- Ты не со мной, - слабо возмущается Лукас.
Красивые, несильно глубокие ямочки на щеках свидетельствуют о том, что злится он фальшиво.
Снова поцелуй – теперь более глубокий, вырывающий меня из размышлений с корнями.
- Просто задумалась, - честно говорю ему я, когда Блэнкеншип ложится сверху.
Мы оба одеты. Я глажу его щеку, наслаждаясь тем, как чувствуется трехдневная щетина под пальцами. Светящиеся голубые глаза концентрируются на моем лице.
- Ты такая красивая, - выдыхает Лукас мне в губы, опуская голову.
Вновь.
Мы растворяемся друг в друге снова. И снова. И снова. Громко играющая музыка становится частью нас. Ей недостаточно места в машине, она перетекает в него и в меня, отдается в сердцебиении, ощущается в каждом следующем вдохе, взрывается в груди, бежит по венам. Пульс учащается от битов и басов, от прикосновений и трения. Джинсы Лукаса и мои джинсы. Мы оба хотим этого – заняться сексом. Присев, он за руки поднимает меня и сажает на свои колени. Я плотнее прижимаюсь к нему, ощущая эрекцию. Краска заливает щеки, будто это мой первый раз. Лукас обхватывает одну мою ладонь своей и направляет их вниз. Я трогаю его член через ткань одежды, он выпускает нетерпеливый, судорожный вздох. Вскинув голову, ловлю его взгляд и целую в губы. Он наклоняет голову, поцелуй тогда выходит более откровенным, жарким, влажным. Пальцы сами находят пуговицу, расстегивают ее, ведут бегунок молнии вниз. Я отодвигаюсь, чтобы смотреть на Лукаса, когда просовываю руку в его боксеры и обхватываю стояк. Быстрые движения, несомненно, доставляют удовольствие. Я касаюсь большим пальцем головки члена – Лукас берет мое лицо в ладони, продолжая наш незаконченный поцелуй. Он страстен и ненасытен, и чем крепче я сжимаю член, тем неистовее мы целуемся. Блэнкеншип просовывает мне язык чуть ли не до самой глотки. Я отрываюсь от его губ, чем слегка изумляю его. У Лукаса красивая шея: в меру длинная, широкая, на которой вздуваются вены, когда он злится или громко смеется. Она у него имеет выраженный рельеф, и этот кадык… Хочется дотронуться до него языком, что я и делаю. Он дергается под моими губами, когда Лукас сглатывает.
Рука замирает – я полностью отдаюсь новому делу, не пропуская ни одного миллиметра на коже британца. Как же хорошо он пахнет! Аромат его одеколона лишает всякого рассудка. Блэнкеншип кладет свою ладонь сверху, возобновляя равномерные движения. Я в это время, положив другую руку на заднюю часть шеи, ласкаю его подбородок, не забывая о надключичных ямках. Я уделяю им особое внимание. Это доставляет наслаждение нам обоим. С момента нашей встречи на пляже, я любовалась мощным строением тела Лукаса, но стеснялась признаваться в этом самой себе.
Блэнкеншип прекрасен. Великолепен.
- Я хочу тебя, - шепчет он у моего уха, затягивая мочку в рот. – Хочу быть в тебе.
Он выдает невольные стоны, я и сама не могу удержаться от них. Этот вечер в «Лексусе» мы запомним надолго. Не нужно бояться, что нас кто-то услышит. Или кто-то увидит, потому что Лукас заехал в уединенную парковую зону, почти в самом конце Виллы Альгарди. Здесь за десятками и десятками деревьев никто не потревожит голубоглазого англичанина и девушку, влюбленную в него…
Неожиданно телефон Лукаса оживает. Рок-мелодия заставляет нас отпрянуть друг от друга.
- Кто бы это ни был, - раздраженно изрекает Блэнкеншип, - я уже ненавижу этого человека.
Мне приходится слезть с него и присесть на сидение рядом. Лукас заправляет эрекцию в боксеры, возвышается над пассажирским креслом, убавляет громкость на аудиоцентре и хватает мобильный с приборной панели. Устало вздыхает, поворачивая ко мне экран сотового.
