Скажи мне, скажи мне, любишь ли ты меня или нет, любишь или нет”.}]
Ритмичный и романтичный трек, по всей вероятности, значительней взбудораживает его. Он целует ярче, просовывая язык мне глубже в рот. Целует требовательно, опьяняя. Я ослабеваю в его сильных руках. Ощущаю подушечками пальцев кубики пресса под тонким серо-голубым джемпером. Я расстегиваю застежку воротника и, ощущая на себе наблюдательный взгляд Лукаса, спускаюсь от его губ к мощной шее. Обожаю, обожаю выпирающий кадык. Я получаю кайф, лаская его.
Англичанин охватывает мою талию, убивая даже крошечное расстояние между ним и мной. Отведя голову слегка назад, он бросает на мой образ хвалебные взгляды. Конечно же, я надела то, что он мне купил. И Лукас без ума от этого. Без спешки красавчик хлопочет над белесыми пуговицами моей черной блузки. Дышит неровно, прерывисто. Этим я от него ничем не отличаюсь. В моей груди горит пожар. Я знаю, что околдована страстью, но мне так сильно хочется признаться ему в любви! В том, что я реально влюбилась. Как последняя дурочка! Я могу лишь говорить Лукасу, как мне хорошо с ним, говорить в порыве наслаждения, какой он великолепный. Этими словами я пытаюсь сказать, что чувствую. Не только во время секса. Не только тогда, когда он рядом. А даже тогда, когда он далеко. В подобные моменты тоска меня окончательно съедает, и я понимаю, насколько зависима. То, что во мне зарождалось по отношению к Алистеру, в сущности, не было никакой привязанностью. Я теперь разобралась, что является любовью.
Указав пальцем на участок кожи под ключицей, Блэнкеншип целует туда, мастерски управляя языком. У меня нет ни сил, ни желания отталкивать его.
- Вчера, - делает паузу, чтобы прошептать на ухо, - я тебе понаставил засосов, не так ли?
- Да, и поэтому мне придется скрывать один из них, который под подбородком, вот этим, - отстраняюсь немножко, хоть это и нелегко сделать. Нахожу позади себя короткий шейный платок и взмахиваю им в воздухе перед его глазами.
Лукас на это всего лишь ухмыляется. Причем уголки его губ еле-еле поднимаются, а взгляд остается внимательным, строгим, обжигающим.
- Тебе было больно? - не выдавая тревоги, осведомляется Блэнкеншип.
Я качаю головой.
- Нет.
- Тебе было приятно? - он гладит пальцами мои скулы.
Британец подается вперед, чтобы принять ответ в тесной близости.
- Да.
Польщенный не исключительно моими словами, но и реакцией на него самого, Лукас вдруг садится на корточки. Я смотрю на англичанина удивленно сверху вниз, стараясь разгадать мотивы. Впечатляющие ладони лапают зад, задирая юбку все выше. Шиплю на парня, а он отзывается шаловливо:
- Вспомнилось, что засасывал твою нижнюю прелестную часть тоже, - он стреляет лазурными глазами на мою промежность и подмигивает.
Мои щеки вспыхивают от смущения. Зачем-то быстро привожу блузку в порядок, убеждаюсь, что пуговицы застегнула правильно. Тем временем Лукас поглаживает мои ноги, не прекращая восхищаться ими. Он замирает, и я замираю, когда юбка полностью обнажает бедра, демонстрируя мое вчерашнее белье и черную кружевную резинку чулок. Вместе с новыми нарядами я получила в подарок также и их.
- Ты серьезно? - говорит Блэнкеншип, сдавленно засмеявшись.
Он показался мне несколько ошеломленным в данную минуту. Убрав прядь волос за ухо, я, в свою очередь, поглощена тем, что слежу за его потрясением, за его непередаваемой реакцией.
- Чулки? - гортанно стонет он и улыбается, но на меня не поднимает взор. - Серьезно? Ты решила надеть их сегодня?
Едва вскинул глаза, я занервничала и принялась кусать губы.
- Ну-у... Хм-м... Ты купил - я надела. Все просто же.
- Я думал, ты ограничишься колготками, - Лукас облизывается, в точности как голодный волк.
Он бросает в моем направлении еще один взгляд, после чего внушительной ладонью сжимает мою ягодицу. Его кадык движется вверх-вниз, и это совсем сбивает с толку. Оттянув ткань трусиков-танга, языком он касается клитора. Кое-как держусь на ногах, чуть не падаю от нахлынувшего экстаза.
- Ш-ш-ш..., - Лукас еще что-то лепечет, но слов не разобрать.
Поддерживает меня, чтобы не упала. Кружит над моим центром, заставив сорваться на непроизвольный громкий стон. Ласкающие движения на внутренней части бедер завораживают. Когда он просто целовал меня, я млела, а сейчас подбираюсь все ближе и ближе к грани. Хотя все только началось.
Че-е-ерт!..
