– Да нет, Хильда Приблуда одна и есть. Она к нам прибилась лет пять назад, совсем еще девчонкой.
– А ты сам-то очень взрослый, можно подумать! – поддел Родион.
– Тебе какое дело? – неожиданно обиделись за забором. – Вот уйду сейчас и вообще не буду с тобой говорить.
Ага, не будет он! Радомир с трудом сдержал смех. Знал он таких говорливых – хлебом их не корми, дай почесать языком! О чем угодно и с кем угодно, лишь бы слушали, а если и не слушают, то хотя бы не перебивали. А перебьют – еще посмотрим, у кого голос громче! Болтун, как говорится, находка для шпиона. Поэтому Родион, радуясь удаче, молчал, выжидая, пока невидимый собеседник сам не выдержит. И долго ждать не пришлось.
– Ты здесь еще? – вскоре донеслось из-за забора.
– Ухожу уже – что с тобой говорить, коли ты ничего толком не знаешь?
– Это я не знаю? Я много чего знаю, да не всем говорю.
– Кто бы тебя спрашивал…
– Что, что ты там шепчешь?
– Говорю, незачем тут время терять. Хильда, конечно, девчонка красивая, добрая…
– Да, красивая. А вот насчет доброты – не знаю, – засомневался юный гот. – Язык у нее иногда – словно змеиное жало! Не так давно Эрмольд к ней сватался, казалось бы, уважаемый воин, к тому же знатного рода, что еще надо-то?
– Неужели отказала?
– Кто бы ее спрашивал! Родичи отказали. Не знаю, что она им наболтала, да только Эрмольд сильно на нее обиделся. А он ведь не из тех, кто легко обиды забывает.
– Что?! – Радомир насторожился. – И что он сделал?
– Известно что. Предложил ее в уплату гуннского налога отдать.
Черт! Вот это дела!
– Это что же, выходит, ее сейчас и увезут? – Родион похолодел.
– Не сейчас – завтра. И ей еще повезло. Говорят, это она в конце лета пленников-антов из ямы выпустила.
|
|
– Да ну? Что ты! – рассмеялся молодой человек. – Почему она? Кто-то что-то видел?
– Никто не видел, а слухи ходят. Потому и говорю, что повезло девке. Так бы сразу казнили, а то всего лишь гуннам отдадут, и все дела.
– Эрмольду только обидно – остался без невесты.
– Ха! Больно нужна кому такая невеста! – невидимый собеседник неприятно засмеялся, будто знал про девушку что-то нехорошее. И тут же пояснил, понизив голос до едва различимого шепота: – Болезнь у нее какая-то дурная. Повитуха Эрмигальда рассказала, а уж она-то знает, недаром ведьма. Эрмольдовы парни Приблуду уж хотели уму-разуму поучить, чтоб не заносилась, да заразы побоялись. А то ведь это дело такое: один раз потешился, а потом все почернеет и отвалится…
– Ясно. И решили гуннам сплавить?
– Точно. А вообще Приблуда неплохая девчонка, – ломкий подростковый голос неожиданно потеплел. – Помню, два лета назад мы с ней коров пасли… Говорили о всяком… Хорошо было…
– А где сейчас Хильда?
– Где? Да у ваших, если ты гунн. А на то похоже.
К костру Радомир вернулся в глубокой задумчивости. Там уже почти никого не осталось: только сдавший пост Тужир и еще какой-то парень, чистокровный гунн – с плоским лицом и неподвижным взглядом глаз-щелочек. Сидя на корточках, гунн поджаривал на углях кусочки тоненько нарезанного мяса; при этом его длинные волосы, выбивающиеся из-под войлочной шапки, едва не падали в огонь, так что даже страшно было – а ну как вспыхнут?
– Это Миусс, – обернувшись, представил Тужир. – Вот, вдвоем вечер коротаем.
– Скорее уж ночку! – Усевшись на бревнышко рядом с братцем, Родион протянул руки к огню. – Озяб.
|
|
– Да уж, – подкинув в костер сучьев, Тужир поежился. – По всему судя, мороз будет.
– Я и говорю – градусов десять, не меньше!
