Глава 5, часть 3
Даже если всё это противоречит каждому инстинкту, присущему ему в качестве её истинной пары. Её мужа. Даже если каждый день, каждый час, что Аэлина находится в когтях Маэвы, вероятно, приносит ей больше страданий, чем можно представить.
Итак, они отправятся в Аккадию. Через несколько дней они войдут в плоские равнины, а затем пройдут через отдаленные высохшие холмы. Как только начнутся зимние дожди, равнина станет зеленой, пышной, но после палящего солнечного лета и из-за недостатка влаги земля всё ещё была коричневато-золотистого цвета.
Он удостоверится в том, что их бурдюки с водой полностью наполнены при подходе к следующей реке. Чтобы и лошадям было что попить. Еда, возможно, будет у них в дефиците, но на равнинах всегда водилась дичь. Тощие кролики и мелкие, пушистые зверушки, которые рылись в потрескавшейся земле. При виде такой еды Аэлина наверняка бы скривилась.
Гавриэль заметил движение в их лагере и направился к костру, даже в сухостое тихо ступая своими массивными лапами. Золотистые пытливые глаза моргнули.
Рован покачал головой, отвечая на невысказанный вопрос.
— Поспи немного. Я возьму оставшуюся часть дозора на себя.
Гавриэль наклонил голову в жесте, который, как Рован знал, означал следующее: «С тобой всё в порядке?»
Странно — это было так странно работать со Львом, с Лорканом, без связывающей их клятвы на крови Маэве, обязывающей их делать это. Знать, что они были здесь по своему собственному выбору.
Рован не был полностью уверен в том, что это меняло для них всех. Кем они стали друг для друга.
Рован проигнорировал молчаливый вопрос Гавриэля и уставился в истлевающее пламя костра.
— Отдохни немного, пока есть такая возможность.
Гавриэль явно не имел ничего против отдыха. Он прошёл к своему спальному мешку и повалился на него с истинно кошачьим вздохом.
Рован подавил приступ вины. Он слишком сильно подгонял их. Они не жаловались, не просили его замедлить тот изнурительный темп, которого он придерживался.
С того самого дня на пляже, их связь с Аэлиной молчала. Не чувствовалось абсолютно ничего.
Он знал, что она не умерла, потому что связь всё ещё существовала, но... она молчала.
Он был озадачен этим в течение долгих часов, когда они путешествовали, все то время, что он проводил в дозоре. Даже в те часы, когда он должен был спать.
Он не чувствовал её боли через их связь в тот день в Эйлуэ. Он чувствовал её, когда Дорин Хавильяр ранил её в стеклянном замке, почувствовал их связь — то, что он так глупо и ошибочно принимал за связь карранам между ними — которая натянулась до предела, когда она была так близко к смерти.
Но в тот день на пляже, когда Маэва напала на неё, когда Каирн отхлестал её плетью…
Рован до боли крепко сжал челюсть, его мутило. Он взглянул на Златинец, лежащий рядом с ним поверх спального мешка.
Он осторожно положил клинок прямо перед собой, глядя на рубин в центре его рукояти, который горел в свете огня.
Аэлина почувствовала ту стрелу, которую он получил во время боя с Маноной в храме Темизии. Или ей было достаточно того разряда, который дал ей понять, что они пара.
Но в тот день на пляже он не чувствовал ничего.
У него было ощущение, что он знает ответ. Знал, что Маэва, вероятно, является причиной этого, что она скрыла то, что было между ними. Она проникла в его голову, чтобы заставить его думать, что Лирия является его истинной парой, обманула те самые инстинкты, которые делали его фэйским мужчиной. Для неё было бы пустяком найти способ приглушить то, что связывало их с Аэлиной, чтобы он не смог узнать о том, что она была в такой опасности, и теперь, чтобы не дать ему найти её.
Но он должен был знать. О Аэлине. Не должен был ждать, появления виверн и остальных. Должен был лететь прямо на пляж и не тратить драгоценные минуты их времени.
Пара. Его истинная пара.
Он должен был знать и об этом тоже. Даже если ярость и горе превратили его в чертового ублюдка, он должен был знать, кто она, кем она была, с того самого момента, как он укусил её в Страже Тумана, не в силах остановить желание поставить на ней своё клеймо. В тот момент, когда её кровь попала на его язык, она пела ему, а затем отказалась оставить его в покое. Вкус её крови месяцами преследовал его.
Вместо этого они дрались. Он позволил себе драться с ней, потому что был потерян в своих гневе и холодности. Она была такой же эмоциональной особой, как и он, и выплюнула такую ненавистную, просто невыразимую вещь, что он отнёсся к ней, как к любым мужчинам и женщинам, которые поступали под его командование и не умели держать свой язык на привязи. Те первые дни всё ещё преследовали его мысли. Хотя Рован знал, что если он когда-либо стыдливо упомянет о драке, которую они совершили, Аэлина проклянет его за это.
