Пять сорок пять утра. Телефонный звонок. Догадайтесь, кто звонит…
– Гутен морген. Их… я гулять по улица унд… эта леди… как это сказать…
Господи, турист. Мамуля пустила в ход свои чары, напав на какого‑то несчастного немца, одуревшего от перепада во времени.
– Да, я все знаю. Сумасшедшая в домашнем халате. Она попросила вас позвонить мне. Сэр, я советую вам повернуться и идти прочь, причем как можно быстрее. Так вы избавите себя и меня от многих неприятностей.
В трубке стало тихо. Может быть, его телефон оснащен переводчиком?
– Ваша мама сказать… вы приехать к ней в полдень. Полдень? Я правильно сказал?
– Да, – бормочу я. – Скажите, что я приеду. А теперь отключите трубку. Ступайте осматривать достопримечательности.
– Достопримечательности?
– Голливудский бульвар, Диснейленд. Ступайте. Бегите. Держитесь подальше от этой женщины. Она ненормальная. Она убьет ваших детей и съест их мозг.
– Дас киндер? – встревоженно уточнил голос в трубке.
– Я, я! – закричала я. – Как Гензеля и Гретель.
Это решило дело. От ужаса этот тип забыл отключить телефон, и около минуты я слышала, как все семейство возбужденно галдит по‑немецки. Приятно в шесть утра слушать немецкие проклятия; это помогает собраться с духом накануне грядущего дня и быть готовой к любым неожиданностям.
Или почти к любым. Утром в офисе меня поджидали еще два сюрприза.
Не успела я пройти и шести футов по коридору двадцать третьего этажа, как услышала уже знакомый голос Стюарта Хэнкина:
– Ты не ответила на мои звонки!
Я медленно обернулась, как делают в фильмах актрисы, когда хотят выглядеть отстраненно и в то же время чувственно, и в результате растянула шею. Черт, как это удается Сандре Баллок?
|
|
Стюарт поднялся с мягкого кожаного кресла и подошел ко мне.
– Вы мне звонили? – холодно спросила я. – А я и не знала. Эти автоответчики в офисах, знаете ли…
– Я оставил сообщение на домашнем телефоне.
– Откуда вам известен мой номер?
– У меня есть связи, – зловеще сказал он и быстро добавил: – На вашей студии. Мой кузен работает в отделе кадров. Я попросил его заглянуть в ваше дело. Вы получили цветы?
– Так они были от вас? Видите ли, у меня аллергия, и мне пришлось их выбросить. Я даже не прочла глупости, которые вы написали на карточке.
– Ага, – он улыбнулся. – Значит, прочли.
– Нет. Просто я решила, что если карточку написали вы, то скорей всего там нет ничего, кроме глупостей. Или пьяных сантиментов.
Я повернулась и пошла по коридору к своему кабинету, размышляя, хочу ли я, чтобы он последовал за мной. Он пошел следом.
– Я это заслужил, – сказал он, подстраиваясь под мой шаг. – Я наговорил ужасных вещей, в нормальном состоянии мне бы это и в голову не пришло. Я был не в себе, и вы попали под горячую руку.
– Мне так не показалось, – заметила я. – За полчаса до того, как я попала «под горячую руку», вы были весьма учтивы и вполне вменяемы.
– Когда мы разговорились, я уже был не в своей тарелке, а потом еще немного выпил и забыл о тормозах.
– Вы считаете, это может служить оправданием?
– Нет, вовсе нет. – Должна признать, просить прощения он умел, возможно, именно поэтому при дневном свете он выглядел еще красивее. Там, где Дэниел был узким, Стюарт был широким. Там, где его брат был хрупок, Стюарт – мускулист и подтянут. А крючковатый нос… честно говоря, это была всего лишь небольшая горбинка.
|
|
Он сдержанно улыбнулся и присел на краешек стола.
– Буду с вами откровенен. Я хотел стать крутым владельцем знаменитого ночного клуба и не сомневался, что имидж моих инвесторов будет работать на меня. Поможет мне попасть в колонку сплетен и все такое. Но первые несколько недель в клубе не оправдали моих ожиданий. Я вложил в это заведение уйму денег и времени, а народу почти нет. Реклама не работает, пресса молчит, точно никакого клуба и нет. – Бедняга старался не смотреть мне в глаза. Он уставился на бежевый ковер под ногами и тяжело вздохнул. – Когда я затеял всю эту историю с ночным клубом, у меня были кое‑какие сомнения. Может быть, стоило прислушаться к тому, что говорил мой отец, и вложить деньги в больницу или склад… или просто устроить нормальный, обычный клуб вместо дурацкого тематического бара…
– М‑да, – осторожно сказала я. Мало‑помалу я начала понимать, что я нажала на нужные кнопки, да только не вовремя. Подобное случается со мной нередко. Порой я становлюсь настоящим экстрасенсом. – И тут появляюсь я и говорю все, что я думаю об этом заведении…
– Подтверждая мои наихудшие опасения, – улыбнулся Стюарт и пригладил свои густые волосы. – Да, все было именно так.
