Сегодня у нас закончится еда. Как жаль, что я не читала в детстве Робинзона Крузо, мне эта книга показалась неинтересной. Ни любви, ни интриг. А как бы нам сейчас пригодился опыт доблестного моряка из Йорка! Ну, делать нечего. Придется выкручиваться самим. Сон окончательно покинул меня, отступив под гнетом насущных забот.
Животных на острове нет. Охота отпадает. Птиц я здесь тоже не видела. Змеи и ящерицы, хвала Всевышнему, пока что нам не попадались. Остаются рыбы и крабы. Рыбная ловля – дело нехитрое, думаю, мы справимся.
А здорово было бы наловить рыбы, пока все спят! Представляю себе их лица! Сказано – сделано. Я свернула в кусты. Сейчас сломаю ветку подлиннее и сделаю удочку. Подходящая ветка нашлась без проблем. Очистив ее от листвы, я поняла всю бессмысленность своей затеи. У нас не было ни лески, ни веревки, вообще ничего, к чему можно было бы привязать крючок. Да и крючка у нас не было. Неужели нам придется ловить добычу руками? Какой ужас! Я живо представила, как мы, озверев от голода, мечемся на четвереньках по мелководью, пытаясь ухватить скользкую, изворотливую рыбину, а потом рвем ее зубами, прямо живую. Бр-р! Приглючится же такое.
Присев на поваленный ствол пальмы, я вспомнила о кокосах. И еда, и питье! Вот только как их достать? Когда-то давно я видела по телевизору, как житель одной африканской страны полз, как муха, по абсолютно голому, вертикальному стволу пальмы. У него это получалось легко, играючи, вряд ли кому-то из нас это по силам. Видно, ничего иного нам не остается, кроме как умереть от голода.
Мне тут же страшно захотелось есть. Я подошла к нашему «холодильнику» и взяла уже совершенно коричневый, неаппетитный банан. Ничего, «подбодрила» я себя, скоро и это счастьем покажется.
|
|
Солнце уже палило вовсю. Спящее семейство подтянуло пятки под скатерть и продолжало дрыхнуть. Делать было абсолютно нечего. Может, хоть шалаш построить, будет где от солнца прятаться? Я выбросила шкурку от банана и взялась за дело.
Прикинув длину и ширину своего будущего строения, я воткнула в землю четыре шеста, положила на них оставшиеся три и привязала их для прочности разорванными салфетками к рогатинам на концах своих опор. Не хватало еще трех кольев. Взяв нож, я отправилась на их добычу. Сегодня это дело уже не показалось мне таким уж легким, тем более что после вчерашнего нещадно болели спина и руки. Да еще, как выяснилось, я заработала себе мозоли. Но, берясь за дело, я не привыкла сдаваться. Обмотав ладони салфетками – да здравствует сервировка! – я кое-как справилась с поставленной задачей. Ободрав ветки с наиболее ровного и внушительного ствола, я замкнула им периметр постройки. Два других ствола я прямо с ветками положила поперек, они будут основой для крыши. Постройка получилась довольно высокой, и, чтобы закрыть крышу ветками, мне пришлось вдоволь напрыгаться. В конце концов мое трудолюбие и настырность были вознаграждены. С чувством глубокого удовлетворения я осмотрела дело рук своих. Конечно, это не Нотр-Дам де Пари, не храм Артемиды Эфесской и не Кижи, но гордилась я своим детищем не меньше, чем великие творцы прошлого своими достижениями.
Когда семейство проснулось, я сидела под навесом по-турецки и любовалась сверкающим на солнце морем.
– Вау! – емко выразила свои чувства Вероника.
|
|
– Ну, мать, ты даешь! – сделал мне комплимент сынуля.
– Не зря я все-таки на тебе женился, – высказался супруг, – никогда не знаешь, чего от тебя ждать. Не жизнь, а праздник с сюрпризами! – Он сгреб меня в охапку и одарил звонким поцелуем. Издевается, что ли?
– А где Пашка с Анькой? – поинтересовался, оглядываясь, Денис.
