Бар находился на бульваре Сансет в Эхо‑Парке. Это было скромное заведение с металлическими решетками на окнах, явно рассчитанное не на богачей. Над входом мерцала неоновая вывеска «Недолгий привал». Это вызвало у меня какое‑то смутное воспоминание. Я не сразу поняла, с чем оно связано.
– Ты умеешь произвести впечатление на девушку, – пошутила я, но Стюарт и ухом не повел. Он внимательно осмотрел стоянку.
– Я не вижу ее машины, – задумчиво сказал он.
Ее? Я не предполагала, что в нашем свидании будет участвовать еще одна женщина.
– Ты о ком?
– Эммануэль. Мой главный инвестор.
Ну конечно, ее зовут Эммануэль. Я не знала, что инвестор Стюарта – женщина (я‑то представляла себе солидного бизнесмена в костюме‑тройке с доминиканской сигарой в зубах), и имя Эммануэль лишь обострило ощущение, что земля кружится, норовя уйти у Кассандры Френч из‑под ног.
– Понятно, – сказала я как можно небрежнее. – Может быть, зайдем и подождем твою… Эммануэль внутри? – На стоянке было неуютно, этот район Эхо‑Парка не из тех, что агенты по недвижимости называют ходовыми. Я вытянула руку, словно проверяя, не начал ли моросить дождь. – Кажется, что‑то капает.
Как только мы зашли в бар, земля со скрипом остановилась, и я вспомнила, почему название «Недолгий привал» показалось мне знакомым. Пару месяцев назад мне показалось, что я нащупала у себя в груди опухоль, и я со всех ног помчалась к гинекологу делать маммограмму. Впоследствии выяснилось, что это всего лишь жировое отложение. Да‑да, оказывается посещение тренажерного зала необходимо даже моей груди. Так вот, когда я, оцепенев от ужаса, сидела в приемной, убежденная, что это начало конца, я взяла в руки «Лос‑Анджелес мэгэзин» и стала листать его, пытаясь отвлечься. Одна из статей рассказывала о новой волне, которая захлестнула клубы: молодая, не ведающая условностей публика стала захватывать бары, в которые прежде ходили одни работяги. Бывшие пивнушки стали превращаться в новомодные злачные места Статья была довольно забавной. Какое‑то заведение на Лонг‑Бич, которое до сих пор было излюбленным местом отдыха судостроительных рабочих, превратилось в гей‑клуб, а клуб пожарных на Силверлэйк стал местом сборищ богатой европейской богемы. Ясное дело, после этого рабочие и пожарные отправились искать для развлечений иные места.
|
|
В «Недолгом привале» собирались полицейские.
Открыв дверь, я застыла, увидев целую армию полицейских, которые смеялись, заказывали пиво и бродили в поисках свободных столиков. Мне показалось, что, погрузившись под воду, я оказалась в стае морских щук. Спокойно, Кесси. Дыши глубже. Не делай резких движений.
– Послушай, это же бар для копов, – я старалась говорить веселым голосом, хотя в глазах у меня потемнело. – Здорово.
– Я знаю! – жизнерадостно ответил он. – Именно то, что ты хотела. Тебе нравится?
Стюарт был верен своему слову – никаких тематических баров новомодных изысков. Стойка, несколько столиков, музыкальный автомат в углу и бильярдный стол, который, похоже, помнил те времена, когда лос‑анджелесские полицейские могли преспокойно бить подозреваемых, не волнуясь о том, что допрос записывается на видео.
– Давай сядем вон там, – предложила я, указав на самый темный угол. По дороге я успела налететь по меньшей мере на трех копов, и все они вежливо извинялись и отодвигали стулья, чтобы освободить проход.
|
|
Не успела я усесться, дверь распахнулась, и на фоне пятна света в дверном проеме показался стройный, гибкий силуэт с кудрявыми волосами до плеч и ногами, которые были длиннее, чем я сама. Жизненный опыт подсказал мне, кто это.