- Будем лечить все засосы, - отчетливее говорит он, уклонившись на миг от прямой обязанности.
Я хихикаю - он улыбается, чувствую это. Ублажения еще не исступленные. Я бы назвала их скромными, если бы удочка сладострастия не была закинута.
- Боже, Лукас!.. - Он осторожно пробирается глубже, но процесс развивается бурно.
Я сломаю ногти, стоит мне еще крепче ухватиться за края гранитной стойки. Плотно сомкнув веки, завожу голову назад. Кончики волос щекочут тыльные стороны ладоней. Рука Лукаса пропутешествовала вверх и жадно схватилась за мою левую грудь.
Все скоропостижно заканчивается, поскольку я уж точно могу расслышать чье-то настойчивое откашливание. Как будто кто-то нарочно хочет привлечь внимание к своей персоне, застыдить нас. Я тормошу Блэнкеншипа за плечи.
- Лукас, Лукас! - говорю вовсе не пониженным голосом.
Скорее, испуганным, да и возбуждение улетучилось. Он обращает непонимающий взор вверх.
- Лукас, поднимись, пожалуйста, - сведя брови вместе, растерянно и беззвучно шепчу.
Но выпрямиться он не успевает. Хотя бы поправляет белье на мне, я спускаю юбку. Все это происходит в тот миг, когда из-за угла выходит взрослая полная женщина. По всей видимости, итальянка. Или испанка? На ее лице невозможно не подметить плутоватую усмешку. От того, что мне ужасно-ужасно стыдно, не получается ни содрогнуться, ни опешить. Но... кто это такая?
Лукас падает на колени, заприметив из-за островка тучную женскую фигуру. Он непредвиденно начинает хлопать нижними шкафчиками, передвигать в них предметы.
- А-а, Долорес! Ты здесь? - произносит с ненатурально радостной интонацией. - Ты пришла?..
Она, разумеется, ничего не отвечает. В руках у нее оказался передник, а откуда она его взяла, понятия не имею. Не уследила. Повязывает его вокруг талии. Точнее, вокруг места, которое раньше, наверное, было ею.
- Эм-м... - продолжает импровизировать Блэнкеншип. - Угм... Ам-м... А я, знаешь, ищу... банку с печеньем!
Домработница − вероятно, так и есть − обводит нас двоих насмехающимся, лукавым взглядом.
- Там, где вы искали, сеньор Лукас, ее точно нет!
Она хмыкает. Из нее рвется неконтролируемый хохот, который она заглушает кулаком, приставленным ко рту. Женщина отправляется по лестнице наверх, оставляя нас наедине.
- Ты же уверял, что дома никого нет! - возмущенно почти кричу, отойдя от Лукаса.
Парень, наконец, вскакивает на ноги и возводит руки в извиняющемся, виноватом жесте.
- Малыш, клянусь, я не знал.
Оправдания меня мало волнуют. Я разворачиваюсь, чтобы уйти. Хватаю со стула у кухонного островка свою сумку с вещами и направляюсь к центральной двери. Блэнкеншип плетется позади. Он обгоняет меня, открывает дверь передо мной, проявляя высшую степень вежливости для него. Хватает свой бомбер из гардероба и увязывается за мной, без остановки прося прощения.
- Хей, я, правда, забыл, что придет Доло... Проклятье, оставил на кухне айпод и рюкзак с вещами. - Он снимает блок с машины и приглашает меня сесть в нее. - Сейчас вернусь.
Лукас уносится обратно в дом. Я иду к площадке перед огромным гаражом. Lexus припаркован на ней. В машине обнаруживаю смартфон, лежащий на подлокотнике между сиденьями. Блэнкеншип был без телефона весь вчерашний вечер и сегодняшнее утро, и даже не хватился его? Уверена, у него накопилось множество пропущенных вызовов и голосовых сообщений. Не успела переключиться на другую мысль - мобильный Лукаса зазвонил. На экране высветился не итальянский номер. +44. Это же... Это же телефонный код всей Великобритании. Так ведь? Дьявол, кто-то меня информировал на сей счет. Я бы так не переживала, не маялась, но не могу оторвать глаз от дисплея.
Моему парню звонит девушка по имени Джорджина.
***
Намерения Лукаса притянуть меня к себе за плечи начинают бесить. Когда он сел за руль, сразу прокомментировал несвойственную для него забывчивость. Схватил телефон и, выезжая на пустую дорогу возле дома, ввел пароль, после чего пролистал, проверяя на наличие не просмотренных оповещений и прочего. Но ничего не сказал про звонившую ему девчонку, а я не решилась спросить, кто она такая. Персонаж из его прошлого? А может, она не перестала быть прошлым?
Лукас думает, что я не в духе из-за произошедшего меньше часа назад инцидента, но я все прокручиваю в голове ее имя. Никак не могу выкинуть из размышлений.
Джорджина.
