— Вот видишь, папочка со мной согласен.
Клаэс придерживается позиции невмешательства, ему нет дела до этих людей и принимать участие в их перепалках он тем более не собирается, но методы Эгона по воздействию на пробуждение скрытых возможностей своих «братьев и сестёр» кажутся ему и впрямь не вполне приемлемыми. У Майна всё ещё не получается увидеть, что в действительности творится в его голове и побольше узнать о его подлинных переживаниях и желаниях. Пока Клаэс лишь предполагает, что всё это Эгон делает действительно из лучших побуждений. Гнев, по его мнению, должен послужить катализатором прогресса, он слишком устал, что большая часть внимания базы сосредоточена на нём. Ему хочется, чтобы «папуля» хоть ненадолго оставил его в покое, сосредоточившись на ком-то другом. Но помимо этого существует вариант, что он просто злобный невротик.
Что касается остальных «детей» Штольберга – Клаэсу удалось самостоятельно получить урывочные подтверждения тех их жизненных обстоятельств, о которых рассказал ему Эгон. Хронология событий не восстанавливалась полностью, не будучи заведомо информированным – Майн многого не понял бы, потому что он видел лишь фрагменты, не особо связанные между собой. У Клаэса не возникает сомнений в том, что они не делились своими историями с Эгоном добровольно. Альберу и Матиль много ужаса довелось пережить уже в сознательном возрасте, его отпечаток никогда не сотрётся с их умов. Они прожили под одной крышей довольно долгий срок, вероятно, Эгон по частям всё это время собирал полноценную картину их жизней, за раз постичь все подробности не получилось бы. А об Иоле и Наде он узнал через Иеронима, возможно, «папуля» даже сам ему рассказал. Клаэс видит, что иногда они способны вести вполне дружеский диалог за партией в шахматы.
Эгон больше не говорит ни слова и через пару минут покидает обеденный зал, не съев и треть каши, а булочки и батончик вовсе оставив нетронутыми. Иероним уходит почти следом за ним, но от своего завтрака он не оставил ни крошки. Проходя мимо Клаэса, Штольберг задерживается на пару секунд за его спиной и сообщает:
— Через час мы все будем ждать тебя в библиотеке.
10.
Алистер так и не смог уснуть минувшей ночью, беспокойно ворочался с боку на бок до самого утра. Его не покидало тревожное чувство, которое каким-то образом напрямую было связано с Майном. Следователь решил, что Клаэс пытался связаться с ним, ведь «они» это могут. В свете последних событий, с которыми Атлеру довелось столкнуться, он был готов поверить во что угодно и любая, самая дикая новость не вызвала бы у него должного удивления. Позавтракав тостами с кофе, щедро разбавленным коньяком, Алистер позвонил на работу, узнал у секретарши, нет ли новой информации по поводу семьи Мерцев, окончательно убедился, что в полиции о них уже забыли, и отправился в Центр Психического Здоровья.
Беспокоить Оливера Стингрея Атлер привычным образом не стал, как и предупреждать о своём визите. Он терпеливо ожидал, пока доктор закончит обход пациентов перед дверью его кабинета. Увидев следователя, Оливер остановился в нескольких метрах, и по виду доктора Алистер заранее догадался о том, что известия его ждут самые неприятные.
Подавленный, всё ещё не полностью отошедший от случившегося доктор Стингрей, ничего не скрывая, поведал следователю об участи Клаэса. Оливер искренне скорбел, у Алистера не возникло сомнений касательно его непричастности. Инсценировкой смертей «особенных» пациентов промышляла ограниченная по численности группа людей, которые под прикрытием работали на Цепь, возможно, их трое, или четверо, но не больше. Чем уже круг посвящённых – тем проще и удобнее блюсти конфиденциальность.
Как бы невзначай Алистер попросил уточнить имя ночной медсестры, которая была с Клаэсом в ночь смерти, и главного врача, констатировавшего её. Оливер был слишком погружён в личные переживания, потому не задался вопросом, зачем следователю эта информация, и без задней мысли ответил. Поблагодарив доктора и записав имена в блокнот, Атлер попрощался с ним и удалился.
В течении часа Алистер оказался в своём участке и первым делом нашёл в общей базе данные медсестры и врача. Оба этих человека были преклонного возраста и несомненно многое повидали на своём веку, они пережили войну, но никакого участия в ней не принимали, несмотря на полученное ещё в мирное время медицинское образование, ведь их навыки могли пригодиться в полевых госпиталях. Медсестра выпала из жизни сразу после окончания училища, в короткой пометке «переведена в И.Ц.Э.П.Я» содержались одиннадцать таинственных лет, а затем женщина оказалась в психбольнице. Со врачом почти та же самая история. Алистер не ощутил смятения, напротив – всё было просто, как два прибавить к трём.
Клаэс Майн пытался вступить с ним в телепатический контакт, теперь он заложник Цепи, и единственное, что теперь оставалось следователю – ждать очередной его подобной попытки.
