– Слышь, Истр, а ты каких-нибудь римских императоров знаешь?
Слово «римский» он невольно произнес как «ромейский».
– Конечно, знаю, – тут же откликнулся подросток. – Кесаря знаю, Августа, Калигулу, Тиберия, Марка Аврелия…
– А нынче у ромеев император какой? – слабым голосом спросил Родион, с ужасом ощущая, что наиболее ошеломляющая из его догадок подтверждается. Слабоумный или дикарь, не знающий телефонов и телевизоров, не может так бойко перечислять римских императоров, которых и нормальные-то люди не всегда помнят.
– Хм… Сейчас, сейчас… – Истр деловито наморщил лоб. – Василий рассказывал. Ага – на западе, в Равенне – Валентиниан, а в Константиновом граде – Феодосий, кажется. Но насчет последнего не уверен.
«Этого не может быть, – стучало у Родиона в голове. – Потому что не может быть никогда…»
На минутку допустим: Истр ничего не выдумывает, а честно говорит то, что знает. Тогда выходит, сейчас в Западной римской империи правит Валентиниан, а в Восточной, то бишь Византии, Феодосий. И что нам это дает? Когда там они правили? Одно ясно – очень и очень давно! Нет, нельзя верить одному Истру, надо спросить у кого-нибудь еще. А если и другой тех же правителей назовет? И третий, и четвертый…
Тогда, выходит, придется поверить в невероятное! И не железную дорогу и не шоссе искать для возвращения обратно, а что покруче – машину времени.
– Как же домой-то вернуться? – невольно вырвалось у Родиона как отголосок этих мыслей, от которых даже волосы на голове шевельнулись.
– Вот именно, брат! – охотно подхватил Истр. – Я и сам об этом думаю.
– Ты? Мыслитель! Осталось позу соответствующую принять – как у Родена: коленки подтянуть, руку на подбородок… Однако, смотри-ка, рассвет! – Родион вдруг обнаружил, что прекрасно видит товарища по несчастью. – Сколько мы с тобой пробазарили, не заметили, как утро настало.
|
|
– Это ты не заметил, брат, а я-то давно заметил, – со снисходительным сожалением отозвался Истр. – Кстати, слышишь – сюда кто-то идет!
Родион прислушался и действительно услыхал шаги. А вот кто-то нагнулся над решеткой, лица не видно – один силуэт. Что-то спросил – голос мальчишеский.
Как, мол, не сдохли еще, собаки антские?
– Смотри, сам не сдохни! – хмуро пригрозил Родион.
– Ха, братец! – Истр вдруг ударил юношу по плечу. – Вот уж не ведал, что ты знаешь готский. Я тоже понимаю немножко. Раньше почти все наши ведали германскую речь – рядом ведь жили, да теперь не то!
– Ты сказал – германскую речь? – Родион резко обернулся.
– Ну да, язык всех родственных племен – готов, гепидов, скиров. Ромеи их прозвали германцами, а все их земли – Германией. Я слышал, «германцы» значит «люди войска», но не уверен.
– Видно образованного человека…
– О чем языки чешете, собаки? – донеслось сверху.
– А ты что обзываешься-то? – поднял глаза Родион. – Вылезем – уши тебе оборвем! И вообще, что ты приперся? А ну, пошел отсюда, быстро, пошел!
– Да я… я так просто… посмотреть… – Мальчишка был так озадачен подобной отповедью, что даже перестал ругаться. – Нельзя, да?
– Нельзя! Что тут тебе, цирк? Иди куда шел, парень.
– Ну и пойду… – обиделся не в меру любопытный подросток. – И пойду… А вас… вас завтра казнят – вот!
– Ага, казнят. Вот, прямо так возьмут и казнят. Ладно врать-то!
– Нет, не прямо так, сначала судить будут, а потом, после суда, казнят. У нас все по закону, мы ведь не дикари вроде вас, антов!
|
|
– Перестань нас оскорблять этой кличкой! – подпрыгнув, прокричал Истр вдогонку уходящему парню.