– Это ты сейчас по-гуннски сказал? Везет тебе, брат, хорошо чужую речь запоминаешь. А я никак не могу, все из головы вываливается, уж сколько ромей Василий учил, все без толку. Истр хоть что-то запомнил, а я всего-то: audio – audis – audit – audimus… Да и все. Наверное, голова такая, ничего в ней не задерживается. Что скажешь, Миусс? Молчишь… Он все время молчит – зато как слушает! Хороший парень, хоть и гунн.
– Да он спит, по-моему, – хмыкнул Радомир.
– Нет, не спит. Это он так слушает. Эй, Миусс, Миусс! Ты спишь?
Гунн никак не реагировал и даже, судя по всему, перестал следить за своим мясом. Родион даже забеспокоился – не подгорело бы, но Тужир усмехнулся:
– Не подгорит!
Родион посмотрел в небо – высокое и звездное. Тучи расходились прямо на глазах. Наверное, только здесь, посреди дикой природы, можно увидеть такую красоту. Но достается она этим диким людям, вроде гунна Миусса, которые на нее не обращают ровно никакого внимания.
– Слышь, братец, а ты откуда знаешь, как его зовут?
– Сам сказал.
– Да неужели! Не очень похоже, чтобы он умел говорить.
Узкоглазый парень по-прежнему хранил полнейшую невозмутимость – и правда, что ли, спал? Родион даже поводил у него перед глазами рукою сверху вниз – никакого эффекта!
– Да спит он, я тебе говорю.
– Не спит, а слушает.
– И что ты тут такого увлекательного рассказывал?
– Да ничего такого, – смущенно улыбнулся Тужир. – Просто болтали…
|
|
– Болтали?
– Ну… я больше говорил. Про охоту, праздники, про жизнь нашу нелегкую… Как мы раньше жили… Ох, братец! – Парнишка вдруг вздохнул и задумался. – Неужели мы больше… больше никогда…
– Вернемся! – уверил Радомир. – Обязательно, братец. Я намерен непременно вернуться.
– Жаль, сейчас уйти нельзя, – покосившись на гунна, Тужир перешел на шепот. – Если уйдем – погубят наших-то. Придется пока с ними…
– Да уж, пока придется. Ну а там мы с тобой да с Истром что-нибудь придумаем.
– Конечно, придумаем, – юноша растянул губы в улыбке. – Но… все равно, пока что-то грустно.
– Господи! – Родион вдруг хлопнул себя по лбу. – Сижу тут, болтаю… Мне же Истра менять!
– Да рано еще. Посиди немного.
Очередная стража пришлась Радомиру очень кстати: можно было хорошенько подумать о том, как увидеться с Хильдой. Да увидеться мало – спасать надо! Что ее ждет у гуннов – участь рабыни-наложницы, больше ничего.
Молодой человек скрипнул зубами. Одна оставалась надежда: все же Хильда редкая красавица, такую едва ли станут употреблять… тьфу ты, слово-то какое мерзкое, однако ж иначе не скажешь! – прямо в пути, для этой цели хватает других девок. Такую приберегут в подарок самому властелину, Аттиле. Ну а тот уж, гнусный варвар, похотливый развратник и морально разложившийся тип, всенепременно набросится на несчастную девушку прямо сразу, как увидит. Но до тех пор время еще есть, и надо что-то сообразить.
И в ту самую секунду, как Родион об этом подумал, молодой гунн, долгое время изображавший статую, внезапно вздрогнул и выхватил из-за пояса кинжал! Словно подслушал мысли! Его движение было так стремительно, что ни Родион, ни Тужир не успели среагировать, а он… вмиг вонзил острейший клинок в кусок жарившегося на углях мяса и с улыбкой протянул Радомиру:
– Ешь. Вкусно.
Глава 15
Зима 450 года. Поднепровье
Стрела
В ту ночь Радомир так и не сумел встретиться с Хильдой, и потому вся красота звездного неба не принесла ему ни малейшей радости. Пока он ничего сделать не мог: пленниц, полученных в качестве налога, хорошо охраняли, причем наиболее надежные воины из числа самих гуннов. И не подступишься… Возвращая Хлотарю секиру, молодой человек улыбнулся своим мыслям: ведь если исходить из принципа «разделяй и властвуй», то поручить охрану пленниц следовало словенам!
