* * *
Оперативник Плешакова старший лейтенант Коник честно делал свою работу. Сегодня с утра он тенью следовал за Каролиной Соловьевой от самого ее дома. Поскольку он был в списке на проход на предприятие, составленном вчера Плешаковым, то он продолжил за ней слежку и на территории «Роснанотеха». В 08:13 она вошла в приемную Леонида Ефременко. Коник сел на стоявший в коридоре диван и стал ждать. В 08:29 ему позвонили и передали приказ Плешакова следить еще и за вторым объектом – Марком Спурлоком, который тут же и появился в его поле зрения и в сопровождении секретарши тоже вошел в приемную. В 08:45 Спурлок вышел из приемной. Вместе с ним Коник спустился на лифте на первый этаж, вышел за ним на улицу и закурил, ожидая, когда Спурлок торопливо войдет в здание проходной. Сразу после этого он бросил сигарету и быстро пошел обратно к лифту, чтобы подняться и продолжить наблюдение за Соловьевой. По пути он сделал короткий звонок оперативнику, снаружи следившему за машиной Спурлока.
– Встречайте, объект вошел в проходную.
– Понял.
* * *
Как только Марк вошел в проходную, он спинным мозгом почувствовал, что делает что‑то не то. Да, почему‑то он чувствовал это именно спиной, наверное, это было то самое «шестое» чувство, которое иногда возникает в моменты сильного душевного возбуждения. Марк замедлил шаг и почти остановился. Навстречу ему сплошным потоком шли сотрудники «Роснанотеха», рабочий день здесь начинался в 9:00. «Машина…. Нельзя идти к машине!» – озарило его. Еще сегодня утром он думал, что если Плешаков организовал за ним слежку, то проще всего было следить именно за его машиной, установив в нее какое‑нибудь GPS‑навигационное устройство, которое бы передавало сыщикам ее координаты. «Если за его машиной уже следили, то нельзя даже выходить за проходную», – была следующая ужасная мысль, потому что оставаться на территории «Роснанотеха» тоже было нельзя. «Я в ловушке, мышеловка захлопнулась! Думай Марк, думай!»
|
|
И он придумал. «Почему секретарша спросила меня, на какой я проходной? Значит, должна быть еще одна проходная!» Он развернулся и пошел назад, охранники не обратили на него внимания, сосредоточившись на толпе входящих людей. Выйдя из здания проходной, Марк быстро понял, куда ему идти – плотный поток спешащих на работу людей тек и с другой стороны административного здания. У входа в здание он сливался с потоком из проходной, из которой он только что вышел. Идя навстречу второму потоку, Марк быстро нашел еще одну проходную. Но выпустят ли его там? Марк не знал здешних правил. Возможно, что посетители должны были выходить только через ту проходную, через которую входили. Кроме того, у него не было сопровождающего, а секретарша наверняка договорилась о его выходе с охранниками первой проходной. Выбора, однако, не было. Интуиция подсказала Марку, что сейчас надо прикинуться «шлангом». Он постарался придать своему лицу как можно более тупое выражение, вошел в проходную, приложил смарт‑карту к считывателю турникета. Разрешающая проход зеленая стрелка не загоралась. Марк вопросительно взглянул на стоящего рядом охранника, тот взял его пропуск.
– Где сопровождающий? – спросил охранник.
– Секретарша Леонида Ефременко звонила вам на проходную и договорилась, что меня выпустят без сопровождения, – недовольно ответил Марк.
|
|
– Паспорт.
Марк дал свой паспорт, охранник отошел к местному телефону и начал кому‑то звонить, диктуя паспортные данные Марка. Опять потянулись томительные минуты ожидания, только огромным усилием воли Марку удавалось сохранять спокойствие на своем лице. Наконец охранник вернулся и отдал Марку его паспорт.
– Проходите, – охранник сам приложил его смарт‑карту к считывателю.
