Глава 12
Все. Она бы все отдала ради этого и все бы сделала.
Аэлина лежала в темноте, железная плита была словно беззвездная ночь над головой.
Она проснулась здесь. Находилась здесь... долгое время.
Достаточно долго, чтобы успокоиться. Не волноваться.
Возможно, все это было напрасно. Королева, которая была обещана.
Обещана, чтобы умереть, сдаться, чтобы выполнить долг древней принцессы. Чтобы спасти этот мир.
Она не сможет этого сделать. Она потерпит неудачу, даже если переживет Маэву.
Пережить, чтобы почувствовать себя в роли королевы. Если бы это было реально.
Противостоять Эравану было маловероятно. Так же, как и противостоять Маэве...
Тихие слезы текли под маской.
Это не имело значения. Она не уйдет отсюда. Из этого ящика.
Она никогда больше не почувствует маслянистую теплоту солнца на волосах или поцелуй морского бриза на щеках.
Она не могла перестать плакать, неустанно и беспощадно. Как будто какая-то плотина распахнулась внутри нее, как только она увидела, как кровь течет по лицу Маэвы.
Ей было все равно, видел ли Каирн слезы, ощущал ли их запах.
Пусть он ломает ее, пока не разобьет на осколки. Пусть он делает это снова и снова.
Она не сражалась. Не могла драться.
Дверь со стоном открылась и закрылась. Стальные шаги приближались.
Затем последовал удар по крышке гроба.
— Как тебе еще несколько дней здесь?
Она пожелала, чтобы вокруг нее была темнота.
Каирн приказал Фенрису облегчиться и вернуться. Тишина заполняла комнату.
Затем слабый скрежет. В верхней части ящика. Как будто Каирн скреб по нему кинжалом.
— Я думал, как отплатить тебе, когда я выпущу тебя.
Аэлина отгородилась от его слов. Ничего, кроме пристального взгляда в темноту.
Она так устала. Так устала.
Для Террасена она с радостью сделает это. Все это. За Террасен, она заслужила эту цену.
Она попыталась сделать все правильно. Попробовала и провалилась.
И она была такой, такой уставшей.
«Огненное сердце».
Слова, сказанные шепотом, всплыли сквозь вечную ночь, мерцание звука и света.
«Огненное сердце.»
Голос женщины был мягким, любящим. Голос ее матери.
Аэлина отвернулась. Даже это движение было больше, чем она могла вынести.
«Огненное сердце, почему ты плачешь?».
Аэлина не могла ответить.
«Огненное сердце».
Слова были словно мягкая кисть на щеке.
«Огненное сердце, почему ты плачешь?».
И издалека, глубоко внутри нее, Аэлина прошептала этому лучу памяти.
«Потому что я заблудилась. И я не знаю дороги».
Каирн все еще говорил. Он все еще царапал кинжалом по крышке гроба.
Но Аэлина не слышала его, увидев женщину, лежащую рядом с ней. Зеркало — или отражение ее лица через несколько лет. Должна ли она так долго жить?
Одолженное время. Каждый момент был заимствован.
Эвалина Ашерир нежно погладила ее по щеке. Через маску.
Аэлина могла поклясться, что почувствовала прикосновение к коже.
Ее мама сказала:
«Ты очень храбрая. Ты была храброй слишком долго».
Аэлина не могла остановить тихий всхлип, рвущийся из ее горла.
«Но ты должна быть храброй немного дольше, мое Огненное Сердце.»
Она почувствовала прикосновение матери.
«Ты должна быть храброй немного дольше, и помни... — ее мать прикоснулась невидимой рукой к сердцу Аэлины. — Именно вера в это важна. Независимо от того, где ты находишься, независимо от того, как далеко, она приведет тебя домой».
Аэлина успела поднять руку к груди, чтобы коснуться пальцев матери. Но ее пальцы коснулись только тонкой ткани и железа.
Но Эвалина Ашерир внимательно смотрела на Аэлину, ее взгляд из мягкого стал сильным и блестел, как свежая сталь.
— Вера в это важна, Аэлина.
Пальцы Аэлины впились ей в грудь, когда она пробормотала «вера в это».
