ОТ: FLAVIA_C_MAGNASCO@******.IT
КОМУ: SALVATORECAMPORESI1976@*****.IT
ТЕМА: ВЕЛИКАЯ НОВОСТЬ!!!
ВТОРНИК, 28 СЕНТЯБРЯ 2010, 15:19
Великая новость! Помнишь, ты подарил Габриэле маленькую теплицу? Так вот, вчера там проклюнулся росток! Наверное, фасоль или помидор – не знаю, мы перемешали семена. Видел бы ты личико Габриэле! Он беспрерывно скакал от радости, просто светился от счастья. Потребовал, чтобы я поставила теплицу на пол, улегся на живот и разглядывал ее не менее получаса, опираясь подбородком на ладони. Наверное, хотел увидеть, как растение будет вытягиваться у него на глазах.
Знаешь, он становится совсем большим! Иногда выражение его лица напоминает твое, он похож на взрослого. Ты все время просишь не посылать тебе фотографии, потому что у вас медленное соединение, но рано или поздно все‑таки пошлю одну фотку. И наплевать на твое соединение! И ты мне пошли фотографию, я покрою ее поцелуями и буду любоваться, каким ты стал загорелым красавчиком.
Безумно тебя люблю,
Ф.
P. S. Я поглядела в справочнике, похоже, это фасоль. Так здорово вытянулась! Всего‑то за несколько часов.
ОТ: SALVATORECAMPORESI1976@*****.IT
КОМУ: FLAVIA_C_MAG NASCO@******.IT
ТЕМА: RE: ВЕЛИКАЯ НОВОСТЬ!!!
ВТОРНИК, 28 СЕНТЯБРЯ 2010, 23:02
Счастье мое, прочитав твое письмо, я расплакался. Вокруг сидели ребята, так потом они надо мной весь вечер смеялись. Ну и ладно. Я все время думаю о вашем растении. Ухаживай за ним и объясни Габриэле, что нужно делать! В коробке с теплицей вроде была пипетка для полива. Или возьми чайную ложечку! Когда я вернусь, пересадим растение в сад. К лету разведем замечательный огород.
Здесь ничего особенного не происходит. В основном патрулируем окрестности базы, но никакой опасности нет, никто к нам не пристает. Становится почти скучно. Знаешь, пустыня бы тебе, наверное, понравилась. На меня она производит странное впечатление – если долго смотреть, кружится голова. Воздух кажется легче, чем в других местах, а небо красивее: днем оно синее, а ночью – черное. Здесь было бы просто чудесно, если бы не талибы и все остальное. Может, однажды война закончится и мы приедем сюда в отпуск. Представляешь себе? Мы втроем в Гулистане. Увидев верблюдов, Габриэле наверняка раскроет рот от удивления.
С.
ОТ: FLAVIA_C_MAG NASCO@******.IT
КОМУ: SALVATORECAMPORESI1976@*****.IT
ТЕМА: RE: RE: ВЕЛИКАЯ НОВОСТЬ!!!
СУББОТА, 2 ОКТЯБРЯ 2010, 19:03
Не могу больше спать одна! Сальваторе, так я наверняка заболею. Заболею, и тебе уже будет меня не вылечить. Сколько еще ночей? Больше сотни. Я их посчитала, Сальво. Больше сотни! Даже не могу выговорить. Не могу поверить. Мне хочется тебя удушить, правда! Становится холодно, сегодня солнышко даже не выглянуло. Наверное, на меня влияет погода, боюсь, я не выдержу до твоего отпуска. Габриэле тоже по тебе скучает – по‑своему. Честно говоря, порой я его не понимаю. Иногда мне кажется, что он почти забыл тебя, я пугаюсь, хочется на него наорать. Показываю ему твою фотографию – ту, что висит в прихожей, и спрашиваю: это кто? Ты его помнишь? Он глядит на меня удивленно, будто никогда тебя не видел. У меня от этого мурашки бегут. Начинаю рассказывать ему о тебе, а он уже через секунду не слушает.
