– Радомира?
– Это прославленный вождь. Спасая свой род, он прыгнул в болото, в трясину. Там он исчез и обрел вечную жизнь.
– Хм… интересные у вас в секте верования.
– Это давно было, еще до гуннов. Когда мерзкие готы и их вождь Винитарий победили наш народ. О, то была великая битва!
– Постой, постой! – услыхав что-то знакомое, Родион взмахнул рукою. – Как ты сказал? Винитарий? Кто это такой?
– Вождь готов. Он жил в старину, еще до прихода гуннов. В те времена Радомир и совершил свой подвиг. И я хотел бы иметь его силу и храбрость. Навьи сказали – это очень просто, надо только преодолеть страх перед трясиной. И тогда…
– И ты им, конечно, поверил, этим навьям. Кстати, а кто они?
– Те черные жрецы, в личинах. Они привязали меня к колоде, а потом вдруг исчезли, видно, ушли в подземный мир.
– Угу, угу, в подземный, куда же еще-то? А ты, значит, должен был полностью погрузиться в болото…
– И встретиться там с Радомиром! И все от него получить.
– Что же передумал? – Родион цинично расхохотался. Неожиданно история спасенного начала его забавлять. – Иль страшно стало?
– Истр, сын Доброгаста, не трус! – Собеседник вздрогнул и даже побледнел. – Не трус, нет, и…
– Спокойно, парень. Никто и не думал называть тебя трусом, просто интересно – чего ж ты меня не прогнал? Объяснил бы – мол, так и так, погружаюсь в трясину исключительно по своей воле, не надо мне никакой помощи, все хорошо.
– Нет, не хорошо, – Истр до крови прикусил губу, потом тихо продолжил: – Знаешь, брат мой, мне показалось, что навьи смеялись в кустах. А значит, это были вовсе не навьи. Зачем им смеяться-то?
– Так показалось тебе, или на самом деле смеялись?
– На самом деле. У меня очень хороший слух.
|
|
– Лучше бы у тебя мозги были хорошие! Ладно, не обижайся. Сам до армии таким же дурачком был.
Подросток пожал плечами:
– Я не обижаюсь – поделом мне. Нельзя быть таким легковерным. Чтоб навьи снизошли до меня? Смешно.
– Да уж, куда смешнее! Лежал бы сейчас в болоте, пускал пузыри… Нет, уже не пускал бы. Стало быть, не знаешь точно, что это за парни?
– Нет.
– А в милицию будешь заявлять? Участковый у вас тут есть? Что глазами хлопаешь? Только не вздумай сказать, что западло. Впрочем, твои проблемы, сам решай, – отмахнулся Родион. – И меня послушай, я хоть и ненамного старше тебя, но жизнь знаю лучше. Одно дело, если подонки эти просто решили покуражится, спровадить тебя в трясину без всякой задней мысли, по приколу – так частенько случается, придурков хватает. Особенно если не местные, они потом про тебя и не вспомнят. А вот если местные и ты им чем-то мешал, или испугаются, что ты их узнал, тогда могут и повторить попытку. Подстерегут где-нибудь да отоварят, а труп туда же в болото и выбросят – поди поищи. Ты уж, Истр, извини, но дело-то нешуточное, просто так нельзя оставить. Родителям своим обязательно сообщи. Ну, что глазами хлопаешь? Опять скажешь, непонятно?
– Нет, понятно. – Подросток кивнул. – Почти все. Но родичам говорить не стану – это позор! И тебя прошу не говорить. Добро?
– Как мичман наш говоришь – «добро». – Родион засмеялся. – Мореман хренов!
– Поклянись, что никому не скажешь! Матерью-землей поклянись – пусть она тебя поглотит, если выдашь.
Да, тяжелый случай! А ведь порой рассуждает почти как нормальный парень.
|
|
– Хорошо, матерью-землей клянусь – пусть она меня проглотит.
– Я сам сначала во всем разберусь, – вполне разумно пояснил «тяжелый случай».
– Ну, разберись, разберись, – хохотнул Радик. – Смотри только, как бы боком все не вышло. Долго еще идти?
– Скоро на месте будем.
