- Сейчас опозорю тебя, - шепчу парню, практически прячась за его широкой спиной.
Он только шикает на меня и заставляет стоять рядом, а не исчезать с поля видения персонала и других гостей. Ему-то что: он одет с иголочки. Мои же дешевые вещи, наверное, сразу бросаются в глаза…
Метрдотель в темно-вишневом смокинге встречает нас с улыбкой. Правильнее будет сказать, немолодой мужчина рад видеть только Лукаса. Ведь он Блэнкеншип. Мои молчаливые соображения подтверждаются, когда у британца спрашивают о его отце. Этот вежливый диалог длится больше минуты, потом Лукас по-английски уточняет, посмотрев на меня сверху вниз:
- Папа и его друзья очень часто здесь едят.
Я понимающе киваю головой, оглядываюсь. Интерьер прост и шикарен одновременно. Гости выглядят так, словно сошли с обложки модного издания. Украшения на женщинах кажутся невероятно дорогими. Я вовсе не удивлюсь, если все так и есть.
- Может, все-таки уйдем? – жалобно скулю я, в надежде, что Лукас решит сжалиться надо мной.
Но он не обращает на мои просьбы и замечания никакого внимания. Идет наперекор моему прошению и требует у метрдотеля, чтобы ко мне относились, как к королеве. Когда, наконец, мужчина приступает к осматриванию меня, я ощущаю, как щеки краснеют. И почему пол подо мною не провалился? Это было бы в сто раз предпочтительнее, чем терпеть брезгливый взгляд ресторанного распорядителя. Его губы лживо растягиваются, и он показывает Лукасу все свои тридцать два зуба.
Администратор зала быстро приходит на помощь. Любезно поздоровавшись и признав Лукаса, как «своего человека», он радушно координирует нас и предлагает сесть за столик в центре у панорамного окна, заменяющего целую стену. Отсюда виден Колизей во все его красе. Я настолько поражена зрелищем, что забываю о том, как тут меня не любят. У нас забирают одежду. Но я отдаю пальто и шарф, даже не глядя никуда больше – только любуюсь тем, как на небе зажигаются звезды. Одна за другой – словно по мановению чей-то волшебной палочки. Полная луна нависла над величественным сооружением. Кажется, что я могу протянуть руку и точно-точно коснусь ее. Такая она красивая сегодня: желтая-желтая; светится ярче, чем прежде.
Я складываю руки на квадратном столе, на котором расстелена белоснежная скатерть. Божественная сервировка напоминает о моем статусе и принуждает спуститься на землю. Стараюсь не смотреть по сторонам, чтобы не ловить на себе пренебрежительные взоры. Вдруг Лукас прокладывает рукою путь к моей стороне стола и нежно касается своими пальцами сначала ладоней, потом поднимается выше. Теребит ткань кофты, просит улыбнуться. Ну, и как ему откажешь?..
- После того, как закажем блюда, к нам подойдет сомелье. Я за рулем и пить не буду, но я очень хочу, чтобы ты попробовала какое-нибудь отличное вино, ладно? – Дыхание чуть ли не сбивается ко всем чертям, когда Лукас так ненавязчиво и незатейливо проводит ласкательно рукой по моей скуле.
Напоследок он щелкает меня по носу и подмигивает, прежде чем облокотиться на спинку серого, на вид, простого стула. Но всем и так известно, что мебель в ресторане куплена за весьма и весьма большие деньги. Официант подходит к нашему столику, улыбаясь добродушно. Он уже достал блокнот и ручку, и готов записывать заказ. Лукас долго выбирал, чтобы поесть. Он советовал мне остановить выбор на пасте с морепродуктами по-средиземноморски, но я хочу то, что никогда раньше не пробовала.
- Я хочу рыбу-меч по-сицилийски! – говорю громче, чем стоило бы.
