В семь утра зазвонил телефон. Я только‑только очнулась от беспокойного сна.
– Алло?
– Кассандра Френч? – голос в трубке был очень деловым и совсем не растерянным. Он звучал уверенно и твердо.
Я села в постели.
– Да.
– Меня зовут лейтенант Холланд. Я из полиции Лос‑Анджелеса.
Предрасположенность к сердечным приступам. Четверка. Я нормально питаюсь, раз в две недели занимаюсь спортом. Я не курю и не страдаю сердечно‑сосудистыми заболеваниями. С другой стороны, я тяжело переношу внезапные потрясения. Однажды мне пришлось возвращать кардиган от Даны Бухман в «Нордстром». Чек я потеряла, а придя в магазин, обнаружила что теперь точно такой же кардиган продается со скидкой в двадцать процентов, а девушка за прилавком согласилась принять его только по новой цене. Я чуть не упала в обморок.
Первой мыслью было немедленно бросить трубку и сломя голову мчаться к машине. Бросить все и бежать без оглядки. На работе моего отсутствия никто не заметит. Клэр поймет меня. Скорее всего, она даже поможет мне бежать за границу. Думаю, лучше всего отправиться в Малайзию. Надо лишь договориться, чтобы кто‑то пришел освободить мальчиков, которым придется вернуться к варварству и заботиться о себе самостоятельно. Мне же остается одно – улепетывать со всех ног. Я понимаю, бежать от собственных проблем небезопасно, но я не ищу легких путей. Лишним тому подтверждением служит то, что вместо своего обычного грейпфрута я намерена съесть на завтрак тарелку оладий с кленовым сиропом.
Следующая мысль – она пришла следом за первой – отругала свою предшественницу последними словами и приказала мне не терять самообладания, собраться и посмотреть на ситуацию глазами адвоката, которым я и являюсь.
|
|
– Доброе утро, лейтенант, – сказала я ровным голосом. – Чем могу быть вам полезна?
Помедлив секунду, он ответил:
– Мэм, меня интересует одна вещь.
– Вот как? – сказала я. – Какая именно?
«Вот оно, начинается, – подумала я, на ходу пытаясь состряпать правдоподобное алиби. – Джейсон Келли? Актер? Нет, лейтенант. Вчера вечером я была дома. Смотрела фильм по телевизору. Нет, названия не помню. Там играет Кевин Бэйкон. Этакого крутого парня. Да, наверное, это было „Убийство первой степени". Вы правы, лейтенант, я тоже считаю, что этот фильм недооценивают. У вас прекрасный вкус. Кстати, вы заняты сегодня вечером?»
Кровь застучала у меня в висках.
– Видите ли, меня только что остановила женщина, которая утверждает, что она – ваша мать, – сказал коп. – Она потребовала, чтобы я позвонил вам по своему сотовому телефону, и передала, что сожалеет о вашем вчерашнем разговоре. Вам это о чем‑нибудь говорит?
Дыши глубже, Кесси. Не желая осыпать блюстителя порядка бранью и бросать трубку, я постаралась взять себя в руки. Немного успокоившись, я сказала, что женщина, о которой он говорит, мне не знакома, а моя мать умерла четыре года назад и похоронена на кладбище Форест Лон.
– Знаете, лейтенант, сейчас на улицах столько сумасшедших, – сказала я. – И это очень печально. Скорее всего, эту женщину нужно поместить в лечебницу. Лучшее средство в таких случаях – смирительная рубашка.
Он извинился за ранний звонок, и я постаралась как можно быстрее и любезнее закончить беседу. Сейчас мне определенно не до мамули. Сегодня я вряд ли смогу уделить ей внимание. У меня слишком много хлопот, чтобы позволить ей опутать меня паутиной обвинений, лжи и бредовых фантазий.
|
|
Расслабься, Кесси. Дыши глубже. Вспомни дурацкие упражнения, которым тебя обучали на занятиях йогой. Черт возьми! Я совсем забыла про Лекси.
