– Что теперь будет? – спросил Дженкс, беспокойно дергавшийся на кухонном столе, и я повернулась в кресле немного боком, чтобы он попал в поле зрения.
Облизав губы, я глянула в текст. Он был по‑латыни, но мы с Кери его разобрали, пока я лопала пиццу, прежде чем завалиться спать.
Пожалуйста, в изложении для чайников, – добавил Дженкс, и я улыбнулась, хоть и вяловато.
Я коснусь линии и скажу ключевое слово, – объяснила я. – Чтобы обратно тебя превратить, мне его снова надо будет произнести. Как с чарами превращения в зверя.
И все?
У него брови полезли на лоб и Кери хмыкнула.
– Ну ты же хотел простую версию, – сказала она, убирая всю посуду со стола в мойку. – Чтобы все стало так легко, я проделала уйму подготовительной работы, господин пикси.
Он шевельнул крыльями:
– Пардон.
Айви подняла плечи и нахмурилась, тревога явно сменилась злостью.
– Может, вернетесь к Делу? – поинтересовалась она. Я уткнулась в текст.
Вздохнув, я послала мысли сквозь деревянные стены кухни, над цветочными клумбами, уже ощутившими присутствие пикси, к маленькой, почти неиспользуемой лей‑линии, пересекающей кладбище. Коснувшись ее краешком мысли, я вздрогнула: раньше поток энергии бывал медленным и нарастание шло постепенно. А теперь – не так.
Энергия вихрем взметнулась во мне и откатилась, вызвав неприятные ощущения, но в моем ци она осела теплой вкусной тяжестью горячего шоколада. Я могла бы больше зачерпнуть и приберечь на потом, но необходимости не было, так что я отпустила тяжелый звенящий поток энергии прокладывать путь наружу – обратно в линию. Словно я сетью была, через которую свободно текла лей‑линия, оставляя только то, что мне нужно.
Времени на все описанное ушло меньше секунды, а потом я подняла голову, не открывая глаз. Волосы развевались на ветру, вечно дующем в безвременье; я провела рукой по непослушным кудрям. Слава Богу, сейчас еще день, и я даже тени от безвременья не увижу, если не встану непосредственно в линию – а я туда не встану.
Жуть берет, когда она линию трогает, – прошептала в углу Айви Кистену. – Видел что‑нибудь страшнее?
Это ты не видела, какая рожа у нее бывает, когда…
Заткнись, Кист! – крикнула я и открыла глаза – он нагло ухмылялся мне прямо в лицо.
Залитая солнцем Кери с чашкой в руке пыталась сохранить учительский вид, но губы у нее предательски дрогнули.
– Больно будет? – спросил Дженкс. С него непрерывным потоком сыпалась золотая пыльца.
Мгновенно припомнив скручивающую жилы боль, когда я превращалась в норку, я скривилась.
– Закрой глаза и считай от десяти до нуля, – сказала я. – На счет «ноль» я дам команду.
Пикси набрал в грудь воздуху, темные ресницы легли на щеки, крылья медленно перестали махать – он застыл на очищенной поверхности кухонного стола.
– Десять, девять… – ровным голосом начал считать он. Я встала, положила книжку на стол. Чувствуя бегущий по мне свет и нереальность линии, я протянула руку и дотронулась до Дженкса. Коленки у меня дрожали, и я только надеялась, что никто этого не видит. Демонская магия, Господи прости! Я еще раз вздохнула.
Non sum qualis eram,[5]– сказала я.
Восемь…
Айви ахнула, я пошатнулась, а на Дженкса из моей руки пролился золотой вихрь безвременья и заключил его в сверкающую оболочку.
– Дженкс! – крикнула Маталина, взлетая к стойке с утварью.
Из меня воздух вышибло. Шатаясь, я выставила руку за спину в поисках опоры – меня тут же приложило новым энергетическим вихрем, и я, ахнув, убрала руку. Голову будто распирало изнутри, линия вырвалась – под мой вскрик – и ударила в Дженкса с такой силой, что я ждала чуть ли не взрыва.