И в это самое мгновение ощущаю чужие, полные омерзения, взгляды. Решаю для себя самой, что мне безразлично. Я уговариваю свое сознание, убеждаю в этом. Однако впервые, находясь в родном городе, я чувствую себя чужой. В этом же городе его гость каким-то образом сегодня вечером оказался почти что посланником итальянского народа. Мы с Лукасом нечаянно поменялись ролями. Богатство и власть могущественнее, чем все, абсолютно все на белом свете. Вот она – истина.
Блэнкеншип долго размышляет перед тем, как просит приготовить для него салат из дыни с моцареллой и ветчиной, а еще черную пасту с морепродуктами. Официант, занеся на бумагу наши гастрономические позывы, желает приятного вечера. Следом за ним появляется разносчик. У него в руках хрустальный кувшин с чистой водой, которую он разливает нам в бокалы. Я благодарю его кивком головы, но Луксас увлечен лишь тем, что разглядывает меня. Становится несколько неуютно и неудобно. Я не знаю, что люди за другими столиками думают о нас с ним, обо мне, в частности. И в принципе, я должна быть равнодушна к их мнениям, как и говорила себе, но почему-то это не так.
Парень с глазами василькового цвета наклоняется ближе. Когда я догадываюсь убрать локти со стола, он, напротив, их кладет перед собой. Тарелки с раскатистым звоном ударяются о бокалы, расположенные рядом. Лязг столовых приборов вызывает волнение у присутствующих. Я прячу глаза под ресницами, если поворачиваю голову в сторону. Или же, если смотрю в окно сбоку. Они, все до единого, поедают меня глазами. Представители элиты, похоже, нашли кое-что занятнее, чем просто наслаждаться ужином.
Впрочем, что бы ни хотел сказать Лукас, он не успевает сделать этого. Нет, нам не приносят еду, к нам не спешит сомелье. В зале появляется тот, кого я точно не ожидала увидеть. Лицо Алистера Шеридана – не что иное, как коллекция кровоподтеков и багровых синяков. Блэнкеншип ловит мой взгляд, проявляя явное беспокойство. Все потому, что я опускаю глаза на его разбитые костяшки. Еще в машине я предположила, что они с Алистером подрались, но теперь никаких сомнений не остается.
Шеридан пришел не один. Метрдотель совместно с администратором зала встречают целую компанию взрослых мужчин с сединой в волосах. Как среди них оказался ирландец, я не понимаю, но Лукас потом пониженным голосом истолковывает:
- Это сотрудники компании отца, Шеридан старший и его отродье…
После произнесенного Лукас крепко сжимает челюсти и плотно смыкает губы. Он кажется рассвирепелым.
- Как я мог забыть, что они часто приходят сюда?.. – обращается он сам к себе, а затем выпивает полбокала воды залпом.
В его руках оказывается то вилка, то нож, то край тарелки, которую парень от себя внезапно отбрасывает. Я, опешив, вздрагиваю. Гости определенно не ожидали {такого} вечера. Думаю, от Лукаса не последовало бы таких действий, если бы Алистер не стал бы направляться сюда. Не знаю, зачем он только шествует к нам…
- Салют! – Высунув одну ладонь из кармана, машет ею.
Широкие шаги помогают ему достигнуть намеченной цели за считанные секунды. За спиной Шеридана я замечаю, как администратор, быстро вышедший из другого зала, просит новых гостей следовать за ним. Те в скором времени скрываются за большими белыми дверями с богатым остеклением.
- Она так мило смущалась, глядя на тебя, - сообщает Алистер Лукасу, присаживаясь за стол между нами. – И я, вероятно, буду прав, если предположу, что у вас все отлично? – Он театрально играет бровями, словно актер, исполняющий свой спектакль. – А твоя червовая дама в курсе, что это ты причастен к моей «красоте»?
Шеридан ухмыляется, обведя пальцем в воздухе контуры своего лица, полного безобразных следов минувшей драки.
- Неужели ты ей не сказал?! – поддельно удивляется ирландец.
Не могу поверить, что однажды была так сильно влюблена в него. Я не выгораживаю Лукаса, просто Алистер показывает себя с еще худшей стороны. Естественно, незваный гость лишь строит из себя беззлобного любопытствующего. На самом же деле, в его свинцово-сумрачных глазах плещется негодование и остервенение.