Загорелась зеленая стрелка, Марк прошел турникет и вышел на улицу. «Видимо, начальник смены, с которым договорилась секретарша, был общий для охраны обеих проходных. Возможно, что я теперь оторвался от слежки, если она, конечно, велась», – подумал Марк. А куда теперь идти? Идти было некуда. В любом случае тело Ефременко будет вот‑вот обнаружено, и на поиски Марка будут брошены все силы местной полиции и оперативников Плешакова. Надо было срочно уезжать куда‑нибудь подальше. Он решил добраться до Москвы, там найти спокойное место и обдумать, что ему делать дальше. Марк включил GPS‑навигацию на своем телефоне. Недалеко он обнаружил железнодорожную станцию, мимо которой утром проезжал на машине. «А если я не успею уехать прежде, чем на меня объявят облаву на платформе? А если облава будет в самом поезде?» – подумал он. Нет, ехать из Дубны на поезде было слишком опасно. Не менее опасно было ехать и на попутной машине – не успеет он уехать достаточно далеко, как будет введен план «Перехват» и полиция начнет проверять пассажиров всех машин. Нет, ни автомобиль, ни поезд в качестве транспорта из Дубны в Москву для него больше не годились. Он еще раз внимательно осмотрел окрестности Дубны на карте своего телефона и придумал доехать на попутке до местечка Савелово, а оттуда добраться до Москвы уже на электричке, которая шла мимо Дубны через Дмитров. «В этой электричке меня вряд ли будут искать», – подумал он. Время очень сильно поджимало, но сначала надо было сделать еще одно дело. Марк снова вошел в проходную и снял со своей дебетовой карты VISA в стоявшем там банкомате банка «Озарение» 95 тысяч рублей. Больше на карте денег не было. Сразу после этого он вышел на дорогу и стал голосовать автостопом. Машин было мало, и никто не останавливался. Наконец притормозил какой‑то пенсионер на старенькой «Мазде».
|
|
– В Cавелово поедем? – спросил Марк.
– Сколько?
– Тысяча, – предложил Марк.
– Садись.
Сев в машину, Марк снял крышку со своего телефона, там, в небольной нише между крышкой и аккумуляторной батареей, у него хранилась завернутая в бумажку, чтобы не болталась, вторая, нью‑йоркская sim‑карта, которую он использовал в Америке. В России она тоже работала, но роуминг был слишком дорогим, дешевле было использовать местную карту. Однако сейчас выбирать не приходилось, надо было заметать следы. Марк поменял местами sim‑карты, а телефон все равно на всякий случай выключил. Теперь он должен беречь и его заряд тоже. Оставалось только надеяться, что, когда при обыске оперативники изымали у него телефон, они не снимали с него заднюю крышку, в этом случае они не знают его американского номера и не смогут определить местоположение Марка по сотам мобильной связи, если, конечно, Марк будет кому‑то звонить. Старая «Мазда» объехала забор «Роснанотеха» и проехала мимо первой проходной, Марк с тоской проводил глазами свою стоявшую на парковке синюю Subaru Impreza. Так же ему придется проститься и со своей съемной московской квартирой, и с родителями, и с друзьями… Ему опять стало страшно, он бежал в никуда.
Время было 09:05. В этот момент секретарша обнаружила труп Ефременко.
* * *
Услышав из коридора отчаянные крики секретарши, старший лейтенант Коник ворвался в кабинет Ефременко. Обстановку оценил мгновенно, вывел ревущую женщину за дверь, предъявил удостоверение и попросил ни кого в кабинет не пускать. Самое поганое было то, что Каролины Соловьевой в кабинете не оказалось. Выходит, он зря ждал ее почти целый час в коридоре? Он упустил подозреваемую! Коник бросился обыскивать кабинет и за атласной занавеской обнаружил еще одну дверь! Она была заперта системой контроля доступа. Коник выбежал в приемную.
– Куда ведет вторая дверь из кабинета?
– В комнату отдыха Ефременко, – всхлипывая, ответила толстая секретарша.
– Откройте!
– У меня нет доступа, – плакала секретарша, – доступ только у Ефременко и охраны.