Сегодня в суде состоится слушание дела о ее кровожадных мурзиках. Эти твари чуть не оставили меня без руки, а я должна уверять судью, что они отличаются добрым и кротким нравом. Но я обещала подруге поддержать ее, а значит, это мой долг. Пусть я не смогу ей помочь, но я буду рядом.
Впрочем, куда больше меня волновала предстоящая вечером вылазка с Оуэном, его первый урок за пределами Пансиона. Мы уже решили, что наденем, заказали места, и я не сомневалась, что все будет прекрасно, особенно если пульт дистанционного управления электрическим ошейником уместится у меня в сумочке.
После звонка лейтенанта Холланда/мамули я собрала завтрак для мальчиков, не забыв приготовить дополнительную порцию овсянки для нового пансионера. Я не помнила, любит ли Джейсон Келли овсянку. Кое‑какие сведения о его гастрономических пристрастиях я почерпнула пару лет назад из статьи в «Премьер Магазин», где Джейсон рассказывал, что он сторонник сыроедения. Насколько я понимаю, сыроеды не едят ничего, что приготовлено при температуре выше ста двадцати градусов или что‑то вроде того. Из этого явно напрашивается вывод, что им приходится постоянно есть суши. Если это так, я, наверное, тоже могла быть сыроедом. Не знаю, почему сформировалось это движение – в рамках здорового образа жизни или из соображений любви ко всему живому, – впрочем, едва ли найдутся те, кто готов выступить в защиту юных кукурузных початков и молодой моркови. Я попыталась выяснить у Джейсона что‑нибудь еще, связанное с его вкусами, но он почему‑то был не расположен к беседам.
|
|
Он не только не желал ни с кем разговаривать, но и не позволил себя накормить. Стоило мне сунуть ему в рот ложку с кашей, он выплевывал ее прямиком на меня. После третьей или четвертой попытки (не помог ни самолет, что въезжает в ангар, ни поезд, что входит в туннель, ни прочие испытанные приемы) моя блузка и его постель были сплошь заплеваны кашей.
– Ты ведешь себя как маленький, – упрекнула я Джейсона. – Овсянку любят все. Правда, мальчики?
Оуэн и Алан энергично закивали и в подтверждение показали дочиста вылизанные миски.
– Это тебе не растворимая каша из пакета, – мне пришлось повысить голос, чтобы заглушить негодующие вопли Джейсона. – Это настоящая овсянка. Я приготовила ее сама. Взяла самые лучшие хлопья, изюм, все, что положено. Женщины любят, когда их стряпню оценивают по достоинству.
Джейсон продолжал биться и выкрикивать угрозы. Я решила дать ему возможность выпустить пар до начала урока, села на перевернутую коробку и занялась своими ногтями. Я выбрала темно‑красный лак «Опи» потрясающего насыщенного цвета. Этот оттенок прекрасно подойдет к короткой юбке и длинному жакету, которые я надену на слушание дела мурзиков, и будет отлично смотреться с платьем для коктейлей, подготовленным для вечернего выхода с Оуэном.
Покрывая ногти лаком, я снова заметила маленькую кучку пыли под деревянной балкой в глубине подвала. Осмотрев ее повнимательнее, я обнаружила несколько крохотных отверстий, размером примерно в одну десятую дюйма, точно какое‑то микроскопическое существо пыталось прогрызть крохотный туннель и устроить «побег из Шоушенка».[14]Похоже, пора вызывать дезинсектора.
Наконец Джейсон прекратил кричать и биться. Слава тебе, господи. Шум ужасно мешает заниматься маникюром.
– Послушай, – сказал он, тяжело дыша. – Люди захотят знать, где я. Меня будут искать. Независимо от происхождения и рода занятий в подобной ситуации все мальчики ведут себя одинаково. Каждый раз повторяется одно и то же. Электрики, поэты, доморощенные гонщики, оказавшись в подвале, излагают одни и те же соображения. Джейсон не был исключением.
Я опустилась на колени рядом с кроватью Джейсона и промокнула его влажный лоб полотенцем.
