(февраль — апрель 1943 года)
Когда в конце января стало очевидным, что усилия советских войск прорвать оборонительную полосу противника только ударами с севера являются безуспешными, в Ставке пришли к идее нанести фланговые удары и выйти в тыл немецкой группировке в районе Мга, Мустолово, Синявино силами пяти-шести дивизий 55-й армии Ленинградского фронта из района Красный Бор, Ивановское в направлении Мги и силами шести дивизий 54-й армии Волховского из «погостьинского мешка» в направлении Васькины Нивы, Шапки. Одновременно войска других армий продолжали наступление на Мгу с севера.
По целям и задачам это была все та же «Искра», согласно официальной истории — ряд не связанных между собой армейских операций, по мемуарам советских маршалов-генералов — и вовсе не было никакой операции. Так, бои местного значения. На самом деле задачи, поставленные перед Волховским и Ленинградским фронтами, являлись частью стратегического замысла, имевшего целью разгром всей группы армий «Север», освобождение Ленинградской области и создания предпосылок для выхода в Прибалтику. В намечаемом наступлении должно принять участие более 400 тысяч солдат Северо-Западного фронта и специально созданная Особая группа под командованием непотопляемого генерала М.С. Хозина — 1-я танковая, 68-я общевойсковая армии и Резервная группа, — которой отводилась главная роль. После прорыва немецкой обороны южнее озера Ильмень Особая группа должна была нанести удар в северо-западном направлении, выйти в район Порхов, Дно, Струги Красные, перерезать коммуникации группы армий «Север», освободить Псков и совместно с 27-й армией нанести удар на Лугу. Войскам правого крыла Северо-Западного фронта после овладения Старой Руссой предстояло во взаимодействии с 52-й армией Волховского фронта взять Новгород. Группе Хозина предписывалось в это время овладеть районом Кингисепп, Нарва и отрезать пути отхода противника, ведущие в Эстонию. После чего оставалось «уничтожить волховскую и ленинградскую группировки» и собрать трофеи.
Операция на окружение мгинско-синявинской группировки началась 10 февраля.
От Колпино в направлении Тосно после двухчасовой артподготовки при поддержке 1-й Краснознаменной танковой бригады, 31-го и 46-го танковых полков атаковали 72-я, 43-я стрелковые и 63-я гвардейская дивизии 55-й армии Ленинградского фронта. Их встретили подразделения 250-й испанской дивизии под командованием генерала Эстебана-Инфантеса. По данным Кареля, у испанцев на 30-километровом участке было: 260-й пехотный полк в 2500 человек, а также три батальона общей численностью около 2000 человек, несколько частей специального назначения, 24 орудия и ни одного танка; у русских — 33 ООО человек, 60 танков, до 1000 орудий. За три дня боёв советским войскам удалось прорвать оборону противника, продвинуться на 4 км вдоль Московской железной дороги и овладеть населенными пунктами Красный Бор, Старая Мыза, Чернышеве и станцией Поповка.
На острие удара находились гвардейцы генерала Симо-няка. Как вспоминает И.М. Душевский:
«Комдив Н.П. Симоняк говорил: «Братцы, разобьем испанцев! Кто останется жив — все будете Героями Советского Союза».
Мы налетели на них как коршуны, и через три часа Красный Бор был наш. Для моей роты эта операция оказалась самой удачной… Хотели нас наградить, да отменили. Как сказал командующий 55-й армией В.П. Свиридов, взятие Красного Бора было операцией местного значения. Лишь немногие получили солдатские медали». На захваченных позициях закрепились части 14-го укрепленного района.
Немедленно в прорыв ввели подвижную группу под водительством заместителя командарма генерал-майора И.М. Любовцева. Группа имела задачу ударом вдоль линии Октябрьской железной дороги овладеть Ульяновкой. Однако 222-й танковой и 34-й лыжной бригадам, входившим в состав группы, не удалось развить успеха. Причина: «Из-за внезапно наступившей оттепели танкисты не могли действовать вне дорог, а лыжники превратились в обычных пехотинцев (?)». Врагу погода, разумеется, не мешала. Кроме того, даже по мнению арийцев, обычно с высокомерием относившихся к своим союзникам, испанцы дрались геройски: «Испанцы стойко сражались кинжалами, лопатами и ручными гранатами. Их исключительная доблесть заслуживает памяти потомков». Голубая дивизия потеряла 3200 человек, но продержалась до подхода спешно переброшенной из района Чудово 212-й пехотной дивизии генерала Реймана. Немцы контратаковали и потеснили советские части назад. Введенная в сражение 268-я стрелковая дивизия Борщева не смогла переломить ситуацию. На левом фланге армии 43-я стрелковая дивизия полковника Я.П. Синкевича и 34-я лыжная бригада подполковника Я.Ф. Потехина, потеснив противника на 3–4 км, вышли на берег реки.