А потом, словно ничего не произошло, позавчера вечером он вдруг показал мне твое место за столом. Я не поняла, тогда он взял свою тарелку и поставил ее туда, где обычно сидишь ты. Папина тарелка. Словно ты должен вернуться с минуты на минуту. Я его спрашиваю: ты знаешь, где папа? Он засмеялся, словно я над ним шучу, и показал на пол. Внизу? Он качает головой. В конце концов я поняла, что он имел в виду подвал. Представляешь? Я ему ничего такого вроде бы не говорила, наверное, сам придумал. А может, это я виновата. В первые дни после твоего отъезда я чуть с ума не сошла, болтала всякую ерунду.
В общем, теперь вечером я всегда накрываю на троих. Зато мы с Габриэле не чувствуем себя такими одинокими. Наливаю в твой стакан немного вина, а после того как уложу Габриэле, выпиваю. Вот именно: ВЕЧЕРОМ Я ПЬЮ ТВОЕ ВИНО! Это плохо? Ты против? Все равно ты ничего поделать не можешь. По крайней мере я ложусь в постель с тупой головой и не думаю о том, что тебя нет рядом. Кто знает, что ты там вытворяешь без меня? Клянусь, от этой мысли я схожу с ума.
Глупый мой солдатик, я тебя очень люблю.
Ф.
ОТ: SALVATORECAMPORESI1976@*****.IT
КОМУ: FLAVIA_C_MAG NASCO@******.IT
ТЕМА: RE: RE: RE: ВЕЛИКАЯ НОВОСТЬ!!!
ВОСКРЕСЕНЬЕ, 3 ОКТЯБРЯ 2010, 21:14
Сегодня мне тоже не по себе. Прошлой ночью здесь было неспокойно. Ничего страшного, но поспать не удалось. А когда я проснулся, в уборных не было воды. Уже в третий раз за последние дни. Помылся кое‑как, но теперь и здесь утром жутко холодно. Знаю, кажется, что это ерунда, но настроение сразу испортилось. Я стал размышлять о том, как все сложно, и как все надоело, и т. д. и т. п. Так разнервничался, что чуть было не отвесил оплеуху Чедерне. До него никак не дойдет, что иногда надо заткнуться и перестать нести околесицу.
После обеда почти весь день валялся на койке. Пытался задремать, но не получалось. Пытался читать книжку, которую ты мне подарила, – тоже не шло. В конце концов стал просто размышлять. Особенно о тебе и Габриэле. Воображать, чем мы можем вместе заняться в свободный день. Сейчас, когда я здесь и у меня нет свободных дней, я часто ленюсь. Мы с тобой оба ленимся. Но когда я вернусь, все пойдет иначе. Не будем терять зря ни минуты.
Надо было раньше тебе написать. Мне от этого становится легче. Ты для меня как лекарство. Когда тебя нет рядом, я чувствую себя так глупо. В этом как‑то стыдно признаваться, но иногда, когда тебя нет рядом, я просто не знаю, что мне делать с самим собой. Лежа на койке, я думал об этом и еще сильнее разозлился. Видишь, что ты со мной сделала, синьора Кампорези? Как же ты меня заколдовала, что теперь я без тебя не могу? Знай, что ты мне за это дорого заплатишь…
С.
ОТ: FLAVIA_C_MAG NASCO@******.IT
КОМУ: SALVATORECAMPORESI1976@*****.IT
ТЕМА: RE: RE: RE: RE: ВЕЛИКАЯ НОВОСТЬ!!!
СУББОТА, 5 ОКТЯБРЯ 2010, 11:38
О’кей, лучше я тебе обо всем расскажу, все равно не сумею скрыть от тебя правду, даже если я тебя не вижу и пишу на этом дурацком компьютере. На самом деле у Габриэле не все хорошо. Вчера меня вызвали в детский сад, потому что он подрался с другим мальчиком. Вообще‑то он его ударил всего один раз, но сильно – тот упал. Воспитательница рассердилась, заявила, что Габриэле не в себе. Она так и сказала: не в себе. Говорит, что никаких отклонений у него нет, что он просто не хочет разговаривать и что так он пытается всеми манипулировать. Она так говорила, будто он преступник или чудовище. Да что она себе позволяет? Еще она сказала, что, если не будет улучшений, нужно показать его неврологу‑психиатру. Неврологу‑психиатру, ты понимаешь, что это такое? Сальво, я совсем не знаю, что делать!
