Гражданское общество: политологический анализ

Точки социальной бифуркации, исторического перелома открывают перед обществом непрогнозируемый выбор сценариев развития. В этом смысле можно говорить, что неизвестно, чего можно ждать от будущего. Может быть, поэтому не столь актуален вопрос о классификации обществ, но куда актуальнее вопрос о судьбе общества, в котором люди непосредственно живут или хотят жить.

Именно поэтому в последнее время научное сообщество и политики активно обсуждают концепт — «гражданское общество». Привнесенный из западного научного дискурса в практику социально-политических дискуссий на постсоветском пространстве он приобрел различные измерения.

Теория гражданского общества в постсоветских странах находится в стадии разработки. Нет ни единого понимания феномена, ни общепризнанного понятийного аппарата. Нет даже согласия в признании существования самого феномена, так как встречаются позиции, утверждающие, что это всего лишь очередной социально-политический миф. В таких условиях приходится изначально задавать параметры собственного подхода и вести дискуссию в обозначенных рамках. К тому же для социальной жизни ни история вопроса, ни его философия не имеют серьезных практических последствий в краткосрочной перспективе.

Так, если считать марксизм философией, политэкономиче-ской теорией или идеологией, наиболее повлиявшей на практику социальной жизни (как это обычно утверждается), то даже в этом случае реальное советское общество имело мало общего (если не сказать больше) с трудами классика. Оставим истории и филосо-

фии их хлеб и постараемся осознать практику реального бытия постсоветского социума в сравнении с организацией общественной жизни на Западе.

Для начала следует признать, что представление о гражданском обществе воспринято нами у Запада. Все дискуссии ведутся вокруг того, что все смутно представляют в силу своей начитанности или информированности относительно устройства западного общества. Начинаются походы в историю западной же социально-политической мысли или отечественные изыскания «за» или «против» в собственной истории — русская община, земство и т. п. С таким же успехом можно приводить примеры из истории любой страны, что неудивительно, так как различные общества создавали те или иные формы самоорганизации людей. Но правомерно ли делать отсюда заключение, что идея гражданского общества интернациональна? Ведь западная традиция никак не коррелирует с этими феноменами кроме внешней схожести. Это, на наш взгляд, — уникальная и самодостаточная традиция, и ее развитие и воздействие на нас породило интерес к собственной истории, а не наоборот. Тем более наш домашний аналог не стал традицией, и общество не стало гражданским до сих пор.

Такие уточнения очень важны. Как в свое время подменили рай коммунистическим обществом, сейчас ухватились за новый идеал — гражданское общество. Дело философов — строить новые идеальные конструкции и открывать новые интеллектуальные горизонты. Дело политологов — исследовать реальное общество и предлагать рекомендации по улучшению социальной жизни. Поэтому для политологов важно исследовать практику построения гражданского общества в реалиях западной цивилизации и постараться разобраться с возможностью его формирования и функционирования в тех постсоветских странах, которые мыслят себя как европейские.

Основным методом исследования может служить концепция идеальных типов М. Вебера. Напомним, что смысл идеальной типологии заключается в конструировании некоторых образов-схем, позволяющих наиболее удобным способом упорядочивать эмпирический материал. Идеальным типом гражданского общества будет выступать некоторый обобщенный образ реально

146

существующих социумов западного мира — США, передовых стран Европейского союза. Эмпирическим материалом будут служить данные о социально-политическом, культурном, экономическом развитии постсоветских государств.

При всем множестве дефиниций гражданского общества практически во всех отражаются две его характеристики. Одна — подразумевает под гражданским обществом различные формы самоорганизации граждан, что имеет в основе известную философскую традицию, начинающуюся с европейского Просвещения. Вторая — фиксирует новые исторические обстоятельства, при которых общества современных развитых стран самоопределяются как гражданские. Тогда под современным гражданским обществом можно понимать общества высокоразвитых демократических государств Запада, представляющие собой совокупность самоорганизующихся сообществ людей. Эти сообщества придают обществу новое качество — быть гражданским. Можно предположить, что оно включает в себя общественное благо как интегральную ценность. Такое понимание гражданского общества будем считать его определением в широком смысле.