Он не знал, что делать с татуировкой, которая вилась по его лицу, его шее и руке. Она несла в себе лживость его потери, и истину его слепоты.
Он полюбил Лирию — и это было правдой. И вина за это грызла его каждый раз, как он задумывался об этом, но теперь он пришёл к пониманию. Он смог понять, почему Лирия была так напугана им в эти первые месяцы, почему ему было так трудно ухаживать за ней, даже с этой парной связью, этой правдой, неизвестной Лирии. Она была нежной, спокойной и доброй. Да, её характер тоже представлял из себя своего рода силу, но это было не то, что он мог выбрать для себя.
Он ненавидел себя за одну лишь мысль об этом.
Даже когда ярость поглотила его при мысли о том, что было украдено у него. И у Лирии тоже. Аэлина принадлежала ему, а он принадлежал ей с самого начала. Даже гораздо раньше всего этого. И Маэва решила сломать их, сломать, чтобы получить то, что она хочет.
Он не позволил бы этому остаться безнаказанным. Так же, как он не мог забыть, что Лирия, независимо от того, что действительно существовало между ними, носила их ребенка, когда Маэва отправила эти вражеские силы в его горный дом. Он никогда не простит этого.
Я убью тебя — сказала Аэлина, когда она услышала, что сделала Маэва. Как сильно Маэва манипулировала им, разбила его и уничтожила Лирию.
Элида снова и снова рассказывала ему каждое слово, сказанное Аэлиной. Я убью тебя.
Рован уставился в полыхающие глубины рубина на рукояти Златинца.
Он молился, чтобы этот огонь, этот гнев не сломался. Он знал, сколько дней уже прошло, знал, кто, согласно словам Маэвы, будет заниматься истязанием Аэлины. Знал, что при любом раскладе для неё всё обернётся не лучшим образом. Он провёл две недели, привязанный к вражескому столу, и всё ещё носил на руке шрам, который приобрёл в результате одной из самых искусных их пыток.
Торопиться. Им нужно было торопиться.
Рован наклонился вперед, прислонив свой лоб к рукояти Златинца. Металл был теплым, словно он всё ещё носил в себе искорку пламени своей хозяйки.
Он не ступал в Аккадию со времен той последней ужасной войны. И хотя он вёл фэйцев и смертных солдат к победе, у него никогда не было желания снова увидеть эту землю.
Но именно в Аккадию они и направятся.
И если он найдет её, если он освободит её... Рован не позволил себе думать о том, что будет дальше.
О другой истине, с которой они столкнутся, о другом бремени. Скажи Ровану... я прошу у него прощения за ложь. Но скажи, что в любом случае это было время, взятое взаймы. Я узнала об этом намного раньше сегодняшнего дня, и всё равно мне жаль, что судьба не подарила нам больше дней.
Он отказался принять это. Никогда бы не согласился с тем, что она является единственной платой для того, чтобы положить конец этому, спасти их мир.
Рован посмотрел на звёздное покрывало над своей головой.
В то время как все остальные созвездия скрылись где-то позади, Повелитель Севера остался с ними, бессменная звезда между его рогами, указывала путь домой. В Террасен.
Скажи Ровану: он должен сражаться. Он должен спасти Террасен и помнить клятвы, принесённые мне.
Время не было на их стороне, не с Маэвой, не с войной, развязавшейся на их континенте. Но он не собирался возвращаться без неё, выполняя просьбу или нет, независимо от клятв, которые он дал, женившись на ней, чтобы охранять и править Террасеном.
И скажи: я… благодарю его за путь, который он прошёл вместе со мной и вывел меня к свету.
Это было честью для него. С самого начала это было честью для него, величайшим достижением всей его бессмертной жизни.
Бессмертной жизни, которую они разделят вместе. Он не допустит никакой другой альтернативы.
Рован молча принёс клятву звездам.
Он мог бы поклясться, что Повелитель Севера замерцал в ответ.
|
|
|
Глава 6, часть 1
Зимние ветры от бурных волн успокоились с того момента, когда Шаол Вестфол вышел из своей каюты в трюме. Даже с его толстым синим плащом, влажный холод просочился в его кости, и теперь, когда он осмотрел воду, казалось, что тяжелый облачный покров вряд ли разрушится в ближайшее время. Зима проползла по континенту так же, как легионы Мората.
Быстрый рассвет ничего не показал, только бурлящие моря и стойких моряков, и солдат, которые держали этот корабль, быстро двигавшийся на север. За ними, фланкируя, следовала половина каганского флота. Другая половина все еще оставалась на Южном континенте, когда остальная часть армады могущественной империи сплотилась. Если погода продержится, они отстанут всего на несколько недель.