– Не волнуйся. Мы помним, что ты знаменитость, и все мы твои поклонники. – Мальчики горячо закивали. – Но здесь ты будешь просто студентом. Обещаю, когда я позволю тебе пользоваться мелками, никто не заставит тебя раздавать автографы.
Джейсон попробовал изменить тактику, явно полагая, что я не устою перед его чарами.
– Кассандра… Кесси. – Он наградил меня лучезарной улыбкой мощностью не меньше мегаватта; подобная улыбка сразила Мег Раян в фильме «Стейтен‑Айленд». Фильм был прекрасный, хотя и не имел кассового успеха. – Кесс, давай будем реалистами. Как только мои агенты поймут, что я исчез, они заглянут в мои бумаги и в два счета примчатся сюда.
– О каких бумагах ты говоришь? – спросила я, вытаскивая список, найденный у него в столе. – Уж не об этих ли?
С исказившимся лицом Джейсон смотрел, как я вытащила зажигалку, подожгла список и бросила его в металлический бачок для мусора Через несколько секунд от бумаги осталась лишь тлеющая кучка пепла.
В глазах Джейсона что‑то мелькнуло.
– Это не единственный экземпляр, – он явно блефовал. – О нашем свидании знает куча народу.
– Не смеши, – ответила я. – Ты сам настаивал, чтобы я сохранила это в тайне. Прилепил фальшивую бороду, послал за мной такси в парк, позаботился, чтобы на вертолетной площадке было пусто. Могу дать голову на отсечение, что о нашей встрече не знает ни единая живая душа. К тому же, мне кажется, ты не болтун. Когда ты привез меня к себе на яхту, ты отослал оттуда всех, кроме капитана. Похоже, тайна осталась тайной.
Мне было неприятно его расстраивать. Я не люблю ссор и по возможности стараюсь избегать конфликтов. Видимо, мягкий характер я унаследовала от отца, который родился под созвездием Весы.
– Кесси, – снова начал он, но я оборвала его, приложив ладонь к его губам. Его губы были сухими и потрескавшимися. Нужно будет купить ему хорошую гигиеническую помаду.
– Джейсон, давай не будем. Я знаю, почему ты решил пригласить меня на свидание.
– Потому что ты мне понравилась, – невнятно промычал он под моей ладонью.
– Как это мило, – ответила я. – Не стоит меня обманывать. Ты планомерно назначал свидания всем одиноким женщинам на студии, которым предстояло давать показания по «Равнодушному». Ты решил переманить нас на свою сторону, чтобы мы лгали в твою пользу. Ты переспал со мной, чтобы твои доходы возросли на пару сотых процента. Не волнуйся, меня это больше не трогает. И ты знаешь почему?
Я убрала руку с его лица, позволяя ему ответить.
– Не знаю и знать не хочу. Отвяжи меня от этой проклятой кровати. – Однако, еще не договорив фразу до конца, он перестал хорохориться и сник, как дырявый воздушный шарик.
– Ну‑ну, вот и хорошо, – я ласково погладила его по голове. – Я рада, что ты наконец выбросил из головы эти глупости. Теперь мы можем приступить к работе. Ну‑ка, давайте поможем ему сесть.
Оуэн придерживал руки Джейсона, пока я отстегивала от кровати наручники. Надо отдать Джейсону должное: понимая, что Оуэн раздавил бы его как букашку, он даже не пытался сопротивляться. Ноги Джейсона остались прикованными к кровати. Мы усадили его, и я соединила две пары наручников между собой, что позволяло ему с некоторыми ограничениями двигать руками и торсом.
– Так лучше? – спросила я. Джейсон что‑то проворчал. Я дала Оуэну знак вернуться на свое место. – Ты поступил гадко. Ты использовал меня и моих коллег. Не сомневаюсь, за свою жизнь ты использовал подобным образом сотни женщин. Но я не сержусь на тебя. И объясню, почему. Пройдет совсем немного времени, и все изменится.
