– Пискари их держал под стеклянным колпаком – кажется, это колдовские книги. Может, ты найдешь в них заклятье для перекидывания. Если они тебе нужны, оставляй себе. Я ему не скажу, куда они пропали.
Он очень хотел мне помочь, но я не двинулась с места, так и стояла у мойки, сложив руки и разглядывая три книжки. Если мастер вампиров их под стеклом держал, то они, наверное, старше солнца. Хуже того, на вид они напоминали демонские книги, а значит, пользы в них нет – ими только демоны могут пользоваться. В принципе.
Опустив руки, я подумала еще. Может, там и есть что‑то, чем я смогу воспользоваться.
– Спасибо, – сказала я. Шагнув к столу, я потрогала верхнюю книжку и подавила дрожь, ощутив как будто что‑то липкое, словно моя аура из жидкости превратилась в сироп. Порезы на коже защипало, я вытерла руку о джинсы. – А тебе не влетит?
Он только чуть вздернул подбородок:
Вряд ли больше, чем за попытку его убить. Я слабо улыбнулась.
И правда.
Я пошла взять себе чашку кофе, а Кистен налил в стакан апельсинового сока и поставил его на добытый из‑за микроволновки поднос. Туда же отправилась тарелка с тостами и маргаритка, которую он взял с подоконника. Я с растущим любопытством следила за его действиями, а он покосился на меня с улыбкой, обнажившей острые клыки, и скользнул в коридор. Ага, значит, это не для меня предназначалось.
Присев на край стола, я пила свой кофе и прислушивалась. Заскрипела дверь, голос Кистена радостно объявил: «Вставай, Айви! Петушок пропел давно».
– Провались ты, Кист, – пробормотала Айви. – Эй! – крикнула она следом. – Не лезь! Какого хрена?..
Я невольно улыбнулась, прыснула, поставила чашку и села нормально за стол.
– Ну, вот и умница, – ворковал Кистей. – Теперь садись и возьми этот дурацкий поднос, пока я кофе не пролил.
– Сегодня суббота, – прошипела она. – Какого черта ты так рано приперся?
Кистенов голос перешел в неразборчиво‑ласковое бормотание, и мне стало интересно в чем дело. Кистен с Айви совпадали по состоянию и положению в обществе, вместе росли, пробовали вместе жить и расстались друзьями. По слухам, Пискари рассчитывал, что они создадут семью и заведут с десяток детишек, способных продолжить его линию живых вампиров. Я не эксперт в семейной жизни, но даже мне было видно, что ничего такого не будет. Кистену Айви очень была дорога, а он ей, но сколько я их ни видела вместе, отношения у них скорее были как между братом и сестрой. Но завтрак в постель – это что‑то новенькое.
Осторожно, кофе, – воскликнул Кистей, и следом вскрикнула Айви.
Шел бы ты отсюда, только мешаешь! – голос Айви, похожий на серый шелк, прозвучал почти рычанием.
Принести тебе одеться, солнышко? – предложил Кистей смеющимся голосом, на полную включив псевдобританский акцент. – Вот эту розовую юбочку, что ты носила прошлой осенью, я просто обожаю. И почему ты ее теперь не надеваешь?
Пошел вон! – крикнула она, и что‑то ударилось в стену.
Завтра блинчики принести?
Вон из моей комнаты, придурок!
Дверь хлопнула, Кистен, широко улыбаясь, показался на пороге, и я его встретила такой же улыбкой. Он пошел к кофеварке.
– Спор проиграл? – поинтересовалась я, и он кивнул, подняв тонкие брови.
Я ногой подпихнула ему стул, и он уселся с кружкой, длинными ногами зажав мои под столом.
– Я сказал, что ты в силах помочь Дэвиду и вернуться домой, не доводя дело до драки. Она сказала, что нет.
Он взял сахарницу и насыпал оттуда две ложки.
– Спасибо, – сказала я, радуясь, что он был за меня.
Я нарочно проиграл, – заявил он, в зародыше убив мое самомнение.
