тией, демократией. __
| 55.Немецкий либерализм |
| Либеральное движение на немецкой земле началось в пер вые десятилетия XIX в. В преддверии революции 1848—1849 гг. в Германии оно достигло значительной высоты. Как с точки зрения масштабов и организованности, так и с точки зрения идейно-теоретической зрелости. Ранний немецкий либера лизм — тот, который зародился и утверждался в дореволюци онный период, — был по преимуществу «конституционным движением». В его рамках разрабатывались и предлагались раз личные модели желательных для германских государств поли-тико-юридических порядков. Такие модели, призванные мо дернизировать, осовременить эти государства, содержали раз- ные комбинации уже заявивших о себе тогда в Западной Европе либеральных принципов и норм. Подобно английским и французским либералам, их немецкие единомышленники искали социальную опору в буржуазных средних слоях. Но в немалой степени рассчитывали они и на здравый смысл мо-нархов, которые были бы способны внять велениям времени и стать не выразителями партикулярных интересов, а радетелями общего блага. Немецкий либерализм первой половины XIX в. представля ют Фридрих Дальман, Роберт фон Моль, Карл Роттек, Карл Велькер, Юлиус Фрёбель и другие. Их взгляды и деятельность ощутимо влияли на политический и духовный климат Германии той поры. Общеевропейскую известность приобрели же в пер вую очередь пронизанные либеральными идеями труды Виль гельма фон Гумбольдта и Лоренца фон Штейна. В дальнейшем речь пойдет о политико-правовых воззрениях этих двух ученых. Вильгельм фон Гумбольдт (1767—1835) наряду с И. Кантом, творчество которого оказало на него сильное воздействие, сто ит у истоков немецкого либерализма. Главное политическое со чинение Гумбольдта «Опыт установления границ деятельности государства», написанное еще в 1792 г., было опубликовано лишь в 1851 г. Общая позиция, с которой Гумбольдт подходит к государству, — позиция гуманистического индивидуализма. Не столько собственно государство занимает его, сколько чело век в соотношении с государством. Основная задача, решаемая в «Опыте», состоит в том, чтобы «найти наиболее благоприят ное для человека положение в государстве». Таковым, по мне нию ученого, может быть включенность всесторонне развитой индивидуальности, самобытнейшего «я» человека в разнообраз ные и притом тесные связи между людьми. Гумбольдт придерживается начатой социальной наукой XVIII в. линии на дифференциацию общества («гражданского общества») и государства. Гранями этой дифференциации у не го выступают различия между: 1) системой национальных учре ждений (организаций, союзов, всяких других объединений, формируемых снизу, самими индивидами) и государственными институтами и службами; 2) «естественным и общим правом» и правом позитивным, создаваемым непосредственно государ ством; 3) «человеком» и «гражданином». Проводя границу, разделяющую общество и государство, Гумбольдт не считает их равноценными величинами. С его точ- ки зрения, общество принципиально значимее государства, а че ловек есть нечто гораздо большее, чем гражданин — член поли тического («государственного») союза. По той же причине «ес тественное и общее право» должно быть единственной основой для права позитивного, руководящим началом при разработке и принятии государственных законов. Цель существования государства как такового — служение обществу: «истинным объемом деятельности государства будет все то, что оно в состоянии сделать для блага общества». Но за абстракцией «общество» Гумбольдт стремится видеть каждого отдельного составляющего общество индивида. Отсюда тезис: «государственный строй не есть самоцель, он лишь средство для развития человека». Государство, которое правильно реализует предначертанную ему роль, в своей деятельности не должно преследовать ничего иного, кроме обеспечения внутренней и внешней безопасности граждан. Гумбольдт — твердый приверженец типичной для ев ропейского раннебуржуазного либерализма концепции «мини мального государства». Он совершенно непримирим к идее и факту государственного попечения о положительном благе граждан, т. е. об их хозяйственном преуспевании и обществен ной карьере, об их нравственности, физическом здоровье, об разе жизни, личном счастье и т. д. Диапазон активности функций государства должен быть, по Гумбольдту, резко сужен. И вот по какой причине. Соединение людей в один социальный союз порождает бесконечное разно образие человеческих сил и деятельностей. В такой обстановке развиваются богатые натуры, полнокровные характеры; в ней формируется человек, обладающий внутренним достоинством и свободой, которая этому достоинству приличествует. Государ ство же воплощает в себе верховную власть, исконно и