Это Маркус. Я подтягиваю машинально колени к животу. Слова Алистера часто все еще меня преследуют. Он в ночь черно-белой вечеринки сказал, что я нравлюсь Марку Ферраро. Я бы могла предположить, что это вранье, если бы сама не ловила заинтересованные взгляды друга Лукаса на мне. И я также не могу выбросить из мыслей слова Маркуса:
{«Мы, конечно, еще ничего не утрясли между нами, и твою ненависть ко мне можно даже щупать пальцами, но, поверь, я не позволю никому говорить о тебе плохо».}
Мы встретились тогда с ним в доме Блэнкеншипов, когда я вышла из ванной в одном полотенце, а он закончил говорить по телефону со своей сестрой. Я помню, как он пытался донести до Пьетры о своем собственном пути в жизни, который никак не пересекается с представлениями его богатых родителей.
- Чего тебе? – практически рявкает Лукас.
Он подвигается ко мне. Держа в одной руке смартфон, другой прикасается к моей щеке, вызывая у меня улыбку. Тепло с его стороны в наступившую минуту – то, чего мне не хватало. Он рьяно и пылко целует меня, пока Маркус объясняет причину звонка. Потом Лукас дистанцируется, чтобы ответить другу:
- Ты же знаешь, что Ева все им рассказала, - говорит британец, и я съеживаюсь.
О чем это они?
- Да, и поэтому ты решил пригласить всех в бар? Чтобы – что? – Лукас слабо фыркает, отвернувшись.
Он перемещает телефон из одной руки в другую, чтобы сжать мое колено в поддержке. Чувствует. Чувствует мое напряжение. А после крепко переплетает наши пальцы, что и вовсе является бесценным жестом. Он продолжает смотреть в боковое окно, выслушивая доводы лучшего друга.
- Нет, послушай… Послушай меня. Ты же понимаешь, что все закончится плохо? Прошло всего несколько дней, им нужно время. – Я не разбираю ответа Марка, но потом Лукас прерывает его пламенную речь: - Что мы им скажем? Твоя кузина и ее подруги избегают меня!
Блэнкеншип смотрит через плечо и подмигивает, расплываясь в улыбке:
- Ну, кроме одной.
Мои губы сами растягиваются, хотя сейчас мне совсем не весело. Когда Маркус вновь начинает разговор, Лукас просит его заткнуться:
- Поверь, ты позвонил в самый неподходящий момент, - с усмешкой произносит он, а глаза у него горят. – Обсудим это позже.
И бросив телефон на водительское кресло, он, словно хищник, подбирается ко мне. Самодовольно и кривовато ухмыляется. Я вскрикиваю, когда Лукас опрокидывает меня на сидения, нависая сверху. Рукава его толстовки закатаны, поэтому я могу любоваться его красивыми руками ниже локтя. На них выступают вены, поскольку Блэнкеншип их напрягает.
- Я соскучился по тебе просто до невозможности, - будто гипнотизируя взглядом, говорит он. – Ты ведь не против сначала расслабиться вместе, а потом поболтать?
Опустившись чуть-чуть, носом проводит по линиям моих скул, вдыхает мой запах. Как я могу отказать этому парню? У меня нет ни сил, ни желания делать это.
- Будем болтать долго. – Короткий поцелуй под ухом. – Болтать, о чем захочешь… - Поцелуй в губы, блокирующий разум. – Обещаю…, - шепотом, прикусывая едва заметную ямочку на подбородке.
Я сама распалилась, и мне совсем не хочется говорить на какие-либо темы сейчас. Я просто хочу его. Поэтому коротко киваю, притягивая Лукаса к себе ближе, завладевая его ртом. Он располагается между моих ног, стягивает с меня всю одежду, сапожки, лишает нижнего белья, кусает за соски. У меня вырываются приглушенные стоны. Я помогаю ему раздеться, и когда Блэнкеншип снимает толстовку, он еще пару секунд держит ее в руках, читая надпись на задней стороне. После британец отшвыривает ее в сторону, хватает меня со всей наглостью за ноги, привлекая к себе. Его член упирается мне в промежность, он принимается медленно входить в меня. Первый выкрик – из-за слегка жгущей боли. Лукас укладывается на мое тело осторожно, он гладит меня по лицу, приговаривая тихо и, как ни странно, возбуждающе:
- Моя маленькая… Моя итальянка… Потерпи немного, ладно? Сейчас все пройдет. Я хочу, чтобы тебе было хорошо со мной.