Итогом двухнедельных боев стало освобождение войсками Ленфронта Красного Бора, но прорыв на Тосно не удался. Советские потери немцы оценили в 11 тысяч человек убитыми.
Генерал Свиридов перенес усилия на свой левый фланг и 23 февраля предпринял попытку развить наступление с Ивановского плацдарма. По плану удар с «пятачка» в сторону Ульяновки, Тосно наносила 43-я стрелковая дивизия. Одновременно в тыл противнику, в Ивановское, по льду Невы вышла 56-я отдельная бригада, сформированная из моряков Кронштадта, численностью 4800 человек под командованием М.Д. Папченко. Моряки ворвались в немецкие траншеи, захватили мачтопропиточный завод и церковь.
Знакомый уже противник, переформированный в 4-ю панцергренадерскую полицейскую дивизию СС, и части 2-й пехотной бригады СС оказали сильнейшее сопротивление. Ожесточенный бой, длившийся один день, закончился гибелью десанта. Под убийственным огнем 43-я стрелковая дивизия в атаку так и не поднялась.
До января 1944 года позиции сторон здесь не изменились.
Наступавшая от Смердыни 54-я армия (115, 177, 198, 281, 294, 311-я стрелковые дивизии, 140-я стрелковая, 124-я танковая бригады, 6-я бригада морской пехоты), навалившись на 217-ю пехотную дивизию на фронте в 5 км, начала теснить немцев, но внезапно столкнулась с 96-й пехотной дивизией, переброшенной сюда с синявинского направления для отдыха и пополнения. Вместе с частями 61-й и 132-й пехотных дивизий полки генерала Нельдехена приняли участие в отражении советской атаки. Продвижение армии Сухомлина за февраль составило 3–4 км. По заведенной привычке превращать собственные поражения в победы Мерецков уверяет, что 54-я армия «свою задачу выполнила», она, оказывается, «сумела отвлечь на себя фашистские войска, предназначенные для прорыва к Шлиссельбургу». В ходе «отвлечения» сам командующий фронтом, в компании с Климентом Ефремовичем, как обычно потащившим всех на передовую, едва не угодил в плен к немцам.
Надо сказать, что командующий группой армий «Север» в этот момент меньше всего думал о прорыве к Шлиссельбургу, поскольку 15 февраля южнее озера Ильмень шесть общевойсковых и одна танковая армия Северо-Западного фронта под командованием маршала Тимошенко начали операцию с целью разгрома 16-й германской армии и выхода в тыл 18-й армии Линдемана. Результатом этого наступления стала организованная эвакуация противником «демянского мешка», который он удерживал в течение 17 месяцев, и установление линии фронта по реке Ловать. Но это все. Общее стратегическое наступление на северозападном направлении провалилось. Особая группа войск генерала Хозина была расформирована.
Забавно, как Мерецков, считающий свою задачу «выполненной», оценивает действия маршала Тимошенко: «…я делаю такой вывод: хотя к тому времени Красная Армия уже добилась крупных успехов, нашим военачальникам еще было чему учиться в сложном искусстве ведения современной войны».
На северном фасе синявинского выступа 67-й армии Духанова, перешедшей в наступление 12 февраля, через пять дней ожесточенных боев удалось взять развалины 1 — го и 2-го Городков и 8-ю ГЭС и продвинуться на 5 км к югу в район Арбузово. Под угрозой окружения немцы оставили 17 февраля позиции перед Невским «пятачком». Закончилась легендарная и бессмысленная эпопея. В надежде на прорыв блокады этот плацдарм советские войска удерживали около 400 суток. Его перепахали разрывы снарядов и мин. После войны подсчитали, что на каждый его квадратный метр обрушилось до 12 кг металла. На каждом метре «пятачка» погибли 17 человек. А всего — около 250 тысяч советских воинов. Этого количества достаточно для комплектования 20–25 дивизий, или 3–4 общевойсковых армий. Плацдарм стал огромной братской могилой, так и не сыграв никакой оперативной роли.
На востоке, в полосе 4-й армии Волховского фронта, вновь была предпринята попытка сбросить немцев с Ки-ришского плацдарма. Намаявшись с рощей «Высокая», военные инженеры вспомнили опыт Крымской войны и решили сделать под нее подкоп. Минную галерею две команды саперов 44-й дивизии с соблюдением строжайших мер скрытности начали вести еще в конце ноября 1942 года.
