– Это твои сообщники, убийца? Что молчишь? Плохи ваши дела, скажу сразу. Аb altero exspectes alteri quod feceris, то есть жди от другого того же, что сам ему сделал.
– У нас говорят: как аукнется, так и откликнется, – усмехнулся пленник. – Только это к нам не относится, мы-то никого не убивали.
– Не вы, а настороженный вами лук. На человека, нашего человека!
– Да не наш это самострел! Мы едва успели в лес войти, как на вас напоролись!
– А кто же? Кто же тогда убил нашего воина?
– Не знаю!
– Незнание – не довод! – высокоученый главарь осчастливил собравших еще одной латинской мудростью. – Хорошо, зайдем с другого конца – кто вы и из чьего рода? Где ваше поселение, как долго до него идти?
Радомир украдкой бросил взгляд на Истра: тот едва заметно покачал головой. Понятно – не надо им говорить про селение. И что же – погибнуть под пытками? Эти церемониться не станут. На вожака их достаточно посмотреть: холеный такой, интеллектуала из себя строит, будто какой-нибудь оберштурмбанфюрер СС!
– А? – Повернув голову, гунн глумливо приставил к уху ладонь, что немедленно вызвало новый взрыв веселья подчиненных. – Не слышу ответа. Ах, вы, наверное, лучше поймете по-другому. Хорошо! – Он обернулся к воинам и указал пальцем на Родиона. – Берите вот этого…
Тужир нервно сглотнул, и палец сразу же переместился на него:
– Нет, лучше вот этого. Похоже, он из них самый младший. Что смотрите? Он будет умирать у вас на глазах и, поверьте мне, долго и страшно.
Схватив побледневшего как полотно парня, гунны быстро сорвали с него одежду и положили спиной вверх на принесенную снаружи колоду. Какой-то мерзкий кривоногий тип с мускулистыми ручищами выхватил из-за пояса кнут и поклонился:
– Приступать, мой господин?
– Пожалуй, приступай. А мы послушаем… и посмотрим. И пусть подают еду…
Но едва кривоногий палач успел размахнуться, как главарь поднял голову и прислушался.
– Что? Что там такое, что за шум? Подожди пока, Ашир. Узнайте, в чем дело?
– Там какие-то люди, господин, – войдя, с поклоном доложил стражник. – Говорят, к тебе.
– Ко мне?
– Они назвали твое имя, господин.
– Хм… – Предводитель гуннов задумался, но тут же усмехнулся. – Ах да, совсем забыл. Кажется, я знаю, кто это. Пусть войдут.
Стражник покинул шатер, и сразу же, сняв шапки и кланяясь, вошли двое – жрец Влекумер с молодым Хотобудом!
– Здрав будь, славный Варимберт-воевода!
– А, вот и местный жрец пожаловал. Что так долго?
– Запоздали, извини, господин. Зато…
Волхв вдруг осекся, встретившись взглядом с привязанным к колоде Тужиром. Хотобуд сразу же заметил двух других парней и успел шепнуть о том Влекумеру.
– Что вы там шепчетесь? – немедленно поинтересовался Варимберт. – А, вижу, вы узнали сородичей! Они, кстати, только что убили нашего воина.
– Не мы! – Родион упрямо мотнул головой. – А скорее эти двое. – Юноша кивнул на старика с племянником. – Они и есть убийцы.
– Да что ты говоришь? – рассмеялся предводитель гуннов.
– Я говорю, что есть!
– Ладно, не будем спорить, – Варимберт щелкнул пальцами. – Уберите пока этого…
Воины и палач послушно утащили из шатра колоду с привязанным юношей.
– Эй, эй, – забеспокоился Радомир. – Нельзя ли его развязать и дать одежду? На улице-то, чай, не май месяц.
– Заботишься, чтобы твой дружок не замерз? А ты, жрец, ничего не хочешь мне поведать?
– О да, господин! – Влекумер расплылся в улыбке, которая так редко гостила на его хмуром лице. – Эти парни – ловкие и смелые, из них выйдут хорошие воины.