– Чего ухмыляешься? – с подозрением спросил сигамбр.
– Так, – юноша пожал плечами. – Странно, что нам сейчас оружия не дают. Боятся, что всех перебьем и сбежим?
– Херцог не любит лишнего риска, – ухмыльнулся в усы Хлотарь. Неясно было, одобряет он подобный подход или осуждает. – Скоро перейдем Данапр, а ближе к Данастру вас вооружат. Уж в тех-то краях бежать вам некуда, – подумав, добавил ветеран.
– Так и здешние готы – наши старые враги. Ого, что это?
Выехавшего из ворот Варимберта сопровождали молодые готские воины, в числе которых Радомир узнал Эрмольда и Фротберта, того самого, что задавал ехидные вопросы на суде. Их послали проводить гостей? А почему тогда ворота так поспешно закрыли? Похоже, возвращаться они не собираются. Во всяком случае, в ближайшее время.
– Эти воины решили принять участие в наших походах, поискать удачи и славы! – теперь уже с явным одобрением пояснил Хлотарь, закидывая за спину толстые седые косы. – И в самом деле, чего молодым сидеть дома, тем более в этой глуши, забытой всеми богами? Ни богатства, ни славы здесь не найдешь.
Сплюнув на снег, Родион покачал головой. Этого только не хватало! Чего хорошего – иметь врагов прямо под боком! А Варимберт и рад: ему так удобнее управлять и теми, и другими.
– На месте вождя я бы не поручил этим парням охранять пленниц, – заметил он.
– Э, не переживай, парень, наш вождь умен и хитер, как тысяча демонов! – Старый воин неожиданно рассмеялся кудахтающим смехом. – Он все сделает, как надо.
И Варимберт оправдал ожидания: охранять готских красавиц было поручено словенам.
– Ну, что это за дело? – разочарованно протянул Тужир. – Сторожить кого-то. Ладно, хоть копья выдали.
– Кому копья, а кому и меч! – Истр завистливо покосился на Радомира. – Дай хоть посмотреть, братец.
– Посмотри. – Небрежным жестом Родион вытащил из ножен, висевших на плечевой перевязи, клинок с односторонней заточкой и без перекрестья на рукояти. Зато длиной сей нож-переросток был не меньше метра и назывался скрамасаксом.
– Не очень-то надежным выглядит, – скептически ухмыльнулся Истр и попробовал лезвие пальцем. – Однако острый!
– Еще бы! – обиделся Родион и отобрал у парнишки меч. – Это Хлотаря, ну, того седого, в шрамах.
– Этого, с которым ты все время болтаешь?
– Не болтаю, а разговариваю – бывалых людей послушать всегда любопытней и поучительней, чем глупую молодежь, которая только и знает, что друг перед другом выделываться да чужие слова повторять.
– Ой-ой-ой! – расхохотался Тужир. – А ты, братец, давно ли сделался старым и мудрым? Впрочем, разжился неплохо – у самого Хлотаря меч выпросил.
– Ничего я не выпрашивал, он сам дал, – хмуро пояснил Радомир. – У него их два: кроме этого, есть второй, настоящий, с узорчатым клинком. Еще кинжал да секира. Небось, самому тяжело все таскать, вот и предложил мне. А вы говорите – выпросил!
– Да мы так шутим, братец.
– А еще у Хлотаря очень речь забавная. Он ведь не из готов, а из сигамбров, это племя далеко отсюда живет. Их с сородичами ромеи называют франками. Наших ближних готов – остготами, то есть восточными, а те, что ушли от гуннов далеко на запад – тех вестготами, иначе везиготами.
– Ну ты даешь! – Братцы даже рты раскрыли. – Это все тебе Хлотарь рассказал?
– И он, и Варимберт, он ведь тоже поболтать любит.
– И все почему-то только с тобой, – обиженно заметил Истр. – А мы ему нехороши, что ли?