Моя бабушка время от времени стряпала ужасное блюдо из чечевицы, гороха, свеклы и субпродуктов, которое когда‑то готовили у нее на родине. Она смешивала эти продукты, потом кипятила смесь, процеживала и снова кипятила. В какой‑то момент на поверхности появлялся толстый слой серой пены. Бабушка снимала ее и выбрасывала в раковину, а моим делом было проследить, чтобы слизистая пенка прошла через водосток. Пахла эта грязная слизь как немытые ноги. Я стояла у раковины, и внутри у меня все сжималось. Слушая рассказ Стюарта, я вспомнила ощущение, испытанное в детстве.
|
|
– Мне очень жаль, – сказала я и для пущей убедительности повторила свои слова несколько раз. – Если бы я знала…
– Но ты не знала, – ответил он. – Не надо извиняться. Ты была абсолютно права. Этот бар – полный кошмар, затея с собаками не работает, и на меня уже подано два иска. Один тип наступил в лужу мочи, и я подозреваю, что собаки здесь ни при чем, а второй…
– Подавился собачьей галетой?
– Косточкой. На мое счастье, он оказался приятелем бармена. Мне остается признать, что идея с баром провалилась, и жить дальше. В субботу мне предстоит встреча с главным инвестором, будем решать, как добиться, чтобы это заведение приносило доход.
Снести его и поставить на его месте торговые ряды, мелькнуло у меня, но вместо этого я спросила:
– Есть идеи?
– Одна. Избавиться от собак и переключиться на диких хорьков. А клуб переименовать в «Хищный оскал».
Меня все еще мучила совесть, и мне не хватило духу его критиковать. Я решила последовать примеру своей матери, – сталкиваясь с ситуацией, в которой она не может сказать ничего конструктивного или позитивного, она жизнерадостно восклицает: «Здорово!»
Стюарт не удержался от смеха.
– Ты решила, что я серьезно? Я просто пошутил. Господи, Кассандра, должно быть ты считаешь меня законченным идиотом.
– Скорее извращенцем. Сначала собаки, теперь хорьки. От таких вещей любой женщине становится не по себе.
– Знаешь, что… – он спрыгнул со стола и подошел чуть ближе ко мне. Я обнаружила, что мне тоже хочется подойти к нему поближе. Эй, Кесси, держи себя в руках! Не спеши, пусть все идет своим чередом. – Мне хочется загладить свою вину.
– Не знаю, что сказать. Ты заявился прямо ко мне в офис… На мой взгляд, ты чересчур… э… напорист… Тебе так не кажется?
– Чертовски напорист, – признался он. – Невероятно напорист. Я так напорист, что мог бы играть за «Лэйкерс».
Баскетбольная шутка. Я поняла ее не вполне, но улыбнулась, давая понять, что я из тех девушек, что способны ее понять.
– И что ты задумал?
– Начать все сначала.
– Отлично, – сказала я. – То есть мы опять начнем осуждать и оскорблять друг друга. Блестящая идея.
В эту минуту из‑за угла показалась Лорна, та самая, что спит со всеми подряд. Увидев Стюарта, она сменила курс и прошла мимо, слегка задев его плечом. Она бросила на него непристойный взгляд и предоставила удушливому аромату своих духов довершить дело. Мне казалось, я слышу, как трутся друг о друга ее бедра, издавая что‑то вроде призывного зова сверчка.
– Что это с ней? – спросил Стюарт, когда она удалилась.
Мне было приятно, что на Стюарта она произвела столь же гнетущее впечатление, как и на меня. Когда в офисе появлялся новый мужчина, она, словно чуя свежее мясо, непременно возникала невесть откуда как снег на голову.
– Это Лорна. Не волнуйся, ей нужно немного – сожрать тебя со всеми потрохами. Продолжай. Я согласна начать все сначала. Давай сходим куда‑нибудь выпить.
– Идет! – сказал он. – Я знаю чудесное место. Никаких тематических баров и изысков дизайна, обыкновенный паб на несколько столиков. Обещаю музыкальный автомат со скверными пластинками и бильярдный стол, за которым никто и никогда не играет.
– Звучит заманчиво. Я пойду, но при одном условии.
– Каком?
– Никаких собак.
– В баре или потом?
– Кажется, никаких потом мы пока не обсуждали.
Стюарт поднял руки в знак капитуляции.
– Упрек принят. Но у меня тоже есть одно условие.
– Погоди, – сказала я. – У тебя есть условие? А телефонные звонки, что остались без ответа, тебя ничему не научили?