– Не может быть. Ты, верно, имел в виду, что они подлые убийцы.
– Нет, нет, вождь, именно воины. Если бы ты только видел, как отчаянно они бились с готами! А как ловко потом выбрались из земляной ямы!
– Сбежали из земляной ямы? – удивился Варимберт. – Ну, надо же! А ведь кто-то мне уже об этом рассказывал. Кажется, один славный юноша, по имени Эрмольд. Или кто-то из тех, кто за ним присматривает – сам-то Эрмольд особой честностью не отличается.
– Это умелые воины, клянусь всеми богами! – твердил Влекумер.
Радомир слушал его с тревогой: с чего это навию их нахваливать? Тут явно дело нечисто.
– Берите этих троих, – неожиданно предложил тот. – Все будут рады, да еще трех девок в придачу дадим, дань больше обычной получится.
– Девки у нас и так будут, – заметил гунн. – На обратном пути возьмем у готов. Впрочем, не откажемся и от ваших, но только чтобы красивые были или мастерицы умелые, ясно?
– Я передам твои слова старейшинам, – поклонился Влекумер, приложив руку к сердцу. – Они исполнят.
– Еще бы! – усмехнулся Варимберт. – Они мне теперь должны всю жизнь – ведь это ваши люди убили моего. Так ты говоришь, из этих троих получатся воины? Уж больно они молоды.
– Молодые, да ранние, как у нас говорят.
– Ваши старейшины всегда норовят схитрить и спрятать от нас лучших бойцов. Вот что! – Воевода хлопнул в ладоши. – Мы их сейчас проверим в деле!
Все вышли наружу, встали под сосной за шатрами. Воины вновь подвели пленников к вождю.
– Кто из вас стреляет из лука? – спросил тот.
– Да все, – Истр пожал печами и сплюнул. – Хоть я могу.
– Видишь ту сосну? И мишень на ветке?
– Эту ту, медную? – Юноша прищурился. – Что блестит?
– Собьешь?
– Дайте лук.
Влекумер с Хотобудом, топтавшиеся неподалеку, побледнели. Жрец быстро подошел к Варимберту, заискивающе поклонился:
– Так, может, мы, господин, и пойдем себе? Все вроде решили.
– Мы еще не испытали ваших воинов! А-а-а… – понятливо осклабился гунн. – Ты опасаешься, что стрела полетит не в мишень, а в твой живот? Напрасно! Видишь того славного воина с большим кинжалом? Это Ашир, наш палач. Любым оружием владеет отменно. Слышишь, парень? Да-да – ты! Не вздумай шутить! Развяжите ему руки и дайте лук. Кстати, того, третьего, что мы хотели пытать, догадался кто-нибудь развязать? Молодцы.
Варимберт подошел к Истру и лично вручил стрелу.
– Попадешь – будем считать, что для тебя все закончилось удачно. Нет – что ж, заменишь своего дружка на колоде. А уж Ашир постарается…
Взглянув на палача, вождь добавил что-то на непонятном Радомиру языке, наверное, гуннском. Правда, собственно гуннов, желтолицых и узкоглазых, среди его подчиненных было совсем мало. Как и сам воевода, большинство их имело европейскую внешность: скорее всего, это были готы или их сородичи из какого-то другого германского племени. Родион понимал их речь, хотя сам не знал, каким образом ему это удается.
Тем временем пошел снег – не зря опасались метели. Послюнив палец, Истр проверил силу ветра, потом прицелился. До сосны и висящего на нижней ее ветке медного диска, размером с консервную банку, было метров сто. Честно говоря, Радомир тревожился: подросток хоть и неплохой охотник, но все же…
В-вух!
Свистнула стрела, и словно в ответ послышался звон. Оп – и сбитая мишень улетела в кусты, исчезла в сугробе. Туда немедленно кинулись люди – нашли, отряхнули, принесли, протянули с поклоном:
– Смотри, вождь!
– Молодец! – с довольным видом похвалил гунн. – С первого выстрела. А ты не обманул, Влекумер!
