Тот же Болдин и описывает, что примерно сразу после 4.00 пришел приказ из Москвы на вскрытие «красных пакетов» и на ввод в действие планов прикрытия.
И там было также ограничение — «никаких других мероприятий без особого распоряжения не проводить».
И также Тимошенко по телефону давал Болдину (заместителю командующего ЗапОВО) указания со ссылкой на Сталина о запрете на ведение артиллерийского огня. Так, может, Ионов и воспользовался этими указаниями и стал заворачивать бомбардировщики? Но особенно интересно, как Ионов посылает бомбардировщики бомбить немецкую станцию Тильзит.
Не по прямой, а через польские Сувалки.
Сувалки — это тот аэродром, к которому на разведку летал Долгушин 21 июня и где он насчитал под 200 самолетов, в том числе и истребителей! Т. е. Ионов (или уже командир дивизии?) отправил бомбардировщики в пасть к немцам, да еще наверняка без прикрытия через район, где полно немецких самолетов?! Ведь истребители‑то не взлетали по приказу Ионова! Сначала за 15 минут потеряли половину самолетов, которые спали и не были рассредоточены, а потом оставшиеся отправили через мощный немецкий аэродром без прикрытия…
Но самое интересное, что в «Директиве № 1» по ПрибОВО кузнецовы выкинули положение об авиации вообще.
А теперь обратите внимание на такое обвинение замначальника контрразведки РККА: «Перебазировка на другие аэродромы проходила неорганизованно, каждый командир дивизии действовал самостоятельно, без указаний ВВС Округа, посадку совершали, кому где вздумается, в результате чего на некоторых аэродромах скапливалось по 150 машин».
Точно такая же «неорганизованность» и «самостоятельность» в перебазировании утром 22 июня творилась и в том же ЗапОВО, когда полки перегоняли кому как вздумается. Перемешивая и раздрабливая полки и внося дезорганизованность в управление ими.
А все потому, что запасных подготовленных площадок просто не хватало или вообще не было в округах.
Но вернемся к запрету на противодействие немецкой авиации. Этот запрет — открывать огонь по самолетам — был в ЗапОВО и в зенитных частях. Согласно рапорту начальника контрразведки (3‑го отдела) 10‑й армии полкового комиссара Лося от 13 июля, «в 3 часа 58 минут над Белостоком появились первые самолеты противника, и вслед за этим начали бомбить белостокский аэродром, батальон связи армии, узел связи, железную дорогу и ряд других объектов.
Одновременно бомбардировке подверглись почти все города и местечки, где располагались штабы соединений 10‑й армии.
4‑я бригада ПВО, прикрывающая Белосток, примерно до 8 часов утра бездействовала и ни одного выстрела по противнику не произвела.
При расследовании выяснилось, что 4‑я бригада ПВО имела специальное приказание от помощника командующего ЗапОВО по ПВО до особого распоряжения по самолетам противника не стрелять, и это приказание было отменено уже командующим 10‑й армией». (РГВА, оп. 39, Д 99, л. 331. Начальный период войны в документах военной контрразведки (22 июня — 9 июля 1941 г.). М. Мельтюхов.)
Было это «перестраховкой» или «вредительством» командующего ПВО ЗапОВО в данном случае — надо разбираться. И разбираться с ПВО надо основательно.
В своей книге «Июнь 1941. Разгром Западного фронта» Д. Егоров показал следующее:
«Но вот что самое страшное: при первых налетах машины люфтваффе преспокойно “работали” с малых высот, не совершая противозенитных маневров. Они заходили на цели, как на учебных полигонах, совершенно не боясь противодействия. Зенитная артиллерия Западной зоны ПВО молчала, не поддаваясь на “провокационные действия».
