— Не переживай ты так сильно, подумаешь, какое дело. Папуля подтвердит, я почти умер уже не в первый раз. Всегда расстраиваюсь, когда приходится возвращаться, а что поделать… Очень печально не иметь права даже на смерть.
— Проходи. – тон Иеронима ясно даёт понять, что возражения он не примет, и Клаэс покорно переступает порог комнаты.
— Твои результаты уже отправлены на базу. Вот они там обрадуются. Без ложной скромности можешь считать себя выдающимся талантом. – продолжает пусть и слабо, но без умолку болтать Эгон.
— Это правда, – подтверждает Иероним. – Тебе всё ещё не удалось вспомнить лицо убийцы, или каких-нибудь подробностей, связанных с его личностью?
— Нет. – не колеблясь, отвечает Клаэс.
— Видишь ли, папуля, не всё так просто, – вновь встревает Эгон. - Тебе этого не понять, это можно только почувствовать. Короче, если воспоминание настолько хорошо спрятано, и достать его вручную ну никак не получается - могут помочь ассоциативные подсказки. Любые, даже самые мелочные. Не расскажешь ли ты нам более подробно о человеке, которому удалось сбежать с базы, ммм? Я, конечно, всё понимаю, ты вовсе не обязан этого делать, и выпрашивать мы не собираемся. В конце концов, это не на нас охотятся. Просто хочу довести до твоего сведенья, что любая – подчёркиваю - ЛЮБАЯ информация может значительно облегчить поставленную перед Клаэсом задачу.
Иероним пристально смотрит на такого убедительного Эгона и не верит ему ни на йоту. Клаэс видит это, но не вмешивается. Раз уж его новый товарищ взял на себя смелость выдвигать "папуле" требования, хоть и не навязчивые, то пусть доводит дело до конца, а там уж как получится, будут отталкиваться от конечного результата.
— Это произошло шестнадцать лет назад. - неожиданно начинает Иероним присущим ему монотонным голосом.
Видимо, он всё основательно обдумал и решил, что от разглашения этой информации среди крайне ограниченного количества человек ничего плохого не случится. Да и отпираться или брать слова обратно было уже поздно.
— В то время я работал на территории базы, но уже собирался начать индивидуальные исследования. Их смысл был тот же, что и сейчас - дать образцам максимум свободы, держа их под замком. В качестве первого подопытного я выбрал беременную девушку. Оплодотворение было произведено против её воли искусственным методом без полового контакта. Девушке было семнадцать. Она не отличалась особо выдающимися способностями, но смогла выносить плод. В большинстве случаев ещё на ранних сроках всё кончалось выкидышем. Точнее, матери сами их вызывали. Образцы обладают определённой властью над своими телами. Они предпочитали обрывать жизни своих детей ещё в утробе, потому что после рождения они больше не увидели бы их. Новое поколение образцов, появившихся уже на территории базы, пытаются вывести на высший уровень эмоционального развития, они не должны чувствовать одиночества, страха или привязанностей. Если выражаться проще – из их сознания искореняют всё человеческое. Я же всегда придерживался противоположной точки зрения касательно воспитания и содержания. Проект, которым я сейчас занимаюсь, планировался ещё тогда, и та девушка могла бы стать первой. Уже был оборудован этот дом, соблюдены все меры предосторожности. Руководство дало согласие, всё было готово. Транспортировку назначили на восьмой месяц. В целом беременность протекала нормально, но девушка начала хуже себя чувствовать. Жаловаться на недомогание не приходилось, об этом свидетельствовали результаты медосмотра. Так же ухудшились результаты тестов, она будто постепенно утрачивала способности. Мы предполагали, что это из-за ребёнка, сочли, что он питался ею. Изменился даже её нрав, она стала спокойнее. До этого девушка вела себя агрессивно и отказывалась содействовать экспериментам. Мы не исключали возможность того, что это лишь её уловка, чтобы ослабить нашу бдительность, потому во время транспортировки сюда её сопровождали шестеро вооружённых человек, в том числе и я сам. Определённый участок пути все преодолевают с завязанными глазами, даже водитель, а автомобиль переключается на автопилотирование. О местонахождении базы знают немногие, я бы даже сказал – исключительные единицы. Никто не может уехать или приехать туда по собственной инициативе без предварительного и согласованного уведомления. Чтобы исключить малейшую возможность повлиять на наше сознание во время пути – девушке завязали глаза и погрузили её в сон ещё перед выходом из камеры. Полпути прошло спокойно, по команде нам было разрешено снять с глаз повязки. Управление переключилось на ручное, водитель взялся за руль, как и было предусмотрено инструкцией. В машине установлена обратная связь с базой и камеры наблюдения, все наши действия ежеминутно контролировали. Всё шло гладко, но в один момент тот, кто выводил образец из камеры, достал оружие и застрелил водителя. Его будто поставили на таймер, заранее