VIII. ГИДАЦИЙ И ЗАВОЕВАНИЕ ИСПАНИИ 5 глава

стью везеготскими (интересы его народа ограничивались получением зем­ли и платы за службу), а состояли в том, чтобы самому достичь определен­ного положения в правительстве Империи»³⁴.

После смерти Алариха в 410 году его место занял Атаульф, брат его жены³⁵, и трения между везеготскими вождями и рядовыми членами пле­мени разгорелись с прежней силой. И знаменитое заявление Атаульфа по поводу перемены его отношения к Римской империи мы должны рассмат­ривать, помня о послании Фритигерна Валенту накануне битвы при Ад­рианополе и об убийстве Эриульфа Фравиттой в первые годы правления Феодосия. Атаульф постоянно сотрудничал с римлянами, которые входи­ли в его ближайшее окружение³⁶, и свое заявление он много раз повторял в присутствии одного римского гражданина, жителя Нарбонны. По сло­вам этого римлянина, Атаульф часто заявлял, что его первоначальной це­лью (как и целью Эриульфа) было искоренить само слово «римляне», пре­вратить Римскую империю в Готскую, заменить название, самому стать тем, кем когда-то был император Август. Однако позже его планы измени­лись: он решил, что с помощью военной силы везеготов он вернет Риму былую славу и величие и останется в памяти потомков как «отец Римской империи»³⁷.

Атаульф не скрывал причины этой перемены. «Когда он на собственном опыте убедился, что готы не в состоянии повиноваться законам (leges) по причине своего варварства, и вместе с тем, что государственные законы нельзя не исполнять, так как без них государство не является государством, он принял решение» выработать новый план возрождения Римской импе­рии. Как и Фритигерн (см. с. 39), Атаульф не мог справиться с варварством готов. Он решил возродить то римское государство, которому верно служил Фравитта и которому Фритигерн когда-то пытался принести пользу. Ата­ульф жаловался, что его соплеменники не хотят подчиняться законам, и в этом он видел суть проблемы. Дело в том, что в племенном обществе нет «законов». Военный вождь союза племен всего лишь выполняет волю кон­федеративного совета, он не правитель и сам не создает законы. Племенное общество управляется не законами, а обычаями, традиционным правом, обязанностями и разделением ответственности, и в нем нет другого аппара­та принуждения, кроме общественного мнения.

До того как был составлен первый готский кодекс законов, готское общество управлялось только mores, «привычками», и consuetudo, «обы­чаями». Даже в VI веке, по-видимому, еще были известны некоторые из старинных готских belogines, «правил», записанных на готском языке³⁹. Образ мыслей Атаульфа, по сути дела, уже не был образом мыслей вождя племенной общины или просто человека, стремившегося сохранить тра­диционную общественную систему. Вследствие этого он стремился тран­сформировать везеготское общество и приобщить своих соплеменников к социальной организации Римской империи, где их варварство будет пре­секаться.

Часть первая. ГАЛЛИЯ

III. Везеготы от Фритигерна до Евриха

Таким образом, Атаульф задумал свои грандиозные преобразования с тем, чтобы укрепить свое положение среди соплеменников. В отличие от Алариха он видел, в каком направлении развивается везеготское обще­ство, и решил ускорить ход истории. Он не мог навязать везеготам свои единоличные «законы» при старой системе общинных и конфедератив­ных советов, когда вожди имели не столько власть, сколько влияние. По­этому он решил сделать своих готов частью государства, в котором власть будет принадлежать ему. Он прекратил вражду с римским правительством и стремился к миру с ним именно потому, что только таким образом он мог установить личную власть над своими соплеменниками и отменить те общественные институты, которые уже потеряли свое значение при постоянном обогащении племенной знати⁴⁰. Он не делал секрета из своих намерений. Он рассказывал о них открыто, возможно, некоторым вождям и, что нам точно известно, одному римлянину-христианину из Нарбонны. Сохранилось яркое описание его бракосочетания с римской принцессой Плацидией, которую везеготы захватили в Риме в 410 году. По совету некоего римлянина по имени Кандидиан — и при Атаульфе, и при Алари-хе римляне часто влияли даже на важнейшие политические решения го­тов — Атаульф, облаченный в римские одежды, сочетался браком с Пла­цидией в доме галло-римского декуриона по имени Ингенуус в Нарбонне. Во время брачного пира он прослушал эпиталаму, которую декламировал низложенный римский император. Эта свадьба привела в восторг гостей-римлян. Огромное личное богатство Атаульфа позволило ему сделать рос­кошные подарки невесте: он подарил ей пятьдесят красивых юношей в шелковых одеяниях, каждый из которых нес два блюда. На одном было золото, а на другом — драгоценные камни, похищенные в Риме в 410 году. Эта свадьба должна была продемонстрировать всем народам, что готы и Империя стали единым целым. За время жизни одного лишь поколения везеготские вожди проделали долгий путь и далеко ушли от простоты времен Атанариха⁴¹.