Рассказать тебе всю правду? Думаю, это ты виноват. В том, что он не разговаривает, что у него все время озлобленный вид, что он избил того мальчишку (вообще‑то этот сопливый задира, по‑моему, сам нарвался). Это ты во всем виноват и твоя проклятая работа. Потому что ты должен быть здесь. И в том, что я чувствую себя совершенно вымотанной, тоже ты виноват. Вымотанной и некрасивой. Знаешь, я коротко подстриглась. Да, да! Я отстригла кудри, которые так нравились тебе. А если ты не вернешься в ближайшее время, отстригу и все остальное. И покрашу волосы в красный, оранжевый или фиолетовый цвет. Клянусь! Я так устала, Сальво! Сил больше нет. Ни на что и ни на кого.
ОТ: SALVATORECAMPORESI1976@*****.IT
КОМУ: FLAVIA_C_MAG NASCO@******.IT
ТЕМА: RE: RE: RE: RE: RE: ВЕЛИКАЯ НОВОСТЬ!!!
СРЕДА, 6 ОКТЯБРЯ 2010, 01:13
Милая, ты, как обычно, слишком переживаешь за Габриэле. Он просто ребенок. И не слушай все, что тебе говорят. Ведь педиатр тебе четко все объяснил, нет? Он заговорит, когда ему это станет нужно. А пока что ему, наверное, и так хорошо. Знаешь, что я тебе скажу? Слава Богу, что он научился постоять за себя. Он всегда был немного пугливым и слишком воспитанным. А мы живем в безжалостном мире. Жаль, что я не видел физиономию мальчишки, которого он побил! Когда я вернусь, сам покажу Габриеле пару‑тройку классных приемчиков. И на тебе я собираюсь опробовать один интересный прием…
Знаешь, Торсу нашел змею. Прямо около нашей палатки. Если бы ты ее увидела, умерла бы со страху. Этот безбашенный сардинец размозжил ей голову камнем. Потом подвесил, как колбасу, а мы принялись плясать вокруг, как дураки, как первобытное племя, было очень весело. Помнишь, как мы увидели на тропинке в долине Канцои гадюку? Конечно, помнишь: оставшуюся часть пути ты от меня не отлипала. Так испугалась! Знаешь, синьора Кампорези, когда ты пугаешься, ты становишься очень сексуальной. Вот вернусь и наполню нашу комнату змеями, пауками, мышами и тараканами – тогда ты больше от меня не отлипнешь.
Уже очень поздно. Пойду спать. Пожалуйста, позвони маме и передай, что у меня все хорошо. Последние дни у меня не получалось с ней поговорить, она наверняка нервничает.
С.
P. S. Хочешь – ходи с синими, короткими, прямыми, какими угодно волосами, все равно я от тебя без ума.
Выстрелы в ночи
– Я тут придумал один прикол, – объявляет Чедерна Йетри, когда рано утром они стоят рядом и бреются.
– Какой?
– Сперва обещай, что поможешь, потом объясню.
Оба макают бритвы в один и тот же тазик с теплой водой, стоящий прямо на земле. На поверхности плавает пена для бритья. Чедерна бреется осторожно: у него высыпали прыщики, как бы их не задеть. Он и сам не понимает, почему в такие дни, как сегодня, у него чешутся руки. Знает только, что когда просыпается, ему страшно хочется что‑нибудь натворить, поколотить кого‑нибудь, разорвать что‑то или кого‑то на мелкие кусочки, поставить все с ног на голову. Так было, когда он еще ходил в коротких штанишках, и о каждом подобном дне он хранит наполовину досадное, наполовину гордое воспоминание. Было бы здорово отделать кого‑нибудь из афганцев, но враг не показывается, так что придется проявить изобретательность. Точнее, придумать прикол.