После проходки 180 метров под землей в конце галереи устроили взрывную камеру, заложили более 30 тонн взрывчатки, смонтировали взрывные сети. В 7 часов утра 23 февраля роща «Высокая» и располагавшийся в ней немецкий опорный пункт взлетели на воздух. Советский штурмовой батальон одним броском, не встречая сопротивления, занял новую позицию, но на этом все и закончилось. Дальнейшее продвижение было остановлено контратаками противника.
27 февраля нарком обороны товарищ Сталин указывал Жукову и Ворошилову, что главной причиной неудачи явилось то, что 67-я и 2-я ударная армии «действовали порознь и каждая на своем участке обязывалась прорвать огневую систему противника, что привело к распылению сил и средств, к бесцельным большим жертвам в живой силе и технике». Маршал Жуков, чьей задачей как раз являлась координация действий волховчан и ленинградцев, абсолютно ничего о своем участии в февральском прорыве не вспомнил. Его размышления за этот период посвящены перепитиям Сталинградской битвы, в которой Георгий Константинович участия не принимал, и плавно перетекают к Курской дуге.
Директивой Ставки наступление приказывалось временно прекратить, 2-ю ударную армию, в целях централизации управления, передать в состав Ленинградского фронта, ликвидацию синявинской «болячки» поручить генералу Говорову, представительство — маршалу Ворошилову. Правда, ровно через неделю Сталин передумал и приказал вернуть армию Романовского обратно.
В начале марта бои ненадолго стихли.
Немедленно была задумана новая наступательная операция по разгрому мгинско-синявинской группировки 18-й армии путем нанесения более глубоких фланговых ударов. Перед Волховским фронтом поставили задачу прорвать оборону противника на фронте Вороново, Лодва и, развивая удар южнее Мги, соединиться с войсками Ленинградского фронта в районе Вайтолово. Войска Говорова обязаны были проломить немецкие позиции у Красного Бора, овладеть Ульяновкой и Саблино с последующим продвижением к Вайтолово и во взаимодействии с войсками Мерецкова «уничтожить или пленить» вражескую группировку. На «Синявинском фронте» 2-й ударной и 67-й армиям приказывалось временно перейти к обороне.
Начало операции назначили на 14 марта 1943 года, завершить планировали не позднее 25 марта. Организация взаимодействия между фронтами и координация их действий возлагались на маршала Ворошилова.
Для выполнения поставленной задачи командующий Волховским фронтом выделил 8-ю армию в составе десяти стрелковых дивизий, двух стрелковых и двух танковых бригад, всей артиллерии усиления, которой располагал фронт. В своем резерве Мерецков оставил одну стрелковую дивизию и две стрелковые бригады.
Командарм-8 построил войска ударной группировки в два эшелона. В первом было пять стрелковых дивизий (286, 256, 378, 374 и 265-я), четыре танковых полка (35, 25, 33, 50-й) и вся артиллерия усиления. Во втором — три стрелковые дивизии (239, 364 и 64-я гвардейская) и две танковые бригады (122-яи 185-я). К северу от намеченного участка прорыва, от Воронова до Гайтолово, занимали позиции 372-я стрелковая дивизия и 58-я стрелковая бригада. Перед фронтом армии генерала Старикова на участке прорыва оборонялись полки 223-й пехотной и 285-й охранной дивизий.
От Красного Бора на противника должна была обрушиться 55-я армия, имевшая в двух оперативных эшелонах 72, 291, 123, 131, 46, 189, 224, 13, 26»-ю стрелковые дивизии, 56-ю и 250-ю стрелковые, 222, 152, 220, 30-ю гвардейскую танковые бригады и 31-й танковый полк прорыва!
Сложности в организации подвоза войск, боеприпасов и материальных средств в условиях начавшейся весны вынудили перенести начало наступления на 19 марта.
Наступление 8-й армии началось проведением артиллерийской подготовки продолжительностью 2 часа 15 минут. За три дня войскам удалось прорвать передний край обороны противника на фронте 7 км и продвинуться вперед от 3 до 4 км. Подвижный отряд в составе 191-го гвардейского стрелкового полка 64-й гвардейской дивизии и танкового батальона 122-й танковой бригады под командованием майора Рудько прорвался к железной дороге Мга — Кири-ши, но был отрезан. Немцы перебросив к участку прорыва 11, 21 и 121-ю пехотные дивизии, непрерывно контратаковали, и бои приняли затяжной характер.