- Ну, что ж, тогда Еве будет интересно узнать, как сэр Блэнкеншип грозился уволить моего отца. Точнее, грозился, что приложит к этому руку.
Шеридан следит за моей реакцией. Я потрясенно вздыхаю.
- Лукас…
- Да, Лукас-Лукас, - кивает неоднократно головой Алистер. – Это все Лукас.
- Ты забываешь, что предшествовало этому заявлению! – огрызается англичанин.
Алистер разваливается на стуле и пожимает плечами, мол, ему без разницы. Я уже даже не вникаю в суть их болтовни. На нас чаще обращают внимание. Меньше всего я хочу запомниться в этом ресторане, как пособница скандала.
Кладу руку на сжавшийся кулак британца.
- Я уже не хочу есть, давай уйдем.
Лукас молниеносно сбрасывает мою ладонь, ни на секунду не оторвав взгляд от Алистера. Нет, пожалуйста, пускай эти двое решают свои разногласия в другом месте. Официант вместе со своим помощником подносят к нашему столу заказанные блюда. Пустые тарелки метко и профессионально заменяются теми, на которых лежат долгожданные яства. Вот только желание что-либо испробовать наотрез пропало. Прислуга недоуменно смотрит на Шеридана, но никто ничего не предпринимает. Я и сама сижу, как на раскаленных углях.
- В конечном счете, все нормально. Мы же помирились, да? – Алистер смеется над Лукасом. Он говорит не разборчиво, потому что закинул в рот креветку из тарелки моего парня.
Блэнкеншип вскидывает руку и вновь подзывает щелчком пальцев официанта.
- Унесите это, - громко, несдержанно требует он. – У меня пропал аппетит. Принесите счет, - добавляет англичанин, когда совсем юный, на первый взгляд, мальчик в униформе возвращается.
Тот послушно кивает и выполняет все без возражений и лишних вопросов.
- Брезгуешь? – морщит губы Алистер.
- А как же иначе? – на удивление так же спокойно отвечает Лукас.
- Зачем я рассиживаюсь попусту. Пора перейти, собственно, к делу. – Ирландец сощуривает глаза. На этот раз я тоже попадаю под его прицел. – Раз уж пошло на то, что к шантажу прибегать можно, то и я внесу свою лепту. Угадайте, о чем мне нашептали на ухо?
Я владею собой лучше, чем Лукас. Однако, учитывая характер Блэнкеншипа, его выдержке можно только позавидовать.
- Твои ненаглядные подружки и испанец, который вечно с тобой тусуется, - говорит Алистер уже мне, - беззаветно верят и не догадываются, с кем ты спишь…
Он начинает цокать языком и качать головой.
- Устроим им сюрприз? – остановившись, будто всерьез интересуются у меня.
Дрожь проходит по всему моему телу. От того, что он доставляет терзания, глаза у него горят ярче обычного.
- Не надо, пожалуйста…
Писклявым голос ирландец издевается:
- Не надо! Пожалуйста!
Лукас вскакивает на ноги, но и Алистер резко встает. Он действует стремительно, потому не терпит сопротивления. То, что он получает в ответ – это настоящее ошеломление. Хамства ему не занимать! Шеридан, словно вырастает позади Блэнкеншипа. Рукой он хлестко пододвигает мой стул к стулу британца. Я тихо вскрикиваю, не успеваю ничего понять. Наклонившись над нами, шепчет:
- Наша неожиданная встреча подходит к концу. Я вам говорю вот что: три дня. Даю три дня, чтобы вы раскрыли свои отношения. – Когда у него получается поймать мой ошалелый взор, он спешит объясниться: - Все равно пришлось бы рано или поздно раскрыть карты, bella. – Алистер надувает губы, а потом снова становится эдаким бесцеремонным мудаком и, обхватив руками спинку моего стула, свешивается над ним. – Кстати, а почему ты не ответила на мое сообщение?