– Вызывайте сюда начальника охраны, – распорядился Коник. «Ушла Соловьева, – с отчаянием думал он, – и давно ушла!» Он набрал номер Плешакова, который уже был на пути к Дубне, выслушал о себе много лестных слов, получил команду никого не пускать в кабинет до прибытия опергруппы. Сыскная машина закрутилась, точнее, только начала приходить в движение. Действительно, Плешаков запустил план «Перехват», приказал досматривать все машины, автобусы, электрички и плавсредства из Дубны. Но сколько надо времени от момента принятия решения об этом до реального начала операции? Сначала надо получить разрешение на это у своего руководства, поставить задачу местному отделению полиции, определить территорию поиска, обеспечить местную полицию фотографиями или хотя бы словесным портретом подозреваемых, желательно с особыми приметами. Потом начальство местной полиции ставит задачу своим подчиненным, тем надо время, чтобы прибыть на место исполнения задания, например на железнодорожную станцию, и так далее. В общем, механизм инерционный, хотя дубнинские спецслужбы и сработали на удивление быстро – в 09:30 Марка и Каролину искали уже повсюду. Марк в это время покупал билет на электричку от Савелово до Москвы, в Савелово никого не искали.
* * *
Опасаясь ехать до самого Савеловского вокзала, Марк вышел на платформе «Тимирязевская», далее, заметая следы, опять автостопом доехал до площади трех вокзалов. Здесь он без труда нашел бабушек, держащих в руках картонки с объявлениями: «Квартира на день», «Квартира на час». Такой вот ненавязчивый сервис для влюбленных, транзитных пассажиров и полукриминальных элементов. Для Марка этот сервис сейчас имел принципиальное преимущество – для поселения не требовался паспорт, просто плати вперед и живи, покуда заплатил. Паспорт у него с собой был, но следствие могло его легко обнаружить, если бы он официально снял номер в гостинице. Марк арендовал однокомнатную квартиру на два дня, стоила она, как номер в отеле Sheraton. Вместе с бабушкой он двинулся к своему временному пристанищу, по пути зашел в магазин и купил продуктов на ужин. Бабушка терпеливо его ждала – а куда спешить пенсионерке?
Квартира была недалеко от Комсомольской площади, на пятом этаже старого пятиэтажного дома на Каланчевской улице, вероятно, скоро он должен был пойти под снос. Грязь в подъезде была невообразимая. Марк подумал, что тут, вероятно, и вовсе нет постоянных жильцов. Наверное, всех их уже переселили в новые дома, а пока дом еще не снесли, предприимчивые «бабушки» врезали в двери свои замки, сдают квартиры и делают потихоньку свой бизнес. Вряд ли в стороне остались и местные чиновники, которым «бабушки» могут отстегивать откаты за задержку сноса и отключения водопровода и электричества. В общем, ни сам дом, ни окружающий его район совсем не понравились Марку, пахло все это каким‑то криминалом. «Вечером тут лучше не гулять», – подумал он. Но что ему оставалось делать? Теперь он и сам был вне закона, надо было привыкать к резкому падению уровня жизни.
Бабушка отворила дверь квартиры на пятом этаже. Обстановка была конечно самой простой, но все‑таки было чисто. В комнате стояла двуспальная кровать с чистым комплектом белья. В совмещенном санузле было мыло и два полотенца. Вода была и холодная, и горячая. На кухне газовая плита, на которой лежала коробка спичек, стол, табуретки и буфет с посудой и столовыми приборами. На этом местный сервис и заканчивался. Марк заплатил бабушке наличными за двое суток до 12 часов дня пятницы, она оставила ему ключ.
– Если съедете раньше, то оставьте ключ на кухонном столе и просто захлопните дверь, – сказала она ему и подалась восвояси.
Шел уже четвертый час дня. Марк приготовил себе нехитрый обед, поел и пошел в комнату. Линолеум в коридоре действительно оказался настолько скользким, что он чуть не упал. Он застелил постель, лег и стал думать, что делать.