Джейсон опустил глаза.
– Я понимаю, сейчас ты мне не веришь, но ведь ты здесь всего один день. В первый день на новом месте всем приходится нелегко. Оуэн чуть не сломал свою кровать, помнишь?
– Я согнул ее пополам, – задумчиво подтвердил тот.
– Я помню, как мама впервые отвела меня в детский сад, – сказала я. – Все вокруг казалось таким огромным. Куда больше, чем дома, у меня в комнате. И полным‑полно незнакомых детей. Я цеплялась за нее и рыдала. Остальные дети тоже плакали. Две воспитательницы еле‑еле оторвали меня от матери. Но вечером, когда пришла пора возвращаться домой, я цеплялась за ногу воспитательницы и не хотела уходить. Всего за один день я привязалась к новому месту. Надеюсь, ты тоже полюбишь наш Пансион. Кстати, правило номер один. Если тебе хочется плакать, не смущайся. Поплачь. Дэниел плачет не меньше двух раз в день, верно, Дэниел?
Дэниел (у него опять температура) снова накрылся несколькими одеялами. Груда одеял зашевелилась в изголовье – кивком головы он подтверждал мои слова.
– Видишь? Но не перестарайся. Плач для мальчиков – дисциплина, требующая предварительной подготовки. На первый раз мы начнем с менее сложных и более веселых вещей.
– С фильма? – спросил Оуэн.
– Со спектакля? – предположил Алан.
– Еще лучше, – сказала я, отперла шкафчик под лестницей и достала плеер для компакт‑дисков и пять щеток для волос. – Мы будем петь под фонограмму.
Мальчики оживились. Даже Дэниел выбрался из постели и, с трудом передвигая ноги, присоединился к остальным. Было отрадно видеть, что он идет на поправку. Я раздала щетки для волос. Джейсон отказался от своей, но я положила ее на кровать рядом с ним, надеясь, что он передумает.
Заняв свое место перед аудиторией, я начала утренний урок.
– У всех бывают огорчения и дурное настроение, – начала я самым благожелательным тоном. – Такова человеческая натура, и это вполне естественно. Джейсон, в данный момент ты не в духе. Но есть верное средство, которое всегда поможет вам встряхнуться и развеселиться. Кто‑нибудь догадался, что я имею в виду?
Алан и Оуэн дружно подняли руки. Я выбрала Алана. В последнее время я уделяла слишком много внимания Оуэну, и мне не хотелось, чтобы кто‑то из моих мальчиков чувствовал себя заброшенным.
– Поход по магазинам? – спросил Алан.
– Верно, поход по магазинам тоже может поднять настроение, – мне было приятно, что его мысли в целом движутся в верном направлении. – Но это довольно дорогой способ. Речь идет о более доступном средстве. Вы можете прибегнуть к нему в любой момент не выходя из дома.
Оуэн продолжал держать руку поднятой. Я кивнула ему.
– Пение под фонограмму, – сказал он, обращаясь к Алану, и снисходительно добавил: – Она же сказала об этом две минуты назад.
– Мальчики, не ссорьтесь. – Я поощряю дух соперничества: мужчина должен быть честолюбив. Но я не хочу, чтобы, стараясь снискать мое расположение, они делали друг другу язвительные замечания. Хотя это и льстит моему самолюбию, но делает обучение менее плодотворным.
– Ты прав, Оуэн, – сказала я. – Пение под фонограмму помогает забыть о многих проблемах. Джейсон, поначалу это может показаться тебе немного странным, ведь это противоречит представлениям общества о том, как должны поднимать настроение молодые люди, но три миллиарда женщин не могут ошибаться. Уверяю вас, мир стал бы куда лучше, если время от времени все оставляли бы свои дела и пели вместе с Мадонной. – Я включила плеер в сеть. – В целом Мадонна очень неплохой вариант, но, если хандра одолела вас не на шутку, вам поможет лишь одно. Кто знает, о какой музыке идет речь?
– «Мотаун»? – сипло спросил Дэниел.