Эвалина кивнула.
Опасные угрозы Каирна танцевали сквозь гроб, его нож царапал и царапал.
Лицо Эвалины не дрогнуло.
«Ты моя дочь. Ты родилась от двух могучих родословных. Эта сила течет в тебе. Живет в тебе».
Лицо Эвалины вспыхнуло от ярости женщин, которые были перед ней, вплоть до Королевы Фэйри, чьи глаза у них были.
«Ты не уступишь».
Затем она исчезла, как роса под утренним солнцем.
Но слова остались.
Вспыхнули в Аэлине словно зажженные угольки.
«Ты не уступишь».
Каирн скреб кинжалом по металлу прямо над ее головой.
— Когда на этот раз я буду резать тебя, сука, я собираюсь...
Аэлина ударила рукой по крышке.
Каирн остановился.
Аэлина снова ударила кулаком в крышку. Снова.
«Ты не уступишь.»
Снова.
«Ты не уступишь.»
Снова. Снова.
Пока она не почувствовала себя живой, пока на ее лице не капнула кровь, смывая слезы, пока каждый удар кулаком в железо не превратился в боевой клич.
Ты не уступишь.
Ты не уступишь.
Ты не уступишь.
Ярость поднялась в ней, жгучая и ревущая, и она полностью отдалась ей. Совсем рядом упало дерево. Как будто кто-то пошатнулся. Затем крик.
Аэлина била кулаком по металлу, словно песня, пульсирующей и вздымающейся приливной волны, мчащейся к берегу.
— Принеси мне глориэлу!
Слова ничего не значили. Он был ничем. Всегда был ничем.
Снова и снова она стучала по крышке. Снова и снова эта песня огня и тьмы вспыхивала через нее, из нее, в мир.
«Ты не уступишь».
Что-то зашипело и затрещало поблизости, и дым повалил сквозь крышку.
Но Аэлина продолжала бить. Держась, пока дым не задушил ее, пока этот сладкий запах не унес ее.
И когда она проснулась на алтаре, она увидела, что она сделала с железным гробом.
Верх крышки был деформирован. Выделялся огромный горб, словно металл был тонким.
Как будто она была близка к цели.
...
Рован застыл на темном холме, с которого было видно спящее царство.
Остальные были уже на полпути вниз по склону, вели лошадей по высушенному холму, который проведет их через границу Аккадии, к засушливым равнинам внизу.
Его рука отпустила поводья жеребца.
Он должен был это предвидеть.
Он просмотрел на звездное небо, на дремлющие земли за ним, на Лорда Севера над ним.
Что-то ударило его в сердце. Оборвалось и взревело снова.
Снова и снова, как будто молот бил по наковальне.
Другие бежали к нему.
Эта бушующая, огненная песня прозвучала ближе. Через него.
Через связь мэйтов. Через его душу.
Рев ярости и неповиновения.
Откуда-то снизу, Лоркан выдохнул:
— Рован.
Это было невозможно, совершенно невозможно, и все же...
— Север, — сказал Гавриэль, повернув своего мерина. — Волна пришла с севера.
От Доранеллы.
Маяк среди ночи. Сила, всколыхнувшая мир, как это было в Заливе Черепов.
Она была наполнена звуком, огнем и светом. Как будто она кричала, снова и снова: я жива, я жива, я жива.
А потом тишина. Как будто ее отрезали.
Погасили.
Он отказывался думать почему. Связь мэйтов осталась. Напряжённая до предела, но осталась.
Поэтому он послал по ней слова, с такой же надеждой и яростью и безграничной любовью, с какой он почувствовал ее. Я найду тебя.
Ответа не было. Ничего, кроме жужжащей тьмы, и Лорда Севера, сверкающего высоко, указывая на север. На нее.
Он увидел, что его спутники ждут приказаний.
Он открыл рот, чтобы озвучить их, но остановился. Передумал.
— Нам нужно отвлечь Маэву от Аэлины. — его голос прогрохотал над сонным жужжанием насекомых в травах. — Достаточно надолго, чтобы проникнуть в Доранеллу.
Ибо даже с тремя из них их может быть недостаточно, чтобы взять Маэву.