Атаульф находился в Нарбонне в конце 413 года, и, очевидно, именно тогда он принял окончательное решение не разрушать Романию. В январе 414 года он женился на Плацидии, а когда она родила сына, он дал ему императорское имя Феодосии⁴². После этого он еще более настойчиво стре­мился заключить мир с римским правительством. Даже когда в 415 году Констанций заставил его покинуть Бордо и другие города южной Галлии, он все еще надеялся договориться с императором. Но предпринятая им смена политического курса, его стремление служить интересам вождей за счет простого народа — все это привело к тому, что в 415 году в Барселоне Атаульф был убит. Как оказалось, смерть Эриульфа не была напрасной⁴³.

Борьба между теми, кто стремился войти в состав Римской империи, и теми, кто стоял за независимость, не прекратилась со смертью Атаульфа. Смертельно раненный Атаульф обратился с последними словами к своему брату. Он советовал ему вернуть Плацидию ее царственным родственни-

кам и стремиться к тому, чтобы везеготский народ жил в дружбе с Римом. Иными словами, он советовал брату продолжать ту политику, которая сто­ила ему жизни⁴⁴. Видимо, Атаульф надеялся, что брат станет его преемни­ком, но этому желанию не суждено было сбыться. Власть беззаконным пу­тем захватил некто Сегерих. Обычно при выборах нового военачальника соблюдалась определенная процедура, однако Сегерих ею пренебрег. Воз­можно, он пытался установить режим личной власти без проведения выбо­ров, но выборы не были пустой формальностью, которую можно было от­бросить без всякого риска для себя⁴⁵. После того как Сегерих совершил оскорбительные действия по отношению к Плацидии и укрепил (как ему казалось) свое положение зверским убийством детей Атаульфа, он, не те­ряя времени, начал переговоры с римским правительством. Судя по всему, Рим стал еще более притягательным для везеготской знати. Планы Атауль­фа и политика Сегериха, который, как выяснилось, стремился к той же цели, что и его предшественник, говорят о том, что солидарность везеготов была не так крепка, как прежде. Но свободолюбивый дух народа был еще не сломлен, и на седьмой день своего тиранического правления Сегерих был убит. Поводом для убийства стало не то, что Сегерих узурпировал власть, а то, что он пытался договориться с римлянами⁴⁶.

Теперь, помня о судьбе Атаульфа и Сегериха, новый везеготский вождь был вынужден скрывать до поры до времени свое стремление достичь со­глашения с правительством Империи. Осенью 415 года вождем был избран Валия. Большинство везеготов сделало свой выбор, считая, что Валия по­ложит конец мирным отношениям с Римом⁴⁷. Неизвестно, жили ли еще в памяти народа слова старинной клятвы, принесенной на берегах Дуная в 376 году, но дух той клятвы был еще жив. Однако везеготы плохо знали своего избранника: Валия пошел знакомым нам путем. Похоже, среди везе­готов уже не было ни одного вождя, который был бы бескомпромиссно враждебен Риму, и Валия пошел по стопам Атаульфа и Сегериха. После неудачного нападения на Африку, где он, как когда-то Аларих, надеялся поселить свой народ, Валия, избранный для борьбы с Римом, уже в начале 416 года стал просить римлян о мире⁴⁸. Очевидно, его соплеменники пона­чалу не возражали против такого решения, так как к этому времени уже были доведены до отчаянного положения патрицием Констанцием (см. с. 26). Договор 416 года, означавший капитуляцию перед имперским правитель­ством, был единственным средством остановить массовый голод, который Констанций сумел искусственно создать. В последующие два года Валия действовал так, как будто он тоже стремился стать «отцом возрождения Римской империи»: в интересах римлян он сражался с другими варварами в Испании и одержал над ними победу⁴⁹. Мы не знаем, как долго люди готовы были его поддерживать, ибо в 418 году, когда везеготы все еще зна­чительно уступали римлянам в военной силе, Валия умер. Незадолго до смерти он получил от римлян земли около Тулузы, на которых его народ обосновался и прожил следующие девяносто лет.