А Родион лишь сплюнул. Хотел цивилизации – вот она, получите и распишитесь. Казнят не просто так, а по суду. Интересно, какие обвинения предъявят? Да, и еще – как получилось, что он понимает язык готов? Если это действительно готы, так их разэтак через коромысло в двойной тулуп!
Глава 9
Поднепровье
Фея из снов
– Если кто-то лишит человека жизни и, отдавши все имущество, не будет в состоянии уплатить следуемого по закону, он должен представить двенадцать соприсяжников, которые поклянутся в том, что ни на земле, ни под землею он не имеет имущества более того, что уже отдал. Если же никто не поручится в уплате виры, тогда он должен уплатить виру своей жизнью!
Продекламировав нараспев эту длинную фразу, судья – худенький и сутулый старикашка со злым сморщенным личиком, одетый в темную хламиду до самых пят, – обвел собравшийся на площади люд ехидным подозрительным взглядом и, откашлявшись, поинтересовался: желает ли кто-нибудь что-нибудь сказать относительно «омерзительных и гнусных преступников»? Преступники были привязаны к столбам рядом с высоким дубом, под сенью которого и разместилась вся судебная коллегия, включавшая самого судью, иначе тунгина, его помощников и присяжных – судя по богато расшитым ярким плащам, людей далеко не бедных.
– Я желаю, господин тунгин! – Из первых рядов собравшихся выступил парень лет двадцати или чуть больше, с пижонской бородкой, заплетенной в две жиденькие косички, и со светло-пегой шевелюрой, стянутой серебряным обручем.
|
|
Точно такие же обручи блестели на его лодыжках и запястьях, длинная фиолетовая рубаха из плотной ткани была украшена разноцветной вышивкой по подолу и вороту. Довершали наряд узкие штаны, смешные башмаки-мокасины и куцый широкий плащик, заколотый сверкающей на солнце застежкою. К наборному поясу с начищенными накладками были привешены гребень, небольшой мешочек, по всей видимости, кошель, и нож в зеленых замшевых ножнах. Из подобных же ножен на богато расшитой перевязи, только куда богаче украшенных, торчала рукоять меча, золоченая, но без перекрестья. В общем, внушительный облик молодого человека явно свидетельствовал о его высоком положении в обществе. Не красавец, но и не урод, лицо обычное, разве что несколько одутловатое.
– Назови свое имя, о славный юноша, – приторно прищурив глазки, попросил тунгин.
– Я – Эрмольд, сын Годальбольда, сына Автгальда, сына…
– Достаточно, юноша, мы все хорошо знаем тебя и твоих славных предков, – устав слушать, судья махнул рукой. – Говори по существу дела, славный Эрмольд сын Годальбольда. Знаешь ли ты этих людей?
Сухонький палец указал на привязанных к столбам пленников – Истра и Родиона. Последнего, надо сказать, это театральное действо весьма забавляло, он даже не скрывал улыбки. И не переставал удивляться: как вышло, что он понимает местный язык, судя по всему, явно германский? Не сказать, что отлично понимает, но на твердую «четверку».
– Да, господин судья, и вы, собравшиеся, – Эрмольд снова поклонился. – Я узнаю этих молодых негодяев. Именно они пять дней назад лишили жизни моего родного брата, юного Ансарда сына Годальбольда, а также юного Годелинда сына Гунберта, юного Дакбольда сына Гаутсинда, юного…
– Вполне достаточно, славный Эрмольд. Думаю, собравшиеся и соприсяжники хорошо знают, кто погиб и при каких обстоятельствах, но ты должен еще раз прояснить, как положено по закону.
– С большим удовольствием, господин судья! – Парень осклабился и сверкнул глазами.
Тунгин тоже улыбнулся и обернулся к стоявшим под дубом:
– Есть ли у вас вопросы к этому славному юноше, господа? Прошу задавать по ходу дела.
– Скажи, о славный Эрмольд сын Годальбольда, эти ли двое негодяев причастны к гибели наших молодых воинов? – Вперед выступил тучный бородач с заплетенными в две косы волосами. Выглядел тип забавно, только нес какую-то чушь!