- С отцом сегодня мы беседовали насчет моего будущего бизнеса. Я чувствую себя как-то неправильно из-за того, что сначала дал добро на подписание контракта и только потом, по настоянию папы, решил обратиться к нашему адвокату. В копии договора он не нашел ничего подозрительного, ничего такого, что могло бы побудить меня отказаться, однако..., - он замолкает на полуслове, вглядываясь вдаль.
Мы не торопливо движемся к воротам кампуса, оставив громадную парковку, полную тачек, позади. Вливаемся в поток студентов, которые заполонили двор. Хорошая погода перед приходом зимы - не редкость для Рима, но каждый человек радуется солнцу, а его никогда поздней осенью не бывает много.
Я собираюсь язвительно бросить Лукасу его вчерашнее замечание о том, что он не привык обсуждать с девушками дела, но закрываю рот и молчу. Для него действительно важно быть самодостаточным, имеющим дело, приносящее деньги.
- Так вот, о чем я..., - с осязательным энтузиазмом говорит Блэнкеншип. - Мой отец поговорит сегодня с твоим отцом. Утром мы отложили разговоры о бизнесе ненадолго и обсудили важный момент. Мои родители теперь официально в курсе, что мы - пара! - Встав передо мной и передвигаясь спиной вперед, Лукас взбрасывает руки, улыбаясь счастливо.
Каждое слово наполнено азартом и темпераментом. Я цепляюсь за предложение о наших родителях.
- Почему твой папа хочет поговорить с моим папой? - Шаг замедляется сам собой.
- Они договорятся о том, чтобы праздновать День Благодарения вместе, - и пока я не сумела перебить его, дополняет быстро: - А мы с тобой едем в Лондон. - Выставляет указательный палец, давая сообразить, что, мол, возражений не принимает. - Послушай, мы проведем в моей стране все осенние каникулы. Обещаю тебе, будет здорово!
Как бы хорошо ни умел убеждать Лукас, после звонка Джорджины мне не по себе. И я уже не уверена, что хочу быть в Лондоне. Хоть на неделю. Хоть на день. Хоть на час.
- Нас могут увидеть наши друзья, - предупреждаю его я, отходя подальше.
Тот ведет плечами в безразличии, но поворачивает ко мне лицо. Брови вскинуты.
- И что? Ты забыла? Сегодня мы расскажем им о нас. Ты же не хочешь, чтобы это сделал Алистер через два дня?
Последние слова прозвучали не как вопрос, а практически как утверждение со слабыми вопросительными нотками. Нам пора разойтись: у меня занятие по культурологии и я должна идти в здание своего факультета, а Лукас, насколько я помню, говорил, что ему нужно зайти в ректорат перед началом учебного дня.
Когда я молчу, обдумывая его доводы, и оглядываясь вокруг, он подходит ближе.
- Встречаемся в траттории “Джуно Марио”. Ты спрашивала, почему тогда звонил Маркус, помнишь? Он жаловался на свои отношения с Пьетрой. Сестра его избегает. Будет лучше, по мнению Ферраро, если мы вывалим на наших друзей все сразу, а не подкинем потом еще одну взрывчатку.
Изогнув бровь, Лукас внимательно смотрит на меня.
- Все, в конце концов, уляжется. Однажды - точно. Но нам необходимо признаться, дабы не прятаться от них. Я устал того, что ты боишься быть со мной на людях. Целовать меня в универе. Я хочу целовать тебя везде.
Обиженная интонация Блэнкеншипа принуждает взглянуть на него. В действительности, я бы хотела подискутировать на эту тему, но не собираюсь делать этого. Как бы глупо это ни было, все, о чем я могу думать - это Джорджина. Почему ее имя застревает в горле, когда я впрямь хочу его произнести? Спросить о том, что волнует.
Из траттории “Джуно Марио”, которую студенты Рима просто обожают, открывается чудесный вид на Фонтан Треви. Это одна из самых известных достопримечательностей Вечного города, и рядом с ней множество всяческих бутик-отелей, дорогих кафе и ресторанов, поэтому “студенческая траттория”, как ее называют местные, пользуется такой популярностью. В ней можно поесть и выпить за небольшие деньги, но в то же время любоваться красотой, открывающейся из широких окон. Если уж подруги и Диего станут ненавидеть меня, то в таком переполненном месте вряд ли станут громко выяснять отношения.
- Хорошо, - я вздыхаю глубоко, соглашаюсь с ним, но меня раздирает отчаяние.
Не верится, что все происходит именно так. Почему я влюбилась в него? Среди стольких мужчин выбрала в бойфренды парня, оставившего в душе темный отпечаток, причинившего страдания. Мы не возвращаемся более к тому, что случилось пять лет назад. Делаем вид, что никакого шрама на правом бедре у меня нет; что мы не познакомились в ту проклятую ночь (если это можно назвать знакомством, разумеется). Но боюсь, настанет день ссоры из какого-нибудь пустяка, и я выскажусь, внеся разлад. Я простила Лукаса и его лучших друзей. Я простила. Но злосчастный звонок на его смартфон, который он забыл в машине, испортил настроение. Чувствую себя хреново, потому и в голову упорно лезут малоутешительные перспективы совместного будущего.