Спасибо большое, – среагировала я, убирая ноги в сторону от его ног.
Он поставил кружку, наклонился и взял меня за руку.
– Ну, Рэйчел… А как еще я получил бы повод являться сюда каждое утро целую неделю?
Тут я злиться уже не смогла. Так что улыбнулась и перевела взгляд на наши переплетенные руки, мою – тонкую и белую, и его – загорелую и мужественную. Хорошо было смотреть на них так. В последние четыре месяца Кистен не баловал меня вниманием, но хотя бы был здесь, в пределах досягаемости, если на нас находил стих.
Кист был теперь невероятно загружен делами Пискари, поскольку немертвый мастер вампиров находился в тюрьме – моими заботами, – а я, со своей стороны, занималась нашей с Айви детективной фирмой, «Вампирскими чарами». Так что нам с Кистеном моменты глубоких переживаний выпадали редко, и мне это одновременно и очень нравилось и давало странное чувство свободы. Наши короткие, зато почти ежедневные диалоги за чашкой кофе или за обедом приносили больше радости и удовлетворения, чем трехдневный поход в Адирондакские горы, где то от вервольфов‑ролевиков уклоняешься, то комаров на себе хлопаешь.
Он не ревновал меня к моей работе, а я только рада была, что он свою жажду крови утоляет с кем‑то другим – эту часть его жизни я намерена была не замечать, пока не придумаю, как тут быть. Над будущим нашим собирались тучи, потому что отказывающиеся делиться кровью ведьмы и живые вампиры не были замечены в долгих и счастливых отношениях. Но я устала быть одна, а Кистен полностью удовлетворял мои эмоциональные потребности, да и я его, если не считать одной‑единственной, а эту единственную пусть удовлетворяет с кем угодно без всякого недоверия с моей стороны. Наши отношения казались слишком даже хорошими, и я не раз думала, почему это мне так хорошо с вампиром, и почему мне никогда не везло так с колдунами. Или с Ником…
– Что такое? – спросил Кистей, чувствуя мое настроение лучше, чем если бы я его буквами на лбу написала.
Я вздохнула, питая отвращение к себе самой за направление, которое приняли мои мысли.
Ничего, – выдавила я улыбку. – Просто подумала, как мне с тобой хорошо.
А… – губы под щетиной тревожно улыбнулись. – Чем сегодня будешь заниматься?
Я откинулась на спинку стула, отняла у него руку, зато положила ноги в носках к нему на стул по сторонам от его коленок, чтобы он не решил, будто я отдаляюсь. Глаза нашли рабочую сумку и чековую книжку. У меня сейчас были деньги – чудо из чудес, поскольку спрос на мои услуги резко упал с тех пор, как зимой в шестичасовых новостях показали, как меня демон за ногу волочет по улице. Приняв во внимание совет Дэвида взять пару выходных, я собиралась провести их в изысканиях, или банковские счета привести в порядок, или ванную помыть, или еще что конструктивное сделать.
Но тут я встретила взгляд Кистена, и идея осталась только одна, нисколько не конструктивная. Глаза у него были не спокойные. Чуть больше черноты, чуть меньше синевы… Не отрывая от меня взгляда, он взял одну мою ногу себе на колени и принялся массировать. Намерения его стали очевидней, когда он ощутил, как ускорился мой пульс – и поглаживания приобрели ритм, говорящий о… вариантах.
Я вдохнула и выдохнула. В глазах у него не было жажды крови, только желание, от которого у меня сердце прыгало, и начинал покалывать демонский укус.
Собиралась заняться… стиркой, – сказала я, выгибая брови.
Стиркой. – Он так и не отводил глаз от моих, зато руки от ступни пошли выше. Скользя, пожимая, дразня. – Для нее вроде требуются вода и пена. М‑м… Скользко и жарко… Кажется, я где‑то здесь видел мыло. Помощь нужна?
Угу, подумала я, мысленно прикидывая, как он будет мне «помогать» и как бы отправить Айви погулять на пару часиков.