по оп ределению не терпящую уникальное, неоднородное, всякие противоречия и конфликты. Потому оно плохо переносит свойственную социальному союзу, обществу громадную пест роту великого множества индивидуальностей, интересов, воль, мнений, поступков. Посредством государства верховная власть хочет подогнать под один ранжир, унифицировать сознание и поведение людей, всевозможные жизнепроявления нации, общества. Согласно Гумбольдту, государственное вмешательство фактически наце лено и «работает» на понижение того уровня многообразия, ко- торым отличается бытие общества. «Дух правительств... как бы ни был мудр и благотворен этот дух, приводит к однообразию и навязывает нации чуждый ей образ действий». Особенно серьезной опасностью для индивида и нации го сударство становится тогда, когда начинает брать на себя па-терналистскую миссию, по-отечески опекать людей. Гумбольдт уверен, что воспитываемый таким образом в гражданах расчет на заботу о них государя (правительства, чиновников) расслаб ляет волю и энергию индивидов, отучает их самостоятельно ре шать возникающие в жизни проблемы, собственными усилия ми преодолевать трудности. Постоянное ожидание помощи со стороны государства, от мечает Гумбольдт, в итоге оборачивается бездеятельностью че ловека, приводящей к нищете. Страдает также нравственность индивида: кем часто и интенсивно руководят, тот легко дохо дит до того, что как бы жертвует остатком своей самостоятель ности и впадает в апатию. Осязаемый урон терпит дух граждан-ственности. «Если каждый надеется на заботливую помощь го сударства по отношению к самому себе, то он, конечно, еще охотнее предоставляет ему заботу о судьбе своих сограждан. Это обстоятельство подрывает сочувствие к ближним и делает людей менее готовыми к оказанию взаимной помощи. По крайней мере, общественная помощь всего эффективнее будет там, где у человека сильнее сознание, что все зависит от него». По представлению Гумбольдта, чем значительнее и шире диапазон действия государственной власти, тем меньшей сво бодой располагают индивиды, их объединения. Суть усилий го сударства и его слуг он усматривает в создании препятствий возвышению нации, вызреванию ее к свободе, хотя именно это есть самое важное в судьбах человечества. Гумбольдт констати рует, что властолюбивые слуги государства и в теории, и на практике попирают принцип: «ничто так не способствует дос тижению зрелости для свободы, как сама свобода». Даже для обеспечения безопасности людей (первой гарантии их свободы) не могут быть необходимы меры, которые нарушают свободу, а с нею, естественно, и саму безопасность, ибо последняя при свертывании свободы делается очевидным нонсенсом. В пылу отвержения теории и практики абсолютистского го сударства, патерналистской публичной власти, тотальной рег ламентации жизни членов общества Гумбольдт подчас допуска ет явные перехлесты. Так, например, он полагает, будто госу- дарственные законы, независимо от их конкретного содержания, безнравственны и социально порочны, ибо на правляют поведение людей и к тому же снабжены принуди тельной санкцией. «Государство, в котором граждане были бы... вынуждаемы или побуждаемы следовать хотя бы самым луч шим законам, могло бы быть спокойным, миролюбивым и бо гатым государством; но оно представлялось бы мне толпою от кормленных рабов, а не союзом свободных людей, действую щих в границах права». Но свободными люди бывают как раз благодаря правовым законам. Политическая мудрость не в том, чтобы отринуть законы вообще, а в том, чтобы добиться их со ответствия праву, наполнить их правовым смыслом. Результат гумбольдтовских наблюдений над государством таков: поскольку государственное устройство всегда связано с ограничением свободы, на него нельзя смотреть иначе, как на «зло, пусть и необходимое». Вывод предельно острый, но от нюдь не единичный для общественно-политической мысли XVIII— XIX столетий. Еще в канун принятия Декларации неза висимости Соединенных Штатов Америки Томас Пейн писал в памфлете «Здравый смысл» (январь 1776 г.): «Общество в лю бом своем состоянии есть благо, правительство же и самое луч шее есть лишь необходимое зло, а в худшем случае — зло не терпимое». Подобного рода полемика против государства от крывает шлюзы стихии социального хаоса и беспорядка. К чести Гумбольдта, его позиция, как она дана в «Опыте», все же учитывает полезность и нужность (при известных обстоя тельствах) некоторых социально-охранительных функций, выпол няемых политико-юридическими институтами, граждане призы - ваются к уважению законных прав самого государства и т. д. Понимание и признание определенной необходимости государ ства выгодно отличает либерализм Гумбольдта от многих анар хистских учений, от