Генерал‑лейтенант артиллерии И.С. Стрельбицкий (в 1941 г. — полковник, командир 8‑й противотанковой бригады) вспоминал, что утром 22 июня его разбудил рев авиационных двигателей: бомбили станцию и аэродром…
И.С. Стрельбицкий позвонил в штаб 229‑го ОЗАД РГК. Командир дивизиона ответил, что сам ничего не понимает, что в присланном ему накануне пакете содержится категорический приказ: “На провокацию не поддаваться, огонь по самолетам не открывать”. Как старший начальник в лидском гарнизоне, полковник Стрельбицкий приказал открыть огонь, но получил отказ. Бомбежка продолжалась, и он выехал на своей “эмке” на позицию дивизиона.
«У вокзала вижу два разгромленных пассажирских поезда, слышу стоны, крики о помощи. Возле разбитых вагонов — убитые, раненые. Пробежал, истошно крича, мальчонка в окровавленной рубашке. Придя на огневые точки зенитчиков с револьвером в руке, противотанкист вновь приказал открыть огонь, и тогда командир дивизиона подчинился. В небе над Лидой вспухли клубки дыма от разрывов бризантных снарядов, почти сразу же на землю рухнули четыре вражеские машины. Трое взятых в плен летчиков, не сговариваясь, подтвердили, что им было заранее известно о том запрете на открытие огня по немецким самолетам, что разослало в части ПВО советское командование».
Егоров ошибочно предположил, что запрет зенитчикам на открытие огня был именно в ночь на 22 июня, некой отдельной директивой НКО, пошедшей в округа, видимо, параллельно «Директиве № 1»:
«Существование специального запрета на открытие зенитного артогня вполне возможно. А.И. Микоян вспоминал о последних часах накануне войны: “Поскольку все мы были крайне встревожены и требовали принять неотложные меры, Сталин согласился “на всякий случай” дать директиву в войска о приведении их в боевую готовность. Но при этом было дано указание, что, когда немецкие самолеты будут пролетать над нашей территорией, по ним не стрелять, чтобы не спровоцировать нападение”. Поскольку войска ПВО де‑факто входили в состав военных округов, но де‑юре подчинялись Главному Управлению ПВО страны, логично предположить, что для них могла быть издана отдельная директива, в которой и содержалось требование не открывать огонь по германским самолетам.
Адмирал Н.Г. Кузнецов вспоминал, что на столе у Г.К. Жукова лежало несколько уже заполненных бланков. Возможно, там была и директива для войск противовоздушной обороны. Раз уж настали времена, когда появилась возможность ознакомиться даже с “той самой” Директивой № 1, следует ожидать, что будет обнаружена и она. Немцы могли узнать об этом документе из разных источников. Утечка информации могла быть следствием работы агентуры в управлении одной из зон ПВО (Северной, Северо‑Западной, Западной, Киевской или Южной), либо о запрете стало известно при ее работе непосредственно в войсках.
Аналогично повели себя при первом воздушном ударе зенитчики 518‑го зенитно‑артиллерийского полка в Барановичах. Как вспоминал Н.Е. Анистратенко, в ночь на 22‑е он был наблюдающим за воздухом на своей батарее. Увидев приближающиеся самолеты противника, он поднял тревогу, за что был командиром дивизиона капитаном Сафиулиным снят с поста и посажен под арест как паникер.
Когда после налета в дивизионе не осталось ни одного целого тягача, комдив уехал в штаб полка. Анистратенко был “амнистирован” и стал свидетелем перепалки между взводным из 1‑й батареи и политруком — последний упирал на “провокацию”, первый был уверен в том, что действительно началась война. Лишь после того, как с аэродрома пришел обгоревший человек, заявивший, что все самолеты побиты [и] по радио выступил Молотов (это было уже после полудня), и показавший в развернутом виде свой партийный билет, артиллерия открыла огонь. Вскоре в километре от огневых [позиций] сел на вынужденную [посадку] первый подбитый бомбардировщик».
Во‑первых, Микоян еще тот… «свидетель» в описании тех событий, но, похоже, Егоров не совсем верно интерпретировал слова Микояна. Хотя некий «запрет» на огонь по самолетам вроде как был, и в «Директиве № 1» по ПрибОВО такое указание есть: «В случае провокационных действий немцев огня не открывать. При полетах над нашей территорией немецких самолетов не показываться и до тех пор, пока самолеты противника не начнут боевых действий, огня не открывать»!