Здесь нет противопоставления государства и гражданского общества как подструктур самоорганизации общества. Такое понимание соответствует реалиям западного мира 90-х годов XX в. и начала XXI. Современное западное общество в целом, включая государство, приобрело качество гражданственности: Государство не уравновешено гражданским обществом, а на наш взгляд, само становится гражданским по характеру управления (через общественные организации), принятия решений (при участии общественных организаций), контроля (совместно с общественностью), по транспарентности (открытости для общества) и даже легального насилия (суд присяжных). Во всех ветвях власти просматриваются новые гражданские качества у западного государства. Причем все это как нормативно, так и реально. Как отмечает Э. Геллнер: «Феномен гражданского общества существует в странах североатлантического региона. Они живут по его законам, по крайней мере с 1945 года, не отдавая — или почти не отдавая — себе в этом отчета. Лишь в последние двадцать лет, после того как страны Восточной Европы открыли для себя этот идеал, жители

либеральных государств, расположенных по обе стороны Северной Атлантики, поняли, чем они в действительности обладают, и что должны хранить как зеницу ока. Им напомнили об этом вос-точноевропейцы, которые нашли термин, обозначающий то, чего в действительности у них нет. Но коль скоро мы теперь это знаем, мы должны также понимать, что наша либеральная цивилизация граничит на востоке и юго-востоке с иными обществами, относящимися к двум совершенно различным типам».¹

В этом нет противоречий, так как качество быть гражданином в странах Запада является доминирующей ценностью, в том числе и в деятельности государственного чиновника. Поэтому здесь общественное мнение, не имеющее формальной силы закона прямого действия, тем не менее, реально такой силой обладает. Подтверждением этому является уход в отставку в результате общественного порицания или даже его угрозы в западных демократиях.

Отмеченная самоорганизация происходит в результате частной активности людей, реализующих свои личные интересы как общественные. Гражданское общество — это самоорганизация людей по различным социально значимым основаниям, самым разнообразным и рациональным. Гражданское общество, по мнению Ю. Хабермаса, — это всеобщий консенсус, достигаемый в рамках рационального дискурса.

Определение гражданского общества с последующими пояснениями следует рассматривать как операциональное, а не только субстанциональное. Оно позволяет обозначить реальные формы существования гражданского общества для их изучения и совершенствования. Возникает возможность множить этот опыт в разных странах, среди людей, принадлежащих к различным культурам и конфессиям, как опыт рационального обустройства социальной жизни.

Современное реально существующее гражданское общество — это результат модернизации западного общества, которое преодолело традиционализм. Традиционные общества передавали будущим поколениям не только свой позитивный опыт, но и негативный. Они апеллировали к вере. Модернизированное об-

См.: GellnerE. Conditions of Liberty. Civil Society and Its Rivals. London, 1994.

148

щество подвергает ревизии все отношения и интересы, находит формулы их согласования и именно этот опыт закрепляется и передается. Но новое поколение принимает этот опыт не в силу традиции, и тем более веры: оно подвергает его рациональному анализу и тестированию на практичность. Социальная прагматика, основанная на доверии, оказывается удивительно эффективной.

Современное гражданское общество в западных странах взяло на себя функцию коллективной идентичности. И именно поэтому становится понятной роль среднего класса в них. Очевидно, что общество не состоит полностью только из него, так же как совокупность самоорганизованных сообществ не охватывает все население государства. Но люди именно этого класса составляют основу гражданского общества. Создание среднего класса есть одно из условий формирования гражданского общества, как и возникновение различных сообществ по социальным интересам содействует развитию такого класса. Механизмы баллотировки и преодоления анонимности в таких сообществах фактически формируют сообщества доверия. А последние — основа бизнеса, а, следовательно, развития экономики. Экономическая свобода человека является предпосылкой его участия в рациональном дискурсе и демократизации общества, превращения его в гражданское.

Реально функционирующее гражданское общество выстраивает горизонтальные связи и отношения взаимной выгоды, равного партнерства и ответственности. При этом демократия есть условие возможности рационального дискурса, который, в свою очередь, может привести к консенсусу не только по поводу универсальных форм поведения, но и решения социальных задач.

