А. Подразделения Библии и проблема канона

Священное Писание в оригинале написано на трех языках: на еврейском, на арамейском и на греческом.

На еврейском написана большая часть Ветхого Заве­та. На арамейском языке написаны в Ветхом Завете 2—8 главы книги прор. Даниила, 4—8 главы 1 книги Ездры и книга Премудрости Иисуса сына Сирахова, а в Новом За­вете Евангелие от Матфея. На греческом языке в Ветхом Завете написаны 2-я и 3-я книги Маккавейские и весь Новый Завет, кроме Евангелия от Матфея. Кроме того, и Евангелие от Матфея и все книги Ветхого Завета не при­знаваемые иудейским каноном, сохранились лишь на гре­ческом языке, а в еврейском или арамейском подлинни­ке утрачены.

Первым известным нам переводом Священного Пи­сания был перевод всех книг Ветхого Завета с еврейского на греческий, совершенный так называемыми 70 (точнее 72) толковниками в III веке до Р.Х.

Димитрий Фаларей, ученый вельможа эллинистичес­кого египетского царя Птоломея Филадельфа задался целью собрать в столице своего государя абсолютно все су­ществовавшие тогда во всем мире книги. Иудея в это вре­мя (284—247 гг. до Р.Х.) была в подчинении у египетских царей, и Птолемей Филадельф приказал иудеям прислать в Александрийскую библиотеку все существовавшие у них книги, приложив к ним греческий перевод с них. Вероят­но, никто из современников не понимал, что это типич­ное для библиофилов стремление царя и его вельможи со­ставить наиболее полную коллекцию книг будет иметь та­кое важнейшее значение в духовной жизни человечества.

Иудейские первосвященники отнеслись, конечно, под воздействием Духа Святого, к этой задаче с чрезвычайной серьезностью и сознанием ответственности. Несмотря на то, что к этому времени фактически весь еврейский народ сосредоточился в одном колене иудином, и иудеи смело могли бы взять на себя одних выполнение пожелания еги­петского царя, однако вполне справедливо и свято желая, чтобы в таком деле приняла бы участие вся Ветхозаветная Церковь, весь Богоизбранный Израиль, духовные вожди еврейского народа установили пост и усиленную молитву во всем народе и призвали все 12 колен Израилевых из­брать по 6 человек толковников, т.е. переводчиков от каж­дого колена, чтобы они совместным трудом перевели Свя­щенное Писание на греческий язык — язык всех племен и народов тогдашнего времени.

Этот перевод, явившийся, таким образом, плодом со­борного подвига всей Ветхозаветной Церкви, получил на­звание Септуагинты, т.е. Семидесяти, и сделался для православных христиан самым авторитетным изложением Священного Писания Ветхого Завета.

Значительно позднее (по-видимому, около I-го в. до Р X. для ветхозаветной части Священного Писания и око­ло начала II-го по Р.Х. для новозаветной его части) явил­ся перевод Священного Писания на арамейский язык, т.н. Пешитта, который во всем важнейшем совпадает с пере­водом Септуагинта.

Для Сирийской Церкви и для всех Восточных Церк­вей, связанных с Сирийской, Пешитта также авторитетна как для нас Септуагинта, и во всяком случае эти два пе­ревода, а для западных еще и перевод, сделанный св. Ие­ронимом т.н. Вульгата (что по-латыни значит совершенно то же, что по арамейски Пешитта — «простой») почита­ются гораздо более авторитетными, чем еврейский под­линник.

Это может показаться странным, и мы постараемся разъяснить это.

Ко времени Христа Спасителя древнееврейский язык, на котором написан Закон и большинство прочих книг Ветхого Завета, был уже языком мертвым. Еврейское на­селение Палестины говорило языком общим тогда для всех семитических племен Передней Азии — арамейском. Христос Спаситель тоже говорил на этом языке. Те не­многие слова Христовы, которые свв. евангелисты приво­дят в буквальной передаче, «талифа куми» (Мр. 5:41), «авва», в обращении Господа к Богу-Отцу (Мр. 14:36), предсмертный вопль Господа на кресте «Елои, Елои, ламма савахфани» (Мр. 15:34) — все это арамейские слова. (В Евангелии от Матфея слова «Елои, Елои» — Боже Мой, Боже Мой — приведены в древнееврейской форме «Или, Или», но вторая половина фразы в обоих Евангелиях дана в арамейском языке).