– Эммануэль! – закричал Стюарт, помахав рукой. – Мы здесь.
Она повернулась, и ее стройный силуэт изменил очертания. Сначала мне показалось, что она держит в руках мяч для атлетических упражнений. Когда дверь закрылась, я увидела, что мяч здесь ни при чем, – она просто была беременна.
Говорят, слегка беременной быть нельзя. Если это и так, можно быть изрядно беременной, и живое свидетельство тому вразвалку приближалось к нам.
Эммануэль и Стюарт обменялись дружескими поцелуями, слегка обняв друг друга, и мне показалась, что она задержала губы на его щеке чуть дольше, чем нужно. Я не стала вставать. Ее классического покроя платье для беременной, наверняка от Гивенчи, могло дать фору моему ансамблю из тафты, и я решила не давать ей спуску.
– Кассандра, это Эммануэль. Эммануэль, это Кассандра, я тебе о ней рассказывал.
Он обо мне рассказывал! Что ж, может быть, все не так уж плохо.
– Здравствуйте, – сказала Эммануэль. Она говорила с явным европейским акцентом. Возможно, французским. Или швейцарским. В любом случае, неприятным. Я поняла, что это она ответила мне недавно по сотовому телефону Стюарта. Мы сразу почувствовали взаимную антипатию.
Я собрала всю свою учтивость и с наигранным дружелюбием выдавила:
|
|
– Очень рада познакомиться! – Это оказалось нелегко. Я решила немного сбавить обороты. – Вы собираетесь провести здесь весь вечер или вам не терпится вернуться домой и прилечь?
– Всего пару стаканчиков, – сказал Стюарт, – чтобы мы успели обсудить, что делать с баром. Вдруг нам удастся придумать что‑нибудь непревзойденное.
– Мне воды, – сказала Эммануэль и легко уселась за столик между мной и Стюартом. Интересно, как она умудряется так грациозно двигаться несмотря на сорок фунтов лишнего веса? Наверное, не будучи беременной, она вообще не касается земли. – Так это вы убедили Стюарта снести клуб?
– Мэнни, погоди… – перебил ее Стюарт.
– Да, – подтвердила я. И посмотрела на нее сверху вниз. Ей нужна подколодная змея? Я ей это устрою. – Это я.
– Вы представляете, сколько денег мы в него вложили?
– Полагаю, около трех миллионов долларов.
Она удивленно подняла аккуратно выщипанные брови, – моя догадка оказалась верной. Я чувствовала себя как в гнезде мафии, словно в дверях в любую секунду могут показаться хладнокровные наемные убийцы.
– А вы представляете, – спросила она, – во что может обойтись перепланировка?
– Разумеется, нет. Но я точно знаю – если вы оставите все, как есть, вы потеряете все деньги. Не пройдет и трех месяцев, как собаки съедят все ваши прибыли.
– Собаки – это моя идея, – усмехнулась Эммануэль.
Я улыбнулась:
– Это меня не удивляет.
Стюарт, должно быть, почувствовал, что ситуация выходит из‑под контроля, и хлопнул в ладоши, чтобы привлечь наше внимание.
– Мне любопытно наблюдать за вашей ссорой, леди, но одна из вас в любой момент может родить, а с другой у меня свидание, поэтому давайте на часок забудем про разногласия…
– Никаких разногласий, – хором ответили мы с Эммануэль.
– Отлично. Тогда за работу.
Мы устроили мозговой штурм и обсуждали один план за другим. Я выступала против всех так называемых «современных» идей. Эммануэль вопреки здравому смыслу цеплялась за обломки тонущего судна и отвергала все разумные предложения, которые выдвигала я.
Казалось, наша встреча должна закончиться неминуемым крахом. Внезапно Эммануэль охнула и дотронулась до живота. Сначала я решила, что это хитрая уловка, но, когда она вновь содрогнулась, я поняла, что ей действительно не по себе. Наверное, ее будущий младенец слушал наш спор и решил принять мою сторону.