– Извини, по‑другому я не могу. Так мне говорить или нет?
– Ладно, – сказала я. – Валяй.
У него была чуть кривоватая улыбка, впрочем, она прекрасно гармонировала с его загорелым лицом.
– Сначала ты поможешь мне разобраться с моим инвестором. В баре мы обсудим возможные варианты. Судя по всему, у тебя есть чутье. И если все пройдет хорошо, потом можно будет сходить поужинать или придумать что‑нибудь еще.
И тут я услышала голос отца. Когда я была помладше, первое время после того, как папы не стало, он имел обыкновение разговаривать со мной два‑три раза в неделю. Он неизменно подбадривал и утешал меня, помогая справиться с юношескими бедами и тревогами. Теперь он вспоминает обо мне куда реже, по‑видимому, полагая, что я в состоянии решить свои проблемы сама. Может, он просто занят. И когда он со мной, я стараюсь не упустить ни слова.
«Погоди чуток, моя рыбка, – сказал он. – Ты ведь умница, ты самая умная девочка на свете, но в ресторанном деле ты ни черта не смыслишь. А этот парень, похоже, говорит про большие деньги, инвестиции в миллионы долларов. Думаю, тебе в это влезать не стоит. Он симпатичный парень и, похоже, не кривит душой, и все же не спеши. Договорились, детка?»
– Я согласна, – сказала я Стюарту. – Это меня устраивает.
Извини, папуля. Я люблю тебя больше жизни, но такие вопросы я должна решать сама. В следующий раз я обязательно прислушаюсь к твоему совету.
Мы решили, что Стюарт заедет за мной в шесть вечера в субботу, а значит, днем у меня будет возможность позаниматься с мальчиками. В последнее время я их совсем забросила. Пожалуй, в этот уикенд надо устроить виртуальное путешествие. Отправимся на Фиджи или на Ближний Восток. Развесим на стенах путеводители, подберем музыку, купим какую‑нибудь восточную еду в закусочной рядом с домом. Может быть, такая встряска поможет Дэниелу прийти в себя. Температура у него по‑прежнему не опускается ниже 101, не исключено, что доктор прописал бы ему сменить обстановку. Одним тайленолом тут не обойтись.
Как только я вошла в свой кабинет (мое сердце все еще колотилось после разговора со Стюартом), я увидела, что меня поджидает второй сюрприз.
На диване в позе лотоса сидел человек в бейсболке, солнечных очках и с явно фальшивой бородой. Первое, что пришло мне в голову при виде непрошенного гостя – выскочить в коридор с криком «Караул!». Второе, что я отметила, присмотревшись к незнакомцу, – это его исключительную гибкость. Я шесть раз ходила к Лекси на занятия по йоге, но так и не научилась принимать эту позу.
Я приподнялась на цыпочки, чтобы превратить свои пять футов четыре дюйма в более внушительные пять футов шесть дюймов.
– Немедленно покиньте мой кабинет, или я вызову охрану. Даю вам десять секунд, – сказала я твердо. – Десять, девять… – я досчитала до нуля, но незнакомец не шелохнулся.
– По‑моему, наряд удачный, – произнес незнакомец, и у меня по спине пробежали мурашки. Я не могла не узнать этот голос. Обычно я слышала его пропущенным через динамики аудиосистем в сопровождении запаха жареного попкорна, но в жизни он звучал еще более восхитительно. В мгновение ока воспоминания о Стюарте Хэнкине растаяли как дым.
– Мистер Келли?
Он улыбнулся и снял очки и бейсболку, однако фальшивую бороду оставил нетронутой. Когда я увидела его изумрудные глаза, я поняла, что больше мне ничего не нужно. У меня в кабинете сидел Джейсон Келли – эй, все это слышат? В моем кабинете сидел сам Джейсон Келли! – и с неподдельным интересом разглядывал мою скромную персону.
– Извините, что заявился к вам в таком виде, – сказал он, распрямляя ноги и потягиваясь. – Куда я ни пойду, за мной немедленно увязывается целая толпа. И половине из них мне к тому же приходится платить.
– Я понимаю. – От волнения мои ноги подкашивались, и я поискала глазами, куда бы сесть. – Вам пришлось замаскироваться. – Каким‑то чудом мне удалось обогнуть свой стол и рухнуть в кресло. К сожалению, стол не давал мне возможности продемонстрировать свои стройные икры. Я начала осторожно разворачивать кресло на колесах, намереваясь потихоньку выехать из‑за стола и невзначай показать Келли свои ноги.
«У меня все получится, – сказала я себе. – Я буду вести себя как взрослая и не стану бросаться на шею Джейсону с рыданиями и признаниями в любви, как полоумная поклонница из Миннесоты». Сдержанно улыбнувшись, я сказала;
– Вы пришли сюда по делу? Где же ваши поверенные?