Когда же в течение 1-го и II-го веков после бурь Иу­дейской войны и восстания Бар-Кохбы, прекратилось су­ществование и малых общин иудео-христиан, тогда Свя­щенное Писание на еврейском языке совершенно исчезло из христианской среды. Воле Божией угодно оказалось, чтобы отвергшая Его и тем изменившая своему основно­му предназначению иудейская община получила иное на­значение, оказавшись единственной хранительницей Свя­щенного Писания на исконном языке и, вопреки своей воли, стала свидетельницей, что все то, что говорит Хрис­това Церковь относительно древних пророчеств и прооб­разов о Христе Спасителе и о Божием Отеческом приуготовлении людей к принятию Сына Божия, не измышлено христианами, но является подлинной, многогранно ут­вержденной истиной.

Когда после многих веков раздельного существования в разных, и, притом, насмерть враждующих кругах Свя­щенного Писания в греческом и арамейском переводах и в переводах с греческого и арамейского с одной стороны, и еврейского подлинника с другой стороны, они были приведены к сличению, оказалось, что во всем сколько-ни­будь главном, за редкими исключениями, оно тождествен­но. Перед лицом миллионоустой клеветы, которую во все века, а в наше время особенно, воздвигали и воздвигают враги после Божиего слова, это согласие является свиде­тельством того, как злостно недобросовестна клевета, как бережно любовно сбережен священный Текст Божествен­ных слов, как достославно оправдало человечество Божие доверие, вручившее абсолютную Правду в попечение не­мощным и ограниченным человеческим силам.

Но если тексты во всем главном так совпадают, то по­чему для православных христиан все-таки остается более авторитетным греческий или арамейский перевод, а не ев­рейский подлинник.

Потому что греческий и арамейский переводы в Церк­ви Христовой хранились от порчи Божиею благодатью и благодатным человеческим подвигом, а еврейский текст в еврейской общине сберегался техническими приемами.

Когда строки Библии переписывались христианскими писцами, то и сам писец, будучи чадом Церкви, участни­ком Церковной Божественной жизни, ведающим Истину, не делал важной ошибки в переписываемом тексте, и слу­шатели этого текста, которым передавал он переписанную книгу, не мог ли оставить без внимание чего-либо искажа­ющего смысл священных слов, к которым Церковь так внимательна.

В еврейской же общине текст переписывался еврея­ми, не ведающими полноты Истины. Многие строки Биб­лии, говорящие о грядущем Христе или о иных Таинствах Христианской веры были им непонятны, и ни сами они, делая при переписывании ошибки, не могли быть остановленными правильным пониманием текста, ни их слу­шатели иудеи не могли их исправить. Утратившая благодатность, иудейская община не имела органического жи­вого корректива для исправление доверенного ей текста, какой имела и имеет Христова Церковь. Поэтому в деле сохранения священного текста иудеи были предоставлены только природным человеческим средствам, которым свойственно ошибаться.

Иудейская община ясно, мучительно сознавала это, и видя как с каждым веком, с каждым поколением умно­жаются списки, ошибки, недосмотры в священном тексте и как оказывается невозможным судить о верности того или другого разночтения, чтобы предотвратить с ужасом предвидимую полную порчу текста Священного Писания, она решилась на удивительное гигантское предприятие.

В течение первых веков христианства иудейские книжники, называемые массоретами, т.е. хранителями традиции, изъяли из всех синагог во всем мире все спис­ки священных книг и заменили их собственными, перепи­санными строго точно и многократно проверенными из буквы в букву самими массоретами. В дальнейшем же ни одна книга Священного Писания не могла быть дана в си­нагогу под страхом херема, т.е. проклятия, без того, что­бы двенадцать книжников не сверили ее по букве с налич­ными текстами. Так земными человеческими мерами обеспечивал ветхий Израиль ту неповрежденность, непо­движность текста Священного слова, которую Церкви Своей Господь дает благодатно туне.