Он обернулся к навию, а тот сразу приосанился, заулыбался, будто лично тренировал Истра, неожиданно выигравшего олимпийскую медаль. Хотобуд, глядя на своего покровителя, тоже горделиво расправил плечи: дескать, это он отобрал для господ гуннов таких хороших воинов, дерьма не предлагаем. Однако рано радовались – испытания-то не закончены.
Взгляд Варимберта упал на Тужира, зябко переминавшегося с ноги на ногу – замерз парень, пока лежал на колоде голый.
– А ты что умеешь? Стрельбу мы уже видели, попробуем другое. Может быть, борьбу? Ты что там разглядываешь, парень?
Тужир, не отрываясь, смотрел на одного из воинов: уже немолодого германца, по виду опытного, со шрамами на лице. Волосы его были заплетены в две косы, правой рукой он опирался на короткое копье, левой держал на плече секиру с затейливыми узорами на лезвии и полустертой позолотой на рукояти. Оружие было дорогое – скорее на праздник, чем в бой с таким ходить, вероятно, добыча.
– Похоже, этому парню понравился твой топорик, дружище Хлотарь! – захохотал Варимберт. – Дай-ка ему.
Подойдя ближе, матерый воин поклонился и, буркнув что-то, отдаленно смахивающее на приветствие, с явной неохотой протянул секиру парню.
– Ну? – потирая руки, ласково осведомился херцог. – Что ты можешь сделать, имея такую вещь?
– Красиво! – проведя ногтем по лезвию, восхищенно произнес юноша. – Никогда таких не видал.
– Ты много чего не видал. Так можешь хоть что-нибудь?
– Ну… дрова могу наколоть… быстро и много.
– Слыхал, Хлотарь? Этот парень собрался твоей секирой дрова колоть!
– Я его кости поколю и сложу в поленницу! – под общий смех вспылил ветеран. – А ну-ка, отдавай обратно!
– Постой, постой, дружище! – Варимберт от души веселился, а его свита едва не лопалась от смеха. – Значит, дрова колоть умеешь. Хорошо. А куда бы еще эту вещицу приспособить? Только не говори, что бриться можно!
– Вон та сосна… – Тужир посмотрел вдаль. – Я бы подошел шагов на сорок…
– Подойди, – разрешил вождь. – Но прежде скажи – что ты хочешь делать?
– Срублю ей вершину!
– Так-таки и срубишь? А не высоковато лезть?
– Кто собирается лезть?
Радомир закусил губу, глядя, как неотступно следовавший за парнем палач с длинным кинжалом в руке громко отсчитывает шаги:
– Три дюжины… Три дюжины и один… Три дюжины и два… Сорок!
На последних шагах подросток начал раскручивать секиру снизу вверх, сбоку от себя. Крутил, крутил, крутил – и, не замедляя шага, бросил!
Срубленная верхушка свалилась в сугроб. Тужир тут же метнулся за секирой – нашел, счистил рукавом снег и, вернувшись, с поклоном подал ветерану:
– Твое оружие весьма хорошо, славный воин. Но чтобы владеть им в бою, нужна немалая сноровка.
– Не переживай, у Хлотаря такая сноровка есть, – под общий смех съязвил предводитель гуннов и повернулся к Радомиру: – Теперь ты. Оружие я выберу сам. Владеешь мечом?
Молодой человек неопределенно хмыкнул. В армии он из карабина неплохо стрелял и еще из автомата Калашникова. В той схватке с готами пришлось, конечно, и мечом помахать – как-то все само собой получалось.
– Меч! – не оборачиваясь, потребовал херцог.
Кто-то сунул в руки пленному красивую узорчатую рукоять. Гуннский меч был почти без перекрестья, зато на клинке словно бы сквозь туман проступали матовые разводы. Просто чудо!
– Ашир, будешь биться с ним. Осторожнее, не калечь без нужды. Но если почувствуешь слабину – можешь срубить голову!