Часть первая. ГАЛЛИЯ

III. Везеготы от Фритигерна до Евриха

Доминирующей чертой везеготской истории в период между правле­ниями Атанариха и Валии было нарастание конфликта между интереса­ми вождей и рядовых членов племени. К сожалению, имеющиеся свиде­тельства крайне фрагментарны, однако попробуем обобщить то, что нам известно:

1. Слова вождя, приведенные в «Житии св. Саввы» в качестве реакции
на сообщение о том, что у Саввы нет имущества: «Такой человек не мо­
жет ни помочь, ни навредить нам», указывают не только на то, что люди,
не имевшие собственности, до 376 года не имели никакого политического
влияния, но и на то, что собственники к этому времени уже обладали
непропорционально огромной силой воздействия на политические дела и
племенную жизнь⁵⁰. Другими словами, правящий класс зарождался внут­
ри такой социальной организации, которая была к этому неготова и кото­
рую он неминуемо должен был разрушить.

2. Двусмысленное поведение Фритигерна в 378 году говорит о том,
что по крайней мере один из членов этого зарождающегося класса при­
шел к убеждению, что соглашение с правительством Империи больше
соответствует его интересам, нежели вражда, и это несмотря на то, что
именно это правительство в предшествующие годы подвергало его народ
бесчисленным страданиям.

3. После Адрианополя далеко не вся везеготская знать была солидарна
с Фритигерном. На это указывает история Эриульфа, причем на стороне
Эриульфа было большинство вождей. Тем не менее Феодосии, который,
видимо, знал, что делает, поставил своей целью привлечь на свою сторо­
ну «тех вождей племени, которые выделялись положением и знатностью»,
а среди них Эриульфа и Фравитту. Осыпая их щедрыми дарами, он наме­
ренно увеличивал ту пропасть, которая уже существовала между ними и
их соплеменниками. Феодосии полагал, что класс собственников будет
более отзывчив к вниманию со стороны Рима, нежели рядовые везегот-
ские воины. Но почему вожди так охотно принимали эти предложения?
На чем основывалось их непреходящее стремление жить в мире с Римом?

4. Атаульф, Сегерих и Валия так же легко откликались на внимание со
стороны римлян, как и Фравитта со своими сторонниками. Атаульф сам
объяснил причину этого: его люди не хотят повиноваться «законам», а без
этого не может быть «государства». У везеготов не существовало средств
общественного принуждения, адекватных способов защиты имуществен­
ного и социального статуса вождей, таких средств, которыми меньшин­
ство могло бы диктовать свою волю большинству. И когда Атаульф пы­
тался установить мир с Римом, он тем самым пытался интегрировать своих
воинов в социальную структуру Империи. В этом он видел единственный
способ заменить прежнее эгалитарное общество новой формой социаль­
ной организации, которая больше бы соответствовала новым социальным
отношениям внутри племени. Из этого можно сделать вывод, что в тех
случаях, когда везеготские воины убивали своих вождей, для того чтобы

не позволить им заключить мир с Римом, они тем самым не только сопро­тивлялись Риму, но и защищали свой традиционный общественный строй.

5. У нас есть все основания считать, что действия Атаульфа были вызва­ны теми же причинами, что и действия других вождей в годы, предшество­вавшие расселению в Тулузе в 418 году. Когда Атаульф говорил о своих мотивах, он говорил и от имени других вождей. Сколько бы они ни спорили о том, кто из них возглавит новое везеготское государство, они сходились в одном: такое государство должно быть создано. И если в первые годы прав­ления Феодосия эта политика пользовалась поддержкой лишь нескольких вождей, то во втором десятилетии V века уже большинство из них были на стороне этой идеи. В конце IV века везеготы не могли найти лидера для борьбы с Римом, но у нас нет свидетельств того, что в 410-418 годы многие из вождей были настроены так же, как Эриульф за тридцать лет до этого или как Атаульф в первые годы своего правления.