Шаол послал молитву о соленом, ледяном ветре, чтобы так и было. Ибо, несмотря на размер флота, собравшегося позади него, и несмотря на тысячу всадников ракинов, которые просто поднимались в небо со своих насестов на кораблях для утренней охоты над волнами, этого все еще может быть недостаточно против Мората.
И они могут прибыть недостаточно быстро, чтобы эта армия все равно что-то изменила.
Три недели плавания принесли им мало известий о хозяине, которого его друзья забрали и якобы привезли в Террасен, и они держались достаточно далеко от берега, чтобы избежать вражеских кораблей или виверн. Но сегодня это изменится.
Нежная, теплая рука обвила его, и голова из коричнево-золотых волос прислонилась к его плечу.
— Здесь холодно, — пробормотала Ирэн, насупившись на ветер, хлещущий волны.
Шаол подарил ей поцелуй в макушку.
— Холод закаляет характер.
Она подавилась смехом, показался пар ее дыхания, вырванный ветром.
— Говоришь как человек с севера.
Шаол скользнул рукой по ее плечам, прижимая ее к себе.
— Разве я не согреваю тебя достаточно в эти дни, жена?
Ирэн покраснела и ткнула его локтем в ребра.
— Хам.
Больше месяца прошло, и он все еще удивлялся этому слову: жена. Он был рядом с женщиной, которая исцелила его израненную и измученную душу.
Его позвоночник был второй вещью после этого. Он провел эти долгие дни на корабле, тренируясь, чтобы он смог бы сражаться: будь то верхом на лошади или с тростью, или со своего колесного стула, в то время, когда сила Ирэн станет достаточно истощенной, чтобы жизненная связь между ними растянулась, и травма взяла свое еще раз.
Его позвоночник не зажил, не совсем. И никогда не заживет. Это была цена спасения его жизни после принцессы Валгов, которая подвела его к порогу смерти. Но он не чувствовал себя человеком, слишком много заплатившим за это.
Это никогда не было бременем: кресло, травма. Этого бы не случилось сейчас.
Но другая часть сделки с богиней, которая вела Ирэн всю ее жизнь, которая привела ее к берегам Антики, а теперь вернула на свой континент... эта часть испугала его до чертиков.
Если он умрет, Ирэн уйдет вместе с ним.
Чтобы направить ее целительную силу в него, чтобы он мог ходить, когда ее магия не была слишком истощена, сами их жизни переплелись.
Так что, если бы он пал в битве против легионов Мората... это была бы не только его собственная жизнь.
— Ты слишком много думаешь. — Ирэн нахмурилась на него. — Что это?
Шаол дернулся подбородком в сторону ближайшего к ним корабля. На корме стояли по стойке "смирно" два ракина: золотистый и красновато-коричневый. Оба уже были оседланы, хотя не было никаких признаков всадников Кадары или Салхи.
— Я не могу сказать, говоришь ты о ракинах или том факте, что Несрин и Сартак достаточно умны, чтобы оставаться в постели в такое утро. — Как и могли бы и мы, — добавили ее золотисто-карие глаза.
Настала очередь Шаола подтолкнуть ее локтем.
— Ты была той, кто разбудил меня этим утром, ты знаешь.
Он коснулся поцелуем ее шеи, точное напоминание о том, как, собственно, Ирэн разбудила его. И то, как они хорошо провели час на рассвете.
Только теплого шелка ее кожи на губах было достаточно, чтобы согреть его замерзшие кости.
— Если хочешь, мы можем вернуться в постель, — пробормотал он.
Ирэн выпустила мягкий звук, затаив дыхание, который заставил его руки, жаждущие бродить по ее телу, заболеть. Даже со временем, давящим на них, торопящим их на север, он любил изучать все ее звуки, любил выманивать их из нее.
Но Шаол оторвался от изгиба ее шеи и снова кивнул на ракинов.
— Они скоро отправятся на разведывательную миссию. — Он мог бы поспорить, что Несрин и недавно коронованный наследник кагана в настоящее время вооружаются и маскируются. — Мы отплыли достаточно далеко на север, так что нам нужна информация о том, где причалить. — Чтобы они могли решить, где именно пришвартовать армаду и как можно быстрее отправиться вглубь страны.
Если Рафтхол еще удерживался Эраваном и Железнозубыми легионами, и еще и парусной армадой в Айвери, то отправляться на север в Террасен было бы неразумно. Но Король Валгов вполне мог иметь силы в засаде, в любой точке на их пути. Не говоря уже о флоте королевы Маэвы, который исчез после битвы с Аэлиной и, к счастью, остался неучтенным.