Скинув полушубок, палач до пояса обнажил мускулистое тело, густо покрытое татуировками в виде змей, драконов, лошадей. Ухмыльнулся, взмахнул мечом.
Радомир тоже стащил рубаху. Сейчас он почему-то не чувствовал ни холода, ни метели, скорее ему даже было жарко.
Меч дали хороший, спору нет, но к нему бы еще умение! Что толку в купленных правах, если совсем не умеешь ездить?
Палач ударил первым, сильно и хлестко. От неожиданности молодой человек едва не выпустил оружие, и зрители разочарованно засвистели.
– Покажи ему, Ашир! Снеси неумехе голову!
Судя по прищуренным глазам палача и презрительной усмешке, именно это он и собирался сделать. Да решил покуражиться сначала, черт бритоголовый.
Подпрыгнув, он взмахнул мечом и слегка оцарапал юноше грудь; показалась кровь, а палач опять отскочил, примериваясь, выбирая цель для нового удара. Перед глазами Радомира будто молния сверкнула – он и понять ничего не успел, а на груди заалела новая царапина, образуя вместе с первой кровавый крест. Противник захохотал, вращая глазами, отпрыгнул, поклонился зрителям и снова ринулся в бой. На этот раз с силой ударил по руке – видно, хотел отрубить напрочь.
И вдруг с Радомиром что-то случилось – как той ночью, во время сражения с готами. На миг потемнело в глазах, а потом все существо охватила холодная и расчетливая ярость. Меч словно сам собой отбил вражеский выпад и ринулся вперед – два стремительных удара, и разрисованную грудь гунна тоже украсил крест из двух кровоточащих царапин!
Ага! Вот тебе!
В глазах-щелочках промелькнула тревога. А Радомир не унимался, снова атаковал; в ушах стоял звон, белый снег вокруг уже испятнала кровь, а в груди поднималась буйная непонятная радость! Голову, говоришь? Еще посмотрим, кому чья голова достанется!
В себя Родион пришел, лежа на снегу. Четверо воинов держали его за руки и за ноги, а пятый, тот самый ветеран с косами, сидел на груди и с силой хлестал по щекам.
– А, очнулся наконец! – наклонившись, Варимберт с явным любопытством посмотрел на парня. – Да ты, оказывается, берсерк! Ну надо же – воин-зверь! Такой же пустоглазый дурень.
На следующий день гунны тронулись в путь. Двести прекрасно вооруженных воинов, конных и пеших, около сотни рабов и рабынь, груженные данью сани-волокуши вместе составили обоз, растянувшийся на километр. В эту снежную страну, некогда покоренную предками нынешнего властелина Аттилы, херцог и королевский граф Варимберт, сын славного Индульфа, явился за данью. В сборе таковой ему, разумеется, помогали доверенные люди из числа местной знати. Это хорошо понимал Радомир, шагавший у стремени властелина. Варимберт херцог любил вести в пути умные беседы, и хотя предпочитал скорее говорить, чем слушать, все же нуждался в собеседнике. А Родион мотал на ус, ухмыляясь про себя: и в двадцать первом веке было у него немало таких же разговорчивых знакомых. Кое-что в мире и с тысячелетиями не меняется…
Вот на дальнем пригорке показался новопостроенный Доброгастов тын, но к нему гунны не поехали. Незачем – рабыни и воины уже взяты.
– А за стену ваши старейшины заплатят дополнительно, – перехватив тоскливый взгляд парня, ухмыльнулся вождь. – А как ты думал? На следующий год возьмем больше воинов и девок. Налог кровью! Кстати, у твоих дружков не возникнет желания сбежать? Я их, конечно, предупреждал, что в таком случае будет со всеми их родичами и селением, но они еще слишком молоды, чтобы думать о других, а ведь vita sine libertate nihil est. Жизнь без свободы – ничто!
– Нет, господин, они не настолько глупы и понимают: лучше возвратиться на родину спустя несколько лет, но с честью, чем прямо сейчас увидеть на месте родного селения пепелище и обгоревшие трупы близких.
