***
Столько всего свалилось. Я должен поговорить с отцом о желании использовать деньги, копившиеся много лет на моем личном счету. Я должен рассказать ему о намерении стать инвестором, ввязаться в серьезный бизнес. Но мои мысли на лекции по судебной бухгалтерии не только об этом. Алистер, и вправду, пойдет к декану? Он, правда, обратится в полицию? Даже не знаю, что хуже: разочарование папы и Исабэл во мне или возможное отчисление из Тор Вергата? Ева устроила допрос в начале дня: расспрашивала, почему костяшки пальцев разбиты. Я старался быть в хорошем настроении, шутил с ней, отвлекал. Она, конечно, поняла, что я с кем-то подрался. Серчала немного, но все же смогла отнестись к этому спокойно. Она не знает, с кем. И она не в курсе, что подобное мне еще раз вряд ли простят.
Я искренне ошеломлен тем, что Алистер Шеридан сегодня появился на занятиях. Он входит в аудиторию, и все охают. Лектор замолкает, разглядывая студента достаточно долго, поправляя очки на носу. Он рукой машет в сторону парт и скамей, приглашая ирландца присесть. И даже не задает ему вопросов об опоздании, не делает выговора. Вскоре все узнают, что это с Алистером сделал я, и тогда люди будут его жалеть. Несчастный, добрый парень, которого избил злой и несдержанный. Не умеющий вести себя подобающе. Да, все так и есть, разумеется…
Как ни странно, мистер Шеридан выбирает место в восьмом ряду. Он садится прямо рядом со мной. Я откидываюсь вальяжно назад, показывая ему, что пускай это и мои последние дни в университете, все равно не стану проявлять напряженность рядом с ним. Он опускает взгляд на мою правую руку, в которой я держу ручку, играясь с ней. И я живо отталкиваю его локтем этой руки, когда он зачем-то приближает свое тело к моему. Как будто напоминая о себе каждую секунду. Повезло, что я не зарядил ручкой ему в глаз! Губы сжимаются в тонкую линию, ведь ощущать продолжительный взгляд Алистера на себе – не самая приятная в мире вещь.
- Я не такой, - непредвиденно заговаривает со мной ирландец.
Скосив глаза в его направлении, я свожу брови вместе. Разбираться, в чем собирается просветить меня Шеридан, нет желания. Мне на него плевать. Но тот, наверное, считает иначе.
- Это были лишь пустые угрозы. Я не такой.
Хмыкнув, я развожу колени, пристроив руки между ног, и не выпускаю из ладоней шариковую ручку. Кто-то из верхних рядов просит прекратить щелкать кнопкой. Но я не могу.
- А какой ты? – вырывается у меня вопрос, в котором четко слышится цинизм.
Шеридан пожимает равнодушно плечами и, подобно мне, расслабляется на скамье с полумягкой спинкой.
- Определенно скверный, безнравственный…, - Алистер выдерживает паузу. – Ничего не напоминает?
Кивком головы он указывает на меня, хотя ему и не стоило. Я понял, на что он намекал. Закатив глаза, признаю мысленно, что он заслужил небольшую ухмылку от меня.
- Да, но я бы никогда не позволил бить себя, чтобы девушка потом сочувствовала мне.
Ирландец вскидывает бровь, опускает серые глаза на мои конспекты. Сам он ничего из рюкзака не выложил.
- На что только не пойдешь, находясь в отчаянном положении, - высказывается он.
Я не могу понять ни его помыслов, ни планов, ни расчетов. Пройдет несколько дней и оставленные мной на его лице и теле гематомы перестанут иметь значение. Что ему нужно?
- Алистер, почему бы тебе не пойти к черту? – задаю прямой вопрос, прикидываясь, что слушаю лектора.
Краем глаза я замечаю, что он не двигается с места и смотрит на меня, как будто пытается запомнить. Как будто для него имеет большое значение моя персона в глупой, непонятной игре. Которую он сам и придумал.