Общество может быть демократическим, но далеким от идеального типа гражданского общества, например во Франции. Вместе с тем нет реально функционирующих западных гражданских обществ без демократического устройства их политической жизни.

Реальное построение гражданского общества не может уповать на силу этических норм или некоторые идеальные представления. Перед обществом стоит рационально-техническая задача совмещения реального поведения людей реального общества с

идеальной моделью его обустройства путем последовательного приближения. Эта модель — динамична и сама является предметом социального обсуждения и согласия. Приходится учитывать, что создание совершенной модели — практически невыполнимая задача. Социальный реализм в построении гражданского общества заключается в том, чтобы общество было готово достигать согласия по некоторым моделям, пусть не самым лучшим на текущий момент, но гласно или негласно принятым большинством. Таким образом, выявляется другая крайне важная функция гражданского общества — функция легитимации социальных отношений.

Однако любая из моделей гражданского общества должна строиться на принципах свободы, справедливости, солидарности, согласия, дополненными принципами ответственности, выгоды, личного соучастия и доверия. Гражданским обществом движет великая прагматика, но только во благо общества. Не любая социальная самоорганизация автоматически становится частью гражданского общества. Так можно дойти до абсурда и признать криминальные структуры тоже частью гражданского общества. Безусловно, самоорганизованные сообщества гражданского общества объединены определенными и даже специфическими интересами, но их отличает то, что их представление о благе общества соответствует базовым социокультурным параметрам социума в целом. Не всякое самоорганизованное сообщество становится частью западного гражданского общества. В частности, и религиозные конфессии выпадают из этого ряда по совершенно другим основаниям. Основанием их построения выступает не рациональный дискурс, а вера. И только там, где конфессии вступают в рациональный дискурс с иными институтами и сообществами, они становятся частью гражданского общества. Только в этом широком смысле можно говорить о партиях, профсоюзах, СМИ, трудовых коллективах, органах самоуправления, семье как о сегментах гражданского общества.

В традиции западной общественно-политической мысли социум подразделяется на три сектора: государственный, частный и общественный (третий сектор). Вообще говоря, партийная система в западном мире далеко не всегда рассматривается

150

как составной элемент третьего сектора. Иногда в проблематику гражданского общества не включаются профсоюзы. В этих случаях под гражданским обществом понимается третий сектор, т. е. та часть социума, которая самоорганизовалась в общественные организации. Такое понимание гражданского общества можно считать его определением в узком смысле. Партийная система как бы попадает в первый сектор, а профсоюзы — во второй, т. е. они представляют собой скорее часть инфраструктуры этих секторов.

Подтверждение тому, что в западном мире есть некоторый консенсус по поводу единого понимания понятия «гражданское общество», можно найти в программах различных фондов — Форда, Мак-Артуров, братьев Рокфеллеров и др.¹ Такое же понимание гражданского общества разделяют международные донорские организации, государственные, а не только частные, благотворительные фонды. Членство в организациях третьего сектора, как правило, добровольное и открытое. Именно они выступают главными бене-фициариями, укрепляющими гражданское общество.

Понимание гражданского общества как третьего сектора демонстрирует и Организация Объединенных Наций. Она устойчиво выстраивает свои отношения с неправительственными организациями национального и международного уровня уже на протяжении многих десятилетий, для чего выработаны соответствующие механизмы аккредитации. Если проанализировать эти отношения, то станет очевидным, что они стали разнообразнее и шире, что подтверждает активную заинтересованность ООН в привлечении неправительственных организаций (НПО) к своей деятельности. Не следует думать, что такое вовлечение НПО в работу ООН — простая процедура и не создает серьезных проблем.²

¹ См.: RenzL. International Grantmaking. A Report of US Foundation Trends. New
York, 1997. P. 83.

² См.: Генеральная Ассамблея Организации Объединенных Наций. 10 июля
1998 г. Механизмы и практика взаимодействия неправительственных организа
ций в рамках всех мероприятий системы Организации Объединенных Наций. —
Доклад Генерального секретаря А/53/170; Генеральная Ассамблея Организации
Объединенных Наций. 8 сентября 1999 г. Мнения государств-членов, членов спе
циализированных учреждений, наблюдателей, межправительственных и непра
вительственных организаций из всех регионов по докладу Генерального

Как уже отмечалось, без демократии не может быть гражданского общества. Это необходимое, но недостаточное условие. Демократия, основанная на свободных и честных выборах, сегодня нуждается в гражданском обществе. Задача у гражданского общества — не только обеспечить демократизацию общества, но и эффективно управлять его жизнью посредством участия в процессе принятия решений на всех уровнях его функционирования¹.

