– Ты опоздала, Френч, – заявил Стэн Олсен, когда я уселась на заднее сиденье лимузина. Солнце еще не встало, я собралась, оделась и вышла из дому точно в назначенный час, а он начал ворчать с первой минуты.
– Я задержалась всего на пять минут.
– Я пошутил, – он довольно ухмыльнулся. – Не хмурься. Ты собираешься ехать в таком виде?
Примечание: я надела бежевые замшевые брюки, блейзер в елочку от Ральфа Лорена и очаровательный топик от Сержио Валенти, купленный на распродаже в «Барнейз». Я выглядела просто шикарно.
– Да, а что? Что‑нибудь не так?
– Все нормально, – сказал Стэн. – Просто обычно ты носишь юбки.
«Так ты расстроился, что не можешь пялиться на мои ноги», – подумала я. Да, веселенькое мне предстоит путешествие.
По дороге в аэропорт Стэн болтал без умолку, рассказывая бесконечные истории про боссов студии – все они как один были его «лучшими друзьями», – перемежая эти рассказы байками о своей бывшей жене Пауле, что норовит отнять у него деньги, которые ей не удалось отобрать в процессе развода.
– Не все женщины так милы, как ты, Кесси. Знаешь, ты настоящее сокровище.
– Мне приходилось это слышать, – пробормотала я и уткнулась в сумочку, делая вид, что привожу в порядок бумажник. К сожалению, подобными вещами нельзя заниматься бесконечно, иначе стремление избежать разговора становится слишком явным.
Мы приехали в аэропорт к шести, мигом проскочили якобы строжайший контроль службы безопасности и в четверть седьмого – уже стояли у стойки регистрации. Стэн взял нам места в туристском салоне (первый класс студия оплачивает лишь тем, у кого это оговорено в контракте). Одно место было в проходе, другое – у окна, так что между нами осталось свободное кресло. Когда Стэн удалился в уборную, я попросила сотрудницу у стойки регистрации посадить кого‑нибудь между нами.
– Лучше кого‑нибудь посимпатичнее, хотя я готова на все.
Девушка сочувственно посмотрела на меня и легонько прикоснулась к моей руке.
– Такой жуткий тип?
– Вы не представляете.
В результате рядом со мной уселась какая‑то леди азиатского происхождения, которая половину полета тыкала меня локтем в бок, но по сравнению с соседством со Стэном Олсеном это было просто райским блаженством. Ради того, чтобы он не терся своей ногой о мою, я с удовольствием пустила бы себе пулю в лоб.
Большую часть полета я провела, размышляя о мальчиках. В котором часу они проснулись? Успела ли уже Клэр накормить их завтраком и прочитать им утренний рассказ? У меня не хватило духу разбудить их в пять, и перед уходом я немного постояла на подвальной лестнице, глядя, как они спят. Я едва сдерживала слезы. Мне ни разу не приходилось оставлять их больше чем на десять – одиннадцать часов. Для меня разлука была еще тяжелее, чем для них.
Они еще не знали про Джейсона, и мне не хватило решимости сообщить им подобную новость перед отъездом. Расскажу им все в среду или в четверг, когда момент будет более подходящим. А может быть, в пятницу. Никуда не денешься, рано или поздно мне придется сказать им правду.
Чтобы добраться из Альбукерке в Санта‑Фе, мы взяли напрокат «Меркьюри Гранд Маркиз». В Санта‑Фе выяснилось, что резервация, где живет Рэнджин Санн, на самом деле находится в Таосе, до которого еще около часа езды по горным дорогам. От этой новости мне стало дурно. Стэн совершенно не умел обращаться с рукояткой скоростей, и перспектива наблюдать за его неуклюжими действиями еще час меня не радовала.
– Почему мы не взяли машину с автоматической коробкой передач? – спросила я.
– На таких машинах ездят слабаки и хлюпики, – заявил Стэн, в семитысячный раз упустив момент выжать сцепление. – Рычаг переключения передач позволяет лучше контролировать машину.