— Если она услышит, что мы приближаемся, — возразил Лоркан, — Маэва снова спрячет Аэлину, а не встретится с нами. Она не такая глупая.
Но Рован посмотрел на Элиду, леди Перранта широко открыла глаза.
— Я знаю, — сказал он, обдумывая свой план, такой же холодный и безжалостный, как сила в его жилах. — Тогда мы вытащим Маэву другой приманкой.
Глава 13
Паук сказал правду.
Прячась среди ледяных камней зубчатого горного пика, Манона и Тринадцать смотрели в небольшой проход.
В лагерь краснокрылых ведьм, место, подтвержденное Тенями всего час назад.
Манона оглянулась через плечо туда, где Дорин был почти невидим в снегу, а паук стоял в ее простой человеческой форме рядом с ним.
Бездонные глаза существа встретились с ее, сияя торжеством.
Хорошо. Сейрин, или как она там себя называла, могла остаться в живых. Куда это приведет их, она увидит. Ужасы, которые паук упомянул в Морате
Потом.
Манона просмотрела на темное синее небо. Никто из них не спросил, куда Манона улетела на Аброхасе несколько часов назад. И ни одна из ее Тринадцати теперь не спросила, куда она ушла, когда они следили за лагерем своих старых врагов.
— Семьдесят пять, которых мы можем видеть, — пробормотала Астерина, глядя на оживленный лагерь. — Что, черт возьми, они здесь делают?
Манона не знала. Тени не смогли ничего сказать.
Палатки окружали небольшие костры, и каждые несколько мгновений фигуры улетали и прибывали на метлах. Ее сердце гремело в груди.
Крошанки. Другая половина ее наследия.
— Мы двинемся по твоей команде, — сказала Соррель, осторожно подталкивая.
Манона вздрогнула, желая, чтобы снежный ветер помог ей быть холодной, непоколебимой во время нападения. И после этого.
— Никаких когтей или зубов, — приказала Манона Тринадцати. Затем она снова посмотрела через плечо на короля и паука. — Вы можете остаться здесь, если хотите.
Дорин одарил ее ленивой улыбкой.
— И пропустить все веселье? — тем не менее она заметила блеск в его глазах — понимание, которое, возможно, только он мог понять. То, что она собиралась противостоять не врагу, а, возможно, людям. Он слабо кивнул. — Мы все идем.
Манона только кивнула и встала. Тринадцать стояли рядом с ней.
Через несколько минут раздались крики.
Но Манона держала руки в воздухе, когда Аброхас приземлился на краю лагеря Крошанок, Тринадцать и их драконы позади нее, Веста, несущая как Дорина, так и паука.
Копья и стрелы и мечи были направлены на них.
Темноволосая ведьма прошла мимо вооруженной линии фронта, с тонким лезвием в руке, смотря на Манону.
Крошанки. Ее люди.
Теперь — сейчас самое время сказать речь, которую она запланировала. Чтобы освободить те слова, которые она держала в себе.
Астерина молча повернулась к ней.
Но губы Маноны не двигались.
Темноволосая не спускала своих карих глаз с Маноны. Над одним плечом блестел полированный деревянный посох. Не посох — метла. За красным плащом ведьмы мерцали золотые веточки.
Высокий титул, только он позволяет носить такие тонкие крепления. Большинство Крошанок использовали более простые металлы, самые бедные просто веревки.
— Какие интересные замены твоих железных метел, — сказала Крошанка. Остальные были такими же каменными, как и Тринадцать. Ведьма взглянула на то место, где Дорин сидел на верху с Вестой, вероятно, следя за всем. — И интересная компания, с которой ты прилетела. — уголки губ ведьмы слегка скривились. — До тех пор, пока вам не станет жаль делиться, Железнозубые.
Из груди Астерины вырвался рык.
Но ведьма узнала ее — или, по крайней мере, откуда она. Крошанка принюхалась к паутине. Глаза ее закрылись.
— Действительно интересная компания.
— Мы не навредим вам, — наконец сказала Манона.
Ведьма фыркнула.
— Никаких угроз от Белого Демона?
Значит, она знала. Кто была Манона, кем они были.