Степень неподвижности синагогального массоретского текста изумительна. Когда в конце XIX века были обна­ружены книги евреев центрального Китая, живших от­дельной от прочего еврейства жизнью с IV или V века, то оказалось, что в существовавших у них книгах (Тора, Про­роки и Псалмы) обнаружилось лишь 16 разностей в бук­вах с европейскими синагогальными текстами.

Однако всё же назвать эту неповрежденность абсо­лютной нельзя. Достигнута лишь неподвижность текста, но те ошибки, которые уже были к моменту реформы массоретов, не только не были исправлены, но, наоборот, оказались запечатленными их реформой, некоторые же искажения были намеренно введены массоретами, чтобы уменьшить ясность пророческих предречений о Христе Спасителе.

Из этих последних укажем, прежде всего, на знаме­нитое изменение массоретами 14-го стиха 7-й главы про­рочества Исаии «се Дева во чреве приимет и родит сына». Зная, что это место наиболее излюблено христианами и лучше всего свидетельствует о пренепорочном Рождестве нашего Господа, массореты при проведении своей рефор­мы, во все еврейские тексты, по всему миру поставили вместо слова «Ветула» — Дева, слово «альма» — молодая женщина. На это в свое время древние христианские апо­логеты резонно возразили еврейским толкователям: «ка­кое же знамение, о котором тут говорит пророк Исаия, было бы в рождении сына от молодой женщины, если это является повседневным обыкновением»..Из сказанного ясно, почему Церковь еврейскому ори­гиналу в качестве авторитетнейшего текста Священного Писания предпочитает переводы Септуагинты и Пешитты, из которых первый имеет еще и то преимущество, что и создан он был, как мы указывали, по вдохновению Ду­ха Святого соборным подвигом Ветхозаветной Церкви.

Из дальнейших переводов необходимо указать на древние переложения Священного Писания на арамейский язык, т.н. таргумы, т.е. толкования.

Когда древнееврейский язык вышел у иудеев из упо­требления, и его место занял арамейский язык, раввины должны были для толкования Писания в синагогах пере­ходить на этот последний язык. Но они не хотели полно­стью оставить драгоценное наследие отпев — подлинник Божиего Закона, и поэтому, вместо прямого перевода вве­ли чтение Священного Писания в еврейском подлиннике при разъяснительном толковании на арамейском языке. Эти толкования и называются таргумами.

Самыми древними и знаменитыми из таргумов явля­ются таргум Вавилонский, составленный в I в. до Р.Х. не­ким раввином Онкелосом на все Священное Писание и таргум Иерусалимский, несколько более поздний, припи­сываемый Ионафану бен Узиелю, составленный только на Тору. Есть еще и другие таргумы, гораздо более поздние. Хотя оба древнейшие таргумы и появились до массоретской реформы, но текст, истолковываемый ими, почти совпадает с массоретскими, во-первых, потому что вышли таргумы из той же раввинистической среды, из которой

вышли и массореты, а во-вторых, потому что текст таргу­мов (дошедших до нас лишь в позднейших списках) под­вергся обработке массоретов.

В этом отношении очень важен для нас т.н. Самарянский таргум, который составлен в X—XI веках, но который в основу свою берет для истолкования не массоретский, а домассоретский еврейский текст, во многом совпадающий с текстом Септуагинты.

В нашей русской Церкви мы имеем легко под рукой в первоклассных переводах обе вариации Священного Пи­сания: церковно-славянский перевод сделан с Септуагин­ты, а русский синодальный — с еврейского текста.

