Не ждет, не ждет мой кучер нанятый,
Торопит ветер-господин.
Я принесла тебе для памяти
Еще подарочек один.
1919
Стихи к Сонечке
1. “Кто покинут – пусть поет…”
Кто покинут – пусть поет!
Сердце – пой!
Нынче мой – румяный рот,
Завтра – твой.
Ах, у розы-красоты
Все – друзья!
Много нас – таких, как ты
И как я.
Друг у друга вырывать
Розу-цвет —
Можно розу разорвать:
Хуже нет!
Чем за розовый за рот
Воевать —
Лучше мальчика в черед
Целовать!
Сто подружек у дружка:
Все мы тут.
Н а, люби его – пока
Не возьмут.
21 апреля 1919
2. “Пел в лесочке птенчик…”
Пел в лесочке птенчик,
Под окном – шарманщик:
– Обманщик, изменщик,
Изменщик, обманщик!
Подпевали хором
Черти из бочонка:
– Всю тебя, девчонка,
За копейку продал!
А коровки в травке:
– Завела аму – уры!
В подворотне – шавки:
– Урры, урры, дура!
Вздумала топиться —
Бабка с бородою:
– Ничего, девица!
Унесет водою!
Расчеши волосья,
Ясны очи вымой.
Один милый бросил,
А другой – подымет!
3. “В мое окошко дождь стучится…”
В мое окошко дождь стучится.
Скрипит рабочий над станком.
Была я уличной певицей,
А ты был княжеским сынком.
Я пела про судьбу-злодейку,
И с раззолоченных перил
Ты мне не рупь и не копейку, —
Ты мне улыбку подарил.
Но старый князь узнал затею:
Сорвал он с сына ордена
И повелел слуге-лакею
Прогнать девчонку со двора.
И напилась же я в ту ночку!
Зато в блаженном мире – том —
Была я – княжескою дочкой,
А ты был уличным певцом!
24 апреля 1919
4. “Заря малиновые полосы…”
Заря малиновые полосы
Разбрасывает на снегу,
|
|
А я пою нежнейшим голосом
Любезной девушки судьбу.
О том, как редкостным растением
Цвела в светлейшей из теплиц:
В высокосветском заведении
Для благороднейших девиц.
Как белым личиком в передничек
Ныряла от словца “жених”;
И как перед самим Наследником
На выпуске читала стих,
И как чужих сирот-проказников
Водила в храм и на бульвар,
И как потом домой на праздники
Приехал первенец-гусар.
Гусар! – Еще не кончив с куклами,
– Ах! – в люльке мы гусара ждем!
О, дом вверх дном! Букварь – вниз буквами!
Давайте дух переведем!
Посмотрим, как невинно-розовый
Цветок сажает на фаянс.
Проверим три старинных козыря:
Пасьянс – романс – и контраданс.
Во всей девчонке – ни кровиночки...
Вся, как косыночка, бела.
Махнула белою косыночкой,
Султаном помахал с седла.
И как потом к старухе чопорной
Свалилась под ноги, как сноп,
И как сам граф, ногами топая,
Ее с крыльца спустил в сугроб...
И как потом со свертком капельным
– Отцу ненадобным дитём! —
В царевом доме Воспитательном
Прощалася... И как – потом —
Предавши розовое личико
Пустоголовым мотылькам,
Служило бедное девичество
Его Величества полкам...
И как художникам-безбожникам
В долг одолжала красоту,
И как потом с вор о м-острожником
Толк заводила на мосту...
И как рыбак на дальнем взмории
Нашел двух туфелек следы...
Вот вам старинная история,
А мне за песню – две слезы.
Апрель 1919
5. “От лихой любовной думки…”
От лихой любовной думки
Как уеду по чугунке —
Распыхтится паровоз,
|
|
И под гул его угрюмый
Буду думать, буду думать,
Что сам Черт меня унес.
От твоих улыбок сладких,
И от рук твоих в перчатках,
И от лика твоего —
И от слов твоих шумящих,
И от ног твоих, спешащих
Мимо дома моего.
Ты прощай, злодей – прельститель,
Вы, холмы мои, простите
Над.................. Москвой, —
Что Москва! Черт с ней, с Москвою!
Черт с Москвою, черт со мною, —
И сам Свет-Христос с собой!