– Верно, «Мотаун». – Чтобы Джейсон не отвлекался, я легонько постукивала по его голове щеткой для волос. – Очень хорошо. Студия грамзаписи «Мотаун» в Детройте была создана в 1959 году, чтобы помочь звездам, среди которых были подлинные виртуозы блюза. Кого только не записывал мистер Горди – Мартина Гая, «Сьюпримз», «Темптэйшн», но всех затмила одна актриса, ей поистине не было равных.
Не дожидаясь моего разрешения, Оуэн сказал:
– Арета.
– Верно, – сказала я, нажимая кнопку воспроизведения. – Арета Франклин, королева сердца. Приготовили щетки!
Из динамиков полилась мелодия «Уважения» в исполнении Ареты Франклин. Оуэн, Алан и Дэниел подняли к губам щетки для волос, заменяющие микрофоны, и подошли ко мне поближе.
– Ну же, – окликнула я Джейсона. – Иди к нам.
Он не шелохнулся. Не желая веселиться, он сидел, уставившись в одну точку. Мы выстроились в шеренгу – я с Оуэном в середине, а Алан и Дэниел – по бокам. Как у нас было заведено, я вышла вперед и запела под фонограмму первый куплет.
У меня есть то, что ты хочешь, детка…
У меня есть то, что тебе нужно…
Все, о чем я прошу, – это капля уважения,
когда ты приходишь домой…
Мальчики позади меня начали пританцовывать, хотя кандалы и цепи на ногах немного сковывали их движения. Металл позвякивал в такт их ритмичным движениям.
«Всего капля, – подпевали они. – Только капля».
Следующий куплет исполнил Оуэн. Он по‑настоящему проникся песней, прочувствовал ее так, точно она была его собственной. При низких звуках он немного наклонялся вперед, а на высоких нотах его лицо искажалось, как у Джо Кокера. Если бы я сама только что не включила плеер, я могла бы поклясться, что этот небесный голос льется из его уст.
Я не хочу делать тебе больно…
– Разве это не прекрасно? – спросила я безучастного Джейсона. – Это так раскрепощает!
Прелесть пения под фонограмму в том, что ты отдаешься музыке, не беспокоясь о недостатке голоса и слуха. На несколько минут ты становишься Аретой, Мадонной или Билли Джоэлом, а музыка течет сквозь тебя, унося все беды и тревоги. В нашем Пансионе мы практикуем пение под фонограмму не реже двух раз в неделю, и оно оказывает на мальчиков весьма благотворное влияние.
Когда песню подхватил хор, мы с мальчиками принялись кружиться, хлопая в ладоши, а Оуэн отступил чуть назад. Мы работали над этой песней добрые шесть месяцев; и хотя иногда неплохо исполнить песню, которую ты почти не знаешь, «Уважение» невозможно спеть без репетиции. Глазам Джейсона предстало вполне достойное зрелище, но, к сожалению, дурное расположение духа мешало ему оценить его.
Алан исполнил третий куплет, а Дэниел – четвертый, и хотя, обращаясь к воображаемым слушателям, Дэниел покрылся испариной, щеткой для волос он орудовал как настоящий профессионал. Песня подошла к концу, и под финальные аккорды мы исполнили несколько заключительных па в ритме буги‑вуги. Мальчики медленно вернулись на исходные позиции, а я вышла вперед и жестом пригласила их выйти и поклониться. Музыка смолкла. Песня окончилось.
Тишина. Ни единого хлопка.
– Да вы тут все полные психи, – раздельно произнес Джейсон. – Вы хоть сами это понимаете?
Я не стала его ругать.
– Мы не психи, – мягко сказала я. – Мы радуемся жизни. И ты мог бы радоваться вместе с нами.
Судя по выражению его лица, эта идея не пришлась ему по душе. Иногда необходима небольшая дополнительная стимуляция.
– Погоди, я знаю, что тебе нужно.