— Или слухи верны? Что ты поругалась с бабушкой? — ведьма нагло осматривала Манону с головы до ног. Более смелый взгляд, чем Манона обычно позволяла ее врагам. — Слухи также утверждают, что ты была убита от ее руки, но ты здесь. Здорова и снова охотишься на нас. Возможно, слухи о твоем побеге тоже не верны.
— Она отделилась от бабушки, — сказал Дорин, сползая с дракона Весты и направившись к Аброхасу. Крошанки напряглись, но не двинулись в атаку. — Я вытащил ее из моря несколько месяцев назад, когда она лежала на пороге Смерти. Видел железные осколки, которые мои друзья удалили из ее живота.
Темные брови Крошанки поднялись, увидев прекрасного, хорошо говорившего мужчину. Возможно, заметив силу, которая исходила от него, — и ключи, которые он носил.
— А кто, собственно, ты?
Дорин одарил ведьму одной из очаровательнейших улыбок и поклонился.
— Дорин Хавильярд, к вашим услугам.
— Король, — пробормотала одна из крошанок около дракона.
Дорин подмигнул.
— Да, это тоже я.
Однако глава ковена посмотрела сначала на него, потом на Манону. На паука.
— Похоже, это кое-что объясняет».
Рука Маноны схватила Рассекатель Ветра на спине.
Но Дорин сказал:
— Мы ищем вас уже два месяца. — крошанки снова напряглись. — Не для насилия или развлечений, — уточнил он, слова сладко текли из его рта. — Мы могли бы обсудить разногласия между нашими народами.
Крошанки двинулись, сапоги хрустнули в ледяном снегу.
Лидер ковена спросила:
— Между Адарланом и нами, или между Железнозубыми и нашими людьми?
Манона, наконец, соскользнула с Аброхаса, и с тревогой посмотрела на их сверкающее оружие.
— Все мы, — сказала Манона твердо. Она кивнула на драконов. — Они не причинят вам вреда. — если она не прикажет им. Тогда головы Крошанок будут оторваны от их тел, прежде чем они смогут достать свои мечи. — Вы можете сдаться.
Одна из крошанок рассмеялась.
— Ты думаешь мы дураки, чтобы доверять тебе? Думаю, нет.
Лидер ковена бросила свирепый взгляд на темноволосую стражницу, которая говорила, симпатичная, полноватая ведьма. Ведьма пожала плечами, вздыхая.
Лидер ковена повернулась к Маноне.
— Мы будем стоять здесь, как нам и приказано.
— Кем?
Дорин осмотрел их ряды.
Теперь настало время Маноны сказать, кто она, кем она была. Объявить, почему она действительно пришла.
Лидер ковена указала вглубь лагеря
— Ей. Копирование материала СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО. Стеклянный трон // Двор шипов и роз © 2016-2018 Переводчики: Алёна Рутова, Саша Тарасова, Наталья Ерина, Алианна Диккерсон, Ирина Бейн, Аллочка Потанина, Анна Емелькина; Редакторы: Алианна Диккерсон, Аня Азарова, Наталья Ерина, Liana O`neil; Специально для группы vk.com/throneofglass
...
Даже издалека Дорин восхищался метлами, на которых Крошанки сидели верхом, взмывая в небо. Но теперь, окруженный ими... Не мифы. А воины. Они слишком сильно хотели покончить с ними.
Кровавые накидки были повсюду, резко выделяясь на снегу и на фоне серых вершин. Здесь были молодые и красивые ведьмы, было столько же ведьм среднего возраста и были даже пожилые ведьмы. Сколько им было лет раз они так высохли, Дорин не знал... Он не сомневался, что они могут убить его с легкостью.
Лидер ковена указала на аккуратные ряды палаток, и собравшиеся воины расступились, стена из метел и оружия сияла в умирающем свете.
— Итак, — сказал старый голос, когда ряды отступили, чтобы показать того, на кого указала Крошанка. Еще не сморщенная от возраста, но с белыми волосами. Ее голубые глаза, однако, были ясны как горное озеро. — Охотники теперь охотятся.