политического нигилизма разного толка. В этом плане идеи немецкого мыслителя не утратили своей ак туальности. Лоренцу фон Штейну (1815—1890) принадлежит ряд фунда ментальных исследований об обществе, государстве, праве, управлении. Для нас интересны прежде всего такие труды Штейна, как трехтомная «История социального движения во Франции с 1789 г. до наших дней» (1850), «Учение об управле нии» (1865—1868), «Настоящее и будущее науки о государстве и праве Германии» (1876). Либерализм Штейна ярко выразился в том, что во главу угла своей социально-политической доктрины он поставил вопрос об индивиде, его правах, его собственности. Главный побуди тельный мотив, движущий индивидом, усматривается Штей ном в стремлении к самореализации, суть которой — добыва ние, переработка, изготовление и приумножение благ. Всякое благо, произведенное личностью, принадлежит ей, отождеств ляется с нею и потому становится столь же неприкосновенным, как она сама. Эта неприкосновенность блага и есть право. Соеди ненное через право с личностью в одно неприкосновенное це лое благо является собственностью. Самореализовываться, заниматься производственной дея тельностью в одиночку, будучи изолированным от других лю дей, человек не может. Он сплошь зависит от них и вследствие этого вынужден жить с себе подобными, должен взаимодейст вовать, сотрудничать с ними. Так возникает у Штейна пробле ма человеческой общности, общества. Он рисует общество определенным порядком социального общения, в пределах ко торого вечно решается свойственное бытию человека фунда ментальное противоречие: с одной стороны, неодолимое стрем ление к полному господству над внешним миром (над матери альными и духовными благами), с другой — очень скромные возможности отдельного конкретного индивида как ограничен - ного в своих потенциях существа. Исходным пунктом устройства всякого общества служит, по Штейну, разделение имущества. Владельцы последнего, собст венники и люди труда, всегда связаны особым образом друг с другом. Законом общественной жизни является «по сути своей постоянный и неизменный порядок зависимости тех, кто не владеет, от тех, кто владеет». Существование этих двух классов нельзя устранить, преодолеть. Невозможно общество без гос подствующего класса и класса, над которым он господствует. Взгляды Штейна на общество и государство и их соотноше ние находятся под заметным влиянием соответствующих идей Гегеля. В концепции Штейна общество предстает как некое само стоятельное и по-своему персонифицированное социальное об разование. От простого аморфного множества индивидов его отличает наличие такого интегрирующего фактора, как посто янная всесторонняя зависимость людей друг от друга. Особен ность общества составляет также то, что каждый в нем руково- дствуется лишь собственной волей. В силу указанных обстоя тельств в обществе, по мнению Штейна, отсутствует почва для свободы. Отсюда его категорическое заключение: принцип, на котором зиждется общество, — несвобода. Высшей формой общества является государство, которое вме сте с тем имеет иную организацию и совсем другие цели, не жели общество. В нем устанавливается органическое единство самых разных индивидуальных воль и действий людей, обра зующих общество. Государство, считает Штейн, есть персони фицированный организм всеобщей воли и потому должно слу жить только всеобщему. Благодаря такой организации и тако му своему предназначению именно государство обеспечивает свободу. Свобода — тот принцип, на котором зиждется госу дарство. Общество и государство (поскольку они базируются на диа метрально противоположных принципах) противостоят друг другу и постоянно друг на друга воздействуют. Причем обще ство стремится сконструировать государство по своему образу и подобию, а государство — создать собственный и угодный ему общественный строй. Такой, в котором взяты под кон троль спонтанные, необузданные элементы общества и между общественными классами поддерживается равновесие. Возвы шаясь над обществом, государство должно оставаться его пове лителем и наставником. Свою главную роль оно сможет выполнить, по убеждению Штейна, тогда, когда исполнительная власть в государстве бу дет верно и надежно служить власти законодательной. В этой субординации — гарантия превращения просто государства в государство правовое и залог сохранения им данного качества. Штейн — сторонник правового государства, в котором «право управления опирается на конституцию и имеются правовые разграничения между законом и распоряжениями». Оптималь ную форму правового государства Штейн видит в конституци онной монархии. В такой конституционной монархии, в которой исполни тельная власть верой и правдой служит власти законодатель