«За 21 марта, несмотря на ввод двух свежих дивизий для развития прорыва, части 8-й армии за день боя продвижения не имели, — доносил Ворошилов. — Причины — огневое противодействие противника, а главное — плохая организация управления войсками. Две дивизии второго эшелона 20 марта были введены через боевые порядки войск первого эшелона. Ввод этих дивизий фактически не был организован, и вследствие отсутствия четкого руководства войска в лесу перемешались между собой, управление было потеряно.
Истинное положение командование армии установило только к вечеру 21 марта, получая до этого от дивизий донесения о продвижении с указанием пунктов, которые в действительности не занимались. Весь остаток дня 21 марта и ночь на 22 марта ушли на приведение в порядок перепутавшихся войск».
1 апреля Мерецков ввел в сражение из резерва 14-ю стрелковую дивизию и 1-ю отдельную стрелковую бригаду, которые совместно с 64-й гвардейской дивизией должны были овладеть карбусельским узлом сопротивления врага и этим создать условия для развития наступления всей ударной группировки армии. Однако возросшее сопротивление противника, перебросившего 69,121,21-ю пехотные и 5-ю горнострелковую дивизии, одолеть не удалось. Сутки спустя наступление 8-й армии окончательно захлебнулось.
Армия ленинградцев, продвинувшись по сигналу «Ураган» на 3–4 км в сторону Ульяновки, была остановлена 4-й дивизией СС, легионом «Нидерланды», ротой «тигров» и переброшенным на грузовиках прямо на поле боя батальном 5-й горнострелковой дивизии. Затем подошли части 58, 170 и 254-й пехотных дивизий. Из 500 принявших бой «фламандцев» уцелели 45 человек, но Саблино и Ульянов-ка оказались недостижимыми. «Потери с русской стороны были еще более ужасающими, — утверждает П. Карель. — Во втором сражении на Ладожском озере пролились реки крови. Торфяное болото у Синявино, леса у Колпино и Красного Бора являли собой одно жуткое поле брани».
30 марта генерал Говоров доложил, что достиг весомых результатов: во-первых, сорвал готовящийся германский удар на колпинском направлении (?), во-вторых, еще раз убедился «в исключительно важном значении в системе обороны противника ульяновского узла» (!), — и попросил разрешение прекратить атаки по причине стремительно заканчивавшихся снарядов, солдат и общего состояния войск. Шесть дивизий 55-й армии для продолжения боевых действий нуждались «в укомплектовании и приведении их в порядок».
Ворошилов в донесении Верховному от 1 апреля сообщил прямым текстом: из выделенных Ленинградским фронтом девяти дивизий осталось три. По мнению представителя Ставки, следовало свернуть операцию и дать войскам хотя бы месяц на приведение себя в порядок, накопление боеприпасов и обучение пополнений элементарным приемам наступательных действий: «Нужно научить хотя бы отдельные батальоны действиям в лесу».
Сталин согласился. 4 апреля армиям было приказано закрепиться на достигнутых рубежах и подготовить сильно эшелонированную оборону, что, как утверждается, «позволило 8-й армии успешно отразить последовавшие с 11 апреля неоднократные атаки превосходящих сил противника (?!), в том числе 5-й горнострелковой и 69-й пехотной дивизий». У генерала Старикова имелось всего ничего: 11 стрелковых, 1 артиллерийская, 2 зенитных дивизии, 3 стрелковых и 2 танковых бригады, 4 танковых, 15 артиллерийских и минометных полков.
Современные наши статистические исследования дают советские потери только по операции «Искра», которая считается завершенной 30 января 1943 года. «Армейские» операции Ленинградского и Волховского фронтов они в расчет не принимают. Из доклада Ворошилова можно узнать лишь, «что потери в людях в обоих фронтах весьма велики», расход боеприпасов, по сравнению с достигнутыми успехами, большой, потери в танках значительные», и все это «результат не только и, по-моему, даже не столько потому, что силен враг, сколько следствие того, что мы недостаточно хорошо подготовились к этой операции.
Немецкие военные историки вполне резонно полагают, что в период с 12 января по 4 апреля вокруг Мги разворачивались три фазы Второго Ладожского сражения, в ходе которого потери двух советских фронтов составили 270 тысяч человек, 847 танков и 693 самолета. Если прикинуть по расходу бойцов в «Искре» — 6000 человек в день, то так оно примерно и выходит.