Я кивнула Оуэну, тот обошел кровать Джейсона сзади и крепко схватил его за руки. Я сама проворно взбежала по ступеням, устремилась на кухню и через минуту вернулась со шприцем и ампулой морфия.
– Ты когда‑нибудь принимал героин? – спросила я.
– Что? – заметив шприц, он начал вырываться.
– Героин. Белую леди. Как его там еще? Винт?
– Господи, – выдохнул он, извиваясь в руках Оуэна, – не подходи ко мне с этой дрянью.
– Может быть, опиум? Или какие‑нибудь седативные средства? Мне нужно знать, как ты их переносишь.
Он ничего не ответил, и для начала я ввела ему пять миллиграммов морфия. Если через пять минут реакции не последует, подумала я, можно будет повысить дозу еще на пять миллиграммов.
Инъекция подействовала быстро и безотказно: через тридцать секунд мышцы Джейсона расслабились и его воинственность улетучилась без следа.
– Так‑то лучше, – сказала я. – А теперь давайте споем песню сначала. На сей раз, Джейсон, мне бы хотелось, чтобы ты помог Алану с третьим куплетом, договорились?
Мы помогли ему подняться и подвинулись, чтобы он мог занять свое место среди нас. Я снова включила плеер. Раздались вступительные аккорды.
– Все подняли щетки, – скомандовала я. – На этот раз все должно получиться как надо.
И, провалиться мне на этом месте, наш лауреат Оскара как миленький запел вместе со всеми. Правда, он почему‑то пел «Фермер в долине», и все же он пел, и это было уже что‑то. Думаю, обучение Джейсона Келли будет весьма благодарной работой.
Я только что вернулась с Процесса Недели и намерена не откладывая в долгий ящик прямо и беспристрастно восстановить события и подвести итоги происшедшего. Полагаю, что, сделав это, я смогу выставить себе заслуженную оценку за дружбу и готовность к самопожертвованию. Как вам такое вступление?
После утренних занятий с мальчиками меня подмывало позвонить на работу и сказать, что я заболела, чтобы продолжить занятия с Джейсоном, но я понимала, что мне необходимо показаться в офисе, чтобы избежать подозрений. Вряд ли кому‑то придет в голову, что мы с Джейсоном вместе провели ночь накануне его исчезновения, но это не исключает случайных очевидцев. В этом случае желательно, чтобы секретарши, которые любят совать нос не в свое дело, подтвердили, что на следующий день я вышла на работу как обычно.
Отправившись на кухоньку налить себе кофе, я не поленилась специально пройти мимо кабинета Стэна Олсена, позволив ему с вожделением проводить взглядом мой зад. На обратном пути я сунула голову в дверь его роскошного кабинета и сказала:
– Доброе утро, Стэн.
Не имея юридического образования, Стэн умудрился стать старшим вице‑президентом коммерческого отдела, что предполагает наличие просторного углового кабинета, откуда открывается панорамный вид на долину Сан‑Фернандо.
– Кассандра, ты‑то мне и нужна. Заходи.
Я переступила порог кабинета и повернулась, чтобы закрыть дверь, но она мягко закрылась за мной сама.
– Автоматика, – пояснил Стэн. Я увидела у него в руках пульт, который открывал и закрывал дверь офиса, избавляя его от необходимости отрывать зад от кресла. – Ребята установили систему во вторник. Экономит уйму времени. Присядь, мне нужно с тобой поговорить.
Часть меня надеялась, что мне наконец‑то дадут работу. Я давно и тщетно ждала хоть какого‑нибудь поручения. Но, как оказалось, дело было не в этом.
Он решил снова перейти в наступление, я почувствовала это сразу. Я принялась лихорадочно перебирать привычные отговорки, пытаясь вспомнить, какие их них я уже использовала в прошлом.
– В этот уикенд я должна присматривать за собаками моей подруги, – выпалила я.
– Что ты говоришь, – равнодушно сказал он и подвинул ко мне тоненькую стопку бумаги. – Вот, это мы получили сегодня утром. – Я прочла первую строку.