Он неопределенно махнул рукой:
– Они не знают, где я…
– Понятно, – сказала я, не представляя, что делать дальше. – Прекрасно. То есть… – я подождала пару секунд, не наступит ли конец света. Этого не случилось. Такие вещи никогда не происходят в нужный момент. Наконец я выдавила: – Я могу вам чем‑то помочь? Наверное, вчера вы что‑то забыли?
В ответ он улыбнулся. Точь‑в‑точь как на рекламном плакате фильма «В пыли», том самом, который для миллионов девочек‑подростков стал первым шагом к сексуальному пробуждению.
– Разве что ваш телефонный номер.
– Ну, разумеется. Если вы звоните к нам в офис, а телефон беспрерывно занят, проще дозвониться до нас через коммутатор студии…
– Нет, – сказал он. – Я говорю про ваш номер. – Он взял у меня со стола визитку и откинулся на спинку дивана. – Кассандра Френч, – прочитал он. – Или Кесси‑медвежонок для мамы, если не ошибаюсь. Френч, хм. Вы говорите по‑французски?
Я дважды моргнула – первый раз, поскольку я ни разу не моргнула с той минуты, как вошла в кабинет, и не хотела до смерти напугать Джейсона остекленевшими как у зомби глазами, а во второй раз, желая удостовериться, что все это мне не приснилось.
– Говорю ли я по‑французски? – тупо повторила я. – Вообще‑то нет. Просто у меня такая фамилия. – Чего бы я ни отдала в этот миг тому, кто заклеил бы мне рот. Это пошло бы всем только на пользу, потому что дальше я залепетала какую‑то несусветную чушь: – Знаете, у меня была подруга Сьюзи Гарденер,[9]но она ничегошеньки не смыслила в садоводстве. У нее погиб даже кактус, который я подарила ей на Рождество. А ведь ее фамилия была…
Джейсон улыбнулся мне, как улыбаются маленьким детям и старикам, когда те тарахтят без умолку.
– Очень жаль, что не говорите. В Каннах в это время года просто чудесно. Непременно съездите. – Он сунул в карман мою визитку и потер подбородок. – Послушайте, сегодня вечером я свободен. Может быть, сходим куда‑нибудь?
– Куда‑нибудь? – бессмысленно повторила я.
Навыки беседы со знаменитостями. Двойка с плюсом.
– Можно и никуда не ходить. Как вам хочется.
Неужто он спрашивает меня, хочу ли я провести с ним вечер? С какой стати он решил пригласить меня на свидание? Да стоит ему пальцем поманить, сюда сбегутся девчонки со всего западного полушария.
Я вновь почувствовала себя тринадцатилетней Кесси Френч, девочкой‑подростком, долговязой и нескладной. Ее появление было весьма некстати. С трудом ворочая одеревеневшим языком, я пробормотала:
– Сходить куда‑нибудь хорошо. Никуда не ходить хорошо. Куда‑нибудь. Ну конечно, куда‑нибудь. Давайте куда‑нибудь сходим.
– Знаете парк рядом с Сансет и Беверли? – спросил он. Я кивнула. Лучше помалкивать. Джейсон снова надел очки и бейсболку и направился к двери. – Ждите меня в семь. И не рассказывайте никому о нашей встрече. Вы же понимаете, мне не следовало сюда приходить.
– Слово скаута, – пискнула я и махнула рукой, но вместо приветствия скаутов у меня получилось что‑то вроде беспомощного жеста калеки из Ист‑Сайда.
Спустя минуту после его ухода мне уже не верилось, что он вообще здесь был. Однако небольшая вмятина на диване, восхитительный отпечаток его ягодиц, служила неопровержимым доказательством реальности этого визита. Мне захотелось немедленно помчаться в магазин, купить гипса, сделать слепок его чудесного, неповторимого зада и повесить его на стене, чтобы им могли любоваться все. Возможно, когда‑нибудь этот слепок станет драгоценной реликвией, и я смогу продавать его копии.
Вместо этого я уселась на краешек дивана рядом с вмятиной и представила, что Джейсон все еще здесь и мы сидим, непринужденно болтая о том о сем. О политике. О современном обществе. Содержательная беседа с самым потрясающим парнем в Голливуде («Мари Клэр», январь прошлого года). Я осторожно подвинулась и уселась в ямку. Отныне это место будет называться Местом Джейсона. Обивка еще хранила тепло его тела, и я чувствовала, как энергия наших тел сливается в единое целое.
Все испортил Стэн Олсен. Он бесцеремонно постучал в дверь и вошел в кабинет, горделиво неся перед собой огромный живот.
– Не могла бы ты спуститься и полистать сборники прецедентов, Френч?
Обычно я берусь за работу с радостью. Но сейчас мне хотелось со всех ног побежать в видеосалон и взять все кассеты с фильмами Джейсона, чтобы хорошенько подготовиться к свиданию.