– Еще бы, – сказала я. Машина резко дернулась. – Теперь я это чувствую.
Резервация Таоса находится в горах Нью‑Мексико. Это одно из редких мест, которые в жизни выглядят еще лучше, чем на открытках. Глинобитные постройки и хижины в духе индейцев пуэбло рассыпались по горам, пейзаж представляет собой причудливую смесь оттенков коричневого, зеленого и желтого, – это сочетание до боли отдает эпохой диско семидесятых годов, вот только непонятно, откуда оно взялось в этой глуши.
Сам Таос Пуэбло представляет еще более живописное место – это настоящая деревня из глинобитных домов с деревянными лестницами, ведущими на второй этаж, которые удерживает на месте лишь трение и сила тяжести. Этакая гигантская крепость, выстроенная третьеклассником из красной глины и расписанная ярко‑синей краской, с печами под открытым небом, ритуальными кивами и стайками босоногих ребятишек. Здесь нет ни водопровода, ни электричества, ни телефонов. Здесь‑то и поселился Рэнджин Санн.
– Неужели он не согласится приехать в Лос‑Анджелес, – запричитал Стэн, как только мы вылезли из машины и ступили на землю пуэбло. Он уже успел вспотеть – под мышками его рубашки расползались отвратительные влажные пятна.
– Это его дом. Некоторые люди чувствуют себя более уверенно на своей территории.
Стэн зло пнул ногой камень.
– Это ему дорого обойдется. Самое паршивое, что мерзавец и не думает идти нам навстречу. Твоя задача – держать язык за зубами, пусть поглазеет на тебя, пока я буду вести переговоры. – Похоже, Стэну и в голову не приходило, что его тон звучит оскорбительно. Стэн таков всегда – грубый и бесцеремонный.
Предварительно в Таос был отправлен тщательно проработанный контракт, в котором оговаривалась как работа в кино, так и на телевидении. Согласно этому документу Рэнджин Санн должен был заработать за ближайшие два года около восьми миллионов долларов за то, что будет работать столько, сколько сочтет возможным и нужным, чтобы не переутомиться. И все это после одного‑единственного фильма, который произвел фурор на «Сандэнс», и провала пробной программы на Эн‑би‑си. Съемками последней руководила Клэр, и потом она сказала, что она в жизни не видела ничего более нелепого и беспомощного.
– У меня чесались зубы, – сказала она, и, хотя было не вполне понятно, что она имела в виду, она выразила свои чувства достаточно определенно.
Мы со Стэном побрели к дому Рэнджина. У нас под ногами клубилась красная пыль.
Рэнджин с шестью своими родственниками жил в дальней части резервации, и его комната располагалась в части дома, которую с небольшой натяжкой можно было назвать третьим этажом. Из окна высунулся иссохший старик и одарил нас теплой беззубой улыбкой. Я улыбнулась в ответ. Верный себе, Стэн Олсен хранил мрачную суровость.
– Мы ищем Рэнджина! – крикнул старику Стэн. – Рэн‑джи‑на! Ре‑жис‑се‑ра!
Я вздохнула.
– Стэн, я уверена, что он понимает английский.
– Черт их здесь разберет.
Старик исчез, и спустя несколько секунд из окна высунулась темно‑коричневая рука – более молодая и не такая морщинистая, вся унизанная дешевыми, безвкусными кольцами – и помахала нам, приглашая подняться наверх.
Стэн отступил, пропуская меня вперед.
– Сначала дамы.
Не сомневаюсь, что он просто хотел полюбоваться на мой зад, пока я поднимаюсь по приставной лестнице, но меня утешала мысль о том, что, если я упаду, его мясистая туша внизу смягчит удар.
Синяя дверь была открыта, но яркое солнце снаружи и тьма внутри мешали разглядеть, что делается в помещении. Я остановилась в дверях, давая глазам привыкнуть к темноте.