Лейтесь, лейтесь, слезы, лейтесь,
Вейтесь, вейтесь, рельсы, вейтесь,
Ты гуди, чугун, гуди...
Может, горькую судьбину
Позабуду на чужбине
На другой какой груди.
6. “Ты расскажи нам про весну…”
– Ты расскажи нам про весну! —
Старухе внуки говорят.
Но, головою покачав,
Старуха отвечала так:
– Грешна весна,
Страшна весна.
– Так расскажи нам про Любовь! —
Ей внук поет, что краше всех.
Но, очи устремив в огонь,
Старуха отвечала: – Ох!
Грешна Любовь,
Страшна Любовь!
И долго-долго на заре
Невинность пела во дворе:
– Грешна любовь,
Страшна любовь...
1919
7. “Маленькая сигарера…”
Маленькая сигарера!
Смех и танец всей Севильи!
Что тебе в том длинном, длинном
Чужестранце длинноногом?
Оттого, что ноги длинны, —
Не суди: приходит первым!
И у цапли ноги – длинны:
Всё на том же на болоте!
Невидаль, что белорук он!
И у кошки ручки – белы.
Оттого, что белы ручки, —
Не суди: ласкает лучше!
Невидаль – что белокур он!
И у пены – кудри белы,
И у дыма – кудри белы,
И у куры – перья белы!
Берегись того, кто утром
Подымается без песен,
Берегись того, кто трезвым
|
|
– Как капель – ко сну отходит,
Кто от солнца и от женщин
Прячется в собор и в погреб,
Как ножа бежит – загару,
Как чумы бежит – улыбки.
Стыд и скромность, сигарера,
Украшенье для девицы,
Украшенье для девицы,
Посрамленье для мужчины.
Кто приятелям не должен —
Тот навряд ли щедр к подругам.
Кто к жидам не знал дороги —
Сам жидом под старость станет.
Посему, малютка-сердце,
Маленькая сигарера,
Ты иного приложенья
Поищи для красных губок.
Губки красные – что розы:
Нынче пышут, завтра вянут,
Жалко их – на привиденье,
И живой души – на камень.
Москва – Ванв, 1919 – 1937
8. “Твои руки черны от загару…”
Твои руки черны от загару,
Твои ногти светлее стекла...
– Сигарера! Скрути мне сигару,
Чтобы дымом любовь изошла.
Скажут люди, идущие мимо:
– Что с глазами-то? Свет, что ль, не мил?
А я тихо отвечу: – От дыму.
Я девчонку свою продымил!
Весна 1919
9. “Не сердись, мой Ангел Божий…”
Не сердись, мой Ангел Божий,
Если правда выйдет ложью.
Встречный ветер не допрашивают,
Правды с соловья не спрашивают.
1919
10. “Ландыш, ландыш белоснежный…”
Ландыш, ландыш белоснежный,
Розан аленький!
Каждый говорил ей нежно:
“Моя маленькая!”
– Ликом – чистая иконка,
Пеньем – пеночка... —
И качал ее тихонько
На коленочках.
Ходит вправо, ходит влево
Божий маятник.
И кончалось все припевом:
“Моя маленькая!”
Божьи думы нерушимы,
Путь – указанный.
Маленьким не быть большими,
Вольным – связанными.
И предстал – в кого не целят
Девки – пальчиком:
Божий ангел встал с постели —
Вслед за мальчиком.
– Будешь цвесть под райским древом,
Розан аленький! —
Так и кончилась с припевом:
“Моя маленькая!”
16 июня 1919
<11>. “На коленях у всех посидела…”
На коленях у всех посидела
И у всех на груди полежала.
Все до страсти она обожала
И такими глазами глядела,
Что сам Бог в небесах.
16 июня 1919
Але
В шитой серебром рубашечке,
– Грудь как звездами унизана! —
Голова – цветочной чашечкой
Из серебряного выреза.
Очи – два пустынных озера,
Два Господних откровения —
На лице, туманно-розовом
От Войны и Вдохновения.
Ангел – ничего – всё! – знающий,
Плоть – былинкою довольная,
Ты отца напоминаешь мне —
Тоже Ангела и Воина.
Может – все мое достоинство —
За руку с тобою странствовать.
– Помолись о нашем Воинстве
Завтра утром, на Казанскую!
18 июля 1919
“Ты думаешь: очередной обман…”
Ты думаешь: очередной обман!