– Плутаем тут буераками всякими, нет бы на трассу выйти… Ой, нет! – Родион вспомнил, в каком он виде. – На трассу, пожалуй, не надо.
Дальше пошли молча. Истр, как видно, думал о навьях, да и Родион – о них же. Про южные станицы много всяких слухов ходило: что там и за обычный мобильник запросто зарезать могут и что в волостях частенько бандиты заседают. Хотя они везде заседают, куда ни ткни. Вертикаль власти!
Узенькая вьющаяся тропка то влезала в чащу, то шла лугом вдоль речки, то огибала трясину. Родион и подумать не мог, что здесь окажется так много болот и лесов! Раньше казалось, что только степь да степь кругом, не считая лесополос из тополя, редких рябинок да ивы. И бескрайние поля – подсолнечник, кукуруза, томаты.
Тропинка вынырнула из леса, наконец появились нивы, подернутые золотистой дымкой. Как раз и солнышко встало, обогрело, высушило росу.
– Слышь, Истр. Это что – рожь, что ли?
– Жито! Готы его называют – «хлеб».
– Понимаю, что хлеб.
– Скоро жатва, потом праздники, – мечтательно заулыбался подросток. – Эх, и весело же будет! Восславим богов, потом игрища… ух!
Вот она, современная молодежь – все бы играться.
– Игрища? Так ты, парень, геймер, что ли? Снова не понял? Да ладно…
Поля тянулись широкой полосой справа, а слева, на заливном лугу, за которым синела полоска реки, позвякивали колокольчики-ботала – там паслось коровье стадо.
|
|
– Наш скот, Доброгаста! – с удовольствием пояснил Истр. – А вон там – наше поле. И это тоже.
– А где же станица? Или как там у вас называется – хутор?
– А вон!
Молодой человек едва не споткнулся от неожиданности, увидев внезапно возникшие впереди хижины. По-другому их и не назовешь – низенькие мазанки, с соломенными крышами, похоже, врытые в землю. Насчитывалось их десятка два; возле каждой тянулись плетни, за которыми гуляли гуси и утки.
– Вот так хутор! – в изумлении произнес Родион. – Близ Диканьки… Слышь, парень, а у вас там ведьм случайно нет?
Глава 4
Южная лесостепь
Будь нашим гостем!
Как и договаривались, Истр убежал в дом, точнее сказать, в усадьбу, а Родион остался за плетнем дожидаться обещанной одежки. Уселся в траву за кустами, вытянул ноги, греясь на солнышке – хорошо!
Деревня состояла из дворов и отдельно выстроенных мазанок вдоль речки и выглядела, надо сказать, довольно странно. Или скорее просто бедно: улицы не асфальтированы, ни бара, ни клуба, ни машин. А самое главное, сотовой вышки Родион не мог найти, а ведь из лагеря ее хорошо было видно. Неужели так далеко ушли? Интересно получается – что же, у них тут и мобильная связь не работает? Придется стационарный телефон искать, а время-то поджимает! Туристы, поди, обыскались уже.
Что-то долго Истр одежду подбирает… «Да уж, ну и имечко – Истр!» – еще раз удивился Родион. Впрочем, мало ли странных имен? В части, где служил, старшина был Дормидонт Кондратьевич, основательный мужик, из кержаков-староверов. А еще…
Прикрыв глаза, Родион принялся вспоминать армейских дружков, отцов-командиров – а что еще-то вспомнить недавно отслужившему парню? Само собой, армию, в которую никто попасть не хочет. Ай-ай, вопят, дедовщина, боимся! Что-то в этом роде встречается, конечно, но без крайностей. А как иначе заставить нахального молодого балбеса делать что положено? Ходить в наряды, заниматься боевой подготовкой, кроссы по утрам бегать? Он ведь ни к чему подобному не привык, дома мама и бабушка на него молились, словно на икону – все на подносике подавали, даже сахар в чае размешивали. Как же, вдруг да дитя осердится, завтракать не будет? А уж если учиться куда поедет – вообще позор! Гонору у таких недорослей хоть отбавляй – и спортсмены-то они, и блоггеры, и геймеры, и еще хрен знает кто, а собственные трусишки-носочки постирать не умеют, мамкам домой возят! Те и рады: ах, мальчик наш, мальчик…. А «мальчик» уже такая дубина стоеросовая, что будь здоров. И вот горе-то мамкам-бабушкам, если от армии откупить не удалось! «Ребенок» звонит по мобильнику, слезные письмишки пишет: «Заберите меня отсюда-а-а-а». Сержант-сволочуга утром ка-ак гаркнет: «Р-рота, подъем!» – это вместо того, чтобы каждого разбудить аккуратненько: Андрюша, подъем, вставай, Олеженька… ути-пути-сю-сю-сю… А еще и на зарядку бегать заставляют, службу «тащить». Ау, комитет солдатских матерей, где вы?