– О да, оба к этому причастны. Тот, что постарше, убивал наших парней мечом, и от его руки пал мой младший брат, мне это известно от очевидцев! – Эрмольд бросил на Радомира ненавидящий взгляд. – А второй – копьем и стрелами.
– У них были еще сообщники, славный Эрмольд?
– Увы, да. Жаль, что не все они сейчас здесь. Но двоих мы все же настигли, а еще двое, жалкие трусы, бежали, покрыв себя вечным позором.
Родион насторожился: стало быть, из прочих «охотников за головами» двое погибли, а двоим удалось скрыться. Кому – неизвестно, но это значит, что может прийти помощь!
Молодой человек усмехнулся: вот и он стал рассуждать, как древний воин. Впрочем, как тут по-другому? Надежда на своевременный приезд полиции уже ему самому казалась напрасной.
Выходит, тот парень, что в кузнице… был братом этого пижона… Да, и в лице сходство заметно, только тот выглядел на несколько лет помоложе. Понятно, что этот… как его… Эрмольд так разозлился! Но должен же понимать – его брат первый начал!
– Речь не о тех, кого вы настигли и кого упустили, – тем временем покачал головой судья. – Прошу, спрашивайте и дальше, господа.
– Хотелось бы знать, почему Эрмольд упустил врагов? – непочтительно выкрикнул худощавый парень с бритым лицом и длинными светлыми локонами, похожий на слегка подгулявшую рок-звезду. – Если уж он рвется стать херцогом, пусть объяснит, как такое могло случиться? Захватил убийцу своего брата и доволен, а остальные могут идти разбойничать дальше, так, что ли?
Собравшиеся загомонили: видимо, этот вопрос волновал многих.
– Эти антские собаки хитры, как хорьки! – покраснев, выкрикнул Эрмольд.
– Не знаю, насколько хитры хорьки, – издевательски пожал плечами «рокер». – Но ты, Эрмольд, на то и херцог, чтобы быть еще хитрее! На что нам глупцы?
– Ах ты, подлый выскочка! – Эрмольд схватился за меч.
– Ой-ой, как страшно!
– Фротберт, помолчи! – прикрикнул на парня тунгин. – Свои личные вопросы задашь потом.
– Потом? Так ведь Эрмольд меня только что оскорбил, при всех, причем два раза, назвав «подлым» и «выскочкой», – с явным удовольствием перечислил «рокер». – А ведь согласно законам, каждое оскорбительное слово тянет на три солида, не так ли?
– Не так, Фротберт сын Витланда! В твоем случае эти слова нельзя считать настоящим оскорблением.
– Ничего себе – не настоящим?!
– Не перебивай судью! Они потянут… на две дюжины денариев каждое. Не больше!
– Пусть так!
– И не отвлекай нас от разбираемого дела. О своих оскорблениях напомнишь позже, уплатив перед тем судебную пошлину в размере сорока денариев.
– Вот-вот! – убрав меч в ножны, Эрмольд довольно усмехнулся. – Заплати сперва, Фротберт, а уж потом будешь призывать к законности. Так я продолжу, уважаемый господин судья?
– Да, продолжай… Постой, посмотрим, может быть, кто-то хочет задать вопрос. – Тунгин вновь обернулся к собравшимся. – Уважаемый Ротгарн сын Хродравна, ты?
– Да, у меня есть вопрос. – Из тени дуба вышел рослый мужчина с ручищами, словно корни сосны. – Скажи, Эрмольд, при каких обстоятельствах были убиты наши парни?
– Мы отправились на охоту, не имея намерения причинить вред кому-либо, но заблудились и зашли в селение антов, дабы спросить дорогу. Однако они сразу же набросились на нас, будто мы убийцы или дикие звери. Для подлых антов законы гостеприимства – ничто!
– Сам ты подлый ант! – не выдержав, заорал Истр. – Гнусное отродье, засунь свой лживый язык себе в задницу!