Но, как видите, ничего о запрете стрелять по немецким самолетам, несмотря ни на что, — нет!
Есть указание не стрелять до тех пор, пока те сами «не начнут боевых действий»! А это несколько другое.
Во‑вторых, если и был для ПВО какой‑то запрет на ведение огня по атакующим немецким самолетам, то он мог быть не в ночь на 22 июня, а несколько раньше. Например, днем или вечером 21 июня. Ведь немцы никак не могли бы перехватить идущие в округа после полуночи 22 июня шифровки ГШ, расшифровать их и сообщить их суть своим летчикам до того как они усядутся к 2.00—3.00 в свои самолеты. Павлов расшифрованный текст «Директивы № 1» получил на руки, дай Бог, к 1.30—1.45. Однако те немецкие летчики и заявили, что им приказ по ПВО Западного округа был известен именно «заранее».
В‑третьих, Стрельбицкий ранним утром 22 июня позвонил в штаб 229‑го ОЗАД РГК, и ему командир зенитного дивизиона доложил, что пакет с запретом на открытие огня он получил «накануне». Т. е. до 3.30—4.00 войска не могли получить никаких отдельных приказов для той же ПВО, да еще пакетом, — «Директиву № 1» павловы не успели вовремя отдать в войска, а приказ для ПВО успели, да еще и запечатанным пакетом?
А немцы получили «копию» приказа для ПВО в те же минуты, когда и павловы из «Москвы», или когда павловы передавали ее в ПВО?
В‑четвертых, отдельной директивы для ПВО из Москвы в ночь на 22 июня или ранее с запретом на открытие огня быть не могло в принципе, ибо ПВО округов подчинялось именно павловым на местах!
И вот с этим и стоит подробнее разобраться.
4 декабря 1938 года постановлением Главного Военного Совета РККА № 10200/сс службы ВНОС были подчинены начальнику Управления ПВО РККА, а в военных округах — помощникам командующих войсками по ПВО. 7 октября 1940 года вышло постановление СНК СССР «О противовоздушной обороне СССР», которое внесло изменения в руководство местной противовоздушной обороной. За Наркоматом обороны СССР оставались функции руководства и организации службы воздушного наблюдения, авиазенитной обороны территории и пунктов ПВО, борьба с воздушным противником. Т. е. ПВО еще вроде как наркомату подчинено.
Но «25 января 1941 года вышло постановление СНК СССР № 198‑97/сс “Об организации противовоздушной обороны”, на основании которого нарком обороны издал 14 февраля 1941 г. приказ № 0015 о создании, в частности, на территории ЗапОВО Западной зоны ПВО в составе Смоленского, Минского, Белостокского, Барановичского и Гомельского районов ПВО» (РГАСПИ Ф. 17. Оп. 162. Д. 32. Л, 20—24; ГАРФ. Ф. р‑544б. Оп. Зас. Д. 3. Л. 22—30; РГВА. Ф. 4. Оп. 156. Д. 2. Л. 10—11 об. — «Накануне. Западный особый военный округ (конец 1939 г. — 1941 п). Документы и материалы. Минск, 2007 г.).
Этот приказ НКО № 0015 «О разделении территории страны СССР на зоны, районы и пункты ПВО» определил сформировать в приграничных и некоторых внутренних военных округах зоны ПВО (всего 13, по округам), в т. ч. в составе частей и подразделений ВНОС. К началу Великой Отечественной войны (на 21 июня 1941 года) противовоздушная оборона страны в составе 13 зон ПВО также включала в себя 6 полков, 35 отдельных батальонов и 5 отдельных рот ВНОС (воздушного наблюдения, оповещения и связи). Т. е. расположенные в округах зоны ПВО округам и подчинялись! При этом они вроде как подчинялись и Москве, но в принципе округ мог давать сам приказы для ПВО.