Стюарт вскочил, готовый во весь опор мчаться в больницу.
– Схватки?
– Мне кажется… ложная тревога. Это… как их там называют?
– Схватки Брэкстона‑Хикса? – спросила я. Одно время я была страстной поклонницей сериала «Скорая помощь».
– Да. По‑моему, все прошло.
– Может быть, позвонить вашему мужу? – спросила я. – У меня есть мобильный телефон.
Эммануэль всхлипнула, с рекордной для беременной женщины скоростью поднялась из‑за стола и, переваливаясь, направилась к туалету.
– Почему она плачет? – спросила я. – Я сказала что‑то не то? Не стоило упоминать о муже?
Стюарт покачал головой.
– Откуда тебе было знать. Она так и не вышла замуж. Это ребенок ее жениха, а тот… исчез. Вот и все.
– Вот черт! Опять я ляпнула что‑то не то. Наверное, ты на меня дурно влияешь. – Я вытерла со стола слезу, которую уронила Эммануэль. Должно быть, на вкус она напоминала шампанское. – Он ее бросил?
– Этого никто не знает.
– Понятно, – я ровным счетом ничего не понимала.
Стюарт вздохнул. Чувствовалось, что ему больно говорить об этом.
– Мой брат Дэниел исчез семь месяцев назад.
Не придумав ничего лучшего, я тупо сказала:
– Как Джейсон Келли?
– Да… что‑то вроде того. Он отправился на вечеринку в Голливуд‑Хиллз, там он немного покурил травку, а может быть, побаловался и чем‑то еще. Последний, кто его видел, говорит, что он на своей машине ехал в сторону каньона Лорел. Полиция считает, что он мог разбиться в горах, а машина затерялась в густом подлеске…
Разумеется, все было не так. В ту ночь Дэниел Хэнкин целым и невредимым был доставлен ко мне домой. Весь вечер он не давал мне покоя, причем вел весьма активное наступление. На вечеринке этот живой, красивый парень наглотался экстази и был болтлив и беззаботен, и, хотя я не возражала против его ухаживаний, от его болтовни я была отнюдь не в восторге. Он блистал неотразимым обаянием и изысканными манерами, и, когда он настиг меня в задней спальне (куда я ушла, чтобы привести себя в порядок) и без затей спросил: «Ну что, трахнемся?», я была вполне готова залепить ему сумочкой по физиономии и забыть про него навсегда.
В этот миг я услышала папин голос. Перекрывая кубинский джаз, что лился из динамиков в гостиной, и громкие разговоры, он отчетливо произнес:
«В нем что‑то есть, малышка. Присмотрись к нему».
– Ты серьезно? – спросила я вслух.
Дэниел, по‑видимому, решил, что я разговариваю с ним, и сказал:
– Ну конечно. Давай, это недолго.
«Не сомневайся, – настаивал отец. – Потом ты скажешь мне спасибо».
Кто я такая, чтобы спорить с загробным миром? Ведь там знают все.
– Ладно, – сказала я изумленному Дэниелу. Похоже, я первая согласилась на предложение, сделанное в таком тоне. – Но мы поедем ко мне домой, и ты позволишь мне связать себя.
Он радостно улыбнулся. Да он к тому же извращенец!
– Мне это нравится. Оч‑чень даже нравится.
– Хватит болтать. Помолчи немного. А лучше – замолчи совсем. Подожди здесь минуты три, потом выходи на улицу. Если проболтаешься кому‑нибудь, куда едешь, все отменяется.
Он шутливо поднял руки в знак капитуляции – потом я заметила этот жест у Стюарта – и уселся на кровать.
– Я посижу здесь, – сказал он кротко, точно маленький мальчик, который знает, что в награду за послушание получит печенье. – И сделаю все, как ты скажешь.