– Как я могу обещать, если не знаю, в чем дело? – спрашивает Йетри.
– Целочка, ты мне не веришь?
Йетри секунду размышляет. Чедерна прекрасно знает, что тот у него в руках. Йетри – его ученик. Попроси его Чедерна обежать голышом вокруг отряда талибов, он бы наверняка это сделал.
– Да нет, верю, – отвечает Йетри, как и ожидалось.
– Тогда скажи, что обещаешь!
– А это не опасно?
– Нееее. Будешь стоять на шухере.
– Ну тогда ладно. Обещаю.
Чедерна подходит ближе. Хватает руку Чедерны, в которой зажата бритва. Проводит ему по щеке. Тот каменеет и распахивает глаза.
– Ты чего?
– Шшш…
Стараясь не дышать, Йетри следит за движением бритвы.
– Слушай! – говорит Чедерна. – Вечером, когда все пойдут в столовую, мы заберем змею из Развалины.
– Я эту дрянь трогать не буду!
– Я сам все сделаю. Я же тебе сказал, будешь стоять на шухере и просто смотреть, чтобы никто не подошел.
– А зачем тебе змея?
– Засуну в спальник Митрано.
– Оба‑на!
– Вот именно. Увидишь, как он подскочит, когда найдет змею.
– Ты что, не видел, как он вчера испугался? Он на змею даже смотреть не мог.
– То‑то и оно.
Чедерна проводит бритвой по нижней челюсти Йетри, старательно следуя ее изгибу. Их рты так близко друг от друга, что вытяни они губы – и те соприкоснутся. Но Чедерне никогда даже в голову не приходило поцеловать мужчину в губы.
– А если он потом разозлится?
– Кто? Митрано, что ли? В этом весь кайф.
Кайф в том, чтобы раз и навсегда отомстить Митрано за то, что пережил из‑за него Чедерна в день обстрела, когда Митрано ныл, как баба, и просил пустить его обратно в убежище, на прежнее место. Но Чедерна этого не говорит, это их с говнюком Митрано личное дело.
– А если Рене разозлится?
– Рене никогда не злится. И вообще мне наплевать. Если делать только то, что он говорит, можно умереть со скуки. Ему тоже будет весело, вот увидишь.
– Ну, не знаю. Что‑то мне это не нравится.
– Ты же обещал, что поможешь! Если сейчас передумаешь – значит, ты трус. Ну‑ка подними подбородок!
– О’кей, – еле слышно бурчит Йетри, – я согласен.
– Главное, чтобы нас никто не заметил, иначе все пропало. Когда они вернутся и увидят, что змеи больше нет, с ума сойдут.
– Да ведь Торсу вообще не выходит из палатки.
– У Торсу мозги давно закипели от компьютера. Он даже не обратит внимания.
Теперь Чедерна занимается усами Йетри, а тот послушно втягивает губы, чтобы лицо было гладким. Чедерна вытирает ему пальцами остатки пены. Так делал старший брат Чедерны, когда у того только начали расти усы и борода. Ради брата Чедерна готов обежать в чем мать родила вокруг отряда талибов – куда там, он бы и на расстрел пошел. У брата он научился, насколько легко завоевать восхищение того, кто младше тебя.
– Чедерна? – спрашивает Йетри.
– Ну, выкладывай.
– Сделаешь мне бакены с тонкими кончиками, как у тебя? У меня не получается.
Чедерна улыбается ему. Его Йетри – хороший мальчик. Чедерна тронут.
– Не мотай головой, целочка! Дело требует аккуратности.