Служить-то всего год, а и то никто не хочет. В армии-то чай тебе не помешают. А впрочем, уже все к тому идет. Поваров нанимают, уборщиц – старшина Дормидонт Кондратьевич плевался, как узнал. Армия, сказал, армией должна быть, а не детским садом!
– Рад!
Задумавшийся Родион вздрогнул от неожиданности, услышав чей-то голос. Зовут?
– Твое имя Рад?
Обернувшись, молодой человек увидел перед собой девушку в полотняном платье до пят, с красной затейливой вышивкой, босую. Длинные каштановые волосы незнакомки были заплетены в толстую косу, на висках поблескивало что-то серебряное – серьги, что ли? Очень уж большие, однако. А личико миленькое, красивое даже. Глаза серые или серо-зеленые, большие, нос прямой, тонкий.
– Это тебе! – Девушка держала плетеную корзинку с тряпьем, надо думать, обещанной одеждой.
– Вот, спасибо! Ой… – Родион вскочил было, но тут же, устыдившись собственной наготы, спрятался за кустами. – Ты корзинку-то оставь и иди, ладно?
– Ладно, – девчонка кивнула, опустила ношу на траву, снова улыбнулась. – Ты ведь наш гость, верно?
– Гость, гость…
Молодой человек поспешно натянул штаны – свободного кроя, что-то вроде джинсов фасона «трубы», правда, из более тонкого коричневато-желтого полотна. Вместо обычной застежки-молнии или хотя бы ремня скреплялись они тесемкой на поясе. К штанам прилагалась просторная рубаха, грязно-белая и с вышивкой, но без разреза и пуговиц спереди, так что надевать ее пришлось через голову. Костюм сопровождался тоненьким ремешком с тяжелой узорчатой пряжкой, похоже, серебряной. Стиль этника, так сказать. Уж не музей ли у них тут? А что, очень может быть! Музей под открытым небом – оттого и хаты такие убогие, и наряды соответствующие.
– А это что еще? – Довольный, что наконец-то понял ситуацию, юноша с удивлением вытащил из корзины обувь.
Вооруженный своей догадкой, он ожидал увидеть лапти, но ошибся: это было нечто вроде кожаных тапочек с ремешками. На самом дне корзины лежали какие-то матерчатые ленты с мужскую ладонь шириной. Портянки, что ли? Обмотки?
Незнакомка все не уходила. Одевшись и выйдя из-за куста, Родион уселся наземь и по армейской привычке принялся обматывать левую ногу этой этнической портянкой.
– Ой! Ой! – Всплеснув руками, девушка звонко расхохоталась. – Ты что же, поршни никогда не нашивал?
– А ты, можно подумать, нашивала! – обиженно огрызнулся Родион.
– Давай, помогу! – Девчонка вдруг упала на колени.
– Да ладно тебе… Да отстань! Ну же…
Но отбиться не удалось – девушка ловко обмотала его ноги лентами, натянула сверху «тапочки», а ремнями обвила почти до колена.
– Ну, вот! Теперь – другое дело. А у вас на севере что носят?
– Лапти! – хмыкнул молодой человек.
– А-а-а! Так я и думала, – поддержала шутку собеседница. – Бедно живете.
– Тебя как звать-то, чудо?
– Радонега, – девушка зарделась. – Негой обычно кличут. Из рода Доброгаста я.