Лукас начинает двигаться – не спеша и нежно, зарывается пальцами в мои распущенные волосы. Приятные ощущения приходят с его горячими, воспламеняющими поцелуями. Мне хочется, чтобы он толкался в меня с большей скоростью. Я выгибаю спину от того непередаваемого чувства, когда его большой член заполняет меня, входит полностью. Наклонившись к левому уху, Лукас ласковым голосом отдает приказ:
- А теперь скажи, что ты принадлежишь мне.
Это заводит.
Я цепляюсь руками за его спину, не беспокоясь, что могу поцарапать. Позволяю себе кусать британца за плечи. На какое-то время мы с ним опять стали одним целым.
- Скажи, - требует он, проведя языком от моей шеи до правого уха. – Скажи!
- Я…, - дрожащим голосом начинаю. – Я… принадлежу… тебе…
Он усмехается, прежде чем дарит глубокий поцелуй, из-за которого ощущения становятся намного ярче.
- Ева, скажи: «Я принадлежу Лукасу Блэнкеншипу».
Он останавливается, но не выходит из меня. Я чуть было не издаю разочарованное хныканье. Взгляд голубых глаз сканирует меня, когда их обладатель восстанавливает ритм толчков. Это похоже на обрыв, с которого вот-вот упадешь, но ты вовсе не противишься такому исходу событий.
- Я принадлежу Лукасу Блэнкеншипу. – Слова рождаются у меня на языке, стон удовольствия приглушает их звучание.
Но зверь, проснувшийся в британце, говорит о том, что все превосходно. Он, будто с катушек слетает: целует неистово, трахает бешено. Мне немного больно, но наслаждение от толчков того стоит. Наслаждение от соприкосновения наших тел, от того, как его рельефная грудь трется о мои соски. Дыхание сбивается…
Демонам, сжирающим изнутри и вгоняющим в сомнения, не выжить.
***
Вызов забыли завершить. Или собеседник сделал это специально? Маркус Ферраро слушал до самой последней буквы. Он четко слышал, что сказала Ева, и кому она себя подарила. Кровь у него вскипела, голова перестала работать. Он вышел на крыльцо, расположенное в задней части большого дома. Просто глотал ртом холодный воздух, чтобы прийти в себя. Ранее парень разбил телефон о стену в своей комнате, а когда отец пришел узнать, что случилось, накричал на него.
Накричал и свалил. Потому что отцу, в общем-то, наплевать на проблемы сына. Его интонация, как и обычно, была переполнена строгости и порицания. А Маркус не мог этого терпеть. И меньше всего ему сейчас хотелось, чтобы собственный папа смотрел на него с балкона или того хуже – спустился вниз. Он желает побыть один.
Просто побыть один…
Почему? Почему она любит Лукаса? Они все вместе издевались над ней пять лет назад? Какого черта Ева предпочла Лукаса ему?! Марк корит себя, что не добивался ее. Решил, что это будет нечестно. Хотя поначалу, когда он еще не знал, кто она такая, на самом деле, ходил за ней, почти что преследовал. Хотел напугать. Ему нравилась ее реакция на него.
И что теперь? Лукас оказался менее принципиальным. И потому теперь Ева стонет под ним. История, в которой Маркусу места нет. Он с этим или смирится, или потеряет лучшего друга.