Таким образом, мы наблюдаем плавный, а затем и стремительный распад изжившего себя племенного строя и ряд попыток заменить этот строй новой формой общественной организации. Чем мог народ отве­тить на политику своих вождей? Согласно клятве 376 года, он должен был продолжать борьбу с Римом до тех пор, пока не овладеет Империей. Но такая политика в конце концов привела бы везеготов к самоуничто­жению. У везеготов не хватало военной мощи для того, чтобы сокру­шить римлян, даже если бы вожди действительно этого хотели. В тече­ние нескольких веков римской истории многие племена варваров стояли перед подобной дилеммой, и вплоть до 476 года не существовало ни одного северного народа, который бы мог в одиночку справиться с Ри­мом⁵¹. Даже если бы везеготам удалось отвоевать у римлян часть земель и удержать их за собой навсегда, они уже не смогли бы вернуться к той жизни, которую вели до 376 года. Сложные социально-экономические условия, в которых они оказались бы, не позволили бы им вернуться к прошлому. Такого человека, каким был Атаульф, никогда бы не устрои­ло то положение, какое занимал в свое время Атанарих. А у рядовых везеготских воинов, по сути дела, не было да и не могло быть своей политики, которую они могли бы противопоставить политике вождей. Как только везеготы вступили в Римскую империю, у них уже не было альтернативы честолюбивым планам Атаульфа.

3. Соглашение 418 года

После того как везеготы в 416 году сдались Констанцию, они воевали против варваров — врагов Рима в Испании. Но в 418 году, несмотря на то что они еще не одержали окончательной победы, Констанций их отозвал и поселил в провинции Аквитания II на западном побережье Галлии меж­ду устьями рек Гаронны и Луары. Этот странный поступок, по моему

Часть первая. ГАЛЛИЯ

III. Везеготы от Фритигерна до Еврнха

мнению, можно объяснить следующими причинами (сразу оговорюсь, что моя версия оспаривалась другими исследователями):

Еще до появления везеготов в западных провинциях там уже разгора­лись мятежи. В 417 году имперские войска подавляли восстание армори-ков. По примеру восставших жителей Британии арморики изгнали римских чиновников, землевладельцев превратили в рабов и пытались утвердить­ся как независимое государство вне Римской империи. Это восстание пред­ставляло такую опасность, что римские власти, возможно, предпочли уступить часть богатой Аквитании везеготам, которых они могли контро­лировать, нежели вовсе ее потерять в борьбе с арморикацами⁵². Плодо­родная долина Гаронны сделала некоторых местных землевладельцев бо­гатейшими людьми и обеспечивала продовольствием рейнскую армию. Римлянам необходимо было во что бы то ни стало сохранить этот район под своим контролем. Однако Констанций не пытался использовать везе­готов для подавления армориков, так как в этом случае они могли присо­единиться к врагу, вместо того чтобы бороться с ним; у везеготов была давняя, уходящая корнями в III век традиция сотрудничества с угнетен­ными слоями римского населения. Но как только римская армия сокру­шила армориков, Констанций поселил в Аквитании везеготов. Условия выделения земель были таковы, что везеготы, защищая собственные ин­тересы, тем самым вынуждены были бы защищать интересы местных землевладельцев-римлян. Констанций выделил каждому везеготскому вож­дю часть (sors) земельного владения римского сенатора (более мелкие поместья не были затронуты), причем sors состояла мз двух третей пахот­ной земли и половины пастбищ и лесов, принадлежавших сенатору. Та­ким образом, каждое поместье теперь кормило двух consortes, или совла­дельцев, одним из которых был римлянин, а другим — варвар. В 443 году Аэций на таких же условиях поселил бургундов в Савойе, к югу от Же­невского озера, а позже эта система была перенесена везеготами в Испа­нию, где они в конце концов и осели. Такой способ расселения варваров назывался hospitalitas".