Изнутри послышался глубокий, хрипловатый голос:
– Добро пожаловать в Хлаумму. Прошу вас, проходите. – Я понятия не имела, что такое Хлаумма, но это было не важно. Этот голос нанес мне удар ниже пояса, и куда бы ни позвал меня его обладатель (разумеется, кроме Бэйкерсфилда), я последовала бы за ним без оглядки.
Посреди маленькой комнаты с низким потолком в деревянном кресле с ручками восседал Рэнджин Санн. Он жестом пригласил нас со Стэном сесть на шаткий диванчик, придвинутый к задней стене. Он был старше, чем я ожидала, и ниже ростом, а его загорелая, почти оранжевая кожа была типичного для индейцев пуэбло оттенка.
– Для меня большая честь познакомиться с вами, – сказала я, когда мы обменялись рукопожатиями. У него были огромные для его миниатюрных габаритов руки, и он крепко сжал мои пальцы, утонувшие в его ладони. – Мне очень понравились «Глиняные горшки». Сказать по правде, я этот фильм не смотрела, но во время подобной встречи любой позволил бы себе хоть разок соврать. Так уж заведено.
Рэнджин отмахнулся.
– С тех пор утекло много воды. Меня больше интересует будущее, чем прошлое.
– Именно поэтому мы здесь, – встрял Стэн, открывая свой портфель. Он вытащил оттуда стопку бумаг и передал их Рэнджину. Тот принялся листать контракт, слушая комментарии Стэна. – Контракт составлен на основе базовой формы. Разумеется, мы внесли в нее некоторые изменения, чтобы четко определить, во сколько студия оценивает вашу работу и ваш творческий потенциал. Если вы посмотрите на первую страницу, вы увидите, что…
Режиссер мгновенно захлопнул контракт и швырнул его Стэну. Кто сказал, что все будет легко и просто?
– Так не пойдет, – заявил он.
– О чем вы? Мы не прочли даже первую страницу…
– Которая сплошь пестрит загадками.
Стэн вспыхнул. Это было приятно. Он лихорадочно облизал пересохшие губы, пролистал контракт и, запинаясь, пробормотал:
– Послушайте… мы можем изменить любые пункты, это не вопрос… Сегодня мы приехали, чтобы решить вопрос в принципе, все мелочи можно уладить…
Рэнджин вытянул руку, и на секунду мне показалось, что он собирается ударить Стэна, чтобы вышибить из него глупость. Я бы дорого дала, чтобы полюбоваться на это зрелище, но вместо этого индеец положил на плечо Олсену свою могучую ладонь. Он успокаивал его. Старый индейский трюк или один из «Семи навыков высокоэффективных людей»?
– Давай вместе посмотрим первую страницу, – сказал Рэнджин.
Стэн притих и испуганно кивнул, и мы втроем уткнулись в контракт.
– Вот здесь, – начал Рэнджин, – во втором параграфе, сказано, что студия предоставит мне офис на своей территории, двух помощников и место на парковке.
– Это стандартная формулировка, – начал оправдываться Стэн. – Если вы хотите особо оговорить размеры офиса, я постараюсь утрясти этот вопрос, но на тех же условиях мы заключили договор с Томасом Андерсоном, когда он снимал «Ночи в стиле буги»…
– Я уверен, что мистер Андерсон был счастлив, что у него есть место для парковки. У меня же нет в нем никакой необходимости.
– Вы… вы намерены ходить на работу пешком? – ошарашенно спросил Стэн.
Режиссер усмехнулся, блеснув зубами, которые на фоне его загорелой кожи выглядели неправдоподобно белыми.
– Вот мой офис, – сказал он, обводя руками хижину. – Я намерен работать здесь.
– Но здесь нет телефона.
Глаза Рэнджина сузились. Похоже, об этом он не подумал.
– Обойдусь без телефона, – сказал он.