ГЛАВА 3
{Ева}
В моей голове образовался целый ураган мыслей, которые буквально сводят меня с ума. Сегодняшний день был испорчен еще со вчерашней ночи: я плохо спала из-за того, что кто-то звонил со скрытого номера, чтобы просто, черт возьми, подышать в трубку! Пять раз за несколько часов ужасного сна. Как сказал вчера в машине Лукас, «кто бы это ни был, я уже его ненавижу». Воспоминания о Блэнкеншипе рисуют на губах улыбку. И вот уже я обнажила зубы, как дура. Мечтательница… Мы с Диего приехали в университет вместе. Он вырывает меня из мира грез, как и полчаса назад – в метро. Мне даже стыдно, что я не вслушивалась в его разговоры постоянно, но все мои мысли были далеко. Там, где мы вчера сладко с Лукасом прощались у моего дома, так и не поговорив о насущной проблеме. Но я не настолько плоха: я знаю, что Диего наладил отношения с деканом, встретил свою бывшую на выходных, но чувства у него к ней, как выяснилось, перегорели. Я не совсем паршивый друг. Я всего лишь влюблена, поэтому иногда ухожу в себя.
Часто.
Очень часто.
Во дворе кампуса я встретилась с виноватым взглядом Алистера, который уже было собирался подойти ко мне, но я поторопила Диего, и мы вошли внутрь нужного корпуса.
- Ты даже не дашь ему шанса объясниться? – Испанец останавливается в центре большого светлого холла и поправляет рюкзак, свободно свисающий с его плеча.
Я усмехаюсь безрадостно на его вопрос, и все мои надежды, что друг не заметил Шеридана, рассыпались, как бисер по полу.
- Не думаю, что это хорошая идея, - отвечаю, разглядывая студентов, болтающих и снующих туда-сюда перед занятиями.
Теперь уже усмехается друг, по-хитрому взирая на меня из-под бровей.
- Я абсолютно точно уверен, что ты влюблена и очень взволнована, будто ты боишься, что кто-то об этом узнает. Почему ты не хочешь признаться мне о своих не остывших чувствах к Алистеру?
{«Потому что их нет».}
Мои мысли сконцентрированы не на Алистере, а на Лукасе. Я пытаюсь скрыть связь с Блэнкеншипом, но может, мне просто нужно сказать Диего то, что он хочет услышать?
Я по-дружески хлопаю его по предплечью, стараясь быстро придумать причину ухода, но причина появляется сама. Через центральную дверь в здание заходит Алистер, тут же находя меня глазами.
- Я… Мне пора идти. Я хочу зайти в библиотеку перед литературой.
И указав на ирландца пальцем максимально незаметно, я привлекаю к нему внимание Диего. Поджав губы, прежде вдыхаю воздуха в грудь – сегодняшний день будет не из легких.
- А еще я должна переговорить с куратором, выяснить некоторые моменты предстоящей сессии.
Диего перестает наблюдать за Шериданом, переведя взгляд на меня. Он таинственно улыбается, качнув головой. Точно перед ним стоит не взрослая девушка, а маленькая девочка, которую надо отчитать.
Коснувшись указательным пальцем его груди, предупреждаю:
- Я не нуждаюсь в твоих нравоучениях.
Мой тон веселый, воздушный. Мы оба улыбаемся друг другу, когда я достаточно медленно отхожу от него. Закончив переглядываться с Диего, я спешу затеряться в толпе, теперь позволяя себе идти оживленно. Спешно взбираюсь по лестнице на второй этаж, шагая через длинные коридоры. Не важно, куда идти. У меня еще более получаса до начала первого занятия. Я лишь хочу отдышаться и поразмыслить о происходящем в моей жизни. В уединении.
Мне показалось всего на одну минуту, что мне это удастся, как сигнал пришедшего сообщения заставляет остановиться на месте. Бесчисленное количество студентов помогает остаться практически незамеченной. Я отхожу к большому, широкому окну и сажусь на просторный белый подоконник. Что от меня хочет Кьяра? Я думала, это Лукас написал.