Увидев в моей внезапной улыбке… ну, согласие – может, слабоватое слово… энтузиазм, Кистей со скрежетом подтянул к себе стул, на котором я сидела, и зацепил при этом угол стола. Коленки у меня разошлись по сторонам от его талии, он наклонился ко мне, синева его глаз превратилась в тоненький ободок.
Все сильнее заводясь, я тронула губами его порванное ухо. Меня затопил запах кожи и шелка, глаза закрылись в предвкушении.
– Чехлы у тебя с собой? – прошептала я. Я ощутила кивок, но важнее было поймать его губы губами. Он взял меня рукой за подбородок и повернул лицо к себе.
– Обязательно, – сказал он. – С тобой – всегда и всюду.
О Господи, подумала я, растекаясь. Кистен надевал чехлы на клыки, чтобы не поранить мне кожу в минуты страсти. В норме их носят только подростки‑вампиры, еще не научившиеся владеть собой, и Кистен здорово рисковал репутацией, случись кому‑то прознать, что он их надевает, когда спит со мной. Носить их он решился из уважения к моему нежеланию делиться кровью, а еще потому, что Айви пригрозила дважды проткнуть его колом, если он попробует моей крови. Кистен уверял, что можно быть связанной с вампиром и не стать его тенью, но я видела только контрпримеры. Мои страхи никуда не девались, и потому никуда не девались чехлы.
Я глубоко вдохнула очередную порцию вампирских феромонов, желая расслабиться, мечтая, чтобы щекочущее обещание, трепетавшее в моем демонском шраме, побежало по всему телу. Но Кистен вдруг напрягся и отодвинулся.
Айви? – шепотом спросила я, чувствуя, как поднимается тревога при виде его отстраненного взгляда.
Пикси летит, – сказал он, отталкивая мой стул.
– Это Маталина, – ответила я, поворачиваясь к арке, ведущей в коридор.
Там что‑то стукнуло.
– Дженкс? – глухо прозвучал голос Айви из ее комнаты. Я открыла рот. Она расслышала крылья Маталины через закрытую дверь? Класс. Ну просто класс, блин. Значит, и наш разговор она слышала.
– Это Маталина! – крикнула я. Не хватало еще, чтобы она влетела сюда, решив, что Дженкс вернулся.
Поздно. Я поспешно встала, когда хлопнула ее дверь. Маталина шмыгнула в кухню, и Айви, увидев ее из арки, резко и неуклюже затормозила, упершись ладонью в косяк.
Она не успела еще снять коротенькую ночную сорочку, а черный шелковый халат если и скрывал что‑то из ее высокой тощей фигуры, отшлифованной и отточенной боевыми искусствами, то очень немного. Прямые черные волосы, всклокоченные после сна, небрежно обрамляли овальное лицо. Она не так давно их подстригла, и мне все еще непривычно было, что они едва закрывают уши. Шея Айви от этого казалась длинней; гладкую се линию нарушал единственный шрам, сглаженный пластической операцией. Широко раскрытые спросонья карие миндалевидные глаза казались больше обычного, а тонкие губы разошлись, открыв мелкие зубки.
Запрокинув голову, Кистен повернулся на стуле и расплылся в ухмылке, оценив недостаток одежды на Айви.
Скривив губу из‑за собственного не больно приличного появления, Айви выпрямилась и попыталась вернуть себе обычный железный контроль над эмоциями. Бледные щеки порозовели, она резким движением запахнула халат, не глядя на меня.
Привет, Маталина, – сказала она еще хриплым после пробуждения голосом. – Как там Дженкс? Поговорит он с нами?
Вот хорошо бы, – сухо сказал Кистен, разворачивая стул, чтобы не сидеть к Айви спиной.
Расстроенная пикси перелетела на стол островка. За ней солнечным лучом тянулся шлейф серебристых искр – пыльца, ясное свидетельство ее волнения, медленно опадала на пол. Я ответ уже знала, и все равно огорчилась, когда она покачала головой, складывая крылья. Широко раскрыв красивые глаза, она мяла в руках шелковый подол.