По расчетам капитана, они просто приближаются к границе Фенхарру и Адарлана. Поэтому им нужно было решить, куда именно они плывут. Как можно быстрее.
Они уже потеряли драгоценное время, обходя мертвые острова, несмотря на новости, что они снова принадлежали капитану Рольфу. Слухи об их путешествии, вероятно, уже дошли до Мората, но не было необходимости объявлять их точное местоположение.
Но их секретность стоила им того, что он ничего не знал о местонахождении Дорина. Ему ничего не говорил шепот о том, что он ушел на север с Аэлиной и флотом, который она собрала из нескольких королевств. Шаол мог только молиться о Дорине, чтобы его король остался в безопасности.
Ирэн изучала двух ракинов на соседнем корабле.
— Сколько точно собираются полететь?
— Только они.
Глаза Ирэн вспыхнули тревогой.
— Остаться незамеченными легче, когда вас меньше. — Шаол указал на небо. — Небо сегодня идеально для разведки. — Когда беспокойство на ее лице не утихло, он добавил. — Нам придется сражаться в этой войне в какой-то момент, Ирэн. — Сколько жизней требовал Эраван за каждый день, что они откладывали?
— Я знаю. — Она схватила серебряный медальон на шее. Он отдал его ей, заставил мастера выгравировать горы и моря на поверхности. Внутри все еще хранилась записка, оставленная Аэлиной Галантией много лет назад, когда его жена работала барменшей в порту на задворках, а королева была ассасином под другим именем. — Я просто... я знаю, что это глупо, но я почему-то не думала, что это настигнет нас так быстро.
Он бы вряд ли назвал эти недели в море быстро пролетевшим временем, но он понял, что она имела в виду.
— Эти последние дни будут самыми длинными.
Ирэн уткнулась в его плечо, ее рука обернулась вокруг его талии.
— Мне нужно проверить запасы. Я попрошу Борте отвезти меня на корабль Хасар.
Аркас, свирепый всадник ракина, все еще дремал там, где спал на корме.
— Возможно, тебе придется немного подождать.
Действительно, они оба научились в эти недели не беспокоить ни ракинов, ни всадников, пока они спали. Боги помогут им, если Борте и Аэлина когда-нибудь встретятся.
Ирэн улыбнулась, и обхватила своими руками его лицо. Ее ясные глаза рассматривали его.
— Я люблю тебя, — мягко сказала она.
Шаол опустил свой лоб, пока он не уперся своим лбом в ее.
— Скажи мне это, когда мы будем по колено в ледяной грязи, хорошо?
Она фыркнула, но не шелохнулась. Как и он сам.
Лоб в лоб и душа в душу, они стояли там, среди горького ветра и хлестких волн, и ждали, чтобы увидеть, что могут обнаружить ракины.
...
Она забыла, как чертовски холодно было на севере.
Даже живя среди всадников ракинов в Таванских горах, Несрин Фалюк никогда так не замерзала.
А зима еще не совсем опустилась на эти земли.
Салхи не показал никакого намека на то, что холод подействовал на него, как они бросились за облака и море. Но это также может быть потому, что Кадара летела рядом с ним, золотой ракин, раскалывающий жестокий ветер.
Слабое место, ее ракин стал ее слабостью и неутихающим восхищением гор Сартака.
Хотя Несрин могла то же самое сказать о ней и всадниках ракинов.
Несрин оторвала взгляд от клубящихся серых облаков и взглянула на всадника слева от нее.
Его коротко стриженные волосы отросли. Достаточно, чтобы заплетаться обратно против ветра.
Почувствовав ее внимание, наследник Кагана просигнализировал: все хорошо?
Несрин покраснела, несмотря на холод, но просигнализировала в ответ, онемевшие пальцы неуклюже ответили ему. Все чисто.
Краснеющая школьница. Это то, чем она стала рядом с принцем, независимо от того, что они делили постель эти недели, или что он обещал в их будущем
Править рядом с ним. Как будущая императрица каганата.
Это было абсурдно, конечно. Мысль о том, что она одета, как его мать, в эти широкие, красивые одежды и парадные головные уборы... нет, она лучше подходила к ракинской коже, к весу стали, а не драгоценностей. Она говорила это Сартаку. Много раз.
Он просто смеялся над ней. Говорил, что она может ходить по дворцу голой, если захочет. То, что она носила или не носила, его нисколько не беспокоило.
Глава 6, часть 2
Но это все равно было нелепо. Казалось, принц думал, что это единственный путь к их будущему. Он надел на нее свою корону, сказал своему отцу, что если быть принцем означает не быть с ней, тогда он уйдет с престола. Вместо этого Каган предложил ему титул наследника.