Я открываю месседж, иногда поднимая глаза, чтобы посмотреть на молодежь, болтающую без перерыва. Звонки телефонов, чей-то смех и ор не стихают. В этом хаосе можно потерять голову, однако… Я замираю на месте, взглянув в текст сообщения. Кьяра Франко написала:
{«Вы так круто смотритесь вместе».}
Под текстом фотография, сделанная недавно – мы с Луксом целуемся во дворе университета. У меня все внутри холодеет, я смотрю то на фото, то на студентов. Кажется, что каждый в курсе о нашем с Блэнкеншипом романе. Никто не оглядывает меня, никто за мной не следит, а ведь именно сейчас у меня начинается паранойя. Кто сфотографировал нас?
Сама Кьяра или кто-то другой?
В полной потерянности я спрыгиваю с высокого подоконника. Встревоженное сознание велит мне идти вперед. Пару минут мне кажется, что я просто также скрываюсь от Алистера. Но потом меня, словно бьет током – наш поцелуй с Лукасом, запечатленный на камеру, стоит перед глазами. Я не могу ни думать, ни стоять, ни бежать. Но мне необходимо что-то делать. Необходимо убедиться, что этой фотографии больше ни у кого нет. Еще ни один человек не посмотрел на меня странно, никто не показывал пальцем, не шептался у меня за спиной. Прошло достаточно дней, чтобы, наконец, успокоиться. Я хочу рассказать друзьям о своих отношениях с Лукасом сама. Я не хочу, чтобы они узнали об этом через других людей, поэтому для меня это так важно.
- Кьяра!
Не узнаю свой собственный голос. Увидев в толпе знакомое лицо, я выбрасываю руку вверх и громко кричу, чтобы привлечь к себе внимание Франко. Вместе с нею на меня смотрят и другие студенты, которых я отвлекла своим выкриком от дел и болтовни.
- Кьяра! – вновь говорю громко, уже быстрым шагом надвигаясь к ней.
Расталкиваю тех, кто стоит в самом центре, не удосужившись подумать об удобстве других.
Достигнув однокурсницы, я открываю первую попавшуюся дверь позади нее и заталкиваю ее внутрь. Как обнаружилось секундой позже – мы в женском туалете. Девушки, любующиеся собою в зеркале, покидают уборную при виде нас. Одна из них – высокая брюнетка – глядит на меня с прищуром, что только разжигает мое параноическое состояние.
- Что это? – Я не выдерживаю ее глупой улыбки, достаю телефон и показываю ей фото, которое она прислала мне.
Улыбка Франко становится еще шире, и я прижимаю ее к каменной стене. Она хмурит брови, вскидывает ладони, чтобы поправить две заплетенные тонкие косы.
- У меня нет настроения шутить, ясно тебе? – И вновь буквально тычу той в лицо смартфон, проведя перед этим по экрану пальцем.
Она растерянно качает головой, похоже, действительно расстроившись из-за моего не очень доброго тона. Пальцы нервно перебирают кончики темных волос, в которых затерялся красивый красный оттенок, а в голубых глазах вот-вот выступят слезы. Мне не хочется, чтобы Кьяра плакала. Судя по всему, она неплохая девушка…
- Просто скажи мне, откуда у тебя это фото?
- Я… я… фотографировала, - запинаясь и сглатывая, отвечает Франко.
Я выдыхаю, но не чувствую полного облегчения.
- Ты кому-то еще показывала? – Вскинув на нее строгий взгляд, требую ответа. – Не ври! – Резко выставляю палец у ее красивого, ровного носика.
Клянусь учебой, я могу прямо сейчас его испортить. Как же много зависит от того, что Кьяра собирается мне сказать. Она качает головой – долго и упорно. Я выдыхаю снова, в этот раз надолго прикрыв глаза и заметно расслабившись.
- Точно? – спрашиваю, не разнимая век.
Она утверждающе мычит. Вся напряженная, практически прилипшая к чертовой стене. Не предполагала даже, что я могу быть такой: воинственной, не дающей возможности сделать лишний вдох.
- Удали сейчас, поняла? Сейчас же удали.
Кьяра дрожащими руками достает из кармана плотной вельветовой юбки свой мобильный, открывает нужную папку в галерее и при мне уничтожает искомый файл. Так намного, намного лучше.
- Я не могу понять, почему…
- Тебе не нужно понимать, - перебиваю ее я. – Просто никому не рассказывай.