Если верить политическому заявлению Атаульфа, сделанному в Нар-бонне, то вожди варварских племен не собирались после завоевания ка­кой-либо римской провинции наделять землей своих менее состоятель­ных соплеменников. Маловероятно также, что в Аквитании хватало сенаторских поместий для оказания «гостеприимства» каждому из варва­ров. Но хотя землевладелец-сенатор делил свою землю только с одним «совладельцем» (consors), нам известно, что на самом деле в поместье жил не один варвар, а больше⁵⁴. Какие отношения были между варваром- consors и теми варварами, которые также жили в поместье, но не были consortes? Безусловно, права собственности на «варварскую» часть поме­стья передавались римлянами одному варъару-consors, а не целой группе варваров, живших в этом поместье⁵⁵. Таким образом, можно предполо­жить (хотя вопрос этот не вполне ясен), что варвары-поселенцы жили на

земле, принадлежавшей одному из их вождей. Скажем, бургундские кла­ны еще существовали как таковые в начале VI века, и в одном из бургун­дских законов упоминается, что члены клана, или faramanni, как их назы­вали, все жили в одном поместье. Правда, faramanni лишь однажды упоминаются в кодексе законов бургундов, однако это не означает, что родство не имело большого значения. Скорее, это означает, что авторы кодекса не хотели это открыто признавать. Если родство не имело значе­ния, тогда зачем законодатели вообще о нем упоминают, пусть даже один-единственный раз⁵⁶? Поэтому многие исследователи убедительно до­казывают, что бургундские вожди поселяли родственников в качестве арен­даторов в своих новых савойских поместьях⁵⁷. Что касается везеготов, то мы не располагаем свидетельствами о том, что в 418 году родство все еще имело для них большое значение, поэтому вполне возможно, что рядовые поселенцы, жившие на землях везеготской знати, были связаны не кров­ным родством, а чем-то другим. Кроме того, они, как и бургунды, могли быть арендаторами вождей-землевладельцев⁵⁸. Возможно, конечно, что вождь содержал своих «товарищей» (comites) за свой счет или он распре­делял между ними доходы с земельных участков четырех или пяти коло­нов⁵⁹; во всяком случае, он вполне мог себе позволить наделить их зем­лей⁶⁰. Более того, король мог наградить своих приближенных, передав им часть римских владений, которые теперь ему принадлежали⁶¹. Но в ос­новной своей массе варвары-поселенцы, как представляется, стали арен­даторами у своих собственных вождей. Везеготская и бургундская знать, как и их римские партнеры, стала теперь землевладельческой аристокра­тией, и их связь с бывшими родственниками приобрела экономический характер.

Так Констанций и Аэций одним махом разрешили сразу четыре про­блемы. Они превратили враждебно настроенных кочевников в оседлых и в целом довольных своим положением земледельцев. В качестве союзни­ков-федератов они жили по своим собственным законам и под управлени­ем своих вождей, но при этом обязаны были оказывать военную помощь императору по его призыву. Они не могли иметь никакой власти над рим­лянами, жившими среди них. Во-вторых, римские власти разорвали воз­можный союз между захватчиками-варварами и недовольными из мест­ных крестьян. Хотя многие римляне по-прежнему бежали на «свободу» в везеготское королевство в Аквитании⁶², везеготские землевладельцы вряд ли стали бы теперь поддерживать крестьянские мятежи. В-третьих, рим­ское правительство получило эффективную военную силу, которая могла защитить южную Галлию от восстаний рабов и их союзников в Арморике и в других местах. В начале V века эти восстания наносили Риму огром­ный ущерб. И наконец, если наша гипотеза верна, то сами варвары оказа­лись разобщенными. Интересы знати разошлись с интересами их сопле­менников. Вожди, которые были людьми, ведущими народ за собой, теперь стали землевладельцами, чей образ жизни будет все больше отличаться