Первоначальный перевод на церковно-славянский язык Священного Писания сделан был свв. равноапостоль­ными братьями Кириллом и Мефодием, но до нашего вре­мени от их перевода дошли только те части Ветхозаветно­го текста, которые заключаются в богослужебных чтениях, т.н. паремиях. Полной же Библии, перевода свв. братьев, до нас не дошло ни одной. В XVI веке при начавшейся борьбе Церкви с ересью жидовствующих обнаружилось, что во всей России нет нигде полной Библии. Поэтому ар­хиепископ Геннадий Новгородский приказал заново сде­лать перевод священных книг с греческого. Этот перевод со многими исправлениями и переработками и дошел до нас в современной церковно-славянской Библии.

Русский же перевод Библии сделан с еврейского в XIX веке. Впрочем, в хороших синодальных изданиях наиболее важные разночтения с Септуагинтой отмечены, и перево-ды с греческого поставлены в текст в скобках. Издания же Библейского общества делаются исключительно с еврей­ского текста без вариаций с греческого.

Почти одновременно с церковно-славянским перево­дом (даже позднее его) был сделан перевод Св. Писания на арабский язык Саадием Гаоном аль Фаюмом (в начале X в.). Этот перевод сделан с Пешитты.

Столь поздняя дата перевода Св. Писания на арабский язык объясняется тем, что арамейский язык, получивший свое позднейшее окончательное оформление в Пальмире среди североарабских племен, был до времени нашествия магометан литературным языком для всех северных арабов и сирийцев, понятным даже и для простого народа. Маго­метанским завоеванием был принесен на север язык юж­ных арабов, от которого и произошел современный араб­ский язык, но арабы и сирийцы-христиане еще долго упо­требляли в свой церковной жизни арамейский язык, драгоценный тем, что на нем говорил Христос.

I. Сотворение мира ¹

Мир, рассматриваемый в его внешней красоте и вну­тренней гармонии, представляет собою дивное создание, изумляющее стройностью своих частей и чудесным разно­образием своих форм. Во всей своей необъятности он пра­вильно движется подобно величественным часам, заведен­ным великим и искусным мастером. И как при взгляде на часы невольно является мысль о сделавшем и заведшем их мастере, так и при рассматривании мира в его правиль­ном и стройном движении разум невольно приходит к мысли о том Виновнике, которому он обязан своим суще­ствованием и дивным устроением. Что мир не вечен и имеет свое начало, это ясно доказывается, прежде всего, общим верованием народов, у которых у всех сохраняет­ся древнейшее предание о начале всех вещей. Затем изу­чение хода исторической жизни человечества, особенно древнейших его народов, показывает, что сама историчес­кая жизнь имеет весьма ограниченную протяженность и скоро переходит в эпоху доисторическую, которая состав­ляет детство человеческого рода, необходимо предполага­ющее, в свою очередь, рождение или начало. На то же указывает и ход развития наук и искусств, который опять приводит нас к первобытному состоянию, когда только начинались они. Наконец, новейшие науки (геология и палеонтология) через изучение наслоений коры земной и заключающихся в них останков неопровержимо и ясно доказывают, что земной шар постепенно образовывался в своей поверхности, и было время, когда на нем совершен­но не было никакой жизни, и сам он находился в состоя­нии бесформенного вещества. Таким образом, начало ми­ра несомненно, хотя бы и в виде бесформенного, перво­бытного вещества, из которого постепенно образовались все его формы. Но откуда явилось само это первобытное вещество? Вопрос этот издавна занимал мысль человечес­кую, но она бессильна была разрешить его без высшей по­мощи, и в языческом мире величайшие мудрецы и осно­ватели религий не в силах были подняться выше той мыс­ли, что это первобытное вещество существовало от вечности, и из него-то Бог создал или устроил мир, буду­чи лишь, таким образом, создателем или устроителем ми­ра, но не в собственном смысле Творцом его. Тогда на по-

мощь человеческому разуму явилось Божественное Откро­вение, заключающееся в книгах св. Писания, и оно про­сто и ясно провозгласило великую тайну бытия, постиг­нуть которую тщетно усиливались мудрецы всех времен и народов. Тайна эта открыта на первой странице книги Бытия, которою и начинается Библейская история мира и человечества.