Одна к одной, как солдатье в казармах!
Что из того, что ни следа румян
На розовых устах высокопарных, —
Все та же смерть из розовых семян!
Ты думаешь: очередной обман!
И думаете Вы еще: зачем
В мое окно стучаться светлым перстнем?
Ты любишь самозванцев – где мой Кремль?
Давным-давно любовный ход мой крестный
Окончен. Дом мой темен, глух и нем.
И семь печатей спят на сердце сем.
И думаешь: сиротскую суму
Ты для того надела в год сиротский,
Чтоб разносить любовную чуму
По всем домам, чтоб утверждать господство
На каждом........ Черт в моем дому!
– И отвечаю я: – Быть по сему!
Июль 1919
Бабушка
1. “Когда я буду бабушкой…”
Когда я буду бабушкой —
Годов через десяточек —
Причудницей, забавницей, —
Вихрь с головы до пяточек!
И внук – кудряш – Егорушка
Взревет: “Давай ружье!”
Я брошу лист и перышко —
Сокровище мое!
Мать всплачет: “Год три месяца,
А уж, гляди, как зол!”
А я скажу: “Пусть бесится!
Знать, в бабушку пошел!”
Егор, моя утробушка!
Егор, ребро от ребрышка!
Егорушка, Егорушка,
Егорий – свет – храбрец!
Когда я буду бабушкой —
Седой каргою с трубкою! —
И внучка, в полночь крадучись,
Шепнет, взметнувши юбками:
“Koгo, скажите, бабушка,
Мне взять из семерых?” —
Я опрокину лавочку,
Я закружусь, как вихрь.
Мать: “Ни стыда, ни совести!
И в гроб пойдет пляша!”
А я-то: “На здоровьице!
Знать, в бабушку пошла!”
Кто х о док в пляске рыночной —
Тот лих и на перинушке, —
Маринушка, Маринушка,
Марина – синь-моря!
“А целовалась, бабушка,
Голубушка, со сколькими?”
– “Я дань платила песнями,
Я дань взымала кольцами.
Ни ночки даром проспанной:
Все в райском во саду!”
– “А как же, бабка, Господу
Предстанешь на суду?”
“Свистят скворцы в скворешнице,
Весна-то – глянь! – бела...
Скажу: – Родимый, – грешница!
Счастливая была!
Вы ж, ребрышко от ребрышка,
Маринушка с Егорушкой,
Моей землицы горсточку
Возьмите в узелок”.
23 июля 1919
2. “А как бабушке…”
А как бабушке
Помирать, помирать, —
Стали голуби
Ворковать, ворковать.
“Что ты, старая,
Так лихуешься?
А она в ответ:
“Что воркуете?”
– “А воркуем мы
Про твою весну!”
– “А лихуюсь я,
Что идти ко сну,
Что навек засну
Сном закованным —
Я, бессонная,
Я, фартовая!
Что луга мои яицкие не скошены,
Жемчуга мои бурмицкие не сношены,
Что леса мои волынские не срублены,
На Руси не все мальчишки перелюблены!”
А как бабушке
Отходить, отходить, —
Стали голуби
В окно крыльями бить.
“Что уж страшен так,
Бабка, голос твой?”
– “Не хочу отдать
Девкам – м о лодцев”.
– “Нагулялась ты, —
Пора знать и стыд!”
– “Этой малостью
Разве будешь сыт?
Что над тем костром
Я – холодная,
Что за тем столом
Я – голодная”.
А как бабушку
Понесли, понесли, —
Все-то голуби
Полегли, полегли:
Книзу – крылышком,
Кверху – лапочкой...
– Помолитесь, внучки юные, за бабушку!
25 июля 1919
“Ты меня никогда не прогонишь…”
Ты меня никогда не прогонишь:
Не отталкивают весну!
Ты меня и перстом не тронешь:
Слишком нежно пою ко сну!
Ты меня никогда не ославишь:
Мое имя – вода для уст!
Ты меня никогда не оставишь:
Дверь открыта, и дом твой – пуст!
Июль 1919
“А во лбу моем – знай…”
А во лбу моем – знай! —
Звезды горят.
В правой рученьке – рай,
В левой рученьке – ад.
Есть и шелковый пояс —
От всех мытарств.
Головою покоюсь
На Книге Царств.