Остальное было несложно. У меня в кладовке хранилась полная бутыль хлороформа четырехлетней давности, она осталась с тех пор, как моя попытка заняться фотографией закончилась позорным провалом. После двух минут в темной комнате у меня начиналась депрессия. Я старалась фотографировать только щенков и смеющихся детей, но это не помогало. Стоило мне войти в темную комнату, и мне казалось, что мне опять тринадцать – я чувствовала себя толстым, неуклюжим, растерянным подростком. Наверное, у меня повышенная светочувствительность. К счастью, когда я бросила занятия, преподаватели позволили мне оставить реактивы себе. Спасибо курсам при Лос‑Анджелесском университете!
Дэниел поставил свой «мазератти» у меня в гараже и доверчиво последовал за мной в спальню. По дороге он вовсю распускал руки, но я не возражала, отчасти понимая, что это поможет уложить его в постель, отчасти потому, что это было приятно.
Я приказала Дэниелу раздеться до трусов и лечь на мою кровать, и он с готовностью подчинился.
– Теперь закрой глаза, – сказала я и направилась в ванную за полотенцем, пропитанным хлороформом.
– Мне это нравится, детка. А когда ты меня свяжешь?
– После того, как спущу тебя в подвал. – Не давая ему опомниться, я набросила полотенце ему на лицо, и он мгновенно отключился. Мне оставалось лишь стащить его вниз, привязать ко второй раскладушке и представить Оуэну, который к этому времени превратился в образцового студента.
У «мазератти» как назло оказалась механическая коробка передач, и я убила уйму времени, чтобы переправить его в Восточный Лос‑Анджелес, где я на всякий случай арендовала небольшую складскую площадку. Приходится признать, что я готовилась к подобной ситуации и просто ждала, когда подвернется подходящий кандидат. Оуэн добился поразительных успехов, и это воодушевило меня на дальнейшие подвиги. Подобно матери, чей ребенок подрос и идет в школу, я давно хотела, чтобы в доме появился кто‑то еще. Если не считать мелких проколов, Дэниел достиг не меньших успехов, чем Оуэн.
– Мне очень жаль, что ты потерял брата, – сказала я Стюарту. Мне действительно было жаль. Если бы я знала, что у меня сложатся такие теплые отношения со Стюартом, я бы предоставила Дэниелу продолжать распутничать и нашла бы другого студента – Но я не понимаю, почему Эммануэль так расстроилась? Они были друзьями?
– Еще какими, – сказал Стюарт. – Дэниел был ее женихом. Он отец ее ребенка.
Господи. После этого у меня на душе стало по‑настоящему гадко.
Через некоторое время из туалета вернулась Эммануэль. Шмыгая носом, она приняла мои извинения, попрощалась и отправилась домой отдохнуть после ложных схваток. Мы так и не выработали никакого толкового плана по части клуба; в окружении толпы полицейских моя голова попросту отказывалась работать. Думать стало еще труднее, когда бармен включил новости и диктор заговорил об исчезновении Джейсона.
– Не пойти ли нам в какое‑нибудь другое место? – спросила я, допивая «Космополитэн». Мысль о том, что я посадила под замок будущего отца, не давала мне покоя. Мало того, что у Дэниела будет ребенок, из‑за того, что я поместила его в Пансион, он даже не знает, что он вот‑вот станет папой. Но, хотя ситуация была весьма скверной, в данный момент я была не в силах что‑либо изменить, к тому же алкоголь немного притупил муки совести и вызвал у меня зверский голод.
– Как насчет ресторана? – спросила я.
– Значит, я прошел первое испытание?
– Заблуждаешься. Но ради еды я готова начислить тебе недостающие баллы.
Стюарт улыбнулся и сделал вид, что делает запись в воображаемом блокноте:
– Так‑так. «Потребность в еде». Надо запомнить. Ты совсем не можешь без нее обходиться?
– Самое большее три‑четыре дня. Почти как наркоман.
– Ты подумай! – Он хлопнул по столу ладонями и встал. – Что ж, придется тебе помочь.