ной, центральной фигурой подобает быть монарху, поскольку он сможет не допустить преобладания в обществе партикуляр ных интересов. Лишь монарх, согласно Штейну, в состоянии обеспечить доминирование в обществе общих для всех людей интересов. Вместе со своими чиновниками монарх должен «са- мостоятельно выступать против воли и естественных тенденций господствующих классов за возвышение низшего, прежде соци ально и политически подчиненного класса». Конституционной монархии надлежит также стать государством, проводящим со циальные реформы. От этих реформ Штейн ожидает постоян ного прогресса в деле подъема образования и статуса низших слоев населения, достижения более высокого уровня произво дительности их труда, более высокого уровня потребления, бо лее высоких жизненных возможностей. Идеи Штейна относительно проведения государством соци-альных реформ в пользу трудящихся с целью улучшения их ма териального и культурного положения вызвали негативную ре акцию со стороны приверженцев революционного пути удовле творения интересов пролетарских масс. 56 УЧЕНИЕ О ПОЛИТИКЕ Н. МАКИАВЕЛЛИ Никколо Макиавелли(1469-1527) - итальянский мыслитель, политический деятель, историк эпохи Ренессанса. Основные сочинения - ≪Государь≫, ≪Рас- суждения о первых десяти книгах Тита Ливия≫ и др. Макиавелли говорит о наличии объективной историче- ской необходимости, судьбе. Но она не абсолютна. Оста- ется место в истории и личной энергии отдельного чело- века - воле, доблести, предприимчивости. Он не ищет идеального устройства государства. Важнее практиче- ские средства управления им. Люди по природе своей злы и порочны. Полагающийся на доброту людей падет жертвой корысти, обмана, предательства. Хороший пра- витель преследует общее благо. Достижение последне- го оправдывает любые средства. Если добром нельзя до- стичь данной цели, оно должно быть отброшено. По Макиавелли, церковь должна служить интересам государства, народа. Проповедь христианством сми- рения обессиливает человека. Постулатам традици- онных религий и морали не следует придавать ника- кого значения. Они не в состоянии содействовать усилению благоустройства общества. Государство- это целостная структура. Оно образо- вано подчиненностью управляемых управляющим. Госу- дарство состоит из законов и скреплено политической властью. В догосударственном состоянии люди жили, подобно животным. Затем они объединились и сделали самого достойного своим главой. Постепенно у них стали вырабатываться этические нормы, представления о доб- ре и зле и т. д. Со временем представления об идеальном государе меняются. Подданные выбирают его не по прин- ципу силы, а по принципу справедливости и мудрости. Эволюция форм государственности зависит от нали- чия противодействующих друг другу социальных сил -__народа и аристократии. Первый не хочет, чтобы его угнетали. Вторая желает, чтобы ей подчинялись. В за- висимости от числа правящих лиц Макиавелли выделяет: 1)единовластие, правление немногих; 2)правление всего народа. В зависимости от целей государства и каче- ства их достижения он вычленяет следующие типы: 1) монархию; 2) олигархию; 3) демократию. Все три относятся к так называемым неправильным формам. Они приводят к попранию законов, прене- брежению интересам и государства. Макиавелли вырисовывает идеал из синтеза сущест- вующих форм государственности. Республика должна явиться результатом согласования всех трех государ- ственных форм. Интересы правителя и народа должны находиться в согласии. Тогда можно вести речь о благе государства. Большую роль в этом играет закон. Закон связывает обязательствами и государя, и народ. Закон защищает государство и от произвола толпы, и от не- сдержанности правителя. Мудрость народа сосредото- чена в законе. Сущность республиканского строя лежит в компро- миссе между народом и знатью. Аристократия необ- ходима, так как из нее выдвигаются государственные деятели, военачальники, чиновники. Народ выступа- ет своего рода гарантом неподкупности и соблюде- ния закона. Каждое государство время от времени захватывают смуты. В этих случаях Макиавелли допускает введе- ние диктатуры.__ |
57.Политико-правовые воззрения идеологов социализма
В первые десятилетия XIX в., когда либералы стремились укрепить, усовершенствовать и воспеть буржуазные порядки (строй капиталистической частной собственности, свободу предпринимательства, конкуренцию и т.п.), в Западной Европе выступили мыслители, подвергшие эти порядки нелицеприятной критике и разработавшие проекты общества, которое (по их мнению) сумеет избавиться от эксплуатации и угнетения, обеспечить каждому индивиду достойное существование. Речь идет тут прежде всего о системах взглядов А. Сен-Симона, Ш. Фурье и Р. Оуэна.