Я упала – и оказалась плечами на руках Айви. Она осторожно опустила меня на пол. Дышать я не могла. Пытаясь вспомнить, как это делается, я слышала грохот падающих кастрюлек, какое‑то рычание и шлепки.
– МатерьТинки! – воскликнул незнакомый, явно мужской голос. – Я умираю! Умираю. Маталина! У меня сердце не бьется!
Наконец я вздохнула, потом еще раз, приподнялась на руках Айви. Меня бросило в жар, потом в холод, в глазах все плыло. Над краем стола я разглядела Кистена и Кери, застывших, словно они не знали, что делать и куда бросаться. Смахнув руку Айви, я села, вдруг сообразив, что меня швырнуло на пол. Не сила линии бросила, которую я каналировала, а чертов груз обязательства заплатить, который я только что взвалила на свою душу. Он достался мне, а не Дженксу.
С колотящимся сердцем я поднялась на ноги – и разинула рот, когда увидела Дженкса.
– Бог… ты… мой!.. – прошептала я.
Дженкс повернулся ко мне, испуганно глядя круглыми глазами. Худое лицо страдальчески запрокинулось к потолку, грудь двигалась так, словно у него гипервентиляция. Кери возле мойки просто сияла, потрясенная Айви не могла отвести отбывшего пикси глаз, Кистену было немногим лучше. Маталина плакала, а пиксенята летали по всей кухне. Кто‑то наконец запутался у меня в волосах, вернув меня к реальности.
– Все, кому нет пятнадцати – кыш из кухни! – крикнула я. – Дайте мне бумажный пакет, кто‑нибудь. Айви, принеси Дженксу полотенце. Можно подумать, ты ни разу в жизни голого мужика не видела.
Айви так и подскочила.
– Чтобы он сидел на моем кухонном столе – не видела, – проворчала она, удаляясь.
Я выхватила пакет из рук Кистена, глаза у Дженкса от страха стал и совсем круглые. Встряхнув пакет, я туда дунула и протянула Дженксу:
Дыши сюда.
Рейч? – пробормотал он; лицо у него было бледное, а плечи холодные – я потрогала. Он вздрогнул, но дал мне прижать пакет к его лицу. – Сердце… – глухо сказал он сквозь пакет. – С ним что‑то не так! Я умираю, Рейч! Преврати меня обратно!
Улыбаясь, я держала пакет у лица абсолютно голого, перепуганного до смерти Дженкса.
– Нет, просто оно так медленно бьется, – объяснила я. – И дышать надо не так быстро. Успокойся. Закрой глаза, вдохни, досчитай до трех, выдохни, посчитай до четырех…
– Иди ты в задницу, – сказал он, обхватывая себя за плечи и начиная трястись. – Ты мне уже один раз велела закрыть глаза и посчитать – и что из этого вышло?
Вернулась Айви, обернула его полотенцем по бедрам и набросила еще одно полотенце ему на плечи. Он понемногу успокаивался, глаза обежали кухню, метнулись к просвету арки. Потом он увидел сад сквозь окно и поперхнулся.
– Твою мать!.. – прошептал он, и я убрала пакет. Пусть на вид его было не узнать, но говорил он точно как прежний Дженкс.
– Полегчало? – спросила я, отходя.
Он мотнул головой, сел удобней и сосредоточился на дыхании. Мы все с разинутыми ртами стояли кругом, разглядывая шестифутового пикси. Говоря коротко, он был… отпад!
Дженкс говорил, что ему восемнадцать, и настолько он и выглядел. Великолепные восемнадцатилетние мускулы, и еще круглые невинные глаза, и гладкое юное лицо, и грива перепутанных белокурых кудрей, которые некому было причесать. Крылья исчезли, остались только поддерживавшие их крепкие тонкие мышцы и широкие плечи. Талия у него была тонкая, а болтающиеся над полом ступни – длинные и узкие. Ступни имели идеальную форму, и у меня брови полезли на лоб: я помнила, что одна нога у него была здорово повреждена.