Ирене еще не заводила разговор о том, что случилось прошлой ночью, но Эджитто от этого не легче: наоборот, он с каждым часом все сильнее нервничает. Когда он проснулся утром, ее уже не было. Полковник сказал, что Ирене уехала в патрульный объезд вместе с солдатами, ей хотелось увидеть базар и обсудить кое‑что с информаторами. Появилась она на обеде, в столовой они сидели за одним столом. Эджитто смотрел, как она развлекает офицеров рассказами об одном сослуживце, которому не понравилось то, что она сообщила о нем в Генеральный штаб. Он шел за ней до самого дома, а потом избил, да так, что у нее треснули два ребра. Все смеялись и возмущались: чтобы военный избил коллегу‑женщину, где же это видано, что за мерзкий трус! Эджитто, чтобы не выделяться, тоже улыбался. Она все это не выдумала? И почему Ирене решила рассказать именно эту историю? Может, хочет дать ему понять, что с ней шутки плохи? После ночного происшествия (теперь ему хочется называть его именно так – происшествие) он чувствует нечто похожее на опасность. Он даже не исключает, что это шантаж: если он не послушается, Ирене достаточно пальчиком шевельнуть, и вся его карьера полетит к чертям. Вот что она хочет ему сказать: теперь ты должен будешь повиноваться, станешь моим любовником – это куда более тонкая стратегия, чем симуляция беременности. Эджитто почти ничего не съел, только нехотя поклевал жареный картофель.
Баллезио приглашает его к себе на традиционную послеобеденную беседу – вернее, даже не приглашает, а принимает, как само собой разумеющееся, что Эджитто последует за ним, однако тот находит невнятную отговорку. Он возвращается в медпункт – Ирене там нет. Лейтенант заходит на половину, отгороженную занавеской, и разглядывает узурпированную часть комнаты. Рюкзак Ирене лежит на полу – небольшой, как раз для тех, кто привык путешествовать налегке. Эджитто оглядывается – никого нет. Он опускается на колени и расстегивает молнию.
Острожно, чтобы не помять и потом сложить все обратно в прежнем порядке, он начинает выкладывать одежду из рюкзака. Почти одни свитера и черные брюки, а еще флисовая толстовка – значит, она у нее все же была. Он засовывает руки глубже и вдруг нащупывает совсем другую ткань. Достает то ли вечернее платье, то ли комбинацию – что‑то невесомое, наверное, шелковое, с кружевными лямками.
– Видел бы ты меня в нем! Мне очень идет.
Эджитто замирает.
– Извини, – бормочет он, – я просто… – Обернуться он не решается.
Ирене осторожно берет платье у него из рук и складывает. Поднимает рюкзак и засовывает платье обратно.
– Надо быть ко всему готовыми.
Эджитто поднимается.
– Я страшно устала. Не возражаешь, если я немного посплю?
– Нет. Конечно, нет. Бога ради.
Но лейтенант не двигается. Пока они так стоят, лицом к лицу, на месте преступления, им нужно выяснить отношения.
– В чем дело? – спрашивает Ирене.
– Слушай, – говорит Эджитто. Останавливается, набирает воздуха, потом начинает снова: – То, что случилось прошлой ночью…
Она с любопытством глядит на него:
– Ну?
– Случилось, именно так. Но я дал слабину. Это больше не должно повториться.
Ирене минуту размышляет. Потом говорит:
– Ничего обиднее мне никогда ни один мужчина не говорил.
– Прости! – Странно, но ему действительно жаль.
– Слушай, кончай извиняться, черт побери! – Тон Ирене внезапно меняется. – Алессандро, за такое не извиняются! Отнесись к этому как к шутке, игре, подарку старой подруге, как к чему угодно! Но, пожалуйста, не извиняйся! Давай будем вести себя как взрослые люди, ладно?
– Я просто хотел быть уверен, что…
Ирене закрывает глаза.
– Да. Я все прекрасно поняла. А сейчас иди, я устала.
Униженный, Эджитто отступает. Все, что он натворил за последние двое суток, было ошибкой, полной ерундой. Похоже, он вообще ничего не понимает в жизни.