- Уверена, что с тобой все в порядке? - порядком смятенно говорит Блэнкеншип. Останавливает меня и, перегородив дорогу, прижимает ладони к щекам. - Ты изрядно побледнела.
Я пожимаю слегка одним плечом.
- Конечно, все нормально. Просто волнуюсь.
- Мы переживем это, - он целует меня в лоб и отбегает на пару метров, дальше кричит: - Поняла? Ничего не бойся!
Быстрым шагом устремляется в сторону здания ректората. По пути, мне видно, как с ним все здороваются. Девушки строят глазки, парни протягивают руки для пожатия. Кто-то просто выбрасывает ладони, приветствуя. Меня же никто не замечает. Потому что, как сказала Кьяра, я лишь для них очередная девчонка, про которую лень собирать сплетни. Наверное, они думают, что вскоре Лукас поменяет меня на другую - еще одну, считающую себя особенной. Но ведь в моем случае все не так. Я не выдумываю, не строю иллюзий. Ладно, может быть, всего самую малость. Однако у Лукаса со мной серьезная связь - это очевидно. Водил ли он в рестораны своих бывших? Покупал ли для них одежду? Опускаю глаза на браслет на левом запястье - делал ли для них такие подарки? Дрался ли он из-за них с другими парнями?
Кьяра появляется в строении филологического факультета позже меня минуты на две. Она решает напугать, подкравшись сзади и прокричав “Доброе утро!”. Как всегда, она потом много болтает, не придав значения тому, что я поздоровалась с ней без особого вдохновения. Кьяра Франко сыплет извинениями, что была холодна со мной после встреч в туалете, девушка заверяет в том, что понимает свою вину: снимать на телефон чужую личную жизнь, будь то видео или фото, нехорошо. Но она искренне не понимает, почему я держу в тайне отношения с Лукасом. Я кошусь на нее, стоило ей промолвить это. Кьяра замолкает, потупив глаза.
- Не мое дело, - изрекает, якобы, с искренним разумением, - не буду донимать.
Хорошо, а то я сегодня кислее лимона. Обе встаем, как вкопанные, услышав зажигательную испанскую песню. Взглянув на право, замечаем Диего (да, моего друга Диего), который энергично танцует вместе с другими ребятами. Они ловят драйв от музыки, которая неожиданно так оглушительно стала звучать, прямо в кабинете общего языкознания. Не представляю, что будет, когда придет лектор, но им бы закруглиться, пока не сбежались все преподаватели.
Диего поворачивается и, взглянув на меня с удивлением, спустя пару секунд салютует со счастливой улыбкой. Я отвечаю ему тем же, но мое сердце сжимается от осознания, что скоро наше общение вряд ли уже будет таким непринужденным.
- Пойдем, - подтолкнув в спину, Кьяра ведет меня к повороту в следующий коридор. - Я не хочу опоздать.
Она рассуждает о Диего, рассказывает, что уже успела пообщаться с ним. В “Фейсбуке” он делится с ней испанскими треками и новинкам латиноамериканской музыки.
- Я бы с ним замутила, если бы он ходил на все тусовки и не жил бы в общежитии, - заключает Франко, поморщив носом.
Я закатываю глаза, посчитав ее размышления крайне глупыми. Диего - очень хороший, а вечеринки - это не то, что является самым главным. Кьяре важно, чтобы ее молодой человек был похожим на... Алистера Шеридана. Но он только сделал с ней несколько фоток, когда она отдыхала у него. По словам Франко, ирландец к ней равнодушен.
Как раз о нем Кьяра заговаривает, объявив о том, что тот отменил или перенес развлекательный вечер в своем доме, который должен был состояться вчера.
- Он разместил пост в “Инстаграме”: его грустное фото, а сбоку подпись, - она машет в воздухе руками и прорисовывает пальцами пафосные слова, донося до моего сведения: “Выгляжу кошмарно, и чувствую себя так же. Вход в мой дом всем закрыт: навсегда или временно - увидим”.
Девочка выучила наизусть то, что он написал? Она доказывает это, когда достает из кармана куртки смартфон и показывает мне тот самый пост.
- Видишь? - расстраивается из-за его синяков. - Интересно, кто его так? - говорит, печально вздохнув.
- Мне все равно, - взмахиваю рукой и одновременно прощаюсь, собираясь повернуть направо, так как у нас лекции по разным предметам.
Но тут Франко хватает меня за запястье. Ее лицо выражает чистое удивление, когда она видит браслет, подаренный Блэнкеншипом.
- О, Бог ты мой! Это подарил тебе Лукас?! - восклицает Кьяра совсем не тихо, чем привлекает к нам лишнее внимание.
Я пытаюсь вырвать руку, но приятельница ни за что не дает сделать это, держа крепко.
- Черт возьми! Посмотри на эти подвески! Наверное, кучу денег стоило? Это белое золото или платина?