– Ну, не знаю… – Стэн скрипнул зубами. – Если у вас не будет телефона…
– А как насчет сотового? – вклинилась я, высоко подняв свой миниатюрный мобильник «Нокиа». – Я хочу сказать, если он не нуждается в офисе и парковке, студия вполне могла бы обеспечить его сотовым телефоном.
Рэнджин широко улыбнулся. К его зубам, белым и крепким, прилипли чешуйки красной глины, точно он грыз стены хижины и забыл почистить зубы.
– Да, сотовый телефон. Я попрошу сотовый телефон. – Это означало, что студия сэкономит около ста тысяч долларов, если, конечно, Рэнджин не будет злоупотреблять возможностью бесплатных разговоров. Предложив это, я обошла Стэна, но у того потекли слюнки при одной мысли о том, сколько мы сэкономили. Ему даже не пришлось уговаривать Рэнджина, режиссер напросился на это сам.
– На третьей странице, – продолжал Рэнджин, – в разделе жилье. Оказывая мне всестороннее содействие в создании фильма, студия обещает поселить меня в четырех или пятизвездочном отеле во время съемок и дальнейшей работы над фильмом.
– А как же? Кроме того, предполагается компенсация затрат на питание и прочих расходов.
– В этом тоже нет необходимости. Я буду снимать фильм здесь, в резервации, и ночевать намерен у себя дома.
Для Стэна события принимали все более благоприятный оборот. Студии никогда не приходилось обеспечивать съемки фильма на территории индейской резервации, но это нисколько не противоречило нашим задачам. Это означало лишь дополнительное сокращение расходов, что возбуждало Стэна Олсена не меньше, чем хороший секс.
– Это все? – спросил Стэн, ерзая, точно ему жмут брюки. – Или вы хотели бы, чтобы студия избавила вас от чего‑то еще.
Рэнджин вытащил из кармана рубашки бифокальные очки в металлической оправе и углубился в контракт.
– Еще один момент, – сказал он Стэну.
– Говорите.
– Страница восемнадцать, параграф четвертый, пункт Б. Авторский гонорар при выходе на зарубежные телевизионные рынки.
И Рэнджин Санн пустился в четырехчасовые разглагольствования о несправедливо составленном контракте, о том, какие исправления следует внести в пункты, сформулированные не надлежащим образом и без которых ему и в голову не придет подписывать подобный документ. У него был острый как у орла глаз, который не пропускал ни одной мелочи, и отличное чутье на разного рода фуфло, а поскольку основным занятием коммерческого отдела были попытки замаскировать фуфло от орлов, когда он закончил, мы были основательно вымотаны. Не удивительно, что у этого типа не было ни агентов, ни адвокатов, он просто сожрал бы их заживо.
Когда Рэнджин закончил свою речь, разбитый наголову Стэн поднялся, обвел комнату затуманенным взором и сказал, что ему нужно в уборную. Для этого надо было спуститься на первый этаж. Я осталась с режиссером, удивляясь спартанской обстановке. При этом, несмотря на скромный вид мебели, каждый стол и каждый табурет был соразмерен самой хижине.
Рэнджин откинулся в кресле, наблюдая за мной.
– Вы довольно молчаливы, мисс Френч.
– Кто, я? Просто… обычно вести переговоры я предоставляю Стану.
– Очень жаль. Он на этом собаку съел, это видно. Но я уверен, вы тоже подметили кое‑какие любопытные моменты.
– Ошибаетесь. Я просто мышца.
Он тепло улыбнулся. В его улыбке светился ум, точно он знал что‑то, чего не знаю я, но не считал, что это дает ему право чувствовать свое превосходство.
– Мне кажется, вы разбираетесь в своей работе лучше, чем делаете вид, – сказал он.
– Сдается мне, вы тоже знаете толк в заключении сделок.
– Я занимаюсь не только искусством, но и бизнесом.
Я кивнула.
– Вы произвели на меня впечатление. Научиться всему этому здесь, в Нью‑Мексико.