«В начале сотворил Бог небо и землю», говорит в пер­вом стихе книги Бытия бытописатель, св. пророк Моисей. В этих немногих словах выражена та необъятная по своей глубине истина, что все существующее на небе и на зем­ле, а, следовательно, и первобытное вещество, имеет свое начало, и все сотворено Богом, который один только ве­чен и существовал в довременном бытии, и притом сотво­рено из ничего, как означает самый глагол бара, употреб­ленный для выражения слова «сотворил»². Бог есть единый Творец вселенной, и без Него ничего не могло произойти. Утверждая эту мысль, бытописатель тем самым отверг все другие способы объяснения происхождения мира, т.е., что мир не мог произойти ни от случая, ни от самозарожде­ния, ни от борьбы доброго и злого начал (как учили язы­ческие мудрецы, а за ними и новейшие любомудры), а единственно от свободного решения воли всемогущего Бо­га, благоволившего из небытия воззвать мир к временно­му бытию. Решение же это вытекло единственно из люб­ви и благости Творца, с целью дать и твари возможность насладиться этими величайшими свойствами Его сущест­ва. И вот «Он», по словам боговдохновенного псалмопевца, «сказал и сделалось, Он повелел и явилось» все (Псал. 32:9). Орудием его при творении служило Слово Его («сказал и сделалось»), которое есть Слово изначальное, Сын Божий, чрез которого «все начало быть, и без Него ничто не начало быть, что произошло» (Иоан. 1:3). Так как во втором стихе отдельно говорится и об участии Ду­ха Божия в деле творения, то ясно, что Бог действовал при создании мира как превечная Троица³.

Открыв тайну происхождения мира как целого и его двух составных частей — неба и земли, бытописатель пе­реходит к описанию порядка образования мира в его те­перешнем виде, во всем разнообразии его видимых форм, и так как летопись бытия предназначалась в поучение жи­телям земли, то и главное внимание его обращается имен­но на историю образования земли, так что во втором сти­хе уже не упоминается о небе⁴. В первобытном своем со­стоянии «земля была безвидна и пуста, и тьма над бездною; и Дух Божий носился над водою». Это было только что сотворенное бесформенное вещество — хаос⁵ «тогу-ва-богу», в котором бродили слепые силы вещества, ожидая зиждительного слова Творца, и над этою-то бро­дящею бездною была тьма, и только творческий Дух Бо­жий носился над водою, как бы оплодотворяя зародыши и семена имевшей возникнуть жизни на земле. Открове­ние ничего не сообщает о продолжительности такого хао­тического состояния. Только с известного момента нача­лась творчески-образовательная деятельность Творца, и она совершилась в шесть последовательных периодов времени, называемых днями творения⁶.

Когда настало время для начала творческой деятель­ности, над темным бесформенным веществом прогреме­ло слово Божие: «да будет свет! и стал свет». Над бездной хаоса мгновенно рассвел прекрасный день Божий и оза­рил мрачную утробу довременной тьмы. «И увидел Бог свет, что он хорош»; и «отделил Бог свет от тьмы. И на­звал Бог свет днем, а тьму ночью. И был вечер, и было ут­ро: день один».

При появлении света усилилось брожение сил в кло­кочущем веществе хаоса. Огромные массы паров подни­мались над поверхностью земного тела и окутывали его непроницаемыми тучами и мглою, так что терялась вся­кая грань, отделяющая его от других небесных тел. «И сказал Бог: да будет твердь посреди воды, и да отделит она воду от воды; (и стало так). И создал Бог твердь; и отде­лил воду, которая под твердию, от воды, которая над твердию; и стало так». Нижние слои паров превратились в во­ду и осели на поверхность все еще клокотавшей бездны, а верхние улетучились в необъятной области небесного про­странства, и над землею открылось то прекрасное голубое небо, которое мы видим теперь. Это был день второй.

Над земным телом была уже очищенная от паров ат­мосфера, но сама земля была еще сплошным морем. Тог­да «сказал Бог: да соберется вода, которая под небом, в од­но место, и да явится суша; и стало так». Сгустившееся и постепенно охлаждавшееся вещество в одних местах под­нималось, в других опускалось; возв