Командующим Западной зоны ПВО, помощником командующего ЗапОВО по ПВО был назначен генерал‑майор артиллерии С.С. Сазонов. Однако 7 июля 1941 г. командующим Западной зоной ПВО (он же заместитель командующего войсками ЗапОВО по ПВО) был назначен П.Е. Хорошилов (генерал‑майор в 1943 г.). Хорошилов с мая 1941 г. был командующим Гомельским бригадным районом ПВО. Руководил формированием частей района ПВО, организацией обороны ж/д узлов Гомель, Жлобин, Калинковичи, мостов через Днепр, Березину, Припять, Сож и др. важных объектов в границах района.
Полковник Хорошилов сменил генерала Сазонова.
Того самого «помощника командующего ЗапОВО по ПВО» от которого зенитчики и получали те приказы с запретом вести огонь по немецким самолетам. Который, видимо, в эти дни был отстранен при расследовании по «Делу Павлова». Однако Сазонов в 1943 году стал командующим артиллерией Восточного фронта ПВО, прикрывавшего объекты Северного и Южного Урала, Средней и Нижней Волги, Кавказа и Закавказья. В 1944 году он стал командиром 66‑й зенитной артдивизии. Судя по тому, что Сазонов не был репрессирован, то, похоже, командование ПВО ЗапОВО действовало именно по приказам Павлова, и вот тут можно и вспомнить, что генерал Павлов, отдавая в 2.25 22 июня «Директиву № 1» по округу, выкинул в ней положение о приведении системы ПВО в боевую готовность. А в ПрибОВО это вытворял командующий ВВС округа Ионов…
Исследователь ЗапОВО Д. Егоров уверен, что ПВО РККА целиком и полностью подчинялось Москве, и, мол, если кто и виноват в том, что был запрет вести огонь по немецким самолетам, то это не павловы, а, например… Н.Н. Воронов, возглавивший с 14 июня 1941 года Главное управление ПВО РККА.
Но это не так.
В 1940 году Управление ПВО Красной Армии преобразуется в Главное управление ПВО, и с 14 июня 1941 года Главное управление ПВО действительно возглавил генерал‑полковник Н.Н. Воронов, сменив арестованного по «Делу героев» генерала Штерна, командующего ПВО с марта 1941 года. Войсковая зенитная артиллерия и истребительная авиация, выделенная для ПВО важных центров страны, в состав зон ПВО не входили: ПВО было как «местного подчинения», так и «московского», таким образом, ПВО округов подчинялось больше павловым на местах, чем Москве. И согласно «журналам посещения Сталина», с момента назначения на ПВО 14 июня и до 22 июня Воронов ни разу у Сталина не был, соответственно никаких отдельных указаний для ПВО Сталин Воронову не отдавал (если только наркому обороны), и говорить о том, что из Москвы шла команда для ПВО округов‑зон отменить готовность № 2, оснований нет.
«В межвоенный период четкого разделения ПВО страны и войсковой противовоздушной обороны не было, она организационно входила в состав ПВО страны. При этом истребительная авиация, выделенная для целей ПВО, подчинялась командующему ВВС военного округа. Зенитная артиллерия войсковых соединений подчинялась непосредственно командирам соединений. (А значит — округу. — Авт.) Данные проблемы отрицательно сказались и на состоянии системы противовоздушной обороны войск.
Руководство противовоздушной обороной возлагалось: в центре — на начальника Главного управления ПВО территории СССР, подчиненного наркому обороны; в округах — на помощника командующего войсками округа по ПВО территории округа (он же командующий соответствующей зоной ПВО), подчиненного во всех отношениях командующему войсками округа; в районах — на командира бригады ПВО (он же командующий бригадным районом ПВО); в пунктах — на командира части или соединения ПВО, обороняющего данный пункт» (Курашов В.И. Развитие войсковой противовоздушной обороны РККА в межвоенный период (1921—1941 гг.). Институт военной истории МО РФ. На правах рукописи. 07.00.02 — отечественная история. Автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата исторических наук — https://www.ceninauku.ru/info/page_14l67.htm).