В апреле наступило временное затишье. «Хитрый ярославец» немедленно принялся за составление нового плана по разгрому мгинско-синявинской группировки противника. Уверяя Сталина, что враг «систематически ведет подготовку к штурму Ленинграда» и лишь активные действия Волховского фронта этот штурм «срывают», Мерецков просил еще танков, еще снарядов и пополнений, пополнений, пополнений. Пополнения генерал получил, а вместо танков — приказ совершенствовать оборону. Директивой от 16 апреля из состава Волховского фронта была выведена и передана Ленинградскому 2-я ударная армия. В начале мая в резерв Ставки отправилась 52-я армия. Вместо Ворошилова представителем Ставки был назначен маршал С.К. Тимошенко. За провал стратегического прорыва в Прибалтику, стоивший потери более 100 тысяч бойцов и командиров Северо-Западного фронта, маршала перевели в «координаторы» до конца войны.
Обе противоборствующие стороны пережидали распутицу, совершенствовали оборону, а Мерецков «все больше думал» над планами летней кампании. И как только командующий начал думать, а в этом деле главное начать, у него в голове забродили не бог весть какие оригинальные, но местами вполне здравые мысли: «Что необходимо для того, чтобы упредить вражеский удар по нашим войскам у Ладоги? Вовремя нанести контрудар (до преднамеренной обороны он еще не додумался, это выходило за рамки нашей доктрины). А что нужно сделать для подготовки нашего наступления? Ослабить оборону противника. А как отвлечь его внимание от левого фланга фронта, если операцию придется проводить именно там? Конечно, привлекать внимание к правому флангу. А каким образом волховчанам оттягивать дивизии фашистов с других фронтов? Только уничтожая их соединения на нашем фронте. Наконец, как всего этого добиваться, сохраняя при этом свои войска? Переключиться на массированное использование нашей артиллерии и авиации».
Так, методом логического анализа, провоевав два года, генерал армии Мерецков додумался до массированного и систематического использования огневых средств с целью изматывания противника в ходе позиционной борьбы. Идея оформилась в план «Длительного артиллерийско-авиационного наступления в условиях собственной и вражеской стабильной обороны». Или попросту — «мельница».
Политработник Калашников уверяет, что Волховский фронт, непрерывно нанося немалый урон противнику, сам потерь не имел, «так как действовала в основном артиллерия с закрытых позиций». Однако это утверждение не стыкуется с той задачей, которую настойчиво решали под его руководством политотделы соединений: «Неутомимое воспитание у людей наступательного порыва». Это означало, что советское командование по-прежнему придерживалось принципа активной обороны, только артиллерии теперь было значительно больше, а на снарядах и бомбах можно было не экономить. Как сообщает Мерецков, на одних участках фронта проводилась по полной схеме массированная огневая подготовка с переносом огня, имитирующая начало наступления, на других — бойцов посылали в атаки без всякой огневой подготовки, чтобы не понижался «боевой тонус». Хотя командующий тоже считает, что людские потери у него были «несущественные», тем не менее Волховский и Ленинградский фронты теряли убитыми и ранеными в среднем до 2000 человек в сутки. Но в целом это нормальные боевые будни фронта, научившегося организовывать оборону.
«Мельница» работала с середины мая до начала июля. Сколько таким образом «перемололи» немцев — неизвестно, по утверждению Мерецкова, «тысячи солдат и офицеров». Сколько израсходовали снарядов — не сообщается, но и без Мерецкова ясно, что много. Зато совершенно точно, что генералы вермахта не были настолько тупицами, чтобы только через полтора месяца разгадать мерецковскую хитрость: «К началу июля, понеся достаточно большие потери, фашисты поняли наконец наш замысел и научились довольно искусно отводить свои войска из-под огневых налетов. А мы в ответ прекратили операцию, посчитав, что она уже сыграла свою роль». Думается, все было наоборот. Немцы владели искусством «отводить свои войска» с первого дня войны и довольно часто использовали этот прием. Скорее всего, в начале июля об этом догадалось наше командование и перестало выбрасывать боеприпасы на ветер.
Параллельно готовилась новая наступательная операция двух фронтов.
Балтийский флот в 1943 году
Германское военно-морское командование, учитывая уроки 1942 года, предприняло меры по подготовке к дальнейшему усилению противолодочных рубежей, поставив целью с началом весны «герметически» закупорить Финский залив. В апреле противник поставил между островом Нарген и Поркаала двойные противолодочные сети глубиной до 60 метров и протяженностью по фронту около 30 миль. Сетевое заграждение дополнили минные банки. Были значительно уплотнены уже существующие минные поля. Чтобы обеспечить устойчивость противолодочных сетей в условиях непогоды, их не углубили до самого дна, а образовавшуюся придонную щель прикрыли 200 донными минами, исключавшими проход субмарин под сетью.
Все работы были завершены к 9 мая. Всего было поставлено 9834 мины и 1244 минных защитника. Одновременно немцы и финны произвели несколько активных минных постановок на Сескарском плесе, у острова Лавансаари и на подходах к Кронштадту.