Я готова убить ее за упоение, которое она выражает там, где это не желательно.
- Я тебя прошу, успокойся.
- Как же тебе повезло с парнем!
- Кьяра, замолчи, говорю. И отпусти, я тороплюсь.
Ее, вероятно, задевает мой тон. А может, она даже оскорбляется. Но этого не выдает. Отпускает ладонь и извиняется. А во время перерыва предлагает выпить горячий напиток.
- Время капучино, - напоминает Франко и смеется, будто не почувствовала напряжения между нами минутой раньше.
****
Скорее всего, о Джорджине должны знать друзья Лукаса. Кажется, с Дейлом я нашла общий язык, хоть мы очень мало времени контактировали. Я встретилась с Кьярой, она угостила меня великолепно пахнущим кофе, но не успели мы сделать и пары глотков, как ей пришло на телефон сообщение, и она была вынуждена бежать, оставив меня одну на футбольных трибунах. Я здесь осталась одна допивать свой капучино. Трибуны для зрителей расположены со всех четырех сторон игровой площадки. Если закричать, можно будет услышать многократное эхо. А я так хочу выкричаться.
Пьетру, как и Лукаса, и всех студентов их факультета позвали в конгресс-центр. Для них сегодня выступает известный во всей Италии адвокат, выигравший не одну сотню дел. Именно к нему обращаются в случае чего большинство итальянских бизнесменов и знаменитостей. Это что-то вроде мастер-класса для будущих юристов от мужика, который на один день ради ребят выбрался из Милана в Рим.
Доминик и Селест вместе со своим куратором участвуют в Дне открытых дверей. Проводят экскурсию по кампусу, но рассказывают абитуриентам подробно лишь про свой факультет.
Я чувствую себя одинокой. Мне страшно, что придется к этому привыкать. После того, как дела закончатся у моих подруг, они захотят обязательно со мной встретиться. Всегда так было. Но когда тайна раскроется, останется все так же, как прежде? Я надеюсь на это, но надежда очень хрупка. Никакой веры в подобный расклад событий нет.
Пишу Диего:
{“Чао! Где ты? Не хочешь присоединиться ко мне? Буду ждать тебя на футбольном поле”.}
Ответ приходит через минуту и тридцать три секунды. Я считала.
{“Играю в гандбол с друзьями. А ты увлеклась футболом? Как я это пропустил?”}
{“Нет, я валяюсь на трибунах от скуки. Пью капучино. Веселись!”}
Он больше не отвечает. Видимо, полностью отдался спорту. Большой перерыв - полный отрыв. У меня такое ощущение, что он в этот раз станет для меня временем слез. Мои друзья меня не поймут. Не поймут. Я буду с Лукасом, но без них. Я готова пойти на такую жертву? Я люблю его, но и без них не смогу.
Смартфон вибрирует. Опустив глаза на экран, я вижу высветившийся на нем конвертик, а под ним текст месседжа от Блэнкеншипа:
{“Как ты? Я думал, выступление будет познавательным, но он просто выпендривается. Очень скучаю, малышка. Вспоминаю, как с тобой ночью было хорошо”.}
У меня краснеют щеки, и улыбка появляется на лице в тот момент, когда мне действительно нужно отвлечься. Сразу за этим приходит еще одно сообщение:
{“Могу поспорить, ты вся пунцовая. Тебе идет!”}
{“Все хорошо, у нас "антракт". Этим вечером буду дома, хочу поужинать с папой”.}
{“Без проблем. Могу присоединиться?”}
Задумываюсь, прежде чем ответить.
{“Будет лучше, если я расскажу ему все сама. Ты ему понравился, он поймет”.}
{“Вот видишь! Я ему понравился! Значит, все пройдет гладко. Ужин с меня. Продукты куплю сам. Приеду за полтора часа до прихода сеньора Мадэри с работы”.}
Самоуверенность и упрямство Лукаса немного сердят, но это снова подтверждает то, что у него со мной не так, как с другими девушками.
***
До начала следующего занятия остается еще больше получаса, но большинство универсантов уже все равно покинули сад кампуса. Я знаю, что мне бы тоже следовало провести эти тридцать минут в библиотеке, если хочу на третьем курсе получать стипендию. Однако ноги сами несут вдоль многоэтажных зданий, и ни в одно из них я не желаю заходить. Мне просто нужно побыть одной, ни с кем не встречаться. Осмыслить все, что творится. Я и Лукаса видеть не хочу, рядом с ним не выходит быть целесообразной.
Больно знакомый силуэт оживленно и отрывисто шагает со стороны парковки. Через несколько секунд взгляду четко представляется Маркус Ферраро. Он... он вытирает кровь с лица. Мне заметно, как касается пальцами нижней губы. Похоже, она разбита. Марк решил, несмотря на свой вид, пускай и с опозданием, но явится в Тор Вергата?
