» или «Можете ли вы это описать?». Другие ключевые слова для таких вопросов – «объяснить», «побольше рассказать», «обсудить»,
[230]
«сравнить». Если речь идет о действительно важных вещах, можно подбодрить рассказчика более длинной тирадой: «Ну хорошо, итак, вы на месте... Закройте глаза и расскажите мне по порядку, что вы видите, что слышите...» Можно попросить дать физическое описание человека — отсюда рассказчик перейдет к его характеру. На протяжении всего интервью, как только вы сталкиваетесь с упоминанием о каком-то факте на котором, как вам кажется, следовало бы остановиться поподробнее можно вставить поощрительное восклицание вроде «Это интересно!» или в более прямой форме — «Как?», «Почему нет!», «Кто это был?» Тогда информант может подхватить реплику. Если после какого-то замечания вы хотите услышать что-то еще на эту тему, можно быть более выразительным («Очень интересно») или мягко сомневающимся («Но некоторые говорят, что...») либо попробовать сформулировать дополнительный вопрос. В большинстве интервью очень важно уметь использовать оба вида вопросов. Например, вам могут сказать в качестве общего комментария, что «мы помогли друг другу», «мы с соседями были как одна большая семья», но если задать конкретный вопрос о том, кто именно, кроме членов семьи, помогал, когда мать респондента заболевала, может оказаться, что взаимопомощь между соседями существовала скорее в идеале, чем на практике. Одним из важнейших качеств специалиста по устной истории является способность преодолеть рамки стереотипных или ни к чему не обязывающих обобщений и добраться до конкретных воспоминаний.
Обычно следует избегать наводящих вопросов. Если вы выражаете собственное мнение, особенно на начальной стадии интервью, то получаете ответ, который, как думает информант, вы хотели бы услышать, а значит, ненадежные или ложные данные. Хотя бывают и исключения. Если вы знаете, что ваш собеседник придерживается определенного убеждения, особенно если речь идет о точке зрения меньшинства, то, возможно, для начала следовало бы проявить сочувствие к этим взглядам. А чтобы, например, допустить возможность каких-то ответов, которые явно не одобрило бы большинство людей, иногда лучше задать вопрос с дополнительной смысловой нагрузкой: «Можете ли вы рассказать о том времени, когда вам приходилось сурово наказывать...» или «Правда, что в те дни большинство людей старались что-нибудь унести с работы?», или «Я слышал, что ближайшим подчиненным мэра было непросто с ним поладить», — что, скорее всего, спровоцирует более четкую реакцию, чем просто: «Я знаю, мэр был очень щедрым и мудрым человеком. Вы согласны?»[8] Но во многих случаях такие вопросы бывают опасны, а обычно неуместны... Вопросы следует очень тщательно формулировать, чтобы в них не содержалось и намека на желаемый ответ.
[231]
Это само по себе большое искусство. Например, вопрос «Вам нравилась ваша работа?» навязывает ответ; нейтральными же будут: «Вам нравилась ваша работа или нет?» или «Как вы относились к своей работе?»
Наконец, надо избегать вопросов, которые заставляют информантов думать так же, как вы, а не так, как думают они сами. Например, когда вы имеете дело с таким понятием, как «социальный класс», ваша информация приобретает гораздо большую ценность как исторический источник, если вы поощряете собеседников использовать их собственную терминологию, а затем и сами придерживаетесь ее в последующих дискуссиях. И старайтесь получить датировку событий, фиксируя время относительно возраста респондента или этапа его жизни, например женитьбы, какой-то работы или дома.