- У дьявола и так достаточно фанатов, - спокойно отвечает мистер Шеридан. – Зачем ему еще и я?
- Разве ты фанат? – оскалив зубы, говорю. – Ты - компаньон.
Алистер, на мое изумление, принимается хохотать даже громче, чем вчера. Он протирает глаза, словно смахивает слезы. Скорее всего, ему больно касаться синяков на нижних и верхних веках. Студенты и преподаватель – все глазеют на нас. Я так жалею о том, что ирландец выбрал ту же специальность, что и мы с друзьями. Учиться с ним на одном потоке, на одном курсе – невыносимо.
- Так меня еще никто не называл, - признается Шеридан, затихая.
Несколько замечаний лектора привели его в чувство. Одна девушка осмелела настолько, что шикнула на Алистера. Я с ней солидарен, если быть откровенным: он достал всех.
- Я лишь констатировал факт, о котором тебе должны были рассказать родители. Жаль, что они скрыли это от тебя…
На эту мою колкость он тоже заливается смехом, но приглушенно, закрывая рот рукой иногда, прикусывая нижнюю губу, рассматривая учащихся в нижних рядах. На минуту показалось, что Алистер побеспокоится о том, что доставляет им хлопоты. Но данная мысль быстро развеялась в моей голове, поскольку козел Шеридан и беспокойство – несовместимые понятия.
Лекция подходит к концу. Никого не задерживают. Все торопятся покинуть кабинет, а сам преподаватель уходит первым, пожелав хорошего дня. Алистер идет за мной, невозможно избавиться от запаха его вонючей туалетной воды. Дейл и Маркус собираются подойти. Мы сидели на разных рядах, а когда захотели воссоединиться, этому помешал задница Шеридан.
- Чего тебе? – агрессивно наступаю, только мы останавливаемся в длинном светлом коридоре.
- А вот теперь серьезно. – Ирландец суровеет, распрямляет плечи, исследует холодным, безразличным взглядом. – На «свидание» меня позвал ты или твой друг, неважно… Я пришел, а ты меня избил. И, быть может, убил бы, если бы не Дейл Мёрфи…
Большим пальцем Алистер указывает себе за спину. Ранее он заметил, что мои друзья стоят там, у противоположной стены в узком пространстве. Они готовятся подойти, но движением руки я вынуждаю их оставаться на месте.
- Мы с тобой иностранцы. Вряд ли тебя депортируют за конфликт со мной. Вот, если бы, как и в прошлый раз, произошел инцидент с итальянцами… Тебе повезло, не обдумывал это?
- Короче! – подгоняю я.
Шеридан меняется в лице. Он подступает ближе, в конце концов, чуть ли не дыша в мой рот. Рядом с этой тварью мне тесно и душно, но я ожидаю его дальнейших слов и предложений.
- Хочешь короче? – издевательски шепчет Алистер. – Тогда слушай. Если не депортация, то почти стопроцентное отчисление после такой-то кулачной расправы. Я могу отправиться в больницу хоть в эту самую секунду. А могу забыть о том, что произошло прошлой ночью… - Парень склоняет голову набок, встречаясь свинцовым взглядом со мной.
Сколько же лукавства, сколько коварства в нем. Я выжидаю. Мне интересно, что за условие он назовет. Но Шеридан требует то, чего я ему никогда не дам. Его плечи зримо напрягаются, когда ирландец «зачитывает» ультиматум.
- … Если только ты отдашь мне Еву на одну ночь, - заканчивает он, ехидно засмеявшись.
Не приняв во внимание кучу людей вокруг, я беру Алистера за грудки, толкаю его к стене и соединяю его спину с ней. Мощно и до чертиков быстро. Представляя лишь, как он хочет воспользоваться Евой.
Да, я слетел с катушек. Зато Шеридану, бл**ь, смешно.
- Эй-эй, ну ладно, хорошо! А если поцелуй? Один страстный поцелуй?..