Его вязанный темно-синий кардиган развевается по ветру от того, насколько резок в своих движениях Маркус. Я должна чувствовать отчужденность при виде этой ситуации, но не могу. Я хочу подойти и узнать у него, что произошло. Почему? Потому что мне не плевать? Это однозначно не злорадство. Я бы поступила так с любым другим человеком, независимо от того, обидел он меня или нет. Оставаться в стороне не в моих правилах.
А теперь избежать Ферраро точно не выйдет, даже если бы это входило в мои планы. Он поднял голову, бросил мимолетный взор не на кого-то конкретного, но потом поймал мой взгляд, когда вскинул голову в ту же секунду еще раз. Поначалу его шаги замедлились, а после он и вовсе встал на месте. Если продолжит так смотреть в моем направлении, то однозначно проделает во мне дыру. Я начинаю приближаться, сомневаясь, что это хорошая идея. Вдруг Маркус пока еще слишком агрессивен, чтобы с ним общаться. И все-таки чем меньшее расстояние нас разделяет, тем больше удостоверяюсь в том, что он нуждается в собеседнике. Такое чувство, что подбираюсь ко льву в дикой природе, который может вот-вот наброситься на тебя.
С открытой раны над бровью стекает кровь, две капли падают вниз, одна попадает на бежевую футболку под кардиганом. Вообще-то, футболка и без того изрядно запачкана. Светло-голубые джинсы - тоже.
- Привет, - стараюсь поздороваться, как ни в чем не бывало.
Он плотно смыкает губы. Сцепляет зубы. Желваки играют на его скулах. Маркус зол, но не на меня. В смысле, это по его зелено-карим глазам ясно, как день. Я понимаю, что мне он ничего не сделает. Просто в его памяти всплывают картинки случившегося конфликта. В ответ он кивает. Повернув голову направо, Ферраро уставился на маленькое строение перед нами. Я не сразу сообразила, что это медицинский пункт.
- Боже, да конечно! Тебе ведь нужна врачебная помощь!
- Ничего серьезного, - откликается Маркус, но проходит внутрь.
С учетом того, что он все это время молчал, два произнесенных им слова приводят в легкое изумление. Собиралась провести свободные минуты наедине, а иду за ним, полная тревоги. Он даже не успевает дойти до середины коридора, как медсестра выбегает из своего кабинета, а за нею ее помощница. Они обходят нас, и медсестра орет:
- Я тоже нуждаюсь в том, чтобы перевести дух!
Женщина с огненными кудрявыми волосами до плеч в бешенстве. У нее нет никакого желания нас выслушать, но ее юная приспешница, полуобернувшись, прикладывает ладонь к щеке и шепчет:
- Я ее успокою, а вы попробуйте сами справиться, - она кивает подбородком на Маркуса.
Закусив нижнюю губу, девушка делает виноватое лицо и, махнув на коллегу, дает понять, что обязана быть с ней.
- Если бы старая грымза устроила бы нечто похожее в Лондоне, ее бы давно уволили, - бранится Ферраро, возобновив путь.
- Ну, ты же понимаешь..., - начинаю без уверенности, следуя по пятам.
Марк застает врасплох своим ослабленным гоготом.
- Да, я все понимаю. Это Италия. Учителя не всегда приходят вовремя на уроки, когда тебе нужно, магазины не работают, рестораны - и подавно. В полиции, в клинике, в администрации - где бы ни было - все работают халатно, безответственно.
Маркус закончил загибать пальцы, опустил руки и сел на кушетку, выглядя при этом маленьким мальчишкой, нуждающимся в заботе.
В необъятной белой комнате, кроме нас, больше никого нет. Я рыскаю в шкафчиках в поисках перекиси хлоргексидина, ваты и пластырей. К счастью, долго копаться не пришлось - найдено все. Коробка медицинских одноразовых перчаток есть на каждом из трех столов в кабинете.
- Тебе просто не повезло, - отвечаю на недовольства Марка.
Я не вижу смысла с ним спорить. Пьетра не единожды упоминала, что он жаждет покинуть Рим. Вернуться туда, где родился и вырос. И я могу проникнуться его проблемой. На его месте мне бы также все казалось чуждым и неверным. Я бы искала минусы везде. А когда находила, тыкала бы их в лицо каждому, кто “на другом берегу”.
- Да что ты? - хмыкнул Ферраро и выгнул здоровую бровь.
Словесное препирательство не набирает оборотов, поскольку я вынесла для себя вердикт - лучше смолчать, чем приводить кучу фактов, которые Марк не порывается принять.
Я надеваю перчатки, останавливаю кровотечение. Увечий на лице парня не так уж много - порез над правой бровью, под левой скулой и разбитая нижняя губа. Обрабатываю их раствором, клею пластырь сверху, около переносицы. А к остальным ранам вновь прикладываю вату, смоченную хлоргексидином.
- Нос не сломан? - Сама вижу, что нет, но может он чувствует дискомфорт, а травма незначительная, а боком выйдет через время.