Древняя ведьма остановилась у края своих воинов, глядя на Манону. На лице ведьмы была доброта, заметил Дорин — и мудрость. И что-то, напоминавшее печаль. Это не помешало ему положить руку на рукоять Дамариса, как будто он небрежно отдыхал.
— Мы искали вас, чтобы поговорить. — холодный, спокойный голос Маноны раздался над скалами. — Мы имеем в виду, что не навредим вам.
Дамарис согрелся от правды в ее словах.
— На этот раз, — пробормотала каштановолосая ведьма, которая говорила раньше. Лидер ее ковена предупредил ее.
— Кто ты на самом деле? — вместо ответа Манона спросила старуху. — Ты лидер этого ковена?
— Я Гленнис. Моя семья служила Крошанской королевской семье, задолго до того, как город пал. — глаза древней ведьмы наткнулись на полосу красной ткани, связывающую косы Маноны. — Тогда Рианнон тебя нашла.
Дорин слышал, когда Манона объявила Тринадцати правду о своем наследии, и ее бабушка попросила ее убить в Омеге.
Манона держала подбородок, даже когда ее золотые глаза вспыхнули.
— Рианнон не выбралась из Ферианской впадины.
— Сука, — прорычала ведьма, другие повторили.
Манона проигнорировала это и спросила древнею Крошанку:
— Знала? Ты знала ее?
Ведьмы замолчали.
Старуха склонила голову, и эта печаль снова наполнила ее глаза. Дорину не нужно было почувствовать теплоту Дамариса, чтобы узнать, что ее следующие слова были правдой.
— Я была ее прабабушкой. — даже ветер успокоился. — Как и твоей.
Глава 14
Крошанки отступили, по приказу так называемой прабабушки Маноны. Гленнис.
Она спросила, как, какая у нее родословная, но Гленнис лишь подозвала Манону следовать за ней в лагерь.
По крайней мере, две дюжины других ведьм позаботились о ямах с огнем, разбросанных среди белых палаток, все они останавливали свою различную работу, когда Манона проходила мимо. Она никогда не видела, как Крошанки занимались своими домашними делами, но вот они: некоторые заботились о кострах, некоторые тащили ведра воды, некоторые следили за тяжелыми котлами того, что пахло тушеным горным козлом, приправленным сушеными травами.
Слова не звучали в ее голове, когда она проходила мимо рядов ощетинившихся Крошанок.
Тринадцать тоже не пытались говорить. Но Дорин делал это.
Король шагал рядом с ней, его тело было стеной твердого тепла, он тихо спросил:
— Ты знала, что у тебя есть родственники среди живых Крошанок?
—Нет. — ее бабушка не упоминала об этом в своих последних насмешках.
Манона усомнилась, что этот лагерь был постоянным местом Крошанок. Они были бы глупы, если бы открыли это ей. Тем не менее, Сейрин каким-то образом обнаружила их.
Возможно, отследив запах Маноны, его части, которая указывала на родство с Крошанками.
...
Паук теперь шел между Астериной и Соррель, а Дорин все еще не показывал никакого напряжения, держа её частично связанной, хотя держал руку на рукояти меча.
Манона бросила на него острый взгляд.
— Как ты будешь вести игру? — пробормотал Дорин. — Ты хочешь, чтобы я молчал или был рядом с тобой?
— Астерина моя Вторая.
— И кто же я тогда такой? — плавный вопрос провел рукой по ее спине, как будто он ласкал ее своими невидимыми руками.
— Ты король Адарлана.
— Тогда я буду участвовать в обсуждении?
— Если тебе этого захочется.
Она почувствовала его раздражение и скрыла ухмылку.
Голос Дорина звучал, как приглушенное мурлыканье.
— Знаешь, что мне хочется сделать?
Она повернула голову, чтобы недоверчиво посмотреть на него. И король ухмыльнулся.
— Ты выглядишь так, как будто собираешься сбежать, — сказал он, улыбаясь. — Это задаст неправильный тон.
Он пытался разозлить ее, отвлечь, чтобы ослабить железную хватку.