С облегчением покинув «Недолгий привал», я уселась в машину Стюарта, и мы поехали в маленький тайский ресторанчик в западной части города.
Обед, как я и надеялась, прошел спокойно. Стюарт был само обаяние и остроумие, и после жареного цыпленка я поняла, что хочу встретиться с ним еще. Это был не восторг влюбленной школьницы, который вызывал у меня Джейсон. Здесь не было ни безумных фантазий, ни страсти, лишь ровный огонек устойчивого влечения.
Мы немного поговорили про его брата и о том, как тяжело было Стюарту после того, как Дэниел исчез. При первом удобном случае я попыталась как можно деликатнее сменить тему. Разговоры про Дэниела приводили в уныние нас обоих, хотя и по разным причинам, а мне хотелось, чтобы наше свидание прошло на более жизнерадостной ноте. Но Стюарт не сдавался.
– В школе он всегда был первым во всем… интересовался всем сразу. Наш отец скончался, когда мы были совсем маленькими, и оставил нам кучу денег…
– Твой отец умер? – воскликнула я. – Мой тоже! – Почти так же я обрадовалась, когда узнала, что мы с Клэр купили в «Мэйсиз» один и тот же джемпер, но Стюарт правильно понял причину моего неуместного восторга. Это означало, что у нас есть еще что‑то общее.
– Ты в самом деле юрист коммерческого отдела? – спросил он.
– Опять будешь смеяться?
– Нет, что ты, – поспешно сказал он. – Я усвоил урок. Просто ты… как‑то не вписываешься в эту публику.
– А что это за публика?
– Сборище чудовищ и ведьм.
– По‑моему, ты путаешь нас с Диснеем.
Стюарт рассмеялся и откинулся на спинку стула Его рубашка натянулась, и я невольно залюбовалась его крепкими грудными мышцами.
– Кесси, я хочу понять, в чем дело? Почему ты этим занимаешься?
Я пожала плечами.
– Не знаю. За это хорошо платят…
– Можно заработать деньги и другим способом.
– Забавно толкаться среди знаменитостей.
Стюарт поднял бровь.
– Ты правда так считаешь?
– Нет. Честно говоря, нет. – Я сдула прядь волос, которая упала мне на лицо, и задумалась. В самом деле, почему я работаю в коммерческом отделе? Я все время жаловалась на свою горькую участь, и вы, наверное, думали, что я в любой момент готова объяснить, ради чего я все это терплю. Наконец я вспомнила одну из причин, и, стоило мне начать, слова хлынули точно вода из пожарного гидранта:
– Приятно сознавать, что я могу помочь кому‑то осуществить свою мечту, понимаешь? Каждый фильм, который мы делаем, каждое телевизионное шоу – это сотни людей, которые сообща придумывают и создают что‑то новое, чтобы это увидели все. Я понимаю, я всего лишь представитель студии, а за ней стоят денежные мешки, но именно они дают возможность реализовать задуманное. На свои деньги они могли бы построить небоскреб или медицинский центр, но они предпочитают вложить их в чью‑то мечту. Они стараются развлечь нас, сделать эту жизнь лучше. И, зная, что я могу им помочь, я иду на работу с радостью и возвращаюсь домой довольная сделанным за день.
Закончив свою речь, я осторожно подняла глаза на Стюарта. Он смотрел на меня, не говоря ни слова. Пауза длилась несколько секунд, и мне стало неуютно. В чем дело? Может быть, у меня на носу вскочил прыщ?
– Я никогда не слышал более убедительного объяснения, – сказал он, и его соблазнительные губы тронула улыбка. – Пропади все пропадом, пожалуй, я тоже поступлю на службу в коммерческий отдел.
Мы смеялись, ели и болтали до закрытия ресторана. Около одиннадцати хозяева ресторана начали коситься в нашу сторону, и, доев десерт, мы отправились в обратный путь.
Я была на седьмом небе, Стюарт покорил меня своей искренностью и остроумием. Мы были знакомы меньше недели, но на обратном пути вдруг поняли, что готовы поделиться друг с другом самым сокровенным.