Я молча оглядела все прочее: шрамы исчезли все до одного, даже тот, что остался от фейрийской стали; невероятно четко вылепленные мышцы пресса бугрились на животе. Дженкс был тощий и гладкий, как подросток на пороге взрослости. Весь он был длинный, стройный, сильный и гладкий – и ни волоска на коже, если не считать бровей и блондинистой гривы на голове. Да, знаю. Да, посмотрела.
Он глянул мне в глаза из‑под спутанной челки, и я завороженно моргнула. У Кери глаза зеленые, но у Дженкса они оказались зеленые невероятно – словно свежие листочки. Зеленые глаза щурились от гнева, но даже задержавшийся в них страх не мог скрыть его юность. Да, у него была жена и пятьдесят четыре ребятенка, но на вид он был настоящий первокурсник. Донельзя аппетитный первокурсник университета, специализирующийся в… ох‑черт‑я‑тоже‑такое‑хочу!
Дженкс потер макушку, ушибленную о посудную стойку.
Маталина? – позвал он; интонации были знакомые, а голос – совсем чужой. – Ох, Маталина, – прошептал он, когда она приземлилась на его дрожащую ладонь. – Ты такая красивая!
Дженкс, – всхлипывая, сказала она. – Я так тобой горжусь! Я…
Тс‑с, – сказал он, и лицо его исказилось болью, когда он понял, что теперь ему ее не поцеловать. – Не плачь, Мэтти. Не надо. Все будет хорошо, обещаю.
Она потеребила платье, опустив голову, а у меня чуть у самой слезы не потекли.
– Прости… Я сама себе обещала, что не стану плакать. Не хочу, чтобы ты видел, как я плачу!
Она метнулась вверх и вылетела в арку. Дженкс рванулся за ней, наверняка забыв, что крыльев у него уже нет – и полетел на пол лицом вперед.
Дженкс! – воскликнула я, услышав глухой удар и последовавшие метафоры.
Пусти меня! Не трожь! – крикнул он, отбиваясь от меня и пытаясь встать на ноги – только затем, чтобы шлепнуться снова. Полотенце развязалось, и он пытался встать, да еще и тряпку эту удержать. – Да чтоб оно все провалилось! Почему я не могу стоять нормально? – Лицо у него посерело, и он затих: – Черт, мне опять отлить надо.
Я умоляюще посмотрела на Кистена. Живой вампир шагнул вперед, без труда поймал болтающиеся Дженксовы руки и вздернул его с пола. Дженкс оказался выше сантиметров на десять, но Кистен у себя в клубе вышибалой начинал.
Пошли, Дженкс, – сказал он, перемещая того к коридору. – Я тебе найду пару шмоток. Падать на пол куда приятней, когда задница одета.
– Маталина? – в ужасе из коридора крикнул Дженкс, отбиваясь от тащившего его к моей ванной Кистена. – Эй, я сам идти могу! Я просто забыл, что крыльев теперь нет. Пусти, я сам справлюсь!
Я вздрогнула от стука двери.
– Ничего так у тебя задница, Дженкс! – крикнула Айви в наступившую паузу. Качнув головой, она подобрала брошенное Дженксом полотенце и сложила, словно ей надо было чем‑то себя занять.
Я глубоко вздохнула.
– Знаешь, – сказала я Кери, – такого фантастического заклятья я в жизни не видела.
Кери просияла, и я поняла, что все это время она в тревоге ждала моего признания.
– Проклятья, – поправила она, глядя на чашку у себя в руке и краснея. – Спасибо, – скромно добавила она. – Я все записала на обложке, включая дополнения – на случай, если тебе оно снова понадобится. Контрпроклятье там же, как ему и полагается. Все, что нужно будет – коснуться линии и произнести ключевую фразу.
Контрпроклятье, мрачно подумала я. Интересно, оно еще сильней замарает мне душу, или комплект идет по одной цене?
– Э‑э… Спасибо, Кери. Ты просто чудо. Я бы такие сложные чары никогда не сделала. Спасибо тебе.
Она с довольным видом прихлебывала чай.
– Ты мне вернула душу, Рэйчел Мариана Морган. Немного облегчить тебе жизнь – сущие пустяки.