– Не знаю. Я встала, а их уже не было.
– Да ладно. Погуляют и придут. Может, они в туалет пошли?
– Вдвоем? – ехидно поинтересовалась дочурка.
– А кто их знает!
– Это точно, – согласился Денис. – А что у нас на завтрак?
– Апельсиновый сок, французский омлет, свежие круассаны, кофе, джем, сыры разных сортов. Устроит?
– А если серьезно?
– Пара засохших булок, коричневые бананы, три апельсина, кусочек заплесневелого сыра и, кажется, все. Советую серьезно подумать об обеде.
– А что о нем думать?
– Полагаю, теперь нам придется все время думать о еде, – заключила я.
– Ну вот, не могла подождать, пока мы поедим, и испортить настроение уже после завтрака, – протянула Вероника.
– Извини, детка, я так давно не сплю и размышляю в одиночестве, что мне было просто невтерпеж поделиться, – с сожалением сказала я.
Завтрак прошел в тихой, подавленной атмосфере.
Дожевав свою порцию, Василий обратился к Денису:
– Ну что, брат, пора за добычей?
– Женщины и дети охраняют пещеру, а настоящие мужчины отправляются за мясом, – выпятив грудь вперед и поигрывая мышцами, заявил сын.
– А что вы собираетесь делать?
– Не беспокойся, женщина, сиди и жди, – вошел в роль пещерного человека бывший бизнесмен Ползунов.
|
|
– Что будем делать мы? – поинтересовалась Вероничка.
– Пошли к роднику, умоемся. Может, принести сюда воды для питья?
– Давай, а то уже надоело мне тут сидеть. А куда все же Павел с этой дурой пропали на пару?
– Не знаю. Да какая разница, может, мы им опротивели и они решили от нас отдохнуть, а может, нашли что-нибудь интересное. В любом случае с острова им никуда не деться.
Когда через полчаса мы вернулись на берег, наши добытчики уже орали друг на друга, стоя на мелководье.
– А что ты на меня все валишь, иди и сам лови, раз такой умный!
– Да ты хоть что-то делать умеешь? Или мамочка тебе все на ложечке в рот клала?
– Да ты на себя посмотри! Тоже мне, Меткий Глаз нашелся, даже краба не поймал, который под носом у тебя ползал! Ты же у нас «Мистер многоборье», иди, покажи свое мастерство, поныряй за рыбкой!
– Да я-то поныряю, вот посмотрим, что ты есть будешь!
– Что здесь происходит? – ледяным голосом, раздельно произнося каждое слово, поинтересовалась я.
– Что происходит? Вырастила кисейную барышню! Даже удочку смастерить не может! Руки как грабли, рыба под ногами плавает, он даже ухватить не в состоянии.
– На себя посмотри! Добытчик! Только и слышишь – Денис то, Денис се!
– Спокойно! Где рыба?
– В море! – дружно окрысились на меня горе-спорщики.
– Удочку пытались сделать?
– Да! – так же дружно проорали они.
– Ясно. В таком случае, берите мясные ножи и отправляйтесь тесать копья.
– Зачем? – все еще раздраженно спросили Денис и Василий.
– Рыбу ловить. Руками, как я понимаю, вы не умеете.
С озадаченными лицами они взяли ножи и углубились в зеленый массив.
– Ты думаешь, они что-нибудь поймают? – недоверчиво спросила Вероника.
– Вряд ли. Но надо же им дать возможность убедиться в собственной несостоятельности.
– А вдруг поймают?
– Будем слушать рассказы об этом подвиге следующие лет десять.
Спустя час горе-рыболовы сидели на песке, кляня нас, рыбу и всю Вселенную.
– Все, придется голодать, – резюмировал супруг.
– Тебе это, может, и полезно, а я есть хочу, – заявил Денис.
Вероника молча встала, взяла копье и пошла в воду. Зайдя в море, так что вода доходила ей чуть выше колена, она замерла. Минут через пять она так резко ударила копьем, что мы даже вскрикнули от неожиданности. Вероника торжествующе подняла копье над головой: на его острие трепыхалась рыба.