По сути, такое понимание гражданского общества существенно отличается от его классического понимания в работах Гегеля или Токвиля или почти нашего современника А. Грамши, благодаря публикации наследия которого это понятие вернулось в практику политологического дискурса в 70—80-е годы прошлого века. Современное гражданское общество в виде совокупности общественных организаций третьего сектора расширило понимание публичного участия граждан в жизни общества. Выборы становятся всего лишь одной из форм такого участия. Общественные организации привносят такие элементы участия, как новые знания, идеи, возможности анализа политий и соответствующие рекомендации. Их сила в способности мобилизовать общественное внимание и мнение относительно того или иного вопроса или проблемы с помощью морального или интеллектуального авторитета. Эти организации часто не имеют формальной возможности влиять на процесс принятия решений, но те, кто принимают решения, не могут игнорировать их авторитет. Таким образом, они используют свой голос, не пользуясь голосованием и легитимируя власть.³

Особенность устройства современного западного общества заключается в том, что, с одной стороны, оно, будучи рыночным,

секретаря о механизмах и практике взаимодействия неправительственных организаций в рамках всех мероприятий системы Организации Объединенных Наций. Доклад Генерального секретаря А/54/329; Desai N. Globalization, Civil Society and the United Nations. UN Secretariat (for Senior Management Group meeting), 2001 (September); Foster J. Futures Beyond Threats: The UN, Civil Society and Global Governance. Ottawa, 2002; Williams A. Background Paper on United Nations and Civil Society. — UN Secretariat, 2001 (29 October).

¹ См.: Stanton K. Promoting Civil Society: Reflections on Concepts and Practice //
The revival of civil society: global and comparative perspectives. St. Martin's Press, 1999.
P. 243-244.

² Ibid. P. 247.

152

освобождает индивида от традиционной морали, религии и политического влияния, но, с другой стороны, создает новые формы социальных зависимостей. Рыночная экономика и демократия есть необходимые условия современного гражданского общества западного типа.

Особо отметим, что представленный идеальный (по М. Вебе-ру) тип современного западного гражданского общества не является его идеализированным типом. Подобный подход может быть применен к процессу формирования гражданского общества на постсоветском пространстве.

Безусловно, измерения гражданского общества различны: этическое, экономическое, политическое и др. Предложенное выше определение касается реально функционирующих развитых западных обществ. Эти общества, как реальные, далеки от идеализированного типа гражданского общества с полным набором исполняемых высоких этических норм в эффективно функционирующей экономике, которой соответствует стройное здание демократической политической системы. Философы будут веками исследовать возможность такого общества. Политологов же больше интересует то, что сегодня существует в мире, как можно воспользоваться чужим опытом построения гражданского общества. Ведь если взять за образец конституции этих стран и прописать в собственной конституции как задачу построение такого общества (хотя и в неявном виде), то следует разработать соответствующую политико-правовую теорию. Следовательно, политологическое сообщество должно разработать проект его построения и предложить расчеты основных параметров этого общества. А в ходе строительства осуществлять «технический и архитектурный» надзор по заявленным параметрам.

Западное общество, приобретя качество быть гражданским, единым пакетом предоставляет эпигонам рыночную экономику, независимые СМИ, политическую оппозицию, демократическое, социальное, правовое государство. Не обязательно, чтобы заимствовался весь пакет. Но тогда должны быть выработаны свои эффективные механизмы отношения общества и власти. Опыт полутора десятилетий показывает, что проще воспользоваться чужими наработками.