– Правильно рассуждаешь, ант, – Варимберт усмехнулся. – Я бы даже сказал, ты слишком умен для берсерка.
– А разве все ваши вожди знают латынь?
– Как же мне не знать латынь, если моя покойная матушка происходила из славнейшего рода римских патрициев? А отец – вождь западных готов. Ты рассуждаешь почти как настоящий философ – прямо новый Сократ, Марк Аврелий, Платон! Тебя не удивляют эти имена? Приходилось слыхать их?
– Имена слыхал, – честно признался юноша. – А в чем суть, не знаю.
Про Юнга и Фрейда он бы рассказал немало, но этих имен не мог знать сам Варимберт, а стало быть, поразить его своей ученостью не удастся.
– И то хорошо, ведь мои воины вообще ничего такого не слышали, – вождь пренебрежительно взмахнул плетью. – И наложницы, как назло, попались глупые. Не с кем перекинуться словом. Что поник головой? Прощаешься с родиной? Не грусти, парень, тебе и твоим дружкам повезло. Вы увидите мир! Более того – под славным знаменем великого Этцеля вы не просто войдете, а ворветесь в этот мир, надменный и гордый, чтобы поставить его на колени и владеть им по праву сильного. И там уже не вы будете платить налоги, а вам униженные и покоренные народы принесут дань кровью! Что толку сидеть в этих гнусных лесах и болотах, когда есть возможность увидеть весь мир у своих ног. Соплеменники будут вам завидовать, когда вы вернетесь… Впрочем, едва ли вам захочется возвращаться к этой серой и убогой жизни.
Гот Варимберт, внук римского патриция, а по совместительству свирепый гуннский вождь и философ, рассуждал больше сам с собою. Радомир слушал вполуха, и картины будущего величия волновали его гораздо меньше, чем мысли о болоте, от которого он удалялся с каждым шагом. Так или иначе, вернуться сюда надо в теплое время года. А бежать сейчас – бессмысленно. Люди, недавно принявшие его в род, уже успели предать новообретенного сына и брата, пустили в уплату кровавого налога.
И еще он думал о Хильде, девушке из снов. Неужели та случайная мимолетная встреча останется единственной наяву? Нет, не может быть. Теперь он знал, что его удивительные сны были не случайны. В них он становился давно погибшим вождем по имени Радомир – отсюда его знания древних языков, умение обращаться с холодным оружием. Каким образом он унаследовал все это наяву? И как долго будут продолжаться чудеса? Ведь без них человеку двадцать первого века в этом мире не выжить…
Глава 14
Зима 450 года. Поднепровье
Разделяй и властвуй
Гунны не спешили: обоз с данью медленно полз по степям на запад, то забираясь далеко к северу, то отклоняясь к югу. Опытный Варимберт херцог проходил здесь не в первый раз и почти не нуждался в услугах проводников. Как понимал Родион, земли от Уральских гор и до Венгрии и Румынии (здесь известных как Паннония и Дакия) были подвластны гуннам, точнее, их верховному вождю Аттиле. Впрочем, большинство его подданных составляли германцы, славяне, аланы, даже римляне, а настоящих потомков древнего народа хунну (или сюнну) оставалось все меньше – дав когда-то толчок «великому переселению», они почти растворились в разноязыком множестве завоеванных народов. Осталось лишь имя, нагоняющее страх на дряхлеющую империю римлян, уже развалившуюся на две части – Западную и Восточную.
Все население степи, лесостепи и даже густых лесов по берегам широченных рек Данапра, Данастра, Данувия подчинялось завоевателям, платило им дань и отдавало лучших молодых воинов в войско великого и ужасного Аттилы.
К исходу пятого или шестого дня пути на берегу реки показались заснеженные укрепления, и Родион узнал тот самый, памятный по летним событиям поселок готов: ворота, ров, длинные дома, крытые дерном, а сейчас похожие на большущие сугробы. Кто бы мог подумать, что в этих местах может быть столько снега – прямо тебе Мурманск! Или климат в эту эпоху был более холодным и снежным? Скорее более влажным – сильных морозов, к счастью, не выдавалось, температура, по ощущениям, держалась около нуля. Правда, частенько поднимался ветер, начиналась метель, и мокрый противный снег облеплял щеки.