– Слышали, господин судья? – Эрмольд вновь взялся за меч. – Может, лучше мне отрезать его грязный язык, пока наши уши не опухли от оскорблений?
– Эй, вы! – Сдвинув брови, судья строго взглянул на пленников. – Мы так и поступим, если вы будете мешать суду.
– Но…
– Молчать! Будете говорить, когда спросят.
– А нас спросят? – хмыкнув, осведомился Родион.
– Если будет на то нужда! – выспренно ответствовал тунгин.
Подобной нужды пока, похоже, не возникало: вопросы задавались лишь с целью «утопить» обвиняемых. Впрочем, этот балаган не затянулся надолго. Взглянув на тень дуба, служившую тут часовой стрелкой, судья прервал обсуждение и откашлялся:
– Дело мне представляется ясным, как и его решение. Подлые убийцы должны понести строгое, но справедливое наказание по нашим законам, ибо своих у них нет.
– Как это нет?! – снова было закричал Истр, но тут же умолк: по знаку судьи воин ударил его кулаком в печень.
Подросток скривился от боли и застонал.
– Итак… Именем славного народа готов и Этцеля рэкса…
«Этцель рэкс» значит «король Аттила», понял Родион. Надо же, какой интересный спектакль! Эти странные люди на самом деле собираются кого-то казнить?
– Приговариваются к смерти путем сварения заживо в котле! – наконец провозгласил судья.
Напряженная тишина повисла над поселением – площадью, длинными домами под дерновыми крышами, каменной высокой стеной, садами и пашнями.
– Да, это гуннский способ казни, – подтвердил тунгин. – Именно ее и следует применять к чужакам.
– Верно! – обрадованно закричал Эрмольд. – Так этим собакам и надо!
– Да, все по закону, – важно закивали помощники. – Все верно. На какое же время назначим казнь, господин судья?
– Полагаю, неплохо будет приурочить ее к какому-нибудь празднику, скажем – ко дню урожая. Думаю, никто не против?
– Я против, если позволите! – Расталкивая собравшихся, к дубу протиснулся высокий мужчина лет сорока, с бритым худым лицом и стриженными в кружок волосами. – Извините, мои господа, я опоздал. – Он поклонился. – Спешил как мог, но…
– Отец Ингравд… – пронеслось в толпе. – Отче…
Родион с интересом взглянул на вновь прибывшего – это еще кто? Священник, что ли? Так они, выходит, христиане? Что же тогда церкви не видно?
– Прошу простить – мой плащ в пыли, а одежда мокра от пота, – отец Ингравд улыбнулся. – Наших погибших детей не вернуть, но я уверен, их светлые души на небесах. Однако не вижу причин казнить этих антов. Месть – удел поганых язычников.
– Да что ты такое говоришь!
– Судья прав! Казнить, казнить их!
Толпа зашумела: священника никто не спешил поддержать, и ухмыляющийся тунгин хорошо это понимал.
– Так что ты нам предлагаешь, уважаемый отец Ингравд?
– Предлагаю сохранить им жизнь…
Толпа зашумела еще более возмущенно, молодежь засвистела, кто-то даже запустил в святого отца камнем, правда, не попал. Не очень-то они почитают служителей церкви! Может, крещены недавно?
– И использовать их для уплаты налога. Налога кровью. Эти двое, похоже, умелые воины. И, клянусь Господом и сыном Его Иисусом…
– Верно! Он верно говорит! Заплатить ими налог!
– Тем самым мы убережем от гуннского рабства двух наших юношей, разве это плохо?
– Хм, – покачал головой тунгин. – Я смотрю, не очень-то ты почитаешь Этцеля рэкса, святой отец. А мы ведь его данники, не забывай. Кстати, еще не известно, как бы все сложилось, если бы гуннам не помогли подлые анты!
– Ну, это давняя история. Относительно же смертной казни епископ наш и учитель Ульфила говорил…
Что говорил «епископ и учитель Ульфила», дослушать не удалось – тунгин снова махнул рукой, раздалось несколько ударов в медный таз или бубен, и все умолкли.