Последнее слово он едва договаривает, так как я беспощадно давлю на шею рукой, сжимая в кулаке ткань футболки у плеча. Алистер хрипит. Ему теперь, увы, не до веселья. Он пытается отстранить меня, вскидывает ладони, утыкается одной из них в локоть руки, которая служит в данный момент рычагом. Я пользуюсь им, чтобы затруднить в большей степени дыхание ирландца. Этот парень всерьез успел надоесть. Левой рукой я оттягиваю волосы на голове Шеридана, и потому он сопротивляется сильнее.
- Если еще раз…, - начинаю пугающе, грозно.
Но друзья подбегают, чтобы остановить мои действия. Я предпринял их не для того, чтобы Маркус и Дейл помешали мне. Когда они хором убеждают в неверности настоящей выходки и порываются отволочить от Алистера, я дерзостно веду плечами. Чуть повернув голову в сторону, горланю на них:
- Отошли! Немедленно отойдите! Не трогайте меня…
Уже дважды за сутки этот образец скота выказывал свое влечение к Еве. Я не собираюсь молчать. Я делаю то, что обязан.
- Если еще раз, - воссоздаю вступление, которое было так бесцеремонно прервано, - еще хоть раз ты напишешь моей девушке смс, расскажешь о своих желаниях, касательно ее или просто вздохнешь, глядя на нее... – Пауза уместна, как никогда: красное от нехватки воздуха лицо Алистера можно созерцать долго. – Ты пожалеешь.
Резко отпустив его и отступив на шаг, я слежу за тем, как он нагибается, схватившись рукой за горло. Он глотает воздух, как нечто святое. Но и не забывает смотреть на меня исподлобья. Злопыхательски. Ноздри широко раздуваются, брови насуплены. Шеридан готов напасть на меня в любую секунду.
- А сейчас иди и расскажи всем, какой я зверь! – Предлагаю, указывая в направление деканата. Затем я склоняюсь над ним, притягиваю никчемного Алистера к себе за рукав рубашки и добавляю на ухо: - Но ты только не забывай, что твой отец работает в компании наших отцов. Ты же понимаешь, что если я вылечу из Тор Вергата, я сделаю все возможное, чтобы и ты вылетел? Если меня вышлют из страны, клянусь, тебя тоже. Если рядом с Евой я не смогу находиться, поверь мне, ты тоже не сможешь.
Похлопав его по плечу, я встаю прямо. Ирландец с грехом пополам выравнивает спину, прижавшись затылком к стене. Он все еще глядит на меня, не говоря ни слова. Наверное, размышляет о том, насколько я основателен. До Маркуса, кажется, доходит смысл сцены, что разыгралась перед ним.
- Погоди, - захлопав ресницами и сощурив глаза, произносит он медленно. – Погоди-погоди. Ты, - он целится указательным пальцем в направлении Алистера, - хотел…? Это что-то связано с Евой?
Я глубоко вздыхаю. На друга своего я войной идти не буду и не хочу, но это волнение в его голосе очень, очень раздражает.
- Развлекайся, - роняю, не обрывая с Шериданом зрительного контакта. – Маркус бьет сильнее меня.
Развернувшись, дабы уйти, я встречаю целую шайку – храбрый отряд Мистера Дерьмо немного припоздал. В отличие от мерзкого ирландца, еще перед занятиями я написал в общий чат своим ребятам, чтобы они не предпринимали попыток прийти на помощь, если вдруг произойдет столкновение.
- Что здесь происходит? – спрашивает начальственно по-итальянски один из парней передо мной.
Но я даже не успеваю вставить очередную желчность, потому что Алистер отвечает вперед меня:
- Все нормально. Расходитесь. Мы уже все решили.
- Это Блэнкеншип тебя разукрасил? – любопытствует другой.
Ирландец горячится, практически лопается от злости.
- Я сказал, все нормально! – звучит он свирепо.
Члены его стаи волков переглядываются, вскидывают брови, ведут плечами. А тот, который изображает командира, отгоняет парней прочь. Они все рассасываются по коридору, а через минуту их, словно здесь и не было. Маркус сразу подлетает к Алистеру, но тот от него отмахивается и не дает мне уйти, схватив за локоть.