После завтрака Клаэс зашёл проверить своих крыс, меньше их, к его сожалению, не стало. Но и больше, вроде бы, тоже. Несколько грызунов сбились в кучку и мирно спали на не заправленной кровати, другие шустрили по углам. Затем Майн дважды прогулочным шагом обошёл дом, покурил в беседке у пруда и вернулся. У спуска на цокольный этаж он встречает Альбера.
«Ты туда же?»
«Да, не бойся, - в форме невербального общения голос Альбера для Клаэса звучит точно так же, как и наяву, за исключением того, что он не обременён заиканием. – Это стандартное еженедельное тестирование, тебе всё объяснят».
В конце библиотеки, у таинственной деревянной двери стоят Иероним, Эгон и Надя. Эгон едва передвигает ногами, он выглядит очень хиленьким, кажется, что достаточно сильный порыв ветра способен подхватить его и унести, как бумажный самолётик. Когда к ним приближаются Клаэс и Альбер, Штольберг отпирает дверной замок обыкновенным ключом. Перед собравшимися оказывается ещё одна дверь, как Майн и предвидел. Она целиком сделана из стали, на уровне глаз расположен небольшой экран, который загорается от прикосновения Иеронима, среагировав на зарегистрированные отпечатки пальцев. На сенсорной панели он очень быстро вводит несколько цифр. Затем свет экрана меняется на красный и отражается в глазах Штольберга, в сей момент мужчина специально старается не моргать. Это сканер сетчатки – понимает Клаэс. В лабораторию никому не разрешено заходить без ведома и сопровождения Иеронима. Звучит короткий, приглушённый сигнал, экран загорается зелёным, и электронный замок на двери открывается. Помимо него есть ещё два механических, на тот маловероятный случай, если произойдёт сбой в энергоснабжении. Пока Штольберг отпирает их ключами, Клаэс задаётся мысленным вопросом о том, почему среди присутствующих нет Иолы и Матиль, раз тестирование для всех, но даже не успевает как следует сформулировать его, потому что Эгон отвечает быстрее. «Крошка Иола по возрастному ограничению не проходит, с ней ведутся индивидуальные занятия в щадящем режиме, а Матиль уже давно бесполезна, но папуля выхлопотал для неё помилование, убедив комитет, что прислуга ему так или иначе нужна, а с наймом постороннего человека могут возникнуть трудности».
Сперва Штольберг позволяет пройти внутрь своим воспитанникам, процессия движется в безмолвии, никто не спешит и не толкается, соблюдая дистанцию между друг другом, будто в строю. Уже потом Иероним заходит сам и запирает за собой дверь.
Перед Клаэсом открывается обширное пространство площадью приблизительно пятнадцать на десять квадратных метров. Майн непроизвольно щурится с непривычки, потому что здесь в сравнении с остальными помещениями дома слишком много света, но вскоре глаза привыкают. В потолок встроено не менее тридцати флуоресцентных колб.
Основная часть помещения свободна, в центре стоит прямоугольный металлический стол и десять таких же металлических табуретов вокруг него. Потолок, пол и стены облицованы стальными листами, три из них пусты, вдоль четвёртой, занимая всю её целиком, установлена крупногабаритная панель со множеством плоских и выпуклых экранов разного размера, рубильниками, лампочками, индикаторами, клавиатурами – как сенсорными, так и устаревшими кнопочными. У Майна глаза разбегаются при виде этой аппаратуры.
«Это машина, считывающая мозговую активность», - поясняет Эгон.
У противоположной от входа стены стоит хирургический стол, накрытый простынёй, рядом с ним - трёхъярусная тумбочка на колёсиках, которая забита медицинским инвентарём. Клаэс признаёт лишь дефибриллятор. Сверху тумбочки закреплена лампа, наклон которой можно регулировать. Стол нагоняет жути, Клаэс представил себя, лежащим на нём.
В помещении отсутствуют какие-либо запахи. Звуки извне тоже не поступают, лаборатория тщательно изолирована от остального мира и существует, как показалось Майну, независимо от всего прочего. Сложилось впечатление, что здесь установлена некая неизвестная рынку потребления система стерилизации, и любая пылинка, попадающая внутрь лаборатории, мгновенно расщепляется на атомы и перестаёт существовать. Так же Клаэс замечает и камеры, установленные под потолком в четырёх углах. На одном из включенных мониторов он может видеть размноженное изображение себя со всех возможных ракурсов. Других камер в доме нет, только здесь и на заборе, окружающем территорию, Майн знает это наверняка.
Эгон, Альбер и Надя, по-прежнему сохраняя молчание, рассаживаются за столом так, чтобы между каждым из них оставалось свободное место. Клаэс следует их примеру, не дожидаясь персонального приглашения. С одной стороны оказывается Эгон, с другой – Альбер.