Подобно ей, я приваливаюсь к стене. Мы стоим, касаясь плечами, глядя вперед. Не разговаривая, тихо дыша. Безусловно, я не могу быть уверенной в честности Кьяры, остается надеяться, что она человек своего слова.
- Если ты боишься, что о вас узнают, - вдруг начинает девушка, - то не стоит.
Робкие слова распространяются по комнате с закрытыми кабинками. Я моргаю, повернув голову в сторону – к ней. Облизнув пересохшие губы, та прячет светлые глаза под ресницами.
- Не знаю, понравится тебе это или нет, но раньше Лукас много с кем крутил интрижки. И все об этом знают, поэтому мало кто заинтересовался бы очередной…
- Очередной его подружкой? – заканчиваю я за нее.
Вместо ответа Кьяра отворачивается от меня. Нас отвлекает песня Брайана Ферри, громко заигравшая за дверью.
- Я вас сняла, потому что вы… вы были так красивы! – однокурсница взмахивает ладонью. – Серьезно, Ева. Он прямо светился, когда целовал тебя.
Губы растягивается в слабом подобии улыбки, но настроение окончательно испорчено. И сколько же девочек менял Блэнкеншип до того, как связался со мной? Голова становится тяжелой от множества мыслей, поселившихся в ней. Киваю, но мне даже это дается с трудом. Будто на плечах у меня – гиря.
- Мы ведь обо всем договорились? – Отойдя к двери, я подвожу итог нашей беседы.
- Конечно.
- Извини, что вела себя с тобой несколько грубо.
- Это ничего!.. - Она машет рукой в воздухе и пожимает плечами.
Серьезность сменяется некоторой мягкостью с ее стороны. Голубые глаза вновь светятся, наполняются ребячливостью и озорством. Кьяра поигрывает пальчиками, когда я покидаю уборную. В длинном коридоре, который заметно опустел за последние пятнадцать минут, стало тихо. Теперь здесь читают и пишут смс-сообщения, слушают музыку в наушниках и смотрят в окна. В последний месяц осени Рим необычайно красив. И как бы плоха ни была эта мысль, совсем не хочется оставаться в университете сегодня. Я бы лучше прогулялась по городу, вдыхая его сладкий, свежий запах приближающейся зимы.
Меня расстроило признание Кьяры, однако я и так знала, что Лукас не девственник. И все-таки, какой девушке понравится слышать, что ты для парня… просто очередная партия?.. Шахматная, ничего не значащая, фигура, для которой рано или поздно игра закончится.
***
Сеньора Илария Романи увлеклась рассказом о религиозной литературе настолько, что даже не замечает, как все ее студенты заняты своими делами. В аудитории никому нет дела, что книга, которую ей прислали позавчера из Ватикана, весьма важна для дальнейшего обучения.
- Я разошлю вам самый существенный материал из нее по почте, - в заключение говорит Илария, присаживаясь за свой стол, расположенный на невысоком выступе. Она поправляет очки в толстой черной оправе.
Женщина оглядывает кабинет, угрожая, что заберет мобильные телефоны у тех, кто пользуется ими сейчас. И некоторые, вправду, прячут в своих рюкзаках и сумках сотовые. Кто-то просто заводит руки под парту, поглядывая время от времени на экран. Впрочем, я делаю точно также. Отец прислал сообщение, что теперь его график нормировали и, следовательно, мы будем проводить больше времени вместе. Я безумно рада этому, я долго ждала такой новости. Просто мои только начавшиеся отношения с Лукасом настолько всепоглощающие, что я не могу прочувствовать настоящего счастья в эту минуту. Хотя должна. Учеба занимает в моей голове не первое место, а раньше было иначе. Пора с этим что-то решать.
Прислоняю лоб к сложенным на парте ладоням. Я знала, что влюбленность не может быть чем-то простым, но я не подготовилась к бессонным ночам, мучительным осмысливаниям действий и слов, боли в груди… Нет. Боль – слишком знакомое чувство.