– Понятно, – ухмыльнулся Родион. – Доброгастова Нега… А Истр – он тебе кто, брат?
– Да, братец. Мы тут все братья и сестры. Но – только в нашем подворье, а еще в селении живут Межамир, Витенег, Сдислав, но нам они не родичи, просто соседи. Потому можно у нас в своем селении жениться и выходить замуж. Для тебя это чудно, да?
– Ну, да, вообще-то, – на всякий случай подтвердил Родион, которому речи девчонки впрямь казались чуднее некуда.
– Это потому что у вас в северных лесах только своими родами живут? – Нега усмехнулась.
Родион ничего не сказал, лишь отмахнулся, да девушка и не ждала ответа.
– Пойдем! – Она взяла его за руку и уже у самого плетня шепнула: – Ты мне сильно глянулся, Рад. А я тебе по нраву ли?
– По нраву, по нраву, – искренне улыбнулся молодой человек. – Где у вас тут телефон – покажешь?
– Все покажу. Идем же!
Хороший был музей, просто отличный. Странно, что туристам про него никто не рассказывал, а ведь могли бы и на экскурсию сводить. Правда, в первый день слета не до культурной программы: все норовят с друзьями-знакомцами посидеть, да и к соревнованиям готовиться надо – какие уж тут музеи? После слета, на обратном пути разве что…
А здесь было на что посмотреть! Это ж надо – целую деревню выстроили! И все добротно, красиво – соломенные крыши, белоснежные хаты-мазанки, плетни с висящими на них глиняными горшками. Повсюду зелень – сады, огородики, а за деревней – золотые пшеничные поля, луга с пасущимися стадами. Жаль только – ни крепости рядом, ни церкви. Еще красивее вышло бы, да, как видно, средств не хватило.
– Ты на что засмотрелся? – Радонега потянула за руку.
– Так. – Родион пожал плечами. – А почему никаких укреплений не выстроили? Денег нет?
– Укреплений? – Девушка хлопнула ресницами. – Но… наши предки всегда жили без них. Да и гунны не позволят.
Гунны не позволят… Н-да-а… До чего же бывают люди… делом своим увлеченные! А девчонка эта, Нега – что-то она молода для сотрудницы музея. Может, из местного института – практику летнюю проходит? Тогда понятно.
Пройдя по заднему двору, мимо отлично сделанной кузницы, где усердно, несмотря на отсутствие посетителей, трудились кузнецы, мимо гончарной мастерской, хлева, птичника, еще парочки хат, молодой человек очутился наконец перед хозяйским домом. Тот был побольше и побелее других, но в том же стиле – крытая соломою полуземлянка.
У входа уже собралась толпа человек из десяти – тоже в старинных одеждах, некоторые даже в разноцветных плащах. За главного, похоже, был заросший окладистой седой бородищей старик, его окружали такие же бородатые мужчины. Среди жавшихся чуть поодаль парней маячил Истр, уже одетый в чистую рубаху. Видно, все это были сотрудники этнографического музея. А Истр – сын директора, что ли?
– Здоров будь, о славный Рад! – звучным хорошо поставленным голосом промолвил старик. – Спаситель нашего Истра от гнусных болотных лап!
Красиво выражается – «от гнусных болотных лап»! А Истр времени зря не терял – всем уже разбазарил. Лучше бы мобильник притащил, чучело.
– Здравствуйте, – вежливо улыбнулся Родион. – Извините, позвонить от вас можно?
– Будь нашим гостем, о славный Рад! – Старик торжественно развел руками и пригласил в дом.
Еще раз улыбнувшись, Родион спустился в жилище, надеясь, что там найдется наконец телефон…
Мать честная! Вот это стол! Сказать, что ломился от яств – ничего не сказать. Чего тут только не было! Крынки с молоком и маслом, плошки с жареным мясом и рыбой, караваи… или коржи… тыква, репа, морковь, орехи.
– Садись трапезничать, гостюшка! – обернувшись, довольно улыбнулся старик. – Меня зовут Доброгаст.