Для понимания социального и теоретического смысла названных систем взглядов надо учитывать, что таковые возникли в начальный период борьбы между пролетариатом и буржуазией, на том этапе, когда конфликт данных противостоявших тогда друг другу классов еще не достиг достаточно высокого уровня зрелости. Это (плюс собственное положение в жизни) породило у А. Сен-Симона, Ш Фурье и Р. Оуэна иллюзию, будто они стоят над антагонизмом буржуазии и пролетариата и благодетельствуют своими проектами сразу все общество в целом.
А. Сен-Симон, Ш Фурье, Р. Оуэн отвергали любое серьезное политическое и в особенности всякое революционное действие. В написанных ими произведениях сравнительно мало внимания уделено политике, государству и праву. Решающий же факт состоит в том, что эти произведения отличает недооценка значения государственных и правовых институтов. Тем не менее анализ характеризуемых сейчас систем взглядов крайне нужен. Он позволяет полнее раскрыть специфику очень важных явлений духовной жизни Европы XIX в., оказавших огромное воздействие на последующие судьбы общественной и политикоправовой мысли.
Воззрения Анри де Сен-Симона (1760–1825) на государство и право преимущественно определялись его концепцией исторического прогресса. Он считал, что человеческое общество закономерно развивается по восходящей линии. Двигаясь от
История политических и правовых учений. Под ред. В. С. Нерсесянца. – М.: ИНФРА • М, 1998. С. 490
одной стадии к другой, оно стремится вперед, к своему «золотому веку». Стадию теологическую, охватывавшую времена античности и феодализма, сменяет метафизическая стадия (по А. Сен-Симону, период буржуазного миропорядка). Вслед за ней начнется стадия позитивная; установится такой общественный строй, который сделает «жизнь людей, составляющих большинство общества, наиболее счастливой, предоставляя им максимум средств и возможностей для удовлетворения их важнейших потребностей». Если на первой стадии господство в обществе принадлежало священникам и феодалам, на второй – юристам и метафизикам, то на третьей оно должно перейти к ученым и промышленникам.
Однако исторический прогресс не есть, с точки зрения А. СенСимона, плавный, монотонно протекающий процесс. Органические эпохи спокойного развития перемежаются бурными критическими эпохами, которые сопровождаются нарушением прежнего равновесия общественных групп и резким обострением борьбы противоположных социальных сил. Подчас А. СенСимон высказывал интересные мысли о природе этой борьбы и ее истоках. Так, например, еще в 1802 г. он заявил, что французская революция XVIII в. была классовой борьбой между дворянством, буржуазией и неимущими классами, вызванной переменами в экономике, изменением господствующей формы собственности. Говорил А. Сен-Симон и о том, что «закон, устанавливающий власть и форму правления, не имеет такого значения и такого влияния на благосостояние наций, как закон, устанавливающий собственность и регулирующий пользование ею». Но в общем и целом у А. Сен-Симона демиургом истории всегда оставалась идея. Прогресс знаний и нравственности неизменно трактовался им в качестве решающего двигателя общественного развития.