– Как‑то раз, – сказал он, – когда мне было десять, меня уложили спать на водяную кровать. Мы поехали в гости к тете Рут, а я ее терпеть не мог…
– От нее противно пахло?
– Она была большая, потная и обожала меня обнимать.
– Ясно.
– Я решил немного поразвлечься. Я взял с собой швейцарский перочинный ножик, бабушкин подарок на день рожденья, и проткнул водяной матрас.
– Получился Ниагарский водопад?
– Еще какой. Моя спальня была на третьем этаже, и, прежде чем мои родители поняли, что происходит, весь дом был залит водой.
– Тебе здорово влетело? – спросила я.
– Нет, – засмеялся он. – Я свалил все на кошку. Сказал, что она решила поточить о матрас когти.
Я одобрительно хмыкнула.
– А у меня никогда не было ни собак, ни кошек. Братьев и сестер тоже, поэтому во всем и всегда была виновата Кесси. Если бы у меня была кошка, она бы наверняка валила все на меня.
Через несколько минут мы подъехали к моему дому, и Стюарт вышел из машины, чтобы открыть мне дверь. На дорожку падал тусклый свет единственной лампочки над крыльцом, но даже в сумерках Стюарт выглядел превосходно.
– Вот я и дома, – сказала я и почувствовала, как колотится мое сердце. Кесси, держи себя в руках.
– Я знаю. Я ведь уже был здесь, когда за тобой заехал.
– Судя по бесконечным букетам цветов, это был не первый раз.
– Да, – нежно повторил он. – Ты права…
Я позволила себе на дюйм придвинуться к Стюарту.
– Спасибо за прекрасный вечер. – Я вспомнила свою вылазку с Оуэном, но постаралась отбросить мысли о нем подальше.
– Думаю, это нужно повторить.
Мы поцеловались, не слишком страстно, но нежно, и он отлично чувствовал, что нужно сделать с моими губами, чтобы у меня закружилась голова, и, когда мой разум слегка помутился, я спросила:
– Может быть, хочешь зайти? – Услышав собственный голос, я в ужасе спохватилась, но слово не воробей. Мне оставалось лишь надеяться, что Стюарт смертельно устал или что на раннее утро у него назначена важная встреча, или…
– С удовольствием.
Не считая Клэр, Лекси и еще пары подружек, которые заходили ко мне без приглашения, я не звала к себе никого с тех пор, как открыла Пансион. Десять месяцев порог моего дома не переступал ни один мужчина, не считая тех, что жили в подвале. И вот я, точно школьница, встряхиваю локонами и строю глазки, забыв, что в моем подвале заперты мальчики, а ванной сидит озверевший киноактер.
– Постой здесь, – сказала я, преграждая путь Стюарту.
– Что с тобой?
– Не входи. Подожди меня на крыльце. – Нет, тут же подумала я. Крыльцо слишком близко. Джейсон может поднять шум, когда я поведу его в подвал. – Нет, лучше вернись в машину.
Стюарт наклонил голову набок, точно пес, который силится понять, чего хочет хозяин.
– Ты хочешь сказать… Мне уйти?
– Нет. Нет, нет, нет. Просто… подожди. У меня ужасный беспорядок.
Он засмеялся.
– Брось, Кесси, так говорят все женщины.
Я привстала на цыпочки, не давая ему увидеть, что происходит внутри.
– Я не все женщины. Можешь мне поверить, ты не получишь удовольствия от того, что можешь увидеть.
В конце концов, он уступил и вернулся в машину. Я подождала, пока он закроет за собой дверцу и положит руки на руль. Войдя в дом, я задвинула входную дверь на засов и бегом спустилась в подвал. Как я и думала, мальчики крепко спали, но мне не хотелось рисковать. Я проворно ввела каждому по десять миллиграммов морфия. В момент укола Дэниел заворочался, но вскоре снова крепко заснул, блаженно улыбаясь. Оуэн и Алан даже не пошевелились.