Анализируя состояние гражданского общества, исследователи говорят о формировании третьего сектора, о возникновении нового типа общественных организаций, принципиально отличных от квазиобщественных организаций советского периода. Во-первых, их деятельность регламентируется законом таким образом, что взаимно отделяет их и государство. Во-вторых, такое размежевание деятельности подтверждается практикой их существования. В-третьих, западные государства и общественные организации в некоторых постсоветских странах осуществляют не только мониторинг, но и ресурсную поддержку их деятельности, начиная от обучения и заканчивая финансированием проводимых этими организациями мероприятий. «План Маршалла» здесь осуществляется не столько через экономику, сколько через социальные инновации отмеченного типа.

Наше общество, оставаясь традиционным, мечется между демократией и порядком. Обыденное сознание так и не поднялось до понимания, что демократия имеет иной тип порядка, а свобода есть, прежде всего, ответственность. Демократия, свобода, ответственность оказываются взаимообусловленными феноменами. В Конституции страны записано, что строится демократическое, социальное и правовое государство. Но она не дает ответа на вопрос, какое общество строится. Нет его и в нормативных документах. Итак, не существует не только целостного проекта, нет единого представления о таком проекте и нет особого стремления реально что-либо делать в этом направлении. Нет субъекта, заинтересованного в его реализации.

Однако было бы неверно утверждать, что в этом направлении нет никаких шагов. Законодательно созданы необходимые (но далеко не достаточные) условия для функционирования общественных организаций, но не гражданского общества. Власть не готова поделиться властью. Она с трудом открывает себя обществу. Это не оценка деятельности власти, а констатация факта. И ситуация не изменится, пока не появится средний класс, способный отстаивать интересы, в том числе и посредством институтов гражданского общества.

На постсоветском пространстве происходит активная трансформация всех сфер жизнедеятельности общества и государства.

154

Динамизм преобразований, безусловно, высвобождает энергию гражданской активности народа, например, в Украине, Грузии, Киргизии. Наступил момент, когда создание новых общественных организаций приобретает характер естественной самоорганизации определенных групп населения согласно их интересам. Наметились новые тенденции. Если десять лет назад общественные организации были крайне политизированы, то сегодня они часто дистанцируются от политической борьбы. Однако вместе с тем возникают группы лоббирования их интересов. На наш взгляд, весь процесс возникновения третьего сектора прошел, по меньшей мере, два этапа, и в настоящее время происходит переход к третьему этапу его развития.

Первый этап характеризовался активной регистрацией общественных организаций. Законодательство позволяло делать это относительно просто. Возможно, первый этап развития общественных организаций имеет смысл обозначить как романтический. Очень многим казалось, что наличие печати и других атрибутов юридической самостоятельности автоматически приведет к росту их социальной значимости. Вообще говоря, здесь наблюдался интереснейший феномен. Конечно, членами и лидерами большинства новых общественных организаций стали бывшие партийные и комсомольские чиновники. Однако основную массу членов составили люди, «зажатые» тоталитарной системой. Именно в этом смысле можно говорить об освобождении социальной энергии граждан. Но этот же фактор стал причиной того, что, например, почти три четверти из зарегистрованных общественных организаций так и не состоялись как значимые общественные институты. Их значительная часть не приступила к активной работе и фактически прекратила деятельность.

Второй этап в развитии третьего сектора наступил тогда, когда стала проявляться явная тенденция не только регистрации специализированных общественных организаций, но и развертывание работы в областях деятельности, декларированных уставами.

В настоящее время наблюдается переход к качественно новому этапу развития третьего сектора. Его можно охарактеризовать как этап системного изменения социальной реальности. Сохра-

нившие жизнеспособность организации пытаются активнее влиять на общественную жизнь. В них на постоянной основе работают профессионалы, а не только волонтеры. Власть и бизнес все с большим вниманием относятся к общественным организациям. Формируются устойчивые каналы взаимодействия. Власть начинает осознавать, что третий сектор становится системообразующим элементом общества.

Наступил период перехода от этапа институционализации структур гражданского общества и их специализации к этапу реального функционирования — выполнения общественными организациями своих непосредственных функций, чтобы стать реальными каналами представления всего разнообразия социальных интересов, посредниками между различными социальными группами и властью. Лучшими и наиболее эффективными параметрами мониторинга формирования гражданского общества могут стать структура доходов населения (наличие среднего класса) и объем бюджета всех НПО. Но даже без цифр очевидно, что гражданское общество еще только в начале пути формирования.