Настоящим уведомлением Кассандре Сьюзен Френч предписывается явиться в гражданский суд Калифорнии…
– Повестка, – пробормотала я. Выходит, я не ошиблась: Джейсон планировал использовать меня для дачи показаний. Однако собственная проницательность меня не утешила.
– По делу о «Равнодушном». Это полный бред, но факт остается фактом.
– Вызывают только меня?
– Нет. Чуть ли не весь офис. Если нас не вызовут в суд представители студии, мы отправимся туда как свидетели адвокатов Келли. Лучше бы нас вообще не трогали, но в отделе исков хотят выяснить, что нам известно. Мне поручили согласовать содержание наших ответов. Ты свободна во время ланча?
Хотя речь шла всего лишь о контракте на фильм, я была совершенно не расположена говорить о Джейсоне с посторонними людьми. События разворачивались слишком быстро, и я еще не определилась, что сказать о наших отношениях и говорить ли о них вообще. Что, если во время допроса я буду твердить, что мы никогда не встречались, а потом выяснится, что, несмотря на бороду и бейсболку, кто‑нибудь узнал его, когда он заходил ко мне в кабинет? Это вызовет подозрения. Что, если Лорна или кто‑нибудь еще из пассий Джейсона в Коммерческом отделе видели тот же список, что и я? Я не могла рисковать. К тому же во время ланча я занята.
– Может быть, на следующей неделе? – предложила я. – Сегодня у меня полно дел.
Я уговорила Стэна дать мне отсрочку до понедельника, а значит, за выходные я успею составить план действий.
– Да, Кассандра, – окликнул он меня, когда я выходила из его кабинета. – Ты заглянешь сегодня ко мне на вечеринку?
Мне казалось, что на прошлой неделе я отказалась от его приглашения наотрез.
– Мистер Олсен, я бы с удовольствием, но…
– Как же, как же… Я помню, ты едешь в аэропорт встречать своего друга. Я лишь хотел сказать, что там будет Арлин Оберст. Может, тебе было бы любопытно с ней познакомиться. Она мой близкий друг.
Я насторожилась. Арлин Оберст – глава коммерческого отдела. Она не только ровня главе студии и президенту постановочного отдела, но одно из первых лиц при решении вопросов бизнеса. Про нее ходит множество слухов, и хотя понять, какие из них являются правдой, трудно, ясно – она одно из самых влиятельных лиц на студии, и сблизиться с ней, безусловно, не повредит. На худой конец, может быть, она найдет для меня какое‑нибудь занятие.
Мы с Оуэном уже заказали столик в ресторане на Ньюпорт Бич, но ресторан столь уединенное место, что едва ли такая вылазка будет плодотворной. Оуэну нужно испытание посерьезнее. Единственный способ научиться плавать – прыгнуть в воду на глубине и постараться не утонуть. – Знаете что, – сказала я, скользнув обратно в кабинет Стэна, – не исключено, что нам удастся к вам заскочить. Если самолет не опоздает. Стэн написал, как добираться до его дома, и сунул листок мне в руку. Могу поклясться, что при этом он пощекотал мне ладонь безымянным пальцем, классе в пятом я непременно сочла бы этот жест непристойным.
– Увидимся, – сказал он. Еще немного, и меня бы вырвало.
Я бросилась к себе в кабинет и пару часов кряду прочесывала Интернет в поисках упоминаний об «астон‑мартине», брошенном в Беверли‑Хиллз. Разумеется, я ничего не нашла. Прошло слишком мало времени, чтобы кто‑то заподозрил неладное. Если бы я бросила машину, которая стоит сто пятьдесят тысяч долларов, в центре города, ее бы уже заметили, но в Беверли‑Хиллз полным‑полно роскошных машин.
Я нашла уйму свежих статей о самом Джейсоне, но все это была разная чепуха. Один корреспондент набрался храбрости и задал Джейсону несколько вопросов довольно деликатного свойства.
Корреспондент. Вы всегда боролись против ношения натурального меха.