– Я очень занята.
– А мне показалось, что ты просто сидишь на диване.
Мне не хотелось препираться. Спор окончательно разрушит очарование этого мига. Воспоминания о нашей встрече и без того таяли, точно волшебный сон, который превращается в ничто через минуту после пробуждения. Еще немного, и они исчезнут навсегда.
– Ладно, – коротко ответила я. – Оставьте дело на столе.
Через пять секунд Стэн Олсен покинул мой офис, а я вернулась на диван. Мысленно я была уже на свидании с Джейсоном – мы смеялись и болтали в пустынном парке, потом он вдруг замолчал, взял мое лицо в свои ладони, и мы слились в долгом, глубоком поцелуе, его язык искал мой, он обнимал меня все крепче, пока наши обнаженные тела не слились воедино
Чувство реальности. Тройка. Впрочем, девушка имеет право помечтать. Иногда прямота и беспристрастность лишь мешают наслаждаться жизнью. Наверняка телевизионная леди, что ратовала за оценки, тоже время от времени дает себе передышку.
К тому же, я готова поспорить на миллион долларов, что у нее ни разу не было свидания с Джейсоном Келли.
Да‑да, с Джейсоном Келли!
Если верить обвинителям, мамуля и Тед украли у своих так называемых жертв столько денег, что мамуля вполне могла позволить себе немного привести в порядок свое жилище. Однако ее вкус остановился в развитии где‑то на середине 1980‑х годов, что было заметно по обилию абстрактной живописи и несуразной белой мебели. Я терпеть не могу заходить к ней в гостиную, где множество зеркал заставляет меня созерцать собственное тело в самых неожиданных ракурсах. Порой, чтобы испортить настроение, вполне достаточно увидеть свой зад, обтянутый эластичными брюками. К подобному зрелищу нужно готовиться заранее.
Примечание: поскольку я продолжаю оценивать себя прямо и беспристрастно, должна отметить, что ответственность за нашу ссору я целиком и полностью возлагаю на мамулю. Сейчас, покинув ее дом, я сижу в «Старбаксе» и ожесточенно строчу в блокноте. Возможно, кто‑то назвал бы мое состояние приступом бешенства, однако я предпочитаю определить его как раздражение. Я не утратила способности различать оттенки красного, а значит, способна быть объективной.
Тед – редкостный пройдоха.
Его компания называлась «Отдохни весной» и занималась продажей туров для среднего класса по телефону. На мой взгляд, в этом не было ничего дурного. Они никогда не звонили людям в обеденный перерыв и всегда шли навстречу тем, кто просил их больше не беспокоить. Ни мамуля, ни Тед ни разу не звонили по телефону сами; этим занимались пятнадцать наемных работников, главным образом старшеклассники и пенсионеры, которые хотели немного подработать. Тед выполнял функции администратора, а мамуля вела бухгалтерские книги. Они были зарегистрированы в Бюро по улучшению деловой практики. Они отчисляли часть выручки на благотворительность. Они активно участвовали в общественной жизни. Может, их компания и не обеспечивала своим клиентам обещанных услуг, но, скажите по совести, многие ли фирмы могут этим похвастать? Лично я не понимаю, почему окружной прокурор так яростно набросился на этот невинный семейный бизнес. Поймите меня правильно, Теда я терпеть не могу. Он криклив, нахален, и принадлежит к той породе людей, что считают отличной шуткой измазать лицо гуакамоле[10]и говорить всем, что страдают редким кожным заболеванием. И все же я не вижу причин преследовать его в судебном порядке и сажать в тюрьму.
По мнению адвоката мамули, ей крупно повезло, что она отделалась домашним арестом. Окружной прокурор ограничился обвинением в мошенничестве, хотя мог обвинить ее в том, что она препятствовала задержанию преступника, ведь Тед сбежал, пока она угощала полицейских блинами. Мамуля твердила, что она понятия не имеет о местонахождении Теда, и отказалась подписать заявление о признании своей вины. Лишь милосердие судьи Хэтэуэя спасло ее от исправительной тюрьмы, где ей светило от двух до пяти лет.
По дороге я три раза чуть не попала в аварию. В каждом водителе мне мерещился Джейсон Келли, а все дикторы по радио только и делали, что пели ему дифирамбы. Джейсон был повсюду. Я понимаю, глупо придавать этому такое значение. Скорей всего, он просто хочет перепихнуть‑ся без особых хлопот, возможно, он заметил, что в моем взгляде светится страсть, которую я и не пыталась скрыть. Что ж, я готова и к этому. В наши дни девушке дозволено вступать в мимолетную связь с самым знаменитым человеком в Америке, не терзаясь угрызениями совести. Так записано в Конституции. Мне в этом вопросе можно верить: я окончила юридическую школу и имела достаточно мимолетных связей.