Айви невежливо фыркнула и бросила сложенное полотенце на стол. Похоже, она не знала, что ей теперь делать.
Моя душа. Бедная, измазанная, почерневшая душа.
У меня во рту пересохло, когда до меня дошел весь ужас того, что я сделала. Черт… Я заигрывала с черными искусствами. Нет, не с черными – за них всего‑то в тюрьму сажают, – а с демонскими. Против людей, практикующих демонскую магию, даже законов не написали. Меня бросило в холод, потом в жар. Я не просто только что положила пятно на собственную душу, но еще и считала это добрым делом.
О Господи, меня сейчас стошнит.
– Рэйчел?
Я шлепнулась в кресло, меня трясло. Кери взяла меня за плечо, но я почти не чувствовала ее руки. Айви что‑то кричала, а Кери сказала ей убраться и подождать, мол, это просто отложенный шок из‑за такого крупного нарушения баланса реальности, и что со мной все будет хорошо.
Хорошо? Я уронила голову на стол – чтобы не сползти на пол самой. Ну, может и так.
Rhombus, – прошептала я, ощутила мгновенное соединение с линией, и вокруг меня возник защитный круг. Кери шагнула ко мне ближе, пока круг еще не замкнулся. Я три месяца это лей‑линейное заклинание использовала, и оно было белое, черт возьми, не черное!
Рэйчел! – крикнула Айви, когда нас разделила трепещущая плоскость безвременья. Я подняла голову, твердо решив не блевать. Мне надо было посмотреть, что я натворила со своей душой, и хоть ауру я видеть не могла, но могла оценить ущерб по ее отражению в мерцающей полоске безвременья.
Господи помилуй, – прошептала я, чувствуя, как отливает кровь от щек.
Все не так страшно, Рэйчел. – Кери склонилась надо мной, стиснула мне руку, заставляя смотреть на себя. – Отражение искажено. Чернота еще не впиталась, только растеклась.
Не впиталась? – хрипло переспросила я. – Я не хочу, чтобы она впитывалась!
Моя аура превратила обычный красный пласт безвременья в черный – и только под чернотой лежал мой собственный золотой цвет, словно патиной покрывшийся. Я с трудом сглотнула. Я не сблюю. Не сблюю.
– Будет лучше, поверь.
Я встретила ее взгляд, и паника слегка улеглась. Будет лучше. Кери обещала, и мне надо ей верить.
– Рэйчел! – крикнула Айви, оставшаяся за кругом. – Убери его!
У меня болела голова, воздуха не хватало.
– Прости, – прошептала я, разрывая контакт с линией. Пласт безвременья задрожал и исчез, поток энергии вылился из моего ци. Не хотела я оставлять сейчас в себе ничего лишнего – мне черноты этой хватало по горло.
Растерянная Айви с усилием расправила плечи, поморгала, стараясь обрести привычное спокойствие – а мне ясно было, что она предпочла бы залепить мне оплеуху и обозвать дурой, или наоборот – обнять и сказать, что все будет хорошо. Ни того, ни другого сделать она не могла, так что просто стояла с потерянным видом.
– Мне пора, – коротко сказала я, с трудом поднимаясь на ноги.
Кери грациозно выпрямилась и ушла у меня с дороги, но Айви протянула ко мне руку.
– Подожди, Рэйчел, – сказала она и ухватила меня за локоть.
Я остановилась, мир в глазах покачнулся и поплыл.
Нельзя мне было здесь оставаться. Я себя чувствовала будто прокаженная среди чистых, будто пария среди знати. Меня покрывала чернота, и на этот раз – моя собственная.
Дженкс! – позвала я, уворачиваясь от Айви и направляясь к себе в комнату. – Уезжаем!
Рэйчел, что ты делаешь?
Зайдя в комнату, я сунула ноги в туфли, схватила сумку и протиснулась мимо Айви в коридор.
Что собиралась, – ответила я, не обращая внимания, что она идет за мной по пятам.
Вы никакой еды не взяли, – напомнила она. – Ты еще в себя не пришла после этого… заклинания. Ничего с тобой не случится, если ты сядешь и выпьешь чашку кофе.