– Да я уж понял…
Сказать по правде, молодой человек слегка растерялся, не зная, как вести себя в такой ситуации. Просто взять и уйти – невежливо, но если тут нет телефона, то он не может себе позволить терять столько времени.
– Уважаемый Доброгаст, телефон у вас есть где-нибудь? – напомнил он. – Понимаете, мне позвонить надо срочно, сказать хоть своим, где я есть, а то ведь ищут…
Но Доброгаст вопрос о телефоне опять проигнорировал и вместо ответа указал на лавку – садись, мол.
Остальные сотрудники музея толпились у входа и чего-то ждали.
– Не понимаю, о чем ты спрашиваешь, славный Рад, – усадив гостя рядом с собой, наконец отозвался Доброгаст. – Мы многого не понимаем из твоей речи.
Не понимают они, вот как… Да кто же не понимает слова «телефон», оно на всех языках одинаковое? Вообще никакой связи тут нет? Господи, да есть ли хотя бы электричество? Родион огляделся: как на улице не было столбов и проводов, так и в хате он не заметил ни осветительных приборов, ни радио, ни телевизора, ни уж тем более компьютера. Вообще-то оно понятно – музей есть музей. Данная экспозиция, вероятно, именуется «Жилище древних славян» или что-то в этом роде. Какой тут, к черту, компьютер? Хотя, с другой стороны, раз уж тут музей, так должна иметься и касса, и какая-нибудь сувенирная лавка.
– Уважаемый Доброгаст, а вы давно работаете? Ну, музей ваш давно существует?
Вместо ответа старик с важным видом поднялся с лавки; Нега с поклоном подала ему отделанный серебром рог, и точно такой же другая девчонка торжественно вручила гостю. Не пустой, конечно. Родион принюхался – что там такое, брага, что ли? Похоже на то. Как бы потом животом не маяться! Лучше бы водки налили. Или что у них тут – горилка? Нет, горилка в Украине.
– Выпьем во славу богов, Световита, Стрибога, Сварога, за тех, кто дают нам солнце и жизнь, за тех, кто послал Рада, дабы спасти Истра! Слава богам!
– Слава!
Родион поддержал, раз уж тут так принято, и вместе со всеми выпил. Неудобно было обижать, они ведь, наверное, готовились и вот теперь обкатывали на случайно зашедшем парне новый обряд, тщательно восстановленный по древним рукописям, песням и всему такому прочему.
– Здорово у вас тут, уважаемый Доброгаст, – едва осилив рог, помотал головой юноша. – Все так натурально сделано! И стол, и лавки… И очаг – это что, глина? И светильники… прямо как золотые! Правда, чадят – уж извините. Это что – настоящие древние вещи? Из курганов, могильников?
– А теперь, други, выпьем за нашего гостя…
Ох ты, Господи, снова пить! А бражка-то ничего, забористая, неужели по старинным рецептам сделана? Уж это наверняка.
– У нас сегодня праздник, Рад, – повернув голову, негромко пояснил старик. – Скоро сбор урожая, надо задобрить богов.
– Ну да, ну да, – парень пьяновато покивал. – Оно, конечно, надо. Как же без этого-то? Да, кстати… А танцы будут?
Родион хотел сказать «танцы», но губы сами собой произнесли «пляс». И вообще он вдруг осознал, что сам говорит на каком-то чужом языке, древнем и малопонятном, лишь порой вставляя туда современные слова, которых в этом старинном языке просто нет. Да-а… И впрямь забористая бражка!
Время летело так быстро, что молодой человек лишь диву давался. Вроде бы только что сели, выпили «во славу богов», поболтали – а уже и смеркается! Потом все вышли на улицу, и тут праздник продолжился: выпили еще, побрызгав бражкой на все четыре стороны и поминая Семаргла, Свентовита, Мокошь; постояли, покричали что-то, и всей толпой двинули в поле. Там все разом поклонились, и Родион решил не отрываться от коллектива. Очень интересный оказался обряд… только вот потом подняться удалось не сразу, едва не завалился наземь. Вот она, бражка-то! Коварная оказалась штука – вроде слабенькая, пил себе и пил, опьянения никакого не чувствуя, и вдруг – на тебе! Ноги не слушаются…
Хорошо хоть, Истр подбежал, подхватил.