Джейсон Келли. Верно. Я не могу сидеть сложа руки, когда в мире столько жестокости.
Корреспондент. Тем не менее я вижу на вас кожаные туфли. И кожаный пиджак.
Джейсон Келли. Видишь ли, приятель, люди кое‑чего не понимают. Мех не дает зверям замерзнуть. Тебе приходилось щупать кожу? Чувствуешь, какая она холодная? Отними у зверя мех, и он замерзнет и погибнет. Если же взять у него только кожу… Я считаю, это не так страшно. Кожу легко может заменить шерсть или что‑то иное.
Ну и ну, оказывается, я спала с идиотом. Я должна была понять это, но меня ослепили его сверкающие белые зубы. Теперь я понимаю, почему мужчины льнут к Лекси.
Кстати, о Лекси: в одиннадцать ноль‑ноль я вышла из офиса и поехала в суд. После обязательного обследования металлоискателем и ощупывания я обнаружила Лекси под дверью зала суда. Она ожесточенно обкусывала свои когда‑то безупречные ногти. Впрочем, к завтрашнему утру они наверняка отрастут, как хвост ящерицы.
– О, Кесс, слава богу, наконец‑то ты здесь, – рыдая, она заключила меня в жаркие объятия. – Мои мурзики… мои бедные мурзики…
Я сдержанно похлопала ее по спине и осторожно отстранилась. Рядом мог оказаться кто‑то из моих коллег, и мне не хотелось предстать этакой собачьей Глорией Оллред.[15]
– Держи себя в руках, Лекси. Это всего лишь судебное заседание, все будет нормально.
– Я хочу, чтобы ты сделала все возможное, – взволнованно сказала она. – Ты ведь знаешь разные уловки. Умеешь сбить с толку жюри.
– Лекси…
– Знаешь, как вставлять палки в колеса!
– Лекси, уймись! – от окрика Лекси вздрогнула, как от удара. – Во‑первых, здесь нет никакого жюри, только судья. Во‑вторых, это всего лишь слушания, а не суд, юридические уловки здесь ни при чем, а если бы они и были, я не могла бы ничего сделать, потому что я не твой адвокат. Здесь я просто твоя подруга.
– Подруга, которая знает закон.
– Я знаю законы индустрии развлечений. Если мурзики будут выступать в рекламе, другое дело. Здесь я могу лишь встать рядом с тобой и стараться не выглядеть слишком толстой.
– Прелесть моя, – проворковала Лекси, – не надо так. Если тебе кажется, что ты слишком толстая, стой сзади или отойди в сторону.
Около часа объявили о слушании нашего дела, и Лекси потащила меня за собой на скамью подсудимых. Вместе с городским адвокатом в зал вошел похожий на жабу Леонард Шелби, коротышка с угреватой кожей, который стал жертвой нападения мурзиков. Демонстративно приволакивая перевязанную ногу, он проследовал на свое место и уселся, выставив пострадавшую ногу на всеобщее обозрение. Его голень была обмотана таким количеством бинтов, что было непонятно, как ему вообще удается передвигаться.
– Вид у него как у начинающей мумии, – шепнула я Лекси, но она была слишком взвинчена, чтобы отреагировать на шутку. Когда помощник шерифа вызвал ее для дачи показаний, от волнения у нее затряслись руки. А может быть, она просто мерзла из‑за отсутствия жировой прослойки.
На городском адвокате был элегантный пиджак на три пуговицы, на манжетах поблескивали изящные запонки. Было отрадно видеть, что государственный служащий так серьезно относится к своему внешнему виду. Слишком часто ему подобные набивают свой гардероб тем, что залежалось на складах, а потом продано за бесценок. Фемида умеет носить свою тогу и выбирает самые стильные повязки для глаз; мы должны не отставать от нее хотя бы в этом.
– Ваша честь, – сказал адвокат, обращаясь к судье с тяжелой челюстью, – если суд не возражает, нам бы хотелось, чтобы собаки, о которых пойдет речь, тоже присутствовали в зале суда.