В ванной что‑то загремело, донесся сдавленный крик Кистена. Дверь распахнулась во всю ширь, я замерла на месте. Кистен с перекошенной мордой опирался на мойку, пытаясь вдохнуть. Дженкс в серо‑черном Кистеновом трико небрежно придерживал дверь, но в зеленых глазах метался страх.
– Прости, – вполне искренно сказал он. – Я, э‑э… поскользнулся. – Он оценил мой загнанный вид и поинтересовался: – Все собрала?
Я затылком чувствовала Айви.
– Ага, – сказала я, выставляя сумку вперед. – Давай, принеси пользу обществу. Закинь сумку в машину.
Он удивленно моргнул, а потом ухмыльнулся, показав ровные белые зубы.
– Ну да. Это я могу.
Я подала ему сумку, Дженкс пошатнулся от тяжести и вписался головой в стенку узкого коридора.
– Да чтоб ему! – завопил он, врезавшись в противоположную стенку в попытке восстановить равновесие. – Все под контролем! – быстро добавил он, отмахиваясь от рук помощи. – Под контролем, под контролем… Тинкина мать, какого черта эти стены так близко понастроили? Как по муравейнику бредешь, блин!
Я за ним проследила – убедиться, что он не шлепнется. Выбравшись на открытое место в церковный зал, без спасительных стен, он покачнулся, и я невольно потянулась ему помочь, но он удержался на ногах. Пиксенята роились вокруг, подбадривая, советуя и оглушительно вопя. Понадеявшись, что он все же догадается идти по ступенькам крыльца, а не прыгать, я пошла в кухню. Айви дышала мне в затылок, молчаливый и задумчивый Кистей шел следом.
Рэйчел, – сказала Айви, пока я стояла посреди кухни, пялясь на Кери и пытаясь вспомнить, зачем я сюда пошла. – Я еду с тобой.
Нет, не едешь. – А, ну да. Мои причиндалы. Я повесила на плечо сумку с рабочими амулетами и полезла в шкаф за холщовой авоськой, с которой Айви ходила по магазинам. – Если ты отсюда уедешь, Пискари влезет тебе в голову.
Тогда пусть Кистен поедет, – в ее шелково‑серый голос вкрались нотки отчаяния. – Нельзя тебе одной ехать!
– Я не одна еду, со мной Дженкс.
Демонские книги – все три – я затолкала в авоську, потом добыла из‑под стола пейнтбольный пистолет, я там его хранила, чтобы ползком добраться при случае. Я не знала, что мне может понадобиться, но если уж пользоваться демонской магией, то пользоваться. В горле у меня появился комок, я чуть не расплакалась и задержала дыхание. Да что это со мной, черт возьми?
– Дженкс на ногах едва держится! – возразила Айви, глядя, как я выгребаю в сумку все подряд из шкафа с амулетами.
Амулеты от боли, маскировочные чары… Да, они будут кстати. Я резко остановилась, заметив состояние Айви. Сердце колотилось слишком сильно.
А у тебя в голове бог знает что делается, – продолжила Айви. – Я тебя одну не отпущу.
Со мной все в порядке! – сказала я, дрожа. – И я не одна, а с Дженксом! – Кистен поднял брови на мой крик. – Мне вполне хватит Дженкса в напарниках. Только он один мне всегда и был нужен в напарниках! Единственный раз, когда я крупно облажалась – это когда была без него. И можешь не сомневаться, Дженкс не подведет!
Айви прикусила язык.
Я не это имела в виду, – сказала она, но я протолкалась мимо нее в коридор, едва не сбив с ног Дженкса, и поняла, что он все слышал.
Давай отнесу, – тихо сказал он. Я отдала ему сумку с демонскими книгами. Он пошатнулся, но на этот раз головой о стенку не стукнулся. Он побрел прочь по темному коридору, а я помчалась в комнату Айви, опустилась на коленки у ее кровати и вытащила меч – я как‑то видела, что она туда его запихивала.
Рэйчел! – услышала я ее возмущенный возглас из коридора, когда выпрямилась, сжимая в руках ножны с до ужаса острой катаной.