– А о чем с вами говорить-то, парни? Хорошие вы ребята, но в чем вы разбираетесь, кроме охоты да рыбалки? Знаете, кто такой Аристотель, или Платон, или Сократ? Что такое теорема Фалеса? Или Пифагора – что сумма квадратов катетов равна квадрату гипотенузы? Знаете?
– Где уж нам… – подростки переглянулись. – Что-то мы тебя, братец, с каждым днем всем меньше и меньше понимаем.
– Ничего! – слегка устыдившись собственного высокомерия, Родион обнял обоих за плечи. – Мы ведь с вами братья!
– Ага! – искренне улыбнулся Истр. – А вот любопытно, кого нас охранять поставят? Неужели готских девчонок?
– Ну да, – Тужир покрутил головой, посмотрел на растянувшийся в снежной степи обоз: всадников на мохнатых неказистых лошадках, пеших воинов, волокуши, нагруженные разным добром. – Кому еще их сторожить – не готам же!
– Не нравятся мне готы! – поддержал брата Истр. – Особенно те, что из этого поселка. Они наши враги! Помнишь, Рад, как мы от них едва ушли?
– Где, как думаете, этих девок везут? Верно, во-он в тех кибитках.
Радомир повернул голову, посмотрел:
– Да, скорее всего.
Кибитки гуннов представляли собой нечто вроде паланкина, только укрепленного между спинами двух лошадей. Иначе они и не проехали бы по такому глубокому снегу, да без дорог.
– Слышь, братец! – Тужир догнал Радомира, ушедшего на пару шагов вперед, ухватил за рукав полушубка. – Оружие нам уже выдали, а в дозор не ставят. С чего бы?
– Не знаю, – Родион пожал плечами. – Присматриваются, наверное.
– Да и чего сторожить по пути? – Истр тоже ускорил шаг и нагнал их. – Куда они тут, посреди степи, денутся? Да и лучников вон сколько кругом: вздумает кто убежать, возьмут на стрелу, мяукнуть не успеешь!
– Да, лучники у них знатные! – усмехнулся Родион. – Особенно вчерашний Тужиров дружок… как его? Миусс, что ли? Это не он там, в конце обоза, скачет?
– Он самый! – Тужир вгляделся и помахал.
И узкоглазый сын древних хунну, к большому удивлению Радомира, махнул в ответ и даже вроде улыбнулся. И мясом вчера вкусным угощал. По всему видно, неплохой парень, хоть и неразговорчивый.
Кстати сказать, сам Радомир уже начал создавать себе репутацию любителя вести беседы – с кем угодно и о чем угодно. Даже на ходу, с трудом вытягивая ноги из снега, не упускал случая перекинуться словечком с тем, кто рядом – с братьями, с готами, с Хлотарем или Варимбертом. Ведь чем дальше, тем острее он ощущал, как уходит невесть откуда взявшееся знание языков. Во всех своих приключениях он видел много загадочного. Как он связан с древним вождем Радомиром, в честь которого взял себе имя? Зачем и откуда приходили те сны? И почему в них была Хильда? А еще, если обратиться к более земным материям, куда делась его одежда, в которой он вошел в болото? Духи болотные сперли, что ли? Кстати о болотных духах – навия Влекумера необходимо потрясти как следует. Откуда у старого черта автомобильный номер, где нашел? И нет ли в закромах еще чего-нибудь этакого?
Но возвращаться к знакомой трясине имело смысл только летом, а пока Родион понимал – те силы, которые перенесли его сюда и помогли выжить на первых порах, потихоньку отступают в свое неведомое далеко, словно намекая: теперь, дружок, справляйся сам! Жить здесь предстоит не древнему Радомиру, а ему, Родиону. Одного имени мало – и он изо всех сил старался вжиться в свою новую среду, полагаясь на собственные силы.