— Они знают, кто ты такая. — продолжил Дорин. — Докажи, что с этим покончено. Примут ли они тебя, вот что важно. — ее прабабушка, должно быть, происходила из не королевской части ее родословной. — Они не похожи на ведьм, которых победит жестокость.
Он и половины из этого не знал.
— Ты собираешься дать мне совет?
— Считай это советом, от одного монарха другому.
Несмотря на то, кто шел впереди них, за ними, Манона слегка улыбнулась.
Он удивил ее еще больше, сказав:
— Я проложил туннель силы,как только мы появились. Одно неверное движение, и я разнесу их в пух и прах.
Дрожь пробежала по ее спине от холодного насилия в его голосе.
— Они нужны нам как союзники.
Все, что она должна была сделать сегодня вечером, это договориться об этом.
— Тогда будем надеяться, что до этого не дойдет, ведьмочка.
Манона открыла рот, чтобы ответить.
Но звук рога, пронзительный и предупреждающий, пронесся сквозь нисходящую ночь.
И стук мощных кожистых крыльев эхом пронесся сквозь звезды.
Лагерь был в действии, раздавались крики разведчиц, которые забили тревогу.
Тринадцать сомкнулись в ряд вокруг Маноны, оружие наготове.
Железнозубые нашли их.
Гораздо раньше, чем планировала Манона.
...
Дорин не знал, как патруль Железнозубых нашел их. Он полагал, что огонь был основной причиной.
Дорин объединил свою магию, и двадцать шесть массивных фигур пронеслись по лагерю.
Желтоногие. Два шабаша.
Старуха, представившаяся прабабушкой Маноны, начала выкрикивать команды, и Крошанки повиновались, прыгая в темное небо на своих метлах, с обнаженными луками или мечами.
Не было времени задаваться вопросом, как они были найдены, действительно ли паук заложил ловушку. Конечно, не тогда, когда раздался голос Маноны, приказывающий Тринадцати занять оборонительные позиции.
Быстрые, как тени, они помчались туда, где оставили виверн, сверкая железными зубами.
Дорин подождал, пока Крошанки дадут ему место, чтобы он мог дать свободу своей магии. Копья льда, чтобы пробить незащищенную грудь врагов или прорвать их крылья.
Половина мысли заставила его ослабить связь с Сейрин, хотя и не освободила ее от силы, которая удерживала ее от нападения. Он просто дал ей достаточно пространства, чтобы переместиться, чтобы защитить себя. Вспышка на другой стороне лагеря сказала ему, что она сделала это.
Допрос будет позже.
Манона и тринадцать достигли виверн и были в воздухе в течение мгновения, вливаясь в хаос, воцарившийся в воздухе.
Крошанки были такие маленькие, такие ужасно маленькие, по отношению к массе виверн. Даже на своих метлах.
И пока они кружили вокруг двух шабашей Железнозубых, стреляя из луков и размахивая мечами, Дорин не мог сделать четкий выстрел. Не с Крошанками, шныряющими вокруг зверей, слишком быстро, чтобы он мог отследить их. Некоторые виверны ревели и падали с небес, но многие оставались в воздухе.
Гленнис выкрикивала приказы с земли, большой лук в ее морщинистых руках был направлен вверх.
Виверна пролетела над головой, так низко ее шипастый ядовитый хвост прорывался через палатку за палаткой.
Гленнис позволила своей стреле полететь за ней, и Дорин повторил ее удар своим собственным.
Копье из твердого льда, торчащее из раненой пестрой груди.
И стрела, и ледяное копье попали в цель, и черная кровь полилась вниз, прежде чем виверна и всадник врезались в вершину и перевернулись через скалу.
Гленнис усмехнулась, ее стареющее лицо светилось.
—Я ударила первой. — она вытащила еще одну стрелу. Такая легкость, даже перед лицом засады.
— Вот бы ты была моей прабабушкой, — пробормотал Дорин и приготовился к следующему удару. Он должен быть осторожен, Тринадцать выглядят так же, как Желтоногие снизу.
Но Тринадцать не нуждались ни в его осторожности, ни в его помощи.
Они врезались в ряды Желтоногих, разбивая их на части, разбрасывая их.
Желтоногие, возможно, и имели преимущество внезапности, но Тринадцать были мастерами войны.