Можно мне его взять? – коротко спросила я, и она кивнула. – Спасибо.
Вот. Дженксу нужен меч. Это сейчас он не может шага сделать, чтобы куда‑нибудь не вмазаться, но он научится, а потом ему будет нужен меч.
Я повесила меч себе на плечо рядом с сумкой и пошла к выходу, Кистен с Айви поплелись за мной. Я злилась и хотела злиться. Если не буду злиться, то раскисну. У меня душа черная. Я занимаюсь демонской магией. Превращаюсь как раз в то, что я ненавидела и чего боялась, и делаю это ради человека, который мне врал, который меня бросил, и еще впутал сына моего напарника в воровство.
Заглянув по пути в ванную, я прихватила туалетные принадлежности. Дженксу понадобится зубная щетка. Черт, ему еще уйма всего понадобится, но мне пора отсюда выбираться. Если я приторможу хоть на минутку, я начну понимать, как глубоко я вляпалась в дерьмо.
– Рэйчел, подожди, – позвала Айви, когда я выбежала в переднюю, схватила с крючка кожаную куртку и открыла дверь. – Рэйчел, да стой же!
Я остановилась. Весенний ветерок трепал мне волосы, птички чирикали, на плече висели сумка и меч, в руке зажата косметичка с туалетными принадлежностями, а через руку свешивается пальто. Дженкс неподалеку от крыльца баловался со скользящей дверью машины, елозил ею туда‑сюда, наиграться не мог. Волосы у него сияли на солнце, а над макушкой носились пиксенята. Чувствуя, как колотится сердце, я повернулась к Айви.
Она стояла в проеме двери, совершенно растерянная, обычно спокойное лицо ожесточилось, а глаза большие от страха.
– Я тебе купила лэптоп, – сказала она и протянула его мне, потупившись.
О Господи, она мне уступает рубеж обороны!
Спасибо, – пролепетала я, почти обомлев от неожиданности. Ноут был в кожаном чемоданчике, а весил от силы килограмма полтора.
Он на тебя зарегистрирован, – сказала она, глядя, как я его вешаю на свободное плечо. – Я добавила тебя в контакты, так что тебе надо только включить его и нажать клавишу. Список номеров локальных серверов я тебе написала – для всех городов, которые вы можете проезжать.
Спасибо, – повторила я. Она мне доверила часть того, что помогает ей сохранять в этой жизни трезвый рассудок. – Айви, я вернусь.
Ник мне то же самое сказал. Но я и правда вернусь, я не врала.
Подчиняясь порыву, я поставила сумку на крыльцо и обняла ее – она замерла, но потом обняла меня тоже. Ее едва уловимый аромат переполнил мои чувства, и я шагнула назад.
Кистен молча ждал у нее за спиной. Только теперь, глядя, как Айви стоит на крыльце, опустив одну руку, и схватившись другой за собственный локоть, я поняла, что он пытался мне сказать. Она не за меня боялась, а за себя – боялась, что сорвется на старое, если рядом не будет меня, если некому будет напоминать ей, какой она хочет быть. Неужели все было так ужасно?
Я взорвалась. Так нечестно, какого хрена! Ну да, мы подруги, но она должна уметь о себе позаботиться!
Айви, – сказала я. – Мне надо ехать, хоть я и не хочу.
Так езжай! – выпалила она. Прекрасное лицо исказилось гневом, глаза мгновенно почернели. – Я тебя и не прошу остаться!
Угловато, но с вампирской быстротой повернувшись, она распахнула дверь в церковь. Дверь захлопнулась у нее за спиной и оставила меня моргать глазами и думать, что я не так сказала. Да, она меня не просила остаться, это Кистей просил.
Кистей взял мою сумку, и мы вместе пошли вниз по ступенькам; у меня болтались шнурки от ботинок. У машины я принялась неуклюже копаться в рабочей сумке, разыскивая ключи, и только потом вспомнила, что Кист мне их еще не отдал. Ключи зазвякали, когда он мне их протянул, и в машине весело завизжали пикси.
– Ты за ней приглядишь? – спросила я Киста.