– Да, эти подлые анты достойны смерти, – с неожиданной звучностью промолвил судья. – Но и предложение святого отца заслуживает внимания. А потому я властью своей выношу вопрос на ваш суд, люди! Как в древние времена великих героев, вопрошаю: кто за то, чтобы предать пленных смерти, соберитесь слева от этого дуба, а предпочитающие отдать их в счет налога – выстройтесь справа.
Родион восхищенно присвистнул: а судья вовсе не дурак, хоть и производил на первых порах впечатление чокнутого фанатика.
Народ одобрительно загудел и живо пришел в движение, расходясь на две группы.
Пленники с волнением наблюдали. На суде присутствовали только мужчины, и толпа разделилась примерно поровну. Противники казни выглядели победнее, а стоявшие с другой стороны от дуба начали их переманивать – хватать за руки, обнимать за плечи, что-то шептать, и в итоге большинство проголосовало за казнь.
– Ну и электорат у них тут, – Родион презрительно сплюнул. – Впрочем, у нас в России не лучше: голосуют сердцем, или задницей, или печенкой, но только не головой.
– Слава Господу, сыну Его Иисусу Христу и… – Тунгин покосился на святого отца и уже куда тише добавил: – Нашим древним богам. Вот мы наконец-то разобрались с этим делом, решив его по справедливости и закону.
– Собаки! – ругался у столба Истр. – Разве ж это справедливый суд? Где ж тут законность-то?
– А ты, дружок, на что-то иное рассчитывал? – Родион усмехнулся. – Скорей бы кончился этот дурацкий спектакль.
Дюжие парни отвязали пленников от столбов и потащили обратно в яму. Родион пару раз чихнул от поднятой ими желтовато-серой пыли, конвоиры тоже чихали и ругались.
– Кормить-то нас сегодня будут, деятели? – спросил молодой человек по дороге. – А то ведь помрем до казни.
Все происходившее казалось дурным навязчивым сном: суд, причудливые дома, странно одетые люди. Ну, и яма конечно же, гнусная и вонючая, накрытая кованой решеткой с тяжеленными камнями сверху.
– Еду вам принесем, так и быть, – уходя, пообещал один из стражей. – Благодарите отца Ингравда, псы.
«Псы» не отозвались никак – не было охоты ругаться понапрасну.
– Ну? – Родион искоса взглянул на приятеля. – Что скажешь?
– Многих слов я не понял, не так хорошо помню готскую речь…
– Откуда ты ее вообще знаешь? Учил?
– Раньше, до гуннов, ее все наши знали. Ну, многие. И молодежь обучали по старой памяти – ведь так делали предки.
– Понятно. А мудрые предки не учили выбираться из таких ям? Ведь нас скоро казнят – сварят заживо в кипятке, это ты понял?
– Да понял. Чего уж тут непонятного…
– Дурацкий спектакль! Как и то ваше похоронное шоу. Господи, да когда ж все это кончится-то?
Родион замолчал, задумался – и мысли его не радовали. Одна деревня придурков – это может быть случайность, а вот две – уже тенденция. Странные одежды, странные дома, суд этот чертов. И на протяжении нескольких дней пешего пути ни одной антенны, ни спутниковой тарелки, ни велосипеда, ни автомобиля. Ну, хоть бы кто-нибудь в пиджаке встретился или в шляпе! И в небе – ни единого самолета, даже следов инверсионных нет. Плохо дело, если логически рассуждать, очень плохо. Неужели…
– Что вздыхаешь, брат? Думаешь, как сбежать? Я тоже.