Крошанки падали с неба, когда они были поражены жестокими шипастыми хвостами. Некоторые даже не кувыркались, столкнувшись лицом к лицу с огромными пастями, и больше не появлялись.
—Убирайтесь отсюда! — крик Маноны перешел все границы. — Образуйте линии низко над землей!
Не приказ Тринадцати, а Крошанкам.
Гленнис крикнула, какая-то магия, без сомнения, усилила ее голос.
— Следуйте ее приказу!
Так просто, Крошанки спустились, образуя твердый блок в воздухе над палатками.
Они наблюдали, как Абрахос разорвал горло самца вдвое больше его, и Манона выстрелила стрелой в лицо всадницы. Наблюдали, как зеленоглазые близняшки-демоны окружили трех виверн между ними и отправили их врезаться о склоны гор. Наблюдали, как синяя самка Астерины вырвала всадницу из седла, а затем вырвала часть позвоночника из виверны под ней.
Каждая из Тринадцати отмечала цель ударом через собравшихся атакующих.
У Желтоногих не было такой организованности.
Часовые Желтоногих, которые пытались прорваться сквозь Тринадцать и напасть на Крошанок ниже, налетели на стену стрел, встречающую их.
Виверны могли выжить, но не всадницы.
И с помощью нескольких осторожных маневров, безмозглые звери оказались с перерезанными горлами, кровь была повсюду, когда они врезались в близлежащие вершины.
Жалость смешалась со страхом и яростью в сердце.
Сколько бы этих зверей были, как Аброхас, если бы у них были хорошие всадницы, которые их любили?
Было удивительно трудно выпустить его магию на виверну, которая сумела проплыть над головой, нацелившись прямо на Гленнис, с еще одной виверной на хвосте.
Он сделал это легкой смертью, сломав шею зверя взрывом своей силы, который оставил его задыхающимся.
Он взмахнул своей магией в сторону второй атакующей виверны, предложив ей тот же быстрый конец, но не увидел третьей и четвертой, которые теперь врезались в лагерь, разрушая палатки и щелкая челюстями на чем-либо на своем пути. Крошанки падали, крича.
Но потом Манона оказалась там, Аброхас летел тяжело и быстро, и она отрубила голову ближайшей всаднице. Страж Желтоногих все еще носила выражение шока на ее лице, когда ее голова отлетела.
Магия Дорина исчезла.
Отрубленная голова ударилась о землю рядом с ним и покатилась.
Мелькнула комната, красный мрамор, запятнанный кровью, стук головы о камень, единственный звук за пределами его крика.
«Я не должна была любить тебя».
Голова Желтоногой остановилась возле его ботинок, голубая кровь хлынула на снег и грязь.
Он не слышал, ему было все равно, что четвертая виверна полетела к нему.
Манона проревела его имя, и стрелы Крошанок атаковали.
Глаза Желтоногой не видели никого и ничего.
Зияющая пасть открылась перед ним, широко раскрыв челюсти.
Манона снова выкрикнула его имя, но он не мог пошевелиться.
Виверна наклонилась вниз, и тьма широко распахнулась перед ним, когда челюсти сомкнулись вокруг него.
И тогда Дорин позволил своей магии освободиться от оков.
Одно сердцебиение, виверна проглотила его целиком, ее прогорклое дыхание испачкало воздух.
В следующий момент зверь лежал на земле, он лежал дымящимся трупом.
Дымящимся, от того, что он с ним сделал.
Не из-за дракона, а из-за того, что произошло внутри Дорина.
Тело, которое он превратил в твердое пламя, такое горячее, что челюсти виверны расплавились в ее горле, и он прошел сквозь пасть зверя, как будто это была всего лишь паутина.
Желтоногая всадница, которая выжила в аварии, вытащила свой меч, но слишком поздно. Гленнис прострелила ей горло.
Наступило молчание. Даже битва наверху затихла.
Тринадцать приземлились, забрызганные синей и черной кровью. Их кровь так отличалась от красной кровь Сорши, от его собственной крови.
Железные руки сжали его плечи, и золотые глаза впились в его собственные.
— Ты ненормальный?