Старшему капралу Митрано не раз доводилось просыпаться и видеть у самого носа волосатую задницу Симончелли – даже дышать было трудно. Неприятное ощущение. Во‑первых, потому что когда на тебя плюхается бугай весом девяносто килограммов, кажется, что вот‑вот задохнешься. Во‑вторых, ему не нравится подобная близость с другим человеком, тем паче с обезьяной, умеющей пукать по команде. Но главное – ржание, которое раздается вокруг, пока ты не можешь пошевелиться (кто‑то привязал тебя за запястья к спинке кровати, а из‑за того, что твои веки придавлены чужими ягодицами ты ни черта не видишь), – ржут твои товарищи, твои сослуживцы, твои друзья. Смех причиняет еще более сильную боль, чем удары, которые тебе методично наносят по голым бедрам и мизинцу левой ноги.
У шутки с удушением задницей существует бесконечное множество вариантов – Митрано испытал на своей шкуре все до единого. Заткнуть рот кляпом и склеить лодыжки упаковочным скотчем. Засунуть лед в трусы (а ты не можешь пошевелиться). Эпиляция рук воском, классическая шутка «мешок из простыни», когда не можешь нормально лечь и приходится перестилать постель, волосы, измазанные зубной пастой, которую, когда она высохнет, уже не отмыть, единственный выход – ножницы. Видео с зубной пастой обошло всю часть, а теперь его выложили на YouTube с тэгами «будильник», «казарма», «особый шампунь», «придурок». Первую часть снимали в темноте, у полуголых ребят глаза зеленые, как у привидений. Четко видно Кампорези, выжимающего пасту из тюбика, кто‑то – видимо, Маттиоли – его подзадоривает: еще, еще! В то время у Митрано было дурацкое прозвище «хуевые кудри»: ребята вырывали у него с головы пряди волос и клали на стол, под лампу – показать, что они похожи на волосы с лобка. Зубная паста спасла его от этого прозвища: после того как ему пришлось побриться под ноль, Митрано больше не отращивал волосы.
Теперь все это не имеет почти никакого значения. Он привык. На службе по призыву бывало и хуже: там его мучили на самом деле, использовали ремни, свинцовые пластины из пуленепробиваемых жилетов и унитазные ершики, мочились ему в рюкзак или на голову. Так уж устроена жизнь: один бьет, другой терпит – так всегда. Митрано из тех, кто терпит, как и его отец, которого даже мать поколачивает – такой он низенький и щупленький. Ну и ладно. Хороший солдат – тот, кто все стерпит.
Вообще‑то он больше любит не людей, а животных. Особенно собак. Ему нравятся здоровые, сильные, злобные псы. Они не добрее людей, в их мире тоже жесткие отношения – достаточно взглянуть, как ведут себя собаки при встрече, как обнюхивают друг друга, рычат, утыкаются лбами, но все равно они честнее, они просто повинуются инстинкту. Митрано знает о собаках все и очень их уважает. Здесь, на базе, он проводит почти все свободное время у кинологов, рядом с Майей – бельгийской овчаркой с черными водянистыми глазами, которую научили по запаху обнаруживать взрывчатку. Хозяин Майи, старший сержант Санна, пускает Митрано: пока собака под присмотром, он может заняться своими делами, заключающимися главным образом в тщательном изучении автомобильных журналов. Митрано отдал бы руку за то, чтобы его перевели в часть Санны, но он с треском провалил психологические тесты. Учиться он всегда ненавидел.
Он играл с Майей до самого ужина. Устроил для нее в одной части плаца дорожку с препятствиями, туннелем из шин и мячом. Почти целый час он объяснял Майе, что нужно делать, но она умная и в конце концов поняла. Проходившие мимо солдаты останавливались, глядели с восторгом и аплодировали. Митрано доволен собой. Он, конечно, не гигант мысли (все вокруг – мать, учительницы, инструкторы и приятели – беспрерывно твердили ему об этом, так что он давно смирился), но в дрессировке собак ему равных нет. Он приготовил Маейе поесть и сразу с легким сердцем направился в столовую – поесть самому.
Вечер он проводит в Развалине, вместе с остальными, но сидит в сторонке, играет на портативной консоли. Ребята возбуждены из‑за пропажи змеи. Митрано нет дела до этого, и вообще он рад, потому что ему было противно глядеть на змею даже издалека. Он любит всех животных, кроме рептилий. Их он на дух не переносит. Маттиоли говорит, что это Митрано выбросил змею (разве могут они к нему не цепляться?), но у него на лице, вероятно, написано такое изумление, что когда он спрашивает «Что вам от меня нужно?», его даже не трогают, понимают, что он ни при чем, и оставляют в покое.