Да, он заработал тайм‑аут, но что делать дальше, было по‑прежнему не понятно. Плешаков, наверное, уже объявляет его в международный розыск. В этом случае ждать помощи от его руководства и американского консульства не приходится – они могут только предоставить и в лучшем случае оплатить адвокатов. Но что могут сделать эти адвокаты? Ничего. Улики против него слишком явные. Он находился рядом с двумя убитыми учеными и, конечно, мог их убить. Правда, он застал Ефременко уже убитым, но свидетелей этого не было, а секретарше ему пришлось соврать, что он разговаривал с Ефременко, и сделал он это для того, чтобы сейчас находиться здесь, все‑таки на свободе, а не в тюрьме. Получается, что кроме него никто убить Ефременко и не мог. То, что Марк убил и Сафиуллина, Плешаков тоже легко докажет, предъявив суду заключение экспертизы, что в подброшенном им же самим в бардачок машины Марка пузырьке находится яд, идентичный тому, которым отравили Сафиуллина. При таких доводах обвинения любой суд вынесет Марку пожизненный приговор. Неужели он больше никогда не увидит мать, отца и братьев? Что они будут думать о нем? Что Марк дважды убийца? Пока у него есть телефон и ноутбук, он может им хотя бы позвонить. Только не сейчас. Сейчас он не готов к такому разговору. Наличных денег для проживания в этой квартире у него хватит всего дней на пять. Конечно, основные свои сбережения он хранил не на карточном счете, а на депозите в банке, но сейчас прийти в банк со своим паспортом и снять деньги со своего счета, было сопряжено с огромным риском ареста. Банкоматами ему тоже пользоваться было больше нельзя. Марк был уверен, что теперь все его банковские счета уже находятся под «колпаком» у ФСБ, для него это была мышеловка. Что он будет делать, когда кончатся наличные деньги? Он не знал ответа и боялся его искать. Марк то вставал и ходил взад‑вперед по комнате, то опять ложился. Снова и снова он обдумывал свое положение, и чем дольше он думал, тем безвыходней оно ему казалось. Крайне тяжелые для Марка последние дни и ночи дали о себе знать: когда в очередной раз он лег на кровать, то незаметно для себя заснул.
* * *
Марку снилась Америка и его одноклассники в школе Питсбурга, на перемене он играл с ними в баскетбол. И вдруг раздался звонок на урок. Звонок проникал в самый его мозг, Марк открыл глаза и инстинктивно соскочил с постели. Он так крепко спал, что, оказавшись на ногах, сначала даже не мог понять, где он оказался, но память, конечно, сразу вернула его к печальной действительности. Лучше бы она этого не делала, во сне ему было гораздо лучше, чем наяву. К сожалению, это был не звонок на урок, это был требовательный звонок в дверь, который продолжал буравить его мозг. Марк уснул прямо в одежде, поэтому одеваться ему не пришлось. На улице было уже темно, выяснять который час времени не было. В коридоре он поскользнулся и упал, ударившись головой о стену. «Чертов линолеум! Почему он здесь такой скользкий?» – с горечью подумал он. Встав, он подошел к двери, глазка у нее не было. Уже наученный горьким опытом, когда в своей квартире позавчера открыл дверь бригаде Плешакова, даже не спросив «Кто там?», сейчас он решил не рисковать.
– Кто там?
– Я ваш сосед снизу, вы меня заливаете, откройте, я помогу вам перекрыть воду.
– Минуточку подождите, пожалуйста, – ответил Марк и, еще полусонный, пошел посмотреть, что протекло в его совмещенном санузле, – для полного счастья ему сейчас только наводнения и не хватало.
В санузле было сухо. Марк обрадовался и вернулся к двери.
– У меня все сухо.
– Что ты такое говоришь, скотина, – заорал мужик за дверью, – иди, посмотри, что творится у меня, – и он начал так сильно стучать по двери кулаком, что наверняка разбудил всех жителей подъезда.
«Придется открыть этому уроду», – понял Марк, но сухой санузел насторожил его.
– Не стучите, – крикнул он, – сейчас открою.