Этот же фактор создает предпосылки наступления позитивной стадии, на которой человечество сумеет организоваться в общество, «наиболее выгодное наибольшей массе». Радикальное преобразование старого строя А. Сен-Симон предлагал начинать с частичных реформ: устранения наследственной знати, выкупа земель у владельцев, не занимающихся сельским хозяйством, облегчения положения крестьян и т.п. После такой постепенно проведенной работы можно будет взяться за капитальную переделку политического строя, т.е. отстранить от власти непроизводительные классы (феодалов и «посредствующий класс»:
История политических и правовых учений. Под ред. В. С. Нерсесянца. – М.: ИНФРА • М, 1998. С. 491
юристов, военных, землевладельцев-рантье) и передать руководство политикой в руки самых талантливых «индустриалов», представителей «промышленного класса».
Говоря о необходимости передачи управления государством, экономикой высокоталантливым лицам из числа «индустриалов», А. Сен-Симон разумел под ними «наиболее видных промышленников», а вовсе не «людей из народа». Что касается непосредственно народа, то ему, согласно убеждению А. Сен-Симона, незачем вмешиваться в дело реорганизации общества:
«Задача будет разрешена в его интересах, но сам он остается в стороне, пребывая пассивным».
Введение на позитивной стадии истории системы индустриализма не потребует разрушения традиционных государственно-правовых форм. Останется институт монарха, сохранятся правительство (министерства) и представительные учреждения. Но вся полнота светской власти реально сконцентрируется во вновь созданном парламенте – Совете промышленников.
По А. Сен-Симону, частнособственнические отношения вполне совместимы с системой индустриализма. Она отнюдь не посягнет на индивидуальные капиталы заводчиков, торговцев, банкиров, не уничтожит прежней структуры «промышленного класса». Однако индустриализм превзойдет существующий буржуазный строй. Превзойдет он его тем, что превратит страну в единую, централизованно управляемую промышленную ассоциацию. Эта ассоциация будет жить в соответствии с разумно составленным планом комбинированной производственной деятельности, выполняемой всем обществом.
Конечно, приведенная позиция А. Сен-Симона объективно отвечала определенным интересам промышленной буржуазии. Но она отвечала им постольку, поскольку эти интересы тогда еще совпадали с потребностями всемерного развития производительных сил общества. Такое развитие, сулившее громадный рост общественного богатства, казалось А. Сен-Симону главным путем освобождения трудящихся от негативных последствий прогресса капитализма. Апологетом экономических интересов лишь класса предпринимателей А. Сен-Симон никогда не выступал.
Планомерная координация усилий индивидов, различных социальных групп, жесткие централизация и дисциплина дадут возможность с максимальной эффективностью употребить обязательный для всех труд на благо нации, оградят общество от
История политических и правовых учений. Под ред. В. С. Нерсесянца. – М.: ИНФРА • М, 1998. С. 492
бесполезных трат энергии и материальных средств. Те же самые факторы сделают излишними в качестве целей общественной организации обеспечение свободы, гарантирование личных прав, поддержание справедливого порядка и т.п. Поэтому при системе индустриализма, как полагал А. Сен-Симон, отпадет необходимость в обременительных обществу политических институтах разного рода со всеми их многочисленными учреждениями и должностями.
Эта система до предела ограничит политическое властвование в собственном смысле слова и сведет политику, деятельность центральных органов по преимуществу лишь к простому администрированию: управлению вещами и производственными процессами. Она доставит «людям наибольшую меру общей и индивидуальной свободы». Весьма вероятно, что идея А. Сен-Симона о предстоящем в позитивной стадии истории переходе от управления людьми к управлению вещами была навеяна ему рассуждениями Ж.-Ж. Руссо (в его статье «Политическая экономия») о связи между общим или политическим управлением, с одной стороны, и экономическим управлением («управлением имуществом») – с другой.
Если Сен-Симон признавал важность вопросов, связанных с публичной властью, и считался с необходимостью их определенного решения для установления и торжества новых принципов человеческого общежития, то иным было отношение к этим же вопросам другого крупного французского социалиста – Шарля Фурье (1772–1837). Они его мало интересовали. Политика и политическая деятельность представлялись ему бесполезным занятием.