Усиление противолодочного рубежа в Финском заливе весной 1943 года практически исключало использование подводных лодок Балтфлота на морских коммуникациях. Советское командование имело об этом достаточно достоверные данные, на штабных учениях выяснили, что ни одна лодка такой барраж не преодолеет, но, как обычно, пошли опытным путем: подводникам были поставлены прежние задачи.
Первой на переходе в Кронштадт прямо в Морском канале на неконтактной мине подорвалась и затонула Щ-323 А. Андронова.
7—9 мая от Лавансаари отошла группа лодок в составе гвардейской Щ-303, Краснознаменной Щ-406 и Щ-408. Только одна из них — Щ-303 — возвратилась назад. Форсировав Гогландские минные поля, ее командир капитан 3 ранга И.В. Травкин неоднократно пытался преодолеть Нарген-Порккалауддскую позицию — лодка трижды попадала в противолодочные сети, — но сделать этого не смог и, получив разрешение, чудом возвратился в Кронштадт. Две другие «щуки» — капитана 3 ранга Е.Я. Осипова и капитан-лейтенанта П.С. Кузьмина — были обнаружены противником и уничтожены ударами авиации и надводных кораблей.
Дальнейшие попытки форсировать Финский залив при такой плотности противолодочного рубежа не имело смысла. Чтобы обеспечить выход субмарин в Балтийское море, надо было либо уничтожить противолодочный рубеж силой, либо создать обходные пути, что было возможно только в результате овладения южным или северным побережьем Финского залива. Лодки уходили в поход одна за другой и не возвращались. Флотоводец Трибуц, ни уступая в твердости сухопутным военачальникам, посылал на прорыв новый экипаж.
В августе с целью разведки обстановки западнее Гогланда вышли подводные лодки С-9 под командованием капитана 3 ранга А. Мыльникова и С-12 капитана 3 ранга А. Бащенко, обе погибли на минах. Подлодки М-90, М-96 и М-102, выходившие на разведку Гогландского плеса и Нарвского залива, благополучно возвратились в базу.
Рассказывают, что несколько старших офицеров Балт-флота составили челобитную в Москву, которую с оказией тайно передали начальнику Главного морского штаба адмиралу И.С. Исакову. Тот доложил Сталину. И только после звонка Верховного командующий флотом, заслуживший у подводников прозвище «Убийца», прекратил уничтожать свои подводные силы.
До октября 1944 года подводные лодки Балтийского флота, плотно заблокированные в восточной части Финского залива, в море не выходили.
Глава 13
МГИНСКАЯ ОПЕРАЦИЯ
(июль — август 1943 года)
В конце мая 1943 года Говоров и Мерецков были вызваны в Кремль и получили приказ на проведение Мгинской операции. Замысел ее сводился к нанесению встречных ударов войсками Ленинградского и Волховского фронтов по флангам мгинско-синявинской группировки противника с целью ее окружения и уничтожения. Генерал Мерецков главный удар наметил силами 8-й армии Старикова, с востока на запад, в направлении на Вороново, поселок Михайловский, Мга. Для обеспечения левого фланга ударной группировки готовился вспомогательный удар на Карбусель, Турышкино. План генерала Говорова предусматривал усилиями 67-й армии Духанова овладеть Синявинскими и Келколовскими высотами, полностью очистить восточный берег Невы на участке Арбузово, Ивановское и установить общий фронт с 55-й армией и войсками Волховского фронта на линии Кировской железной дороги.
Чтобы встретиться в Мге, солдатам Ленинградского фронта нужно было преодолеть около 9 км, Волховского — 14 км, преодолевая вражеские укрепления, о которых возгордившийся своими успехами в строительстве «волховской засеки» генерал Хренов написал: «Гитлеровская оборона, скажем прямо, ничуть не уступала нашей и имела достаточно большую глубину».
В общем, снова готовился лобовой штурм тех же немецких позиций и опорных пунктов, когда-то бывших русскими деревнями, с тех же направлений, по-прежнему — на Мгу. Всей разницы — новые «солдатики», новые «тридцатьчетверочки» и выросшее на порядок, в качественном и особенно в количественном плане, артиллерийское, авиационное и инженерное обеспечение. Можно стопроцентно согласиться с оценкой Польмана: «Никаких новых идей и целей, никакой широты замысла и внезапности, а всего лишь продолжение второго Ладожского сражения, чего немецкое командование никакими контрмерами не могло предотвратить, ибо не располагало необходимыми для этого средствами».