– Подумаешь, малек, – с завистью процедил Василий.
– Ничего себе! – с детской непосредственностью воскликнул Денис, срываясь с места.
Разбрызгивая воду, он побежал к сестре, снял с копья рыбку – она и правда была невелика, – и с криками:
– Смотрите! Рыба! – побежал нам ее показывать.
Он протянул нам на ладонях трепыхавшуюся пеструю рыбешку.
– Класс! Я пойду еще попробую, вдруг получится! – и он побежал к морю, подхватив копье.
На этот раз он стал действовать строго по методе Вероники, и через час у нас было уже достаточно рыбы, чтобы накормить всю компанию.
– Знаете, можно обмазать ее глиной и запечь на костре! – потирая руки, предложил муж.
– Вот ты себе и мажь, а мы так съедим, – сердито ответил Денис, памятуя об их недавней ссоре.
– Да ладно, мир. С кем не бывает, – добродушно пробасил Василий, протягивая ему руку.
– Как рыбы наловишь, так все тебе друзья, – пряча улыбку, проговорил Денис, протягивая руку.
– Я думаю, лучше не мудрить. Рыбка маленькая, давайте нанижем ее на прутики и зажарим, как шашлык. У нас даже соли немного осталось.
– И один апельсин, сбрызнем ее соком! – радостно добавила Вероника.
– Апельсина жалко.
– Ничего, гулять так гулять! – решил глава семьи.
Мы развели костер, смастерили мангал и зажарили наш улов.
– Смотрите, как здорово! – воскликнула Вероника, сервируя наш обед на шикарном фарфоре – посуде с яхты.
У каждого на тарелке лежало по две рыбки – мы их даже не почистили, чтобы они казались побольше, – по дольке апельсина, по четвертинке засохшей булочки – Василий ее буквально разрубил на части. В бокалах плескалась прокипяченная мною на костре вода из источника. Для кипячения я использовала ведерко из-под шампанского.
Мы уселись в кружок под навесом и приготовились закусить.
– А чья это порция? – беззаботно поинтересовался Василий, показывая на стоявшую рядом с ним бесхозную тарелку.
– Павла, а там – Ани, – объяснила я, показывая на другую тарелку.
– А где они? Их что, до сих пор нет? – с нарастающей тревогой в голосе спросил он.
Действительно, увлекшись добыванием пищи, мы ни разу не вспомнили о них. А ведь уже часов пять, как их нет, если не больше! Куда они подевались?
– Может, они решили еще раз обыскать остров? – нерешительно предположила я.
– Да что вы заморачиваетесь, сейчас явятся. Погуляют, доведут всех до инфаркта и припрутся, – с нарочитым пофигизмом отреагировала Вероника. За последние сутки ее отношение к Павлу резко изменилось, а Аню она и раньше терпеть не могла.
– А может, все-таки пойти их поискать? – нерешительно спросил заботливый отец.
– Думаю, сначала надо поесть, мы столько времени ловили эту проклятую рыбу, надо хотя бы ее попробовать.
– Хорошо, сейчас поем и пойду, – решил Ползунов.
Рыба оказалась жутко костлявая, но вполне съедобная. Насытиться двумя рыбами никому не удалось, поэтому, доев свои порции, дети снова отправились на рыбалку. Впереди уже маячил ужин. А Василий, сам не свой от волнения, отправился на поиски своих заблудших чад. Лично я думала, что они просто мотают нам нервы, как и сказала Вероника. Правда, непонятно, чем они питаются? Ну да, небось, они уж позаботились о себе, любимых.
Решив раньше времени не заморачиваться, я отправилась собирать хворост. Костер должен гореть как следует, и поддерживать его надо всю ночь. Вдруг кто-нибудь заметит огонь, не век же нам здесь куковать!