- Не сломан, - отвечает он, не отнимая от меня взора, что озадачивает.
- А кровь из него шла?
Качает отрицательно головой.
- Хорошо...
- Такая серьезная, - расплывается в насмешливой, но располагающей улыбке.
Игнорирую замечание, будучи сконцентрированной на деле.
- С кем ты так?
Выдохнув и, опустив взгляд, Маркус мгновенно становится грустным, угрюмым.
- С отцом. Я... вернулся домой под утро, кое-кто постарался над моим внешним видом, - Марк указывает на лоб. - Ага. Отец уже добавил час назад... Я дрался, не остался в долгу. Мой долбанный старик против, чтобы я занимался такими вещами, чтобы вообще жил так, как хочу сам. Будь он проклят!.. - ругается в сердцах. - Я его ударил, - признается спустя миг, красноречиво заломив бровь.
Будто радуется этому.
- Я не знала, что у тебя плохие отношения с отцом...
- Ненавижу его! - выпаливает он.
Я отхожу, потому как Ферраро спрыгивает с кушетки и наскоро разделывается с креплением ремешка наручных часов. Стиснув циферблат в ладони - примечательно, что намертво, - он рычит, сродни зверю. Возведя руку, размахивается и швыряет аксессуар в стену у треугольного окна.
- Ненавижу все, что он мне купил! Ненавижу фамилию, которую он мне дал! Это чужой для меня человек! Чужой человек!
Тяжело дыша и глядя с полминуты на сломанные часы, он прикрывает ресницы и сглатывает. Кажется, ему доставляют боль вдохи и выдохи. Я не знаю, как помочь.
- Маркус, пожалуйста..., - мне не столько боязно, сколько мучительно видеть его таким.
Не представляю, что он переживает, ведь, несмотря на все проблемы, я обожаю своего папу, а он - меня. Уничтожив дистанцию, я обнимаю Марка, обвивая его шею руками, положив одну ладонь ему на затылок и привлекая к себе. Чтобы он отдышался, чтобы он почувствовал мою поддержку. Его грудь вздымается и опускается быстро, но вскоре учащенность и хрипота сдают позиции.
- Ш-ш-ш..., - глажу по спине, подбадриваю. - Ты со всем справишься. Ты найдешь выход.
Ферраро ничуть не отодвигается, но в нем просыпается отсутствие восприятия моих действий.
- Тебе не надо так... Тебе надо презирать меня...
- Нет, все в прошлом.
- Я - чудовище. Я допускаю, что являюсь твоим ночным кошмаром, - говорит Марк с горечью в голосе, однако за талию заключает в объятия с нерушимой силой.
- Но это не так.
Нужна ему. Знаю, что нужна ему. И поэтому позволяю убить напрочь оставшиеся между нами миллиметры.
- Я повторяю: все прошло, улетучилось.
Мне так жаль Маркуса. Он должен знать, должен быть уверен, что эта рана определенно затянулась. Он обязан бороться с тем, кто ему досаждает - со своим отцом, - если считает это неукоснительным. Но дабы открыть одну дверь, необходимо закрыть другую.
Итальянец стискивает крепче в руках велюровую ткань моего бежевого пальто. Мне уже и самой в его руках стало трудно дышать.
- Помнишь тот вечер после того, как мы побывали с Пьетрой в “Каролле”? - Марк принимается бесшумно проговаривать на ухо. - Помнишь, как ты врезала мне? - он едва слышно посмеивается. Его тело вибрирует. - Я не могу забыть, - в момент серьезнеет он. - Помешательство какое-то... Помешательство тобою...
Лукас говорил, что предупредил Марка, чтобы “перестал пускать на меня слюни”; Алистер утверждал, что Маркус не ровно ко мне дышит; я сама думала об этом часто. Но сейчас, услышав от него такие слова, спешу отпрянуть. Объятия размыкаются, и исчезнувший промежуток возвращается обратно.
- Думаю, мы можем идти. - Я намеренно кажусь хладнокровной, указываю ладонью на выход.
Ферраро одаривает кривоватой ухмылкой. Соединив веки, пальцами сдавливает носовую перегородку. Он хмурится, но складка меж бровей пропадает под взметнувшейся вверх рукой.
- Не знаю, почему ты, - произносит он, облизнув губы, вольготно присев опять на кушетку. Стопу левой ноги припечатывает к полу, а колено правой подтягивает выше, облокачивается о стену сзади. - Таких, как ты − миллионы.
Он смотрит куда угодно, только не на меня. И хоть мы находимся друг от друга, безусловно, дальше, чем раньше, от меня не скрывается то, как малахит и шоколад создали в его глазах блистательный тандем.
- Но я зациклился на тебе, как стопроцентный идиот. Ты встречаешься с моим другом, а я на тебя запал. Ну почему? - занеся голову назад, он встречается затылком с холодной стеной. - Да, красивая, умная, умеешь постоять за себя. И одновременно - такая нежная..., - приходит к выводу Маркус.