Много ль нас таких
На святой Руси —
У ветров спроси,
У волков спроси.
Так из края в край,
Так из града в град.
В правой рученьке – рай,
В левой рученьке – ад.
Рай и ад намешала тебе в питье,
День единый теперь – житие твое.
Проводи, жених,
До седьмой версты!
Много нас таких
На святой Руси.
Июль 1919
Тебе – через сто лет
К тебе, имеющему быть рожденным
Столетие спустя, как отдышу, —
Из самых недр, – как н а смерть осужденный,
Своей рукой – пишу:
– Друг! Не ищи меня! Другая мода!
Меня не помнят даже старики.
– Ртом не достать! – Через летейски воды
Протягиваю две руки.
Как два костра, глаза твои я вижу,
Пылающие мне в могилу – в ад, —
Ту видящие, что рукой не движет,
Умершую сто лет назад.
Со мной в руке – почти что горстка пыли —
Мои стихи! – я вижу: на ветру
Ты ищешь дом, где родилась я – или
В котором я умру.
На встречных женщин – тех, живых, счастливых, —
Горжусь, как смотришь, и ловлю слова:
– Сборище самозванок! Все мертвы вы!
Она одна жива!
Я ей служил служеньем добровольца!
Все тайны знал, весь склад ее перстней!
Грабительницы мертвых! Эти кольца
Украдены у ней!
О, сто моих колец! Мне тянет жилы,
Раскаиваюсь в первый раз,
Что столько я их вкривь и вкось дарила, —
Тебя не дождалась!
И грустно мне еще, что в этот вечер,
Сегодняшний – так долго шла я вслед
Садящемуся солнцу, – и навстречу
Тебе – через сто лет.
Бьюсь об заклад, что бросишь ты проклятье
Моим друзьям во мглу могил:
– Все восхваляли! Розового платья
Никто не подарил!
Кто бескорыстней был?! – Нет, я корыстна!
Раз не убьешь, – корысти нет скрывать,
Что я у всех выпрашивала письма,
Чтоб ночью целовать.
Сказать? – Скажу! Небытие – условность.
Ты мне сейчас – страстнейший из гостей,
И ты окажешь перлу всех любовниц
Во имя той – костей.
Август 1919
“А плакала я уже бабьей…”
А плакала я уже бабьей
Слезой – солонейшей солью.
Как та – на лужочке – с граблей —
Как эта – с серпочком – в поле.
От голосу – слабже воска,
Как сахар в чаю моченный.
Стрелочкам своим поноску
Носила, как пес ученый.
– “Ешь зернышко, я ж единой
Скорлупкой сыта с орешка!”
Никто не видал змеиной
В углах – по краям – усмешки.
Не знали мои герои,
Что сей голубок под схимой —
Как Царь – за святой горою
Гордыни несосвятимой.
Август 1919
“Два дерева хотят друг к другу…”
Два дерева хотят друг к другу.
Два дерева. Напротив дом мой.
Деревья старые. Дом старый.
Я молода, а то б, пожалуй,
Чужих деревьев не жалела.
То, что поменьше, тянет руки,
Как женщина, из жил последних
Вытянулось, – смотреть жестоко,
Как тянется – к тому, другому,
Что старше, стойче и – кто знает? —
Еще несчастнее, быть может.
Два дерева: в пылу заката
И под дождем – еще под снегом —
Всегда, всегда: одно к другому,
Таков закон: одно к другому,
Закон один: одно к другому.
Август 1919
“Консуэла! – Утешенье…”
Консуэла! – Утешенье!
Люди добрые, не сглазьте!
Наградил второю тенью
Бог меня – и первым счастьем.
Видно с ангелом спала я,
Бога приняла в объятья.
Каждый час благословляю
Полночь твоего зачатья.
И ведет меня – до сроку —
К Богу – по дороге белой —
Первенец мой синеокий:
Утешенье! – Консуэла!
Ну, а раньше – стать другая!
Я была счастливой тварью!
Все мой дом оберегали, —
Каждый под подушкой шарил!
Награждали – как случалось:
Кто – улыбкой, кто – полушкой...
А случалось – оставалось
Даже сердце под подушкой!..
Времячко мое златое!
Сонм чудесных прегрешений!
Всех вас вымела метлою
Консуэла – Утешенье.
А чердак мой чисто м е тен,
Сор подобран – на жаровню.