До того, как они ушли, его братья и сестры, казалось, не были разгневаны этим, хотя они провели всю свою жизнь, борясь за то, чтобы стать наследником своего отца. Даже Хасар, которая плыла с ними, воздержалась от своих обычных, острых на язык, комментариев. Кашин, Аргун или Дува, все еще остававшиеся в Антике, и Кашин пообещавший отплыть с остальными силами своего отца, изменили ли свое мнение о назначении Сартака, Несрин не знала.
Трепет активности у нее прямо у руля Салхи сразу после этого.
Фалкан Эннар, оборотень и купец, ставший шпионом ракинов, сегодня утром он принял форму сокола и овладел поразительной скоростью этого существа, чтобы лететь с ними вперед.
Он, должно быть, что-то видел, потому что теперь он накренился и пронесся мимо них, а затем снова взлетел вглубь.
Следуйте за мной, говорил он.
Отплытие в Террасен все еще было вариантом, в зависимости от того, что они найдут сегодня вдоль побережья. Может ли Лисандра быть там, если она все еще может быть жива, это совсем другое дело.
Фалкан поклялся, что его состояние, его собственность, станут ее наследством задолго до того, как он узнал, какое она пережила детство или получила дары его семьи. Странная семья из Пустоши, которая распространилась по всему континенту, его брат был в Адарлане достаточно долго, чтобы создать Лисандру и бросить ее мать.
Но Фалкан не говорил об этих желаниях с тех пор, как они покинули Таванские горы, и вместо этого посвятил себя тому, чтобы помогать всем, чем мог: разведке, в основном. Но скоро настанет время, когда им понадобится его дальнейшая помощь, как это было против кхаранкуи в Дагульских горах.
Возможно, столь же важной, как армия, которую они привезли с собой, была информация, которую они собрали там. Что Маэва не была королевой Фэ, но самозванкой Валгов. Древняя королева Валгов, проникшая в Доранеллу на заре времен, ворвалась в умы двух сестер-королев и убедила их, что у них есть старшая сестра.
Возможно, знание этого ничего не принесет в этой войне. Но это может как-то сдвинуть ее в некотором роде. Знать, что другой враг притаился за их спинами. И что Маэва бежала в Эрилею, чтобы избежать Короля Валгов, за которого она вышла замуж, брата двух других, которые, в свою очередь, отделили Ключи Вэрда от ворот и разорвали миры, чтобы найти ее.
То, что три Короля Валгов ворвались в этот мир только для того, чтобы быть остановленными здесь, не подозревая, что их добыча теперь скрывается на троне в Доранелле, было странным поворотом судьбы. Из этих трех Королей остался только Эраван, брат Оркуса, мужа Маэвы. Что бы он заплатил, чтобы узнать, кто она на самом деле?
Это был вопрос, возможно, для других, чтобы обдумать. Рассмотреть, как орудовать этой информацией.
Фалкан спикировал сквозь пелену облаков, и Несрин последовала за ним.
Холодный туманный воздух раскололся об нее, но Несрин положилась на спуск, Салхи потянулась за Фалканом без команды. В течение минуты, только облака текли мимо, а после...
Белые скалы поднимались над серыми волнами, а за ними сушеные травы распространились на последних северных равнинах Фенхарру.
Фалкан взлетел к берегу, проверяя свою скорость, чтобы не потерять их.
Кадара легко шла в ногу с ними, и они летели в тишине, когда берег становился яснее.
Травы на равнинах не были высушены зимой. Они были сожжены. И деревья, лишенные листьев, были не более чем шелухой.
На горизонте шлейфы дыма окрашивали зимнее небо. Слишком много и слишком велико, чтобы быть фермерами, сжигающими последний урожай, чтобы удобрить почву.
Несрин просигналила Сартаку, Я посмотрю ближе.
Принц просигнализировал ответ, Опустись к облакам, но ниже них.
Несрин кивнула, и она и ее ракин исчезли в тонком нижнем слое облаков. Через случайные промежутки внизу мелькали проблески обугленной земли.
Деревни и фермы: исчезли. Как будто сила ворвалась в море и сравняла с землей все на своем пути.
Но на берегу не стояла армада. Нет, эта армия шла пешком.
Держась за завесой облаков, Несрин и Сартак пересекли земли.
Ее сердце колотилось все быстрее и быстрее, с каждой лигой опаленного, бесплодного пейзажа, который они покрывали. Никаких признаков армии противника или продолжающихся сражений.
Они сожгли все это для собственного удовольствия.
...
Несрин отметила земли, особенности, которые она смогла разглядеть. Они действительно едва пересекли границы Фенхарру, Адарлан растянулся в Террасене.
Но вглубь страны, с каждой лигой приближаясь, ступала армия. Она простиралась на мили и мили, черная и извивающаяся.