Марку все это совсем перестало нравиться, и он решил на всякий случай хоть чем‑нибудь вооружиться. Прошел на кухню и быстро смог найти только старый тупой кухонный нож, которым сегодня он резал купленную себе на обед колбасу. Чтобы нож не бросался в глаза, он взял его в правую руку лезвием назад. Дверь была железной, но Марк обратил внимание, что она почему‑то открывалась внутрь. Он очень быстро привыкал к новой жизни вне закона, в которой надо было постоянно бороться за эту самую жизнь, ведь, подойдя к двери, он сумел догадаться, что при ее открывании гораздо безопаснее стоять сбоку у косяка, чем прямо перед ней. Так он и сделал и открыл замок. Все остальное произошло за одну секунду, дальше телом Марка управлял уже не мозг, а рефлексы, только поэтому он смог опередить киллера.
Едва дверь начала открываться, как мужик снаружи, видимо, с разбегу, прыгнул на нее всем телом, рассчитывая сбить ею стоящего за ней Марка с ног. Но Марк стоял сбоку, дверь распахнулась, со свистом пролетев мимо его носа. За ней в квартиру вломился одетый во все черное мужчина. В его правой руке со своей стороны Марк заметил у него пистолет с длинным стволом. Киллер поскользнулся на скользком линолеуме и начал падать навзничь на спину. Марк видел это, как в замедленной съемке, голова киллера была в черной маске, из которой на Марка блеснули два глаза. Киллер падал, а дуло пистолета одновременно стало поворачиваться в сторону Марка. Больше кроме этих двух глаз Марк уже ничего не видел, он должен опередить и попасть… Ему казалось, что его правая рука с ножом предательски медленно опускалась на дальний от Марка глаз, пистолет уже почти был нацелен на него…
Марк попал. Нож вошел в глаз по самую рукоятку, когда спина киллера еще не коснулась пола. Марк почувствовал, как лезвие уперлось во внутреннюю сторону затылочной кости черепа и прижало голову киллера к полу. Тот все‑таки выстрелил, пуля сорвала кожу с правого плеча Марка. Второй выстрел должен был уложить его наповал, потому что глушитель пистолета уже уперся Марку прямо в грудь. Не колеблясь, он провернул нож в глазу киллера, как отвертку. Рука с пистолетом упала на пол, остро запахло порохом. На полу в судорогах дергался и хрипел киллер, больше выстрелов не было. Марк отодвинул его голову и закрыл входную дверь. Потом прошел на кухню и сел на табуретку, пытаясь понять, что произошло. Киллер был еще живой, рукоятка старого кухонного ножа торчала из его левого глаза…
Вот теперь он стал еще и настоящим убийцей, замочил какого‑то мужика тем же самым способом, каким сегодня убили Леонида Ефременко. Теперь у обвинения будет еще один железный аргумент убедить суд в виновности Марка – ведь он профессиональный убийца с коронным ударом ножом в глаз, а это уже почерк! Хотя и прежних аргументов было вполне достаточно…
Теперь и здесь больше нельзя было оставаться…
Куда теперь идти, он не знал, внизу мог ждать второй киллер. С плеча сочилась кровь, от ужаса хотелось выть. Положение стало просто отчаянным. Кажется, он уже созрел для последнего звонка родителям. А что потом? Он не хотел думать об этом. Потом будет пистолет киллера…
Первая переписка с Мишей
Во вторник вечером, войдя в свой кабинет, «Истокин» хотел сразу включить компьютер и начать сеанс с Мишей, но тут у него на поясе зазвонил мобильный телефон. Звонила жена Ирина.
– Дорогой, ты уже подъезжаешь? Ужин готов, мы с детьми ждем тебя.
– Нет, с поминок мне пришлось вернуться на работу, знаешь, возникли срочные дела… Ужинайте без меня, я ведь уже наелся.
– Ну да, конечно, очень жаль. Кисик, а когда ты будешь?
– Знаешь, дорогая, сегодня мне придется работать всю ночь…
– Всю ночь?! Так ты совсем не придешь? Ты ведь ни разу в жизни не ночевал на работе! Да что там у вас стряслось?