Часть первая. ГАЛЛИЯ

III. Везеготы от Фритигерна до Евриха

от образа жизни их племени. Их взаимоотношения с соплеменниками больше не были взаимоотношениями родственника с родственником или соплеменника с соплеменником, теперь это были взаимоотношения зем­левладельца и арендатора. Таким образом, поселившись в качестве парт­неров на римских землях в Аквитании, везеготские вожди тем самым воп­лотили в жизнь мечты Атаульфа. Атаульф считал, что для достижения целей ему необходимо договориться с Римом. У его преемников цели были те же, и после 418 года они смогли проводить в жизнь законы, не совету­ясь со своими соплеменниками. Позже мы подробно поговорим о том, как они это делали, о созданном ими государственном аппарате. Однако вопрос, который мучил везеготское общество начиная с 378 года, а имен­но вопрос взаимоотношений с Римом, так и не был решен. Если боль­шинство вождей и пришли к компромиссу с Империей, то о народе этого сказать было нельзя.

4. От Теодориха до Евриха

В 418 году Констанций столкнулся с одной неожиданной проблемой. Как только договор с везеготами был подписан и началось распределение земли в Аквитании, Валия умер. Политика Валии к концу его правления свидетельствовала о том, что он будет послушным орудием в руках рим­лян, поэтому смерть его наверняка была для Констанция жестоким уда­ром. К тому же он, вероятно, почти ничего не знал о преемнике Валии, Теодорихе. Теодорих I царствовал целых тридцать три года (418-451), и сам факт его долголетнего правления говорит о том, что он умел лави­ровать между обеими частями народа: так, с одной стороны, он был дос­таточно враждебен к Риму, чтобы не разделить участи Атаульфа и Сегери-ха; с другой стороны, ему удалось умиротворять везеготскую знать и упрочить ее положение как земледельческой аристократии и правящего класса. То, что мы знаем о его деятельности, говорит о том, что к Риму он относился с избирательной и осторожной враждебностью.

В годы его царствования везеготы все еще значительно уступали рим­лянам в военной силе, и Теодорих никогда не совершал нападений на римскую территорию, не убедившись сначала, что римляне заняты в это время чем-то другим. Когда их руки были связаны борьбой с узурпатором Иоанном в 425 году⁶³, с вандалами в начале 30-х годов⁶⁴ или с бургундами и багаудами в 436-439 годах⁶⁵, Теодорих сделал попытки захватить доли­ну в нижнем течении Роны. Правда, как только римляне смогли уделить ему свое безраздельное внимание, они без труда заставили его вернуться в пределы его королевства. И хотя в 439 году, понеся большие потери, Теодорих одержал победу над гуннами Литория, он тут же оказался ли­цом к лицу со свежим войском Аэция и в итоге вынужден был согласить­ся на весьма выгодные для римлян условия⁶⁶. Таким образом, в течение

почти всего его царствования договор 418 года, по которому везеготы ста­ли союзниками — федератами Рима, оставался в силе. Вероятно, договор не действовал во время войн 425 года и 436-439 годов, а также какое-то время около 430 года, когда некий везеготский вождь по имени Анаольс действовал в районе Арля. Правда, Анаольс мог быть одним из членов окружения Теодориха, действовавшим без его явного одобрения⁶⁷. Одна­ко все остальное время царствования Теодориха везеготы оставались со­юзниками — федератами Римской империи, признавали верховную власть императора и подлежали призыву на военную службу Рима. Правда, за все эти тридцать три года они оказывали Риму военную помощь всего три или четыре раза, но это не означает, что решение поселить их в Аквита­нии было ошибочным. Римляне никогда не делали попыток пересмотреть это свое решение⁶⁸ и никогда не проводили военных операций против везеготов, кроме тех случаев, когда те первыми нападали на города в до­лине Роны. Лишь однажды в 439 году Литорий, желая затмить военную славу Аэция, перешел от обороны к наступлению и преследовал везего­тов вплоть до городских стен Тулузы. Однако это было его личной акци­ей, и вряд ли Аэций ее одобрял. Можно сделать вывод, что в планы офи­циальной римской политики не входило выселение везеготов из Тулузы и прекращение действия договора 418 года. Напротив, римляне были на­столько довольны результатами этого договора, что они продолжали доб­ровольно расселять другие варварские племена в других частях Галлии практически на тех же условиях, на которых были расселены везеготы в Аквитании.