– Истр, дружище! – обрадовался Родион. – Ты-то хоть как? Бражку, смотрю, не пил.
– Мне еще не дозволено.
– Славный ты парень, Истр… Слушай, а что меня так шатает-то?
– С усталости, – осторожно поддерживая спасителя, улыбнулся подросток. – Да и мед у нас крепкий!
– Мед? А, так это медовуха… То-то я чую, медом пахло. А ты знаешь, голова совсем не болит. Только язык, блин, чуть-чуть заплетается, так, слегка… и ноги куда-то не туда несут. Ты не обращай внимания, ладно?
– Ты мой друг и брат, Рад! – с пафосом отозвался парнишка. – Я буду заботиться о тебе, как и подобает брату.
– Спасибо, конечно, но… Ты бы мне лучше телефон отыскал, а?
– Чего отыскать?
– Да ты что, глухой? Русским языком говорю – те-ле-фон! Что, у вас тут вообще связи нет?
– Извини, брат. – Истр обиженно моргнул. – Я совсем не понимаю, чего ты хочешь. Вы там, на севере, хоть и словенским языком говорите, но уж больно много у вас слов непонятных.
– Каким языком?
– Словенским, ибо все мы – сло-вене, то есть «ведающие слова». А есть другие люди, нашей речи не разумеющие и потому будто немые, их так и зовут – немцы. Скажем, готы.
– Да уж, – кивнул Родион. – Готы – точно немцы. А мы, значит, славяне. Кто бы спорил! Какой ты умный, Истрик.
Парнишка приосанился, даже покраснел от удовольствия – видать, не уловил иронии. Ну и слава богу – зачем обижать хорошего парня, пусть и немного странного?
– Ромеи называют нас венедами, – усадив старшего друга под березкою, Истр уселся рядом и с неописуемой важностью продолжал лекцию: – А гунны – те кличут антами. Но «ант» – по-гуннски означает «союзник, друг», потому что мы когда-то помогли им против готов. Готы никому не давали житья! А их вождь Винитарий разбил наших…
– Постой! – Родион пьяно тряхнул головой. – Как-как ты сказал? Винитарий?
– Да, Винитарий, готский вождь. Но это было давно, еще до нашествия гуннов. А после готов они двинулись на нас, и с тех пор мы платим им дань.
– А ты по истории хорошо подготовился, ничего не скажешь! Ну, еще что поведаешь?
– Я много чего ведаю, я умный! – сверкнув глазами, совсем по-детски похвалился парнишка. – Я набирался мудрости у наших старейшин, а еще у одного ромея, Василия – на торжище встречал, давно уже. Василий был ученый человек! Его потом убили – готы или гунны. Он говорил, что до прихода гуннов все наши словенские селения были куда больше, чем сейчас, в них насчитывалось и по десять дюжин домов! Были мастерские, кузницы, мы торговали с ромеями, с цезарем, никто никого не боялся. Только вот иногда вредили готы – они обитали по соседству, в своих длинных домах. Иногда мы с ними воевали, но чаще жили мирно, обменивались невестами. Многие наши знали готскую речь, а уж ромейскую и подавно. У нас были свои вожди и особо обученные умелые воины. Сейчас ничего такого нет, в наших племенах остались одни земледельцы – те, кто не ушел с гуннами или не попросил убежища у ромеев. Да и у готов тоже самое творится.
– Очень интересно тебя слушать, Истр! – снова похвалил Радик. – Сказать честно, и я даже такого не помню – чтобы в нашей стране в римские времена были какие-то государства, славянские, а тем более готские. Неужели правда?
– Готы всегда жили на полуденной и закатной стороне, за широкими реками. Но и мы туда приходили, а готы – к нам. Когда с миром, а когда и как Винитарий…
– Винитарий… – Молодой человек вскинул глаза. – А Радомир? Что ты о нем скажешь?
– Это был великий вождь! Я уже говорил тебе: он жил до прихода гуннов и сражался с Винитарием. А затем, чтобы спасти свой народ, принес себя в жертву.