Я поднялась наверх и направилась в ванную к Джейсону. «Кесси, ты совсем выжила из ума! Ты только что вырубила Оуэна, и теперь тебе придется перетаскивать Джейсона в одиночку». Это произнес не отец; это была тринадцатилетняя Кассандра Френч, которая всегда видела все в черном цвете. Однако надо признать, на этот раз негодяйка была права. Я прокололась.
Надеясь выиграть время, я высунулась на улицу и крикнула:
– Еще несколько секунд! – Стюарт, сидя в машине, помахал мне рукой, показывая, что если он и не вполне понимает меня, то, во всяком случае, слышит.
«Держись, Кесси, – сказала я себе. – Ты справишься. Джейсон Келли – обычный парень, а не чудище о трех головах. Если ты хочешь, чтобы к тебе зашел Стюарт, пусть всего лишь на чашку кофе, ты должна переправить Джейсона в звуконепроницаемый подвал».
Я пошарила на кухне в поисках полотенца, чтобы пропитать его хлороформом, но в результате лихорадочных поисков обнаружила лишь замшевую перчатку от Ральфа Лорена. Мысленно принеся последнему мои глубочайшие извинения, я вылила на перчатку остатки хлороформа и направилась в ванную. Я осторожно повернула ручку, надеясь, что Джейсон спит и мне удастся застичь его врасплох. Но, попытавшись открыть дверь, я почувствовала, что мне что‑то мешает.
– Джейсон, открой. Это Кесси.
Ответа не последовало.
– Прошу тебя, давай по‑хорошему, – устало сказала я.
В ванной было тихо. Что‑то по‑прежнему не давало мне открыть дверь. Я налегла на нее всем телом и уперлась ногами в пол, как на силовой раме в тренажерном зале. Дверь поддалась, и я навалилась на нее с удвоенной силой.
Я стиснула зубы и почувствовала, как у меня на лбу выступил пот. Если он начнет капать на джемпер, на нем наверняка останутся пятна…
– Хватит, Джейсон, это… глупо.
Он по‑прежнему молчал, и это разозлило меня еще больше. Я бросилась на дверь с такой яростью, что дерево затрещало. Теперь у меня на плече будет синяк размером с дыню.
Еще один удар позволил приоткрыть дверь настолько, что я могла протиснуться внутрь.
– Ради бога… – начала я и осеклась на полуслове.
Джейсон лежал у самой двери, его руки и ноги были перекручены самым невероятным образом и обмотаны цепями. Но мышцы не были напряжены. Напротив, его тело было податливым и мягким.
– Джейсон? – хрипло прошептала я и нагнулась, чтобы заглянуть ему в лицо. Что‑то подсказывало мне, что он не обернется. Я увидела, что его губы исказила гримаса, похожая на улыбку балаганного шута, кожа была серой, а застывшее лицо говорило о том, что он перебрался к тем, кто не нуждается в теле, состоящем из крови и плоти.
И все же для покойника он выглядел просто потрясающе.
Урок № 11
Друзья и враги
Поймать и отпустить.
Не знаю, как долго я стояла, уставившись на тело Джейсона Келли, но я точно помню, что у меня в голове стучало: поймать и отпустить, поймать и отпустить. Принимая во внимание сложившиеся обстоятельства – у меня в ванной лежал труп секс‑символа Америки, а на подъездной дорожке меня поджидал самый потрясающий парень в моей жизни, – нельзя сказать, что эта мысль открывала какие‑то новые перспективы.
Поймать и отпустить. Поймать и отпустить.
Я опустилась на колени, чтобы обследовать тело Джейсона и удостовериться, что не ошиблась. Я приложила два пальца к его сонной артерии. Пульса не было. Я попыталась нащупать пульс на собственной шее, но тоже безрезультатно, после чего пришла к выводу, что либо мы оба мертвы, либо я просто не соображаю, что делаю.