- Что ты имел в виду, говоря о моем отце?
Я остаюсь хладнокровным.
- Все прозрачно. Подставить человека – проблема для моей совести, но я готов пойти на это в нашем с тобой случае. Образумься, - говорю ему я тише, - отстань от Евы. Просто. Отвали. От нее.
Я вырываю руку из захвата Шеридана и шагаю прочь, не глядя ни на кого больше. Да, никого у меня не выйдет уволить и пакостить я никому не буду. Но необходимо, что Алистер в это поверил. Ведь я же сделал вид, что уверовал в байку о моем допустимом отчислении. Сколько я воюю ним за пределами кампуса, деканат не тревожит. Глупый-глупый ирландец… Пусть остается вдали от Евы.
ГЛАВА 9
{Ева}
Лукас в черном длинном пальто, доходящему ему до колен, роскошен. Классические серые брюки и черная водолазка, виднеющаяся под не застегнутой верхней одеждой. Блэнкеншип ожидает меня у подъезда, запрятав руки в карманы. Им сложно насладиться, особенно, пока он не видит меня. Задумался о чем-то, ковыряя носком ботинка брусчатку. Я придерживаю дверь: никто из соседей не заходит в дом и это не акт вежливости, просто он так красив сейчас, когда погрузился в раздумья. Лукас ловит мой влюбленный взгляд, тем самым, застав меня врасплох. Я ощущаю свежесть на задней части шеи, поскольку ветер внезапно усилился. Он развевает мои волосы. Могу поклясться, это похоже на момент из кино: наше переглядывание, трепет внутри, зарождающиеся улыбки. Прохладная погода ни в коем случае не помешает нам сегодня провести остаток дня отлично. Лукас сам предложил после учебы отправиться гулять. Я становлюсь самой счастливой, когда он говорит, что нет ничего лучше, чем времяпровождение со мной.
- Хей, - протяжно произносит Блэнкеншип.
Я отпускаю дверь подъезда и иду к нему. Он делает несколько шагов в моем направлении, сгребает меня в охапку, а потом, запустив ладонь под мои волосы, дарит незабываемый поцелуй. Как бурный секс, сочетающийся с ласковым. Язык нежно проникает в рот, мощная кисть сжимается на талии. Лукас ненасытен, как и всегда. Он не дает и вздохнуть. Повернув голову в другую сторону, не останавливает процесс. То, как он целует, не может сравниться ни с чем. Ощущаю дрожь во всем теле, кончики пальцев покалывает, оттого они плотнее соприкасаются с воротником полушерстяного пальто.
- Мы не виделись всего час, а я уже успел по тебе соскучиться, - говорит британец бархатным голосом, отстранившись всего на чуть-чуть.
Это маленькое расстояние позволяет ему высунуть язык и провести им возбуждающе по моим губам. Лукасу удается снова поднять мне настроение. Для этого ему, кстати, мало что нужно делать: всего лишь быть рядом.
- Поехали? – предлагаю я, не отвечая на его высказывание.
Боюсь, могу разговориться и выболтнуть лишнего. Глаза цвета морской волны, обрамленные коричневым ресницам, то опускаются вниз, то воздеваются кверху. Он буквально может прочитать, что написано в моем взгляде, поэтому я кажусь стеснительной и стараюсь не смотреть на Лукаса. Пальцы Блэнкеншипа ложатся на мой подбородок. Не знаю, что еще он предпримет, чтобы полностью меня подчинить. Впервые почувствовав небывалое влечение, я готова быть для него всем. Абсолютно всем. Это пугает меня, но ощущение полета такое сладкое. Иначе мне не объяснить своих эмоций.
Чмокнув коротко в губы, он соглашается, очаровательно усмехнувшись.
- Поехали.