- Преподобный Бонвезин да Рива, - на последнем слоге преподавательница повышает голос, - был автором религиозно-нравственных произведений, - говорит она, листая очередной учебник в поисках требуемой страницы. – Его поэзия воспевалась на площадях. Как вы понимаете, в XIII веке он был одним из самых известных народных литераторов. Практически все поэмы Бонвезина да Рива дошли до нас. В некоторых учебниках вы можете встретить его имя, написанное немного иначе.
Сеньора Романи выписывает на доске: «Бонвезин делла Рива».
- Вот так, - приложив ребро ладони под текст, она обращается к студентам.
Позади меня парень сравнивает признанность Бонвезина с популярностью Снуп Догга. Кьяра, которая сегодня приняла решение сидеть на другой скамье, смеется над этим глупым приравниванием. Я закатываю глаза и потом стараюсь сфокусироваться на конспекте. Записывать за Иларией не трудно: она проговаривает слова медлительно, вдумчиво, делает большие паузы, позволяя нам не торопиться. Но, если быть откровенной, Романи безумно скучная. Я немного даже тоскую по дистанционному обучению. Мне не приходилось тогда выслушивать унылых лекторов.
Звуковой сигнал сообщает о новом смс от Селест. Я нажимаю на телефоне «читать».
{«Мы идем в тратторию после лекции. Ты с нами?»}
Собираюсь ответить «да», но тут Илария заявляет, что задержит нас не меньше, чем на полчаса, поскольку есть неизученный нами материал еще с прошлой встречи. Поэтому я набираю «нет, я вынуждена остаться аудитории», но не успеваю отправить, поскольку сеньора Романи прерывает всеобщий гул новым объявлением.
- Я забыла нужный учебник дома, ребята, - изрекает она разочарованно и поднимает руки вверх, успокаивая народ. – Можете быть свободны. Я жду вас всех в четверг!
Но уже никто не слушает ее. Каждый хочет выбраться из кабинета раньше остальных. Я неспешно собираю вещи в сумку, закидываю длинный ремешок на плечо, а когда поднимаюсь с деревянной скамьи, ловлю взгляд Кьяры. Она мило улыбается мне, но выглядит невеселой.
И я чувствую в этом свою вину.
ГЛАВА 4
{Ева}
Пьетра водит машину быстро и уверенно. Она часто отвлекается от дороги на Селест, сидящую на соседнем кресле. Поворачивается к нам с Доминик не только во время остановок на светофорах, но и пока управляет автомобилем. Ей делают замечания со всех сторон, но из-за того, что в аварию мы так пока и не попали, укоры сопровождаются шутками и смехом. Я позволяю себе хотя бы в настоящий момент быть не такой зажатой, нацеленной на решение своих проблем. В конце концов, эти девочки -мои лучшие подруги. Они всегда помогали мне отвлечься от того, что меня обременяло.
Пьетра собирается увеличить громкость, когда по радио заиграла новая песня [Maroon5], но Селест останавливает ее, показывая той дисплей своего мобильного телефона. На автомате я подаюсь вперед, сердце бешено колотится в груди. Я уже придумала, как буду оправдываться, что говорить. Все внутренности завязались узлом и, похоже, я перестала дышать. Но потом Селест с возмущением высказывается:
- Почему твоя подруга пишет мне?
Какая еще подруга? О чем же я не знаю? Смотрю сначала на Пьетру, которая не обращает внимания на меня, сконцентрировав все внимание на сообщении в сотовом Селест. И только потом решаю сфокусироваться на Доминик. Она открывает рот, принимаясь жестикулировать, и собирается все объяснить, но кузина Маркуса опережает ее:
- Представляешь, какое совпадение, Ева! – Меня еще не ввели в курс дела, а внутренний голос уже подсказывает, что дело плохо. – Сегодня мы пообедаем с девушкой, с которой я познакомилась, как и с тобой, - в студенческом чате. Оказалось, что она учится со мной на одном потоке, а я даже не была в курсе. – Пьетра говорит это и смеется, не сводя глаз с дороги, только изредка мельком на меня смотря. – Мы подружились, и я хочу вас с ней познакомить. Ее зовут Валерия.