Получается, на местах командующий округом мог приказать помощнику командующего войсками округа по ПВО территории округа все, что угодно! И 21 июня Павлов не только отменил повышенную боевую готовность для авиации ЗапОВО, но он еще и дал через своего «помощника по ПВО» Сазонова 20—21 июня приказ о запрете открывать огонь по самолетам Германии! Стоит задуматься: с какой целью Тимошенко разделил ПВО РККА на окружное и московское подчинение? Кстати, в апреле часть авиации, прикрывающей в округах (зонах ПВО) важные объекты, переподчинил помощнику комокруга по ПВО уже начальник ПВО РККА генерал Птухин, который после этого по его просьбе был назначен командующим ВВС КОВО. (Источник: Бортаковский Т. Расстрелянные Герои Советского Союза. М., 2012 г., с. 71.)
«В начале Великой Отечественной войны 1941—1945 соединения и части Войск ПВО страны были выведены из подчинения командующих войсками военных округов и флотов (за исключением Ленинграда) и подчинены командующему Войсками ПВО территории страны, должность которого введена в ноябре 1941 (первый командующий генерал‑майор М.С. Громадин)» (Лит.: КПСС о Вооруженных Силах Советского Союза. Сб. документов 1917—1958. — М., 1958; Войска противовоздушной обороны страны. — М., 1968; 50 лет Вооруженных Сил СССР. — М., 1968; История Великой Отечественной войны Советского Союза 1941—1945, тт. 1—6. — М., 1963—1965; В.Д. Созинов — https://www.ussr‑encyclopedia.ru/?aid=14322).
В этой связи вспомним приказ по ПрибОВО о приведении ПВО округа («зоны») в повышенную боеготовность от 18 июня, на который отреагировал ГШ в лице Жукова. 21 июня, не отменяя приказ по округу на приведение ПВО в повышенную боевую готовность к 19 июня, Жуков потребовал отменить затемнение: «Вами без санкции наркома дано приказание по ПВО о введении в действие положения № 2 — это значит провести по Прибалтике затемнение, чем и нанести ущерб промышленности. Такие действия могут проводиться только по решению правительства. Сейчас Ваше распоряжение вызывает различные толки и нервирует общественность.
Требую немедленно отменить незаконно отданное распоряжение и дать объяснение для доклада наркому. Начальник генерального штаба Красной Армии генерал армии ЖУКОВ» (ЦАМО, ф. 251, оп. 1554, д. 4, л. 437. ВИЖ № 5, 1989 г., с. 29).
Т.е. Жуков прямо напомнил округу, что решение о затемнении городов — это прерогатива Правительства СССР, а не округа. Однако это не касалось самого факта отдачи округом приказа по ПВО о повышении б/г. Тут округ поступил вполне в своих правах, и приведение ПВО в повышенную боевую готовность Жуков не отменил. Тем более что телеграмма Жукова не запрещала вводить затемнения в воинских частях.
И 21 июня в ПрибОВО появился такой приказ:
«РАСПОРЯЖЕНИЕ ШТАБА ПРИБАЛТИЙСКОГО ОСОБОГО ВОЕННОГО ОКРУГА КОМАНДУЮЩИМ ВОЙСКАМИ 8, 11 И 27‑Й АРМИЙ
21 июня 1941 г. 14 ч. 30 мин.
Начиная с сегодняшней ночи до особого распоряжения ввести светомаскировку в гарнизонах и местах расположения войск. Обеспечить автотранспорт светомаскировочной аппаратурой. Организовать тщательный контроль за качеством светомаскировки. Обратить особое внимание на состояние маскировки войск и технику ведения воздушного наблюдения.