Музыку в машине мы выбираем по очереди. Я подключаю свой смартфон к системе автомобиля, и меньше чем через минуту салон заполняется приятным тембром голоса Сэма Смита. Некоторые слова знаменитой песни, вероятно, трогают душу внешне уравновешенного Лукаса тоже. Он сжимает ладонью мое колено, глядя на дорогу и уверенно держа руль одной рукой. Он так сексуален в этой роли, мне сложно оторвать от него глаза. Я знаю, что Блэнкеншип чувствует мой долгий взгляд, и именно поэтому его хватка на моем колене превращается почти в железную. Пульс ускоряется, как и сердцебиение. Пасмурное небо за стеклом машины никоим образом не может испугать солнце, восходящее в моей груди.
Лукас, затормозив на светофоре, подсоединяет свой телефон к автомобильной акустике, отдавая мне мой мобильный. И даже такой простой жест сопровождается его говорящим, раздевающим взором. Трек Эминема начинает играть. Блэнкеншип увеличивает громкость. Я люблю наблюдать, как он не только управляет авто, но и подпевает любимому рэперу. Матерные слова Лукас не пропускает. В этой рэп-песне о любви, правда, они встречаются не так часто. Зато британец замолкает, когда Эминем называет свою любимую шлюхой, с*кой и подобными бранными словами. Он теперь держит меня за руку, переплетя наши пальцы вместе. Его уважение, теплота его ладони – умилительные вещи, которые необыкновенно важны в отношениях.
Через еще несколько прослушанных композиций, Блэнкеншип с помощью маленькой кнопки на руле кончает с музыкой. Он другой клавишей оперативно переключается на радио. Поборов шумность в салоне, парень добивается того, что диктор сообщает последние новости приглушенно.
- Хотел тебя спросить…, - Следовало догадаться, что Лукаса перестало устраивать оглушительное звучание композиций не просто так. – Алистер… Алистер Шеридан, - ладонь, что на руле заметно сжимается и разбитые костяшки пальцев белеют, - не звонил тебе? Не искал с тобой встреч?
Мы подъезжаем к Ватикану. Вопрос, который он задал, не очень мне понятен. И сомнительно, что уместен. Но я отвечаю ему непринужденно, оставаясь целиком честной с ним.
- Нет. С тех самых пор, как неделю назад он приглашал настойчиво меня на вечеринку, от него больше не было вестей.
Каким-то образом Лукас, не обращая на меня взгляда, уясняет для себя, что я не вру ему. Тогда плечи парня облегченно опускаются. Его вопросы изрядно треплют нервы, но все время мы приходим к тому, что ревновать ему незачем и не к кому.
- Ладно… Знаешь, он… А ты видела Алистера? – спохватившись, интересуется Блэнкеншип.
Я отмечаю за ним какую-то скрытность, потому не тороплюсь отвечать. Почему Лукас ведет себя так? Почему в центре нашего разговора нежданно встал Шеридан? Я вовсе не хотела обсуждать его. Погодите-ка… Раны на тыльной стороне ладоней, отсутствие англичанина в ту ночь, когда я спала в комнате в общежитии, меня не озаботило. Он сказал, я помню, что уходит по делам, но я не размышляла о каких бы то ни было потасовках. Стопроцентное доверие может и вредить, особенно такой девушке, как Ева Мадэри. Наивность, которая, в общем-то, мне не присуща, выходит на первый план, если речь заходит о Лукасе.
- Ты дрался с ним. Да?
Длительное молчание, естественно, не может нравиться. Сомнения подкрадываются из разных углов, сочатся из всех щелей. Мысли в голове пронзительно гремят, перебивая друг друга. Я не уверена отныне в том, что доверие имеет место быть всегда. Даже в случае самой большой влюбленности на свете.
- Это ничего. Мы больше не имеем претензий друг к другу, - довольно поздно реагирует Блэнкеншип.
Он почти что не отвлекается от дороги. Невзирая на щепетильную тему накаленной беседы, Лукас все равно не абстрагируется. Не забывается ни на миг.
- Почему вы подрались?
Сердится, убирая руку. Положив ее, как и левую, на руль, он давит на газ сильнее.