Я не могу пошевелиться. Ноги меня отсюда не уносят.
- У меня в голове бесконечное: Ева, Ева, Ева, Ева! Ты сегодня обо мне побеспокоилась, а я еще сильнее влюбился. Ну не придурок? - ищет он ответа у оцепеневшей девушки.
Марк оглядывает меня с ног до головы, задерживается на взлетающей груди из-за судорожного ускоренного дыхания.
- Влюбился, - повторяет безысходно, - и презираю за это нас обоих. Тебя - потому, что не могу из мыслей выбросить, потому что дружба с Лукасом висит на волоске.
Жалкие писклявые оправдания звучат так ничтожно:
- Я не виновата...
- Я знаю, - заявляет Ферраро, - но кого мне винить? Человеку нужно кого-то обвинять в том, что с ним происходит.
Помрачнев, я выпускаю из легких воздух.
- И ты выбрал меня? Я не собиралась вставать между вами, нас с тобой ничего не может связывать.
- На черно-белой вечеринке, когда Алистер хотел с тобой сделать бог весть что, я дрался за тебя! - поднявшись, Маркус говорит громко и, будто не своим голосом.
Я прихожу в себя в долю секунды. Выступив вперед, ровно как он, вставляю реплику, не отличающуюся вкрадчивостью:
- Я не просила тебя об этом!
- Ты меня и вчера не просила, - сообщает Марк, чем заставляет меня заткнуться. - Но именно с ним я встретился в центре, в баре поздно ночью. Я знаю, почему Лукас воюет с этой паршивой собакой. И тогда, и сейчас я бил его, поскольку не хотел, чтобы ты ложилась под него.
Насупив брови, я протираю пальцами глаза, окончательно забыв о том, что они накрашены. Маркус не умеет подбирать выражения. С его уст последнее предложение послышалось непростительно пошло.
- Зачем вы это делаете? - говорю, указывая на окно вытянутой рукой. - Я сама разберусь с Алистером. Он мне ничего не сделает. Максимум, на что он способен - это дурацкие пари и безуспешные предложения дружбы.
Ферраро захохотал во все горло.
- Он не дружить с тобой хочет, Ева!
- Да знаю я!
Вот и дошли до того, что оба на взводе и не сдерживаем своих эмоций.
- Ты же знала, да? - сощурившись, интересуется итальянец, но у него вид такой, как если он уже и сам знает ответ на свой вопрос. - Ты знала о моих чувствах?
Я опускаю ресницы.
- Марк...
- А его ты любишь? - огорошил парень. - Ты любишь Лукаса, Ева?
Он совсем с ума сошел. Я не хочу признаваться в любви таким образом - с помощью посредника. Я еще не готова обсуждать это и не готова произносить вслух.
Принимаю решение покинуть медпункт, не отчитываясь Маркусу. Хватит. Тот заслоняет проход широкими плечами, высокой фигурой. Я почти была уверена, что именно так Ферраро и поступит, но продолжала надеяться на его благоразумие.
- Естественно, мне будет легче, если ты скажешь, что встречаешься с ним ради статуса или денег, или денег и статуса. Поверь, я нашел бы тебе любое оправдание, ответь ты так. - Не давая мне вставить хоть слово, он договаривает: - Однако солнце внутри тебя давно рассказало, что ты не способна на такое. То самое проклятое солнце, которое меня ослепило, - выдыхает Маркус. - Свет, который ты излучаешь, что помогает прощать засранцев и быть доброй.
Он прислоняется плечом о дверной косяк и складывает на груди руки.
- Поверь мне, Лукас не тот, кто достоин твоей любви. И я тоже не достоин. Ты отдаешь себя парню, который причинит тебе страдания.
В его словах нет и грамма колебаний.
- Разница между мной и Лукасом в том, что я бы не посмел к тебе притронуться, а он не сумел отказать своей похоти.
Нет, я для него не просто игрушка. Что Маркус такое говорит? Если сейчас раскрою рот, невольно выдам безнадежность и уныние, которые ощущаю на протяжении всего этого разговора. Я не собираюсь предоставлять ему дополнительный повод для подтверждения его правоты.
- Вот и не смей, - гордо вскинув подбородок, отзываюсь.
Горько видеть, как плечи Маркуса поникают. Глаза - тускнеют. Лицо - бледнеет. Зелень наряду с кофе в его глазах теряют насыщенность цветов. С грехом пополам Ферраро глотает ком в горле. Парень отходит в сторону, пропуская меня вперед. Без лишнего притворства могу сказать, что буквально ощущаю, как его взор обжигает мою спину.
****
{Лукас}
Мероприятие оказалось скудным. Я жалею, что потратил эти два часа на бесполезное сидение в долбанном сетчатом офисном кресле, тогда как мог вести переговоры с Лео Моска. Будущий компаньон хотел познакомить меня с советом директоров перед подписями, которые я проставлю в контракте. Я был погружен в поиски лучшего рекламного агентства в стране, читал отзы