Поймать и отпустить. Черт. Что за бред? Как я могу его отпустить? Я нарушила собственные правила.
Глаза Джейсона были открыты. Он лежал, уставившись в потолок, туда, где потрескавшаяся штукатурка начала отваливаться от сырости. Даже после смерти он осуждал меня. Я осторожно закрыла ему глаза, как делают судмедэксперты в детективных фильмах, и мне сразу стало легче. Теперь казалось, что Джейсон спит, хотя и в весьма неудобной позе.
Опутанный цепями по рукам и ногам, Джейсон походил на марионетку, которую извлекли из стиральной машины. Его правая ступня лежала прямо под локтем, а левая рука была прижата к паху. Он напоминал Пиноккио, который буйствовал всю ночь и перебрал спиртного.
Вот только никакой надежды на Голубую фею, которая могла бы спасти Джейсона Келли, у меня не было. Осматривая тело, я заметила, что кожа на запястьях и лодыжках покрылась пузырями, а местами обуглилась.
Электричество. Должно быть, Джейсон пытался сбежать, используя какие‑нибудь древние приемы йоги, при этом его цепи натянулись слишком сильно, и его ударило током. Его мышцы свело судорогой, и это помешало ему ослабить натяжение и отключить ток.
Впрочем, может, он просто подавился гамбургером. Кто знает, ведь меня там не было. Ясно было одно – нужно немедленно решить, как действовать дальше.
Перво‑наперво надо отделаться от Стюарта. Я выскочила из ванной и заперла дверь на ключ, – вдруг Джейсон устроил самое невероятное в своей жизни представление и только прикидывается мертвым. Пробегая мимо зеркала, по пути к входной двери я на мгновение притормозила. Мои волосы были взъерошены, лоб блестел от пота. Что бы ни случилось, показаться Стюарту в таком виде я не могла. Я метнулась к туалетному столику, пригладила волосы щеткой и слегка припудрила лоб. «Так, – я окинула взглядом свое отражение, – думаю, сойдет».
В этот миг в дверь позвонили, и, пытаясь повернуться на вращающемся стуле, я шлепнулась на пол. Одно время, когда Клэр показалось, что она на втором месяце беременности, я посещала вместе с ней занятия для будущих мам, где нас обучали «дышать на стекло»: несколько коротких выдохов чередовались с глубоким вдохом. Такое дыхание успокаивает и снимает боль. Не успела я применить этот навык на практике, в дверь позвонили снова, и я напрочь забыла о том, как нужно дышать.
– Это ты, Стюарт? – спросила я как можно небрежнее и слегка приоткрыла дверь, закрывая своим телом образовавшуюся щель. – Что случилось?
– А ты не догадываешься? Я торчу у тебя во дворе уже полчаса.
– Да. Да, ты прав… – я умолкла, не зная, что сказать. Мои способности к импровизации в трудную минуту улетучились без следа.
Стюарт прислонился к косяку.
– Послушай, я бы давно уехал, но мне показалось, что мы поняли друг друга. Если ты передумала, могла бы сообщить об этом мне…
– Нет! – закричала я. – То есть да… вернее… я хотела сказать… Это действительно был потрясающий вечер, клянусь тебе.
– Но ты не хочешь меня впускать.
– Я очень хочу тебя впустить.
– Но?
– Но я не хочу, чтобы ты заходил ко мне в дом, – призналась я. – Мне трудно объяснить.
Недоуменно качая головой, Стюарт спустился с крыльца. И все из‑за дурацкого увлечения Джейсона Келли йогой. Неужели нельзя было покончить с собой на пару дней попозже?
– Стюарт, подожди…
– Знаешь что, Кесси, – сказал он. – Мне тридцать три года, и у меня было достаточно женщин. Обычно я успевал составить впечатление о них, прежде чем нам подавали аперитив, и по большей части они были мне не интересны. – Я вздохнула, понимая, куда он клонит. – Ты же… пока остаешься для меня загадкой.