Помощник командующего войсками C[eвepo]З[ападного] ф[ронта] ПО ПВО полковник КАРЛИН
ЦАМО, ф. 344, on. 5564, д. 1, л. 62. Подлинник»
(ВИЖ № 5, 1989 г., с 49).
Переходим к КОВО…
В спецсообщении 3‑го Управления Наркомата обороны (управления военной контрразведки, которая до 1 июля подчинялась не НКВД — Берии, как думают многие, а самим военным, которые не боялись своих особистов) № 36137 от 1 июля 1941 года указывалось по КОВО: «Несмотря на сигналы о реальной возможности нападения противника, отдельные командиры частей Юго‑Западного фронта не сумели быстро отразить нападение противника. В гор. Черновицах 21 июня с.г. летный состав был отпущен в город, вследствие чего истребительные самолеты не были подняты для отражения нападения противника. Командир 87‑го ИАП 16‑й авиадивизии майор Слыгин и его заместитель по политчасти батальонный комиссар Черный в ночь под 22 июня вместе с другими командирами пьянствовали в ресторане города Бучач. После получения телеграммы из штаба 16‑й авиадивизии о боевой тревоге командование полка, будучи в пьяном состоянии, не сумело быстро привести в порядок полк». Подобного рода тревожные донесения и стали, видимо, толчком к решению об аресте и расстреле ряда генералов ВВС…» (Приводится по: Булатов В. Кто вы, полковник Новобранец? — Красная звезда, 20 мая 2009 года).
Пример того, как командиры истребительных авиаполков РККА устраивали попойки в ресторанах в выходные, не так интересен. Важно другое: если в округа уже пришли директивы о повышении боевой готовности, командование округом было извещено Москвой о близости войны и нападении в ближайшие выходные, то с какой радости летчики отправляются в кабаки? Получается, что скорее всего до них просто не довели их командиры суть приходящих в округа сообщений и приказов из наркомата и Генштаба.
Авиация, конечно, «известна» своей «недисциплинированностью» (там, где начинается авиация — кончается дисциплина, и где кончается дисциплина — начинается авиация). Но не пойдет никакой командир части в кабак, если он будет оповещен командованием о том, что в ближайшие выходные возможна война и все части округа пришли в движение еще неделю назад в связи с ожидавшимся нападением. Тем более если авиаторам дадут приказ о приведении в повышенную боеготовность 19—20 июня!
Выходит, в КОВО уже Птухин не довел до своих подчиненных приказов о приведении в боевую готовность после 19 июня?! Хотя, похоже, прямых запретов на открытие огня в КОВО зенитчикам и истребителям ПВО кирпоносы‑птухины вроде не давали…
А ведь летчик Архипенко из КОВО сообщает, что подготовка летчиков перед войной была достаточно высокой: «Многие из тех, с кем я летал, прослужили по 10—12 лет. …Вообще полк был очень сильный — ночью взлетали звеньями [а в других полках] многие и днем боялись звеньями взлетать!»
В книге Т. Бортаковского «Расстрелянные герои Советского Союза» (книге достаточно антисоветской и антисталинской) рассказывается о судьбе командующего ВВС КОВО генерала Птухина. В ней Бортаковский привел слова из книги Скрипко:
«Война застала авиаполки округа в приграничной аэродромной зоне, куда их вывели в ходе оперативного учения, проводимого генералом Е.С. Птухиным. Однако части не были приведены в состояние боевой готовности» (с. 74).
Если это верно, то, выходит, Птухин в КОВО, как и Ионов в ПрибОВО, организовал перед 21 июня некие «учения» вместо повышения боевой готовности с 19 июня, а когда в КОВО пришла «Директива № 1», то Птухин (по милости Кирпоноса) в колонне штабных машин еще только подъезжал к Тернополю, к полевому КП округа. Т. е. управления авиадивизиями Птухин в ночь на 22 июня не осуществлял. А ведь Кирпоносу 18 июня был установлен четкий срок — к 22 июня штаб округа должен быть в Тернополе. Что означает: к 24.00 21 июня и штаб КОВО, и соответственно тот же Птухин должны были уже находиться в полевом управлении.