События, последовавшие за смертью Теодориха в 451 году, весьма крас­норечивы. Сразу после смерти старого короля вопрос, мучивший везего­тов со времен Фритигерна, об их взаимоотношениях с Римом встал с пре­жней остротой. Трон Теодориха унаследовал его старший сын Торисмуд. Еще при жизни отца между ним и его пятью братьями⁶⁹ существовало взаимное недоверие. Во всяком случае, Аэций знал об их ссоре уже во время битвы с Аттилой на Каталаунских полях. В этой битве Теодорих I был убит, и Аэций сразу после победы над Аттилой посоветовал Торис-муду поспешить домой в Тулузу, так как его братья Теодорих и Фредерик могли сместить Торисмуда и занять его место⁷⁰. Торисмуд вернулся в Ту­лузу и, как ему казалось, прочно утвердился на троне. В 452 году, когда Аэций бился с гуннами в Италии, он напал на аланов, живших в Орлеане, и разгромил их⁷¹. Это нападение было антиримской акцией по своей сути, так как аланы были римскими федератами, поселенными в Орлеане (как и везеготы в Аквитании). Очевидной целью его было отрезать Арморику от остальной Галлии⁷². Затем Торисмуд заинтересовался Арлем, который занимал важное место и в планах его отца⁷³. Казалось, Торисмуд собира­ется продолжить ту же политику, которую пытался проводить и его отец в первое десятилетие своего правления, — политику, направленную на за­хват плодородной долины Роны, принадлежавшей римлянам. Однако То-

Часть первая. ГАЛЛИЯ

III. Везеготы от Фритигерна до Евриха

рисмуд, процарствовав всего год, был убит своими братьями Теодорихом и Фредериком. Братья считали, что действия Торисмуда угрожают мирно­му сосуществованию с Римом, и это послужило причиной убийства. От­ношения между римлянами и везеготами с 439 года, когда Теодорих вер­нулся к договору 418 года, оставались вполне дружественными. Когда Торисмуд разгромил аланов, федератов Рима в центральной Галлии, и го­товился напасть на Арль, были сделаны попытки убедить его отказаться от такой политики, но все они оказались безуспешными. Вот почему бра­тья расправились с ним⁷⁴.

Словом, Торисмуд был убит по причине, противоположной той, по ко­торой были убиты Атаульф и Сегерих. Они погибли, потому что желали договориться с Римом, а Торисмуд — из-за своей враждебности к Риму. Хотя результат в 453 году был иным, чем в 415 году, но проблема осталась прежней. И в 415 году, и сорок лет спустя борьба внутри везеготского общества велась вокруг одного и того же вопроса — отношений с Римом. Но за этим вопросом, в свою очередь, скрывался еще более глубокий и насущный вопрос. Атаульф и Сегерих были убиты потому, что конечной целью их проримской политики было создание в племенном обществе государственной машины принуждения (с. 44 и далее). В 453 году такая машина уже существовала: везеготские правители теперь имели соци­альный и политический статус римских землевладельцев и унаследовали римский государственный аппарат западной Галлии. Следовательно, убий­цы Торисмуда стремились сохранить status quo и утвердиться в своем но­вом положении. Однако в массе своей везеготы все еще питали старую ненависть к Риму, и это нашло свое отражение в политике Торисмуда. Трудно, правда, отделаться от впечатления, что Торисмуд направил на­родный гнев на такие цели, которые вряд ли бы понравились убийцам Атаульфа и Сегериха. Те двое погибли, потому что их попытки навязать своему народу «законы» встретили сопротивление. Но теперь основы для такого сопротивления не было. Государственное принуждение уже суще­ствовало, и условия поселения везеготов в Аквитании делали сопротив­ление невозможным. Следовательно, возрождение Торисмудом антирим­ской политики не было возрождением тех идей, которым служили убийцы Атаульфа. Внешняя форма прежней политики (оппозиция к Риму) в 453 году еще существовала, однако внутреннее содержание (сохранение старинных свобод) исчезло. Вероятно, по-другому быть и не могло. Про­должать вражду с Римом было бессмысленно. Как и во времена Фрити-герна и Атаульфа (с. 48 и далее), у народа не было своей политики, кото­рую он мог бы противопоставить политике своих вождей.