Мы оба в этот миг, как по команде, посмотрели на Лукаса. Ноздри у того уже стали раздуваться, а терпение явно было на исходе.
- А-а-а-а-а-а! Жаль, - искусственно вздыхает Шеридан, - а я был таким гостеприимным. Пригласил тебя на вечеринку. Надеюсь, получив устное предложение, ты придешь?
Лукас яростно хватается за нижнюю часть куртки Алистера, из-за чего парень, склонившийся надо мной, в одночасье оказывается около Блэнкеншипа. Ирландец неестественно хохочет. Он поднимает глаза вверх, а мы с Лукасом вторим ему. С легкой, мягкосердечной улыбкой на нас взирает высокий мужчина в очках с тонкой оправой. Он поправляет их и прячет руки за спиной.
- Здравствуй, Лукас, - приветствует незнакомец. – Рад, что вы с моим сыном поладили. Алистер поведал мне, как вместе вы отбивались от плохой компании.
Это Шеридан старший! Так сложно принять, что у такого, на вид, милого, доброго человека есть абсолютно не похожий на него сын. Блэнкеншип вопросительно глядит на Алистера, и мне видно, как тот выгибает бровь, как бы говоря: «Вот видишь, насколько я благороден!». Лукас, понятное дело, не находится, что сказать прямо сейчас. Он здоровается нехотя, бормоча что-то про себя. Шеридан старший доводит до сведения наследника, что его ждут в соседнем зале.
- Я понял, пап. Я сейчас присоединюсь к вам, вот только сделаем фото на память.
Алистер из кармана кожанки достает длинный и широкий смартфон.
- Что ты задумал, болван? – процеживает сквозь зубы Лукас.
Но Шеридан упорно игнорирует его. Разговаривает, как злой гений:
- Ох, мои руки дрожат! – Улыбается, точно умалишенный. – Только бы не уронить новый телефон! – Щелчок фотокамеры, еще один и еще. После Алистер выпрямляется и, пряча телефон обратно, вынуждает выслушивать свои объяснения: - Слишком дорого он мне обошелся. Как выяснилось, в драке мне разбили не только нос… - Задевает ребром пальца бактерицидный пластырь на носовой перегородке.
Оставив легкую недоговоренность, ирландец, к счастью, отходит от нас. Парень, кажется, больше не собирался останавливаться, целенаправленно следуя к выходу. Однако вдруг затормозил. Я напряглась еще больше. Алистер обернулся. Глупая ухмылка так и не покинула его губы.
- И да, Ева, - окликает меня Шеридан младший, - высшее общество – не для тебя. Ты не вписываешься, - оскалившись и скривив физиономию, закончил он.
Когда Лукас заново попытался выбраться из-за стола и вторично раскрасить рожу ушедшему только что подонку, я задерживаю его. Потянув за рукав черной водолазки, качаю головой и прикрываю глаза. Официант, словно выжидал исчезновение Алистера. Теперь он принес счет. Пока Блэнкеншип расплачивается, я медленно поднимаюсь на ватных ногах.
Что?
Что меня действительно расстроило?
ГЛАВА 11
{Ева}
Мы выбегаем на улицу. Точнее, выбегаю я, а Лукас старается меня догнать. Через дорогу – легендарный Колизей. Капли дождя падают на землю все быстрее и чаще. Прохожие прячутся под зонтами, забегают в ближайшие здания. Но мне плевать на дождь. Я хочу уйти отсюда подальше.
- Тебя задели слова этой мрази, Ева? – кричит мне вслед Блэнкеншип.
И я слышу каждое его слово, вопреки шуму машин, возгласам и восклицаниям людей.
- Ты не понимаешь, Ева! Я готов сделать все, чтобы ты улыбалась. Да, я настолько отныне повернут на тебе - думай, как хочешь! Поэтому я готов прибить каждого, кто скажет про тебя хоть что-то плохое! Я собираюсь пойти и сломать Алистеру не только нос, ты слышишь? Я собираюсь...