Прямой вины Птухина в том, что он в ночь на 22 июня не мог командовать своими авиадивизиями и поднять их по тревоге по «Директиве № 1», вроде как нет. Однако приказ НКО и ГШ о повышении боевой готовности был все же еще 19 июня. И вот тут Птухин его и не выполнил. Он, оказывается, организовал какие‑то мифические «оперативные учения», загнав полки к границе.
Однако маршал Скрипко, служивший в те дни в Белоруссии, так написал о действиях Птухина на Украине:
«Выполняя приказ наркома обороны от 19 июня 1941 года о рассредоточении самолетов и их маскировке, части ВВС округа ограничились тем, что поэскадрильно расставили машины на границах стационарных и лагерных аэродромов. Как мне рассказывали командиры частей, командующий ВВС округа генерал Е.С. Птухин лично совершил облет оперативных аэродромов, проверяя их маскировку и боевую готовность…» (Скрипко Н.С. Указ. соч., с. 117).
Сам же Птухин уже на следствии и суде, отказавшись признавать участие в военном заговоре, признал, «что преступно руководил вверенными ему войсками». Но пока все еще неизвестно, получали ли сами ионовы‑птухины приказ о повышении б/г 19 июня или нет. Увы, следственные дела на этих генералов не опубликованы, а директивы предвоенных дней до конца не опубликованы. Вполне может быть, что этих молодых летчиков‑генералов просто подставляли…
(Примечание. Т. Бортаковский, рассказывая о судьбах расстрелянных в те дни Героев Советского Союза, говоря о 34‑летнем генерале ВВС И. Проскурове, написал:
«19 июня 1941 года генерал‑лейтенант Проскуров был назначен командующим Военно‑воздушными силами 7‑й армии, дислоцированной в Карелии. Прежде чем отправиться к новому месту назначения, Иван Иосифович решил выяснить обстановку и имеющуюся информацию о предстоящем месте службы. Накануне выходных Проскуров заехал в Разведуправление. Переговорил с начальником 6‑го отдела полковником И.А. Большаковым, курировавшим германское направление. Полученная информация о сосредоточении немецких и финских войск у наших границ сильно его встревожила. Проскуров передал приказ начальнику штаба ВВС в г. Петрозаводск о немедленной переброске самолетов с основных аэродромов на запасные. Это его своевременное распоряжение помогло сохранить от уничтожения авиацию 7‑й армии. В первый день войны немецкая и финская авиация произвела бомбардировку известных им основных аэродромов…»
Стоит рассмотреть, что это за 7‑я армия и какие в ней были «ВВС».
Первоначально 7‑я отдельная армия была создана 14 сентября 1939 года на базе управления (штаба) Калининского военного округа в ЛенВО. Участвовала в финской войне и по ее окончании приказом НКО СССР № 0013 от 25 марта 1940 года была расформирована.
Повторно 7‑я армия была сформирована пр. НКО № 0050 от 18 сентября 1940 года на базе 56‑го стрелкового корпуса с дислокацией в Петрозаводске. Перед началом Beликой Отечественной войны армия занимала оборону вдоль государственной границы СССР севернее Ладожского озера. 24 июня 1941 года армия была включена в состав Северного фронта. На 19 июня в своем составе имела одну смешанную авиадивизию — 55‑ю, что начала формироваться с 25.02.1941 в ЛенВО. В составе действующей армии — с 22.06.1941 по 07.03.1942 года. На 22.06.1941 штаб дивизии находился в Петрозаводске.
Формирование дивизии не было завершено, и в ее состав входил только один 72‑й сбап, в составе которого было всего 34 исправных самолета СБ. 27 июня 1941 года дивизия была пополнена истребителями — в ее состав вошел 155‑й иап, имевший 33 самолета И‑16. Как видите, «ВВС армии» — слишком громко сказано. Фактически Проскурова 19 июня назначили командиром этой неполноценной сад.