Заметив обоз, на воротной башне зажгли факелы, хорошо заметные в сумерках, и тотчас же навстречу гуннам вылетели всадники в коротких плащах. Но погарцевать не удалось – кони вязли в снегу и тревожно ржали.
– Да поможет тебе Господь, славный херцог! – Спешившись, всадники низко поклонились, и находившийся неподалеку от вождя Радомир вздрогнул, узнав своего недоброжелателя – молодого Эрмольда. Надменное лицо его сейчас казалось кротким и смешным, как морда ягненка.
– Благополучен ли был ваш путь? – осведомился еще один знакомый, тощий судья-тугин.
– Благополучен, – кивнул предводитель гуннов. – Хотя мог бы быть и полегче, если бы не этот чертов снег! Как наша дань? Вы приготовили девушек?
– О, они давно ждут вас, мой господин! – Старик важно пригладил бороду. – И плач их слышен так далеко, что…
– Что же они рыдают-то, дуры? – удивился Варимберт. – Неужели лучше прозябать здесь, в глуши, среди снегов, нежели стать наложницей, а потом женой славного воина, богатого и великодушного? Жить в великолепном дворце – двухэтажном, с просторным атриумом и садом, с цветниками, источающими нежный аромат роз… А у вас здесь разве что воняет навозом! И уборной-то нет порядочной…
При этих словах Радомир не выдержал и хмыкнул: дикий вроде бы гунн, а тоже комфорта жаждет! Золотой унитаз ему подавай!
– Risu inepto res ineptior nulla est! – не оглядываясь, заметил привередливый философ. – Нет ничего глупее глупого смеха.
Молодой человек отвернулся… и встретился глазами с Эрмольдом. Во взгляде гота вспыхнула ненависть – узнал, надо думать. И неожиданно ухмыльнулся: видно, понял, каким образом их беглец вновь тут оказался.
– Прошу, господин. – Старик тем временем забрался в седло – довольно ловко для своего возраста подпрыгнул, сунул ногу в высоко привешенное стремя.
Варимберт как-то говорил, что именно гунны придумали стремена, неизвестные римлянам и германцам. Те всегда сражались пешими, а римляне хоть и имели конницу, но использовали ее разве что на подхвате – без стремян и усидеть-то в седле нелегко, куда там сражаться!
Вслед за любезными хозяевами гуннский обоз длинной гусеницей втянулся в поселок, сразу ставший многолюдным и тесным. В домах, конечно же, все не поместились бы, поэтому гунны прямо на улице разбивали шатры и разводили огонь. Всюду слышались похабные шутки и смех. Хотя Варимберт херцог строго-настрого предупредил своих, чтобы не лезли в жилища и не трогали женщин, все же с наступлением темноты некоторые ретивые вояки, особо изголодавшиеся по теплому женскому телу, попытались проникнуть в усадьбы. Повезло не всем: жители не собирались сегодня спать, а вооружившись копьями, секирами и мечами, прохаживались около своих плетней, с подозрением посматривая на опасных гостей.
Впрочем, кое-кто оказался удачливым и смог выманить с дальнего двора служанок – или кого там, разбери-ка в темноте! То тут, то там уже слышался женский визг и довольный хохот гуннов.
Варимберт на эти забавы смотрел сквозь пальцы: побежденные должны чувствовать власть победителей! Однако, не желая без нужды обострять отношения, на глазах местных вельмож отругал зарвавшихся, даже пообещав предать «особо наглых злодеев» образцово-показательной казни. Поверили ему или нет – неизвестно, но приличия были соблюдены, и в длинном доме тунгина уже накрывали столы, жарили мясо, наполняли кувшины пахучей брагой и недавно сваренным в честь завоевателей пивом. Радомир с братьями на это угощение губы не раскатывали: они пока среди гуннов никто и звать их никак.