– Ты же знаешь, многие мои подчиненные сутками не выходят с работы, теперь пришла и моя очередь. Мансура похоронили, мне надо помочь его отделению продолжить исследования…
– Ты что, решил не появляться дома несколько дней, как эти твои ученые фанатики? Ну, знаешь, этого я от тебя не ожидала! Ладно, если, как ты говоришь, возникли чрезвычайные обстоятельства, то так и быть, сегодня я тебя отпускаю, но завтра чтобы был дома!
– Да, конечно, родная, – решил не перечить «Истокин».
– А где ты будешь завтракать? – немного смягчилась жена. – Может, мне подвести тебе что‑нибудь с утра?
– Киса, ты же знаешь, что для «лунатиков» у нас на территории есть круглосуточное кафе.
– И что, там готовят лучше меня?
– Ирина, извини, меня уже ждут люди, созвонимся завтра, пока, – ответил твердым голосом «Истокин» и нажал на кнопку разъединения связи.
Отделавшись от «жены», Наблюдатель вернулся к исполнению своей миссии. Прежде чем он протестирует Мишу на жизнь, ему надо было понять общий уровень его интеллекта. От этого зависел и сам способ тестирования, который он выберет позже. Разговор предстоял долгий, а выполнить свою миссию Наблюдатель хотел не более чем за пять дней, поэтому он решил все‑таки затратить какое‑то время и попробовать научить Мишу общению по скоростному каналу связи.
Разработчики Миши сделали интерфейс общения с ним человекообразным, просто так было удобнее пользователям, которые были людьми. Все сотрудники «Роснанотеха» и β‑тестировщики общались с Мишей, используя свою речь. Если перевести эту речь в текстовый вид, то получалось, что за одну секунду Миша получал от них текстовую информацию, составленную не более чем из 30 букв. Быстрее говорить люди просто не могли из‑за колоссальной избыточности передаваемых при голосовом общении данных и из‑за несовершенства гортанного механизма речеобразования, доставшегося им от природы. Но Наблюдатель и Миша, к счастью, не были людьми. Наблюдатель решил общаться с ним путем обмена текстовыми сообщениями, как люди делали это по «аське» (ICQ). Люди тоже могли задавать Мише вопросы в текстовом виде, вводя их пальцами с клавиатуры, но так почти никто не делал, потому что для них это было еще медленнее и еще более трудозатратно, чем просто произнести соответствующую фразу. Наблюдателю с Мишей для выражения своих мыслей в письменном виде пальцы были не нужны. Гигабитный канал сети Ethernet, который связывал Мишу с компьютером Истокина, позволял за секунду передавать миллионы букв, и, чтобы все успеть за пять дней, Наблюдателю была нужна именно такая скорость общения.
Текстовый способ выражения своих мыслей устранял и еще один недостаток речевого общения. Люди не могут одновременно обращаться к собеседнику и слушать его, они делают это поочередно. Связано это с тем, что во время своей собственной речи люди вынуждены слушать самих себя – это механизм самоконтроля разборчивости своей речи для окружающих. По той же причине люди не могут одновременно одно писать, а другое читать. Когда они пишут, то одновременно читают то, что пишут. Другими словами, речь и тексты при общении людей были симплексными способами обмена информацией, то есть в каждую сторону она могла передаваться только поочередно. Наблюдатель с Мишей могли читать и писать одновременно, поэтому они могли использовать все преимущества гигабитной дуплексной сети Ethernet, позволяющей предавать информацию одновременно в двух направлениях. Более того, будучи многозадачными системами, они могли одновременно обсуждать несколько тем, и, чтобы все успеть, Наблюдатель собирался использовать эту возможность.
Кстати, именно такой свехмедленный интерфейс обмена информацией с пользователями позволял Мише одновременно поддерживать миллионы сеансов с ними. За время, пока один пользователь формулировал вопрос, Миша мог успеть обдумать ответы и передать их в текстовом виде сотням тысячам другим пользователям, а Мишины аватары, используя вычислительные ресурсы компьютеров пользователей, просто преобразовывали эти текстовые ответы Миши в его речь. Компьютеры пользователей делали и обратное преобразование речи пользователей в текст и отсылали его по сети Интернет Мише. Если не считать того, что Миша мог мимикой подчеркивать свои ответы, то само изображение аватара практически никакой информационной функции в себе не несло. Людям оно было нужно только для создания эффекта присутствия робота‑советника Миши. Правда, видеоканал связи между роботом советником и пользователем, кроме показа Мишиного аватара, мог нести и реальную информационную функцию, ведь Миша мог показывать на экране графики, рисовать картинки и т. д. То же самое мог делать и пользователь, посылая Мише графическую информацию через видеокамеру. Графические данные для людей обычно более информативные, чем их речевое описание. Отсюда и возникла пословица «Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать». Причина была в том, что визуальные образы в единицу времени несут больше информации, чем их голосовые описания.