Смерть хоть сим же часом встретим:
Ни сориночки любовной!
– Вор! – Напрасно ждешь! – Не выйду!
Буду спать, как повелела
Мне – от всей моей Обиды
Утешенье – Консуэла!
Москва, октябрь 1919
Але
1. “Ни кровинки в тебе здоровой…”
Ни кровинки в тебе здоровой. —
Ты похожа на циркового.
Вон над бездной встает, ликуя,
Рассылающий поцелуи.
Напряженной улыбкой хлещет
Эту сволочь, что рукоплещет.
Ни кровиночки в тонком теле, —
Все новиночек мы хотели.
Что, голубчик, дрожат поджилки?
Все как надо: канат – носилки.
Разлетается в ладан сизый
Материнская антреприза.
Москва, октябрь 1919
2. “Упадешь – перстом не двину…”
Упадешь – перстом не двину.
Я люблю тебя как сына.
Всей мечтой своей довлея,
Не щадя и не жалея.
Я учу: губам полезно
Раскаленное железо,
Бархатных ковров полезней —
Гвозди – молодым ступням.
А еще в ночи беззвездной
Под ногой – полезны – бездны!
Первенец мой крутолобый!
Вместо всей моей учебы —
Материнская утроба
Лучше – для тебя была б.
Октябрь 1919
“Бог! – Я живу! – Бог! – Значит ты не умер…”
Бог! – Я живу! – Бог! – Значит ты не умер!
Бог, мы союзники с тобой!
Но ты старик угрюмый,
А я – герольд с трубой.
Бог! Можешь спать в своей ночной лазури!
Доколе я среди живых —
Твой дом стоит! – Я лбом встречаю бури,
Я барабанщик войск твоих.
Я твой горнист. – Сигнал вечерний
И зорю раннюю трублю.
Бог! – Я любовью не дочерней, —
Сыновне я тебя люблю.
Смотри: кустом неопалимым
Горит походный мой шатер.
Не поменяюсь с серафимом:
Я твой Господен волонтер.
Дай срок: взыграет Царь-Девица
По всем по селам! – А дотоль —
Пусть для других – чердачная певица
И старый карточный король!
Октябрь 1919
“А человек идет за плугом…”
А человек идет за плугом
И строит гнезда.
Одна пред Господом заслуга:
Глядеть на звезды.
И вот за то тебе спасибо,
Что, цепенея,
Двух звезд моих не видишь – ибо
Нашел – вечнее.
Обман сменяется обманом,
Рахилью – Лия.
Все женщины ведут в туманы:
Я – как другие.
Октябрь 1919
“Маска – музыка... А третье…”
Маска – музыка... А третье
Что любимое? – Не скажет.
И я тоже не скажу.
Только знаю, только знаю
– Шалой головой ручаюсь! —
Что не мать – и не жена.
Только знаю, только знаю,
Что как музыка и маска,
Как Москва – маяк – магнит —
Как метель – и как мазурка
Начинается на М.
– Море или мандарины?
Москва, октябрь 1919
“Чердачный дворец мой, дворцовый чердак…”
Чердачный дворец мой, дворцовый чердак!
Взойдите. Гора рукописных бумаг...
Так. – Руку! – Держите направо, —
Здесь лужа от крыши дырявой.
Теперь полюбуйтесь, воссев на сундук,
Какую мне Фландрию вывел паук.
Не слушайте толков досужих,
Что женщина – может без кружев!
Ну-с, перечень наших чердачных чудес:
Здесь нас посещают и ангел, и бес,
И тот, кто обоих превыше.
Недолго ведь с неба – на крышу!
Вам дети мои – два чердачных царька,
С веселою музой моею, – пока
Вам призрачный ужин согрею, —
Покажут мою эмпирею.
– А что с Вами будет, как выйдут дрова?
– Дрова? Но на то у поэта – слова
Всегда – огневые – в запасе!
Нам нынешний год не опасен...
От века поэтовы корки черствы,
И дела нам нету до красной Москвы!
Глядите: от края – до края —
Вот наша Москва – голубая!
А если уж слишком поэта доймет
Московский, чумной, девятнадцатый год, —
Что ж, – мы проживем и без хлеба!
Недолго ведь с крыши – на небо.
Октябрь 1919
“Поскорее бы с тобою разделаться…”
Поскорее бы с тобою разделаться,
Юность – молодость, – эка невидаль!