Прошло уже три часа, как Василий ушел на поиски. Ни его, ни гадких детей. Я начала волноваться. Солнце шпарило вовсю, море слепило глаза. Сбившись в кучу под навесом, мы с ребятами молчали, думая каждый о своем. Судя по их лицам, радости в этих размышлениях было мало. У меня из головы не шли всякие ужасы. А что, если с пропавшими беда стряслась? Укусила змея, пошли купаться и утонули, на них напала акула или людоеды, они укололись о ядовитую колючку, упали, свернули шею, а Василий нашел их и обезумел от горя или не может дотащить их обоих сразу до лагеря?
– Ребята, я пошла навстречу Васе, зажгите костер, отсюда – ни с места!
– Сиди уж лучше здесь, а иначе вы разминетесь, придется и тебя потом искать, – посоветовала мне Вероника.
– Давай я с тобой пойду, а то еще заблудишься, – предложил Денис.
– Нет! Больше никто никуда не пойдет! Василий, пока не обойдет весь остров, не успокоится. Так что мы не разминемся.
– Если только он уже не нашел их и не тащит обратно, – выразительно посмотрела на меня дочь.
– А вдруг ему помощь нужна?
– А вдруг нет?
– А если с ними беда какая-нибудь?
– Со всеми сразу? Вряд ли. Кто-то да уцелеет, а выживший сам пойдет за помощью.
– Вероника! Как ты можешь так говорить?!
– Ну извини. Просто я по этой парочке совсем не соскучилась.
– Мам, она права, вдруг кто-то из них придет, а тебя нет? Придется тебя идти искать. Подожди.
– Хорошо. Но можно мне хотя бы ближайшие заросли осмотреть?
– Можно, но я с тобой, – решительно поднялся с места Денис.
Надо сказать, что все то время, когда мы не добывали пищу и дрова, мы бессмысленно валялись на песке. Делать было совершенно нечего. Хорошо, что процесс обеспечения всех хлебом насущным отнимал много сил и времени, иначе от безделья можно было бы опуститься до состояния овоща.
Мы с Денисом отправились обследовать территорию. Вероника от скуки разбирала посуду, составляя ее аккуратной стопочкой. Прочесав значительную площадь и нечего не обнаружив, мы вновь вернулись на берег.
– Они не появлялись?
– Нет. Может, и правда пойти их поискать? – озабоченно спросила дочь.
– Встает тот же вопрос: кто идет, а кто остается? – заключил, устало садясь на песок, Денис.
Солнце уже клонилось к западу. Жара начала спадать. Как там бедный Ползунов? Хорошо, он хоть воду не забыл с собой взять.
– Ужинать будем? – вывела меня из задумчивости Вероника.
– Не знаю, мне не хочется.
– Мне тоже, – поддержал Денис.
– Подождем, пока они вернутся.
– Как хотите, – обреченно согласилась дочь.
Сидеть и лежать мочи больше не было, и мы разбрелись по пляжу, залитому мягкими лучами заходящего солнца. Небо, сиявшее в вышине незамутненной облаками лазурью, широко раскинулось над нами, сколько хватал глаз. Пальмы лениво шевелили зелеными лапами, на песок легли длинные серые тени. Маленький оранжевый краб трудолюбиво прокладывал себе путь через песчаные барханы. Переступив через него, я побрела дальше по пляжу. Незаметно для меня мысли мои переключились с тоскливого затянувшегося ожидания на предметы далекие и совершенно в данный момент недосягаемые. Вспомнилась наша дача в Сестрорецке, на берегу Финского залива, где мы с родителями отдыхали в детстве. По вечерам мы любили гулять по пляжу. Родители, тихо беседуя, шли по краю воды, а мы с Наташкой носились вокруг них, взбегая на песчаные дюны, играя в прятки между сосен, брызгаясь на мелководье. Я никогда и нигде не была так счастлива, как в те несколько летних месяцев, которые мы проводили там в течение четырех лет. Потом родители отказались от казенной дачи, и эти вечерние прогулки по берегу залива навсегда стали для меня самыми теплыми и счастливыми воспоминаниями детства.