Вот, все эти люди здешние, называющие себя готами, и тамошние, якобы словены или анты. Предположим, что все они психи, актеры-неудачники, сектанты, больные на всю голову члены клубов исторической реконструкции. Допустим, здесь у них слет, как у туристов. Но ведь какие-то вещи современные должны иметься: мобильники, ключи от машин. Ладно, может, их куда-то на хранение сдали – во избежание неаутентичности, как у этих деятелей говорят. Хорошо, но язык? Что, специально готский учили? Но это ведь историком надо быть или лингвистом, доктором наук – способен ли на это обыкновенный придурок? И наберется ли таких сумасшедших гениев на несколько деревень – ведь это десятки, сотни людей! Ну, допустим, свихнулся целый научный институт, хотя, как гласит народная мудрость, с ума по одиночке сходят, только гриппом все вместе болеют. Но неужели никто ни разу не вспомнит, не заговорит о чем-то современном – о политике, спорте, фильмах, музыке, выпивке, наконец! Истру эти вопросы задавать бесполезно, как Родион убедился – тому бы с психиатром пообщаться…
– Я вот думаю, с решеткой мы вряд ли управимся, – негромко произнес в это время потенциальный пациент. Да, отметил про себя Родион, может, Истр и сумасшедший, но точно не дурак. – Копать надо. Тут кое-где мягкая земля, я пробовал. Только…
– Что? – скорее из вежливости спросил Родион.
– Только знать бы, сколько нам осталось? День, два, больше? Когда у них праздник урожая?
– А когда у вас бывает?
– У нас будет дней через дюжину, не раньше – пока страда, сушка, обмолот.
– Так и у них, наверное.
– Нет, у них раньше. Ты же видел – поля уже почти все сжаты, отскирдованы. Боюсь, не так уж много времени нам осталось.
– А что гадать? Сейчас еду принесут – спросим.
– Думаешь, нас кормить будут?
– Так обещали ведь!
– А, тот бритый жрец… Готы верят в бога, распятого на кресте, но не забывают и старых своих богов – те помогают им в битвах.
– Ага… Тс-с! – Родион вдруг насторожился. – Кто-то идет, кажется.
– Точно – идет, – хмыкнул Истр. – Я давно услышал.
Сверху раздались шаги – кто-то подошел к решетке, загородив солнечный свет, что-то поставил на землю.
– Я принес вам воду и пищу. Сейчас спущу, принимайте.
Корзинка, видать, сквозь решетку не проходила, и неизвестный доброхот (или стражник) спускал все по очереди на веревке: кувшин с водой, завернутые в тряпицу лепешки, сливы и груши. Что ж, спасибо и на этом. Подняв голову, Родион поблагодарил.
– Я всего лишь исполняю свой христианский долг, – сухо отозвались сверху. – Ешьте, пейте. Вечером я приду еще или пришлю кого-нибудь.
– А как долго… как скоро нас… – спросил Истр.
– Праздник урожая через два дня. Именно столько вам осталось, увы, ничего не поделаешь.
– Постойте! – вдруг встрепенулся Радик. – Вы ведь священник, да? Из местной церкви?
– Наша церковь не владеет имуществом, мы – последователи епископа Ария[4].
Все это ничего не говорило Родиону. «Ария», не «Ария» – какая разница? Узнать он хотел нечто другое.
– Раз вы священник, то должны знать, сколько времени прошло с начала нашей эры… Тьфу ты! Со времени рождения Иисуса Христа, конечно.
– Сложно подсчитать… – Отец Ингравд задумался, принялся бормотать себе под нос. – Так… сначала был Тиберий, потом… а за ним Траян… Нет, Траян после… Господь наш Иисус родился примерно четыре с половиной века назад, – решил он наконец.
– Четыреста пятьдесят лет назад?! Всего? – холодея, ахнул юноша. – Я не ослышался, вы так сказали?
– Да, да, именно так. Едва ли я мог сильно ошибиться в подсчетах.
– Значит, сейчас примерно четыреста пятидесятый год! – не в силах поверить, обалдело шептал молодой человек. – Плюс-минус год-другой. Неужели, правда?
На шутника священник вовсе не походил.