Ш. Фурье гордился тем, что обнаружил аналогию четырех движений (материального, органического, животного и социального) и выявил их основу – «всеобщий закон тяготения и притяжения». В обществе этот универсальный закон действует через игру многообразных людских страстей. Они заложены в человека богом с целью обеспечить людям свободное их удовлетворение. Вскрыть, описать и классифицировать страсти – значит наметить единственный путь радикального исправления общества, найти наиболее верное средство, способное обеспечить введение нового социального порядка.
Его приход, согласно Ш. Фурье, уже не за горами. Само поступательное движение истории подводит к нему. Первая из ее четырех фаз (своего рода детство человечества) близится к концу. Она завершается периодом цивилизации, которая несет
История политических и правовых учений. Под ред. В. С. Нерсесянца. – М.: ИНФРА • М, 1998. С. 493
с собой возможности гармонического и вполне счастливого существования людей. Подготовив необходимые предпосылки (материальные, социально-культурные, духовные) для наступления такой жизни, цивилизация, однако, в начале XIX в. двинулась вспять. Прежние достижения, сослужившие пользу человечеству, стали приносить ему вред. Завоеванная свобода оборачивается, в частности, торговой анархией, а последняя, в свою очередь, толкает к монополии торговых компаний. Свергнутая тирания феодалов-дворян уступает место тирании союзов крупных собственников-капиталистов. Каждый индивид оказывается в состоянии войны с коллективом. При строе цивилизации бедность рождается из самого изобилия и т.д. и т.п.
Резкой, едкой критике подверг Ш. Фурье политико-юридическую систему буржуазного общества. Современное ему государство осуждается за то, что оно всегда на стороне богатых и рьяно защищает их господствующее положение в обществе. Те, кто держит в своих руках бразды правления, вооружают небольшое число бедных рабов (т.е. рабски угнетаемых трудящихся) и с их помощью принуждают к повиновению массы безоружных бедняков. Бедный класс, совершенно оттесненный от власти, лишен политической и социальной свободы. Государство, столь сурово и предвзято относящееся к бедным, покорно идет на поводу интересов привилегированного меньшинства – людей, обладающих богатством. Характернейшим признаком цивилизации является «тирания индивидуальной собственности над массой» (так Ш. Фурье именовал всевластие буржуазной частной собственности).
Провозглашенные в декларациях и законах различные права и свободы в условиях господства частнособственнических отношений остаются, по мнению Ш. Фурье, для подавляющего большинства индивидов лишь написанными на бумаге пышными фразами. Он считает (и это делает честь его проницательности), что общество должно в первую очередь официально признать и реально обеспечить «право на труд, которое воистину неосуществимо при цивилизации, но без которого ничего не стоят все остальные права».
Оценивая строй цивилизации (особенно в последней ее стадии) как ненормальный, Ш. Фурье попытался на свой лад определить надежный способ избавления от него. Политические средства и методы, которые были опробованы в период французской революции конца XVIII в., он решительно отверг. Мотив – данная революция не смогла провести коренное преобра-
История политических и правовых учений. Под ред. В. С. Нерсесянца. – М.: ИНФРА • М, 1998. С. 494
зование общества в интересах трудящихся масс. Ни народный суверенитет, ни всеобщее избирательное право, ни республиканские учреждения и т.п. не изменят жалкого положения народа. Оно круто изменится, если только основу общества составят ассоциации – производственно-потребительские товарищества, в которые будут входить члены различных социальных групп (собственники и пролетарии, люди свободных профессий, рабочие и земледельцы и т.д.). Ячейкой ассоциативного строя – этого «нового хозяйственного и социетарного мира» – станет фаланга. Сеть фаланг (коллективов примерно в 1600 человек каждый), принципиально одинаково организованных, в общем друг от друга независимых и самодовлеющих, покроет все страны, континенты, земной шар в целом.
«Новый хозяйственный социетарный мир» (1829 г.) не предусматривает обобществления всех средств производства. Фаланги определенным образом «наследуют» частную собственность, нетрудовой доход, сохраняют известное имущественное неравенство. Однако формы труда (промышленного и земледельческого), обслуживания и воспитания, по Фурье, таковы, что позволяют членам фаланги умножить общественное богатство до колоссальных размеров, гармонизировать интересы коллектива и индивида, постепенно стереть классовые антагонизмы, зажить дружно, свободно предаваясь своим страстям и склонностям.