4.2. Общество и государство в истории политической мысли

Понятие «гражданское общество» является чрезвычайно насыщенным по своему смыслу, поскольку оно должно рассматриваться в контексте тысячелетней истории развития политической мысли. В узком смысле слова концепция гражданского общества как коллективной общности, целого, существующего независимо от государства, является объектом спора между консервативной, либеральной и социалистической политическими традициями мысли, окончательно сформировавшимися в XIX—XX вв. Тем не менее истоки этого спора, безусловно, восходят к античной классике и средневековью. Без знания и понимания исторических корней современных теорий гражданского общества невозможно понять и особенности дискуссий вокруг этого понятия в современной России и в странах Восточной Европы.

И консервативная, и либерально-конституционная, и социалистическая традиции в том или ином виде являются наследница-

156

ми европейского Просвещения в различных его вариантах — шотландском (Юм, Хатчесон и др.), французском и немецком (последний включает в себя и романтические идеи, развиваемые в философии Гегеля). Для большинства теорий гражданского общества характерно стремление к более или менее четкому определению отношения между частной и публичной, индивидуальной и общественной сферами, общественной этикой и индивидуальными интересами, страстями и желаниями индивида и общественными потребностями. Особенность обсуждения этих проблем в XVIII—XIX вв. состоит в том, что их актуальность в XX в. (особенно во второй его половине), как это ни парадоксально, постоянно возрастает.

Важнейшим критерием гражданского общества является существование свободного гражданского коллектива как объединения равноправных, автономных и активно действующих индивидов. Наиболее существенным для гражданского общества является существование сферы, в которой отдельные индивиды, подчиненные собственным желаниям, капризам, руководствующиеся собственными физическими и духовными потребностями, стремятся к достижению «эгоистических» целей. Это та сфера, в которой «бюргер» как частное лицо реализует собственные интересы, где (если воспользоваться гегелевским выражением) свободная, самоопределяющаяся индивидуальность выдвигает свои требования, направленные на удовлетворение своих желаний и личной автономии. Публичная сфера взаимодействия в гражданском обществе является публичным пространством лишь постольку, поскольку она отделяется от тех социальных факторов, которые вступают в нее именно как частные индивиды.

Таким образом, там, где не существует частной сферы, не существует соответственно и сферы общественной: обе должны существовать в диалектическом единстве, сливаясь воедино и полагая друг друга.

Диалектика и напряженность между публичным и частным конституируют гражданское общество. Но исходным пунктом является индивид как субъект (моральный и физический), без которого никакая теория гражданского общества невозможна.

Все эти особенности концептуального свойства проявились уже на стадии генезиса идеи гражданского общества. В историческом плане эта идея выкристаллизовывалась в ходе дискуссий о соотношении (сосуществовании) общества и государства. Их четкое различие было, однако, сформулировано только XIX в. в либеральной философии Б. Констана и Д. С. Милля. Предшествующие исторические типы европейской цивилизации демонстрируют — теоретически и практически — образ всеохватывающего «общества-государства». Основные этапы эволюции этого образа — «город-государство» эпохи античной классики, теоретический образ «церкви-государства» эпохи западноевропейского средневековья, достигший апогея в XIII в., затем монархические теории XVI в., в которых тщательно разрабатывался образ князя, вбирающего в себя начала общественности и государственности, далее «государство-нация» эпохи Великой французской революции с последующим утверждением теории национального суверенитета.

Греческая политическая философия представляет собой своеобразный исходный пункт в постановке вопроса о соотношении государства и общества. Важнейшим «промежуточным» пунктом является эпоха Возрождения. Между античным и ренессансным взглядами на общественную организацию простирается теоретический континуум, отдельные элементы которого были использованы в Новое время для обоснования концепции гражданского общества. Важнейшими из этих элементов являются аристотелевские концепции полисной ассоциации и политического человека, с одной стороны, и обоснованный Н. Макиавелли взгляд на государство как внеличностную целостность (воплощенную в фигуре монарха), — с другой. В этом плане, если античная политическая теория — это прежде всего теория всеобъемлющего общества-государства, опыт Нового времени вырабатывает, скорее, одномерный взгляд на государство как целостность, обладающую специфическими качествами гаранта прав и обязанностей. Его сила заключена в силе права и оно не может выйти за пределы последнего и стать чем-то большим. Такое государство юридически провозглашает и гарантирует права и обязанности своих членов — будь то индивиды или объединения индивидов. Оно может про-

158

возгласить права и обязанности религиозных обществ, но само не является религиозным обществом. Оно может провозглашать и гарантировать права инициаторов экономического или культурного процессов, не будучи само по себе инициатором экономики и культуры. Иными словами, оно устанавливает рамки прав и обязанностей, но не представляет собой обрамления жизненного целого.