Середина пятого века – даже если священник ошибся не на год-другой, а лет на десять, это мало что меняет. Все равно ничего еще нет! Насколько Родион помнил из школьного курса истории – а учился он прилежно и успешно сдал ЕГЭ – в те времена еще не было почти ничего из того, с чем знаком современный человек. Ни Киевской Руси, ни Франции, ни Германии, ни Англии. Нотр-Дам еще не построили. Сильнейшим государством Европы считался Рим… Или империя уже распалась? Нет, разделилась на Западную и Восточную, то есть Византию. А Рим одолевали варвары, германские племена, в том числе готы. Но здесь-то они как очутились? Они должны быть в Западной Европе, в крайнем случае, в Крыму. Но если на одну секундочку допустить, что изменилось время, то почему бы и прочим категориям не пойти иными путями? Философии это нисколько не противоречит: по ней, время и пространство связаны.
– Истр, дружище! – позвал Родион. – Ты знаешь такую реку – Дон? Или Черное море?
– Дон… хм… – подросток задумался. – Есть поблизости большая река, мы зовем ее Тихий, а ромеи – Танаис. А еще одну большую реку – Борисфен или Данапр. А море… море… Эвксинский понт? Слышал что-то, но плохо помню.
Борисфен, Танаис, какой-то понт. А ситуация-то беспонтовая! Без бутылки – точно не разберешься! Параллельная география какая-то.
– Истр, а у вас зимой снег бывает? – озадаченно тряхнув головой, Родион решил зайти с другой стороны.
– Конечно, бывает, и много. А ты думал, кто от вас на юге, тот и зимы не видал? И морозы случаются, и реки замерзают – не каждую зиму, правда, но бывает.
Ну, уже кое-что – находимся не в Африке! Впрочем, главное не место, а время. Неужели действительно четыреста пятидесятый год (или около того)? Это даже не старина, это… архаика! За полторы тысячи лет забросило, даже больше! В дикие и малоизученные времена, о которых никто почти ничего толком не знает! Ну, были какие-то варвары… кочевали… народы переселялись. Зачем, спрашивается, чего им на месте не сиделось? В Рим тянулись не то грабить, не то на заработки, повышая криминогенную обстановку. Как гастарбайтеры в Москве, ничего принципиально нового.
– Ты чего, брат, сидишь-то? – Истр толкнул в плечо задумавшегося Родиона. – Давай помогай копать!
– Копать?
Ах да, ну, как же! Раз помощи от полиции раньше чем через полторы тысячи лет ждать не приходится, надо полагаться на себя.
Но голыми руками рыть оказалось трудно, почти невозможно: сперва шел слой глины толщиной с ладонь, а дальше земля оказалась твердая, будто камень. Сломав ноготь, Родион выругался и сплюнул:
– Да тут, братец ты мой, экскаватор нужен! Ну, или, хотя бы лопата, кирка…
– Нету у нас кирки. Хочешь жить – и так справишься, – с цинизмом, уже не удивительным в столь молодом парне, отозвался Истр. Родион начал понимать: в этом мире каждый привык спасать себя сам. – Не сидеть же просто так, врагам на радость?
– Да тут не только ногти – руки переломать можно! Слушай, а давай-ка я к тебе на плечи встану. Выдержишь?
– Спрашиваешь! Я, брат, тебе не слабак какой-нибудь!
– Да я заметил, что не слабак. Только уж больно тощий.
Оказавшись наверху, Родион уперся левой рукою в край ямы, правой же попытался расшатать решетку, но все усилия оказались напрасны.
– Да-а, – опустившись снова на дно, устало промолвил юноша. – Зацепить бы ее тросом к «КамАЗу» да дернуть. Плечи-то я тебе не отдавил, братец?
– Да не такой уж ты и тяжелый!
Усевшись наземь, Родион посмотрел на свою руку – даже здесь, в тени на дне, была хорошо заметна широкая рыжая полоса, пересекавшая ладонь.
– Ржавчина…
– Ну, да – ржа. – Истр глянул с недоумением. – И что?
– Как ты думаешь, старая у них эта яма?
– Пожалуй, да. Места здесь мало, больше двух-трех человек сразу держать не получится, а дерьма в отхожей ямине – много, ишь, смердит-то!
– Да уж, – Родион поморщился. – Мог бы и не говорить. Яма, значит, старая. Решетка, судя по ржавчине, тоже не новая. Так неужели она везде одинаково крепкая?
– С виду так. – Истр поднял глаза. – Крепкая.