Глава 7
Василий вернулся, когда уже стемнело и пляж был залит серебристым лунным светом. К этому времени мое душевное состояние достигло стадии психоза. Я металась по берегу, то молясь, то представляя себе всякие ужасы. Я клялась господу, что, если с ними все хорошо, я всегда буду искренне любить и Аню, и Павла и никогда не стану спорить с мужем, только бы они наконец вернулись!
Есть или зажечь костер мы тоже были не в состоянии. Денис и Вероника то пытались успокоить меня, то сами впадали в отчаяние, и тогда уже мне приходилось изобретать какие-то утешительные доводы.
Когда некое темное пятно оказалось неясным силуэтом, мы, все как один, кинулись с надеждой и облегчением навстречу ему. Это был Василий. Один.
– Что?!
– Что с ними?!
– Где Анька с Пашкой?
– Что случилось?! Да говори же ты!
– Я их не нашел, – бесцветным голосом сказал Василий и пошел дальше, не останавливаясь, словно был механической куклой, у которой не кончился завод.
– То есть как?! Ты же обошел весь остров! Да почему же ты молчишь?! – Мы втроем семенили за ним по песку, вопросительно заглядывая ему в глаза.
Он остановился, обернулся, и я увидела его совершенно серое от горя и ужаса лицо.
– Их нет, ни их – ни одежды, ни вещей, ничего! Я не знаю, что случилось!
О господи! Я обняла мужа так крепко, как только смогла, прижав к своей груди его голову. Денис и Вероника стояли молча, не зная, что сказать или сделать. Кошмарность произошедшего наползала на нас с неотвратимостью селевого потока. Пока мы метались по пляжу, неопределенность ситуации все же давала нам какую-то надежду, что ничего страшного не случилось, так все это, просто недоразумение… Но теперь нам стало по-настоящему страшно. Что могло с ними случиться на этом пустынном безлюдном острове? Что мы скажем их матери? Как переживет это Василий? Почему мы так долго их не искали? Это бездействие будет мучить нас до конца дней.
Я оторвалась от мужа, обнимая и поддерживая его, и повела к шалашу. Усадив его на песок, я отправила ребят разводить костер, достала заранее зажаренную рыбу, остатки фруктов.
– Надо поесть, – вложила я еду в руки Василия. Он продолжил сидеть все так же безучастно, глядя в темноту невидящими глазами.
Тогда я начала очищать рыбу и маленькими кусочками класть ему в рот. Он жевал, не чувствуя и не понимая, что делает, автоматически. Выпил воды. Он не шевелился и не говорил ни слова, пугая меня этим оцепенением. Ребята сидели в стороне у костра притихшие и подавленные, боясь издать лишний звук, чтобы не нарушить скорбное молчание, нависшее, казалось, над всем островом.
Что-то холодное капнуло мне на грудь. Дождь? – недоуменно подумала я. Нет, оказалось, что я плачу. Слезы катились по моим щекам, а я даже не заметила этого. Надо что-то сделать, чтобы вывести Василия из этого жуткого состояния, пусть он лучше выплачется, выкричится, сломает что-нибудь, лишь бы ожил! Кажется, у нас еще оставался коньяк…
Тяжело встав с места, я пошла за бутылкой, вылила в кружку все, что в ней было, получилось почти до краев, и подала Василию. Поднесла кружку к самым его губам и почти влила напиток ему в рот. Коньяк, видимо, обжег ему внутренности и тем самым привел в чувство.
– Что мне делать?! Что я скажу их матери?! Как мне теперь жить?! – закричал, почти завыл он.
Я сидела рядом и молча гладила его по спине. Чем я могла утешить его? Только винить себя за легкомыслие и равнодушие – вот и все, что мне оставалось. Стала бы я ждать до вечера, если бы так надолго пропали мои дети? Как я могла быть такой эгоисткой? Да, они не любят меня, да и за что, собственно, им любить женщину, занявшую место их матери? Пусть и по прошествии стольких лет после развода, но это – их родители, и они всегда будут желать их примирения. Они даже наверняка ненавидели меня, но я должна была заботиться о них, потому что они – дети, пусть и чужие, но оставленные на мое попечение, я отвечала за них.