Все: отселева – и доселева
Зачеркнуть бы крест на крест – наотмашь!
И почить бы в глубинах кресельных,
Меж небесных планид бесчисленных,
И учить бы науке висельной
Юных крестниц своих и крестников.
– Как пожар зажечь, – как пирог испечь,
Чтобы в рот – да в гроб, как складнее речь
На суду держать, как отца и мать
.....................……………. продать.
Подь-ка, подь сюда, мой воробушек!
В том дому жемчуга с горошину.
Будет жемчуг.......…………….
А воробушек – на веревочке!
На пути твоем – целых семь планид,
Чтоб высоко встать – надо кровь пролить.
Лей да лей, не жалей учености,
Весельчак ты мой, висельченочек!
– Ну, а ты зачем? – Душно с мужем спать!
– Уложи его, чтоб ему не встать,
Да с ветрами вступив в супружество —
Берегись! – голова закружится!
И плетет – плетет ………........ паук
– “От румян-белил встал горбом – сундук,
Вся, как купол, красой покроешься, —
После виселицы – отмоешься!”
Так – из темных обвалов кресельных,
Меж небесных планид бесчисленных
...............................……………….
Юных висельников и висельниц.
Внук с пирушки шел, видит – свет зажжен,
....................в полу круг прожжен.
– Где же бабка? – В краю безвестном!
Прямо в ад провалилась с креслом!
Октябрь 1919
“Уходящее лето, раздвинув лазоревый полог…”
Уходящее лето, раздвинув лазоревый полог
(Которого нету – ибо сплю на рогоже – девятнадцатый год)
Уходящее лето – последнюю розу
– От великой любви – прямо на сердце бросило мне.
На кого же похоже твое уходящее лето?
На поэта?
– Ну нет!
На г..........д...........в..........!
Октябрь 1919
“А была я когда-то цветами увенчана…”
А была я когда-то цветами увенчана
И слагали мне стансы – поэты.
Девятнадцатый год, ты забыл, что я женщина...
Я сама позабыла про это!
Скажут имя мое – и тотчас же, как в зеркале
............................................
И повис надо мной, как над брошенной церковью,
Тяжкий вздох сожалений бесплодных.
Так, в...... Москве погребенная заживо,
Наблюдаю с усмешкою тонкой,
Как меня – даже ты, что три года охаживал! —
Обходить научился сторонкой.
Октябрь 1919
“Сам посуди: так топором рубила…”
Сам посуди: так топором рубила,
Что невдомек: дрова трещат – аль ребра?
А главное: тебе не согрубила,
А главное: <сама> осталась доброй.
Работала за мужика, за бабу,
А больше уж нельзя – лопнут виски!
– Нет, руку приложить тебе пора бы:
У человека только две руки!
Октябрь 1919
С. Э.
Хочешь знать, как дни проходят,
Дни мои в стране обид?
Две руки пилою водят,
Сердце – имя говорит.
Эх! Прошел бы ты по дому —
Знал бы! Так в ночи пою,
Точно по чему другому —
Не по дереву – пилю.
И чудят, чудят пилою
Руки – вольные досель.
И метет, метет метлою
Богородица-Метель.
Ноябрь 1919
“Дорожкою простонародною…”
Дорожкою простонародною,
Смиренною, богоугодною,
Идем – свободные, немодные,
Душой и телом – благородные.
Сбылися древние пророчества:
Где вы – Величества? Высочества?
Мать с дочерью идем – две странницы.
Чернь черная навстречу чванится.
Быть может – вздох от нас останется,
А может – Бог на нас оглянется...
Пусть будет – как Ему захочется:
Мы не Величества, Высочества.
Так, скромные, богоугодные,
Душой и телом – благородные,
Дорожкою простонародною —
Так, доченька, к себе на родину:
В страну Мечты и Одиночества —
Где мы – Величества, Высочества.
<1919>
Бальмонту
Пышно и бесстрастно вянут
Розы нашего румянца.
Лишь камзол теснее стянут:
Голодаем как испанцы.
Ничего не можем даром
Взять – скорее гору сдвинем!
И ко всем гордыням старым —
Голод: новая гордыня.
В вывернутой наизнанку
Мантии Врагов Народа
Утверждаем всей осанкой:
Луковица – и свобода.