Уверена, Лукас не говорит это для того, чтобы я взглянула на него. Он настроен очень решительно, что и пугает меня. Я останавливаюсь и поворачиваюсь к нему. Блэнкеншип выпускает из раскрытых губ облегченный вздох. Нас окружают бегущие в разные стороны местные жители и туристы, а также дождь, который превратился в полноценный ливень. По лицу Лукаса скатываются крупные капли воды. Я не знаю, что именно, но что-то побуждает меня желать привлечь его в объятия.
- Не нужно никого больше бить. - Я выступаю вперед и шагаю к парню. Он натягивает на свои плечи пальто, которое не было до этого до конца на него надето, держалось на изгибах локтей. - Зачем ты сделал это? - с повышенной интонацией вопрошаю. - Зачем ты пугал его увольнением отца из компании? Да, я помню, ты говорил, что являешься будущим владельцем существенной части акций «Blankensip & Friends», но зачем...
- Ты ничего не знаешь! Алистер написал сообщение, предлагая прийти на его вечеринку. Ты была тогда в душе, и я стер этот месседж. Дейл назначил ему встречу той же ночью. Я пришел и бил его, да! - Лукас говорит с горячностью, широко раскрывая рот, ловя вздохи. Как будто ему реально не хватает воздуха. - Я хотел, чтобы он отвечал, но проклятый Шеридан был рад быть избитым. Чтобы ты пожалела, когда увидела, в каком он состоянии... - Британец держит непродолжительную паузу, благодаря которой слышится его громкое, сбивчивое дыхание.
Ему аккомпанирует визг шин и гудение автомобильных клаксонов. Я непрерывно смотрю в ультрамариновые глаза Лукаса. Не потому, что не верю и пытаюсь найти в них правду. А потому, что я люблю того маленького мальчика, которого могу видеть лишь, когда долго вглядываюсь в глубину этих голубых озер. Он так беспомощен, но в то же время храбр. Тот, кому не хватало матери с раннего детства. Я познала жизнь без нее, будучи подростком, а Лукас лишился материнской любви, едва научившись говорить.
- Гребаный Алистер сам угрожал, что расскажет о том, во что я превратил его морду. Обещал дойти до декана. Я не воспринял, конечно, его слова весомыми, но он спустил курок, когда за свое молчание попросил...
Тут Лукас замолкает, взглянув наверх. Закрыв глаза, он поднимает голову и позволяет дождю щедро поливать свое лицо. Мы оба даже не собираемся двигаться с места. Пускай на нас показывают пальцами - не волнует.
- Говори дальше, - настаиваю я, - говори.
- Что ты хочешь знать? - устало выдохнув, произносит Блэнкеншип. Это предложение звучит не совсем вопрошающе. - Хочешь услышать, как Алистер потребовал передать тебя ему на ночь? Хочешь это знать?! - переходит британец на крик.
Я, как будто получила пощечину. Отшатываюсь и молю всех святых дать мне силы устоять на ногах. День и так выдался сложным, а последняя фраза Лукаса совершенно добила. Конечно, он не согласился. Конечно, именно по этой причине надумал запугать Шеридана. Но отчего на душе так паршиво? Я была влюблена в Алистера больше года. Я была им околдована. И не буду скрывать, что он пленил меня, стоило мне в первый раз увидеть его фото на сайте Тор Вергата. Как Алистер мог?.. Почему? Должно быть все равно, не должно быть так больно. Но разочарование - это всегда мучительная обида.
Сказать уже ничего. Да и не хочется. Пора подвести итоги: вечер бесповоротно испорчен; перед нами появилась задача - секретную связь превратить в афишируемую… И Шеридан младший сумел произвести отвратительное впечатление.
- Не зацикливайся на том, что сказал тебе этот дьявол, - сокрушенно роняет Лукас. - Он не стоит того, чтобы ты убегала от меня. Весь этот светский мир обеспеченных персон - просто пыль, понимаешь? - В его утверждениях нет и толики нерешимости. Он из-за льющейся с неба воды не замечает, что я плачу. С ресниц падают слезы, но глаза не прекращают увлажняться вновь и вновь. - Никто не смеет говорить, что ты не вписываешься в какое-либо общество. Посмотри на себя, - Лукас машет рукой в моем направлении, - ты прекрасна. Твое место рядом со мной. Если мне выпала участь быть частью элиты, значит и тебе придется составить мне партию. Готова? И хочешь ли этого?