– Это я виновата. Надо было сразу идти их искать. Во всем виновата я!
– Ты здесь ни при чем. Это я! Это мои дети, почему же я сидел тут столько времени? Жрал рыбу и ничего не делал! Я даже вспомнил о них не сразу. Как мне теперь жить?
– Постойте, – крикнула, вскакивая, Вероника. – Ты говорил, что ничего не нашел, ни одежды, ни обуви?
– И что?
– Да то самое! Подумайте хорошенько! Их нигде нет. Куда они могли деться? Улететь? Сбежать? Только утонуть. Но вряд ли они решили утопиться. Что они, Тристан и Изольда, чтобы вместе покончить жизнь самоубийством? Нет! Утонуть они могли только случайно.
Мы с Василием слушали, боясь лишний раз вздохнуть.
– Так вот. Если они пошли купаться, то, уж наверное, разделись бы. У Ани был длинный сарафан, в таком не поплаваешь. Павлу тоже незачем лезть в воду в рубашке и шортах. Они должны были раздеться. И вряд ли спрятали бы вещи в кустах, это на необитаемом-то острове! Но на пляже вещей не оказалось. Вывод: их не было на берегу. Они где-то в чаще! Ведь ты не успел прочесать весь остров?
– Нет.
– Я не знаю, что с ними могло случиться, но хоронить их еще рано.
– Точно! Ну, Вероника! Ну, голова! – Василий вскочил с места, подбежал к Веронике, поднял ее и закружил в приступе восторга.
Я чуть с ума не сошел от горя! – ошалев от вернувшейся надежды, радовался муж. – Все, срочно надо сделать факелы и отправляться на поиски.
Я хотела было ляпнуть, что лучше сначала отдохнуть, но, вспомнив, что я чувствовала еще пять минут назад, прикусила язык.
Василий и Денис сделали из веток и намотанных на них салфеток – слава салфеткам – подобие факелов, смочив их остатками алкоголя.
– Разделимся, – скомандовал взбодрившийся отец. – Мы с Вероникой – направо, вы с Денисом – налево.
– Надо взять с собой на всякий случай воду, – тормознула его я. – Вдруг понадобится?
После минутной задержки мы двинулись в путь.
Мы бродили по острову всю ночь. Сначала осторожно, стараясь не отставать друг от друга ни на шаг, потом, со временем, от однообразия – все смелее. Чувствуя себя в этих тропических дебрях бесконечно одинокими, мы стали разбредаться в разные стороны, то встречаясь, то вновь расходясь. Время шло. Мы обшарили бо́льшую часть острова. От усталости и безнадежности наступило какое-то бессмысленное отупение.
Всем, кроме Василия, стало ясно, что нам их не найти. Я не знала, что с ними произошло, но на острове их не было. Думать, что же случилось с ребятами, не получалось. Ноги заплетались от бесконечных блужданий, глаза закрывались сами собой.
– Все. Надо возвращаться. Денис, идем обратно.
– А как же Павел, Анька?
– Их нет здесь.
– Ну так пойдем дальше.
– Их нет на острове.
– Почему? Откуда ты знаешь?!
– Денис! Их нет на острове! Я не знаю, что случилось, но на острове их нет! Пойдем обратно на стоянку.
Он все не хотел сдвинуться с места.
– Мам, я не понимаю! Как это – их нет?
– Уплыли, украли их, я не знаю! Я не могу сейчас думать. Просто ничего не соображаю. Пойдем, – я потянула его за руку.
– А остальные? Василий, Вероника?
– Я не знаю, как сказать ему об этом. Веронику мы позовем, когда встретим.