Но может быть, у него были более веские основания назначить мне свидание? Что, если, мельком увидев Кассандру Френч, мечтательную и заботливую, он не может забыть ее? Вдруг он хочет сблизиться со мной? Узнать, какова я на самом деле. Увидеть то, что скрывается за внешней оболочкой. Черт, надо решить, что надеть.
Не успела я постучать в дверь, она распахнулась настежь, и мамуля, почему‑то воздержавшись от обычных медвежьих объятий, энергичным жестом пригласила меня пройти. Прическа у нее была как у огородного пугала, настоящее крысиное гнездо, зато на этот раз она сменила халат на тренировочные брюки и футболку с надписью «Отдохни весной». По правде сказать, этот наряд был ненамного лучше халата, но он свидетельствовал о том, что она выходила за покупками. Наверное, суд прислал мастера, который починил контрольное устройство и восстановил предписанное судом право перемещения в радиусе пятисот футов.
– Привет, мамуля, – сказала я. – Как твой браслет?
Она втянула меня внутрь и захлопнула дверь. Перед этим она опасливо оглядела лестничную клетку. Кого она ожидала там увидеть? Взломщиков? Мормонов?
– Что случилось? У тебя все нормально?
Она прижала палец к губам.
– Тсс. Тихо, Кесси, тихо, Медвежонок.
– Там кто‑то есть?
Мамуля взяла меня за руку и повела на кухню. Там она на полную мощность открыла водопроводный кран. Судя по всему, этого ей показалось мало, и минуту спустя она поволокла меня в ванную. Там она включила душ и открыла оба крана. Шум воды эхом отдавался от стен. В качестве финального аккорда она спустила воду в унитазе.
– Ты жалеешь, что поставила датчики для снижения расхода воды? – спросила я. – Кое‑кто из моих знакомых попросил их демонтировать.
Мамуля покачала головой и приникла губами к моему уху.
– Я получила письмо, – прошептала она. – От Теда.
Безусловно, новость потрясающая. Но связи с ванной я не уловила.
– Здорово. Объясни мне, пожалуйста, почему мы торчим здесь и разбазариваем воду? Запасы воды на земном шаре не бесконечны.
Мамуля снова спустила воду в унитазе.
– Я не могу рисковать. Наверняка, они напичкали дом жучками.
– Кто?
– Агенты ФБР. Ты же знаешь, они спят и видят, как бы им добраться до Теда.
Агенты ФБР. Думаю, у них есть дела поважнее, чем устанавливать жучки в кондоминиуме моей матери ради того, чтобы поймать мелкого мошенника в бегах, который в свои шестьдесят лет скорее загнется от избытка холестерина, чем разорит еще хотя бы одну невинную жертву. Но, если уж мамуля вбила что‑то себе в голову, ее не переубедит никто.
– Где он? – спросила я.
– Точно не знаю, – шепотом ответила мамуля, и, хотя она говорила очень тихо, было заметно, что ей хочется кричать о своей радости во все горло. Несмотря на сомнительный источник ее счастья, было приятно, что она приободрилась. Я хотела, было, поделиться с ней своим счастьем и рассказать про Джейсона Келли, но вспомнила, что поклялась хранить это в тайне. Прошло всего четыре часа с тех пор, как он покинул мой кабинет, а я уже чувствовала себя как туго набитая поролоном подушка, готовая лопнуть по всем швам. Я умею хранить секреты, но, если в ближайшее время у меня не будет возможности с кем‑нибудь поделиться, меня просто разорвет на части. Надеюсь, к тому моменту, когда мы будем рассылать свадебные приглашения, он позволит мне не скрывать нашу связь.
Здравомыслие. Нетвердая двойка.
Предел вменяемости. Плевать я на него хотела!
Листок, который мамуля извлекла из кармана, представлял собой вырванное из журнала рекламное объявление о лосьоне для загара. Текст был написан по‑испански. Я перевернула его, ожидая увидеть на полях секретное послание или стихи о любви, но обнаружила лишь рекламу ликера «Самбука».
– А где же письмо?
– У тебя в руках. Вся страница – это письмо. – Она забрала у меня объявление и прижала его к груди, как школьница, что получила долгожданную любовную записку от объекта своей страсти.
– Мамуля, это же просто рекламное объявление.
Она снова спустила воду. Господи. Если так будет продолжаться и дальше, она разорится на счетах за воду, и ее отправят в богадельню, а это вызовет новые проблемы, поскольку от ее дома до богадельни куда больше пятисот футов.
– Оно пришло в конверте с колумбийской маркой. – Она помахала у меня перед носом измятым конвертом. – Видишь?
Действительно, на конверт были наклеены три марки для пересылки авиапочтой, а ниже красными чернилами было написано имя мамули и ее адрес. Как и следовало ожидать, обратного адреса не было.