Непосредственный, чистосердечный разговор срывает все маски. Хочу ли я этого? Я хочу быть рядом с Лукасом, но никто не предупреждал меня, что все будет настолько тяжело. А ведь это только начало.
- Те люди взяли большие ложки и лакомились мною вместо своего ужина. - Я указываю пальцем на здание ресторана, оставшееся позади. - Те люди наслаждались зрелищем! Им нравилось смотреть на меня, как на повод новых сплетен...
Британец преодолевает расстояние, разделяющее нас друг от друга. Он целует меня в лоб, заставляя замолчать. Согревает щеки теплом своих ладоней. Влага его рук встречается с влагой на моем лице. Но нам безразлична непогода и... все остальное? Так ли это? Я просто не уверена, что Лукас хочет подобных обсуждений о нем. Как сына известного, авторитетного человека, его поведение будут разбирать по косточкам. Сейчас я отчетливо осознаю, что мы больше не можем хранить в тайне взаимоотношения. Если бы меньше, чем двадцать минут назад Лукас подрался бы с Алистером в зале самого престижного заведения Рима, об этом на утро написали бы все местные газеты. А со временем новость долетела бы и до Лондона. В век Интернета имеется ли в наличии нечто такое, что можно утаивать годами? Или даже месяцами…
- Да забудь ты про них! - с нажимом говорит Блэнкеншип. - Они, как голодные собаки, ожидающие, когда им кинут очередную кость! Я, признаться, даже не замечал их взглядов... Почему не сказала, что тебе было не комфортно?
Я грустно усмехаюсь.
- И чтобы ты сделал? Объявил войну каждому, кто косо на меня бы посмотрел?
Он пальцами смахивает с моих скул дождевые капли, но они падают сверху на наши лица с безжалостной скоростью.
- Неужели ты сомневаешься? - шепчет. Я читаю по губам, и все-таки его этот шепот громче, чем шум вокруг. - Я никому бы не позволил плохо о тебе говорить. Либо думать. Ни-ко-му, - повторяет Лукас по слогам. - Поняла?
Британец находит ответ в моем молчании и не сводимом взоре. И теперь притрагивается губами моего лба, обнимает сильнее. В его объятиях можно найти покой всего мира. В них так уютно даже посреди одной из центральных в городе улиц. Даже во время настоящего потопа. Я люблю его. Боже, как же серьезно я влюбилась! И от этого так страшно, как никогда раньше не было...
- Пойдем. - Он встает рядом, держа меня за плечи и направив в сторону подземной парковки. - Мне ведь еще нужно встретиться с юристом, пока ты будешь играть с Кианом в учительницу и ученика.
Лукас расхохотался. Я улыбаюсь, поскольку нуждаюсь хоть в частичке благоприятного жизнеощущения. Этого очень не хватает. По длинной цементной лестнице без перил мы долго спускаемся вниз.
- Мне снова придется принимать душ в твоем доме?
- Никто не будет против.
- Моя квартира недалеко отсюда. Давай заедем? Я возьму чистую одежду с собой.
Блэнкеншип не соглашается.
- У нас нет на это времени.
Когда мы находим Lexus, англичанин открывает передо мной дверь машины и взглядом кивает на сиденье.
- Что значит - нет времени?
- То и значит, - не вдаваясь более в объяснения, Лукас занимает место водителя.