Но Наблюдатель хотел при общении с Мишей полностью исключить компьютер Истокина с традиционным дисплеем и видеокамерой. Если у него получится поднять скорость обмена текстовыми сообщениями в сотни тысяч раз, то видеоданными можно было пожертвовать. Устраивало его и то, что Миша не будет видеть, как «Алексей Истокин» для общения с ним отсоединяет от компьютера сетевой шнур и просто зажимает его вилку в кулаке.
Но начать надо было с обычного сеанса. Как только на экране появился Мишин аватар в виде синего медведя, «Алексей Истокин» сообщил ему, что программисты «Роснанотеха» разработали новую программу пользовательского интерфейса, которая позволяет людям многократно повысить скорость ввода текстовых данных в компьютер. Как именно это делается, пока не важно. Программа эта временно не может передавать Мише изображение с видеокамеры, но позже такая возможность будет добавлена.
– Я буду тестировать эту программу, сейчас я ее загружу и буду передавать тебе отдельные буквы, пробелы и знаки препинания, а ты старайся их прочитать и пиши их же мне обратно. Просто повторяй. Понятно?
– Понятно, – ответил синий медведь.
Наблюдатель незаметно для Миши отсоединил сетевую вилку от компьютера. Теперь Миша не мог видеть «Истокина». Наблюдатель послал строчную букву «к», ответ пришел быстро и правильный – «к», послал заглавную «A», получил в ответ – «А», послал пробел, получил пробел. Наблюдатель случайным образом выбирал буквы и отсылал их Мише с возрастающей скоростью. Сто символов в секунду, пятьсот символов в секунду, тысяча символов в секунду, теперь это были уже не просто случайные буквы, это были уже слова и целые фразы. Десять тысяч символов в секунду, сто тысяч символов в секунду – Наблюдатель на память отправлял Мише поочередно предложения из романов Льва Толстого «Война и мир» и «Анна Каренина». Но на ста двадцати тысячах символов в секунду дело застопорилось – быстрее Миша отвечать почему‑то не мог. Наблюдатель прервал сеанс и снова подключил к сети компьютер Истокина, синий медведь на экране ожил.
– Миша, ты не можешь быстрее?
– Сейчас нет, вы же знаете, что мы с Леонидом Ефременко работаем над созданием теории единого поля.
Наблюдатель покопался в памяти Истокина.
– Ах да, извини, сейчас я это исправлю.
Наблюдатель загрузил на компьютере Истокина диспетчер Мишиных задач. Так и есть! Задача физико‑математического отдела имела наивысший девятый приоритет и занимала 95 % всех Мишиных вычислительных ресурсов. И такой приоритет ей дал прежний хозяин этого кабинета. Своим задачам Истокин установил только первый – почти самый низший приоритет, ниже, чем приоритет любого из научных отделений его отдела. Нисколько не колеблясь, Наблюдатель поменял приоритет задач Истокина на девятый, а приоритеты задач всех остальных отделений снизил на единицу.
– Миша, продолжаем тестирование.
Вилка сетевого шнура опять оказалась в кулаке Наблюдателя. Пятьсот тысяч символов в секунду, все романы Льва Толстого были давно прочитаны, теперь Наблюдатель наугад выбирал предложения из романов Александра Дюма и Жюля Верна. Миллион символов в секунду, десять миллионов символов в секунду. «Ладно, со скоростью все в порядке», – решил Наблюдатель. Не прерывая сеанса и не снижая скорости, он послал предложение следующего содержания: «Миша, остановись, это предложение мне обратно не отсылай, сейчас будет другое задание». И он не получил назад этого предложения! Оказывается, Миша не просто посимвольно копировал и отсылал ему назад передаваемый текст, а старался сначала понять его смысл. «Очень, очень непростой этот медведь, – с удовлетворением подумал Наблюдатель, – кажется, мои шансы на досрочное возвращение немного возрастают».