…Мы вновь сидели на песке. И наступил новый рассвет. Сначала серо-молочный, потом желтая бледная полоса растеклась вдоль горизонта и разлилась по всему небу, принеся с собой все оттенки оранжевого – от бледного, несмелого, до яркого, сочного, который тут же превратился в пламенеющий пурпур, и наконец, как апофеоз этого буйства красок, на небе появилось солнце, озарив подзвездные просторы светом жизни, тепла и радости.
Но мы не видели всего этого великолепия. Понуро опустив головы, усталые и чумазые, мы с ужасом ждали, когда вернется Василий. Искали слова, с которыми обратимся к нему, и понимали, что все они слишком пусты и легковесны.
– Ты думаешь, они утонули? – нарушила молчание Вероника.
– Нет.
– А где же они?
– Я не знаю. Может, ночью они встали зачем-то – не спалось им, не знаю, – и пошли пройтись по берегу. Увидели лодку, побежали, закричали, их увидели… Подобрали ребят и поплыли за помощью. А нас они не разбудили, потому что в лодке больше не было места.
– Или они просто кинули нас, – медленно, как бы осмысливая произносимые ею слова, сказала моя дочь.
– Да нет, что ты!
– Нет? Тебе показалось, что они нас искренне любят? Или они были рады, когда мы получали подарки? Или покупка яхты вызвала у них бурю восторга? А может, они мечтали, чтобы Василий усыновил меня и Дениса? А потом поделил наследство на пять частей?
– Вероника! Какое наследство? Как тебе не стыдно! – Я просто задохнулась от ужаса.
– Мама! Раскрой глаза! Вспомни их обоих. Только без розовых очков. Как они себя вели с момента появления в нашем доме?
И я задумалась. Сначала – свадьба. Сдержанные молодые люди, хорошо воспитанные. Вели себя безупречно корректно. Искренне поздравили отца. Василий даже сказал, что на других его свадьбах они никогда не бывали. Я так растрогалась! С умилением вспоминала наше скромное торжество. Но вот что-то неприятно меня царапнуло… что это было? Взгляд. Мы сидим за столом, кричат «Горько», мы встаем, я оглядываюсь на гостей и встречаюсь взглядом с Павлом… одна секунда, я перевела взгляд на следующего гостя, но потом вновь взглянула на Павла. Нет. Наверное, мне показалось. Не могла такая лютая, неприкрытая ненависть так быстро смениться вежливым спокойствием.
Мы встречаем их в аэропорту. Приветствия, объятия, поцелуи. Садимся в машину, едем домой. Василий рассказывает о ближайших планах на отдых и радостно сообщает: «Мы Веронике купили машину, так что вы будете самостоятельно передвигаться по городу. Клубы, дискотеки. Как, народ, возьмете новых родственников в компанию?» – радостно вопрошает он Дениса с Вероникой, а те рады стараться, полны энтузиазма. Но опять я бросаю взгляд на Павла, и мне кажется, что он готов разорвать на части и новых родственников, и отца. И через секунду все эти эмоции вновь скрываются за маской вежливого спокойствия.
Мне стало не по себе. А сцена на яхте, в день нашего первого визита? А ревнивое отношение к малейшим проявлениям внимания со стороны Василия к любому из нас – ко мне, к Веронике, Денису? Ощущение постоянной, непроходящей обиды на отца. Желание компенсировать его отсутствие для сестры. Эта гипертрофированная опека в сочетании с умелыми манипуляциями с ее стороны. А Аня – та еще штучка! До прибытия на остров она производила впечатление аморфного, безвредного, несколько избалованного существа, но при этом совершенно добродушного, а что оказалось? Она ненавидит нас всех. Во всяком случае, меня и Веронику.
Ужас! А если они и правда нас бросили здесь умирать?! Отец? Ну, судя по всему, к нему они тоже теплых чувств не испытывают. А в версии о дележе наследства явно есть здравое зерно.
Во-первых, они убирают потенциальных конкурентов, а во-вторых, получают весь капитал, сейчас же, немедленно и полностью.