– Вот и тюремщики наши так думают. А вдруг они ошибаются?
– Ты предлагаешь проверить? – Парнишка с готовностью вскочил. – Давай теперь я полезу!
– Ладно, ладно… Потом, чур, поменяемся!
Истр копошился наверху долго, не уставая командовать: туда подвинься, сюда… пару шагов влево… вправо…
– Ну, что там? Нашел что-нибудь?
– Да нет пока… Может быть…
– Ну, так не пойдет. Слезай!
Спрыгнув, подросток недовольно поморщился.
– Что глазищами засверкал? – накинулся на него Родион. – Туда его подвинь, сюда. Нет, брат, этак мы зря туда-сюда метаться будем. В любом деле главное что?
– Что?
– Методичность!
– Ну, вот опять непонятное слово.
– Сейчас поймешь. А ну-ка, подставляй спину. И, обрати внимание, сейчас я тщательно проверю весь этот сегмент… то есть край, потом ты – следующий, чуть левее. Понял? Сперва края проверим, потом середину. Если дотянемся…
– Дотянемся, – усмехнулся Истр. – Главное, отыскать бы хоть какую слабинку.
Края решетки, черт бы их побрал, оказались крепкими – ни один прут не прогнулся, не дрогнул даже. А вот середина…
– Внимание… Иду!
Оторвавшись от стенки, Родион сделал шаг, потом другой. Истр, придерживаясь за решетку сверху, балансировал у него на плечах, будто цирковой акробат. Аттракцион братьев Доброгастовых! Спешите видеть! Алле… Оп!
– Есть! – Голос подростка дрогнул. – Нашел! Слышишь, брат! Тут вот… вот… Дрожит, прогибается… Сейчас-сейчас, я на ней повисну… Эх, я слишком легкий! А ну-ка, дерни меня за ноги!
– Только ты ухватись покрепче!
– Уже!
– Ну, тогда… р-раз-два…
Они завалились наземь оба, но тем не менее были счастливы: в руках Истра остался вырванный из решетки прут!
– Вот заодно нам и оружие! – улыбался подросток.
– Заточка выйдет изрядная, – согласился Родион. – Да не сиди ты, давай, подтягивайся! Выбираться надо – солнышко заходит, скоро нам еду принесут, а тут решетка почти выломана!
Парнишка не заставил себя упрашивать: живо вскарабкался на плечи Родиона, ухватился за прутья.
– Ну, как, протиснешься?
– Сейчас… рубаха мешает… Сейчас.
Скинув рубаху, Истр вновь забрался на плечи, подтянулся… Пролез! Черт побери – пролез ведь!
– Ну, как там наверху, хорошо, да?
– Камни тяжелые… Едва отвалил… И много их!
– Ты вот что: подложи под решетку прут, обопри на камень, надави, ну, используй как рычаг – понимаешь?
– На камень? А, понял… Давай, бросай прут!
– Отойди, в башку еще попаду.
– Не попадешь – я увертливый.
Выкинув прут наверх, Родион азартно потер руки и вдруг засмеялся. Господи… Ну, приподнимет Истр решетку, да только как туда добраться-то в одиночку? Кто ему теперь-то плечи подставит? А до решеточки метра три с половиной, допрыгнуть – никак, и стенка отвесная.
– Все! Готово, брат!
– Слышь, парень, – окликнул осененный ценной мыслью Родион. – Сбрось-ка мне сюда пару-тройку камешков, побольше которые!
– Сейчас! Оп…
Немного погодя в яму рухнул увесистый булыжник.
– Черт, ты что творишь-то?! Едва голову не проломил. Ладно… Давай еще.
Соорудив из камней шаткую пирамиду, Родион забрался на нее, постоял, стараясь найти равновесие, потом подпрыгнул, цепляясь за край ямы, подтянулся.
– Держись, брат! – Истр поспешно протянул сверху руку.
– Сам держись! А не то обратно уволоку.
Еще немного, немного… чуть-чуть… протиснулся… вот оно! Все! Свобода-а-а-а!