Доминик фыркает.
- Валерия?
Пьетра закатывает глаза.
- Да! – взмахнув одной рукой, отзывается девушка. – Валерия Бернарди. Бросьте, она вам понравится…, - уверяет она утоленным голосом.
Но я ей почему-то не верю.
- Валерия… хм… может быть очень даже навязчивой, - комментирует Селест.
Я переключаюсь на нее от проносящихся за окном пейзажей.
- Иногда, - защищает своего нового «лучшего друга» Пьетра. – Не отрицаю. Это ее второй недостаток.
Без особой радости Доминик смеется.
- Второй? Значит, и первый есть?
Наступает не очень длинное молчание, и оно заинтересовывает нас еще больше, чем только что брошенная Пьетрой фраза.
- В чем подвох? – допытывается Селест.
Отсюда мне видно, как она поправляет воротник голубой блузки и укутывается в пальто белого цвета. И между делом напоминает сегодняшнему водителю, что в машине холодно. Из-за этих переживаний я не приметила этого, пока проблема не была проговорена вслух. Застегиваю все пуговицы и поправляю на шее шарф, последовав примеру длинноволосой Сел впереди.
Следующее, что говорит Пьетра, повергает меня в шок и оцепенение:
- Ей нравится Лукас.
Селест с Доминик охают в унисон. И вопрошают они тоже разом:
- ЛУКАС, КОТОРЫЙ БЛЭНКЕНШИП?!
- Он самый, - звучит спокойный ответ Пьетры Ферраро, но ее тон дает понять, что выбором новобранца она не удовлетворена.
Всю оставшуюся дорогу до траттории мы проводим в полной тишине. Я – поскольку уже ненавижу эту Валерию. А девочки – потому как считают все, связанное с Лукасом, для меня болезненным.
Проклятье!
Уклоняться от правды становится все сложнее.
***
Тратторию, которой заправляет новый знакомый Доминик, находится на одной из центральных улиц Рима – Виа Джулия. Бо́́льшая половина улицы расположена в районе Регола, а северная ее часть принадлежит району Понте. Но это два очень живописных объекта Вечного города. И выбрать один между ними двумя невозможно.
Пьетра не сразу находит место для парковки, а Доми уже не терпится отправиться обедать. Но мне думается, что она вновь хочет встретиться с этим своим бизнесменом. Она с ним познакомилась во время уик-энда в Сардинии. Селест ровняется со мной, когда мы выходим из автомобиля. Она вскидывает брови, бросая на меня выразительные взгляды при упоминании ресторатора. А Доминик так много о нем говорит, что даже будущее знакомство с Валерией не вызывает паники и неприязни. Доми вдруг становится слишком много, а имя, которое она нескончаемо произносит, вызывает рвотные позывы. По крайней мере, Сел засовывает два пальца в рот, пока Доминик не видит, и имитирует тошноту.
Кузина Марка Ферраро идет вперед убежденно и авторитетно. Словно ее нисколько не смущает странное поведение нашей подруги. Или она просто очень стойко переносит подобные вещи. Впрочем, Пьетра из тех, кто почти всегда с достоинством принимает надоедливость и поведение, выходящее за рамки.
В жилом доме напротив открыты нараспашку окна, и жильцы квартир с интересом наблюдают за жителями и гостями города. На этой улице определенно живет Италия, невзирая на многочисленность бутиков, всяческих магазинов и кофеен. Мы с девочками сворачиваем влево, оказываясь в очередном переулке, но в этот раз проходим под легендарной местной аркой. Я готова, готова вынести болтливую и увлеченную Доминик, ведь очень давно не была здесь. Стала забывать, как выглядит самая древняя улица Рима. И под самой старой аркой города я не стояла уж точно больше шести лет. Это место пахнет историей. Дело не в том, что построена Виа Джуляи в XVI веке. Дело в том, что из этих ветхих домов звучат старые итальянские песни. Осень почти помахала рукой, но скорый приход зимы для этих людей – не повод перестать открывать окна и делиться прекрасным с прохожими.