К вечеру показалась какая-то широкая река с высокими обрывистыми берегами – скорее всего, это и был Данапр. Обоз перешел его безостановочно, по заснеженному льду, потом поднялся к селению за рекой – судя по утопавшим в снегу хижинам, здесь жили словены. Хоть и небольшой, поселок был защищен частоколом, но гуннам открыли ворота сразу, старейшины с поклонами поднесли хлеб-соль. Гостей встречали седые старики с посохами, мужики, заросшие бородами до самых глаз, были парни, подростки – а вот женщин Родион не приметил, видать, не слишком доверяли пришельцам. Впрочем, местные понимали, что жизнь и смерть их в руках гуннов, потому кланялись низко, приговаривая:
– Да, славный Варимберт, мы приготовили дань: беличьи и куньи шкуры, мед, воск – все, как договаривались. Увы, все твои воины у нас не поместятся, сам видишь – слишком уж тесно живем, но тебя и приближенных просим не побрезговать нашим угощеньем и нашими девками…
– Кстати о девках, – перебил хитрых стариков вождь. – Мне нужен свободный дом с печью для моих невольниц. Пусть хоть одну ночь поспят в тепле.
– Будет им дом с печью! – Старики быстро переглянулись. – Не беспокойся, о славный херцог.
Выделенная для готских девок изба напоминала скорее огромный сугроб, из-под которого валил густой дым топившейся печи. А охранять ее приказали троим словенам. Варимберт, отправляясь на пир, лично погрозил пальцем:
– Никого не допускать, кроме Ашира.
Радомира передернуло: чего этому уроду там может понадобиться? В гарем Аттилы новые наложницы должны попасть невинными – так ведь принято. Девушек, взятых из готского поселка, оказалось три, и все они были закутаны в меховые плащи до самых глаз – рассмотреть лиц и узнать Хильду Радомир не смог, как ни старался. Дверь избы захлопнулась. Хорошо бы как-нибудь проникнуть внутрь… Не сейчас, конечно, а когда стемнеет. Да, это запрещено, но кто увидит? Свои парни не выдадут, разве что сами девицы. Ну как две подруги Хильды по несчастью пожалуются утром, что, мол, ходят тут всякие, спать не дают! А у херцога разговор короткий – мигнет палачу, а тот и рад головенку оттяпать. Опять сработает любимая Варимбертом латинская мудрость: разделяй и властвуй.
Расчистив место, дозорные развели костер, наломали за частоколом еловых лап, постелили возле огня, чтобы спать по очереди. Оно конечно, один бок греется, другой мерзнет, да иначе никак: туристских переносных печек да примусов еще не изобрели. Хорошо хоть ночи теплые для зимы – градусов пять ниже нуля.
Смеркалось, в небе висели широкие фиолетовые и желтые полосы, будто намалеванные гигантской кистью. Но вот яркие цвета сожрала тьма, высыпали звезды, узкий серп месяца засиял над крышами. Затихла скотина и домашняя птица, лишь где-то рядом залаял пес, ему ответили другие. Потявкали, убедились, что все в порядке, – и вновь тишина, лишь из дома старейшины, что с другой стороны селения, доносится песня.
Нам земли чужой не надо,
Горы злата, серебра,
Цезарь нам сулит проклятый,
Только это он все зря.
Вечным Рим, возможно, будет,
Даже если победим!
Только вряд ли кто забудет
Вечный наш триумф над ним![6]
– Опять эти готы глотки дерут, – обронил Родион.
– Эх, а я давненько песен не пел, – зевнув, завистливо протянул Тужир. – А хочется!
– Хочется, так пой, – ухмыльнулся Истр. – Коли душа желает, верно, брате?
Молодой человек отмахнулся:
– Нас с вами не петь, а сторожить поставили, – как старший, напомнил Радомир. – Правда, я бы лучше тебя, Тужирушко, послушал, чем этих готских петухов. Поешь ты не в пример лучше.
– А то! – Тужир приосанился. – Ну, братцы, может, и вправду споем? Потихонечку!
– Часовому запрещается… – по привычке начал цитировать Родион, но осекся и сплюнул. – А и правда, спой, братец! Только не очень громко.
Внезапно ему пришла в голову неплохая мысль: ведь Хильда знает, что он, Радомир, из словен. А как еще подать ей знак, что здесь, совсем рядом, есть словены?