Автомобиль почти сразу трогается. Я пытаюсь спорить с Блэнкеншипом, привожу свои доводы, причины, по которым мы обязаны заехать ко мне, на что он отвечает, что уже все придумал. Когда же я прилагаю старания, чтобы разузнать, как минимум, немного из его «грандиозных» планов, Лукас затыкает мне рот своим самым любимым способом... Остановившись у выезда с парковки, парень дергает меня к себе за предплечье и презентует сумасшедший поцелуй. Удерживая за заднюю часть шеи, он лишь углубляет его с каждым новым мгновением. Его язык действует быстро, четко, безудержно. Ощущения такие, словно в моей душе взрываются фейерверки. Этот долгий салют, кажется, не знает конца. Лукас хватает в секундной паузе воздух, а потом, склонив голову на другой бок, вспыльчиво и горячо орудует языком дальше. Меня и не нужно держать. Я растаяла. Если он прикажет лезть на задние сидения и раздвигать ноги, без колебаний выполню. Любую просьбу, любую прихоть, любой приказ...
Но тут Блэнкеншип отрывается. Смотрит очень внимательным взглядом, как будто хочет запомнить каждую черточку.
- Как думаешь, моя развязность вызволила предстоящую ночь из лап неотвратимого уныния?
Сказав это, он, как по щелчку пальцев, резко нажимает на газ. Сложно удержаться от опьяняющего смеха. И тяжело подавлять запредельные чувства, что расцветают внутри, подобно красивейшему, вечно живущему саду.
***
- Лукас мне звонил, - сообщает вертящийся на стуле Киан после нашего увлекательного занятия. Оно, разумеется, в который раз затянулось.
Но лишь потому, что я обожаю вести у него уроки итальянского. Киан Паоло - прекрасный мальчик. Представляю, как повезло Исабэл: она родила потрясающего ребенка от любимого мужчины. Интересно, а как далеко зайдут наши с Лукасом отношения?
- У тебя есть телефон?
- Конечно, есть! - на радостях отвечает самый младший в семье Блэнкеншипов.
Он привел меня в спальню к своему брату, торжественно поклявшись, что сам Лукас этого хочет.
- Так вот, - взмахнув рукой, как взрослый, изрекает Киан. - Лукас мне звонил. И он сказал, чтобы ты оставалась в его комнате до того, как он приедет.
Не понимаю, зачем ему ютиться в общежитии? Ужин в компании этой семьи удался на славу. Как и раньше. Исабэл и Мэтью не уставали рассказывать о своем старшем сыне. Мэтью также сказал, что гордится Лукасом. И тогда я ненароком вставила несколько слов об адвокате, с которым, по словам парня, он сейчас встречается. Из-за внезапно возникшего за столом молчания я корила себя. Правда, всего несколько секунд. Мэтью был удивлен, но по-настоящему радостен. Исабэл переглядывалась с мужем, счастливо улыбаясь ему. Я одна не понимала, в чем дело. Из-за испорченного настроения в «Pablo» мне даже в голову не пришло уточнить, зачем Лукасу вообще говорить с законоведом. А потом Мэтью, отпивая сок из стакана, выдал:
- Значит, он все-таки нашел дело, ради которого готов потратить все накопленные средства.
Он ликовал, когда произнес это. Карие глаза Исабэл в тот момент лучезарно заблестели. В них читалось, как черным по белому: она не видит никакой разницы между Кианом и Лукасом. Она любит обоих и на сто процентов принимает ребенка своего мужа, как своего. Ее самоотверженность привела в восторг!
Киан не дает забыться в своих мыслях. Он болтает без умолку.
-... Брат сказал, что тебе можно здесь трогать все-все-все! - восторженно заканчивает мальчик.
- Да ладно? - подыгрываю я, придавая своему голосу нотки запала и азартности.
- Прям все-все-все! - широко раскрыв глаза, Киан подпрыгивает и сцепляет пальцы в замок.