Впрочем, именно здесь, в селении, Варимберт наконец распорядился выдать безоружным парням по копью и поставить дозорными у входа в главную усадьбу. Да строго наказал, чтобы безжалостно отгоняли «всякую падаль» – и своих, и тем более местных.
Парни были этому рады: и оружие получили, пусть даже одно копье на всех, с которым предстояло нести службу по очереди, и делом заняты хоть каким. Да и с готами малость поквитаться приятно. Им ведь перед словенами заноситься нечего: тоже платят гуннам кровавую дань.
Брага и пиво предназначались избранным – десятникам и заслуженным воинам, пользующимся особым доверием, таким, как Хлотарь из племени сигамбров. Вислоусого седого ветерана Варимберт лично пригласил на пир.
– Только оставь свою секиру, славный воин, чтобы не садиться за дружеский стол с оружием, да и мясо резать удобнее простым ножом! – посмеивался херцог. – Доверь ее пока хотя бы вот этому парню, Радомиру.
– У него честные глаза, – прищурился Хлотарь, протянул Родиону оружие и тут же предупредил: – Смотри, потеряешь – убью!
– Да ладно! – отмахнулся Родион, хотя прекрасно понял: это никакая не фигура речи.
– Однако, ну и манеры! – расхохотался херцог. – Парень, когда-нибудь ты нарвешься, и твоя дерзость тебе выйдет боком! Впрочем, черт с ним! Идем же, славный мой Хлотарь, омочим усы в вине… Или в том, что нальют.
Костры разгоняли сгустившуюся тьму, оранжевые отблески пламени плясали на сугробах и заснеженных крышах. Зимою развести костер оказалось не таким простым делом: вначале надо выкопать в снегу яму до самой земли, выбрать подходящую сушину, срубить, разделить на чурбаки, потом расколоть на поленья. Зато за водой ходить не надо: бери снег и кидай в котел, как растопится – вари мясо. А мяса было много, ешь, не хочу! Сменявшиеся дозорные тут же шли к ближайшему костру, получали свою порцию и ели торопливо, обжигаясь, а в ту же воду уже закидывали новые куски. Зато какой густой отвар получался – питательный и вкусный.
Между дворовыми постройками сновали младшие домочадцы и слуги, подносили припасы и пиво. Сквозь распахнутую настежь дверь слышались громкие голоса и хохот; вот затянули песню, сопровождаемую вместо музыки грохотом увесистых чаш и кубков:
Кровожадная фрамея
Пьет и пьет чужую кровь!
Мы отбросим все сомненья
И знамения богов!
Вновь косматые дружины
Потревожат вечный Рим!
Кто свободен и двужилен,
Тот почти непобедим!
Легионы встретим песней
И сомкнем стеной щиты!
Мы собьем с них много спеси
И повесим на кресты![5]
– Что улыбаешься? – окликнул Истр, подойдя и протягивая старшему братцу краюху хлеба – настоящего, недавно выпеченного, с тонкой хрустящей корочкой. – Вот, попробуй. Наши бабы вкуснее пекут, потому что у нас печи лучше!
– Часовому запрещается: есть, пить, спать, отправлять естественные надобности, разговаривать с кем-либо… – вместо благодарности выпалил Радомир. – Что глазами хлопаешь? Устава гарнизонной и караульной службы не знаешь? Три наряда вне очереди!
– Ой, брате… Мудрено ты говоришь. И, знаешь, с каждым днем все мудренее. Я уже тебя с трудом понимаю.
А ведь парень верно подметил! Родион и сам стал замечать, что по мере удаления от Доброгастова села все хуже понимает своих названых братьев. Словно заснул его неведомый «внутренний переводчик», и на язык просятся фразы из двадцать первого века. Надо что-то с этим делать – больше общаться, самому говорить, других слушать. Язык учить всерьез – похоже, он тут надолго застрянет. А как еще постигнешь все тонкости чужой речи, если не в живом общении?
– Благодарствую, братишка, хлебушек очень вкусный!