– Честное скаутское. – Голубые глаза щурились, и не только от солнца. – Отгулы возьму.
Дженкс обошел машину, молча забрал у меня пальто, косметичку, меч – последнее с восхищенным рычанием. Я дождалась, пока закроется скользящая дверь и стукнет дверь Дженкса со стороны пассажира.
– Кистен, – сказала я, чувствуя угрызения совести. – Она взрослая женщина. Почему мы с ней обращаемся будто с инвалидом?
Он обнял меня за плечи.
– Потому что она такая и есть. Потому что Пискари может влезть ей в мозг и заставить сделать чуть ли не все, что захочет, и каждый раз он что‑то в ней убивает – потому что он прививает ей свою жажду крови, потому что заставляет ее вести себя так, как она не хочет. Потому что она ведет его незаконный бизнес из чувства долга и управляет своей долей в вашем детективном агентстве из чувства любви.
Угу. То‑то и оно. Я отстранилась и поджала губы.
Я ей не обещала навсегда остаться жить в церкви, и даже в Цинциннати остаться не обещала. Не обязана я хранить ее душевное здоровье!
Верно, – спокойно сказал он. – Но так случилось.
А не должно было. Черт, Кистен, я только хотела ей помочь!
Ты и помогла, – сказал он, целуя меня в лоб. – Все будет в порядке. Но Айви не выбрала бы тебя опорой, если бы ты ей не позволила, и ты это понимаешь.
С‑супер, только это мне и нужно: угрызения совести. Ветер трепал челку Кистена, а я растерянно смотрела на дубовую дверь, за которой скрылась Айви.
– Что с ней было? – прошептала я. Лицо Кистена потеряло выражение.
– Пискари… – выдохнул он. – Пискари ее так обработал за пару лет, что родители на два последних года школы услали ее из города – надеялись, что он к ней интерес потеряет. Она вернулась еще в худшем состоянии, Стрижу спасибо. – Глаза у него сощурились от давней, но не забытой злости. – Эта женщина могла бы спасти Айви своей любовью, но она так хотела крови все больше, секса все горячее, что только ее утопила.
Я похолодела, ветер шевелил мне кудри. Это я знала, но это явно было еще не все.
Кистен нахмурился, видя мою тревогу.
– Когда она вернулась, Пискари стал играть на ее новых болевых точках. Он упивался ее отчаянием, подталкивал ее вести себя вразрез с ее убеждениями. Со временем она перестала сопротивляться и пыталась как‑то сохранить рассудок, полностью отключаясь и позволяя Пискари делать из нее все, что он хотел. Она причиняла боль любимым людям в моменты, когда они меньше всего этого ждали, а когда ее все бросили, принялась совращать незнакомцев.
Кистен опустил взгляд на свои босые ноги. Он тоже был из тех, кому она причиняла боль, и ясно было, что ему стыдно, что он ее бросил.
Ты ничем ей не мог помочь, – сказала я, и он с гневом вскинул голову.
Это было ужасно, Рэйчел, – сказал он. – Я должен был помочь! А я просто отвернулся и ушел. Она не рассказывала, но думаю, ей случалось убивать, чтобы насытить жажду крови. Черт, надеюсь, это действительно были случайности.
Я сглотнула ком, но он еще не все рассказал.
– Потом она впала в буйство. – Он глядел на машину, но глаза были расфокусированы, словно он в прошлое глядел. – Живой вампир, но со способностями мертвого, прекрасная и соблазнительная смерть, гуляющая под солнцем. Такой ее сделал Пискари, и все ее преступления прощались. Любимое дитя.
Последние два слова он сказал с горечью и посмотрел на меня.
– Не знаю, что случилось, но как‑то утром я нашел ее на полу у себя на кухне, всю в крови и слезах. Мы тогда уже несколько лет не виделись, но я ее оставил у себя. Пискари ее оставил в покое, и понемногу ей стало лучше. Наверное, он побоялся, что она слишком быстро себя убьет. Понял я только, что она нашла способ справиться с жаждой крови, примешав ее к сексу и так ослабив. А потом она встретила тебя и смогла вообще все прекратить.