Тужир подумал, глядя на веселое желтое пламя, да и затянул:
Ой, береза, береза-а-а,
Что стоишь ты, березонька?
Хорошая песня оказалась. Правда, Истр заснул, вытянувшись на лапнике, пока слушал, но Родиону понравилась.
– А ты, брат, почему с нами никогда не поешь? – спросил Тужир, с довольным видом выслушав похвалу. – Неужели ни одной песни не знаешь?
Родион чертыхнулся про себя: ишь ты, заметил!
– Давно хочу спросить: в твоем прежнем роду какие песни пели? – подбросив в костер хвороста, заинтересовался подросток. – Похожие на наши или нет?
– Да не так чтобы похожие, – ухмыльнулся Рад, вспомнив обычный репертуар товарищей-туристов. – Умел бы я петь, то исполнил бы что-нибудь.
– Ну, спой! Никто ведь не слышит, кроме меня, Истрище, вон, спит давно. А мне так любопытно!
– Отстань!
– Ты тихонечко! Я же спел, когда ты попросил! А тебе для брата родного и песенки жалко? Одни ведь мы теперь друг у друга остались на всем свете белом! – Тужир чуть слезу не пустил и даже поднял было рукав кожуха – утираться.
– Ладно, не реви! Уговорил.
Самому вдруг захотелось вспомнить свое недавнее прошлое. И запел Родион первое, что на ум взбрело: «Изгиб гитары желтой ты обнимаешь нежно…» Увы, после первого куплета слова кончились, пришлось перескочить на «Солнышко лесное», которое вскоре плавно перетекло в «Над Канадой небо сине, меж берез дожди косые…». А где березы, там и баобабы, поэтому закончилось все куплетом про жену французского посла, там где «баобабы-бабы-бабы» – эту последнюю песню особенно любил Валентиныч. Тужир, впрочем, оказался публикой благодарной, на путаницу не жаловался, а слушал да восхищался.
– Ой, какая веселенькая! Жаль, много слов непонятных. Да, совсем другие у вас песни, не наши. Ну, еще какую-нибудь!
– Да хватит петь, а то горло застудим. Иди-ка лучше спи, братец, скоро твой черед сторожить.
– Не хочу я спать. Спой еще, а?
– Нет, не он, – вдруг сказал совсем рядом чей-то чужой голос. – Пусть ты! Да, ты пусть петь еще. Про березу, как прежде.
Парни изумленно обернулись. Приоткрыв дверь, из хаты выглядывала круглолицая девчонка с косами – одна из готских пленниц.
– Ты хочешь, чтоб мы спели? – в изумлении переспросил Родион.
– Не ты! Он, – девчонка кивнула на Тужира. – Он лучше. А ты не умеешь.
– Вот видишь? – Молодой человек ткнул братца в бок. – Что я говорил? Публика тебя желает услышать. Исполни что-нибудь по заявке… как тебя зовут-то, краса?
– Эрмендрада… Зачем тебе мое имя?
Радомир усмехнулся: сначала ляпнет, потом подумает, зачем. Одно слово – девка.
– Красивое имя, но длинное! – заявил он. – У вас у всех такие? Попроще нет?
– Есть и короткие. Одна вот – Хильда.
– Хорошо хоть не Фредегонда!
– Фредегонда дома осталась. – Девушка вдруг вздохнула с такой грустью, что Родиону стало ее жалко.
Вороша угли в костре, он тихонько двинул локтем Тужира:
– Ну, что ты там – уснул? Давай уж пой, видишь, девушки просят.
Тужир покладисто затянул про березу с самого начала. Слушательниц прибавилось – еще чье-то лицо белело в полутьме за плечом Эрмендрады. Дверь не закрывали, хотя наверняка снаружи тянуло холодом. А Родион втайне ликовал: Хильда здесь, рядом!
Береза высокая…
Ой, береза-березонька…
– выводил Тужир, звонко, но негромко и душевно. И впрямь талант у парня – не хочешь, а заслушаешься. Но главное – Хильда… Может, позвать ее? Теперь-то девчонки не станут жаловаться, сами ведь вышли.