– Ну да, да, ты рассказывал, – вспомнил Родион. – Прыгнул в болото. С этим ясно. Слушай, а давай больше не будем об истории, давай про ваш музей, хорошо?
– Про наш… что? Мусе… Какое-то непонятно слово. Греческое? Я от Василия такого не слышал.
– Тьфу ты, Господи! Опять ему непонятно. Ну, вот как с тобой разговаривать? Ладно, ладно, извини. Скажи лучше, что тут у вас сейчас происходит-то? Я так понимаю, репетируете какой-то старинный праздник?
– Да, праздник у нас, – кивнул Истр. – Перед сбором урожая полагается умилостивить богов. А то вдруг нашлют ветер, град, дожди?
– Ну, конечно, умилостивить богов надо, а как же? Слышь, друг…
Опираясь на плечо Истра, молодой человек поднялся. Вроде бы ничего, ноги держат. А вот только отпустил плечо и попытался сделать шаг – ка-ак шатнуло, едва в кусты не улетел, хорошо, Истр опять подхватил.
– Стой, стой, не падай! Брат, если чего-то тебе надо, попроси меня, я все сделаю!
– Тебя?
А почему бы и нет, в конце концов? Раз тут связи никакой не имеется, а до соседнего поселка Родион самостоятельно при всем желании добраться не в силах, то придется послать бойца…
– Истр, запиши-ка где-нибудь номер…
– Запиши? Что это значит?
– Хочешь сказать, что ты и писать не умеешь?
– Василий умел. А я на греческом и говорить-то не могу, куда там писать!
– О боже! Ну, может, хватит издеваться-то?
– Ты говори, что хотел сказать – я запомню.
– Вундеркинд ты наш! Ну, будь по-твоему.
Родион назвал номер, и парнишка тут же повторил его в точности.
– Ну, действительно, вундеркинд! – Родион удивился. – Не ожидал даже. Значит, слушай. Сбегай в соседний поселок, в любой, где цивилизация, позвонишь по этому номеру, скажешь, что со мной все в порядке, я мол, у вас. Заблудился, на праздник попал… В общем – завтра в лагере буду. Все запомнил?
– Истр! – Из кустов выскочил белобрысый парень с коротким копьем в руках. – А мы тебя везде ищем! Пошли, скоро наш пляс.
– Так успеем еще.
– Всевид тебя зовет.
– А, Всевид! Брат, ты тут без меня…
– Обойдусь, обойдусь! Ты только позвонить не забудь. Сам понимаешь – люди волнуются, ищут.
Кивнув, Истр убежал, смешался с группой юношей. Позвонит? Обещал ведь. А в целом – хорошо здесь! И костры эти, и синяя звездная ночь, и пляски девчоночьи. Классно как все организовано, жаль, туристов нет.
Видать, генеральная репетиция перед началом нового сезона, и пока тут Родион – единственный зритель. Но ведь сколько тут сотрудников, и все с детьми – девчонки и мальчишки так и кишат. Неужели мобилы ни у кого нет? Ах, тут же связь не работает…
Остается надеяться на Истра. Или стоит у кого другого спросить? Истр все-таки немного странный…
Чуть приподнявшись, молодой человек ухватил за подол рубахи пробегавшего мимо парнишку лет двенадцати:
– Слышь, пацан! Мобильника не дашь позвонить, а? Очень надо, правда. Всего-то пару слов сказать.
Мальчишка непонимающе хлопнул глазами и вдруг расплылся в улыбке:
– А! Ты – Рад из болота? Про тебя рассказывали! Ты славный воин, болотный Рад! Твой род мог бы тобой гордиться.
О боже, боже, опять! Они тут что, все такие? А не дать бы этому пацаненку леща? Треснуть по шее пару раз, чтоб не выпендривался? Не полный же он идиот. По виду – вполне нормальный.
– А ну-ка… – Родион попытался подняться, но его снова шатнуло.
Ну и бражка! Не нужно было так пить. Хотя теперь-то чего уж…
Пацаненок тем временем убежал, а Родион все сидел, прислонившись спиной к толстому дереву, и трезвел понемножку, а тем временем смотрел на костры, на девичьи игры, на то, как далеко за лесом заходит солнце.