Жизни ломовое дышло
Спеси не перешибило
Скакуну. Как бы не вышло:
– Луковица – и могила.
Будет наш ответ у входа
В Рай, под деревцем миндальным:
– Царь! На пиршестве народа
Голодали – как гидальго!
Ноябрь 1919
“Высоко мое оконце…”
Высок о мое оконце!
Не достанешь перстеньком!
На стене чердачной солнце
От окна легло крестом.
Тонкий крест оконной рамы.
Мир. – На вечны времена.
И мерещится мне: в самом
Небе я погребена!
Ноябрь 1919
Але
1. “Когда-нибудь, прелестное созданье…”
Когда-нибудь, прелестное созданье,
Я стану для тебя воспоминаньем.
Там, в памяти твоей голубоокой,
Затерянным – так далек о -далёко.
Забудешь ты мой профиль горбоносый,
И лоб в апофеозе папиросы,
И вечный смех мой, коим всех морочу,
И сотню – на руке моей рабочей —
Серебряных перстней, – чердак-каюту,
Моих бумаг божественную смуту...
Как в страшный год, возвышены Бедою,
Ты – маленькой была, я – молодою.
2. “О бродяга, родства не помнящий…”
О бродяга, родства не помнящий —
Юность! – Помню: метель мела,
Сердце пело. – Из нежной комнаты
Я в метель тебя увела.
.............................……………….
И твой голос в метельной мгле:
– “Остригите мне, мама, волосы!
Они тянут меня к земле!”
Ноябрь 1919
3. “О бродяга, родства не помнящий…”
Маленький домашний дух,
Мой домашний гений!
Вот она, разлука двух
Сродных вдохновений!
Жалко мне, когда в печи
Жар, – а ты не видишь!
В дверь – звезда в моей ночи! —
Не взойдешь, не выйдешь!
Платьица твои висят,
Точно плод запретный.
На окне чердачном – сад
Расцветает – тщетно.
Голуби в окно стучат, —
Скучно с голубями!
Мне ветра привет кричат, —
Бог с ними, с ветрами!
Не сказать ветрам седым,
Стаям голубиным —
Чудодейственным твоим
Голосом: – Марина!
Ноябрь 1919
“В темных вагонах…”
В темных вагонах
На шатких, страшных
Подножках, смертью перегруженных,
Между рабов вчерашних
Я все думаю о тебе, мой сын, —
Принц с головой обритой!
Были волосы – каждый волос —
В царство ценою.......……………
На волосок от любви народы —
В гневе – одним волоском дитяти
Можно............ сковать!
– И на приютской чумной кровати
Принц с головой обритой.
Принц мой приютский!
Можешь ли ты улыбнуться?
Слишком уж много снегу
В этом году!
Много снегу и мало хлеба.
Шатки подножки.
Кунцево, ноябрь 1919
“О души бессмертный дар…”
О души бессмертный дар!
Слезный след жемчужный!
Бедный, бедный мой товар,
Никому не нужный!
Сердце нынче не в цене, —
Все другим богаты!
Приговор мой на стене:
– Чересчур легка ты!..
19 декабря 1919
“Я не хочу ни есть, ни пить, ни жить…”
Я не хочу ни есть, ни пить, ни жить.
А так: руки скрестить – тихонько плыть
Глазами по пустому небосклону.
Ни за свободу я – ни против оной
– О, Господи! – не шевельну перстом.
Я не дышать хочу – руки крестом!
Декабрь 1919
“Поцеловала в голову…”
Поцеловала в голову,
Не догадалась – в губы!
А все ж – по старой памяти —
Ты хороша, Любовь!
Немножко бы веселого
Вина, – да скинуть шубу, —
О как – по старой памяти —
Ты б загудела, кровь!
Да нет, да нет, – в таком году
Сама любовь – не женщина!
Сама Венера, взяв топор,
Громит в щепы подвал.
В чумном да ледяном аду,
С Зимою перевенчанный,
Амур свои два крылышка
На валенки сменял.
Прелестное создание!
Сплети-ка мне веревочку
Да сядь – по старой памяти —
К девчонке на кровать.
– До дальнего свидания!
– Доколь опять научимся
Получше, чем в головочку
Мальчишек целовать.
Декабрь 1919
Четверостишия
На скольких руках – мои кольца,
На скольких устах – мои песни,
На скольких очах – мои слезы...
