— Они могут остаться, но только в пределах этого помещения, тебе понятно?
— Да я вообще не знаю, почему и как они здесь оказались.
— Это не должно меня волновать. Заставь их подчиняться. Через двадцать минут завтрак, приведи себя в порядок и спускайся.
Сохраняя своё непревзойдённое самообладание, Иероним удаляется. Клаэс угрюмо хмурится ему вслед, а затем замечает под ногами особо борзую парочку, уже норовящую ускользнуть в коридор, поспешно подбирает их и захлопывает дверь.
Клаэс не придумал ничего лучшего, чем попросту закрыть грызунов в комнате, проём между полом и дверью слишком узкий, его практически нет, потому крысам не удалось бы протиснуться. Если им надоест сидеть взаперти – тем лучше, пусть уходят так же, как и пришли. Перед выходом Майн тщательно умывается и наспех забирает волосы в небрежный хвостик, чтобы за столом не выглядеть растрёпанным. Невзирая на то, что он здесь заложник, а не гость, Клаэс не хочет никому доставлять проблем или оскорблять своим неряшливым видом.
Когда Майн спускается в обеденный зал – все уже сидят за столом, а Матиль заканчивает накрывать, половником зачерпывая из кастрюли густую овсяную кушу и раскладывая её по тарелкам. Иероним возложил на неё ответственность самостоятельно составлять ежедневное меню на своё усмотрение, и девушка изо всех сил старается, чтобы обитатели дома питались правильно. Иногда доводится сталкиваться с возражениями, но любой бунт быстро оказывается подавлен.
Из присутствующих на появившегося Клаэса оглядываются только Иола и Надя, младшая приветливо улыбается ему, а старшая грозно взирает исподлобья, как на врага, с которым у неё личные несведённые счёты. Альбер привычным образом сутулится и смотрит в тарелку, сложив руки на коленях. Матиль рассержена, Клаэс чувствует это каждой клеточкой своего тела, ведь Иероним не приказал избавиться от крыс, а ему уже не возразишь. Эгон выглядит всё так же плохо. Похоже, он просто тяжелее остальных переносит ранние утренние подъёмы и первые часы после пробуждения более всего напоминает восставшего из могилы уже начинающего немного подгнивать зомби. Ему приходится держать локти на столе и ладонями упираться в скулы, чтобы голова безвольно не моталась из стороны в сторону. Иероним тоже здесь, он сидит, как и полагается, во главе стола. Рядом с его тарелкой – кружка ароматного кофе, у остальных – свежевыжатый апельсиновый сок. К овсянке прилагается по две булочки со злаками, кусок сливочного масла и шоколадный батончик на фруктозе. Нэми бы здесь понравилось. Вопреки массе вредных привычек пищу он любил исключительно здоровую.
Клаэс садится на единственное свободное место между Эгоном и Надей. На девочку он старается вообще не смотреть, а вот она, в свою очередь, разглядывает его неприкрыто и беспардонно. Матиль, наконец, тоже садится, традиционным образом желает всем приятного аппетита, и трапеза начинается.
Возможно, молчать за столом здесь принято издавна, потому Клаэс даже не намеревается вносить в закрепившиеся устои какие-либо коррективы. Первым тишину нарушает Эгон:
— А у Нэд снова вши.
Изумлённая девочка разевает рот, затем резко вскакивает, с грохотом опускает ладошки на стол и подаётся вперёд, к Матиль, обращаясь именно к ней:
— Он врёт! Это не правда, не верь!!
В этот момент Клаэс понимает, что Надя всё же признаёт своеобразный авторитет Матиль и даже побаивается её, ведь девушка может настоять на обстригании волос, если того будут требовать обстоятельства.
— А она уже поверила и обязательно проверит. – злорадствует Эгон, которому явно нравится выводить из себя тех, кто случайно оказывается рядом. – Да ты не переживай так, тут у всех есть свои маленькие секретики. Клаэс, ты уже знаешь, что Матиль страдает от неразделённой любви к нашему папуле?
Матиль резко опускает недонесённую до рта ложку с овсянкой в тарелку и устремляет гневный взгляд на Эгона, а он виртуозно её не замечает, будто бы субъект обсуждения не сидит сейчас напротив, и непринуждённо продолжает свой монолог:
— Она просто с ума сходит по нему. Мало того, что официально он её отец, так ещё и как личность её вообще не воспринимает, только как домохозяйку. Но Матиль у нас девушка стойкая и продолжает надеяться, что однажды они будут счастливы вместе.
Клаэс в некотором недоумении смотрит на зловредного склочника по соседству, затем косится на Иеронима, который продолжает спокойно завтракать, словно не слыша и не видя никого вокруг. Матиль испепеляет Эгона, сидящего напротив, преисполненным ненавистью взглядом и из последних оставшихся сил старается сохранить самоконтроль. Девушка уже привыкла к подобным выходкам, но Клаэс чувствует, что если бы на то была её воля, то она засунула бы Эгону кляп в рот и никогда его не вытаскивала.
— А Альбер ночью опять моделировал неприличные сны с участием Матиль.
Сконфуженный Альбер заливается краской, резко поднимается из-за стола и поспешно удаляется, не проронив ни слова. Эгон всё с тем же безмятежным видом мешает кашу в тарелке, игнорируя осуждающие взгляды Матиль и Клаэса.
— Какая же ты скотина. – укоризненно подытоживает Матиль.
— Я, вообще-то, делаю всем вам одолжение. – его тон становится оскорблённым.
— Шёл бы ты нахрен с такими одолжениями!
— Нэд!! – возмущённо вскрикивает Матиль. – Следи за выражениями!
— Всё, я наелась!
Девочка так и не садится обратно за стол, собравшись покинуть обеденный зал, но её останавливает Иероним. Его тон властен и не приемлет ослушания, при этом Штольберг даже взглядом девочку не удостаивает:
— Сядь на место.
— Альбер ушёл, а мне почему нельзя?!
— Я не намерен повторять дважды. Эгон прав.
— Ну хоть кто-то меня понимает. – отзывается удовлетворённый торжеством справедливости Эгон. - Я, к вашему сведенью, пытаюсь мотивировать ваше развитие. А вместо благодарности одни только обидки. Если бы вы больше старались, то ваши головы не были бы для меня как проходной двор.
— Знаешь, не все такие одарённые, как ты. Мог бы учитывать это хотя бы иногда. – напоминает Матиль.
— Вы просто лентяи.
— Лентяи?! – Матиль снова вспыхивает, Клаэс обратил внимания, сколь много усилий она прикладывает к тому, чтобы держать свои эмоции под контролем, но получается не очень успешно. – Альбер лишился глаза!
— Да, а всё почему? Потому что облажался. Так что это не я жестокий, а вы слабаки.