запрограммировали. В тот же самый момент девушка очнулась ото сна. Этого не могло произойти, действие транквилизатора было рассчитано точно и за несколько дней до транспортировки проверялось на ней же, чтобы убедиться в необходимой длительности сна. Автомобиль потерял управление, он перевернулся, но все пассажиры были пристёгнуты и избежали серьёзных травм. Сколь бы хорошо мы не были подготовлены, но такого не ожидали. Тот, кто выводил девушку, изначально был под её контролем, а за ниточки она дёрнула только в тот момент, когда мы оказались достаточно далеко от базы, но ещё не приблизились к населённым районам. Ребёнок не истощал её, а насыщал. Мы поняли это, когда было уже слишком поздно. Мы не успели опомниться, в течение последующей минуты после аварии были убиты остальные. Выжил только я, но был тяжело ранен, чтобы препятствовать бегству. Я получил три огнестрельных ранения. А тот, кто стрелял, в конце пустил себе пулю в висок. Девушка действовала очень быстро, произошедшее не было простым везением, она словно стала в стократ сильнее и всё тщательно продумала. Подкрепление прибыло через двадцать минут, меня госпитализировали, затем допросили, записи с камер подтвердили мои слова. На протяжение суток девушку не могли найти, сигнал чипа не отслеживался, это можно было бы объяснить только в случае исчезновения образца из этой реальности и перемещения в другую. Это невероятно, но она смогла заглушить сигнал. На следующий день он возобновился, и её нашли. Мёртвой, в заросшем овраге. Но уже без ребёнка. Роды происходили естественным путём, но кто-то должен был принять их. Девушка умерла от обильной кровопотери. А ребёнок бесследно исчез. У нас нет никаких предположений касательно того, кто мог забрать его и с какими целями. Вряд ли это было случайностью. Вероятно, девушка смогла связаться с кем-то телепатически и рассказать о своём плане побега, чтобы в назначенном месте её встретили. Она не рассчитывала выжить, потому что рано или поздно мы выследили бы её по чипу, основной её задачей было спасти своего ребёнка.
— А его пол ты знаешь? – уточняет Эгон, который даже улыбаться перестал на протяжении повествования, внимательно слушая каждое слово.
— Да, это мальчик.
— И сейчас ему приблизительно шестнадцать?
— Да.
— А что известно о её семье? Откуда-то же она к вам попала? – осторожно интересуется Клаэс, впервые за это время осмелившись подать голос.
— Кажется, я уже упоминал об отношении религиозных людей к проявлению сверхспособностей. Та девушка была дочерью священника в небольшом поселении. Точнее - это была обособленная коммуна. Семь домов и церковь во главе улицы. Она же являлась единоличным символом власти. Мне не известно, откуда пришли все те люди, думаю, они потеряли свои дома во время войны, объединились и построили новое общество. Подобные в те времена были повсюду, некоторые даже не знали о наступлении мира и избегали контакта с большими городами. Девушка, о которой я говорю, была младшей дочерью. Помимо неё в семье оставались сестра и брат, мы проверили и их, и отца, но тестирование ничего не выявило. Не помню, откуда до базы дошло известие о том, что с ней творится что-то "неладное". Кто-то из проходящих мимо коммуны странников передал дальше, так это обычно и работает. Священник воспитывал своих детей в строгости и изолировал их от лишней информации, они едва умели писать и читать на родном языке. А младшая дочь с раннего детства отличилась выдающимся умом, быстро научилась говорить, но вместе с этим стала бредить по ночам и во сне изъясняться на неизвестных языках. Она умела предсказывать погоду, угадывать чужие мысли и, само собой, тем самым невероятно пугала соседей. Кроме того, её мать умерла, рожая её, этим девочка ещё с момента своего появления на свет обрекла себя на вечные укоры со стороны отца. По словам священника, он не выпускал её из маленькой кельи с пятилетнего возраста, чтобы она не пугала прихожан. Удивительно, как её не сожгли за обвинение в колдовстве, ведь их убеждения допускают и такое. Мы услышали о ней, когда девочке было одиннадцать, и незамедлительно нанесли в коммуну визит под видом более высокопоставленных священнослужителей, объявили её одержимой, сказали, что сможем помочь избавить несчастное дитя от сидящих в ней бесов и беспрепятственно увезли. Это было слишком легко и принесло её семье лишь облегчение. Возможно, следующие мои слова покажутся вам слишком претенциозными, но база действительно зачастую спасает своих подопытных от смерти. Без нас их могли бы убить люди, которые боятся и не понимают редкие способности. Или же образец сам, оказавшись наедине с самим собой и своими мыслями, довёл бы себя до безумия.
— Всё это просто замечательно. Ещё раз спасибо тебе за заботу, папуля.
— А после её побега вы не возвращались в то поселение? Ну так, на всякий случай. – спрашивает Клаэс, за компанию с Иеронимом игнорируя язвительное замечание Эгона.