Едва дождавшись, когда закончится песня – не хотелось прерывать, Родион встал, приложил к губам палец… Но не успел двинуться с места, как услышал за спиною чьи-то шаги – твердые, уверенные, наглые даже. Так ходит тот, кто имеет право.
– Смотрите-ка – эти словенские тюфяки не спят! Чего встали – пропустите!
Палач Ашир! Тот самый, которого единственного разрешено пропустить к пленницам. Вот только не хочется совсем…
– Эй, просыпайтесь! – ударом ноги распахнув дверь, закричал палач. – Дайте-ка мне головню, парни, темно, как в заднице! Ты и ты… – доносилось из хаты, куда гунн вошел, вооружившись горящей головней. – Нет, не ты, только вы две. Одевайтесь – наш великий вождь в милости своей приглашает вас на пир.
– А ее почему не зовут?
– Говорят, она недостойна сидеть за столом с приличными людьми. А вы две из хороших семей, с которыми не зазорно породниться и самому знатному воину. Счастье вам привалило, девки! Поторапливайтесь, может, сегодня присмотрите себе достойного мужа… ха-ха-ха!
Неприятный был тип этот палач. Все так же хохоча и глумливо подмигивая, он увел двух девок, и те шли с ним охотно. Неужели поверили обещаниям, дуры?
Впрочем, кто его знает? Может, он не сильно и обманул. Сегодня – наложницы, завтра – законные жены, послезавтра – обеспеченные молодые вдовы. И так ведь бывает, дай бог, и этим повезет…
Ага! Вот уже и визг раздался – видать, «женихи» времени даром не теряют.
– А понравилась им моя песня, – смущенно улыбнулся Тужир.
– Само собой! Если еще попросят – не отказывайся. А сейчас разбудим Истра, да ложись спать.
– А ты?
– Посижу еще… Истр! Вставай, брате, солнце уже высоко.
– Какое еще солнце? – не понял спросонья юноша.
– Шучу я. Где уж тут солнце…
– Ох, чем это пахнет? Там не мясо у вас пригорело?
– Откуда мясо?
– Миусс обещался на огонек заглянуть.
– Ага, на огонек… Отпустили его, как же!
– А он и спрашивать никого не станет, куда захочет, там и будет, такой уж парень.
– Ладно. Слышь, Истр, ты, если что свисти…
– Зачем?
– Я тут пройдусь… недолго.
Как бы так сделать, чтобы братья не видели, как он заходит в избу? Тужир, слава богу, спит уже, утомился, певун. А вот второй…
– Где у них тут отхожее место?
– На углу через два квартала… – ответил обрадованный Родион. – Тьфу… во-он у плетня, за хлевом.
– Птичник это, а не хлев.
– Ну, значит, за птичником. Так мы договорились? Если что – свистнешь?
– Да свистну, свистну. Ты только не очень долго, брат.
Поспешно пробравшись по узкой тропке между высокими сугробами, Родион осторожно нажал на дверь.
– Кто здесь? – послышался изнутри девичий голос.
– Я, Радомир.
– Рад?! – Девушка шагнула в сени и подняла лучину, освещая лицо незваного гостя. – Господи Иисусе… Я знала, знала что мы встретимся. Господи… милый…
Никто еще целовал Родиона так горячо и нежно, куда там Катерине или Вальке. Да разве он мог хотя бы вспоминать о других, когда в его объятиях была эта трепетная дева, прекрасная, как тысячи солнц, с губами жаркими как пламя, с темно-голубыми, словно бушующее море, очами… А эти брови, как спинка соболя? А ресницы, длинные и пушистые, а эти локоны, словно расплавленное белое золото, а шелковистая кожа?
Руки юноши скользнули по ее плечам… ах, эта кожа…
Хильда, чуть застонав, неожиданно отстранилась:
– Да, да, Радомир, милый… Я желала бы стать твоей прямо здесь и сейчас, в этой мерзкой хижине, но увы, девственность – ныне моя единственная защита и надежда. Конечно, кроме тебя – ведь ты меня не оставишь?
– Нет! Нет, никогда! Клянусь всеми богами.
Их губы снова слились в поцелуе, и юноша очень надеялся, что он не станет для них последним.