Кистен погладил меня по волосам.
– Она теперь собой довольна. Ты права, она не бросит все сразу только из‑за твоего отъезда. Но вот… – Он поморщился, и глаза опять затуманились. – С ней было плохо, Рэйчел, потом стало лучше. А когда она тебя встретила, она нашла в себе стержень, который Пискари не смог согнуть. И мне страшно не хочется увидеть, как он сломается.
Я вся тряслась, руки сами собой потянулись к его рукам.
– Я вернусь.
Он кивнул, глядя на мои пальцы в своих ладонях.
– Знаю.
Я чувствовала, что пора уезжать. Неважно, что теперь это чувство шло от потребности сбежать от того, что он мне рассказал. Я глянула на ключи:
– Спасибо за машину.
– Фигня, – сказал он, выдавив улыбку, но глаза так и остались тревожными, очень тревожными. – Вернешь заправленную.
Он шагнул ко мне, и я прижалась к нему, еще раз вдохнув его запах. Голова запрокинулась и наши губы встретились, но поцелуй был никакой – тревога лишила нас всякой страсти. Я ради Дженкса еду, не ради Ника. Нику я ничего не должна.
Я тебе в сумку кое‑что положил, – сказал Кистен, и я отстранилась.
Что это? – спросила я, но он не ответил, только улыбнулся и нехотя шагнул прочь.
Пальцы погладили мне руку напоследок и соскользнули.
Пока, Кист, – прошептала я. – Я ненадолго. Он кивнул.
Пока, солнышко. Береги себя.
Ты тоже.
Он повернулся и ушел в церковь. Дверь скрипнула и закрылась.
Опустошенная, я повернулась и открыла дверцу машины. Дженксовы детишки посыпались из открытого окна, я села и хлопнула дверцей. Уложив под сиденье лэптоп и сумку, я вставила ключ в зажигание. Мощный мотор ровно загудел, и только тогда я глянула на Дженкса, опять поразившись, что он сидит тут в Кистеиовом трико и сверкает золотистой шевелюрой. Уму непостижимо.
Он уже пристегнулся и даже соизволил убрать руки от солнцезащитного козырька, который дергал вверх‑вниз.
– А ты маленькая, – сказал он наконец с видом одновременно наивным и взрослым.
Улыбка скривила края моих губ. Включив передачу, я выехала на улицу, набирая скорость.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
– Клянусь Тинкиным крылышком! – пробормотал Дженкс, запихивая в рот очередной ломтик «Читос». Тщательно прожевав его и проглотив, он добавил: – Чистый одуванчик. Как думаешь, ей это уже говорили? У нее волос на пару подушек хватит.
Я неотрывно пялилась на машину перед нами, тащась на пятидесяти шести милях, блин, по двухполосному шоссе, разделенному, блин, двойной желтой полосой. На голове у упомянутой девицы и правда во все стороны торчали пушистые белые лохмы – еще круче, чем у меня.
– Дженкс, – пробурчала я, – ты Кистену весь микрик крошками уделаешь.
Треск целлофана слабо различался сквозь музыку – веселенькую такую песенку, которая никак не подходила к моему настроению.
– Пардон, – ответил Дженкс, сворачивая пакет и бросая его на заднее сиденье. Облизав с пальцев краску, он принялся перебирать Кистеновы диски. В который раз. Потом покопался в бардачке, потом минут пять опускал окно на то‑о‑очно ту высоту, что хотел, потом регулировал ремень безопасности и еще проделал сотню телодвижений, которые не прекращал с минуты, когда сел в машину, и все это сопровождал бубнением под нос – явно уверенный, что я его не слышу. Да, денек выдался долгий.
Я вздохнула, удобнее перехватывая руль. Уже миль сто пятьдесят, как мы съехали с федерального шоссе на двухполосную дорогу, вместо того, чтобы катить по нему прямо до Макино. По обе стороны дороги нависали сосны, солнце пробивалось между ними лишь изредка. Горизонт от этого казался ближе, а задувавший в окошко прохладный ветер нес запах земли и свежей зелени. Меня это успокаивало – в отличие от музыки.