— Возвращались, но нашли на его месте лишь руины. Коммуна была выжжена дотла. Свои дома жители тех мест строили наспех из дерева, размещали почти впритык друг к другу. Всё выгорело. Наши люди расспрашивали некоторое время о произошедшем тех, кто жил поблизости и мог что-то знать. В соседней деревне, находящейся в тридцати километрах, рассказали о том, что на днях мимо проходила подозрительная группа людей, скорее всего - беглые преступники, или вражеские партизаны, они просили еды и ночлега, но все их гнали. В деревне предположили, что они могли быть вооружены, но не рискнули нападать на тех, кого было больше, а вот с жителями той коммуны справились бы. Такие случаи тоже не были редкостью, восстанавливать порядок после продолжительного правления хаоса нелегко.
— А трупы нашли? – вновь интересуется Клаэс, пытаясь выстроить в своём восприятии наиболее полноценную цепочку произошедших шестнадцать лет назад событий.
— Жителей коммуны? Да, но лишь обгоревшие кости. Общая численность населения не была нам известна, так что никто не мог сказать, что кого-то из жителей не хватает. Вместе с домами была уничтожена вся их документация, если таковая вообще имелась.
— Убийца – шестнадцатилетний пацан… - как-то мечтательно, почти влюблённо проговаривает Эгон, глядя в потолок. – Прости, Клаэс, но теперь он мой герой, а не твой брат.
— Он не мог проникнуть в республику и остаться незамеченным, это невозможно, все новопришедшие подвергаются тщательному обследованию и регистрируются, а родился он далеко отсюда. В Ньюэйдж проживает несколько тысяч мальчиков этого возраста, мы проверили всех – и иммигрантов, и коренных жителей на всякий случай. Но ни у одного из них не зафиксировано особенностей в работе головного мозга. Машину нельзя обмануть. По крайней мере, никому до этого не удавалось. Тот ребёнок, возможно, и не выжил, или не перенял способностей матери, такое тоже нельзя исключать. Генетика образцов всё ещё не изучена полностью, можно ожидать чего угодно. Но, так или иначе, он – единственный подозреваемый.
— Не такая уж база и всемогущая, прям бальзам на душу, честное слово. – насмешливо заключает Эгон, а после вдруг делается задумчивым, словно внезапно вспомнил о чём-то важном. - Подожди-ка, а что насчёт образца ДНК, или хотя бы группы крови. Я знаю, что даже наши где-то хранятся. Это же не просто так. Можно было проверить анализы на совпадение, только не говори, что вы до этого не додумались, я не поверю.
Иероним выдерживает паузу, и Клаэс чувствует, сколь неприятно ему углубляться в подробности. Допущенные оплошности всего «коллектива» в целом он принимает на личный счёт.
— Тела умерших на базе образцов кремируют. После того, как тело той девушки было сожжено, из хранилища исчезли все данные её анализов. Доступ к хранилищу имеется у крайне ограниченного числа персонала, внутри, само собой, установлены камеры, потребовалось много времени, чтобы просмотреть записи за все дни с момента смерти девушки, и в конечном результате была установлена личность сотрудника, который изъял её данные. Во время допроса он отрицал свою причастность, ему показали запись с камер, но он ничего не помнил. Так мы узнали, что существует возможность не только прямого воздействия на человека. Можно в прямом смысле задать выполнение определённых действий на конкретное время.
— Как поставить будильник...
— Да, Клаэс, как поставить будильник. И она это сделала. Тот сотрудник часто контактировал с ней, он наблюдал её беременность. Мы не знаем, как это могло произойти, мозговая активность образцов круглосуточно фиксируется, ни одна их мысль не ускользает от нашего внимания, то есть в том случае, если бы на него действительно было оказано гипнотическое воздействие - мы наверняка засекли бы это. Она вышла на новый уровень, смогла преодолеть все барьеры. Впоследствии сотрудника устранили из-за подозрения в соучастии, хотя все пройденные им тесты показывали, что он говорит правду.
— И что же база собирается делать, если это, конечно, не секрет, а?
— Ждать, пока убийца допустит ошибку и раскроет себя. Если Клаэс вспомнит что-то, имеющее хоть какое-то существенное значение, я доложу об этом начальству.
— А ты не боишься наказания за то, что сразу не рассказал им о встрече Клаэса с ним? Вдруг тоже устранят…
— Неужели моя участь не безразлична тебе? Никто не заподозрит меня во лжи. Сейчас у нас нет зацепок, но если они появятся – я придумаю, как оправдать себя.
11.
— Пойдём. – обращается Иероним к Клаэсу. – Эгону нужно отдохнуть.
— Нет! – протестует больной. – Пусть останется. Я хочу с ним поговорить.
Штольберг оборачивается к нему и смеряет подозрительным взглядом. Не удивительно, что его не радует перспектива возникновения дружеских отношений между кем-то из его «детей», это может повлечь за собой заговоры, ведь ежеминутно контролировать каждого он не может. Впрочем, пусть секретничают. К серьёзным последствиям это вряд ли приведёт. Если запретить, то Эгон лишь ещё больше озлобится. Так же Клаэс улавливает и слабо выраженное разочарование Штольберга. Он хотел наедине поведать Майну о чём-то, что касается только его, но это не срочно, можно отложить на потом.
— Хорошо. Но не долго. Ему тоже не помешало бы поспать.