Но времени уже не было – снаружи раздавался свист. Истр заливался, будто Соловей-разбойник, и Родион едва успел покинуть избу, как почти нос к носу столкнулся с готом Эрмольдом. С тем было еще трое, все незнакомые. Похожий на рок-звезду Фротберт не пришел – понятное дело, слишком мало они с Эрмольдом друг друга любят, чтобы разгуливать вместе.
– Куда? – Радомир загородил готам дорогу, положив руку на меч.
– Твое какое дело, пес? – Эрмольд произнес это намеренно громко, чтобы как можно больше людей услышали оскорбление. – Ой, а это кто здесь спит? Не тот ли трус, что удрал от нас этим летом? Все вы, анты – трусы!
Парни-словены схватились за копья – ясно было, что стычки не избежать. А вожак молодых готов именно на это и рассчитывал. Проснувшийся Истр первым делом подкинул дровишек в костер, и при свете пламени Родион заметил, как Эрмольд бросил в сторону избы похотливый взгляд. А ведь там сейчас только Хильда! Понятно, что задумал этот черт! Привел троих товарищей, чтобы затеяли драку с дозорными, а он тем временем…
Но не много ли шуму выйдет? У Эрмольда, как видно, тоже хватило ума это понять. Что-то крикнув своим, величественным жестом он убрал извлеченный было меч обратно в ножны.
– Потом с вами разберемся, сейчас некогда. Да и не годится тревожить ночной покой. Нас послал Ашир… за девкой!
– Да что ты говоришь? – недоверчиво ухмыльнулся Истр.
– Ты мне не веришь! – возмутился предводитель молодых готов. – Вы все слышали?
– А что ты на них оглядываешься-то? – вмешался Радомир, не желая видеть, как Эрмольд вызовет на бой Истра, который не имел бы никаких шансов против него выстоять. – Что пристал к отроку, свинья ты подлая?
– Кого ты назвал свиньей?
– К тому же ты еще и глухой! – Родион вытащил скрамасакс. – Давай решим меж собой, как подобает мужчинам!
– С тобой? Прекрасно! – Эрмольд выхватил меч и бросился в драку.
Первым же ударом гот едва не выбил у Радомира меч; клинки скрестились, высекая искры. И тут Родион с ужасом обнаружил, что совсем не умеет сражаться! Все чудом полученное мастерство разом исчезло, он не знал даже, как парировать удар или делать выпад. Все произошло в точности как со знанием языков – чем дальше от родного болота, тем меньше умений. Но делать-то что? Биться, что же еще? Назвался груздем, теперь хоть как рыба об лед!
Раз уж умение его покинуло, Родион решил понадеяться на свою выносливость и ринулся в атаку. Лучшая защита – это нападение! Однако соперник вынослив был не менее, а к тому же Родионовой дерзости мог противопоставить выучку и опыт. Первый натиск он отразил с осторожностью, но вот тонкие губы изогнулись в улыбке, и Родиону стало ясно, что его враг все понял! Во взгляде Эрмольда отразилось торжество, движения стали небрежными – он уже не бился по-настоящему, а лишь играл с неумелым соперником, будто кошка с мышью. То нанесет удар, то отпрыгнет, лениво отобьет выпад, пойдет по кругу. Выжидает подходящий момент, чтобы унизить, растоптать.
У Родиона было такое чувство, будто он поднялся на легоньком самолетике высоко-высоко в небо, стремился к самому солнцу, вот наконец пронзил облака, взмыл над сияющим золотистым морем – и в этот момент вдруг отвалились крылья.
Удар… снова удар… Нет! Одним натиском не пробьешь защиту. А гот, сволочуга гнусная, кружит словно ворон, выжидает… Нужно срочно что-то придумать. Но сперва отбить вот это удар… Черт, что это?
Эрмольд ударил коварно – обвил клинок Радомира своим, дернул… Описав в воздухе кривую дугу, скрамасакс воткнулся в сугроб шагах в десяти. Родион метнулся туда же, и тут вдруг что-то просвистело над головой, а потом кто-то завыл, обиженно и злобно.