Он от души рассмеялся, и хижина ответила ему эхом. Я представила, как босоногие малыши на улице перестали прыгать через веревочку и играть в пятнашки и недоуменно уставились на глиняный дом, который издавал столь странные звуки.
– Мисс Френч, вы умеете хранить секреты?
– В этом мне нет равных.
Он наклонился ко мне, точно намеревался перейти на шепот, но заговорил, не понизив голоса:
– Я из Чикаго.
– Да бросьте! – воскликнула я. – Быть не может.
Режиссер улыбнулся и развел руками, словно показывая, что больше ему нечего скрывать.
– Там я родился и вырос. Мои родители были из Пакистана.
– Но вы так привязаны к этой резервации, словно она… словно она для вас роднее всего на свете.
– Теперь это так и есть, – сказал он. – Я живу здесь безвыездно около пяти лет. Почти десять лет я проработал товарным брокером неподалеку от Нэви Пир.
– Вы торговали свиной грудинкой?
– Грудинкой, кукурузой, соевыми бобами… Чем придется. Однажды в Интернете я наткнулся на сайт по генеалогии. Через час я узнал, что на одну восьмую я индеец из племени Таос. Я взял отпуск и приехал сюда, и уже не вернулся обратно. Попросил брата продать мой дом и машину.
Я была потрясена.
– Такое чувство, что вы живете здесь всю жизнь.
– У меня тоже, – сказал он. – В Чикаго я никогда не был по‑настоящему счастлив. Всегда чувствовал себя немного не в своей тарелке. Каждое утро я просыпался, мечтая о том, что фондовая биржа сгорела и мне не нужно идти на работу.
– Но это уж слишком…
– Просто я очень мучился. Лишь когда я попал в резервацию и начал беседовать с людьми, связь с которыми я утратил еще до появления на свет, я понял, где мое место.
Мне показалось, что он пытается мне что‑то рассказать, точно в моем визите сюда был какой‑то мистический смысл, который мне еще предстояло узнать. Я подалась вперед, больше не думая о том, что со стен на мои замшевые брюки осыпается красная глина. В конце концов, работники моей химчистки в Лос‑Анджелесе знают свое дело.
– Так значит, все дело в том, что здесь вы нашли свои корни? – спросила я.
– Да, для меня это было так. Для других это нечто иное. Каждый должен решать за себя. – Он поднялся с кресла, сел рядом со мной на диван и взял мои руки в свои.
– Не пожалейте времени, мисс Френч, постарайтесь понять, где ваше место. Где ниша, в которую вы вписываетесь. Для меня это резервация. И я оставлю ее лишь в случае крайней необходимости. Я не хочу уезжать отсюда, рискуя забыть дорогу назад.
Я хотела спросить его, не знает ли он, где мое место, и не посоветует ли, с чего начать. Может быть, у него завалялась парочка брошюр на эту тему. Но в этот момент в дверном проеме показалась плешивая голова Стэна, а спустя пару секунд в хижину протиснулось его потное тело.
– Кассандра, – пропыхтел он. – Полагаю, мы закончили.
Рэнджин откинулся на спинку дивана.
– Надеюсь, мы скоро увидимся.
– Разумеется, – сказал Стэн. – Я перечитаю все замечания, и мы решим, что можно сделать. – Интересно, подумала я, догадывается ли Рэнджин, что на языке Голливуда это значит, что вернемся к нему не раньше, чем переделаем все свои дела, включая покупку рождественских подарков. Держу пари, он это понял.
Режиссер не пошел нас провожать; он попрощался с нами, не вставая со своего диванчика. Мы спустились вниз по приставной лестнице, и я почувствовала дрожь в коленках, слабость и легкое головокружение. Была ли причина в лестнице или во мне самой? Слова Рэнджина Санна не давали мне покоя по пути к машине и до самого отеля в Санта‑Фе. Там я мгновенно забыла о них, услышав от управляющего отелем, что с нашим заказом произошла путаница, в отеле остался всего один свободный номер, и поэтому нам со Станом предстоит спать в одной постели.