– Это Тед, – вздохнула мамуля. – Я знаю, что это он. Ты видела это объявление? После тяжелого трудового дня мы всегда пили «Самбуку». Это он. Он хочет дать мне знак. Подать сигнал.
– Какой сигнал? Запасаться лосьоном для загара?
– Не терять мужества. Помнить, что когда‑нибудь мы снова будем вместе.
Я горячий сторонник несбыточных фантазий, но подобное отсутствие реализма надо пресекать в корне. Я взвесила все «за» и «против» и решила выбрать трудный путь.
– Если это действительно письмо от Теда, – сказала я, – ты должна отнести его в полицию.
Она отпрянула, точно я дала ей пощечину.
– Ты говоришь ужасные вещи, Кесси! Это невозможно.
– Я могу сказать одно, если у тебя в руках улика, которая может вывести на Теда, окружной прокурор должен об этом знать. Если это поможет им найти его, тебе позволят подать апелляцию о смягчении приговора.
– Я не могу так поступить, – сказала мамуля. – Это предательство.
Предательство. И ведь она и впрямь так думает.
– Мамуля, – сказала я, – давай посмотрим правде в глаза. Ты знаешь мое отношение к Теду, и я скажу тебе все, что думаю.
Мамуля опустила крышку унитаза и уселась сверху. Крышка была коричневой и мягкой, как сиденье пуфика. Бог мой, что я здесь делаю?
– Я слушаю, – холодно сказала мамуля, и ее лицо стало похожим на маску. Это был дурной знак. Гнев мамули проявляется очень странно; чем сильнее она злится, тем более вялой и безжизненной выглядит со стороны. Когда вам кажется, что она вот‑вот заснет, внезапно следует взрыв. Но раз уж я начала этот разговор, мне не оставалось ничего другого, как довести дело до конца.
– На мой взгляд, Тед не подарок, – начала я. – Я не говорила ничего подобного, когда ты сообщила о вашей помолвке, и, несмотря на то что у меня с самого начала были кое‑какие сомнения, мне было приятно быть подружкой невесты, надеть нарядное шелковое платье и все такое. – Платье подружки невесты, которое выбрала для меня мамуля, было без рукавов и без накидки, и мои руки и плечи были открыты. У меня ужасные руки. Если бы во время свадебного банкета мне попался скальпель и бутылка виски, я бы, не раздумывая, избавилась от своих рук. Отхватила бы их у самых подмышек, и, полагаю, это пошло бы мне только на пользу.
– Я радовалась за тебя, – продолжала я, – считая, что ты видишь в Теде то, чего не увидела я, и этого мне было вполне достаточно. Какое‑то время мне казалось, что все наладится. Но потом Тед заварил эту кашу, поставил твое имя под всеми бумагами, чтобы сделать тебя соучастницей, а когда его грязные делишки всплыли, подставил тебя копам, а сам смылся, и теперь преспокойно полеживает на пляже где‑нибудь в Южной Америке. И ты говоришь о предательстве. Предательство совершил он.
Я уже не говорю о его уродливом шиньоне и извращенном чувстве юмора. Мне кажется, пришло время понять, что Тед тебе не пара, и вернется он за тобой или нет, не имеет значения. Если сравнить его с папой, он не стоит и его ногтя, и в глубине души ты сама это знаешь.
Я говорю так не от злости и не потому, что ненавижу этого типа. – А я и правда его ненавижу. – Я говорю это лишь потому, что не могу видеть твои страдания. За последние годы ты и без того натерпелась, а я хочу, чтобы ты снова наслаждалась жизнью.
Я ждала, что она взорвется и выскажет все, что у нее на душе. Я приготовилась к крику и думала, что у нас начнется громкая перебранка, мы выплеснем все, что думаем про Теда, и придем к выводу, что их отношения не сложились. Если мы уложимся в пятнадцать минут, прикинула я, у нас останется время перекусить.
Однако дело обернулось куда хуже.
– Я все поняла, милая, – сказала она, погладив меня по спине, точно разбушевавшуюся дворняжку. – Теперь ты все сказала.
– Мамуля, я не шучу.
– Я поняла тебя, детка. Когда ты станешь постарше, ты поймешь меня.
Так вот оно что. Мне двадцать девять, а ей все еще кажется, что я ковыляю в памперсах и тяну в рот все, что попадется под руку.
– Но я… Неужели тебе не хочется возразить?
– Мне нечего возразить. Ты права. Мы с Тедом не лучшая пара, и он далеко не ангел. Я это прекрасно знаю. Но, если он не лишен недостатков, это не значит, что я должна его бросить. Я к нему привязалась.
– Значит, ты вдруг превратилась в. Тэмми Уайнетт?