Другим важнейшим элементом исторической традиции является христианская социально-политическая доктрина. Христианская церковь и ее авторитет формировались в период Римской империи. Первоначально это была религия отверженных. В евангельском наставлении «воздавайте кесарю кесарево, а Богу бого-во» (Ев. От Мат. XXII, 21), была заложена воистину взрывоопасная смесь, означавшая в перспективе разделение сфер общества и государства. В XIII в. в политической философии Фомы Аквин-ского был осуществлен синтез аристотелевского учения о государстве с христианским взглядом на жизнь и предназначение человека. Для Фомы Аквинского государство не является продуктом греха, оно, скорее, результат общественной природы человека. Аристотелевскую концепцию благой жизни в автаркическом полисе он рассматривает в понятиях жизни христианской и видит высшую цель государства в приближении спасения. Таким образом, оказывается возможным поддерживать церковные требования без того, чтобы сводить роль государства к некоей негативной власти, призванной только воспрепятствовать тому, чтобы человеческие вожделения не довели общество до анархии.

Но что является еще более важным, философ создал концепцию государства как органа положительного благосостояния, миссией которого является служба обществу. Такой переворот в представлении о роли государства мог быть осуществлен только в рамках томистской концепции человека как существа, наделенного общественными потенциями, которые нуждаются в реализации. Эта концепция шла вразрез с традиционной средневековой идеей, согласно которой жизненно важно ограничить деятельность людей, не давая им права самим решать свою судьбу в силу их приверженности греховному миру зла.

В политической философии Фомы Аквинского сформулирована также оригинальная теория закона, дающая правителю широкий простор для реализации светских принципов. Закон — это веление разума, который должен быть направлен на общественное благо. Правитель (или правители), будучи ответственным за благосостояние общества, также является провозвестником блага. Таким образом, хотя закон и ведет происхождение от универсальных принципов справедливости, он зависит в плане своей действенности от того, в какой мере он усиливается и проводится в жизнь правительством в каждой отдельной стране. Закон содержит в себе элемент воли, выразителями которой являются и сам разум, и правитель.

Разделяя вслед за Аристотелем формы правления на монархию, аристократию и демократию, Фома Аквинский вполне естественно рассматривал первую как наилучшую из всех, полагая, что она в наибольшей степени воплощает единство цели и воли по сравнению с другими формами и поэтому лучше всего может служить задаче сохранения единства общества. К этому аргументу в Новое время будут обращаться все теоретики монархии.

Примечательной чертой политической теории этого философа является разработка им концепции «государства всеобщего благоденствия». Он совершенно отчетливо видел, что функции государства не ограничиваются исключительно охраной формального порядка. Государство должно взять на себя заботу об экономической сфере общественной жизни: контролировать торговлю, препятствовать получению несправедливых и чрезмерных доходов и, защищая справедливые цены и плату за труд, способствовать увеличению богатства своего народа. Возможно, Фома Аквинский является первым в западноевропейской политической традиции теоретиком социального законодательства как основной функции государства. Значение его политической теории заключается, прежде всего, в том, что, оставаясь на типично средневековой точке зрения по вопросу о различных функциях и целях государства и церкви, он с особой силой защищал идею предела государственного вмешательства, отвергал претензию законодателей преобразовывать все и вся исключительно при помощи законодательных предписаний, устанавли-

160

вая контроль над духовной и частной жизнью людей. Тем самым было высказано предостережение против иллюзий, овладевших умами политических теоретиков последующих эпох, когда духовная монополия церкви была подорвана, а ее организационная мощь сломлена в процессе роста крупных национальных государств в Западной Европе.