Стэн держался по‑джентльменски, но лишь потому, что, прежде чем залезть под одеяло, я сделала ему строгое предупреждение. Я устала, я соскучилась по мальчикам, и с ролью почтительной мелкой сошки было покончено.
– Если вы посмеете протянуть ко мне руку, – сказала я, – вы останетесь без руки. Я отрежу ее столовым ножом, и вы в два счета превратитесь в капитана Крюка.
Стэн стал уверять меня, что у него и в мыслях не было ничего подобного.
– Мне это и в голову не приходило.
– Если я почувствую, что вы дышите мне в затылок…
– Ты отрежешь мне губы. Я все понял. – Стэн нервно подергал воротник нижней рубашки. – Этого не случится.
Он сдержал слово, и мы улеглись и уснули без всяких происшествий. Среди ночи я проснулась. Мне приснилось, что мальчики выбрались из подвала, чтобы испечь мой любимый морковный торт. Рядом, мирно похрапывая, лежал Стэн, наверное, ему снилось, что бывшие жены корчатся в адском пламени, а он подбрасывает в огонь дров и ест бифштексы, которые подносят юные, пышногрудые секретарши.
На мгновение я задумалась, почему он даже не попытался ко мне приставать. Вряд ли на него подействовали мои жалкие угрозы. Может быть, он больше не считает меня привлекательной. Или от жары у меня попортилась прическа? Понимаю, это безумие, но внезапно мне стало интересно, что будет, если я навалюсь на него и приникну губами к его губам. Ответит он на мой поцелуй или оттолкнет меня? Примется ласкать меня или…
Ну уж нет. Я слишком дорожу своим телом, чтобы экспериментировать на потребу Стану Олсену. Я ни за что не пойду ни на какой физический контакт… В эту минуту на ночном столике зажужжал мой мобильник, установленный на вибрацию. Я выскочила из‑под одеяла и на цыпочках устремилась в ванную, по пути проверяя, кто звонит.
Кассандра Френч, высветилось на дисплее, и рядом с именем появился номер моего домашнего телефона.
У меня заколотилось сердце. Дрожащими пальцами я нажала на кнопку.
– Что случилось? Кто‑то заболел?
– Привет, Кесс, – послышался беспечный голос Клэр. Мне даже показалось, что она слегка навеселе. – Как твоя командировка?
– Клэр, сейчас три часа ночи. Что случилось?
– Ничего, – спокойно ответила она. – Все прекрасно. Я в порядке, мальчики в порядке, все отлично.
– Тогда зачем ты звонишь?
– Где у тебя веревки?
Мне не хотелось пускаться в долгие обсуждения, и я сказала, что коробка с веревками стоит в шкафчике в гараже.
– Ясно, – сказала она. – А цепи? И хорошо бы еще парочку замков.
– Клэр, объясни мне, что происходит.
Я услышала в трубке какую‑то возню, позвякивание металла и удары в стену.
– Все под контролем, – сказала Клэр. – Клянусь, мальчики в полном порядке. Они просто ангелочки.
Я понимала, что сейчас она все равно ничего не расскажет. Если уж Клэр решила держать язык за зубами, она скорей проглотит язык. Она умеет прятаться в своей раковине не хуже устрицы.
– На коробке с веревками стоит коробка с цепями и замками. Надеюсь, ты понимаешь, что делаешь.
– Спасибо, милая, – сказала она. – Ты просто куколка. До завтра.
– До завтра, – растерянно ответила я, но она уже повесила трубку.
Я долго не могла уснуть, представляя, как Оуэн и Алан, освободившись от своих пут, мечутся по подвалу и колотятся о стены. Дэниел сидит, закутавшись в одеяло и дрожа, наблюдает, как неистовствуют его товарищи, пытаясь выбраться наружу и рискуя покалечиться. Как я могла это допустить? Что сделала (или не сделала) Клэр с моими мальчиками? Зачем ей веревки и цепи? Что творится у меня в доме?