Личная свобода каждого – первая заповедь существования фурьеристской фаланги. Она «не допускает никакого принудительного устава, никаких монастырских стеснений». Для Ш. Фурье свобода является большей ценностью, чем равенство. Равенство личных свобод он ставит очень высоко. Но ему претит такое равенство, которое базируется не на свободе, а обеспечивается лишь суровой и скрупулезной регламентацией всех сторон жизни людей. Фаланга знает, конечно, свои общеобязательные нормы, но они издаются с согласия всего коллектива и потому соблюдаются всеми сознательно, добровольно.
Фаланги у Ш. Фурье – автономные и не зависящие друг от друга социальные образования. Они не связаны между собой в единую целостную систему, хотя и координируют свою деятельность. Центральная власть и ее аппарат, которые все же сохраняются в будущем обществе, не имеют никакого права серьезно вмешиваться во внутреннюю жизнь фаланг, опекать их, руководить ими и т.д. Эта грешившая анархизмом установка Ш. Фурье явно шла вразрез с объективными тенденциями политического развития, происходившего в Новое время.
История политических и правовых учений. Под ред. В. С. Нерсесянца. – М.: ИНФРА • М, 1998. С. 495
По сравнению со своими французскими современниками А. Сен-Симоном и Ш. Фурье крупнейший английский социалист Роберт Оуэн (1771–1858) выступил уже в период промышленной революции и вызванного ею обострения классовых конфликтов, присущих капиталистическому обществу. Эти обстоятельства, а также ряд фактов биографического порядка обусловили специфику системы оуэновских реформаторских воззрений. Она сложилась к 20-м гг. XIX в.; в последующие десятилетия ее развивал и комментировал как сам Р. Оуэн, так и его сторонники.
Центральное звено этой системы взглядов – учение о характере человека. Р. Оуэн исходил из того, что человеческий характер есть результат взаимодействия природной организации индивида и окружающей его среды, которая играет в таком взаимодействии главную роль. Подобным же образом, т.е. под определяющим влиянием внешних условий жизни, формируются характеры целых общественных классов. Р. Оуэн был уверен в том, что предложенное им учение о характере человека открывает людям истинный путь к разумному и справедливо устроенному обществу.
Если характер, сознание и судьбы людей формирует внешняя среда, а таковой являются капиталистические отношения, то как раз они ответственны за темноту и невежество масс, падение нравов, господство духа алчности и ненависти, ответственны за искалеченные всевозможными пороками человеческие жизни. Основной виновник всех социальных зол – частная собственность. Р. Оуэн гораздо энергичнее и последовательнее выступал против строя частнособственнических отношений, чем А. СенСимон и Ш. Фурье.
Осуждая современные ему социально-экономические порядки, Р. Оуэн вместе с тем осознал, что имеющие место при капитализме прогресс производительных сил, рост крупной промышленности (распространение фабричной системы), подъем и широкое использование научно-технического знания порождают «необходимость иной и более высокой структуры общества». Он считал, что все эти изменения происходят объективно, согласно законам природы и являются обязательными подготовительными ступенями, «ведущими к великой и важной социальной революции, которая приближается». Именно вызревающий в лоне капитализма новый способ материального производства подготавливает людей «к пониманию и принятию иных принципов и иной практики, а тем самым – к осуществле-
История политических и правовых учений. Под ред. В. С. Нерсесянца. – М.: ИНФРА • М, 1998. С. 496
нию благодетельнейшей перемены в (человеческих) делах, какой еще не знал свет». Обращаясь к проблеме средств и методов осуществления упомянутой «благодетельной перемены в человеческих делах», он рассчитывает прежде всего на революцию в сознании людей, которую могут произвести пропаганда основных истин «науки о формировании характера», а также примеры практического создания отдельных частей «более высокой структуры общества» в рамках наличной «иррациональной», «дурной системы лжи, бедности и несчастья». Р. Оуэн надеялся, например, на то, что с помощью законов, издаваемых государством, можно будет в некоторой степени подойти к проведению обширных реформ в пользу трудящихся. Он выступал, в частности, за «гуманное фабричное законодательство», ратовал за общенациональную систему «воспитания бедны