Мощь Мората. Или какая-то ее ужасная часть, посланная, чтобы вселить ужас и разрушения перед финальной волной.
Сартак подал сигнал, внизу группа солдат.
Несрин выглянула из-за крыла Салхи, каплей жестокости, и увидела небольшую группу солдат в темных доспехах, проходящих через деревья, ответвление кишащей массы далеко впереди. Как будто их послали выследить выживших.
Челюсти Несрин сжались, и онп просигналила Принцу, Пойдем.
Не к кораблям. Но к шести солдатам, начинающим долгий обратный путь к их хозяину.
Несрин и Салхи пронеслись сквозь небо, Сартак был лишь пятном слева от нее.
У группы солдат не было возможности закричать перед тем, как Несрин и Сартак обрушились на них.
…
Леди Ирэн Вестфол, ранее Ирэн Тауэрс, пересчитала около шести раз. Каждая лодка была наполнена ими, но корабль принцессы Хасар, личный эскорт Высшей Целительницы перевозил самую жизненно важную смесь тоников и бальзамов. Многие из них были созданы до отплытия из Антики, но Ирэн и другие целители, которые сопровождали армию, потратили долгие часы, создавая их как можно лучше на борту кораблей.
В полутемном трюме Ирэн, положив ноги против раскачивания волн, закрыла крышку ящика с баночками с мазью, записала все на бумажку, что она привезла с собой.
— Тот же номер, что и два дня назад, — послышался старый голос с лестницы. Хафиза, Высшая Целительница, сидела на деревянных ступеньках, положив руки на тяжелую шерстяную юбку, закрывающую ее тощие колени. — Чего тебе беспокоиться, что будет с ними, Ирэн?
Ирэн перекинула ее косу через плечо.
— Я хотела убедиться, что правильно посчитала.
— Снова.
Ирэн положила в карман кусок пергамента и подняла свой меховой плащ с того места, куда она бросила его, в ящик.
— Когда мы на полях сражений держим запас наших припасов...
— Жизненно важно, да, но и невозможно. Когда мы будем на полях сражений, девочка, тебе повезет, если ты даже найдешь одну из этих банок среди хаоса.
— Это то, чего я пытаюсь избежать.
Высшая Целительница вздохнула с сочувствием.
— Люди будут умирать, Ирэн. Ужасными, мучительными смертями, и даже ты и я не сможем их спасти.
Ирэн сглотнула.
— Я знаю это. — Если они не поторопятся, не успеют высадиться и узнать, куда должна двигаться армия кагана, сколько еще погибнет?
Понимающий взгляд пожилой женщины не исчез. Всегда, с первого момента, Ирэн следила за Хафизой, от нее исходило такое спокойствие, это заверение. Мысли Высшей Целительницы о тех кровавых полях сражений заставили желудок Ирэн сжаться. Даже если это было бы именно тем, зачем они пришли, почему они тренировались в первую очередь.
Но это не было важно Валгам, сидящим внутри людей, как паразиты. Валги, которые убьют их немедленно, если они узнают, что целители планируют сделать.
Что Ирэн планирует сделать с любым Валгом, который пересечет ее путь.
— Эти мази готовы, Ирэн. — Хафиза застонала, когда она поднялась со своего насеста на ступеньках и поправила лацканы ее толстой шерстяной куртки, вышитые в стиле всадников Даргана. Подарок из последнего визита Высшей Целительницы в степи, когда она приняла Ирэн вместе с ней. — Они подсчитываются. У нас больше нет припасов для их изготовления, пока мы не достигнем земли и не увидим, что там можно использовать.
Ирэн прижала плащ к груди.
— Мне нужно чем-то заниматься.
Высшая Целительница погладила перила.
— Ты скоро займешься этим, Ирэн. Довольно скоро.
Хафиза поднялась по лестнице, оставив Ирэн среди штабелей ящиков.
Она не сказала Высшей Целительнице, что она не совсем уверена, как долго она будет помогать, еще нет.
Не шепнула об этом и слова кому-то, даже Шаолу.
Рука Ирэн переместилась и осталась лежать на ее животе.
Глава 7, часть 1
Морат. Последний ключ Вэрда находился в Морате.
Осознание этого висело над Дорином в течение ночи, мешая ему заснуть. Когда ему всё-таки удавалось провалиться в сон, он тут же просыпался и щупал рукой шею, ища на ней ошейник, которого там не было.
Ему нужно было найти какой-то способ добраться туда. Какой-то способ забрать ключ Вэрда.
Поскольку Манона, несомненно, не захочет взять его с собой. Даже если бы она была той единственной, кто предположил, что он сможет занять место Аэлины и изготовить новый Замок.
Тринадцать едва сбежали из Мората — они точно не спешили туда возвращаться. Не тогда, когда их задача найти крошанок стала настолько важной. Не тогда, когда Эраван мог с лёгкостью почувствовать их прибытие, прежде чем они бы приблизились к крепости.