Однажды мы уже чуть не лишились жизни из-за этого проклятого капитала, и снова здорóво? Нет, этого не может быть! В тот раз нас хотел убить совершенно чужой человек. Но чтобы родные дети Ползунова?! Нет. Это абсурд! Мы просто переутомились. Бессонная ночь, недоедание, нервы…
Абсурд… Но куда-то же они делись? Чем больше я отгоняла от себя эти мысли, тем настойчивее они лезли в голову, подкрепляясь все новыми фактами и доводами.
– Ну что, доперло? – бесцеремонно обратилась ко мне Вероника.
– Доперло, – ответил за меня Денис. – Вопрос, как об этом сказать Василию. Он же с ума сойдет, да он просто не поверит.
– Не надо ему говорить, скажем, что они поплыли за помощью или что их подобрали, а за нами вернуться отказались. Надо что-то придумать.
Мы вновь погрузились в молчание.
– А если они все же утонули? – через какое-то время спросил Денис.
И нас в который раз начали мучить прежние сомнения.
Василий появился, когда солнце уже стояло высоко. Вероника и Денис к тому времени уже наловили и пожарили рыбу. Мы кое-как перекусили, и они задремали, сломленные усталостью. Я продолжала сидеть под тентом, время от времени проваливаясь в тяжелую сонную одурь.
Он шел по берегу, еле волоча ноги. Рухнул у костра и замер с пустыми, ничего не видящими глазами. Через минуту Василий сказал бесцветным голосом:
– Их нигде нет.
– Да. Их нет на острове. Но я думаю, их могли подобрать ночью какие-нибудь рыбаки, и они поплыли за помощью. Нам могло просто не оказаться достаточно места.
– Нет. Это было бы слишком хорошо. Но я не верю. Нет, – произнес он после долгой паузы. И зарыдал.
Это было ужасно! Мы многое пережили вместе, но я никогда не видела такого отчаяния, даже когда он сам был в полушаге от смерти. А самое нелепое, я даже не знала, как его утешить, да и чем можно утешить человека, потерявшего за один день обоих детей? Немыслимо даже представить себя в подобной ситуации.
Не знаю, сколько прошло времени. Час? Два?.. Постепенно он затих и забылся тяжелым неглубоким сном. Я сидела рядом и тихонько гладила его широкие расслабленные плечи, боясь оторваться от него хотя бы на миг, боясь, что его снова накроет волна безграничного горя.
Солнце светило так же ярко, как всегда, но день почему-то казался серым, промозглым. Ребята, проснувшись, натянули над нами скатерть, чтобы нас не спалило солнце. Над островом стояла безжизненная тишина, нарушаемая только шелестом пальм и мерным, однообразным рокотом моря. Вдали, по самой кромке горизонта, прошло несколько судов, но так далеко, что было бессмысленно дергаться, пытаясь привлечь к себе их внимание. Где-то далеко шла обыденная жизнь. Люди работали, ходили в рестораны, катались на автомобилях, каруселях, сидели в кино. Горевали и радовались, и никому не было дела, что здесь, на острове, сидят четыре покинутых всеми и придавленных горем человека. Мысли мои стали пронзительно-жалостными, слезы, до этого медленно, беззвучно стекавшие по щекам, брызнули из глаз. Стоп! Стоп! Нечего распускаться! Придумала тоже «плач Ярославны»!
Сколько мы сидим на этом проклятом острове? Всего-то четвертый день! А чувство такое, что прошла вечность. И что за невезуха такая? Только жизнь наладилась, и личная и общественная, так нет, нате вам! Не одно, так другое. И что, прикажете теперь сидеть на этом злосчастном острове до самой старости? Ну уж нет! Если корабли не идут к этому острову, значит, мы пойдем к кораблям!
Хватит валять дурака! Пора браться за дело!
Я резко вскочила, задев коленом Василия, тот застонал во сне, но не проснулся.
– Эй, вы! – бодро позвала я детей шепотом.
– Ты нам? – несколько ошарашенные моим припадком, не поняли детки.
– Вам, а кому же еще? Будем строить плот! Сейчас, немедленно!
– Мать, ты, часом, не спятила? – развязно поинтересовался Денис.