Но няньке нужно доверять, особенно если это твоя лучшая подруга. В глубине души я понимала, что мои опасения не имеют оснований, и, когда я вернусь домой, выяснится, что тревога была ложной или это просто глупая шутка, и с момента моего отъезда ничего не изменилось. Клэр слишком умна, чтобы совершить крупную ошибку. Она не допустит, чтобы с мальчиками или Пансионом что‑то случилось.
Я уверена, все будет нормально. Все будет в порядке.
Урок № 13
Как прийти в норму
Десять часов спустя, переступив порог своего дома, я увидела, что Клэр сидит за кухонным столом в моем лучшем халате из шенили, прихлебывает чай и читает «Энтертеймент уикли», который приходит ко мне по подписке.
– С возвращением, – жизнерадостно сказала она, отложив журнал, и встала, чтобы обнять меня. – Ты быстро вернулась.
– Мы закончили еще вчера, – объяснила я. – Как они?
– Мальчики? Прекрасно. Мы отлично поладили. Они такие послушные.
Конечно, мне было приятно это слышать, но в поведении Клэр было что‑то настораживающее.
– Ты не заболела? – спросила я.
– Я? С какой стати. Почему ты так решила?
– Как бы это выразить. Ты такая… – Я оглядела ее с головы до ног, как какой‑нибудь парень в ночном клубе. В ее осанке, манере держаться, настроении было что‑то необычное, как будто…
– Черт подери! – воскликнула я. – Ты счастлива!
Клэр отвернулась.
– Ничего подобного.
– Не смей мне врать. Ты счастлива, и я хочу знать, почему.
Она обернулась и посмотрела на меня через плечо, потом развернулась ко мне всем корпусом с широкой, торжествующей улыбкой.
– Да, я счастлива.
– Выкладывай, что случилось.
– Я все расскажу. Но сначала обещай, что постараешься смотреть на вещи непредвзято.
– Погоди, ведь это мои слова!
– Дай слово, Кесси.
Я поклялась, что буду непредубежденной и гибкой. Клэр взяла меня за руку и повела к двери подвала, где она ловко открыла замки и засовы. Меня не было всего пару дней, а она так профессионально справлялась со своими обязанностями, что мне стало немного обидно.
Спустившись в подвал, я поначалу не заметила ничего особенного. Оуэн и Алан играли в шахматы фигурками оригами, а Дэниел сидел на кровати и читал потрепанную подшивку комиксов про Арчи, отредактированную моей рукой.
В углу сидел незнакомый мужчина средних лет, привязанный к стулу цепями и веревками, с повязкой на глазах и наушниками на ушах.
И впрямь ничего особенного.
Я медленно поднялась по лестнице, туда, где у двери поджидала меня Клэр, вся восторг и радостное предвкушение.
– Ну как? – спросила она.
– Мальчики в полном порядке, – я старалась держаться невозмутимо. – Может, ты объяснишь мне, кто этот джентльмен, связанный по рукам и ногам?
Глаза Клэр сияли.
– Это Возбудимый Знанием.
– Твой психиатр, он же любовник, он же бывший приятель?
Она радостно кивнула.
– Он наш новый студент.
Я не знала, с чего начать. Я запиналась и заикалась добрых пару минут, прежде чем смогла сформулировать свою мысль.
Клэр пыталась помочь мне.
– Я знаю, что ты скажешь, и ты права. Моим делом было присматривать за мальчиками, покормить их, уложить спать, удостовериться, что им ничто не угрожает, но все это я сделала, клянусь тебе. Ты же видишь, они в отличной форме. Мне даже удалось сбить Дэниелу температуру до девяноста девяти и пяти десятых.
– Потрясающе. Но это не объясняет, почему у меня в подвале торчит пятидесятилетний психиатр с завязанными глазами и ушами.