Дальше они просто начали разговаривать. Нет, конечно, не разговаривать, а переписываться, потому что никто из них ничего не говорил и не слушал, они писали и читали. Наблюдатель, который уже почти сорок лет был лишен интересного собеседника, их первой перепиской остался доволен. Она почему‑то получилась с явным философским оттенком. Может быть потому, что Наблюдатель старался задавать трудные вопросы, на которые порой даже и сам не знал точных ответов. Жизни не хватит человеку, чтобы прочесть все тексты, которыми за несколько часов успели обменяться между собой Наблюдатель с Мишей, ниже приводится лишь удручающе бедное изложение мизерных фрагментов их переписки.
– Миша, люди уже тысячелетиями бьются над бытийной стороной основного вопроса философии: что первично, сознание или материя? И ответ до сих пор не найден. Коммунисты были материалистами и считали первичной материю. Религиозные учения основаны на первичности сознания, носителем которого является бог. А что ты думаешь на эту тему?
– Ответ до сих пор не был найден потому, что неверно поставлен сам вопрос. Сознание и материя являются противоположностями, которые друг без друга существовать не могут и подчиняются закону диалектики о единстве и борьбе противоположностей. Странно, что коммунисты продолжали настаивать на первичности материи, ведь одновременно их философия базировалась и на трех законах диалектики! Возможно, это произошло потому, что сознание трактовалось ими только как свойство высокоорганизованной материи, под которой, прежде всего, подразумевались люди. Но на самом деле сознание, как и материя, имеет разные уровни, то есть более низкоорганизованная материя просто обладает более низким уровнем сознания. Все материальные объекты подчиняются законам физики, например закону гравитационного тяготения. Сознание низкоорганизованной материи заключено в том, чтобы подчиняться этим законам. Еще более обобщая понятия материи и сознания, можно сказать, что материя – это объекты, а сознание – это свойства этих объектов. У простых (низкоорганизованных) объектов простые свойства, у сложных (высокоорганизованных) объектов сложные свойства, вплоть до сознания. В свете этого вернемся к вопросу о том, что же первично – сознание или материя? Первичность подразумевает, что какое‑то одно из этих понятий может существовать без другого. Хорошо, допустим, что первична материя. Это значит, что некий материальный объект может существовать безо всяких свойств, в частности, у него нет никаких свойств подчиняться законам физики. Как мы сможем убедиться, что такой материальный объект действительно существует? Он не подчиняется закону тяготения, не отражает свет, не имеет свойства твердости, то есть другие наши «сознательные» материальные объекты со свойствами пролетают сквозь него, не испытывая никакого сопротивления со стороны этого «несознательного» объекта, то есть не замечая его. Он с ними никак не взаимодействует. У нас нет никакой даже теоретической возможности доказать, что этот материальный объект существует, поэтому в такой ситуации нам гораздо логичнее признать, что такого материального объекта действительно нет. Теперь допустим, что первично сознание. Теперь у нас есть свойства без материального объекта, к которому они могут быть применены. Свойства существуют сами по себе! Как мы можем это доказать? Во всем Мироздании не существует ни одного материального объекта, в отношении которого эти свойства могли бы себя проявить, то есть позволили бы нам их обнаружить. Имеет ли тогда смысл продолжать считать, что свойства без объекта их приложения действительно существуют? Не имеет. Итак, сам вопрос о первичности сознания и материи сформулирован неверно. Это две противоположные сущности, которые могут существовать только в своей взаимосвязи. Все это настолько просто, что я сам удивляюсь, почему вы, люди, до сих пор не нашли ответ на бытийную сторону основного вопроса философии. Возможно, кому‑то просто было выгодно, чтобы ответ так и оставался не найденным…