- Я же сказал, все хорошо. Давай не будем портить…
- Ты уже все портишь. Ты от меня что-то утаиваешь, - я выдаю обвинения спокойным тоном, но моя выдержка граничит с явным негодованием.
Лукас, конечно, немногословен.
- Это мужские разборки, Ева! И я повторяю: хватит.
Только в отличие от меня, невозмутимости в нем нет. Даже ее малой части. Он позволяет своим эмоциям властвовать. Запальчивый, распущенный. Это больше не удивляет, но и не радует.
Хоть и в следующие пятнадцать минут нашей поездки обоюдное молчание сводило с ума, я все равно не решилась нарушить его. Внутренности, будто бы перевязаны тугими узлами. То самое чувство, когда ты хочешь найти подходящие слова, но не можешь сделать этого и продолжаешь молчать. Просто каждый звук, который пытаешься произнести, застопоривается в горле. Волнение накатывает с головой. Человек рядом с тобой настолько цепок и суров в эти мгновения, что ты предпочитаешь быть тихой, безмолвной.
Лукас заговаривает со мной неожиданно.
- Ты в обиде на меня?
Чтобы ответить ему, мне понадобилось много самообладания.
- Не понимаю, как ты можешь о таком спрашивать… Обещал рассказать, о чем говорил по телефону с Маркусом в тот вечер. Помнишь? – Блэнкеншип лишь медленно моргает, прокручивая руль влево. Совсем скоро будем на месте. – А потом я узнаю, что у тебя какие-то дела с Алистером… Как мне реагировать?
Лукас играет желваками. Я не хочу, чтобы он ощущал неудобство рядом со мной, однако в сложившейся ситуации слишком много мыслей крутится в моей голове. Я не знаю, за какую ухватиться. Забота о парне, как бы ни была важна, не на первом месте сейчас. Заехав на парковку, британец отстегивает ремень безопасности и садится в полуобороте, внимательно смотря на меня. Я вижу в его, подобно разбушевавшемуся морю, глазах, что он обо мне печется. Что ему не все равно на то, что происходит с нами. Я вижу в глазах Лукаса некое раскаяние, вину. И не могу на него злиться.
- Послушай…, - говорит парень, коснувшись рукой моих распущенных волос. Пропускает пряди между длинными пальцами. – Мне небезразлично твое настроение. Я хочу, чтобы сегодня мы были счастливы. Мы можем сделать это? Не говорить ни о чем, кроме нас самих? Можем? – Выставив указательный палец другой ладони, Лукас выгибает бровь. – Всего-то один день.
Он отводит руку от волос и касается ею моей щеки. Самые прекрасные чувства, которые существуют в этом мире, поселяются в сердце. Душевность, с которой он трогает меня, с которой он проводит пальцами по моим скулам, а потом спускается ими ниже, чтобы очертить линию губ. Я не уточняю, что уже завтра вновь возобновлю свое любопытство, вновь осыплю вопросами, потому что Блэнкеншип и так знает: я потребую объяснений при любых обстоятельствах. Потому позволяю себе расслабиться. С ним время летит с такой быстротой… Быть может, мне, и вправду, просто необходимо обо всех на свете забыть. Чтобы остались только он и я. Я и он.
В Лукасе возрождается особенный, радостный азарт, коим он и меня заражает. Желание улыбаться передается и мне, когда его красивые пухлые губы медленно растягиваются. Я тянусь и целую Блэнкеншипа в уголок рта. Парень слегка поджимает губы и приподнимает выше именно тот уголок, который я почтила вниманием. Так Лукас видится мне несравненным, отчасти нахальным, но это только плюс для него.
Опустив веки, и вновь через секунду вскинув их, британец тихо усмехается. Затем вытаскивает ключ из замка зажигания. Мы открываем двери машины одновременно. Перебросив ремень длинной сумки через грудь, я поправляю на шее шарф. Сложно прекратить пялиться на идеального Лукаса. Раньше никогда не замечала, чтобы он носил пальто. Но этот стиль в одежде ему очень идет!