– Знаете, – сказала она до ужаса расстроенным голосом. – Дженкс вас не попросит. Я так боюсь, Рэйчел. Ему нельзя одному. Он не вернется, если поедет один!
Я мгновенно подобралась.
– Куда поедет? – спросила я, делая шаг вперед. Айви тоже подошла к столу, но обе мы беспомощно застыли, когда отважная воительница, справлявшаяся с шестью фейри сразу, ударилась в слезы. Безупречно галантный Кистен оторвал кусок салфетки с ноготь размером и протянул ей. Для нее он сошел за полотенце.
– Дело в Джаксе, – сказала Маталина сквозь слезы. Джакс – это их с Дженксом старший сын. Мне стало еще страшней.
Он в квартире Ника, – сказала я. – Я тебя отвезу. Маталина качнула головой.
Нет, не там. Он уехал с Ником на зимнее солнцестояние. Я вздрогнула, чувство было, будто меня в живот пнули.
– Ник приезжал? – промямлила я. – На солнцестояние? Даже не позвонил!
Я потрясенно глянула на Айви. Трепаный человеческий выродок! Приехал, освободил квартиру и уехал, точно как предсказывал Дженкс. А я думала, он меня любит. Я тогда была ранена и чуть не умерла от переохлаждения, а он просто уехал? Обида и растерянность, от которых, я думала, давно уже избавилась, так разрослись, что голова заболела.
Он позвонил сегодня утром, – продолжала рассказывать Маталина, не замечая моего состояния, хотя Кистен с Айви обменялись понимающими взглядами. – Кажется, он в Мичигане.
В Мичигане! – воскликнула я. – Какого Поворота он забыл в Мичигане?
Айви придвинулась ближе, почти загородила от меня Маталину.
– Ты говоришь, кажется. Ты не знаешь наверняка?
Пикси подняла на Айви заплаканные глаза – печальная и сильная, как скорбящий ангел.
– Ник говорил Джаксу, что они в Мичигане, но его увезли. Джакс не знает точно.
Его увезли?
– Кто его увез? – спросила я, наклоняясь ближе. – У них беда?
Глаза у Маталины были перепуганные.
– Я еще не видела Дженкса в таком гневе. Ник просил Джакса помочь ему в работе, но что‑то случилось. Сейчас Ник ранен, а Джакс не может попасть домой. Там у них холодно, и я так боюсь!
Я глянула на Айви: глаза у нее потемнели из‑за расширенных зрачков, губы сжались в сердитую ниточку. Какая еще работа? Ник чистил археологические находки в музее и реставрировал старые книги. Зачем ему понадобилась помощь пикси? Да еще в Мичигане? Весной, когда в той местности пикси еще не отошли от зимней спячки?
Мысли мои перескочили на неосторожность Ника в выборе друзей, на его отвращение ко всему, что связано с полицией, на опасно быстрый ум, на нездоровую тенденцию влипать во что угодно, только дайте срок. Я с ним повстречалась на крысиных боях – его тогда в крысу превратили за «позаимствованную» у одного вампира книгу.
Он возвращался в Цинциннати и уехал с Джаксом, даже не сказав мне, что приезжал. Зачем он взял с собой Джакса?
Мне вдруг стало горячо, коленки затряслись. Пикси не только садовники хорошие. Черт! Ник – вор.
Привалившись к столу, я посмотрела на Кистена и Айви, и по выражению лица вампирши поняла, что она знала, но не говорила – потому что я только на нее бы и разозлилась, если бы не сама дошла. Господи, какая я была дура! Все как на ладони было, я просто не хотела видеть.
Я открыла рот… и дернулась от толчка в ребра, которым меня наградил Кистен. Он показал взглядом на Маталину. Бедняга не знала. Похолодев, я захлопнула пасть.