Гэвин утверждал, что его собственная судьба найдет его здесь, в этом лагере. Но найти способ убедить Тринадцать остаться на месте, в то время как инстинкты и срочность их задачи заставляли их двигаться дальше... Это может оказаться столь же невозможным, как и нахождение третьего ключа Вэрда.
Их лагерь зашевелился в сером свете рассвета, и Дорин понял, что со сном на сегодня покончено. Поднявшись, он заметил уже собранный спальный мешок Маноны, а сама ведьма стояла рядом с Астериной и Соррелью подле своих воздушных «скакунов». Это было трио, которое он должен был убедить остаться… Каким-то чудесным образом.
Другие виверны уже ожидали своих хозяек около устья перевала, разминая свои конечности, они готовились к невыносимо холодному полету.
Ещё один день, ещё одна охота за кланом ведьм, у которых не было желания быть найденными. И, скорее всего, не имеющих ни малейшего желания присоединяться к этой войне.
— Мы отправляемся через пять минут — сильный голос Соррель раздавался буквально во всех уголках их лагеря.
Тогда убеждение придётся отложить. Можно было отсрочить их полёт.
В течение трёх минут костёр был погашен, оружие было надето, спальные мешки привязаны к седлам, а все нужды были удовлетворены ещё до начала их долгого полёта.
Пристёгивая к поясу Дамарис, Дорин посмотрел на Манону, ведьма как всегда стояла, излучая сверхъестественное спокойствие. Она была красива, даже сейчас, в снегопад, когда на её плечи была накинута мохнатая козья шкура. Когда он приблизился, её глаза вспыхнули жжёным золотом.
Астерина одарила его озорной ухмылкой.
— Доброе утро, Ваше Величество.
Дорин склонил голову в приветствии.
— Куда мы летим сегодня? — Он знал, что обыденный тон его речи не привлечёт к нему никакого внимания.
— Мы как раз обсуждали это, — ответила Соррель, выражение лица Третьей было холодным, но открытым.
За их спинами Веста выругалась, когда пряжка на её седле внезапно оказалась не застегнутой. Дорин не осмелился посмотреть на неё, чтобы случайно не подтвердить тот факт, что невидимые руки его магии сработали.
— Мы уже обыскали здешний север, — сказала Астерина. — Давайте продолжим двигаться на юг - облетим Клыки от начала до конца, прежде чем возвратимся назад.
— Может, их и нет в горах, — возразила Соррель. — Последние десятилетия мы всегда находили их где-то на равнинной местности.
Манона слушала их разговор с абсолютно невозмутимым, отстранённым выражением лица. Как и каждое утро. Взвешивая их слова, слушая ветер, который напевал ей песни.
Седельная сумка Имоджен внезапно упала на землю. Ведьма зашипела, когда ей пришлось спешиться, чтобы поднять и прикрепить её заново. Как долго эти небольшие задержки могут удержать их здесь, он не знал. Но точно не бесконечно.
— Если мы откажемся от полёта через эти горы, — утверждала Астерина, — то станем гораздо более заметны на равнинной местности. И наши враги, и крошанки обнаружат нас, прежде чем их найдём мы.
— Так было бы теплее, — проворчала Соррель. — В Эйлуэ будет намного теплее.
Видимо, даже бессмертные ведьмы со стальным характером могли устать от бесконечного пронизывающего холода.
Но лететь так далеко на юг, в Эйлуэ, когда они были ещё достаточно близко к Морату... Манона, похоже, тоже так считала. Взгляд её глаз обратился в сторону его плаща. В сторону ключей Вэрда под ним, как если бы она чувствовала их пульсирующий шепот, их скольжение по его магии. Только это лежало между Эраваном и его полным владычеством над Эрилеей. Принести их так близко к Морату... Нет, она никогда бы этого не допустила.
Дорин мило улыбался, рука его лежала на эфесе Дамариса, имеющего форму глаза.
— В этом месте нет никаких подсказок о том, куда они направились?
Он знал, что у них не было ни малейшего понятия. Знал это, но все равно ждал их ответа, пытаясь не слишком сильно сжимать эфес Дамариса.
— Нет, — ответила ему Манона с намёком на рычание в голосе.
До сих пор Дамарис не давал ему никаких ответов на вопросы, кроме слабого потепления металла. Он не знал, чего он ожидал: какого-то мощного всплеска силы, или же утвердительного голоса в его голове.
Но только не абсолютно не впечатляющего потепления его эфеса.
Тепло, видимо, означало правду; а холод, вероятно, ложь. Но, по крайней мере, Гэвин сказал правду о мече. Он не должен был сомневаться в этом, учитывая, что Гэвин был весьма почитаемым богом.