В полночь он заходит в палатку, голова гудит, глаза болят – он провел перед маленьким дисплеем «Нинтендо» не один час. Многие уже легли спать, другие раздеваются. Митрано снимает брюки и куртку, засовывает ногу в теплое трико.
– Эй, Ровере! – окликает он соседа.
Ровере натянул спальный мешок почти по самый нос. Он открывает глаза и враждебно глядит на Митрано.
– Чего тебе?
– Тебе интересно, чем сейчас занимаются талибы?
– Чем они должны заниматься? Дрыхнут.
– А по‑моему, они за нами наблюдают.
– Да прекрати ты! – отвечает Ровере и поворачивается на другой бок.
Митрано ложится в постель. Сворачивает маленькую подушку, чтобы была поплотнее, и пытается удобно лечь на боку. Иногда отец выходил завтракать с фонарем под глазом или с трудом поднимал кофейную чашечку – так болела рука. А он не раскрывал рта. Он усвоил: бывают семьи, в которых лучше никого никогда ни о чем не спрашивать, – у него как раз такая семья.
Что‑то мешает вытянуть ноги. Он трогает это что‑то ногой, но из‑за трико на ощупь не разберешь. Решает, что, наверное, в постель попало грязное белье, потом с ужасом думает, не устроили ли ему опять ребята «мешок из простыни». Выползает обратно, чтобы убедиться, что может выбраться на свободу. Ура, может! Садится и засовывает руку, пытаясь достать до самого дна, но что‑то попадается ему в ладонь. Кожа рептилии высохла и огрубела, от нее воняет гнилым мясом – старший капрал успевает почувствовать вонь за секунду до того, как понимает, что держит в руке.
– АААААААААААААА!
Он вскакивает и чуть не опрокидывает раскладушку. Ему хочется прыгать, и он прыгает так, словно змея у него под ногами. Все тело сотрясается, словно от электрических разрядов, руки трясутся.
Ребята просыпаются, спрашивают друг у друга, что случилось, зажигается свет – все происходит за считаные секунды, за которые Митрано быстро достает пистолет из кобуры, висящей на ручке шкафчика, заряжает и стреляет в спальный мешок один, два, три, четыре, пять раз.
– ААААААААААААААА!
Он ощущает змею на себе, как она ползет у него по спине, по лицу, кусает повсюду, чувствует яд – Господи, яд!
– ОНА МЕНЯ УКУСИЛА! ЭТА ГАДИНА МЕНЯ УКУСИЛА!
Ребята кричат, чтобы он прекратил, но Митрано их даже не замечает. Он продолжает стрелять по мешку, в воздух поднимается облако белых перьев. От грохота у ребят того гляди лопнут барабаные перепонки.
Рене пытается его остановить, почти хватает его, но из‑за адреналина рефлексы Митрано резко ускорились. Он поворачивается на девяносто градусов и наставляет оружие на Рене. Сержант замирает. Ребята умолкают.
– Спокойно! – говорит Рене.
Митрано не видит себя. Он бы испугался, увидев, насколько он побледнел. И наверняка решил бы, что змея на самом деле его укусила. Кровь отлила от лица, теперь ею налиты багровые руки, сжимающие «беретту». Он целится прямо в грудь сержанта. О старшем капрале Митрано можно много чего сказать, но утверждать, что он не умеет стрелять, – это нет. Особенно в цель, стоящую от него в полутора метрах.
– Опусти оружие! – приказывает Рене миролюбивым тоном, не как начальник, а как старший брат.
– Там змея! – всхлипывает Митрано. – Змея… она меня укусила! Блин!
– Хорошо. Сейчас мы посмотрим.
– Она меня укусила. Укусила! – Из его глаз льются слезы.
– Опусти пистолет! Послушай меня!