– Ты права, – сказала Клэр, немного помрачнев, снова села за кухонный стол и отхлебнула из моей чашки с надписью Королева стриптиза. – Ты совершенно права. Сейчас ты все поймешь. Хочешь чаю?
– Нет, Клэр. Чаю не надо. Рассказывай.
Вечером она приехала покормить мальчиков ужином, и у нее завязалась продолжительная беседа с Оуэном и Аланом про шахматы, потом речь зашла о возможностях психики, что естественным образом перешло в разговор о психиатрии и напомнило Клэр про Возбудимого Знанием. Ей взгрустнулось, и на обратном пути она печально размышляла о порванной связи и о том, что она сделала не так.
– Я даже не поняла, что машинально свернула к Ньюпорт Бич, пока не проехала развилку Сан‑Педро на 405‑м шоссе, и тогда было уже слишком поздно. – Клэр сделала еще глоток чая. – Не знаю, почему я решила поехать к нему на работу, но у меня было такое чувство, что он там.
– Во сколько это было? – спросила я.
– Примерно в восемь, в полдевятого. Он всегда работает допоздна, по вечерам он заносит свои записи в компьютер.
Клэр оставила машину в гараже рядом с офисом и отправилась к нему в кабинет. Обнаружив, что дверь открыта, она не удивилась.
– Я вошла внутрь, – сказала она, – думая… черт… не знаю, о чем я думала. Может быть, я собиралась уговорить его. Я думала, что мы все обсудим. И он увидит, что не такая уж я нормальная. И тогда.
– …Он к тебе вернется? – спросила я.
Она печально кивнула.
– Я понимаю, это глупо, но нам было так хорошо вместе. Мы так подходили друг другу. Я надеялась, что все можно исправить. В общем, я зашла в коридор и услышала его.
– Услышала, как он печатает?
– Мычит и хрюкает. Я приоткрыла дверь в его кабинет, совсем чуть‑чуть, и увидела его на диване с какой‑то девицей с крашеными волосами. И ты знаешь, что она делала? Она читала ему!
– Его диплом?
– Кажется, какой‑то учебник. Что‑то про Фрейда. И это заводило его до предела. Он без умолку кричал: «Давай, детка, не останавливайся!»
– Господи, Клэр…
– Я застыла на месте, Кесси. Я стояла там, наблюдая, как его волосатая задница взлетает вверх и опускается вниз. Интересно, какими неврозами, которых не хватает мне, она страдает, думала я. Может у нее шизофрения или маниакально‑депрессивный психоз, или еще какая‑нибудь дрянь? Почему он трахается с ней, а не со мной?
Клэр прикрыла дверь и побрела назад к машине, и некоторое время сидела в темноте, слушая песни о любви и оплакивая глупости, которые она совершила, встречаясь со всевозможными мерзавцами.
Мало‑помалу она успокоилась, но только она вытерла слезы и собралась уезжать, дверь гаража открылась, и вошел Возбудимый Знанием. К ужасу Клэр, он направился прямиком к ее машине. Клэр, поняла, что она случайно припарковалась рядом с ним, и, если она не хочет провалиться сквозь землю от стыда, когда Возбудимый Знанием ее заметит, она должна немедленно что‑то предпринять.
– И я сделала единственное, что пришло мне в голову. Нанесла удар.
– Противоугонный замок?
– Прямиком по затылку. Я чувствовала, что когда‑нибудь эта штуковина мне пригодится. Он повернулся ко мне спиной, чтобы открыть дверь машины. Я подкралась к нему, хорошенько огрела его, и он осел на пол. Он лежал, такой милый и беспомощный, и внезапно до меня дошло, зачем я это сделала и что делать дальше.
– И ты приволокла его ко мне домой?
Клэр радостно кивнула и вскочила.
– Да! Я так рада, что ты меня понимаешь. До меня только теперь дошло, зачем нужен Пансион для мальчиков. Я поняла, что ты делаешь. Чего добиваешься. Какие цели стоят перед нами.