Манона, выдерживающая взгляд его глаз с неустанным, хищным вниманием, отдала приказ отправляться. На север.
Прочь от Мората. Дорин открыл рот, пытаясь что-то сказать или сделать, чтобы отложить их отправление. У него не осталось иных вариантов, кроме как сломать виверне крыло..
Ведьмы повернулись к вивернам, в то время как Дорин должен был отправиться с одной из ведьмы Тринадцати на следующий этап этой бесконечной охоты. Но Аброхас взревел, бросившись к Маноне оскалив зубы.
Когда Манона повернулась, магия Дорина поднялась, уже набросившись на невидимого врага.
Из снега позади неё поднялся сильный белый медведь.
Блеснули зубы, и медведь опустил свою массивную лапу. Манона нырнула, увернувшись от удара, а Дорин направил на медведя стену своей магии, состоящей из ветра и льда.
Медведь был откинут назад, он тяжело ударился о лёд. Он поднялся, решив снова атаковать Манону. Только Манону.
Едва эта мысль проскользнула у него в голове, как Дорин направил на медведя невидимые руки, чтобы остановить зверя. Как только медведь столкнулся с его магией, вспыхнул свет, снег полетел во все стороны.
Ему была знакома эта вспышка света. Оборотень.
Однако не Лисандра появилась перед ними, скинув с себя идеальную маскировку в виде медведя.
Нет, то существо, что появилось вместо медведя, было соткано из кошмаров.
Паук. Огромный стигианский паук размером с лошадь и цветом темнее ночи.
Многочисленные глаза паука прищурились и посмотрели в сторону Маноны. Его жвала едва заметно щёлкнули, и он прошипел:
«Черноклювая..»
Стигианский паук каким-то образом её нашел. После всех тех месяцев, после тысяч лиг, которые Манона преодолела по небу, земле и морю, паук, у которого она украла шелк, чтобы укрепить крылья Аброхаса, нашёл её.
Но паук недооценила Тринадцать. Или же мощь короля Адарлана.
Манона достала из ножен Рассекатель Ветра, пока Дорин удерживал паука на месте своей магией. При этом было заметно, что он немного напряжён. Сильнее - с каждым днём он становился всё сильнее и сильнее.
Тринадцать сжали свои ряды, их оружие сверкало на фоне ослепительного солнца и белоснежного снега, виверны за спинами ведьм образовали своего рода стену из своих кожистых шкур и когтей.
Манона на несколько шагов приблизилась к подергивающимся жвалам паука.
— Ты далековато забралась от Руннских гор, сестра.
Паук издал шипящий звук.
— Несмотря на это тебя было не так уж сложно отыскать.
— Ты знакома с этой тварью? — спросила Астерина, сделав шаг к Маноне.
Губы Маноны скривились в злой усмешке.
— Она пожертвовала паучий шелк для крыльев Аброхаса.
Паук зарычал.
— Ты украла мой шелк и смылась с нашего утёса...
— Как так получилось, что ты можешь менять обличье? — спросил Дорин, всё ещё не давая пауку сдвинуться с места. Он приблизился к Маноне с другого её боку, одна его рука лежала на эфесе своего старинного меча. — В легендах об этом не упоминается.
На его лице чёрным по белому было написано любопытство. Она предположила, что белая линия, пересекающая золотистую кожу его горла, была явным доказательством того, что в его жизни были гораздо более худшие события, чем можно было представить. И ещё она предположила, что та или иная связь между ними также была доказательством того, что он не боялся боли или смерти.
Да, это хорошая черта для ведьмы. Но для смертного? Скорее всего, это приведёт его к гибели.
Возможно, это было даже не отсутствием страха, а скорее отсутствием... того качества, которое смертные считают важными для своих душ. Вырванное из его души его же отцом. А затем этим валгским демоном.
Паук возмутился.
— Я забрала два десятилетия жизни у молодого торговца в обмен на мой шелк. Его дар перевоплощения был связан с его жизненной силой — по крайней мере, частично.
Все её глаза вновь прищурились и взглянули на Манону.
— Он охотно заплатил цену.
— Убей её и покончим с этим, — пробормотала Астерина.
Паук отшатнулся настолько, насколько ему позволили это сделать невидимые путы короля.
— Я и понятия не имела, что наши сестры стали такими трусливыми, если теперь им требуется магия, чтобы резать нас, как свиней.
Манона подняла в воздух Рассекатель Ветра, раздумывая, куда между многочисленными глазами паука стоит воткнуть его лезвие.
— Может, проверим, будешь ли ты визжать подобно свинье?
— Трусиха, — выплюнул слово паук. — Отпустите меня, и мы закончим это согласно старым обычаям.