Я смеюсь над его забавным темпераментом, который однозначно передался ему от матери. Но вместе мы изучаем, как следует, спальню его брата. Садимся на пол и разбираем выдвижные ящики высокого комода. В них можно найти, что только захочешь: старые, истрепанные тетради, сломанную канцелярию, пустые флаконы туалетной воды, книги о бизнесе, книги об ораторском искусстве. Интересно, чем пользуется любимый чаще всего… На рабочем столе у него много учебников, которые он еще не забрал с собой в университетское общежитие. В черной подставке много ручек и карандашей. Одна из письменных принадлежностей в виде желтого улыбающегося утенка. И Киан, заприметив эту вещь, берет ее в руки, рассматривая со всех сторон. Он хохочет над ней, вселяя в меня уверенность, что современные дети не лишены ни детства, ни наивности. Возможно, все дело в том, какие родители их воспитывают.
- А знаешь, мне очень нравится, что ты в одежде Лукаса. - Брат моего бойфренда выставляет два пальца - указательный и средний. - Это уже второй раз.
Не могу сдержаться от очередной улыбки.
- Ты запомнил?
- Конечно! - отвечает Киан воодушевленно.
Он очень похож на Исабэл, но черты Мэтью на его лице также отслеживаются. Прекрасный, добрый мальчишка, к которому быстро привыкаешь. И с которым не хочется разлучаться. Ученик, с рекордной скоростью схватывающий знания. Мечта любого преподавателя. И как же приятно осознавать, что твои уроки приносят свои плоды.
- Мы с Лукасом попали под дождь, но он не дал мне переодеться у себя дома, сразу привез сюда.
- Ко мне?
- К тебе.
По словам и энтузиазму Блэнкеншипа, мне показалось, что он нечто задумал. Я умираю от любопытства, честно. Я не знаю, когда он вернется. Уже начала без него скучать. Время позднее. Пришлось написать папе, чтобы, если что, он не ждал меня. Соврать, что остаюсь у Селест. Он не станет писать ей и спрашивать, правда ли это. Он доверяет, потому мне особенно стыдно за ложь. Но совсем скоро я сообщу ему о том, что состою в отношениях. Папа будет рад. Он часто донимал меня разговорами о важности любви в жизни. Конечно, я только делала вид, что слушала, как и любой подросток. Папа ведь будет счастлив? Он должен обрадоваться. Я очень надеюсь. К слову, Лукас моему отцу понравился в качестве друга. Почему же он не понравится ему в качестве моего парня? Сын его босса...
Киан застает врасплох следующим бесхитростны вопросом:
- Ева? А ты любишь моего брата?
Я открываю и тут же закрываю рот, не в силах произнести хоть что-нибудь. В голове проносятся миллионы мыслей одновременно. Они скачут, подобно лошадям на ипподроме. Понятия не имею, какой формулировкой пользоваться. Что сказать? Как ответить? И что, вот так признаться в любви к Лукасу через его младшего братишку? Я так не могу.
- Не бойся, - успокаивает меня мальчик. - Я никому не расскажу. - В подтверждение ребенок кивает головой пару раз подряд. - Можешь мне довериться.
Киан устраивается удобно на стуле и подпирает подбородок рукой. Другая его ладонь лежит спокойно на столе, но через несколько секунд пальцы в нетерпении начинают стучать по деревянной поверхности.
- Ну? - не колеблясь, упорствует Блэнкеншип младший.
Артистично изгибает бровь. Засмеяться бы громко и согнуться пополам. Увиденное никак не ассоциируется с семилетним школьником! Я обуздываю себя и ограничиваюсь едва заметной усмешкой.
Внизу минуту назад играла музыка, а сейчас она прекратилась, зато послышались голоса. Среди них я различаю и голос Лукаса. К счастью, несмотря на то, что он ушел из дома, говорят спокойно и не на повышенных тонах. Хорошо, что нашелся повод не отвечать на вопрос Киана, которому, похоже, до всего есть дело. Как и любому мальчишке или девчонке в этом возрасте. Я и он медленно, словно сговорились, подходим к приоткрытой двери. Через каменную балюстраду на втором этаже немного видно гостиную. Чтобы различить Лукаса, своего отца и мать, Киан обязан встать на носочки, но и этого недостаточно. Поэтому он крадется к ограждениям в виде фигурных столбиков и, держась за один из них, подглядывает за родней и подслушивает, о чем там говорят. Да, в точности, как и я.