- Что такое? – с мальчишеским задором вопрошает Блэнкеншип, закинув руку мне на плечи и притиснув крепко к себе. – Ты так рассматриваешь мой прикид, будто смеешься надо мной.
Разумеется, сказанное им не выражает ничего серьезного. Напротив – игривость в его голосе звучала для меня, как саундтрек к многообещающему продолжению суток.
- Я тобой восторгаюсь.
Вероятно, ничего подобного мужчинам говорить не стоит, но я не смогла сдержаться. Правда, ничуть не пожалела об этом. По крайней мере, пока что. Ни с чем не соотносимо то, как Лукас крепко держит мою ладонь в своей ладони, когда мы отправляемся гулять вдоль рядов одного из самых больших и колоритных рынков Рима. Просто наблюдать за продавцами и покупателями, слышать, как из-под какого-то прилавка доносится гимн Италии – это и есть лучшее познавание города. Блэнкеншип радуется, как ребенок, заприметив, что стойки торговцев здесь имеют свои цвета, в соответствии с категорией товара. Куда бы мы ни пошли, остается лишь поворачивать голову то в одну, то в другую сторону. Людей очень много, и продавцы пользуются этим, зазывая к себе. Выкрикивая свои фирменные слова о том, что у них припасено то, чего ты никогда раньше не видел и не пробовал.
На лице Лукаса – несколько оторопелая усмешка. Ему, как иностранцу, выказывают больше интереса. Есть и те, кто упивается своей наглостью, и хватают его за свободную руку с намерением подвести к своим лоткам. Но я быстро ставлю таких на место. Они, не церемонясь со мной, кричат мне вслед, ругают. Я же – не остаюсь в долгу и, оборачиваясь, делаю то же самое.
В эту самую минуту Блэнкеншип легко оттягивает меня за задний воротник бежевого пальто, точно взял котенка за шкирку. Его озорной, хулиганский взор побуждает засмеяться.
- Эй, где раньше была эта оторва?
- Она спала. – На искреннее удивление я отвечаю с иронией. – Ее разбудили, и не думаю, что это хорошо.
- Почему же? – Лукас обратно прижимает меня к своему телу, я обвиваю руками его талию, когда мы восстанавливаем шаг. – Покажешь мне ее в постели?
Он весело смеется, когда я шаловливо щипаю его за бок.
Ватикан от рынка [Mercato Trionfale] в двух шагах, поэтому монахинь тут много. Так же здесь много жителей района, студентов и домохозяек. Мало только туристов, именно поэтому Лукас в этом месте – как самый завидный жених на большом празднике. Мы покупаем немного фруктов, которыми кормим друг друга во время ленивой прогулки, а после отправляемся на «Лексусе» к [Campo de’ Fiori]. Но я забыла, что данные промышленные ряды заканчивают работу в два часа дня. Мы с Лукасом нехило опоздали. Правда, я и не думала расстраиваться: из-за большого количества отдыхающих, что посещают эту точку, цены здесь завышенные, а качество товара далеко не всегда хорошее.
Англичанин хохочет надо мной: я стону в отчаянии, только сейчас вспомнив, что другой – фермерский – рынок открывается только в уик-энд. Лукас говорит мне, не кипятиться, но ему и самому становится занятно, когда я рассказываю о том, какие производители представляют свой товар в [Mercato di Circo Massimo]. Прекрасный выбор вина, овощей, козьего сыра, трюфелей. Несколько раз с Пьетрой, Доминик и Селест мы приходили сюда, отдав всего-то по шесть евро с человека, чтобы получить первое, второе, вкуснейший хлеб и вино. И всем этим можно насладиться с видом на арку Двуликого Януса.
Именно на рынках большинство студентов абсолютно бесплатно обедают. Следует только лишь пройти с начала ряда в его конец, всего попробовать – и дело сделано! Ты сыт. Никто вам и слова не скажет. Каждый продавец надеется, что у него хотят товар приобрести, поэтому тут охотно разрешают «кусочничать». Но в Италии и, собственно, в Риме живут добрые, хорошие люди. Эти же работники рынков привыкли, что иностранные студенты почти всегда голодные… В очень многих случаях торговцы попросту закрывают глаза на дегустацию их еды.