Маталина, – тихо сказала я. – Можно ли как‑то выяснить, где они? Может, Джакс какую газету найдет?
Джакс не умеет читать, – прошептала она. Она уронила лицо в ладони, крылья обвисли. – Мы никто не умеем, – с плачем сказала она, – только Дженкс. Он научился, чтобы в ОВ работать.
Я чувствовала полную беспомощность. Как обнять в утешение четырехдюймового человечка? Как сказать матери, что ее старшего сына сбил с пути вор? Вор, которому я доверяла?
– Я так боюсь, – глухо повторила пикси. – Дженкс собрался лететь к нему. Он полетит на север и не вернется. Это так далеко! Он не найдет еду, и ночевать на улице слишком холодно!
Она отвела руки от лица, и мне страшно стало при виде ее горя и отчаяния.
Где он? – спросила я. Злость начала вытеснять во мне страх.
Не знаю, – пробормотала Маталина, глядя на обрывок салфетки в руке. – Джакс сказал, что там холодно, и все вокруг варят сливочную помадку. Еще там большой зеленый мост и много воды.
Я нетерпеливо качнула головой.
– Не Джакс. Дженкс.
От вспыхнувшей надежды Маталина стала красивей всех ангелов вместе взятых.
– Ты к нему пойдешь? – дрожащим голоском спросила она.
Медленно вздохнув, я глянула на Айви.
– Хватит ему дуться, – сказала я. – Я с этим мелким поганцем поговорю, а он пусть послушает. А потом поедем вдвоем.
Айви выпрямила спину, прижала руки к бокам и отступила на два шага. Лицо деланно спокойное, а глаза круглые.
– Рэйчел… – В голосе Кистена звучало предостережение. Маталина поднялась в воздух дюйма на три, лицо у нее сияло даже сквозь слезы.
– Он разозлится, если узнает, что я ходила к вам за помощью. Н‑не говорите, что я вас просила.
Не обращая внимания на Кистена, я решительно набрала воздуху в грудь.
– Скажи, куда он собирается, и я его найду. Один он не поедет. Неважно, будет он со мной разговаривать или нет, я еду с ним.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Кофе в моей чашке остыл, а я про это забыла, и вспомнила, только сделав первый глоток. От горького резкого вкуса я скривилась еще до того, как кофе пролился мне в горло. Передернувшись, я задержала вторую каплю на языке. Я бросила карандаш на кухонный стол и тронула лей‑линию, что проходит над кладбищем. По телу пробежала легкая дрожь.
– Огонь свечи, вращение планет, – пробормотала я над чашкой, выписывая пальцами сложную фигуру, – Все в трении родится и умрет. – Закатив глаза, я громко хлопнула в ладоши, произнося: – Consimilis.[3]
Звучало комично до жути, но стишки и правда помогали мне запомнить движения пальцев и те два слова, которые, собственно, и осуществляли чары.
– Теплу и холоду извода нет, – закончила я стих, проделывая жест, который укажет магии на кофе у меня во рту как на фокальный объект, чтобы не вскипятить ненароком… ну, к примеру, обиталище Мистера Рыбы. – Calefacio,[4]– сказала я, чувствуя знакомый всплеск лей‑линейной энергии в теле. Я сконцентрировалась сильней, посылая точно отмеренное – как мне казалось – количество энергии, чтобы возбудить молекулы воды и подогреть кофе. – Отлично, – прошептала я, когда из кружки пошел пар.
Пальцы сомкнулись на теплом фарфоре, и я отпустила линию. Делаю успехи. С этой мыслью я глотнула кофе и… дернулась от ожога. Кери говорила, что с практикой придет контроль, но он пока все не приходил.
Я поставила чашку на стол, отодвинув карты Айви подальше на ее половину стола. В саду громко пели дрозды, и я прищурилась, пытаясь что‑то разглядеть в раннем сумраке подступающего ненастья. Я листала одну из книжек Кистена; через полчаса мне надо было выходить, чтобы «случайно» встретить Дженкса, и я сидела как на иголках.