По всем площадям – моя юность!
Бабушке – и злая внучка мила!
Горе я свое за ручку взяла:
“Сто ночей подряд не спать – невтерпеж!
Прогуляйся, – может, лучше уснешь!”
Так, выбившись из страстной колеи,
Настанет день – скажу: “не до любви!”
Но где же, на календаре веков,
Ты, день, когда скажу: “не до стихов!”
Словно теплая слеза —
Капля капнула в глаза.
Там, в небесной вышине,
Кто-то плачет обо мне.
Плутая по своим же песням,
Случайно попадаю – в души.
Предупреждаю – не жилица!
Еще не выстроен мой дом.
“Завтра будет: после-завтра” —
Так Любовь считает в первый
День, а в день последний: “хоть бы
Нынче было век назад!”
Птичка все же рвется в рощу,
Как зерном ни угощаем,
Я взяла тебя из грязи, —
В грязь родную возвращаю.
Ты зовешь меня блудницей, —
Прав, – но малость упустил:
Надо мне, чтоб гость был статен,
Во-вторых – чтоб не платил.
Пятистишие
Решено – играем оба,
И притом: играем разно:
Ты – по чести, я – плутуя.
Но, при всей игре нечистой,
Насмерть заиграюсь – я.
Как пойманную птицу – сердце
Несу к тебе, с одной тревогой:
Как бы не отняли мальчишки,
Как бы не выбилась – сама!
И если где прольются слезы, —
Всех помирю, войдя!
Я – иволга, мой голос первый
В лесу, после дождя.
Всё в ваших домах
Под замком, кроме сердца.
Лишь то мое в доме,
Что плохо лежит.
Я не мятежница – и чту устав:
Через меня шагнувший ввысь – мне друг.
Однако, памятуй, что, в руки взяв
Себя, ты выпустил – меня из рук.
У – в мир приходящих – ручонки зажаты:
Как будто на приступ, как будто в атаку!
У – в землю идущих – ладони раскрыты:
Все наши полки разбиты!
Не стыдись, страна Россия!
Ангелы – всегда босые...
Сапоги сам черт унес.
Нынче страшен – кто не бос!
<16>
Так, в землю проводив меня глазами,
Вот что напишите мне на кресте, – весь сказ!
– “Вставала с песнями, ложилась со слезами,
А умирала – так смеясь!”
<17>
Плутая по своим же песням,
Случайно попадаю в души.
Но я опасная приблуда:
С собою уношу – весь дом.
<18>
Ты принес мне горсть рубинов, —
Мне дороже розы уст,
Продаюсь я за мильоны,
За рубли не продаюсь.
<19>
Ты зовешь меня блудницей, —
Прав, – но все ж не забывать:
Лучше к печке приложиться,
Чем тебя поцеловать.
<20>
Ты зовешь меня блудницей:
– Слушай, выученик школ!
Надо мне, чтоб гость был вежлив,
Во-вторых – чтоб ты ушел.
<21>
Твой дом обокраден,
Не я виновата.
Лишь то – мое – в доме,
Что плохо лежит.
<22>
Шаги за окном стучат.
Не знаю, который час.
Упаси тебя Божья Мать
Шаги по ночам считать!
<23>
Шаг у моего порога.
Снова ложная тревога.
Но не ложью будет то что
Новый скоро будет шаг.
<24>
В книге – читай – гостиничной:
– Не обокравши – выбыл.
Жулик – по жизни – нынешней
Гость – и на том спасибо.
1919 – 1920
“Между воскресеньем и субботой…”
Между воскресеньем и субботой
Я повисла, птица вербная.
На одно крыло – серебряная,
На другое – золотая.
Меж Забавой и Заботой
Пополам расколота, —
Серебро мое – суббота!
Воскресенье – золото!
Коли грусть пошла по жилушкам,
Не по нраву – корочка, —
Знать, из правого я крылушка
Обронила перышко.
А коль кровь опять проснулася,
Подступила к щеченькам, —
Значит, к миру обернулася
Я бочком золотеньким.
Наслаждайтесь! – Скоро-скоро
Канет в страны дальние —
Ваша птица разноперая —
Вербная – сусальная.
29 декабря 1919
“В синем небе – розан пламенный…”
В синем небе – розан пламенный:
Сердце вышито на знам