Но вместо того чтобы послушаться, старший капрал находит себе другую мишень: теперь «беретта» нацелена на Симончелли, застывшего, как в игре в «замри, умри, воскресни», – колено одной ноги опирается на койку, вторая стоит на полу. Митрано снова наводит пистолет на Рене.
Из темной глубины палатки, с расстояния нескольких метров доносится голос Чедерны:
– Митрано, змея дохлая!
Старший сержант несколько секунд колеблется, не зная, что делать. Постепенно смысл сказанного доходит до него. Все ясно: это змея из Развалины. Он несколько раз быстро смотрит влево, в сторону спальника, словно не до конца поверив. Перышки уже опустились на зеленую ткань и теперь дрожат от малейшего дуновения. Под спальником никакого движения.
– ЭТО ВЫ?
Рене отрицательно качает головой. Другие повторяют за ним.
– ЭТО ВЫСДЕЛАЛИ? А?
– Это я, Митрано. А теперь опусти пистолет. – Чедерна поднялся и теперь медленно идет к Митрано, он уже почти приблизился к сержанту.
– Ты, – говорит Митрано. Из его глаз по‑прежнему текут ручьями слезы. – Как всегда, ты. Я убью тебя, Чедерна. УБЬЮ.
Нажми он на курок, пуля пробила бы верхушку черепа Франческо Чедерны и, выйдя с другой стороны, попала бы в рюкзак Энрико Ди Сальво, висящий в дальнем углу палатки. Все присутствующие ясно представляют себе траекторию.
Митрано дышит ртом, ему не хватает воздуха. Внезапно на него наваливается усталость, страшная усталость, которая словно раздавливает его, превращает в жидкость. На мгновение он опускает пистолет – этого достаточно, чтобы Рене и Симончелли бросились на него, повалили на пол и разоружили. В отличие от того, что потом будут рассказывать, Митрано не оказывает сопротивления. Он просто лежит на полу. Когда Рене забирает у него пистолет, рука у Митрано слабая и вялая.
Опять Симончелли уселся ему задницей на лицо – забавно, правда? – думает Митрано. Один бьет, другой терпит, вот так. И всегда было так. Пока ребята толпой собираются вокруг него, старший капрал закрывает глаза. И не сопротивляется.
На всей базе выстрелы разбудили тех, кто спал, и встревожили тех, кто не спал. Самые старательные оделись, взяли оружие, а потом сидели, как дураки, и ждали команды. Дежурные переговариваются по рации, никак не могут выяснить, где стреляли, – где‑то в северной части базы. Поскольку никто не просит о помощи, все быстро успокаиваются: наверняка это случайные выстрелы. Бывает, причем нередко, когда круглые сутки живешь в обнимку с оружием, что кто‑нибудь случайно да выстрелит.
– Что такое? – спрашивает Ирене.
– Тсс.
Они замирают и прислушиваются, слегка ослабив объятия, хотя возбуждение, как ни странно, ничуть не ослабевает. Эджитто ждет, что сейчас завоет сирена.
– Ничего страшного, – говорит он, – не волнуйся!
В благодарность ночная гостья льет ему на лицо поток густых волос, а затем, словно волна, всем телом обрушивается на него.
Рой белых хлопьев
Когда я соврал Марианне о платье, был январь, падал снег. Я попросил ее сесть на заднее сиденье, но она меня и слушать не захотела. Мы препирались, стоя перед дверью подъезда, а маленькие белые хлопья падали на ее необычную прическу.
– Платье помнет ремнем! – сказал я.
– Не буду я сидеть сзади, словно ребенок! У меня с задним сиденьем связаны плохие воспоминания. Помнишь, как твой отец объяснял, что произойдет с черепом при лобовом столкновении? Ну вот.
Всю дорогу она оттягивала ремень рукой подальше от груди, чтобы не помять декольте. Водила губами друг о друга, но я‑то знал, что она бы их яростно искусала, не будь они покрыты помадой, которую только что нанес визажист и благодаря которой они казались гладкими‑прегладкими, словно из полированного камня. Протяни я ей в это мгновение голую руку, она бы впилась в нее зубами.