Айви была на взводе, и Кистен утащил ее куда‑то вскоре после ухода Маталины, чтобы она не вытрепала мне все нервы. Мне скоро предстоит столкнуться с тем, что ее так пугает, так что лучше пусть пока ее Кистен успокаивает.
Я потянулась до хруста в спине и сделала глубокий вдох. Отпустив страницу неразличимого уже из‑за темноты текста, я ощутила покалывание – словно электрический удар. Книги и правда были демонские. Соблазненная их содержанием, я быстро привыкла, что от перелистывания страниц слегка немеют пальцы – и вскоре поняла, что все заклятия в книге соединяют лей‑линейную магию и магию земли, и результат их соединения дает больше, чем просто сумму. Чтение было на редкость увлекательное, несмотря на мою хреновую латынь, и только сейчас я начала припоминать, что мне бы стоило этого всего бояться. Никак такого не ожидала.
Разумеется, попадались мерзкие проклятия – например, выворачивающее наизнанку соседскую собаку, доставшую своим лаем, или награждающее мигренью школьную учительницу, или посылающее шаровую молнию в подрезавшего на дороге типа, – но были и вполне приличные заклинания, те, в которых я не видела вреда. Они то же самое делали, что и многие мои совершенно легальные земные чары. И это‑то пугало меня больше всего.
Погрузившись в задумчивость, я перевернула страницу и обнаружила проклятье, окутывавшее человека толстым слоем воздуха, замедляющего движения – так, словно он сквозь патоку плывет. Наверное, такое можно использовать в драке, чтобы получить преимущество и убить противника выстрелом или ножом, но ведь оно не запятнает душу, если ты всего только хочешь надеть наручники на подозреваемого? Чем больше я думала, тем больше запутывалась. Я допускала, что демонские проклятия черны в принципе, но в этом конкретном никак не могла разглядеть вреда.
Еще больше беспокойства внушала потенциальная сила всех этих проклятий. Вот это последнее, к примеру, не иллюзию замедленного движения создавало, как это делают черные лей‑линейные колдуньи, насылая кошмары, в которых ты хочешь убежать и не можешь, или не успеваешь кого‑то спасти. И от чар магии земли оно отличалось – земные чары надо долго и тщательно готовить и нацеливать на конкретный объект, и к тому же они только замедляют реакции, полного обездвиживания они не дадут. В демонском проклятии гашения инерции лей‑линейное колдовство вплеталось в пару «поляризованных» амулетов, и тогда к его быстроте выполнения и широкому спектру применений добавлялась материальность и долговечность магии земли. Получалась смесь обеих разновидностей магии. Такое оказалось возможно. Это и есть демонская магия, а я – одна из двоих живущих под солнцем, кто может активировать ее заклятья.
– Ну, спасибо, Трент, – пробормотала я, переворачивая страницу и чувствуя покалывание в пальцах. – Твой папочка – прелесть.
Впрочем, мне жаловаться грех. Я не должна была дожить до подросткового возраста: генетическое отклонение, с которым я родилась, убивало всех унаследовавших его колдунов и колдуний в первые два года жизни. Не думаю, что отец Трента Каламака знал, что то самое отклонение, которое меня убивало, давало мне способность активировать демонскую магию, в обход генетических ограничений. Он знал только, что дочь его друга умирает от древней болезни, а ему хватает знаний и технических средств – пусть незаконных, – чтобы спасти мне жизнь.
Он и спас. И меня несколько расстраивала мысль, что второй колдун, спасенный отцом Трента, сейчас мучается в аду при жизни – в безвременье, в качестве фамилиара демона Алгалиарепта. Впрочем, чувство вины быстро пропало. Я же просила Ли не отдавать меня Алу. Говорила, что нам надо убираться из безвременья, пока шанс был. Но не‑е‑ет! Злой колдун Запада думал, что он все знает лучше меня – и теперь расплачивается жизнью за свою ошибку. Выбор был – или он, или я, а мне нравится жить здесь.