Дидо праведный Сварог, дуй – подуй, дуй-подуй,
Коло Сварожье злато колодуй, колодуй…
– пели девушки, и под звуки старинной красивой песни Родион сам не заметил, как задремал…
В себя он пришел на широкой лавке в одной из хижин и сначала никак не мог понять, где находится. И почему без одежды? Потом резко сел, откинул покрывало, но тут же стыдливо прикрылся, ибо в открывшуюся дверь вошла Радонега с горящей свечой… нет, это была длинная щепка с огоньком на конце. Лучина, что ли?
– Добрая вещь! – Поклонившись, девушка вставила лучину в кованый светец над кадкой с водою. – Из березового топляка делана, потому и горит видишь как? Ярко и почти без дыма.
– Это ты меня… Ну, сюда приволокла?
– Я, – Радонега засмеялась и кивнула. – Вдвоем с Истром.
– А Истр ходил ли… В смысле, где он?
– Спит уже – время-то позднее.
– А ты что же?
– А я пришла к тебе, Рад! Ты же наш гость.
Ничего не добавив, девушка снова поклонилась и вдруг стащила с себя длинную рубаху. Ни белья, ни чего-то еще под ней не оказалось.
– Эй-эй, – Родион удивленно моргнул. – Что, вот так сразу?
– Мы все хотим, чтобы тебе было хорошо, гость наш! – Радонега уселась рядом, распустила косу, посмотрела игриво – голенькая, красивая, просто фея из сказки! – Ну, что ж ты? Иль я не красивая? Худая?
– Да нет, что ты!
– Тогда…
Их губы слились в поцелуе, долгом и жарком, молодой человек прижал девчонку к себе, обнял, чувствуя, как твердеющие соски приятно щекочут кожу.
И вот уже молодые тела сплелись в волшебном узоре вспыхнувшей страсти, став на какое-то время единым целым, девушка застонала, выгибаясь и закатывая глаза, Родион же совсем потерял голову. Было от чего – забыл и про своих, и про здешних. Только блестящие зеленоватые глаза, колдовские, манящие, только пленительные изгибы юного девичьего тела, жар призывно открытых губ, любовная нега… и стоны, стоны, стоны… вскоре сменившиеся расслабленной тишиной, не нарушаемой ни единым звуком, какая бывает только в деревне. Лишь слышно было, как потрескивает лучина да где-то на улице зашелся лаем пес, но тут же взвизгнул и замолк.
– Что-то наш пес беспокоится. – Девушка встрепенулась, приподнялась на локте.
– Какая ты красивая, Нега! – Родион нежно погладил ее по плечу.
– Что-то он нехорошо лаял. Недобро. – Радонега живо натянула рубаху. – Пойду-ка взгляну – может, кто чужой?
– Да брось ты, – тихонько засмеялся гость. – Ну, мало ли на кого собака залаяла? На то она и собака.
– И все же выгляну. Может, стоит разбудит наших?
– У вас что, сторожа нет ночного?
– Сторожа? – Девчонка почему-то сделала ударение на второй слог. – Как не быть? То-то и непонятно. Гляну!
Она выскользнула наружу, и от хлынувшего в открытую дверь сквозняка пламя лучины дрогнуло и погасло. Впрочем, сквозь малюсенькое оконце уже струился серый утренний свет. Или это еще месяц сияет?
Что-то долго не идет Нега… Черт побери! Вот это приключение! Вот уж верно сказано – не знаешь, где найдешь, где потеряешь! Ну и ориентирование в этом году получилось! М-да-а, сориентировался… Однако хватит тут расслабляться, утром к своим надо двигать, в лагерь! Интересно, Истр выполнил просьбу, позвонил? Хотелось бы надеяться…
С улицы вдруг послышался крик, но тут же оборвался, как и собачий лай перед этим.
Быстро одевшись, Родион выскочил из хижины. Обширный двор Доброгаста был залит призрачным светом месяца, все постройки отбрасывали смутные тени. Небо начинало светлеть, а вдали за лесополосою занималась заря.