А и не требовалось от наших полководцев никакой «широты». Как утверждает Мерецков, Верховный Главнокомандующий в конце беседы подчеркнул: «Главное для вас — не захват территории, а уничтожение немецких дивизий». Главные события летней кампании ожидались в районе Курской дуги, и ленинградские дела Сталин отодвинул на второй план. Не слишком рассчитывая на то, что без пяти-десятикратного превосходства в силах над войсками Кюхлера удастся отбить у немцев Мгу, Верховный имел в виду стандартные задачи вспомогательных направлений: сковать, «обескровить», не позволить противнику перебрасывать силы на центральный участок советско-германского фронта. Элементарная военная арифметика давно подсчитала, что подобное «уничтожение» одной немецкой дивизии обойдется как минимум в три своих, но наше командование подобное соотношение потерь устраивало. Экстенсивный метод ведения войны вполне сложился, машина смерти была отлажена и работала бесперебойно.
«В пехотных дивизиях, — пишет H.H. Никулин, — уже в 1941–1942 годах сложился костяк снабженцев, медиков, контрразведчиков, штабистов и т. п. Людей, образовавших механизм для приемки пополнения и отправки его в бой, на смерть. Своеобразная мельница смерти. Этот костяк в своей основе сохранялся, привыкал к своим страшным функциям, да и люди подбирались соответствующие, те, кто мог справиться с таким делом. Начальство тоже подобралось нерассуждающее, либо тупицы, либо подонки, способные лишь на жестокость. «Вперед!» — и все. Мой командир пехотного полка в «родной» 311-й дивизии выдвинулся на свою должность из командира банно-прачечного отряда. Он оказался очень способным гнать вперед без рассуждений свой полк. Гробил его множество раз, а в промежутках пил водку и плясал цыганочку. Командир же немецкого полка, противостоявшего нам под Вороновом, командовал еще в 1914–1918 годах батальоном, был профессионал, знал все тонкости военного дела и, конечно, умел беречь своих людей и перебить наши наступающие орды… Великий Сталин, не обремененный ни совестью, ни моралью, ни религиозными мотивами, создал столь же великую партию, развратившую всю страну и подавившую инакомыслие. Отсюда и наше отношение к людям. Однажды я случайно подслушал разговор комиссара и командира стрелкового батальона, находившегося в бою. В этом разговоре выражалась суть происходящего: «Еще денька два повоюем, добьем оставшихся и поедем в тыл на переформировку. Вот и погуляем!» Солдаты всегда были навозом. Особенно в нашей великой державе и особенно при социализме.
Вспоминаю, как генералу Симоняку сказали: «Генерал, нельзя атаковать эту высоту, мы лишь потеряем множество людей и не добьемся успеха». Вечно пьяный Симоняк (ему на Ленинградском фронте доверили гвардейский стрелковый корпус) отвечал: «Подумаешь, люди. Люди — это пыль, вперед!..»
Хозяин из Москвы, ткнув пальцем в карту, велит наступать. Генералы гонят полки и дивизии, а начальники на месте не имеют права проявить инициативу. Приказ «Вперед!», и пошли умирать безответные солдаты. Пошли на пулеметы. Обход с фланга? Не приказано, выполняйте, что велят. Да и думать и рассуждать не разучились. Озабочены больше тем, чтобы удержаться на своем месте да угодить начальству. Потери значения не имеют. Угробили одних, пригонят других. Людей много. А людей этих хватают в тылу, на полях, на заводах, одевают в шинели, дают винтовку и — «Вперед!». И растерянные, испуганные, деморализованные, они гибнут как мухи…
Удивительно различна психология человека, идущего на штурм и наблюдающего за атакой, когда самому не надо умирать, кажется все просто: вперед и вперед!»
Теоретически предполагалось, что наступление советских войск вынудит германское командование стянуть в район мгинского выступа крупные силы, подставив их под сосредоточенные огневые удары мощных артиллерийских и авиационных группировок, станция Мга должна была стать «магнитом, притягивающим к себе вражеские войска». В целом оперативная задумка напоминает известный анекдот, когда петух бежит за курицей и сам себя успокаивает: «Не догоню, так согреюсь».
Кроме того, командующий Волховским фронтом, подозревавший вероломных германцев в подготовке наступления с целью выхода к Ладожскому озеру и восстановления блокады Ленинграда, как обычно, собирался этот штурм сорвать. Мерецков неизвестно откуда насчитал в составе группы армий «Север» 68 дивизий и 6 бригад, «а в целом Кюхлер, с учетом его резервов и войск, расквартированных на временно оккупированной советской территории в тыловой зоне его группы армий, мог рассчитывать на десятки дивизий».