Крепнущий ветер дунул в окно, принес запах дождя и шевельнул шторы. Я вернулась к книге, пролистала страницу и обнаружила проклятье для постепенного лишения разума – вплоть до состояния червя. Обалдело моргнув, я захлопнула книгу. Ну, понятно было, что в ней должны быть и черные проклятья. Но возможна ли такая вещь, как белые проклятья?
Дело вот в чем. Магия земли – она очень мощная, но если дать ей быстроту и широту охвата лей‑линейной магии – это вообще туши свет. А здесь в каждом первом заклятии соединялись оба вида колдовства. За считанные часы я нашла заклятья, которые превращали массу в энергию лей‑линий и наоборот, так что можно было реально сделать что‑то маленькое большим, а большое – маленьким, а не просто иллюзию создать, как в лей‑линейщине; а поскольку при этом использовались зелья земной магии, перемена закреплялась – чуть ли не до «получения жизнеспособного потомства».
Занервничав, я отодвинулась от стола. Пробарабанила пальцами по антикварной столешнице что‑то быстрое, глянула на часы. Почти шесть. Сидеть дольше было невмоготу. Погода менялась, и мне хотелось наружу.
Вскочив со стула, я сграбастала книжку и полезла на нижнюю полку под центральным столом. Я не горела желанием ставить демонские книжки к обычным, но еще меньше мне хотелось класть их себе под подушку. Наморщив лоб, я поставила между собственными колдовскими книгами и демонскими томами обычную кулинарную книгу – в качестве буфера. Да, я суеверная. Осуждайте.
Две другие книжки тоже встали на полку, и я выпрямилась и вытерла руки о штаны, разглядывая, как удобно они устроились между «Книгой рецептов деревенской кухни», свистнутой у мамы, и экземпляром «Пирожных от настоящей ведьмы», подаренным три года назад на новогодней вечеринке в ОВ. Догадайтесь, которую я чаще открывала.
Прихватив сумку, я направилась на выход, клацая каблуками по коридору мимо наших с Айви комнат, мимо ванных, прямо в церковный зал. Скамьи оттуда давно убрали, и только тень громадного креста на стене отмечала место, где когда‑то стоял алтарь. Витражные окна по стенам шли от уровня колен до четырехметрового потолка, перекрестья его балок скрывались сейчас во мраке, и я бы согласилась носить трусы вместо панамки, только бы снова слышать из темноты смешки и шепот что‑то замышляющих пикси.
Большой зал занимал половину отапливаемой площади церкви, но было здесь пусто, если не считать моего уставленного цветочными горшками письменного стола – на бывшем амвоне, – да кабинетного рояля Айви у выхода в притвор. Я только раз слышала, как она играет: длинные пальцы извлекали из клавиш бездну эмоций, на лице у нее их редко приходилось видеть.
На ходу я подобрала ключи со стола и вышла в темный притвор под их веселое звяканье. Сняла с крюка у двери красную кожаную курточку с кепкой и в последний момент прихватила зонтик Айви с ручкой из черного дерева. Двойные двери из четырехдюймовых дубовых досок не запирались снаружи, только на засов изнутри закладывались, но не нашелся еще по эту сторону лей‑линий вор, который посмел бы что‑нибудь украсть у вампира из линии Тамвудов.
Дверь хлопнула за спиной, и я слетела по ступенькам на потрескавшийся тротуар. Весенний воздух благоухал, влажность близкой грозы повлияла на атмосферное давление, заставив дроздов петь песни, а мою кровь – течь быстрее. Пахло дождем, даже чудилось, будто где‑то далеко гремят раскаты грома. Мне всегда нравились весенние грозы, и я улыбнулась свежей листве, трепещущей на ветру.