– Вот видишь! Я для тебя прихватил, когда Варимберт прислал из дома. Ох уж этот Варимберт, – Истр задумчиво покачал головой. – Он и наших всех знает, и готов. Я даже думаю: если не он сам, так его люди могли указать молодым готам путь к нашему селению. Ну, тогда, помнишь, когда Нега погибла. Она нам помогает: недавно во сне приходила, сказала, что все с нами будет хорошо. Веселая была, улыбалась. Только вот хотела предупредить о чем-то, да не успела – проснулся я, дурень… А, это Тужир меня и разбудил, толкаться начал – холодно, вишь, ему стало!
– Варимберт указал готам путь к нам? – хмыкнул Рад. – Вполне вероятно. И так же он указал нам, то есть Хотобуду, обратный путь к готам.
– Но… зачем?
– Экий ты наивный, братишка! Римская… ромейская… пословица есть: разделяй и властвуй. Гуннам не нужно, чтобы словене и готы между собой жили мирно – а то еще в силу войдем, укреплений везде понастроим и с данью кинем.
– Куда… кинем?
– Дань, говорю, платить перестанем.
– А! – Подросток наморщил нос. – Понятно. Тужира сейчас пришлю – пусть сменит тебя, пора уже, а ты с нами у костра погреешься.
– Слышь, Истр, давно хотел спросить: как ты время-то определяешь? Откуда знаешь, что Тужиру пора меня сменить?
– А чего тут определять? – непритворно удивился парнишка. – По луне и звездам проще всего, а коли их нет, я в костер гляжу. Догорит головешка – моя пора настанет. Да пустое дело, это все могут.
Родион хмыкнул: да уж, все. Кроме тех, кто с детства к наручным часам привык.
– А вон и Тужир бежит – тоже, видать, на головешку посмотрел. Ладно, тогда пошли.
Вручив переходящее копье братцу, Родион вслед за Истром отправился к костру, вокруг которого сидело с десяток воинов – готов, гепидов, гуннов. Остальные, надо думать, спали уже или с вождем пировали.
– Вот идем – лес кругом, темно, холодно, хоть и лето, – рассказывали у костра. – И тут вдруг, откуда ни возьмись – римляне! Целый отряд. А командовал ими везигот Лютеций…
В другой раз Родион и послушал бы, но сейчас ему не давала покоя мысль о Хильде. Едва завидев знакомый тын, он сразу подумал, что эта ночевка уж наверное даст им случай увидеться. Но как? Нужно поискать ее – расспросить местных, передать поклон, может быть, договориться о встрече… и поскорее. Мечты, мечты…
– Что-то не спится! – подмигнув Истру, Радомир знаком велел тому оставаться на месте, а сам отошел за шатры.
Постоял, послушал доносящиеся из разных концов селения голоса и собачий лай, подумал и решительно зашагал к ближайшей усадьбе. Здесь было темно и тихо, лишь, громыхнув цепью, вскинулся за воротами пес, угрожающе зарычал, залаял.
– Эй, – оглянувшись, позвал молодой человек. – Есть тут кто-нибудь?
– Тебе что за дело? – с нарочитой грубостью и тайным испугом отозвался со двора юношеский голос. – Ступай своей дорогой.
– Я бы и пошел, – покладисто согласился Радомир, – только вот…
И запнулся: не мог вспомнить, как на языке готов будет «передать поклон». Словно заклинило! Как здесь принято говорить в таких случаях – не привет же передавать!
– Чего надо-то? – прикрикнув на пса, осведомился парень из-за ворот.
– Девушку знакомую ищу, – Радомир решился говорить открыто.
– Ха! Девушку ему! Вот пожалуюсь отцу, он сейчас с вашим вождем пирует – он тебе покажет девушку!
– Ее зовут Хильда – может, знаешь?
– Хильда? – повторили во дворе, после чего озадаченно замолчали.
– Эй, эй! – снова позвал Родион. – Ты там уснул, что ли?
– Ты про ту Хильду, которую едва не казнили? Ну, приблуду…
– А что, у вас много девушек с таким именем?