Уточним: «в целом» Кюхлер мог рассчитывать на 46 имевшихся в его распоряжении на начало июля дивизий и одну бригаду. В составе 18-й армии Линдемана, в основном за счет ослабления соседней 16-й армии, насчитывалось 28 пехотных, авиаполевых, горнострелковых дивизий и латышская бригада СС. В резерве командующего группой армий «Север» имелись 18-я моторизованная, 388-я учебная и 223-я пехотная дивизии. Три охранные дивизии обеспечивали «новый порядок» в тыловой зоне. В составе Волховского фронта, которому противостояли 15 пехотных дивизий противника, на 1 июля имелось 28 стрелковых 1 артиллерийская дивизия, 6 стрелковых, 6 танковых бригад, 2 укрепрайона, 5 отдельных танковых полков и 6 танковых батальонов.
В районе задуманного советской Ставкой избиения немецких войск — в «бутылочном горле» — зарылись в землю семь дивизий 26-го армейского корпуса: на востоке, у Карбусели, Вороново и Гайтолово — силами 212-й и 69-й пехотных дивизий, вдоль Кировской железной дороги 1-й пехотной и 5-й горнострелковой. На севере, по обе стороны от «Носа Венглера», стояла 290-я, на Синявинских высотах — 11-я дивизия и на реке Мойка — 23-я пехотная дивизия. В резерве Линдеман держал 121-ю пехотную и 28-ю егерскую дивизии. Силы противника наша разведка оценивала примерно в 100 тысяч человек, 140–160 танков и штурмовых орудий.
Советское командование сосредоточило в 67-й и 8-й армиях более 250 000 солдат и офицеров, 550 танков и самоходных установок.
8-я армия, получив дополнительные соединения из резерва Волховского фронта, имела в своем составе 11 стрелковых дивизий и 2 стрелковые бригады. Войска ударной группировки были построены в два эшелона: в первом — четыре стрелковые дивизии (184, 378, 256, 364-я), каждая из них усиливалась танковым полком; во втором — также четыре стрелковые дивизии (379, 239, 165 и 374-я) и две танковые бригады (16-я и 122-я). Резерв составляли 286-я стрелковая дивизия и 58-я стрелковая бригады. В распоряжении начальника инженерных войск армии полковника Германовича имелось 11 дивизионных саперных батальонов, три инженерных бригады и два отдельных саперных батальона фронтового подчинения. Прорыв намечался на участке 13,5 км.
В 67-й армии, прорывавшейся на участке Арбузово, Синявино, насчитывалось 8 стрелковых и 2 кавалерийских дивизии, гвардейская танковая бригада, три отдельных танковых полка.
Поддержку и прикрытие наземных войск должны были обеспечить авиаторы 13-й и 14-й воздушных армий, а также соединения авиация дальнего действия — около 1000 самолетов (у немцев имелось 140 машин). Только Мерецкову было разрешено израсходовать на операцию 850 тысяч снарядов и мин — более тысячи вагонов. Наступление Ленинградского фронта предварялось десятидневной, Волховского — пятидневной обработкой немецких позиций, к которой только на участке 67-й армии привлекалось около 2900 орудий.
Летом 1943 года в советском Генштабе возникла мода присваивать крупным наступательным операциям фамилии русских полководцев. Так, войсками Брянского и Центрального фронтов проводилась операция «Кутузов», завершившаяся освобождением Орла, заключительный этап Курской битвы — «Румянцев», Смоленская операция Калининского и Западного фронтов — «Суворов». Наступление Ленинградского и Волховского фронтов получило название в честь автора известного прорыва — «Брусилов».
С 12 июля артиллерия Ленинградского фронта, согласно плану «подготовительного периода», приступила к планомерному разрушению сооружений вражеских опорных пунктов и узлов сопротивления, уничтожению огневых точек, подавлению «наиболее вредящих» его батарей, «изнурению» живой силы противника. С 17 июля в действие вступила артиллерия Волховского фронта.
Наконец, 22 июля в 6.35 после мощнейшей полуторачасовой артиллерийской и авиационной подготовки две советские армии двинулись на штурм. Огонь был настолько силен, что собственную пехоту напугал не меньше немецкой.
«Через час после начала артподготовки густая пелена дыма и пыли заволокла местность, — вспоминает бывший начальник оперативного отдела штаба артиллерии Волховского фронта полковник Д. Морозов. — Когда огонь артиллерии был снят с первой траншеи противника и перенесен на триста-четыреста метров в глубину, то даже опытным офицерам казалось, что огневой вал остался на прежнем месте. Что же касается молодых пехотинцев, то они совсем растерялись и боялись голову поднять от окопа. Мы, артиллеристы, на этот раз, как говорится, перестарались. Прошло д