Завидев под навесом свою машинку, я пошла еще быстрей. У меня ярко‑красная спортивная машина с откидным верхом, с двумя сиденьями впереди и двумя – неиспользуемыми – сзади. На той стороне улицы, за несколько домов от нас на крылечке стоял Кизли, наш сосед: спина согнута артритом, лицо поднято навстречу ветру. Я ему помахала, и он поднял руку, сообщая, что все у него в порядке. Где‑то орали мелкие детишки – они на перемену давления могли реагировать более открыто, чем я.
Там и сям по улице из типичных домов американского среднего класса выходил народ, задрав к небу головы. Пришла пора первых теплых дождей, а новолуние было всего три дня назад. Трудненько сегодня ОВ придется.
Не моя забота, радостно подумала я, усаживаясь за руль и опуская верх, чтобы ветер трепал мне волосы. Да, собирается дождь, но до него еще пара часов.
В клевой красной кепочке и стильной куртке я прокатила по Низинам на самой умеренной скорости, дожидаясь, пока не перееду мост, чтобы рвануть по федералке. В лицо бил сырой ветер, принося запахи – свежее и резче, чем за всю зиму, – и рокот шин, мотора и все перекрывающего ветра казался самой свободой. Я уже понемногу прибавляла за восемьдесят, когда приметила патрульную машину на съезде – на боку у нее красовалась эмблема Федерального Внутриземного Бюро. Весело помахав, я проехала мимо, и мне мигнули фарами в ответ. В управляемом людьми ФВБ мою машину все знали – а то, они же мне ее и подарили. Фэвэбэшники ко мне цепляться не будут, в отличие от аналогичной службы внутриземцев – ОВ: те просто из вредности прицепятся за то, что я ушла из их драной полицейской шарашки.
Я заправила за ухо выбившуюся прядь и хорошенько проверила, нет ли кого сзади. Машина у меня всего пару месяцев была, а целый штат патрульных ОВ уже знал ее в лицо и горел желанием понаставить мне штрафных баллов. Причем несправедливо! На красный свет в прошлом месяце я не просто так проехала, а по причине, и в пять утра на том перекрестке один только коп торчал. До сих пор не знаю, откуда он выбрался – не иначе, из моего багажника. А я на встречу опаздывала, и тут меня останавливают за скорость в 75 миль. Ну и не так уж намного я превысила!
– Чертова машина, – ласково пробормотала я; я бы свою красненькую копилку штрафных квитанций ни на что не променяла. Не ее вина, что ОВ только и жаждет испортить мне жизнь.
Но уже трещал «Уоки‑токи‑мен», ребятки из «Стереограммы» пели на скорости, доступной только вампирам, и белая стрелка снова подбиралась к восьмидесяти, и мое настроение ползло вверх вместе с ней. Я даже приглядела красавчика на байке – поперемигиваться по дороге в Эджмонт, где сейчас вел дело Дженкс.
Оглушительное безветрие встретило меня, когда я свернула с федералки, над головой прокатился уже настоящий гром, и я съехала на обочину поднять верх. Мой мотоциклист пронесся мимо, подняв руку в салюте. Улыбка подержалась немножко у меня на губах – и исчезла.
Если Дженкс со мной откажется говорить, убью поганца. Сделав глубокий вдох, я переставила сотовый на режим вибрации, выключила музыку и влилась в поток машин. Протряслась по переезду, таращась в подступающую темноту и отмечая, что пешеходы и велосипедисты здорово прибавили скорости, почуяв дождь. Район был торговый, старый промышленный кусок города, куда власти вложили прорву денег, понастроили моллов и разбили парки – чтобы сюда потянулись торговцы и покупатели. Мне это нехорошо напомнило дом «миссис Брайант».
Я проехала мимо нужного дома, разглядывая со всех ракурсов расползшуюся в стороны многоэтажку. Судя по декору и сквозному проезду с почтовыми ящиками, здесь раньше ткацкая фабрика была. А теперь – вот, пожалуйста, магазинчики и дорогущие квартиры. Дженкс на глаза не попадался, но он и не попадется, если за кем‑то следит. Маталина сказала, что он согласился взять грязное дельце, чтобы заработать на авиабилет.