Лукас выслушивает мое хныканье и по-мужски заявляет:
- Мы можем пообедать где-нибудь еще. Я готов отвезти тебя туда, куда ты захочешь.
Он открывает пассажирскую дверь своей машины и дожидается, когда я юркну в салон. Обходит спереди автомобиль и садится за руль. Командно-приказным тоном Блэнкеншип велит пристегнуть ремень безопасности, как будто я впервые о нем слышу. Лукас смеется на то, как я выгибаю бровь и странно смотрю на него.
- Просто хотел увидеть вот эту твою реакцию, - разводит руками англичанин, а затем позволяет мотору взреветь.
Двинув резко автомобиль в сторону, Блэнкеншип гогочет, как ненормальный. В то время, как я отхожу от испуга, он несильно ударяет ладонью руль и запрокидывает голову назад, продолжая ржать. Я шлепаю его тыльной стороной ладони, но выезжает на дорогу Лукас только, когда автомобиль, что позади, подает звуковой нетерпеливый сигнал.
- Смотри-ка! Оказывается, ты не единственный водитель в Риме! – острю я.
Парень, влившись в столичный поток машин, протягивает руку и вознамеривается ущипнуть меня за бедро. Но мне удается предусмотреть его замысел, поэтому борьбы избежать у нас не получается. Конечно, это маленькая борьба сопровождается шутками, смешными предостережениями. А в итоге Лукас все равно получает свое: он щипает через ткань джинсов кожу моей ноги, припомнив, как я час назад точно так же поступила с ним…
ГЛАВА 10
{Ева}
Какое-то сумасшествие: мы целуемся на светофорах, пытаемся, словно школьники, друг друга задеть локтями, дурачимся а салоне авто. После Блэнкеншип вдруг достает из бардачка неприметную маленькую флешку. Он вставляет ее в аудиосистему, нажимает на кнопки, находящие на руле. Через несколько секунд пространство заполняет великолепный, бархатный голос Нека. Он не забыл. Лукас не забыл, что я люблю творчество этого музыканта.
Я сдерживаю слезы, когда британец в очередной раз сплетает пальцы наших рук. Песня «Sei grande» звучит на всю громкость, и мой исполнитель желаний с удовольствием подпевает ее.
{«И не нужно объяснять тебе, какой являешься историей,
Не вернутся слова, знаешь это ты,
Я предпочитаю прикасаться своими губами к твоим
Взволнованное дыхание касается моих,
Я не хочу говорить о вчера,
Я с жизнью не на равных никогда,
Ты очень отличаешься от других».}
- Признаю честно, мне больше по душе испанская версия этой песни. Хоть итальянский я знаю куда лучше…, - при этих словах он поднимает мою ладонь, объединенную с его, и целует тыльную сторону.
Жар губ Лукаса долго еще остается на моей коже.
Мы с час ездим по городу, слушая все треки, которые он скинул на флешку. Я не могу не оценить этот его жест. Я восхищена. И никогда-никогда мне не было так хорошо. Так приятно от того, что кому-то не плевать на твое настроение, на то, улыбаешься ты или нет. Я восхищена им, безо всякого утрирования.
Лукас оставляет автомобиль в подземной парковке ближе к вечеру. Как истинный джентльмен, помогает мне выйти из машины. На лифте мы поднимаемся с цокольного этажа в просторный и достаточно большой холл знаменитого ресторана. В Интернете я неоднократно натыкалась на статьи, в которых [«Pablo»] входит в десятку отборных заведений Вечного города. Когда Лукас привез меня сюда, в первые минуты я была ошарашена. Моя одежда, однозначно, не подходит для такого элегантного места. А также мои манеры, неумение держаться среди «сливок». Я ведь – яркий избранник семейства гадких утят.