Проскуров 19 июня по личной инициативе позвонил из Москвы в Петрозаводск и дал команду привести «авиачасти» 7‑й армии в боевую готовность (ох уж эта «личная инициатива», и именно 19 июня!) и рассредоточить имеющиеся 34 бомбардировщика СБ. Однако сам генерал при этом не отбыл в Петрозаводск, а остался на выходные в Москве — возможно, он был в это время в отпуске и должен был прибыть на место позже.
22 июня Проскуров уехал в Петрозаводск, а 27 июня арестован и доставлен обратно в Москву. Обвинялся за все ту же аварийность в ВВС перед войной — в сентябре 1940 года Проскуров был назначен командующим ВВС Дальневосточного фронта, а в октябре 40‑го — помощником начальника Главного управления ВВС РККА по дальнебомбардировочной авиации. 12 апреля 1941 г. снят и с этой должности и находился в распоряжении наркома до 19 июня 1941 года. Получается, по факту Проскуров никак не мог отвечать за аварийность, начавшуюся после его снятия с должности.
Но что еще интересного в истории Проскурова? 14 апреля 1939 г. он был назначен заместителем наркома обороны СССР и начальником Разведуправления РККА и входил в состав Главного военного совета. В июне 1940 г., с введением в РККА генеральских званий, Проскурову было присвоено звание генерал‑лейтенанта авиации. Снят с занимаемых должностей в июле 1940 г.
Так вот: снят он был не без «помощи» наркома Тимошенко, с которым они столкнулись еще в финской кампании.
Также Проскуров, как молодой генерал и начальник РУ, пошел на некий конфликт с мерецковыми, когда проводился разбор финской кампании. Проскурова попытались обвинить в том, что он своевременно не дал Генштабу свежие разведданные по финским укреплениям и армии. Однако это была, мягко говоря, неправда со стороны более «взрослых» генералов ГШ.
Вот такие вот «странные» судьбы некоторых расстрелянных генералов…)
А вот что привел на сайте военного историка В. Голицына 28.02.2012 года исследователь немецких трофейных архивов (ЦАМО, ф. 500) некто «А. Волков»:
«Из опросника плененного немцами ком. 5 армией г‑м танк. войск Потапова М.И. “…Командование летом 41 года воевать не собиралось. Вечером в воскресенье 21.6, например, все самолеты находились в ангарах, летчики имели до понедельника выходной. В ночь на понедельник позвонил генерал‑полковник Кирпонос. Это было в середине ночи. Он сказал: «Тревожные сообщения с границы. Но ничего точно не известно. Будьте готовы». Второй звонок был в 3 утра: «Севастополь бомбят. Это означает — началась война»…”»
С учетом ошибки в днях недели, допущенной Потаповым, получается вполне благостная картина… Но Кирпонос действительно после полуночи, как и Павлов, обзванивал командующих. Возможно, и скорее всего не только потому, что в Тернополе уже начали получать «Директиву № 1», но и потому, что Тимошенко позвонил и ему около 1 часа ночи 22 июня, а Жуков еще… в полночь.
Но смотрите, что происходило с ПВО в КОВО после 19 июня. Данные документы интересно будет рассмотреть уже в свете вышесказанного:
«ПРИКАЗ КОМАНДУЮЩЕГО ВОЙСКАМИ 6‑й АРМИИ КОМАНДИРАМ 4‑го МЕХАНИЗИРОВАННОГО КОРПУСА, 8‑й ТАНКОВОЙ ДИВИЗИИ И 81‑й МОТОСТРЕЛКОВОЙ ДИВИЗИИ
20 июня 1941 г.
Зенитные дивизионы срочно отозвать из Львовского лагсбора к своим соединениям.
По прибытии поставить задачу — прикрыть с воздуха расположение дивизий.
Каждой зенитной батарее иметь на ОП 0,25 бк, окончательно снаряженных.
Огонь открывать по иностранным самолетам только с разрешения, полученного от начальника штаба армии.