– Вовсе нет, – убежденно сказала она. – Кто такая Тэмми Уайнетт?
– Знаменитая исполнительница песен в стиле кантри. Она пела… впрочем, неважно. Но если ты понимаешь, что Тед тебе не подходит, что его не сравнить с папой, забудь о нем.
Мамуля махнула рукой.
– У твоего отца были свои проблемы.
От негодования у меня перехватило дыхание.
– Не смей, – выпалила я. – Не смей говорить о нем в таком тоне.
– Я не сказала ничего плохого. Я сказала, что он был человеком, и как у любого человека у него были свои недостатки. Никто не совершенен, Кесси.
Шум душа и воды, хлещущей из‑под крана, смешался с затопившей меня яростью, и мне захотелось немедленно хлопнуть дверью. К сожалению, я этого не сделала. Возможно, это было бы лучше для нас обеих. Вместо этого я выключила воду, с размаху ударив искусанной рукой по кнопке душа.
– Я не говорила, что у папы не было недостатков! – закричала я, хотя мне уже не мешал шум воды. Если агенты ФБР и в самом деле подслушивали, у них наверняка полопались барабанные перепонки. – Я сказала, что он лучше Теда. И лучше всех остальных.
– Дорогая… – с надрывом начала мамуля, и я почувствовала, что ей жаль меня. Да‑да, преступница, которую суд приговорил носить электронный браслет, жалеет члена коллегии адвокатов. – Я никогда тебе об этом не говорила, но теперь ты уже достаточно взрослая… Видишь ли, еще до того как твой отец заболел, у нас были проблемы. Ничего из ряда вон выходящего, и все же он был обычным человеком…
Продолжения я не слышала, потому что выскочила из ванной и бросилась прочь по коридору. У входной двери я немного замешкалась, открывая замок. Я слышала, как сзади, словно Ти‑Рекс из «Парка юрского периода», тяжело топает мамуля, чтобы уничтожить меня своими рассказами.
– Кесси, подожди, – крикнула она, но я уже выскочила за дверь и во все лопатки неслась вниз по лестнице. Еще шестьсот футов, и я буду вне пределов ее досягаемости. Пятьсот футов для браслета и еще сотня футов для ее голоса.
Некоторое время я брела куда глаза глядят, не в силах заставить себя вернуться на парковку рядом с кондоминиумом мамули, где оставила свою машину. Она говорила невыносимые вещи. Это была самая настоящая ложь. Почему она это говорила? Неужели Тед до такой степени заморочил ей голову? Неужели его уродливый паричок источал флюиды, способные разрушить дружную семью? В конце концов, я набрела на «Старбакс» и, пошатываясь, зашла внутрь выпить кофе с молоком. Время и привычная обстановка, рассудила я, исцелят меня.
Бог с ней, с мамулей. Сегодня вечером я иду на свидание. Я так и не решила, что надеть. Пожалуй, придется зайти в «Барнейз».
Я не из тех женщин, что отправляются за покупками всякий раз, когда у них скверное настроение. Скорее наоборот, я предпочитаю идти в магазин в приподнятом расположении духа. Тогда пара красивых туфель способна привести меня в состояние, сравнимое со сладостным опьянением. Я чувствовала себя подавленной, и идти в «Барнейз» в таком состоянии мне не хотелось. Сначала мне нужно было немного успокоиться.
В последнее время мне все чаще приходила мысль о том, что Оуэн готов перейти на следующую ступень обучения в Пансионе. Хотя в заточении можно научиться очень и очень многому, пришло время выйти в большой мир. Правда, для этого понадобится кое‑какая подготовка и специальное снаряжение. К счастью, я знала, где раздобыть то, что нужно.
Я достала мобильный телефон и набрала номер Стюарта Неожиданно трубку сняла женщина.
– Алло? – Она говорила немного надменным голосом со стильным европейским акцентом. Я без лишних церемоний попросила позвать Стюарта. Кто она такая? Почему она отвечает по его телефону? Может, это его помощница, но зачем владельцу ночного клуба помощница с европейским акцентом, гибким телом и высокой грудью?
– Стюарт слушает, – в трубке было слышно, как стучат молотки, визжат пилы и с треском ломается дерево.
– Привет, – сказала я, стараясь не обнаружить свое раздражение. – Это Кесси Френч. Надеюсь, я не помешала. – Небось, эта потаскушка с европейским выговором разгуливает вокруг голышом, вульгарно качая бедрами.
– Нет‑нет, мы сносим клуб. – Его голос был довольно кислым. – Что‑то случилось? Встреча в субботу не отменяется?
– Нет, все остается в силе. Я звоню не поэтому. У меня вопрос насчет твоих собак. Тех, что были у вас в клубе.
– Ты хочешь взять собаку? Кесси, это было бы здорово! Мы как раз пытаемся пристроить их в хорошие руки.