Он только взглянул на голову Желтоногой ведьмы, все еще валяющуюся у его ног. Взгляд Маноны повернулся к ней. Ее губы сжались, потом она отпустила его и подошла к Гленнис.
— Я пошлю своих теней, чтобы они отыскали других.
— Есть выжившие враги? — Гленнис оглядела пустое небо. Вероятно, его магия удивила их, шокировала их, ни Гленнис, ни Крошанки непоспешили позаботиться о своих раненых.
— Все мертвы, — сказала Манона.
Но темноволосая Крошанка, которая первая встретила их, оскалилась на Манону с обнаженным мечом.
— Вы сделали это.
Дорин схватил Дамарис, но не сделал ни единого движения, чтобы вытащить его. Нет, пока Манона не отступила.
— Спасли ваши задницы? Да, я бы сказала, что мы это сделали.
Ведьма закипела.
— Вы привели их сюда.
— Бронвен, — предупредила Гленнис, вытирая голубую кровь с лица.
Молодая ведьма, Бронвен, ощетинилась.
— Вы думаете, это просто совпадение, что они прибывают, а затем на нас нападают?
— Они сражались с нами, а не против нас, — сказала Гленнис. Она повернулась к Маноне. — Клянешься ли ты в этом?
Золотые глаза Маноны светились в свете костра.
— Клянусь. Я не приводила их сюда.
Гленнис кивнула, но Дорин уставился на Манону.
Дамарис стал наощупь как лед. Холодная золотая рукоять впилась в его кожу.
Гленнис, довольная ответом, снова кивнула.
— Тогда поговорим позже.
Бронвен плюнула на окровавленную землю и ушла прочь.
Ложь. Манона солгала.
Она нахмурилась, но Дорин отвернулся. Пусть знание поселится в нем. То, что она сделала.
Так началась череда приказов и движений, собирающих раненых и погибших. Дорин помогал, как мог, исцеляя тех, кто в этом больше всего нуждался. Открытые, зияющие раны, из которых вытекала голубая кровь на его руки.
Тепло этой крови не достигало его.
Глава 15, часть 1
Она была лгуньей и убийцей, и, вероятно, должна была быть такой и до этого.
Но Манона не сожалела о том, что сделала. В ней не было места для сожалений. Не со временем, давящим на них, не с таким большим количеством лежащего на их плечах.
В течение долгих часов, пока они занимались починкой лагеря и исцелением Крошанок, Манона наблюдала за морозным небом.
Восемь погибших. Могло бы быть и хуже. Намного хуже. Мысль о том, что она лишила жизни тех восьми Крошанок достигла ее, она узнает их имена, чтобы не забыть их.
Манона провела долгую ночь, помогая Тринадцати тащить павших виверн и всадниц Железнозубых к другому хребту. Земля была слишком твердой, чтобы закопать их, и погребальные костры были слишком легко заметны, поэтому они выбрали снег. Она не посмела просить Дорина использовать его силу, чтобы помочь им.
Она видела этот взгляд в его глазах. Как будто он знал.
Манона бросила неподвижное Желтоногое тело, губы стража уже посинели, ледяные корочки в ее светлых волосах. Астерина потянула всадницу за сапоги, а затем отложила ведьму с небольшими фанфарами.
Но Манона уставилась на их мертвые лица. Она пожертвовала ими тоже.
Обе стороны этого конфликта. Обе ее кровные линии.
Все истекут кровью, слишком многие умрут.
Гленнис была рада им? Возможно, но другие Крошанки не казались слишком склонными к этому.
И факт оставался фактом, что у них не было времени, чтобы тратить его на хождения вокруг да около. Поэтому она выбрала единственный метод, который знала: сражение. В тот день она взлетела самостоятельно туда, где, как она знала, неподалеку будут патрулировать Железнозубые, и ждала, пока великий северный ветер не унесет ее запах на юг. А потом выждала свое время.
— Ты их знаешь? — спросила Астерина, когда Манона продолжила смотреть на тело павшего стража. Виверны использовали свои крылья, чтобы смахнуть огромные снежные заносы над трупами.
— Нет. — сказала Манона. — Я не знала их.